Текст книги "На волосок от гибели"

Автор книги: Тимоте де Фомбель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

26
Последний путь

Когда на рассвете за Тоби придут и решат его судьбу, он не будет ни на кого в обиде.

Мальчуган не ушел вместе со взрослыми. Он растянулся на земле возле Тоби, и они так и лежали рядышком. Малыш Луна что-то напевал, не размыкая губ, как пела до этого женщина. Потом сел и, притоптывая в такт ногой, заставил звенеть жалобно и протяжно травяной волосок.

Тоби задумался: осталось ли на свете хоть что-нибудь, что привязывает его к жизни?

Родители, Нижние Ветви, Элиза, Лео Блю, Нильс Амен – все стали прошлым. На земле не было ни единого живого существа, которое думало бы о Тоби. Тоби больше ни от кого ничего не ждал.

К ним подошел человек. С виду совсем не здоровяк – стройный юноша со спокойным взглядом. Он взглянул на лежащего на земле связанного Тоби, наклонился, надел на Тоби мешок и взвалил мешок на спину. Тоби почувствовал себя бараном, которого несут на заклание.

Теперь он понял, почему женщина назвала его рубашку мешком. Облезлые не носили рубашек, зато носили заплечные мешки с длинными завязками наподобие рукавов, чтобы равномерно распределять тяжесть.

Юноша попрощался с малышом Луной и двинулся в путь. Тоби знал, что для него этот путь последний.

Они долго шли по лесу, и лес становился все темнее и темнее. Носильщик шел ровным пружинистым шагом, дышал размеренно, спокойно. Тоби сложился в мешке пополам, лежал и не шевелился. Сквозь прореху он заметил, что малыш Луна потихоньку идет за ними. Время от времени носильщик останавливался и кричал мальчугану:

– Отправляйся домой, Тряпичка! И смотри, берегись возле заводи лягушек!

Заводь. Лягушки. Тоби опять ничего не понял. Похоже, что малыш Луна тоже мало что понимал, потому что продолжал идти за ними, пробираясь между лиан и пучков травы.

– Не ходи за нами, Тряпичка! Иди к сестре, она напечет тебе блинчиков.

Тоби чуть не подпрыгнул в мешке. Блинчики! Что поделать, если он не мог не думать об Элизе? Он вытер мокрые глаза грубой мешковиной. По языку потекло воспоминание о сладком меде. Но ему не суждено изведать вкус счастья.

Дорога постепенно шла под уклон. Тоби заметил, что вокруг, куда ни взглянешь, блестит вода. Юноша зажег фонарь. Травяной лес отражался в водяном зеркале и казался бескрайним. Новый мир, полный тайн, завораживал Тоби.

Отец был прав, говоря, что на Дереве свет клином не сошелся. Есть еще равнина, заросшая травяными джунглями, на которой очутился Тоби. Верно, есть и другие неведомые миры – здесь же или на звездах.

Тоби о них ничего не узнает – его ждет смерть.

Но защищаться он не будет. Борьба утратила для него всякий смысл.

Его тащили в заплечном мешке, словно старую, никому не нужную куклу. И он не сопротивлялся. Он ушел сам. Ушел за границу жизни.

Но вот одно за другим к нему стали приходить воспоминания. Голос матери. Треск лопающихся по весне почек. Лица сестер Ассельдор. Рука отца у него на плече.

Последний день с Элизой.

Это был день накануне пикника с Берник Альзан. Весенний день, теплый и прозрачный. Они сидели на склоне горы возле озера. Гора заросла моховым лесом. Сначала они пробирались через его заросли, потом вышли на опушку, влезли на дерево и уселись на ветке.

Озерное зеркало тревожили две гигантские водомерки, исполнявшие, очевидно, танец влюбленных. Одна делала длинные скользящие пробеги, вторая приближалась к ней медленными зигзагами. Иногда первая исчезала под водой и выныривала чуть дальше. Наконец она ответила второй торопливым движением ножек, похожим на взмах ресниц. И танец-обольщение начался вновь.

Тоби и Элиза с улыбкой наблюдали за водомерками.

– Мне будет не хватать их, – сказал внезапно Тоби.

Элиза вскинула голову и посмотрела на него.

– Когда это?

Тоби пожалел, что заговорил о будущем.

– Понимаешь, когда… я освобожу маму с папой, нам, наверное, придется куда-то уехать, и, я думаю, далеко. На некоторое время.

– На некоторое время? – переспросила Элиза. – Ты хочешь сказать, что я встаю каждое утро, чтобы помочь тебе уехать? Ну спасибо, Тоби!

Она отвернулась. Тоби попытался объяснить, что он имел в виду:

– Элиза! Но мы же не можем десятки лет прятаться втроем в пещере. Нам всем нужно жить.

– Уезжай, если, чтобы жить, тебе нужны какие-то дали! Уезжай! Никто тебя не держит!

Элиза спрятала подбородок в воротник, уставившись в невидимый горизонт. Лицо ее стало суровой маской, какой бывало в дни печали. Тоби не нарушал тишины, и она встала между ними неприступной стеной.

– Но я же вернусь. Обещаю, что вернусь и…

Он замолчал.

– И? – бесстрастно спросила Элиза.

– Найду тебя.

– И зачем это тебе? – бросила она, словно метнула острый нож.

Снова молчание. Тоби почувствовал, как у него сжалось горло.

– Зачем? Мне?

Больше он ничего не мог выговорить. Еще одно слово, и у него хлынут слезы. Элиза уже пожалела о своих словах, но ей стало так невыносимо больно при одной только мысли о разлуке… Она хотела попросить прощения, сказать о своей печали, но услышала, как он с трудом выговаривает:

– Знаешь, у меня не так много друзей, всего один, считая тебя…

Элиза соскользнула по моховому стволу и оказалась внизу.

Тоби спустился вслед за ней. Элиза побежала. Спеша за ней, глядя, как она перепрыгивает с кочки на кочку, как это бывало уже сотни раз, он почувствовал, что между ними возникло что-то новое. Неведомая ниточка, из-за которой быстрее забилось сердце и участилось дыхание.

Элиза мчалась по коре не оборачиваясь, перепрыгивая через трещины. Тоби бежал за ней, чувствуя плотность рассекаемого воздуха. Похоже, и воздух переменился. Теперь они летели по склону вниз. В самом деле летели, и озеро росло у них на глазах. А сзади, за их босыми ногами, клубилась золотистая пыль.

На пляже они остановились и уставились друг на друга, как рыбы, хватая воздух ртами, пытаясь отдышаться. Теперь они смотрели друг другу прямо в глаза. Молчали, позволяя крепнуть этой удивительной ниточке. Потом отвели взгляд. Воздух казался гуще ароматного супового пара. Оба опустились на теплый песок и сели спина к спине, поддерживая друг друга, пытаясь обрести утраченное равновесие. Пальцы, перебиравшие песок, встретились.

Они увидели, что на другом берегу озера стоит Иза и машет рукой, зовя их к себе. Но они еще несколько секунд сидели не шевелясь.

– У меня тоже, – едва слышно произнес Тоби.

К чему относились эти три слова, сказанные вроде бы ни с того ни с сего? Элиза ведь сидела и молчала. Но она прекрасно поняла, о чем были эти слова, и они не показались ей странными.

Она повторила:

– У меня тоже.

Так они заключили союз.

Элиза вскочила первой и побежала к матери.

Тоби еще раз вытер глаза грубой мешковиной. Лес вокруг поредел. Каждый шаг носильщика теперь сопровождался чмоканьем, и по воде разбегались мелкие волны, замирая у толстых травяных стеблей. Тоби всматривался в потемки сквозь прореху в заплечном мешке. Ему казалось, что в темноте он ловит взгляды сверкающих глаз. Мальчугана он больше не видел.

Малыш Луна присоединился к тем, кого Тоби больше не встретит никогда. Таков закон жизни: дорогие ему люди исчезают, оставляя золотую пыль, от которой у него щиплет в глазах.

Опускалась ночь, в лесу становилось все темнее. Здешняя ночь была совсем не такой, как на Дереве: теплая, влажная, она была полна звуков и таинственных бликов. Носильщик и Тоби уходили все дальше в темный лес. Вода становилась все глубже. Носильщик брел по пояс в воде. Перед собой он толкал маленький плотик с горящим фонарем.

– А-а-а-а-а!

С неба прямо перед ними плюхнулось что-то огромное, подняв волну небывалой величины.

С криком ужаса носильщик выпустил мешок из рук и успел схватиться за травяной стебель. Мешок с Тоби поплыл. Взбаламученная вода трепала его, но он плыл, пока наконец его не занесло в протоку между травами.

Когда Тоби пришел в себя, ему удалось кое-как расширить дыру зубами – руки и ноги были у него по-прежнему связаны. Теперь он увидел, что же свалилось на них с неба, и ему показалось, что он видит сон.

Свалилось живое существо, огромное чудовище. Сначала Тоби увидел его тень, потом выпученные глаза и огромные стоявшие домиками лапы. Немигающий взгляд чудовища был устремлен на носильщика. Тот отважно держался за стебель и никуда не убегал. Кожа у чудовища была зернистой и блестящей. Само оно было раз в сто больше скарабея или улитки.

Ужас на этом не кончился. Чудовище высунуло длиннющий язык и поймало им несчастного носильщика. Отчаянный вопль – и тишина.

Бедный юноша, судорожно колотя руками и ногами по воздуху, исчез, словно в туннеле, во рту чудовища. В последний миг его глаза встретились с глазами Тоби.

Затаившись в мешке, Тоби поклялся, что никогда больше не подумает о смерти.

Лягушка – а чудище было именно лягушкой – придвинулась к Тоби и долго смотрела на мокрый мешок. Выпученные глаза почти касались дыры, сквозь которую смотрел Тоби. Тоби застыл, не шевеля ни одной ресничкой. Между зеленых губ он видел кончик языка.

Внезапно чудище исторгло громоподобное «Ква!». Тоби вздрогнул, и этого легкого движения вместе с волной, поднятой лягушкой, хватило, чтобы мешок начал погружаться в воду.

Лягушка бросила свою добычу, издала еще одно оглушительное «Ква!» и исчезла.

Исчез с поверхности воды и Тоби.

Уже в который раз Тоби грозила смерть, но теперь, похоже, не просто грозила.

Руки и ноги у него были связаны, сам он находился в мешке, который медленно погружался в воду посреди леса, его спутника сожрала ужасная лягушка, так что помочь ему было решительно некому.

Тоби был уже целиком в воде, но он задержал дыхание, замер, считая про себя секунды, словно продолжал на что-то надеяться.

Надо сказать, что ему, как назло, совершенно расхотелось умирать. Так бывает всегда, если смерть неизбежна. И это лучше иметь в виду.

Тоби почти не удивился, когда почувствовал, что его мешок тянут наверх, что вода из него постепенно утекает, что… Он судорожно вздохнул, и его легкие заполнились воздухом.

И тут он увидел маленькую ручку, которая шарит в мешке и щекочет ему подбородок.

– Это я…

Тоби узнал голос. Мешок был развязан. Тоби выглянул, и глаза его засияли – он увидел малыша Луну. Мальчуган из Травяного Племени в желтой повязке следовал за ними по пятам. Он не бросил Тоби.

Никому бы другому Тоби так не обрадовался. Юный мальчуган. Добрый в этом злобном мире.

– Лягушка злая, – сказал он. – Она съела Видофа.

Тоби было очень жаль несчастного носильщика. Значит, его звали Видоф. Он спросил:

– У него есть семья?

– Нет. Они собирались пожениться с Илайей.

Тоби вновь ощутил, до чего хрупка и уязвима жизнь в травяных зарослях. Здесь ни на что нельзя положиться. Судьба Облезлых так же непредсказуема, как судьба крупинок пыльцы. Малыш Луна подогнал к ним плотик с фонарем, который каким-то чудом не погас.

– Илайя будет плакать, – сообщил он.

Да, так оно и будет, но что они могли тут поделать?

Грязь с малыша смылась, и кожа у него была теперь светлая и блестящая. Малыш развязал Тоби руки и помог выбраться из мешка. Развязали они и ноги.

Теперь Тоби стоял по пояс в воде.

– Уходи, – сказал мальчуган. – Дождись утра и уходи. Твое Дерево в той стороне.

– А ты?

– Я вернусь утешать Илайю.

– Ты не боишься? Сколько тебе лет?

Малыш Луна невесело усмехнулся.

– Если меня съест ящерица или лягушка, Илайя будет плакать дольше. Но я буду осторожен.

– А кто это – Илайя? – спросил Тоби.

– Моя старшая сестра.

Там, где они стояли, вода доходила Тоби до пояса, а малышу Луне до плеч. Чудо из чудес, что такой малыш смог сюда добраться.

– Почему ты шел за нами?

– Не знаю. Просто шел, и все.

И малыш Луна двинулся в обратный путь, сказав на прощание:

– Счастливо, Ветка.

Тоби направился в ту сторону, куда указал ему малыш Луна. Перед собой он толкал плотик с фонарем, но пламя вдруг затрепетало и погасло. Ночь превратилась в черную бездну.

Тоби снова почудились мерцающие во тьме глаза. Он невольно подумал, что никогда еще в жизни не был таким одиноким.

Все вокруг будто застыло… И вдруг послышалось: шлеп! шлеп!

– Я боюсь.

Голос прозвучал совсем рядом с Тоби. Это был малыш Луна. Испуганный мальчуган сразу избавил Тоби от всех печалей. Вцепившаяся в него маленькая холодная ручка вмиг сделала его большим и сильным.

Тоби никогда еще не доводилось чувствовать себя старшим братом. Теперь он себя им почувствовал. Понял, что отвечает за малыша.

Что не выпустит маленькой ручки до тех пор, пока она не обнимет шею матери или сестры.

Ответственность придала смысл жизни Тоби Лолнесса, определила ее направление. Он уже не был той размякшей в древесном соке крошкой, против которой ополчилась судьба.

– Не бойся, я отведу тебя домой.

Он помог малышу взобраться к себе на плечи и тронулся в обратный путь по болоту.

27
Другая жизнь

Стрела вонзилась в горло ящерицы, в светлое пятно, самую уязвимую его часть. Десятилетний мальчик выскочил из зарослей, не дожидаясь, пока ящерица окончательно затихнет. Он в восторге размахивал сарбаканом[4]4
  Сарбакан – трубка, из которой индейцы стреляют отравленными стрелами.


[Закрыть].

Ящерица в последний раз дернулась и замерла. Мальчик внимательно ее осмотрел. Ящерица была совсем небольшая, но их семье ее хватит на целую зиму.

Мальчик с гордостью осматривал свою добычу: после такой охоты он получит право выбрать себе имя. Его больше не будут называть Тряпичка. Он это заслужил.

С возрастом увеличиваясь и ширина повязки, которую носили люди Травяного Племени. Малышня бегала голышом, потом на детей надевали узенькую льняную тряпочку, и они становились Тряпичками. Об очень юной девушке говорили: «У нее узкая повязка», о старике: «Он завернут в поле льна». В пятнадцать лет повязка превращалась в одежду из куска полотна от груди до колен. В конце жизни плащ до пят становился саваном.

После десяти лет, совершив смелое деяние, мальчик имел право выбрать себе имя.

Юный охотник уже знал, какое имя он будет носить. Он хотел, чтобы его назвали Лунный Диск.

А пока он бежал со всех ног, торопясь сообщить о своем подвиге. Желтеющие стебли травы дышали августовским зноем. В любую минуту его добычей могла завладеть полевая мышь. Он бежал, чтобы позвать помощников и перетащить ящерицу. Ее вкусное мясо очень пригодится зимой.

Не прошло и десяти минут, как он оказался у травяного стебля и легко на него взобрался. Из качавшегося колоска выкатилось одно зернышко, и в круглой, пахнущей хлебом комнатке они устроили себе летний домик.

– Илайя! Удача!

Илайя открыла глаза. В жаркий полдень все отдыхали. Она тоже уснула на полу, положив голову на мучную подушечку. В золотистом свете ее длинные волосы казались темными лучами, припорошенными золотой пудрой.

– Что случилось, Тряпичка?

Мальчик резко встряхнул головой.

– Никогда больше не зови меня так!

Потягиваясь, девушка улыбнулась.

– Так что случилось?

– Я убил ящерицу!

Она опять улыбнулась. Лунный Диск очень любил улыбку Илайи, которой не видел уже давным-давно. Но теперь она снова начала улыбаться.

Два года тому назад у его сестры случилось большое горе. Она была обручена с юношей по имени Видоф. Видоф погиб при трагических обстоятельствах. Долгие месяцы Илайя была безутешна и вот наконец стала потихоньку возвращаться к жизни.

– Мне нужна помощь, – сказал Лунный Диск, забираясь на самый верх колоса. Вслед послышался звонкий голос:

– А как тебя теперь звать, Тряпичка? Скажи, как?

С вершины колоса он заорал что есть мочи:

– Лу-у-у-унный Ди-и-и-иск! Меня зовут Лунный Диск!

Он стоял на вершине колоса, а вокруг простиралось золотое волнистое поле; вдалеке на него ложилась тень Дерева. Слепящее сияние. Высокие стебли плавно клонились то в одну, то в другую сторону, и по золотому морю бежали волны. Лето было лучшей порой года, и эта безмятежность лишь иногда нарушалась грозами, превращавшими все вокруг в настоящий ад.

– Что случилось?

Вопрос прилетел с соседнего колоса, где, как видно, услышали оглушительный вопль.

– A-а, это ты, Тряпичка!

– Меня зовут Лунный Диск. Мне нужна помощь. Возле чертополоха я убил ящерицу.

С соседнего колоса кинули клич следующему. От колоса к колосу весть разлетелась по полю. Через несколько минут вокруг ящерицы суетилось множество народу: каждый отрезал положенный ему кусок свежего мяса.

На ящериц охотились редко. И хотя мясо опасной рептилии было лакомством, она избавляла округу от комаров, истребляя их десятками, что было большим благодеянием.

Комары представляли собой опасность куда более грозную, чем ящерицы. Выражение «жизнь без ящериц» подразумевало «ящериц нет потому, что нет комаров, а значит, жизнь прекрасна». Охотились на них только четыре дня в году, и сезон этот начинался пятнадцатого августа.

– Отличный трофей, Тряпичка! Браво!

– Я больше не Тряпичка, я Лунный Диск.

Лунный Диск не спеша обходил мертвую ящерицу. Он кого-то искал.

– Кого ищешь, Тряпичка?

– Меня зовут Лунный Диск, запомните раз и навсегда.

Он не нашел того, кого искал, того, с кем ему так хотелось поделиться своей радостью. Он подошел к мальчику постарше и сказал таким тоном, будто отдавал распоряжение:

– Послушай, Аро, отнеси нашу долю мяса Илайе, моей сестре. У меня срочное дело.

Аро едва сдерживал улыбку, но взял себя в руки, потому что не хотел обидеть мальчика, хотя мгновенная перемена в нем его позабавила. Еще вчера это был всего-навсего мальчуган, а сегодня он раздает приказы и завел себе срочные дела.

– Слушаюсь, Тряпичка!

Лунный Диск тяжко вздохнул:

– Я теперь больше не Тряпичка…

И исчез за чертополохом. Вскоре он уже был у зарослей тростника. Когда тростник засохнет, он причудливо перекрутится, а в сентябре упадет в воду, привлекая к себе комаров, но в чудесном месяце августе тростник еще напоминает стройные колонны, которые красиво обрамляют зеленый дворец. Эти колонны кто-то выбрал себе для жилья. Ну да! Именно тот, кого…

Стрела, не задев Лунного Диска, пробила узел на его набедренной повязке и, уйдя глубоко в стебель тростника, пригвоздила мальчика к месту. Лунный Диск почувствовал себя пойманной бабочкой. Он попытался вытащить стрелу, но у него ничего не получилось. Разорвать повязку тоже не представлялось возможным – ее соткали на совесть.

Откуда прилетела стрела?

Лунный Диск понял, что избавиться от стрелы можно одним-единственным способом: выскользнуть из повязки и дальше путешествовать голышом. Но об этом не могло быть и речи! Он ведь не какой-то там Тряпичка!

Лунный Диск прислушался. Из небольшой кучки сухой травы, что виднелась неподалеку, послышался шорох. И оттуда же донеслось кваканье. Испугавшись, Лунный Диск заерзал, высвободился из своей желтой повязки и бросился бежать в другую сторону.

Вслед ему донесся веселый хохот. Лунный Диск обернулся и увидел паренька лет пятнадцати, не слишком высокого, но широкоплечего и твердо стоящего на ногах. В руках паренек держал сарбакан больше себя ростом.

Лунный Диск мигом присел, спрятавшись за солому, и спросил:

– Так это ты квакал, Ветка?

Да, это был Тоби. Два года, проведенные в Травяном Племени, не могли не наложить на него отпечатка. Но если он и изменился, то не слишком сильно, – только взгляд стал каким-то диковатым.

Когда два года назад Тоби вернулся с Тряпичкой на плечах, все племя было растрогано мужеством мальчика, который вернулся к тем, кто обрек его на смерть. Тоби рассказал, как погиб Видоф, погрузив в беспросветное отчаяние Илайю. Она возненавидела его: бросала в него комьями грязи, хотела накормить Тоби этой грязью.

– Ты убил его! Ты его убил! – кричала она и совала ему в рот грязь. Илайю оттащили, ее с трудом удерживали четверо людей.

Малыш Луна объяснял сестре, что Тоби ни в чем не виноват, но слова не действовали на девушку. Она обезумела от горя и ненависти.

Мужество Тоби, его терпение с обезумевшей от горя Илайей дали понять Травяному Племени, что он им не враг, как другие обитатели Дерева. И все же они вновь приняли решение отправить Тоби назад. С этой зеленой планеты к ним пришло слишком много несчастий. Все, кто попадает к ним оттуда, должны вернуться обратно.

Тоби выслушал их приговор, не веря собственным ушам.

Экспедиция собралась в дорогу на следующий день. На этот раз Тоби сопровождали двое мужчин. Они несли его в гамаке, привязанном к палке, концы которой положили себе на плечи. Через день носильщики поняли, что в гамаке лежит чучело, – Тоби сбежал.

Они вернулись с вестью, что Ветка исчез. Каково же было их удивление, когда они увидели Тоби, сидевшего рядом с Тряпичкой перед озадаченным племенем. Тоби вернулся раньше их.

Как же им избавиться от этого блуждающего огонька?

– Ты должен вернуться к своим.

– Лучше убейте меня. Своих у меня на Дереве нет.

Толпа встречала каждый ответ Тоби оживленным шумом. Паренек говорил, как люди Травяного Племени. Похоже, он родился в травяном лесу.

Но и на этот раз нашлись охотники, готовые отвести Тоби к Главной Границе.

В тот день, когда они должны были пуститься в путь, всю ночь моросил мелкий дождь. Тоби висел, привязанный к пучку травы, и видел сверху, как ближе к рассвету из хижин стали выбегать люди, чтобы до восхода солнца искупаться в прозрачной, падающей с неба воде; видел, как их кожа становилась чистой и блестящей.

Он и сам, вися в воздухе, запрокидывал голову и ловил капли. Капля покрупнее упала на него и в один миг вымыла его с головы до ног.

Все, кто был по соседству, задрали головы и уставились на мальчика. Тоби заметил в их широко открытых глазах синие блики. Первыми к мальчику, не обращая внимания на дождь, подбежали дети. Затем вокруг него сгрудилось все племя. Все смотрели на его подошвы. Тоби тоже взглянул на них и увидел тонкие светящиеся голубые полоски. Те самые, что гусеничными чернилами нарисовала Элиза незадолго до его бегства с Дерева. На отмытых дождем ногах полоски сияли в темноте так, как сияли они на ногах Элизы.

Тоби – к его величайшему удивлению – отвязали. Он ничего не понимал.

– Оставайся. Делай что хочешь. На тебе знак.

Вот что ему сказали, прежде чем оставить одного под дождем, но не пленником, а свободным. Толпа рассеивалась, оставляя после себя голубоватый свет.

У каждого на вымытых дождем подошвах мерцали такие же голубые полоски.

В тот день Тоби, сам не веря своему счастью, добрался до тростниковой рощи. Так он и прожил свои первые месяцы в травяном царстве. Навещал его только малыш Луна, тайком от сестры.

– Она не хочет, чтобы я с тобой знался. Она очень горюет.

– Слушайся сестру. Больше не приходи ко мне.

Но малыш Луна навещал Тоби каждый день. День за днем мальчуган учил его, как жить в травяном лесу. День за днем Тоби узнавал, как тяжела жизнь Травяного Племени.

Поначалу его сторонились: племя побаивалось подростка, пришедшего к ним неведомо откуда и носящего их знак.

В то первое лето Тоби был очень доволен травяной жизнью. Погода стояла сухая и теплая, и ему все очень нравилось. Малыш Луна научил его стрелять из сарбакана, у него была еда и уютное жилье, которое он устроил себе в зарослях тростника. Он научился радоваться свободной жизни – это была единственная радость, какая у него осталась.

Первые грозы, загремевшие в конце августа, вернули его с небес на землю. Дожди затопили степь. С начала периода гроз он не видел малыша Луну целых полгода.

Осенью Тоби, спасаясь от воды, грязи, ветра, трижды менял жилище. Но впереди его ожидало худшее: первые заморозки. А потом навалило столько снега!

Всю зиму Тоби трудился не покладая рук. Его не миловали ни земля, ни небо. Он тонул в грязи, тонул в снегу. Но не страдал, не думал, не жалел себя – он выживал. К счастью, еще до снега он нашел небольшой мучнистый клубень и теперь питался им. Тоби сделался маленьким дикарем, зверьком, у которого одна цель в жизни: дотянуть до весны.

В первый весенний день несколько охотников Травяного Племени столкнулись нос к носу со странным существом: длинные волосы торчали у него во все стороны, а взгляд был ледяным и острым, как лезвие ножа. Они отшатнулись, не узнав Тоби.

– Это я, Ветка, – хрипло произнес он.

Охотники замерли, не веря своим глазам. Блуждающий огонек уцелел в аду!

С этих пор люди Травяного Племени стали по-другому относиться к Ветке. Мало-помалу он зажил с ними общей жизнью, открывая для себе секреты выживания, накопленные на протяжении веков.

Раза два он сталкивался с Илайей, но она не желала на него смотреть. И когда она, упрямо насупившись, отводила глаза в сторону, она чем-то напоминала ему Элизу. Тоби гнал от себя воспоминания об Элизе, словно едкий дым, от которого жжет горло и щиплет глаза.

Тоби не позволял памяти возвращать себя в прошлое. Он хотел построить новую жизнь на совершенно пустом месте, потому что чувствовал: все его постройки может снести поток, вырвавшийся из темного, не до конца замурованного лабиринта.

Как-то в гроте у озера он сказал Элизе, что мечтает зажить новой жизнью, и она ему ответила:

– У тебя только одна жизнь, Тоби. Она догонит тебя повсюду.

И все же Тоби пытался обойти этот непреложный закон.

Вторая зима была помягче. Тоби открыл для себя великое могущество сплоченности. Люди Травяного Племени крепко держались друг за друга, старательно оплетая место своего жилья всевозможными веревками.

Каждое лето они занимались тем, что сплетали длинные стебли травы в пучки. Эти жесткие пучки походили на башни и с первыми холодами служили убежищем. Таким соломенным дворцам были не страшны ни ветер, ни снег, ни потоки грязи.

Тоби тоже получил право на жилище в колоске. За эту долгую зиму ему удалось приручить Илайю. Малыш Луна, которого пока звали Тряпичкой, видел, что на щеках сестры вновь заиграл румянец, а глаза смотрят на Тоби уже не так враждебно. Она по-прежнему не желала с ним говорить, но уже соглашалась слушать, как всегда, глядя в землю.

Тоби догадывался, что в сердце девушки рождается какое-то сложное чувство.

У Травяного Племени была поговорка: «Засей рану, пока она не затянулась, и цветок не умрет никогда».

Мало-помалу Илайя влюбилась в Тоби. Жгучая ненависть сменилась другой страстью.

Можно было бы надеяться, что два сердца, отринув прошлое, смогут открыть для себя новую счастливую страницу. Но сердце Тоби, замурованное в темном лабиринте прошлого, еще не проснулось. Необычайное происшествие выманило его сердце из лабиринта и вернуло Тоби к трудным путям его истинной судьбы.

У тебя только одна жизнь, Тоби!