Текст книги "Виновны в защите Родины, или Русский"

Автор книги: Тимофей Круглов

– Так ты же вроде сам с Урала?

– Пермяк – солены уши… по родителям. Но это, увы, дела не меняет. Я предлагаю окучить Новосибирск, Красноярск, Хабаровск, Владивосток. Областные и краевые центры. Самим нам небезынтересно узнать реальную ситуацию и настроения на местах – раз. Наладить связи – два. Подписать там с местными отделениями Союзпечати договоры на распространение «Единства». Хотя бы тысяч по пять на каждую область или край. Прибавка к нашему тиражу может выйти весьма весомая. Это большие деньги, учитывая сегодняшнюю стоимость номера. Деньги – гарантированные, с предоплатой! Себестоимость тиража за счет его увеличения сократится – это тоже деньги. Плюс – выходные данные с тиражом, резко увеличенным на десятки тысяч, – это прямая политическая выгода. Ну и, конечно, пропагандистский эффект от распространения нашей газеты от Калининграда до Владивостока. Там, глядишь, и местных корреспондентов зацепим – будут нам писать с мест – тоже для газеты немаловажно! Да и я отпишусь подробно серией очерков по результатам поездки через всю страну! Будем хорошо выглядеть по сравнению с тем же ЦК КПЛ – они-то, при всех своих возможностях, за пределы Латвии ни шагу еще не сделали! Но тем лучше. Значит, когда я появлюсь у местных секретарей по идеологии – они будут заинтересованы мне помочь и вообще сотрудничать.

– Красиво поешь! Кстати, ты же у нас беспартийный?

– Так это еще лучше! У нас же самостоятельное движение? Вот и будет им смычка партии с народом!

– А ты уверен, что сможешь добиться подписания договоров с Союзпечатью?

– А там, я думаю, Союзпечать пока еще все делает по указке крайкома-обкома. Будет контакт – будет договор. А для нас – большие деньги и огромный пропагандистский эффект! И они себе галочку поставят куда надо… если не побоятся, конечно.

Мы с Васильевым подготовили ряд документальных фильмов – буду их активно использовать там – и на пресс-конференциях, и на региональном телевидении – большой охват получится, да и эффект посильнее, чем от простого выступления с трибуны!

– Сколько тебе нужно?

– Месяц и тысяча рублей!

– Уложишься?

– Не первый раз.

– А договоренности есть предварительные на местах?

– Нету. Прилечу и сразу к секретарю по идеологии. Или как там у них? Заведующему идеологическим отделом. Удостоверение наше есть, командировку официальную вы подпишете, договоры подготовим, подборки «Единства» и видеоматериалы возьму с собой.

– Авантюризмом попахивает, Валерий Алексеевич!

– Трезвым расчетом, Игорь Валентинович. Надо знать истинное положение дел в стране. Если меня оттуда попрут сразу – тоже результат. Будем знать, чего нам ждать в ближайшем будущем.

– Анатолий Георгиевич в курсе?

– Не возражает.

Лопатин отодвинулся от стола, постучал огромными кулаками друг о друга и принял решение.

– Один не боишься?

– Конечно, одному не очень охота, только с кем? Штатных сотрудников у нас. Да и денег в два раза. Сам справлюсь.

– Ладно, готовь все бумаги, я подпишу. И как это Анатолий Георгиевич тебя отпускает?

Кто за тебя остается?

– По оргвопросам пусть Сворак решает все. Ну и контакты с политуправлением и спецчастями тоже без меня – только он. По газете – Рощин. По студии – Васильев. Радио – Паляницын. Справятся – люди опытные. И меня в два раза старше, между прочим, – позволил себе улыбнуться Валерий Алексеевич.

– Иди уж, тоже мне Гайдар нашелся – в шестнадцать лет на белом коне. Давно уже и сам не мальчик, не хвались. До отлета обязательно реши вопрос с ОМОНом. Там у них на днях будет решающее партсобрание. В общем, сам решишь как, но чтобы мы в стороне от процесса не остались. Раз уж там у тебя друзья – используй ресурс на все сто!

– Печень у меня не такая здоровая, Игорь Валентинович, чтоб на все сто, – засмеялся Иванов.

– А ты иногда головой работай, а не только печенью, – едко поддел молодого коллегу отставной полковник. – Но молодец! С газетой и поднятием тиража ты хорошо придумал, деньги нужны. очень нужны, короче. Да и все остальное – грамотно. Лети! Но сначала – Вецмилгравис, до отлета доложишь!

– Наше дело солдатское – сказал «есть» и сделал по-своему, – отшутился Валерий Алексеевич и пулей вылетел из кабинета, несказанно удивив сидевшую в приемной Татьяну Митрофановну.

– Валерий Алексеевич! Вам билет до Новосибирска на какое число бронировать? Они не каждый день летают, имейте в виду!

– Спасибо огромное! Я буду знать точно послезавтра, хорошо?

– Ладно! Я тогда сама выкуплю и вам принесу, а с бухгалтерией мы потом рассчитаемся.

– Вот за что вас люблю, Татьяна Митрофановна, так это за доброту и ласку! – уже вылетая из приемной, выдал на бегу Иванов и послал воздушный поцелуй зардевшейся молодой женщине, супруг которой, кстати, работал начальником Рижского аэропорта.

В своем кабинете Валерий Алексеевич с наслаждением закурил, несмотря на недовольный взгляд Сворака, и выразительным жестом показал коллеге, что с него, Иванова, пузырь сегодня.

– Летишь? – тут же оценил ситуацию Петрович.

– Лечу! Надо проветриться! А то закис тут с бумажками, в самом-то деле. Слушай, Петрович, тут Лопатин выдал информацию к сведению… скоро определяться наши друзья с дубинками будут. Просил подсуетиться. Так что ты имей в виду, если я в ближайший день-два куда пропаду, то я на базе. Ну а если труп мой хладный обнаружат, то тогда… Понял, где моих недоброжелателей тогда искать… Все там же, короче.

– Понял, Валера. – Сворак посерьезнел. – Да, обернуться может по-всякому… В общем, ясно, подстрахую издалека. Не беспокойся. Ну что, обещал – пошли!

– В «Дружбу»?

– В нее, родимую. Рабочий день, между прочим, уже полчаса как закончился! Кстати, смотри, какой подарок мне прислали наши латышские братья!

Сворак неторопливо вытащил из ящика стола и развернул коричневый пакет бандероли.

Там были картонные синие тапочки для покойников и тоненькая белая стеариновая свечка. Иванов повертел «презент» в руках и хмыкнул недоуменно:

– А я всегда думал, что они черные или белые…

– Ну, теперь будешь знать, – хохотнул весело Сворак.

– Ничего, Миша, нас, если что, с голыми пятками зароют, ты уж не надейся на излишний комфорт, – задумчиво протянул Иванов и отмахнулся (самому таких подарков уже прислали немало и на службу, и по домашнему адресу). – Пойдем скорей, есть хочу, сил нет Сосны сели уж за ели…. Тьфу! Солнце село уж за ели – видишь, заговариваюсь от голода!

– Ничего, ничего, тебе полезно, а то уже животик появляться начал – в тридцать-то лет! – Подтянутый, энергичный – просто живчик в свои пятьдесят – Сворак похлопал товарища по плечу и подтолкнул в сторону выхода: – Не задерживай движение!

Мне долго не давала покоя одна мысль – почему так мало рассказывает сосед о латышах? Все о себе, о своем, о друзьях, о коллегах, о русских, разных таких вчера и сегодня – в России и за ее пределами. А латыши – фоном только лишь проступали в рассказах Валерия Алексеевича. Не выдержал, спросил однажды напрямую.

– А какие такие латыши?! – удивился Иванов. – Нет никаких таких латышей. Да и те, кого таковыми называют, как и хохлы, и эстонцы, и многие другие прочие народы, – гомункулусы – не при делах они, сосед, понимаешь? Как бы тебе объяснить… Я всегда простую метафору привожу. Вот дали тебе булыжником по голове, ты же не будешь его потом пинать в остервенении ногами? Наверное, сердиться будешь на того, у кого булыжник был в руках? Так вот и латыши – такой же булыжник. Нечего о них рассказывать. Как-нибудь, при случае, расскажу тебе о происхождении этой загадочной народности. И о тех мифах, которые выдумала о прибалтах наша демократическая, еврейская преимущественно, интеллигенция. Об их пресловутой «культуре», «цивилизованности», «трудолюбии»… Проще говоря – ерунда все это! Бред! Нет у них ни культуры, ни науки, ни искусств, ни материальных следов цивилизации. А есть русское, немецкое, шведское, польское наследство на прибрежном пятачке, заселенном вчерашними свинопасами, которые сегодня стали считать себя почему-то наследниками русского, немецкого, шведского, польского, советского и прочего добра, включая памятники культуры и выдающихся людей прошлого. Это они – латыши и эстонцы – на самом деле колонизаторы и оккупанты Прибалтики, присвоившие себе не по праву, а по воле политической конъюнктуры то, чего они не достойны. Впрочем, ты сам видишь, что они уже во второй раз все доставшееся им наследство просрали. Такая вот, с позволения сказать, нация. Нечего о них говорить! Говорить надо о нас! О русских! Которые позволили латышам, хохлам, грузинам и прочим нашим «братьям» растащить не ими построенную империю. Наши проблемы в нас! В русских! Какие еще латыши, в самом деле? Что они решали в Прибалтике когда-нибудь за последнюю тысячу лет? Не о чем говорить. Себя уважать надо! Свой народ, свою страну, свою веру, свою культуру, свою историю! Пока они еще есть и пока их не прихвати-зировали вместе с нефтью и газом.

Пожал я плечами. Пошел домой. А спорить не стал. Ну что, Иванов сам не видит нашего повседневного свинства? Этой грязи кругом, этого воровства и взяточничества, этого предательства на каждом шагу, пьянства и наркомании, бедности и просто нищеты? Что он, не видит этого, что ли? Или он думает, что все вышеперечисленное – это не есть основное свойство нашей русской жизни и нашего народа? Окурок подпалил мне пальцы, я выронил его на чисто выметенную брусчатку перед обычной бревенчатой дачей Ивановых. Плюнул сгоряча, полез в карман – там смятая пустая пачка. Бросил и ее наземь, остервенясь непонятно почему. Потом понял почему. Поднял и пачку, и окурок – положил в мусорник у входа в дом Ивановых. Сам на себя рассердился за это и побрел домой, вспоминая великого пролетарского поэта: «Ригу не выругаешь – чистенький вид. Публика мыта. Мостовая блестит.»

Глава 14

Присягу даю один раз!

«За первое полугодие 1990 года ОМОН МВД Латвийской ССР раскрыто 123 преступления. Из них 3 убийства, 2 изнасилования, 7 случаев нанесения тяжких телесных повреждений, 18 грабежей, 5 разбоев, задержано 10 вооруженных преступников, произведено 9 изъятий оружия, в том числе автоматы. Калашникова, карабины, кольт-автомат, наган, самодельные пистолеты, обрезы, большое количество боеприпасов…»

Сухие строки статистического отчета. За ними людские судьбы, за ними спасенные жизни. Изъятое оружие уже не выстрелит, в спину. Задержанные преступники, придя в себя только в наручниках, говорят: «Теперь мы понимаем, что такое ОМОН!» Преступники это понимают. Понимаем ли это мы?

– Ребята, если ваш отряд расформируют, как это отразится на жизни города?

– День, два будет, тихо. Пока не заметят, что нас уже нет…

Отряд собирали два года. По человеку. Тщательно, взвешенно, осторожно. И вот результат: за всю историю существования отряда, выполняя самые ответственные и опасные задания, омоновцы не потеряли ни одного человека. Организованная преступность пыталась их подкупить – счет шел на десятки и сотни тысяч. Купить никого не удалось. Прокалывали шины у личных автомашин, подстерегали на улицах, угрожали по телефону и в письмах расправой – никто не дрогнул. Есть сведения, что руками мафии пытаются расправиться с ОМОНом и различные политические силы – это уже серьезней. Ответственные работники МВД республики изымали личные карточки сотрудников подразделения. С какой целью, кому эти данные попали в руки? Время покажет. Но самый трудный экзамен омоновцы держат сейчас.

Идет большая политическая игра. Отзываются и назначаются министры внутренних дел. Издаются приказ за приказом, противоречащие друг другу. И растет преступность. И ждет решения своей судьбы отряд профессионалов – Отряд милиции особого назначения. Министры и парламентарии не возвращаются домой ночью на трамваях и электричках, не живут в криминогенных трущобах… Убийством больше – убийством меньше… ОМОН им нужен не для борьбы с преступностью, а как слепая, нерассуждающая сила, как инструмент политики, способный беспрекословно выполнять приказы новой власти. Но если ОМОН заявляет о приверженности Конституции СССР и данной Советскому государству и советскому народу Присяге? У господина Вазниса – министра внутренних дел – один ответ: «Такой ОМОН мне не нужен!»

Прошло два месяца с тех пор, как господин Вазнис, заступив на свой пост, пообещал омоновцам, при личной встрече «поддержку и ласку». «Неблагодарный» отряд, несмотря на сладкие, правда, так и не выполненные обещания, твердо заявил: приказы, министра будут, выполняться постольку, поскольку они не противоречат. Конституциям СССР и Латвийской ССР, а также Указам Президента Советского Союза.

Впрочем, об этом, сообщалось и ранее – в ответ, на приказ о деполитизации органов внутренних дел. Тогда коммунисты, отряда на общем, собрании постановили – работу парторганизации не прекращать! Над базой ОМОНа в Вецмилгрависе взвился красный флаг.

Могло ли это понравиться сторонникам, нового правительства? Вопрос чисто риторический. Еще 15 августа сего года г. Вазнис направил письмо министру внутренних дел СССР тов. Бакатину с просьбой в порядке исключения реорганизовать (читай – расформировать!) Рижский ОМОН. Мотивировка? «Отряд неэффективен, в Латвии нет проблем, решать которые предназначено подобное специальное подразделение».

Итак, все очень просто: если ОМОН безоговорочно подчиняется лично министру – он нужен. Если руководствуется законом. – Конституцией СССР – отряд нужно расформировать – ведь он может, помешать действовать вне закона!

На непокорный отряд давят, со всех сторон. МВД предложило разделить его на три части и передать в ведение различных служб. Пошел в ход сбор компрометирующих материалов, тщательный разбор необоснованных, как правило, жалоб – на ОМОН ведь есть кому обижаться! Дальше – больше. Отряду, выполняющему поистине боевые, важнейшие задачи, перестали выдавать боеприпасы, прекратили снабжение бензином.

Это, естественно, тут же сказалось на несении службы, сорвало все учебные планы… Лишенные самого необходимого для несения службы, омоновцы вынуждены покупать бензин за свой счет, чтобы не оставить город без защиты.

Напряжение нарастает с каждым днем. В ход пошли нешуточные угрозы… Прибывший в Ригу с целью разобраться в конфликтной ситуации начальник Управления охраны общественного порядка МВД СССР генерал-майор Калачев заявил офицерам отряда: «Очень не хотелось бы направлять сюда (для разоружения?!) Московский ОМОН!».

И снова (московским, генералом!) ставится условие – или расформирование – или публичное извинение ОМОНа в прессе перед министром Ваз-нисом и выполнение всех его приказов без оглядки на Конституции СССР и Латвийской ССР.

– Мы не хотим, чтобы нас сталкивали с народом и посылали «усмирять» рабочих, ветеранов войны и советских офицеров, как это было у Верховного Совета 15 мая.

– Почему, когда собираются недобитые эсэсовцы, нам говорят, что там мы для наведения порядка не нужны?

– Оружия не сдадим!

– Мы присягали, а присягают один раз!

– Что будет, с нами завтра? Кто нам. ответит?

Кто ответит? Когда кончатся аппаратные игры на высшем уровне? Когда, после суток, проведенных на боевом дежурстве, омоновцы смогут сдавать оружие, а не сидеть на казарменном положении, ожидая провокаций?

Сегодня решается не просто судьба ОМОНа. Решается судьба всей милиции. Быть ли ей репрессивным аппаратом нового правительства или служить советским гражданам и советскому закону? ОМОН не сломить, но где голос тех сотрудников Рижской милиции, что еще в мае заявили о своей готовности стоять на страже Конституции СССР? Где же теперь ваш голос?

Валерий Ржевский

Понятно, что подписывать такую статью своей фамилией члену Президиума Интерфронта Иванову было бы не совсем уместно. Пришлось поставить один из обычных своих журналистских псевдонимов. Так, для омоновцев, прекрасно знавших, чья это статья появилась одновременно в «Советской Латвии», «Советской России» и интерфронтовском «Единстве», Валерий Алексеевич окончательно стал Поручиком. Черт дернул подписаться Ржевским!

Шла осень 1990 года.

Капитан Чизгинцев встретил Иванова на проходной и сразу повел к себе в кабинет.

– Хорошее начало для сотрудничества, Валерий Алексеевич! Очень своевременно появилась ваша статья.

– Не моя – Ржевского. – усмехнулся Иванов, усаживаясь поудобней на казенном железном стульчике, для вида обтянутом дерматином. Барак, он и в Африке – барак. База ОМОНа на окраине Риги, в микрорайоне моряков и рыбаков – Вецмилгрависе, была раньше колонией – поселением. Понятно, что удобств особых с тех пор в четырех приземистых дощатых бараках не прибавилось. Разве что чистота армейская, да в кубриках сержантов и офицеров частенько проявлялся недюжинный и оригинальный оформительский вкус. Много было советской символики, немного голых баб, зато все свободное пространство под завязку забито оружием самого разного калибра и назначения. Впрочем, так стало уже после января 91-го. Пока что на базе еще не пахло войной – просто казармы спецподразделения, в котором не было срочников, оттого и некоторые вольности. Да и личный состав пока еще числился милицией, хоть и набирался из бывших пограничников, десантников, морпехов и всяких «штурмовиков», в том числе имевших боевой опыт, приобретенный или в Афгане или уже в новых – «перестроечных» горячих точках.

ОМОНы были делом новым тогда, их хорошо вооружали, неплохо обучали – на всякий случай – всему подряд. Тактика действий и особенности применения этих подразделений еще только обкатывались, все дальше уходя от теоретических первоначальных схем. Тем более если дело касалось Прибалтики, где Рижский и Вильнюсский ОМОНы, едва успев сформироваться и получить хоть какой-то опыт, тут же попали в ситуацию двоевластия. Перестраиваться – горький каламбур – пришлось, как всегда, на ходу и не по учебникам. Помогал служебный, житейский и боевой опыт – мальчиков желторотых здесь не было. Теперь понадобился еще и опыт политический. И вот тут-то советчиков хватало. К отряду, как к уникальной слаженной боевой единице, да еще единице именно «отдельной», что позволяло решать многие интересные задачи, – к отряду ручонки потянулись со всех сторон.

Валерий Алексеевич прекрасно отдавал себе отчет в том, какой он имеет реальный политический вес и на что может рассчитывать. С Москвой не потягаешься, с новой латышской властью тоже – не особенно. Ну а Рубикс – это та же Москва, своей головы у него никогда не было. Но есть в физике такое явление, как резонанс. Вот на него-то и рассчитывал, не мудрствуя лукаво, Иванов, предполагая, что в известных ситуациях слаженные действия малых сил могут и лавину стряхнуть, и мост обрушить. К тому же за спиной – полмиллиона сторонников Движения. Не за ним лично, но за Интерфронтом – точно. А это хоть и не административный ресурс и не генеральские звезды на погонах, но все-таки сила. Были бы кости – мясо нарастет. ОМОНу предстояло стать костяком физической силы сопротивления, и, как бы парадоксально это ни звучало, это устраивало на тот момент всех. Если говорить откровенно, конечно. Революций без побед не бывает, даже революций «песенных». А побед не бывает без противников, желательно пострашнее, чтобы легендой стали те, в беспощадной борьбе с которыми прославились герои Атмоды, то бишь, по-латышски, Пробуждения. Ну а то, что «будильничек» в Москве сначала заверещал, – это дело десятое.

Правда, побед никаких у энфээловцев не получилось, как потом показала история. Бегство безоглядное – было, был страх до потери памяти, позорная сдача в плен и брошенное без единого выстрела оружие – вот она героическая латышская «борьба за свободу и независимость». Не сильно, впрочем, отличающаяся от геройских подвигов Ельцина – то с моста в реку в мешке, то на танк с бодуна, при поддержке десятка потных ручонок, подпихивающих куклу в тряпичную задницу. В конце концов, латыши уже второй раз получили «свободу и независимость» на халяву. Сказать «в подарок» даже как-то язык не поворачивается. Именно «на халяву». Сначала от английской эскадры в 1918 году, потом – от Ленина, потом, в перестройку – от Горбачева с Ельциным да старшего Буша.

– Ладно, все это лирика, Тимофей, – говорил мне сосед, куря сигарету за сигаретой. – А тогда, осенью 90-го, я в Рижском ОМОНе потихоньку стал из частного лица – друга некоторых взводных офицеров – превращаться в лицо официальное, статусное. То есть в члена Президиума Интерфронта и заместителя лидера Движения по идеологическим вопросам. Пьянки-гулянки в доброй компании и веничек в омоновской сауне превратились в работу, а потом и службу, пожалуй. Интересы совпадали. Ничего я, конечно, сам решать не мог, но согласованные телодвижения мы все же порой производили – без этого было никак.

А пока, пока был сделан первый шаг: ОМОН через прессу – открыто и уже публично заявил о своей позиции. Билет продавали только в один конец. И выбирать – времени не было. Или прыгай на ходу с поезда, или езжай дальше, только под флагом Латвийской ССР. А поезд идет по рельсам, понимаешь? А, ничего ты не понимаешь, – грустно усмехнулся Иванов и махнул рукой. – Короче, Чизгинцев вызвал по рации Толика Мурашова – другана моего, и поскольку тот был на дежурстве и не мог к нам сразу присоединиться, то пока просто отправил его на «бобике» за водкой – для нас – статью отметить символически. Тут-то я и протрезвел вскоре.

Сидим мы с Юрием Евгеньевичем, аккуратно водку пьем, тушенкой закусываем, знакомимся поближе, так сказать. Я уже запутался в должностях его – то он кадровик, то замполит, то заместитель командира отряда… А командиром тогда уже Млынник стал.

Лымарь ушел на пенсию, а Чеслав – бац! – и командир! Ну что ж – человек боевой – афганец. В штатском да на белом «ниссане» так просто пан Володыевский. «Лыцарь», в общем. Честно говоря, на такую рас-стрельную должность другой бы и не согласился. На каких таких верхах решалось его назначение – я не знаю, конечно. Оценивать Чеса – до сих пор не берусь, пусть его история оценивает. А судить уж тем более… «Кто? Зачем? Почему?» – это именно те вопросы, на которые никто из омоновцев не знает досконального ответа. Это именно те вопросы, на которые ответить не смог бы, наверное, и сам Чеслав сегодня, даже если бы очень сильно захотел.

С Млынником Иванов общался редко, в случае крайней необходимости. Да и то никогда не обсуждали они никаких серьезных вопросов. Чес знал, кто он такой, – этого ему было достаточно, вероятно. Валерий Алексеевич решал свои вопросы с другими офицерами, и надобности в близком знакомстве с новым командиром отряда у него тоже не возникало. Может, оно и к лучшему.

Когда ритуальные триста граммов на каждого были выпиты, капитан Чизгинцев отдал Иванову пластиковый пакет с водкой, привезенной Мурашовым в немереном количестве, подошел к шкафчику, сунул что-то себе за пазуху и сам проводил Валерия Алексеевича в дальний барак, в кубрик к командиру 4-го взвода.

– Устраивайся, Валера! Толик скоро сменится, отдохнете как следует. Я ведь знаю, что вы с ним вместе эту статью готовили. Он, между прочим, с экипажем, тебя в Дом «печали» провожал, когда ты статью туда отвозил. – Юра усмехнулся в ответ на недоумевающий взгляд Иванова. – Неужто ты их не заметил?

– В голову не пришло, – растерянно протянул Валерий Алексеевич.

– А вдруг бы не доехал? – Капитан легко улыбнулся, обозначив, что разговор пора переводить в шутку.

– Да уж, секретный документ, – так же легко отмахнулся от поданного знака Иванов.

– На-ка вот, примерь! – Капитан вытащил из-за пазухи новенький черный берет. – Нет, на эту сторону. Вот, теперь вижу омоновца! Носи и береги себя!

Дверь за Юрой не успела закрыться, как кто-то поймал его в коридоре. Капитан обменялся с невидимым Валерию Алексеевичу собеседником парой фраз, и дверь снова открылась.

– Валерий Алексеевич, познакомьтесь! Вы наверняка будете часто контактировать по. рабочим вопросам.

В кубрик, наклонив голову в низком проеме, вошел высокий худой офицер. Он выпрямился, острое лицо чуть разгладилось прохладной вежливой улыбкой.

– Старший инспектор аналитической группы майор Чехов Александр Андреевич. Рад знакомству.

– Взаимно! – Мужчины пожали друг другу руки, встретившись на долгое мгновение глазами.

– Проходил мимо, Юрий Евгеньич мне шепнул, что вы здесь Мурашова дожидаетесь. Думаю, надо познакомиться с Интерфронтом лично. – Майор расслабился, сделал лицо проще, но все равно оно было слишком интеллигентным, мало подходящим к общевойсковой повседневной офицерской форме, непривычной на базе, где все ходили в черных комбинезонах.

Капитан вежливо оставил их вдвоем, но не успели Чехов с Ивановым начать разговор, как в кубрик весело ввалился лейтенант Мурашов. Увидев майора, Толян не напрягся, как почему-то ожидал Валерий Алексеевич, а, напротив, быстро и довольно кивнул, как будто они договорились тут встретиться заранее.

– Не буду вам мешать, господа, мы еще успеем наговориться, я в этом уверен! – Александр Андреевич улыбнулся, пожал еще раз руку Иванову, кивнул по-свойски Толяну и вышел.

– Чего это он вдруг «господ» завернул? – недовольно спросил у друга Валерий Алексеевич.

– Не обращай внимания, Питон – мужик ехидный, наверняка уже прознал, что тебя Поручиком в отряде окрестили. – Бубнов не спеша переодевался в штатское.

– Питон?! – не скрыл своего удивления Иванов.

– Питон! Кто же еще? Длинный, худой, да еще и особист к тому же. Конечно, Питон.

– Так. аналитическая группа.

– А. – Толян с выражением посмотрел на товарища, – какая тебе разница, как это у нас называется?

– Ну, тогда понятно! Тогда будем водку пьянствовать! – Валерий Алексеевич захлопотал по-хозяйски у стола, слава богу, не в первый раз здесь ночевать приходилось, знал, где и что находится.

Уже ложась спать после долгого вечера с обильным возлиянием, Иванов нашарил в потайном кармашке пиджака маленького бронзового питона и со всей силы сжал его, стараясь помять безделушку. Питон не подался своими упругими кольцами и был отправлен обратно в карман. Толян уже вовсю похрапывал на соседней койке. А Валерий Алексеевич еще долго курил да попивал воду из алюминиевой кружки, запасенной предусмотрительно на ночь, чтоб трубы не сгорели. «Хороша была Танюша, краше не было в селе.»

– Ах, Таня, Таня.

 
Когда запрокинешь голову,
Посмотреть на ночное небо.
Липы над твоим домом
Закрывают почти все звезды.
Голова начинает кружиться,
В шее что-то хрустит,
Из-под ног уходит земля.
Осень – прозрачное время,
Когда обнажаются чувства.
Ты думаешь – не вернусь я.
И радуешься где-то в душе
На донышке высохшем,
Выплакавшем давно все слезы.
А я… А я вернулся уже.
Не дождавшись морозов.
Просто командировка,
Чтобы найти себя.
Знаешь, мне так неловко,
Так хочется, чтобы ты понимала —
Нет никого дороже.
Так хочется сохранить любовь.
Сила земного притяжения
Не дает взлететь.
Верхи не могут.
Низы не хотят.
Ах, как жалко бедных котят,
Рыбка золотая моя.