Текст книги "Венера туберкулеза"

Автор книги: Тимофей Фрязинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

22. Статус фантиков

– Эй ты! Да, ты. Которая в розовом. Иди сюда.

Симпатичная девочка покорно вскакивает со своего места, подбегает по требованию и встает в ряд к четырем другим красавицам. Взрослая женщина властно сидит перед ними на стуле и беззастенчиво их рассматривает. Рынок моделей.

– А сейчас на подиум выйдут самые юные манекенщицы, – слышится голос диктора.

Здесь на него никто не реагирует. В то время, когда для зрителей идут показы, за кулисами праздника моды бурлит работа. Лица моделей выражают угодливость и желание понравиться. Полная противоположность тем холодным высокомерным физиономиям, которые мы видим во время дефиле.

– Ты, – менеджер Артем Кривда, исполняющий функции переводчика для итальянской модельерши, выслушивает патронессу и показывает пальцем на одну из моделей, – ты не подходишь.

Девочка удалена. Огорченная, она отходит в сторону. Работа не останавливается.

– А кто такая из вас Миколяева?

Брюнетка скромно поднимает руку.

– Ясно, – Артем копается в своих бумагах, – ты в Ив Сен Лоран работала, да?

Девушка скромно махает головой.

– Хорошо. Завтра до шоу никто не должен больше ни у кого работать. Кто-нибудь из вас еще к кому-нибудь на завтра записывался? Главное, чтобы вы мне сейчас не врали.

Затаившееся молчание.

– Спасибо, до завтра.

Отбор среди отборных красавиц закончен. Модельерша выключает видео камеру, на которую снимала фигурки и лица тех, кому уготовлена честь представлять ее талант на московском подиуме. Модели – самые бесправные элементы этого бизнеса. Любая публичность – это грандиозные метаморфозы личности. Закулисье разительно отличается от представления. Наиболее нелицеприятно это выглядит у политиков. Закон, к которому все они предпочитают апеллировать, это всего лишь сцена в день премьеры, на которой идет показ спектакля, созданного в темных уголках театра, подальше от этого самого закона.

– Завтра, – давала как-то указания руководитель PR-департамента образовательной Корпорации Елизавета Петровна, – весь состав редакции отправляется в Подмосковье. Знаете, зачем, да?

– Знаем, – вяло ответили сотрудники, – а, ночевать там обязательно?

– Да, обязательно.

Учредительный съезд Партии Z., принимавшей чуть позже участие на выборах в Государственную Думу РФ, проходил в доме отдыхав 30 км от столицы. На наши плечи начальство возложило самые черновые вопросы – регистрация, протоколы, расселение – организация работы съезда. Трудилось над этой задачей человек 15, зачерпнутых из стен Корпорации. Те, кто не смог избежать внепрофессиональной деятельности, получил одноразовую премию. Куда больше денег было отдано для того, чтобы наполнить созданные нами формы содержанием. Участники съезда были обеспечены проездом на это политическое действо со всех концов нашей необъятной родины, проживанием, питанием, вином и водкой. Все бесплатно. Днем шли скучные заседания, вечером пили, и пили страшно. Самый грандиозный размах получил заключительный банкет.

– Тимофей, – начальница была уже слабо адекватна, но продолжала давать указания, – я здесь где-то пиджак потеряла. Поищи, пожалуйста.

Какая же она бухая.

– Да, конечно, я посмотрю.

Делать мне что ли нечего, искать чей-то пиджак в этом вертепе. На весь зал орала музыка, кучка танцующих перестала замечать что-либо, кроме себя, глаза толстых мужичков горели. Остались самые отвязанные. Какой-то тип рыскал между безлюдных столиков в поисках застоявшейся бутылки, пьющие быстро выпили всю халяву, а ушедшие забрали все с собой. Пусто. Но несколько очагов еще теплились. Я подсел туда, где было больше женщин.

– Мы тут все из Биробиджана, – жирдяй положил мне руку на плечо, – приезжай к нам. Я офицер внутренних войск. Если пьешь, напоим, если не пьешь – мы тебе здоровенную головку гашиша подгоним, – руками он показал такой объем камня, что сам, видимо, пришел в восторг от его размеров, – связи то у меня остались, не жалуюсь.

Лучше бы сейчас выпить предложили. Вон, пол пузыря у них стоит, молчат о нем.

– Телефончик оставьте, буду в Биробиджане, словимся. Ваше предложение меня заинтересовало.

– Тимофей, – моя начальница снова звала меня, – я здесь кому-то сотовый дала позвонить и не помню кому. Поищи, пожалуйста.

Вовремя. Биробиджан уже утомил, но насел так, что не давал продохнуть. Приходила пора менять лица.

– Да, конечно, я посмотрю. А пиджак?

– Пиджак? – я напомнил ей что-то забытое, – Пиджак не надо. Главное – сотовый.

С начальницей еще тяжелее. Удаляюсь искать. К кому бы притусоваться. Из всей редакции на последнюю ночь здесь остался только я, теперь хожу неприкаянным. Надо бы подналечь на спиртное. Станет легче. Цепляюсь к биробиджанцам, продвигающимся в номера. Их группа разделяется на две, какие-то незнакомые делегаты зовут меня к себе. В номере бардак, вонь и кто-то спит. Громко включают музыку.

– Мы из Ижевска.

– Я местный. А, че у вас там?

– Ты не знаешь? Стрелковое оружие. Самое лучшее в мире.

Надо было как-то поддержать разговор:

– Достать можете?

– Пить будешь?

В стопку что-то льется.

– Буду, конечно. А че за водка?

– Так себе.

Я засаживаю, сразу начинает выворачивать, пытаюсь не упасть в грязь лицом и сдерживаю рвоту, недолго, это невыносимо, выбегаю на балкон и меня пронзительно рвет вниз. С соседнего балкона слышу слова возмущения:

– Сколько можно! Когда же вы, мрази, успокоитесь.

Возвращаюсь.

– Между первой и второй перерывчик небольшой. Еще будешь?

– Нет. Пожалуй, нет.

Бутылка стоит на столе почти полная, а пол у них уже изрядно заблеван.

– Мы допускаем возможность достать тебе ствол.

– Спасибо за доверие. Завтра на трезвяк переговорим.

– Приходи после завтрака с пузырьком.

Они пишут на листочке номер свей комнаты. В коридоре натыкаюсь на шатающуюся фигуру:

– Ты в армии служил?

– Нет.

– А, давай я тебя буду охранять.

– Сам разберусь.

Его это не устраивает, он пытается схватить меня, человеку не хватает общения:

– А ты куда?

– Спать. Съезд окончен. Скоро будем в парламенте. Понимаешь? Ты готов, – ну у него и рожа, – выступить перед телекамерами на всю страну.

Я вталкиваю эту пьяноту в чьи-то аппартаменты. Наконец-то приходит спокойствие. Начало процессу создания Партии Z. было положено директором Корпорации пару месяцев назад.

– Наше предприятие, – говорил он на закрытом заседании, – имеет филиалы во всех регионах России. Мы можем использовать этот ресурс в политических целях. Наши люди в филиалах станут основой региональных отделений партии. Это позволит нам зарегистрировать партию как всероссийскую. Все уже давно создано. Осталась только небольшая юридическая работа. Однако есть одно «но». По существующему ныне законодательству, партия не может быть образована по профессиональной принадлежности ее членов к одной организации. Поэтому о том, что все мы работаем в NNN, надо будет немного умолчать. Юрист вас потом проконсультирует, как это грамотно сделать.

По Корпорации был дан приказ, сотрудники по всей стране оказались вынуждены писать заявления о вступлении в новоявленную партию. Сливки Корпорации приняли участие в съезде. Поработали юристы. Партия оказалась в списках. Выборы прошли без серьезных нарушений. Руководитель PR-департамента вскоре покинула наше предприятие и перебралась в аппарат Совета Федераций РФ. Вывеска всегда будет чистой, всю подноготную видят только те, кто ее создал, а чем вывеска напыщеннее, тем больше за ней грязи. Как я хотел бы не знать зла этого мира. Видеть за поступками людей добрые намерения становится все сложнее и сложнее, когда сам постоянно делаешь обратное. Мозг рисует негатив внутри того, что нас окружает. Это и есть ад. Ад в нас самих тогда, когда происходящие события мы определяем исключительно с позиций корыстных выгод их участников, не оставляя человеку шанса на любовь к ближнему. Заложник своего испорченного мышления. Черти жарят на раскаленных сковородах души тех, кто за любым действием видит низменные побуждения. Оракулы продаж не знают любви. Трое товарищей не пошли на парламентские выборы, предпочитали избегать любую политическую информацию и в свободное от учебы время размеренно болтались по улице. Мимо проехала семерка со знакомой парочкой.

– Паша возит Машу, – прокомментировал их Черепаха, – потому что Маша ему дает. Маша дает Паше, потому что Паша ее возит.

Нарезка громко заржал.

– Куда двинем?

Целей в большинстве случаев на прогулках нет. Шатаемся, обсуждаем все вокруг.

– Не знаю.

– Не знаю.

Проблема в том, что занять себя часто бывает нечем. Хочется действий, но приложить свои силы некуда. Время молодежи. Это невыносимо.

– Может, Гаскойна вызвоним?

В тех случаях, когда вечер пуст, традиционно возникает желание заполнить его за счет кого-нибудь другого. Бесперспективность подобных ходов давно стала очевидной, но это позволяет хоть чем-то обеспокоится на некоторое время.

– А где он?

– Где он я не знаю, но мне его Люся недавно прислала сообщение, что Гаскойн забыл свой телефон в машине, и чтобы мы звонили на ее сотик.

– Гаскойн с балластом. Он нам нужен с ней?

– И возможно без машины.

– Да. Еще и без машины.

– Это очень меняет дело.

– В ее поведении сквозит какая-то неестественность.

– Играет ради машины.

– По-любому.

Ни слова о любви.

– Может, Хазару.

– И с чем мы к нему. Скажем: «Развлеки нас»?

– Без мазы.

Безделье утомляет куда сильнее нежели работа. Каким-то плавным образом, я знал всех бездельников и распиздяев района. Самая активная часть молодежи, постоянный поиск. В этом кругу либо не происходило совершенно ничего, вязкое болото, либо случалось что-то выходящее за все рамки, фейерверк непредсказуемости. Последнее случалось реже. Школа улиц. Недавно мусора приняли Зиту. Студентка. 19 лет. Она уже раз пять приобретала наркотики для своего хорошего приятеля, а когда сделала это в шестой раз, вместо обычной благодарности он достал мусорскую ксиву:

– Госнаркоконтроль.

Обыкновенный паренек, учился с Зитой в одном институте, чуть постарше, юрфак, закончил. Они были в хороших отношениях, а сейчас, когда она оказалась на заднем сиденье между двумя его друзьями и, отдав одну таблетку экстази, купленную ею через знакомого для пробы, пересчитывала полученную пачку денег еще на 50 колес, друзья сорвали свои лживые маски.

– Это не мое, – вышвырнула она деньги на весь салон.

– А вот это? – ехидно спросил ее друг, демонстрируя таблетку уже лежавшую в целлофановом пакетике для улик.

Зите засветило 7 лет тюрьмы. Три часа моральных пыток. К голове девушки подставляли ствол. Девушка плакала. Закалка характера происходит исключительно в экстремальных ситуациях. Педагогика. Дети из трудных семей самые волевые и смелые. Самые битые жизнью – есть самые сильные. Стресс, присутствующий в мире преступлений, дает взросление. Людям, чтобы развиваться, необходимы проблемы. Потребность в сложностях. Войны, великие стройки, наркотики, каждой эпохе свои преграды. Зите просто-напросто понравились дискотеки и изнуряющий дурман. Милое улыбчивое личико, стройная фигурка, модная одежда, вежливый тон общения. Но на душе все по-другому.

– Я в маршрутке всегда сажусь к водителю, – говорила она, – чтобы в салоне не видеть этих мерзких рожь.

Это точно от наркотиков, реальность отвратительна, но она такова именно благодаря им. Если твой приятель оказывается внедренным опером, недоверие к людям возрастает вулканом. За любым лицом может скрываться зло. Особенно тогда, когда ты сам в этом зле участвуешь. То же самое и с добром. Зита назвала представителям закона имя посредника, посредник назвал имя торговца. В прошлом году летние транс-вечеринки под открытым небом, проходящие вокруг экстази, собирали по пять тысяч человек, в этом – десять. Преступники отличаются от государственных служащих в лучшую сторону тем, что они не так лицемерны. Жизнь человека – это яблоко. Богачи урывают маленькую дольку этого яблока, нанимают политиков, которые начинают обманывать людей, с видом знатоков лицемерно убеждая их в том, что эта маленькая долька и есть вся жизнь в купе со счастьем, что за нее надо платить, что все остальное – ничто. Жизнь сейчас – это та часть яблока, куда еще не дотянулись руки дельцов. Сердце. Я истосковался по женскому пониманию. Мне нужен был человек, которому я мог бы излить внутреннюю боль.

– С мужем не сложилось в последнее время. Он сначала зарабатывал деньги, потом не зарабатывал, сейчас вроде опять что-то получает, но все это очень зыбко. У меня ребенку четыре месяца, а я осталась одна, – говорила мне Джунгли, мне удалось спровоцировать ее на искренность.

Мы знаемся с ней с первого класса. Джунгли с нами даже в футбол играла против команды детского дома «Алмазово». Уже много позже в девичьей анкете кто-то из наших одноклассников наткнулся на ее ответы. «Ваша первая любовь? Тимофей». Дальше поцелуев в щечку в третьем классе между нами не зашло. Потом ее стали интересовать более взрослые ребята. Спустя 18 лет после знакомства, мы сидим на лавочке. Нам по 25. Она – с ребенком, я – безработный, спокойные жизненные ритмы, позволяют мерно беседовать.

– Каждый ребенок плачет по-своему. Я боялась родов, боялась ответственности, что не могу ему дать того, что ему надо, боялась перемен. И мне кажется, он родился с ощущением этого. Это в плаче чувствуется. Тревожность точно есть какая-то.

– У меня тоже проблемы были, – самое время поделиться, – Я тут серьезно выпал из жизни на год. По здоровью, – как не хочется произносить этого пугающего слова.

– Что такое?

– Цепанул одну заразу, – сколько вопросов.

– Какую?

– Лучше не знать. В области легких, – может, поймет без слов.

– Туберкулез?

– Да. Он самый.

– А сейчас?

О моем здоровье печется человек или о своем ощущается быстро.

– Сейчас все нормально.

Вся трагичность туберкулеза в том, что эта болезнь вызывает в людях не сопереживание пострадавшему, а страх и отвращение к его боли; весомая часть его внутреннего мира, ибо палочки Коха оставляют глубочайший след в сознании, производит отталкивающее впечатление. Квазимода. Вместо необходимого тепла я, в первую очередь, наталкиваюсь на недоверие и подозрительность. Не сочувствие ко мне, а опасения за себя. Тогда, когда я протягиваю руку, от меня отворачиваются и бегут. Расставание с Джунгли напоминало прощание навсегда. Так смотрят друг на друга люди, которые предполагают, что больше никогда не увидятся. Ощущение бесперспективности, которое обуяло меня по дороге домой, с каждой новой стеной воспринимается все мягче. Ко всему привыкаешь. Но я все равно был не весел. У меня было не то одиночество, когда живешь как в блокаде. Далеко нет. Меня тревожило другое. Моя открытость была слишком многолюдна. Сегодня переживания с одним, завтра с другим, послезавтра с третьим, потом опять с первым, люди проходят, а я остаюсь один. Хотелось бы постоянства. Чередование близких – это тоже одиночество. Навстречу шли две обыкновенные телки в банальных пуховичках и дешевых джинсиках. Серость. Неужели, нельзя подобрать шмотье по привлекательнее. Они что-то живо обсуждали. Стрекозы, которые все лето красное пропели. Мы поравнялись. В них я видел весь мир необременительных отношений. Обрывок услышанной фразы резанул мне в самую душу:

–…хочется, чтобы это было от чистого сердца…

Настроение поднялось. Я ощутил надежду.

23. Самолюбие

Хотелось кайфануть от женского сопереживания своим болям. Взаимность через сострадание. Чувствовать, что тебя кому-то не хватает. Отдавать себя, чувствуя счастье. Это все, что надо. Все лучшее – бесплатно, ибо то, что в сердце – не продается. То, что в сердце, только обманывается. С новой женщиной занимает меня всегда одно – порожняки ли это или все может закончиться действительным чувством. Весьма проблематично отказать себе в определенной программе, в тех или иных ожиданиях, но настоящая любовь всегда возникает тогда, когда каждый свой шаг человек делает, как последний, и даже в самой глубине ума ни на что ответное не рассчитывает. Корысть – залог того, что любви не будет, даже если выгоду видишь в простом внимании к себе. Во многих случаях вокруг очень много надуманного. Смута произведена загонами эмоционального мышления. Его жажда волнений – это компьютерная программа мозга, обеспечивающая человеку определенный смысл жизни. Эмоции, всегда сигнализирующие о повышенном значении, культивируют суету и погружают человека сугубо в его личный внутренний мирок, волнения ослепяют, слабость и неуверенность, сопутствующие слепоте, порождается эмоциями, вызванными точкой зрения заинтересованного во всем оценщика, не способного на нейтральность и отстраненность от своих проблем и переживаний. И хотя большая часть происходящего на земле его не касается, человек, согласно своей раздутой значимости, цепляется теми или иными чувствами за все, что проходит мимо, обмусоливает внутри, что-то выдает во вне, провоцируя следующие бесперспективные обмусоливания в других головах. Иллюзии часто приходили в мою жизнь. Хотеть что-то от незнакомого человека – болезненное расстройство мышления, как и хотеть что-то вообще, но люди всегда что-то желают, а значит, у них всегда что-то не складывается. Обломы – итог жизненной позиции, когда мир не устраивает таким, какой он есть и к нему складываются массы запросов и претензий. Запросами мир не изменить, зато, ограничив их, выключив, как черту характера, можно изменить себя и перестать метаться в замкнутом круге фантазий и обломов. Последний обломом была Люда. 21 год, менеджер супермаркета «Техносила», худощавая брюнетка с большим ртом. Пару лет назад я пытался крутить с ней роман, но за те три свидания, что произошли между нами, во мне не вспыхнуло ни огонька желания. Теперь я понадеялся на то, что Люда повзрослела, уговаривать ее на встречи особой надобности не было, она соглашалась сразу, и после того, как мы оказались в одной маршрутке, где от разговора уже никуда не денешься, я решил снова приударить за ней. По старой памяти сразу пригласил ее в гости, пришла, попили чай, она несколько раз призывно заглядывала мне в глаза, но чего-то все равно не хватало, я решил не торопить события в надежде, что меня потянет к ней, как к человеку. Наверное, не хватало загадочности. Я жаждал увидеть в ней что-то привлекательное, кроме наружности, внимательно вникал в ее слова, но это была борьба с самими собой, попытка самообмана. Убеждать себя в том, что мне интересно с ней, я смог еще пару недель. На втором свидании мы пошли играть на биллиярде, был лютый мороз, но во имя романтики двинулись пешком на другой конец Района. Я не пил, Люда усосала за вечер три бокала пива, ей, наверное, тоже не очень интересно, раз она так желает замутить свое сознание рядом со мной. Показывал ей, как держать кий, как правильно бить, приобнимал, попку трогал невзначай, в биллиярд для этого женщин и водят, но это было скорее дань ситуации, нежели потребность. По-моему, ей не хватало недоступности, которая заводит так же, как приятная внешность и откровенные наряды. На третьем свидании мы поехали в театр. Жду ее в метро, опаздывает, мимо проходят такие восхитительные лица, что я готов забыть о Люде и двинуться на сеанс искусства с кем-нибудь из них. Наверное, надо было не дожидаться ее. Здесь Люда кажется мне менее симпатичной, чем наедине с ней, неприметная она какая-то, я расстроен.

– Я всю ночь на квартире гуляла с друзьями по работе, мы пили пиво и вино, не спала, утром поехала домой, пару часов вздремнула, и опять сюда в центр, даже не знаю, смогу ли воспринимать спектакль.

Она пьет что ли? И одета она как-то глупо. Моросит снег, представление тоже задержалось, мы приходим как раз к началу. «Бешенные деньги», Островский. Хорошая постановка, захватывает, мыслями я в противоположном от Люды конце, спектакль уносит мое воображение к другой. Да, и на соседнем ряду надменненькая девушка очень даже ничего. Мы бросили друг на друга пару неоднозначных взглядов. Меня так и порывало сказать ей что-нибудь колкое. Однозначно предпочел бы быть сейчас рядом с ней, нежели сопровождать свою спутницу. Но есть чувства приличия и долга, отвешиваю Люде необоснованный комплемент:

– Актриса, которая играет главную роль, могла бы у тебя кое-чему поучится.

Все женщины – актрисы разного апмлуа, поэтому комплименты на этот счет беспроигрышны.

– Чему же?

– Об этом – после.

Я пока не находил специфику игры Люды, но надеялся, что этот момент все же настанет, поэтому и врал. Или уже не надеялся. Обратный путь был невыносим, всю дорогу она несла полный бред, сначала я перестал ее слушать, и когда она поскользнулась на льду и упала, я этого даже не сразу заметил. Иду, очень не доволен вечером, смотрю, а ее рядом нет, поворачиваюсь назад, лежит, подбежал, поднял, изобразил сострадание, идем дальше. Жалею, что позвал ее на день рождение, но менять что-то уже поздно, она будет там, как бы мне этого не хотелось. Когда-то я мечтал, что на этом празднике мы будем счастливой парой с глубоким доверием и взаимопониманием друг друга, а после трех встреч все выходило так, что я не хотел ее видеть никогда в своей жизни, но она должна быть со мной. Отсутствие страсти. По крайней мере, в глазах других я не буду одиноким. Открывалась ли она мне так, как открывался ей я, не знаю, но, наверное, корень всех противоречий между людьми в разной степени искренности. Противоречивость – это главное людское качество. За два часа до насыщения искусством, род моих занятий был несколько иным.

– Ты в анал пробовала? – писал я в каком-то интернетовском чате от имени Голодной Пошлости.

Друг Нарезка скачивал мне из сети латинскую музыку, говорить было не о чем, если люди не дураки, то они быстро замолкают, ожидание мы скрашивали развлечением.

– Я хочу, но меня все время сестра отговаривает, – ответила нам некто Паучиха в чулочках.

В сети надеешься на загадочность, но анонимность интернета способствует концентрации там всей постыдной грязи человеческого рода. Не опасаясь быть узнанными, люди выплескивают на весь мир свою животную подноготную. Тоже искренность. Неспокойная собственная значимость. Желание высказаться и быть услышанным. Интернет строится на том же фундаменте, что и система доносов, материалами служат самые низкие человеческие качества. Виртуальный мир создается в мозгах пользователей сети. Анонимность зиждется на страхе перед общественной ответственностью, но куда серьезнее та ответственность, для которой анонимности не существует. Мы все всегда были заложниками наших мыслей. Бог, который рулит на Земле, знает любой человеческий помысл, и, отталкиваясь от них, вымащивает жизненный путь каждого и расставляет на нем фонари. Мир полон негативных явлений, несправедливостей, насилия, унижения, жадности, лжи, но зависть, злоба, презрение, пошлость, страх обитают не вне человека, а в его сердце. Каждый человек неполноценен, земляне неполноценны, а Земля всегда будет такой, как все это зло будет оценено в душе человека. Вокруг гордеца всегда будут низкие, отрицательные персонажи; тот, кто сможет искренне сострадать падениям этого мира, будет сам окружен сопереживанием, любовью, красотой и добром, ибо разделять страдание другого можно только ощутив его добронравие и добронравие Земли. Когда мир представляется злонамеренным, то человек ради мимолетных наслаждений забытия отдается в рабство страстям, в отсутствии которых мозг мучается поиском новых удовольствий, желая кайфами заполнить пустоту сердца. Влюбленность во зло. Кайфы – это суть комплексы. Деньги и бабы к 28-ми годам стали основными комплексами неполноценности работника склада сетевого супермаркета «Копейка» Павлина, который когда-то мечтал о возвышенных отношениях, но действовал, преследуя исключительно свои желания и запросы. Однажды, еще 22-ух летним пареньком он пришел на озеро. Натренированный на тренажорах, загорелый торс юноши метался по песку за волейбольным мячом, а глаза то и дело встречались с глазами незнакомки. Робкий и неуверенный в себе Павлин побоялся заговорить с симпатягой, которая бросала на него лукавые взгляды, но, не желая терять ее из своей жизни, двинулся за уходящей девушкой, сопровождаемой толстой подругой, с целью слежения. На его глазах, девчонки покинули зону отдыха и сели в метро, паренек проникся горечью сожаления. Он больше не увидит ее никогда. «Ладно, – подумал Павлин, – много таких было. Поиграли глазами и исчезли навсегда. Не судьба». На следующий день они встретились на озере снова. Опять взгляды. Опять страхи. Опять надежды. Не более. Третий день сводит их в тоже время на том же месте. Пока Павлин ищет в себе решимость для такого ответственного шага, как знакомство с понравившейся девушкой, к ней подсаживается какой-то типчик, и они начинают весело болтать. Вот и конец. Павлин остается внеудел. Промедление подобно смерти. Подойти и заговорить с незнакомым человеком, в отношении которого внутри заиграли струны любви, бывает трудно, ибо своим неловким подходом эти струны можно в раз оборвать, поэтому молодые люди часто предпочитают непростительно долго натягивать эти струны, нежели рискнуть и начать на них играть. На четвертый день она – одна, он – с друзьями. Наигравшись в волейбол, приятели выдвигаются домой:

– Павлин, а ты?

– Я здесь еще побуду.

Она – одна, он – один. Молчать больше некуда.

– Девушка, можно с вами поплавать.

– Можно.

Разговор завязывается быстро, никакого напряжения, даже молчание не было неловким. Сказка.

– Мы на тебя так пристально смотрели, – пояснила Ольга, – потому что моя подруга сказала, что поставила бы твое фото под стекло и любовалась.

Приятный комплимент.

– Вчера? А! Это был парень подруги.

Она свободна. Павлин на грани счастья. Придется ему поездить к ней в другой район. Ну, на что не пойдешь ради любви.

– Ты из П.?

– Нет.

– Из И.?

– Нет.

– А, откуда?

– Из М..

Великолепный поворот. Их дома располагались в десяти минутах пешего шага друг от друга. Вечерняя встреча, прогулка, он провожает ее до двери квартиры.

– Пока.

– Пока.

Ольга стоит, молчит и не уходит.

– Давай, я тебя поцелую, – неуверенно молвит юноша.

– Давай.

На следующий день Павлин звонит ей в 10 утра, будит, и в 11 они едут на озеро.

– Ты целоваться не умеешь.

– Учи.

Ольга весь день учит его целоваться. Скоростное развитие отношений. Немалая жажда поцелуев, причем, с обеих сторон. Они договариваются о встрече вечером, Павлин в нетерпении ждет этого часа. Жесткая страсть. Он заходит за девушкой на час раньше намеченного времени и застает ее вышедшей из ванной в халатике на голое тело. Опять поцелуи, опять обнимания. С момента знакомства он не дает ей не минуты покоя. Все время рядом.

– Ну что, ты ее выебал, – расспрашивают паренька любознательные друзья.

Под воздействием общественного мнения Павлин настраивается предпринять более активные действия. В голове формируется новый этап строгой безжизненной программы, которая начинает наталкиваться на точно такую же строгую программу со стороны Ольги. Вслед за вспышкой идет затухание. Обороты резко сбавляются.

– Когда мы с тобой расстанемся, я тебя никогда не забуду, – говорит ему она.

Между молодыми людьми вырастает стена. Поцелуи уходят в прошлое. Холод, предтеча разлуки, Павлин сжимает свои клещи еще сильнее, Ольга начинает скрываться от него. В течение недели он звонит ей каждый день, и каждый день в ответ на предложение встретиться получает отказ под разными предлогами. Иногда трубку поднимала мама:

– Ее нет.

Ольга затаившись сидит в своей комнате. Она тоже не нашла в себе смелости и не смогла объясниться со своим ухажером. Еще неделю отношения окрашены в отрицательные настроения. Все так плохо, что Павлин готов применить ей физическую боль.

– Ой, Павлин, больно, – жалобно скулит Ольга, когда он, придя за диском и столкнувшись с очередной порцией неприязни в свой адрес, заламывает ей руку.

Только так ему снова удалось ее обнять.

– Что, вообще не приходить?

– Приходи, когда поумнеешь.

Это вселило в него надежду, за которую девушка расплачивалась еще четыре года. Этим летом они больше не виделись. Осенью он заходит к ней в день рождения и дарит букет цветов. Ольга удивлена:

– Что это ты обо мне вспомнил?

Павлин чувствует ее одиночество, не выдерживает и является к возлюбленной сразу на следующий день.

– Ты что, опять каждый день будешь ходить?

Понимая свою глупость, поделать с собой он ничего не может и снова названивает ей каждый день. Сплошные отказы. Потихоньку приходит лето. Ни одной встречи, но Павлин часто крутится возле ее дома и однажды замечает пятки девушки, торчащие с балкона, где она, видимо, загорает. Ему становится жалко Ольгу, забившуюся в четырех стенах. За летом – осень и день ее рождения. Цветы передаются анонимно, а на следующий день он случайно встречает ее в электричке. Паренек прячется от нее, а потом опять берется за телефон. Ольга дает согласие на встречу. Настает этот долгожданный день. В тренажерном зале, где он занимается по утрам, Павлин показывает неожиданно высокие результаты. 115 кг – на грудь. Показатель на 1-ый разряд. Знакомый номер набран, девушку ждет ресторан.

– Алло. Ольгу можно.

– А ее нет.

Вот так. В зал Павлин больше не ходит. Парень, узнав место ее работы, из чувства ревности, по пожарной лестнице залезает на крышу, ломает люк и проникает внутрь помещения, где сразу натыкается на собаку охранника. Ему казалось, что Ольга спит там с начальником. Собака обнюхала чужака, но не издала ни звука. Фантастика. Охранник, заметивший шорох, решил обойти свою вотчину, Павлин сделал точно такой же круг впереди охранника, слыша его надзирательные шаги в 20-ти метрах за собой. Страж порядка даже представить себе не мог того, частью какой игры он сейчас является. «Если он меня сейчас поймает, – подумал Павлин, – то придется рассказать всю правду. Залез к Ольге». Не поймали. Возвращается лето. Озеро. Тот же самый пляж. Ольга снова там, одна, она улыбается всем друзьям Павлина, кроме него самого. Сука. Парню невыносимо плохо. Отвратительное лето. Как это уже установилось, к дню рождения Павлин готовил самые теплые слова для своей девушки, так было и в этот раз, однако, разговаривать ему пришлось не с ней.

– Ты, козел, мудак, больше не звони сюда, – услышал в трубку Павлин.

О существовании Макса он уже знал, но не имел чести познакомиться с ним лично. У Ольги несколько месяцев назад появился парень.

– Давай, я приду, поговорим.

Через пол часа из квартиры Ольги вышел Макс:

– Мужчинка, что вы хотите?

– Можно, я посмотрю на нее, – униженно просит Павлин.

Он сам выбрал такую позицию.

– Нельзя.

Макс оказался строгий.

– Мы любим друг друга с восьмого класса, – пояснил он.