Текст книги "Венера туберкулеза"

Автор книги: Тимофей Фрязинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

Это был единственный раз, когда я пересек порог данного учебного заведения. У гробовщиков внутри было чище, чем у меня. Наркоман Нирвана оттрудился на этой ниве два месяца. Тащили они гроб, в нем – тетка, превратившаяся в желе, родственники ждут на улице, они спотыкаются, и желе разлетается по комнате. Куски собираются по всем углам, конструируется подобие формы тела, и – в землю. Найти успели не все. В последствии фрагменты обнаруживались периодически даже посетителями. Мне срочно требовалась чистка. Наверное, в России все не так уж и плохо, раз туберкулез не повален. Макс не стал задерживаться возле извращенных настроений.

– Ты за меня будешь голосовать или за господина Щ.?

– Наркоман, – крикнул он, уезжая вдаль.

Кто угодно, только не я. Скорее тот парень, на которого мы с Нарезкой наткнулись на лестничной клетке, когда выходили на улицу, чтобы поехать в администрацию. Такое не забывается. Это были глаза зомби, нечеловека. Что-то пустое и зловещее, что-то беспомощное и одновременно опасное, что-то совершенно неприятное было в них. Глаза были распухшие и стеклянные. Неживые. Даже не глаза. В руках у его подруги был инсулиновый шприц. Они суетились. Это уже конец. Как же все было хорошо в детстве. Этот безмятежный сон ребенка сейчас видится мне раем. Идущие по скользкой дорожке, потеряли безмятежность очень рано. Во имя косяка, без которого вся вселенная была скучна, банальна и сера, мы отказывались от сказки, в которую мог обернуться мир, если бы мы смотрели на него без косяка. Обыденность не давала удовлетворения, и в этом мы были ущербны. Бутылка за бутылкой, косяк за косяком давали блаженство, корень которого я увидел в одну из ночей. Познать корень, лишив растение жизни. Мы приехали на пустынную площадь, смастерили из пластиковой бутылки прибор, забили в него траву, выкурили ее, и Хазар вышвырнул использованную тару на улицу. Было за полночь. Откуда-то появляется нищая бабушка с двумя сумками пустых бутылок, и с уверенностью, что мы пили пиво, бросается к нашему подарку, поднимает его, вертит в руках, ложный сигнал, и она расстроенно идет дальше, шаря глазами по земле. Особенно в районе урн. Своя система ценностей окружающего мира, свои точки приложения человеческих возможностей. Никого из нас это не тронуло. Безразличие взращивает в людях маленького дьявола. Скрыто от глаз под землей. Зло – это всего лишь закономерная реакция человека, которому не хватает сопереживания, провокация каких-либо ответных чувств, энергия, если другой энергии нет, одиночество. Добро, любовь, правда, понимание обходили меня стороной, неужели же кто-то будет отказываться от всего этого во имя инфицированного СПИДом шприца, поэтому я и стал гадом.

5. Пазлы

– Поднимайтесь в актовый зал, через десять минут там состоится митинг.

– Какой митинг?

– В поддержку Путина. Из центральной прессы приехали, с телевидения кто-то. Живее!

Мощнейшая образовательная Корпорация, университет плюс масса дополнительных проектов, в PR-департаменте которой я работаю журналистом, с недавнего времени начала активно играть в политику, ибо все мы ходим под законами, и отдельные персоны, обладающие деньгами, со временем входят во вкус и начинают желать изменения их в свою пользу. Конечно, во имя развития образования, потому что это развитие – есть развитие доходов тех, кто им руководит, ведь за два года, что я тружусь в стенах этой организации, осуществлено массивное продвижение вперед, филиалы Корпорации открываются уже зарубежом, в Перу, в Чехии, с визитом у нас была жена Путина, постоянно гостят какие-то депутаты, Кобзон, Бородин, а такие люди к кому попало не приезжаю. Ну так вот, за эти два года развития моей заработной платы не произошло. Могу предположить, что развитие спорта, искусства, науки, всего, где этим занимаются недоступные люди в пиджаках, такого же рода. Или наш патрон – жадюга. Я поднялся в зал. Директор стоял перед толпой из 300 сотрудников, бухгалтера, методисты, менеджеры, наборщицы, в пижонском синим пиджаке в белую полосочку. Приближенная свита, заместители, была одета точно так же. Вечером по ТВ показывали Путина. Идентичность одежды.

– Я, – сказал директор отеческим разъясняющим тоном мудрого наставника, – от имени инициативной группы хочу предложить всем нам выдвинуть действующего президента РФ Владимира Владимировича Путина кандидатом в президенты на предстоящих в марте выборах. Делаем мы это только потому, что политика Владимира Владимировича Путина нас очень устраивает. При нем действительно наблюдается стабилизация и рост экономики, и если Владимир Владимирович останется у власти, то эти процессы будут только усиливаться. Предлагаю проголосовать. Кто «за» – прошу поднять руку.

Все 300 человек без особого энтузиазма вздымают свои руки вверх. Драгоценные фишки. Это мне и надо. Ловлю момент и фотографирую. Работа такая. И теперь смело можно писать про нескончаемый энтузиазм митингующих.

– Есть ли у кого-то другие предложения? – продолжает директор.

Молчание.

– Других предложений нет. Значит, мы принимаем решение о единогласной поддержке на выборах Владимира Владимировича Путина. Спасибо. Возвращайтесь на свои рабочие места.

Через несколько дней в главных газетах страны проходит соответствующая информация. Могу предположить, что большинство информации, проходящей в центральных СМИ, такого же рода. Когда Тимура приняли на Районе с пятью граммами гашиша и закрыли в СИЗО, то в криминальной хронике этот эпизод указывался, как задержание наркоторговца, что более всего удивило самого героя материала. О том, что он – наркоторговец, Тимур узнал сначала от мусоров, а потом из газеты. И это в то время, когда настоящие наркоторговцы, известные на весь Район айзеры, спокойно разъезжают по улицам на иномарках, и хотя их иногда тревожат органы правопорядка, но, видимо, не по службе. Дружба, деловые отношения, коммерция. Когда мне было 14 лет из меня и двух моих приятелей безостановочно перла агрессия и ненависть. Однажды, мы даже без бухла напрыгнули на корпус машины, уже несколько лет пылившейся без дела во дворе, отломали двери, выдрали руль, порезали обивку, хотели поджечь, но не успели. Из подъезда выбежали братья Камолаевы, татары, молодые коммерсанты, которые и владели этим хламом, давно плачущим по помойке. Я был схвачен и отвезен к отделению милиции. Один из братьев вывел из мусарни человека в серой форме с погонами, тот влез в их машину и ударил мне по лицу. Стало жутко.

– Срок хочешь? Кто с тобой ломал машину?

– Я их не знаю. Мы сегодня на улице познакомились. Бабушка попросила нас очистить дорогу от мусора, вот мы и пытались машину убрать с тротуара.

– Ты че, охуел, – следует еще один удар, – вы зачем ремни срезали и руль вырвали?

– Это не мы.

В оборот опять идут его кулаки.

– Под суд хочешь за порчу личного имущества?

Зачморенного меня отводят в кабинет, здесь уже не бьют, но принуждают подписать какую-то бумагу. Умелая угроза обладает неслабым психическим воздействием, но далеко не факт, что за словами пойдет действие, а уж верить мусорам, вообще, глупо, но в то время такие тонкости были мне не знакомы. Очень многие трудности нарисованы лишь в нашем мозге. В ментовеке я оказался тогда впервые, все представлялось мне очень серьезным, детские комнаты милиции, суды, и я очень испугался, что влип в такую историю. Еще пару часов назад мир казался таким прекрасным и беззаботным, и всего лишь слова чужих людей совершили революцию в моем сознании. Мир вряд ли изменился, но внутри меня все перевернулось кардинально. Я озлобился. Через это испытание я открыл свою слабость и ничтожество, но не захотел смириться с этим. Очень высокое самомнение. Смелые люди, на которых не в состоянии подействовать ни один авторитет, притягательны вне зависимости от рода своих занятий, и посему скользкая дорожка преступления, где крепость духа формируется в постоянном рисковом противостоянии с государством и своим страхом, является привлекательной школой для многих молодых людей. Воля: своя и чужая. Гордость никогда не даст покоя.

– Мы тебя сажать не будем, – говорили мне братья, когда мы возвращались из отделения, – в Районе все про всех все знают, нам это не надо, но наш убыток необходимо будет компенсировать.

– Мы уже покупателя на тачку нашли, и тут вы, мудаки, появились!

– Понимаешь, дебил?

Родители пришли в шок, но вынуждены были заплатить внушительную сумму 22-ух летним бизнесменам. Татары следующим утром сами пришли за данью. Через несколько недель проклятую иномарку увезли на свалку. Грандиозная свалка, в пяти километрах от Района, притягивала шпану со всех улиц. На велосипедах детьми мы ездили туда за листами магния, стачивали металл напильником до порошка, смешивали с марганцовкой, которую свободно можно было купить в аптеках, ссыпали в бумажный сверток, поджигали и взрывали во дворах. Китайцу оторвало палец. Славное было время. Особенно лето. Частенько вечерами мы разжигали костер прямо в уютном дворе нашего двухэтажного дома, пекли картошку, допоздна.

– Тима! Домой! – кричала мама откуда-то издалека.

Господи, как давно это было. Домой не хотелось. Все пацаны были старше меня, я всегда узнавал от них много нового и интересного.

– Тима! Домой!

Я опять не шел.

– Иди, иди, мамка сиську подогрела, – подкалывали меня дружки.

Выбегал батя. Приходилось уходить. Деревянные ступеньки. Квартирка. Мама не довольна, что я отказываюсь от ужина, но брюхо уже набито на улице. Поименно я знал всех дворовых котов. Тишка был соседским. Там часто проходили скандалы. Дядя Вова работал грузчиком и пил, несколько раз он спал прямо на полу перед своей дверью. Неприятное зрелище для его сына – Андрея. Он злее всего пробивал мне фофаны, когда я проигрывал в карты. Было больно до слез. Андрей не давал мне покоя, уроки обычно я делал прямо в подъезде под его рассказ. Несколько раз мы спускались к Сергею из первой квартиры. Он был серьезным и с нами во дворе не общался.

– Сергей. Вынеси учебник по химии.

– Зачем вам?

– Мы хотим там рецепт какой-нибудь бомбочки посмотреть.

– Вы же еще химию не учили, все равно ничего не поймете.

– А, когда она начинается.

– В восьмом классе.

– Не скоро. Тогда, может быть, ты нам что-нибудь подскажешь.

– Я?… Там про бомбочки ничего нет.

– Как? А про что есть? Магний и марганцовка – это же из химии.

– Для опытов необходимо специальное оборудование.

– А, у тебя есть?

– Нет. Будете учиться в 8 класс, вам все покажут.

– А, ты можешь принести из школы.

Это ставило его в недоумение.

– Нет.

Мы не понимали. Он все же выносил учебник химии. Формулы нам ни о чем не говорили. Непродуктивно. Никаких впечатлений. Куда больше переживаний мне дало общение с хулиганом Мишкой из 12 квартиры. Была осень, я слонялся по двору, когда Михон вышел из своего подъезда, подошел ко мне, раскрыл ладонь и заговорщически спросил:

– Будешь?

В его руке лежала сигарета.

– Штука, – пояснил он.

От старших товарищей я уже не раз слышал это заманчивое слово. Отца у Мишки не было.

– Буду.

Его это обрадовало. Мы зашли за Дом пионеров. Всей дворовой компанией мы ходили сюда на кружок авиомоделирования. Старичок-руководитель жил самолетиками. Господи, почему это нам перестало быть интересным? Почему этот рай таких добрых чистых увлечений разрушился? Первую тяжку сделал он, потом затянулся я.

– В себя бери, а то рак губы будет.

Я хотел затянуться еще раз, но над нашей головой раздался стук в стекло. Вахтерша увидела юных курильщиков через окно, и шуганула нас. Мы сиганули. Видимо, ее взволновала наша дальнейшая судьба и, дабы предотвратить зло на этапе возникновения, вахтерша направилась к моим родителям и сообщила о том, невольной свидетельницей чего она стала. Проявила бескорыстное участие в чужой жизни. Дома меня ждал папа с ремнем.

– Чтобы рядом с Мишей тебя я больше никогда не видел, – сказал батя.

С каждым годом соучастия становилось все меньше и меньше. Детские годы – чудесны. Лучшие из лучших. Из тюрьмы Мишка пришел уже другим. Замкнутый, настороженный, недоверчивый. Вот куда уходит детство. Определенный интерес мы проявляли к вызыванию всевозможной нечистой силы. Для появления Белого Волшебника была необходима половинка конфетки с белой начинкой. Все действо проходило в темном предбаннике подъезда. Иногда он являлся. Обыденность была сказкой только благодаря детской системе восприятия. Доверчивость, искренность, любопытство, энтузиазм. Я опять околачивался во дворе, из своего подъезда снова вышел Михон.

– А пойдем сделаем землянку?

Мы вышли на пустырь, расчищенный для строительства новой школы, и стали рыть.

– Как Зоя Космедемьянская, – почему-то вспомнилось мне.

Мишка в ответ что-то сострил. Нашли доски, прикрыли, засыпали поверху землей. В кустах у нас уже был шалаш. Вечером мы повели всех к нашей новой постройке. Землянка вызвала восхищение, но вскоре начались дожди, и сооружение было быстро разрушено водами. Я, Андрей, Михон, Мороз, Стренин. Мороз воевал в Чечне, потом пил, сейчас – милиционер. Стренин пил, сейчас бросил, ездит на иномарке. Только серьезная болезнь позволяет увидеть этот мир теми детскими глазами. Я чахну от тубика. Но теперь я вижу вокруг красоту, которую, став взрослыми, мы перестаем замечать. Только приближение смерти будит угасший вкус к жизни. Неповторимость каждого момента, ибо этого можно не увидеть больше никогда. Любой миг уникален. Любой! Когда в 25 лет жизнь на исходе, самое драгоценное – это время. Мы создаем суету, хотя счастье рядом, в нас самих. Я не могу насытиться жизнью, мне ее не хватает, я с радостью впитываю все, что есть. Что дано. Сидя у костра во дворе моего детства, мне ее тоже не хватало. Перенасыщение происходит от однообразия, которое несут в себе суррогаты, созданные людьми. Природа неповторима, человек, посредством машин, штампует свою скуку и смерть. Я перестал смотреть ТВ и слушать радио, куда приятнее простая тишина, ибо она – жизнь, в отличии от многих искусственных миров современности. Я отказался от наркотиков и вина, куда приятнее ясность, нежели туманное, бредовое видение мира. Я запретил себе распространять зло, куда приятнее нести людям позитивную информацию, нежели сеять вокруг смрад. Я выбрал сексуальное воздержание, куда приятнее надеяться на настоящую любовь, а не жить на постоянной лжи и грязи. Грязь в нашем подъезде отсутствовала, ибо жильцы квартир несли посменное дежурство. Моя мать, как и другие женщины, раз в неделю подметала и мыла все два этажа. Ответственность способствует порядку. Сотрите ответственность, и начнется бардак.

– Лучше всего, – рассказывал мне 70-ти летний туберкулезник, – было при Сталине. Порядок был. Никаких краж. Доска валяется на улице, но ее никто не берет себе. Боятся ответственности.

Сейчас мы живем в то время, когда все наоборот. Не успели рабочие обнести забором фундамент строящегося дома, как в несколько ночей люди растащили доски на свои личные дачи-огороды. В портовом Керчи оборотистые мужички растащили на металлолом огромный корабль, некогда бороздивший моря и океаны. Горькая картина предстала моим взорам, когда я отдыхал на этом курорте. Половины корпуса уже нет, а под оставшейся половиной стоит «копейка» и суетятся людишки с металлорезом. Судно медленно, но верно, таяло на моих глазах. От большой горки возле спортивного комплекса «Олимп» в нашем Районе не осталось даже корпуса. На Масленицу здесь всегда особо обильно кружила детвора. За парой сапог в этот праздник на столб уже никто не лезет, их туда почему-то перестали вешать. В этот день мы всегда сбегали из школы и шли на площадь. Для счастья мне хватало просто быть там. В старших классах мы стали сбегать в кабак, где для счастья нам хватало дешевого продемидроленного пива из рука хама-бармена.

– Дайте, пожалуйста, пива.

– Иди на хер.

Служащий кропотливо чинил свои часы и не хотел отвлекаться на каких-то зеленых подростков. Свою первую бутылку водки я выпил в 14 лет в лесу с тремя случайными знакомыми. Понравилось. Это было необычно и легко достижимо. Меня часто стали притаскивать домой полумертвого, облеванного и грязного. Я ночевал в подъездах, под забором, в вытрезвителе. Пили мы в туалетах, в подвалах, за углом. После детства. Однажды поехали в театр вместе со школьным классом, накачались крепким пивом «Амстердам-новигатор», и во время спектакля меня вырвало на соседей. Воспоминания об этом оживляли меня, как никакие другие, тем более, что других ярких воспоминаний не было. Самый легкий путь к самым примитивным переживаниям. Юность попала под время самой навязчивой алкогольной пропаганды. К употреблению водки «Блэк дэд», спирта «Рояль», пива «Рэд буллз» население России агитировалось по несколько раз в час. Специально для молодого поколения русских. Геноцид. Это мерзавцы из телевизора сгубили мою детскую, не сформировавшуюся душу. Миллионы таких же невинных душ до сих пор насилуются власть имущими.

– Баю-бай, баю-бай, – транслировалось на весь наш район из громкоговорителей в день президентских выборов, – купи «Морфей» и засыпай. «Морфей» – легкое успокаивающее средство. Приобретайте в аптеках.

Когда-то было стыдно купить презервативы в аптеке, сейчас весь стыд потерян, а вместе с ним потеряна и совесть. Представители отечественной эстрады, кумиры, рекламируют презервативы по ТВ. Презерватив – это не безопасная любовь, это угроза настоящей любви, доверительным отношениям, преданности. Правительство поступает с нами, как с кроликами. Кошмар какой-то. Поощряемая бессовестность. Власть насквозь коррумпирована, но правит нами все равно именно она, потому что правит тот, кто коррумпирован. Я хочу вернуть свою вытравленную совесть. Я хочу быть честным и верить в то, что люди со мной тоже честны. Хочу, чтобы высокая нравственность и добродетель не позволяла моим детям окунаться во весь тот мрак, в который окунался я, когда с дикой радостью перешагивал через моральность. Тьма манительна таинственностью, но когда побродишь в потемках, то вскоре снова хочется света, хочется видеть людей, однако, обратной дороги уже не найти и можно только надеяться на то, что по-настоящему таинственная сила выведет тебя обратно, оставив иллюзии позади, ибо вся таинственность тьмы – ловушка. Мы стояли во тьме полуразрушенного пункта стеклотары. Графские развалины. Мой приятель, которого я привел во двор, оказался на коленях, перед ним стоял Мороз, он спустил свои спортивные штаны и маячил членом перед лицом Савченкова.

– Бери в рот.

Второклассник Савченков нехотя дотронулся губами до члена. Мы стояли рядом и смотрели. Я одновременно испытал отвращение и самодовольство. Унижение другого доставило мне нечто приятное. Мы сначала слушали рассказ Мороза о том, как он в деревне ссал в рот дворняжке Шарику, а потом я предложил опробовать это же самое на своем приятеле. Нам было лет по 8. Савченков особо не упорствовал, его даже не пугали, сказался авторитет Мороза, который был старше нас на 3 года. Потом он отлил в какую-то банку и приказал мальчику пить, тот отказывался:

– Можно я палец обмакну туда, а потом его оближу.

У нас не было неприклонной цели напоить его мочей.

– Ладно, можно.

Он сделал, что обещал. Чувствуешь себя много лучше, когда люди вокруг тебя падают. Спустя три года в школьном туалете я обоссал руки другого своего приятеля. Он пошел на это ради пачки вкладышей от жевательной резинки. Мне было 11, ему 13. Спустя 10 лет во всех кинотеатрах Москвы транслируется молодежный фильм «Американский пирог», где в одном из фрагментов главный герой мочится на голову другого героя, полные залы, все смеются. Многие делали подобные мерзости. Карабин сморкался в чай своего зашуганного одноклассника. Египет мочился на лица спящих товарищей в палате пионерского лагеря. Паяльник состриг в подъезде ногти с пальцев ног, мелко накрошил их, перемешал с табаком, забил в сигарету, угостил ею своего знакомого, но остался не совсем удовлетворен, поймал бездомного котенка и спустил его в мусоропровод. Распоротая тушка беззащитного животного привела в восторг всю компанию, эта история стала визитной карточкой Паяльника, он был известный на Районе живодер. Чем, несомненно, гордился. Когда мне было 14 лет, и я шел по улице в компании двух 16-ти летних пэтэушников, то неожиданно наше гуляние приобрело осмысленность.

– О! Балу! – воскликнул Кот, увидев вдалике какого-то знакомого.

Мы ускорили шаг, догнали его и завели за коммерческий ларек. Кот для вступления ударил ему по лицу. Пошла кровь. Он сжался. Старшие стали принуждать его к оральному сексу. Идти в подвал с ними он отказывался, удары продолжились, пока воля несчастного не была сломлена. Бедняге пришлось удовлетворить похоть молодых самцов, хотя куда охотнее они выбирали девушек. На Район были известны те, кто однажды не смог противостоять сексуальному давлению, и когда их вылавливали, в подвалах царил разгул разврата. Девченки выносли на себе за вечер по десять мужчин. Дамам было лет по 13-14. Они были небезызвестны в детской комнате милиции. Трудные подростки из сложных семей. Всю низость рода человеческого они познали куда раньше своих сверстников.

– Я не могу сегодня, – оправдывалась Консуэла, – вчера погостила на 16-ой Полевой, сегодня там все болит.

– Покажи.

– Все тебе покажи, – и она сняла трусики и продемонстрировала Паяльнику раскрасневшееся лоно.

Паренек пожалел шалаву и не стал настаивать, хотя в иных ситуациях Паяльник вел себя совсем безжалостно.

– Поймал, – наставлял однажды этот опытный ловелас, – по ебалу дал, она сама ноги раздвинет, лишь бы больше не били. Когда даешь в рот, то лучше всего телке спички в уши вставить, и если она прекращает, то по спичкам легонько ладонями стукаешь, они по перепонкам бьют, и процесс продолжается.

Подростки предпочитали очень взрослые игры, ничего другое не заинтересовало их жестокие сердца. Дети – это передовая линяя фронта битвы добра и зла. Когда впервые выходишь на улицу, покидая парник домашних квартир, где мама и папа создают благоприятный климат, то жизнь предстает не такой ласковой, нежной и заботливой. В подвалах, обустроенных ребятами для совместного вечернего досуга, украденные с дач диваны, пропитаны спермой. Он же, пэтэушник-электрик Паяльник, проводил лампы освещения, его специфику знали все, что давало ему многочисленные знакомства в мире хулиганья. Каждый год по осени он брался выполнять сразу несколько срочных заказов, времена наступали холодные, надо было оборудовать хату. Это прекрасно понимали в каждой компании. На стенах – плакаты. Столик, карты, музыка, вино, девочки.

– Дрочи, – указывает Таня Виталику.

Виталик – известный олигофрен, он тоже приходит пообщаться со сверстниками в подвал, где неизменно является объектом насмешек и издевательств, но приходит все равно. Сейчас Виталик умер, а Танька уже много лет сидит на героине и торгует наркотой. Желание причастности к высокому заставляет закрыть глаза на любые оскорбления. В подвалах в начале 90-ых собирались самые сильные представители молодежи, все остальные парились в квартирах. Виталик достает член и начинает дрочить, все довольны, все ржут.

– Кончи на Танькин плащ, – шутит кто-то.

Все ржут еще громче.

– Я тебе кончу, – угрожает ему девчонка.

Виталик глупо улыбается. Из вечера в вечер. Пошлость обосновывалась в этих душах каждый раз, когда они собирались вместе. Агрессия, распутство, алкоголизм, хамство, желание унижать были главными достоинствами, уважаемыми качествами. Все открыто и искренне, чем и притягательно. Благовоспитанное общество виделось мутным, непонятным и замкнутым, населенным единоличниками. В подвалах ощущалась общность интересов, все было на виду, и, видимо, это ощущение было куда важнее, нежели их суть. Мне тоже нравилось унижать людей. Одноклассник Савченков был не в меру робкий, чем снискал мою особую любовь. Я отбирал у него пенал, он плакал. Так я развлекался первые два года учебы. Наши взаимоотношения были показателями наших личностных качеств. Савченков был единственным учеником, кто плакал, когда чужие люди брали его вещь, остальных этот фокус не трогал совершенно. Я был единственным учеником, кто чаще других заставлял Савченкова плакать, остальных этот фокус тоже не трогал совершенно. Сильный там, где для него есть слабый. Я получил репутацию негодяя и подлеца только потому, что еще из общения с дворовой ребятней, там у костра, ощутил разницу между двумя позициями – сильного и слабого, старшего и младшего. Я был крайним, шутя, меня мучили и били. Такое повышенное внимание было приятно, хотя куда желаннее я бы хотел, чтобы меня любили, но совершенно не знал, как этого добиться. За издевательства над Савченковым со мной несколько раз приходила разбираться его мама.

– А если я тебе сейчас вот возьму и ударю, – угрожала она.

Дальше слов не доходило. Папы у Савченкова не было. Позже, за каменное напряженное выражение лица, я дал ему кличку Убийца, после школы Савченков поступил в медицинский институт и устроился работать в морг. Калечат калеки. Непрерывный процесс несовершенств. Как косточки домино, выстроенные в ряд, мы, задетые кем-то, падаем вниз, задевая кого-то. Но падают все! Устоять и не толкнуть другого, когда толкнули тебя, это подвиг из подвигов, ибо, быть может, толкнуть тебя бросится после этого целая толпа, но не упасть можно только так.