Текст книги "Венера туберкулеза"

Автор книги: Тимофей Фрязинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

18. Поцелуй на дне

– Не опасно тебе в таком наряде здесь расхаживать?

Более чем полные формы ее были поверхностно упакованы в обтягивающий кожаный лифчик, талия перетянута шнуровкой, короткая юбка, настороженно-агрессивные глаза, пышное тело. На любителя. Она просто скучала где-то в области бара, вот я с ней и решил заговорить.

– Многообещающее начало. Продолжай.

– Впечатляет.

– 150 долларов за ночь.

Клуб «Голодная утка» на Кузнецком Мосту был наполнен проститутками, за битый час мои знакомства уже в третий раз натыкались на платный вариант любви; сногсшибательная атмосфера, которая с первой минуты ударяет посетителям в область паха, создавалась именно благодаря им. Латиноамериканские, зажигательные ритмы и танцующие прямо на стойке бара девочки в нарядах, скорее, раздевающих их горячие тела, нежели скрывающих, плыли вершиной айсберга реального притона в центре Москвы. Вход – 200 рублей. Неделю назад попасть сюда оказалась не судьба. На подходе нам построили глазки три малолетки, с ними мы и заговорили.

– Нашу подругу не пускают, не верят, что ей уже есть 18, а без нее мы никуда не пойдем. Мальчики, давайте поедем вместе в «Парк Авеню Диско».

– А нам то какой интерес с вами туда ехать?

– Вместе повеселимся.

– Мы сейчас можем сюда зайти и здесь повеселиться.

– А мы?… У нас денег нет…

– А вы нас повеселите?

– Да. Там есть интересные кабинки… Мы можем вам их показать.

Переговоры, инициированные молодыми тусовщицами, быстро завершились пониманием с обеих сторон, спустя пару часов все обязательства были выполнены, две девочки отдались первым встречным, которые заплатили за их входные билеты в самый, как гласила реклама, скандальный клуб столицы. Вскоре в предназначенных для интимных свиданий комнатках их сменили другие подобные пары, проституток здесь всю ночь навязчиво предлагала сутенерша по кличке Шура. После полуночи низменные страсти разжигать взялся концертмейстер шоу-программы.

– Я вызываю на сцену пять пар. Пять счастливых пар.

Долго дожидаться желающих не пришлось. По указанию кукловода с микрофоном девушки раздели парней, парни раздели девушек, парочки поцеловались, девочки встали на колени, сняли со своих молодых людей трусики и устроили их обвисшим от алкоголя морковкам оральный праздник. Весь зал улюлюкает и стонет.

– А теперь самый ответственный момент для пацанов, – вещал крутящийся между ними шоумен плоти, – пацаны вы или не пацаны? Покажите-ка нам вашу мужскую силу.

Девочки ложатся на сцену, раздвигают ноги, пацаны залазят на них, и начинается прилюдное совокупление. Порно-реальность. Минут десять пять пар под радостные аплодисменты толпы публично занимаются сексом. У кого-то жезл уже не стоит, ведущий высмеивает бедолагу, тот спускается в зал, остаются только герои.

– Давай, давай! Выеби ее по-полной!

Когда конкурс закончен и самый выносливый актер получает бокал пива бесплатно, то дела у Шуры, видимо, начинают идти много лучше, чем до сеанса сексуальной магии. 900 рублей – за час. В тех самых кабинках. Содом и Гоморра на улице Таганской. «Если вам уже есть 12 лет, – объявляют несколько раз в час по радио «Попаса», – приходите на вечерние дискотеки в «Парк Авеню Диско». В каждом продуктовом магазине покупателю предлагают купить презервативы. Среди ценностей современной цивилизации любовь вне постели не значится.

– Лида, – говорил я, подавив в себе все зачатки воспоминаний об искреннем бескорыстном чувстве, которое было отвергнуто этой строптивой и вертлявой, как пятилетняя девочка, симпотягой, – красивых, умных, обаятельных девчонок вокруг не так уж и мало. Их достаточно. Главнее всего этого – быть единственной. Я нисколько в тебе не разочаровался, ты все такая же обаятельная, такая же умная, такая же красивая. Дело в другом. Ты перестала быть для меня единственной…

Не дослушав меня, Лида бросила трубку. Мужчина весомо нищает, когда женщина перестает быть в его сердце единственной; украденные чувства – это украденное счастье, а в нашем мире, где все так ярко и разнообразно, не так и легко найти именно свою звезду, счастье которой будет переживаться мужчиной, как свое собственное. Когда потухаешь, дорога вперед исчезает, и ты остаешься стоять в глухом лесу с горячей надеждой, что судьба даст тебе еще один путь к любви, но чем дольше этого пути не появляется, тем болезненнее воспринимаешь утраты прошлых чувств. Пустота внутри требует заполнения. Человек должен чем-то жить. И тогда в ход идут суррогаты, которыми выкладывается шоссе в никуда. Ловишь любую случайность, чтобы убежать от своего одиночества. Мельница великолепно владел этим умением. Во время своего очередного трипа по московским клубешникам он сошелся с молодым арт-директором клуба «Матрица» по имени Влад. Тот был когда-то то ли циркачом-акробатом, то ли из этой же бодяги, только клоуном, а, судя по пидорским шуточками, которых нахватался от него Мельница, настоящим извращенецем оставался до сих пор. Под пиво и наркоту в мозг Влада был налит мутный сценарий перфоманс-шоу с топорами, кровью, девочками-медузами, бедуином и сюжетной линией, понятной только одному Мельнице. Директор с нездоровым восторгом сразу согласился предоставить площадку под это сомнительное выступление. Лично я всю эту режиссерскую хрень обдолбанного торчка слушать не смог, и, увильнув от дебатов, сразу дал положительную рецензию и выразил готовность участвовать в чем угодно. Мы сидели в баре «Лукоморье», воздуха нет, дыма полно, Мельница, как всегда обкурен, живописал театральную канву с любовью и грандиозностью минут двадцать. В качестве актеров подтянуты должны быть даже откровенно темные личности нашего района Вторник и Зеленый. Мне кажется, воровать они начали еще до школы, теперь судьба преподносила им возможность попробовать себя в роли перфомансеров. Возможность дерзко поглумиться в клубе меня радовала, и в один из зимних вечеров я после рабочего дня прибыл в «Матрицу» на Китай-городе. Заведение увидел впервые, промоутера Влада тоже, музыкантов, играющих мрачный индастриал опять таки до этого никогда не встречал. Плюс ко всему, оказалось, что приехал я не на репетицию, а на само выступление, с публикой, билетами и даже музыкальной критикой. Для кого-то концерт являлся серьезной вехой личностного развития и самопознания, меня распирало от ехидства, мы представляли собой пощечину профессионализму. В гриммерке ускоренно хлещем мерзкую девятку пива «Балтика», дури нет, конструируем новый сценарий на двоих и создаем хоть какие-нибудь костюмчики. Я плохо знаю мир индастриала Москвы, но было много значимых персон этого депрессивного круга. От них веяло смертью. Точняк – были инопланетяне из дуэта Fruits. Недавно видел о них журналистскую заметку в каком-то глянцевом издании. Дуэт «исполняет абсолютно психонавтическую программу с энергичной ритмикой и шкваловыми наплывами абстрактных мелодий». До выступления остаются минуты, из пяти музыкантов только один решился присовокупить наше шоу к своим звукам, нервяк глушится пойлом и пошлыми шутками. В подсобке находим строительный шлем с забралом из прозрачного пластика. Весь заляпан цементом. Подгон от строителей. Очень вписывается в концепцию звучания. Я раздеваюсь до трусов в горошек и рваной майки и напяливаю шлемак на чайник. Начинает играть наш ди-джей.

– Все, бля, поехали.

На сцене появляются роботы. Двое. Это – мы. Я хватаю в руки микрофон:

– Обрез у обкислоченных проституток!

Интригующая завязка. Потуги вспомнить что-либо еще из творческих наработок заканчиваются ничем, и я устремляюсь на танцпол, где пытаюсь изображать машину. В трусах в горошек и майке. Изредка бросаюсь на слушателей и рычу им в рожи. Сзади подкрадывается второй робот. В руке у него обозначается здоровенный нож с зазубринами. Замешательство охранника короткометражно, он подрывается в зал и пытается убрать Мельницу в подсобку, они быстро о чем-то переговаривают, и актер снова пускается за дело. Мельница начинает тыкать мне в спину острием лезвия, ища привязанный там пакетик с кровью, который уже давно отклеился, выпал и валяется где-то на сцене, но понять этого он сейчас не может, его раздражают промахи, и уколы становятся все навязчивее. Ебать, эта пьяная скотина так меня и порешит здесь на утеху толпе. Стремновато. Наконец, он осознает, в чем причина заминки, переносит нож к моему горлу и изображает резкий надрез сонной артерии. С пронзительным криком я наконец-то валюсь на бетонный пол. Все – занавес. Быстро одеваемся и сваливаем домой. Творческий дебют можно считать состоявшимся. Влад уехал на гастроли в Азию, он оказался акробатом, а в «Матрицу» нас больше не приглашали. Подобное безумие продолжалось годы, менялись лишь квартиры, клубы и районы. Контролируемая потеря рассудка освобождала меня от тяжких дум, которые особо жестко преследуют беглеца в моменты возвращения в реальность, выглядящую с каждым разом все отвратительнее.

– Слушай, Ирэн, а людям ты веришь?

– Людям – да.

– А я вот что-то последнее время как-то нет.

Мы были знакомы с ней всего несколько часов, но беседа утром в полупустом «Макдональдсе» шла на весьма глубокие, душевные темы. Некоторых я знаю всю жизнь, но даже намека на откровенность между нами не возникало никогда. Ирэн была великолепной 24-ех летней стриптизершой со стройной фигурой, одета со вкусом, леопардовой расцветки топик и юбочка, смуглая кожа, черные прямые волосы до плеч и черные цыганские пронзительные глаза. Встреча произошла на транс-вечеринке посвященной празднику Хэллоуин в «Трансваль-парке», она танцевала как ведьма, а потом мы пошли гулять по Москве. Люди бежали на работу, девять утра, наша медленная прогулка не вписывалась в ритмы города. Место для чаепития в столь ранний час искать пришлось порядочно долго, но разговор для меня на тот момент был весьма важен. Я давно зашел в тупик, разочарование в жизни стало моим единственным спутником, и хотелось найти из всего этого дерьма выход.

– Настоящих людей, – сказала она, – большинство. Уроды, конечно, есть, но их мало.

Я этого не понимал. Для меня в то время уродами были практически все. В моей душе творился развал. Видеть вокруг себя только уродов – это самоубийство. Сила – это доверие. Ирэн взяла меня за руку.

– Я давно болею гепатитом С. Отзвуки героиновой молодости.

Такая откровенность была более чем приятна, от девушки разило жизненной силой. Чтобы я снова почувствовал утерянный вкус к жизни, несколько дней спустя у меня и вспыхнул туберкулез. Кхе, и на подушку из легких выплескивается кровавая каша. Бегу в ванную. Кхе, она льется из меня, внутри что-то булькает, хватаю вату, кручу в руках, а приткнуть то ее некуда. Кхе, в миг половина раковины заливается кровью, зачем-то начинаю вытирать ее ватой. Кхе, как будто блюешь легкими, так ведь и сдохнуть можно. Кхе, я ведь еще так молод, всего 25, я еще ничего не успел сделать, я не хочу умирать, не хочу. Кхе, когда же это кончится? Кхе, как? как это остановить? Кхе.

– Мама, вызывай скорую, это не проходит.

Через десять минут я испуганно лежал на кровати, кровохарканье прекратилось без помощи медицины, но осознание того, что просто так здесь не отделаешься, вселяло в меня глубочайшее беспокойство. Судьба в миг переставила меня на новые рельсы, и куда они приведут, я даже не представлял. Иммиграция внутреннего мира на необитаемую планету ждала меня впереди. Кардинальное изменение правил жизни.

– Вас надо госпитализировать в туберкулезный диспансер и как можно быстрее.

– На долго?

– Не знаю. Шесть месяцев – минимум. Некоторые лежат годами.

Перестройка инициируется как раз тогда, когда старые ценности заводят человека в тупик. Бог. Был период, когда Мельница употреблял ЛСД каждые выходные в течение полугода, с психикой произошли серьезные изменения, парень раздобыл через своего приятеля, молодого судебно-медицинского эксперта Сашу, фотографии трупов, пачка карточек неизменно лежала в его сумке и доставалась при любом удачном случае. Однажды на чьей-то хате Мельница украсил этими шедеврами всю кухню, чем весьма шокировал хозяйку, утром зашедшую туда в поисках глотка воды. Не редко он начинал показывать трупы случайному знакомому на вечеринке. Бывало, что это вызывало у собеседника бурную радость. Прошло время, с кислотой Мельница подзавязал, фотографии переместились из сумки в мусорную урну, однако, бесследно для судьбы такие поступки не проходят. В один из первых солнечных деньков весны, когда он спокойно шел по платформе Удельная, пронзительный отчаянный крик раздался прямо над его ухом, парень обернулся, электричка, как при замедленном просмотре, проезжала мимо, между поездом и пероном судорожно бултыхалась женщина, пытаясь схватиться хоть за что-нибудь. Тогда она была еще жива. В двух метрах от Мельницы. В двух секундах. Какая-то страшная, неумолимая сила тянет ее под землю.

– Света!

Тело скрывается, хруст, Мельница убегает. Искореженный труп. Труп. Труп. Эксперт Саша работал в железнодорожной милиции. Обратная сторона медали рано или поздно преподносится человеку впечатляющим сюрпризом. Получишь то, что несешь в мир. Всегда! И никаких аппеляций. Замкнутый круг. Мы наматывали круги об стойку бара на танц-поле клуба «Голодная утка» в поисках податливых самок уже несколько часов. Подвернувшиеся за это время варианты не приводили к взаимопониманию. Либо не хотели мы, либо не хотели нас. Желалось настоящего качества женщин, мудрых, сексуальных и интересных, и когда, наконец-то, завязался разговор именно с такими, я внутренне выл от восторга даже несмотря на то, что стукнуло уже четыре утра. Второе дыхание открылось у меня за столиком с двумя худенькими девчонками, лет 35 каждая.

– Вам хоть 30 есть? – слукавил я.

– Мне 41, – сказала Кристина, – но за твои слова я тебя обожаю.

– А я обожаю умных и опытных женщин. С ними просто безумно хорошо.

– А как иначе?…

– Малолетки вообще не катят. Они просто не вызывают во мне никаких желаний. Да, у них свежая кожа, сисечки стоят, но этого мне мало, необходим какой-то внутренний стержень, а этого у них нет. Они как пустышки. Женщина по настоящему расцветает после 30-ти.

– Кстати, насчет желаний, – бюст Кристины плотно облегал оранжевый топик,

– у меня тоже сисечки стоят. Но, мальчики, – она отхлебнула пиво из одноразового бокала, – сразу хочу вам сказать, что – нет.

Я понял ее сразу, это был тот редкий сорт женщин, с которыми ощущаешь психологическое взаимопонимание с полу слова, с такими я готов был говорить всю ночь напролет и получать удовольствие от того, что с ними можно просто быть самим собой. И именно таким я их устраивал. Мечта.

– Что – нет? – немного поиграю, и прикинусь дурачком.

– Ты прекрасно все усек, но я буду прямее. Вы такие же, как мы простые, поэтому вилять не буду. Если вы хотели нас развести, то ничего сегодня не выйдет. Мы здесь работаем. После этих слов мне захотелось ее еще больше прежнего.

– Ладно, конечно, продолжим тереть за жизнь. С вами обалденно, – я не врал, нам действительно улыбнулась удача, девки были высшего качества по всем параметрам.

– С вами тоже, – они, видимо, тоже были рады почувствовать себя самими собой, – Мы здесь работаем, но мы не проститутки.

Мы в очередной раз заглянули друг другу в глаза. Какая женщина!

– Простите за нескромный вопрос, – иронично вмешался Узбек, – чем же вы здесь занимаетесь?

– Мы – клофелинщицы. Я девять лет на зоне отмотала. Сейчас очень нужны деньги, а напряги начались большие, за последнюю неделю два раза палилась. Охранники уже пускать сюда не хотят. Мы им отстегиваем, чтобы успокоились. Дайте рублей 500 в долг, но в постель я за ловэ не лягу.

Клуб закрывался, бар был пуст, и ее подруга под наше улюлюкание сняла парик:

– А мне пофигу, я готова и за деньги, домой пустой я возвращаться не хочу.

Узбек поехал с ней, а я спустился в метро вместе с Кристиной.

– 500 рублей у меня нет. Есть сто. На, возьми.

– Спасибо. Мне ребенка кормить надо.

Мы двигались на пустом эскалаторе, пять минут назад я предпочел воздержаться от бурного секса ради этого малознакомого человека.

– А что ты со своим другом не поехал? Отдохнул бы.

– Да, ну. Меня такого рода отношения не устраивают. Уже не устраивают. К тому же, я обещал тебя оберегать и проводить до дома, но на большее не рассчитывай. Сразу хочу сказать, что – нет.

Кристина засмеялась. Мне стало приятно. Мы в очередной раз взглянули друг на друга. Ее глаза медленно стали надвигаться на мои, мое обоняние отчетливо уловило томный запах свежего алкоголя, на сердце потеплело, не успев ничего сообразить, я ответил лаской своих губ на непродолжительный, но очень чувственный поцелуй этой обаятельной женщины, и то, какими я увидел в тот момент ее глаза, какие ощущения дали ее губы, те пять секунд были намного грандиознее бурных ночей, берущих свое начало в самом центре Москвы.

19. Цыганский барон

Алло. Скоро ты будешь? – Мельница беспокоился.

– Где-то через час приеду.

С кухонного стола сотовый телефон перекочевал вслед за Мельницей в душ. Поступление информации не должно прерываться. Жизнь в ладони. Мозг не переносит покоя, ощущение спокойствия становится все недостижимее и ценится все выше и выше. Под струями воды звонок не побеспокоил бледнолицего наркомана, томительное ожидание возрастало.

– Алло. Скоро ты будешь?

– Где-то через 25 минут приеду.

Сегодняшний вечер был выставлен в зависимость от действий сотрудника пивной компании Черепахи, наконец-то вернувшегося с работы и вошедшего в стены квартиры, которую Мельница снимал вместе с двумя молодыми девицами.

– Чего только у него нет, – Черепаха застегнул ворот свитера, скрыв нетипичный для него галстук и рубашечку, – я мог взять все.

На кухонном столе появилось два бумажных свертка. Мельница принялся изучать белый порошок в одном из них. Черепаха сразу зацепил щепотку травы из другого и умело забивал ее в папиросу:

– Ты мне штуку за это дашь. У меня госэкзамены скоро, деньги нужны.

Неожиданно зазвучавшая полифоническая мелодия сделала перерыв в их беседе. Через трубку Черепаха отложил встречу с кем-то на двадцать минут.

– И че за паника на счет фена? Мельница, а? Ты мне с утра уже начал писать, мол, все отдам за фен. Все не надо. Штука.

– Фен голимый у тебя, – порошок уже был разбавлен в ложке с водой, Мельница ковырялся в нем иголкой шприца, – фен – он как вода бесцветный становится. Растворяется. А здесь хуйня мутная какая-то.

– Ну, ты же прекрасно знаешь всю эту кухню. Я привез то, что дали. Значит, бодяжный.

– Пойду-ка я свою мышцу разработаю, – Мельница набрал в шприц через вату содержимое ложки, и через три минуты вернулся из комнаты в общество Черепахи.

– Ну, что, проверил мышцу?

– Да.

– Как?

– Пока – никак. Сейчас, время пройдет, посмотрим.

Финансовый вопрос требовал возобновления. Мельница сбегал в тайничок.

– Слушай, Черепаха, может доп возьмешь вместо денег. Я думал тебе им отдать, – паренек продемонстрировал два полных шприца, – у меня его дохуя. Здесь двадцать лошадиных доз. Я тебе на штуку накапаю.

– Нет. Доп мне не надо. Продай его на вечеринах.

– А че, не понравилось?

– Понравилось, но больше не буду. Отпускает тяжело. Хочешь, бумагой отдай.

– Бумаги сейчас нет, – Мельница положил шприцы на кухонный стол и выудил из кармана денежные купюры, – на, здесь восемь сотен, две отдам завтра или после завтра.

– А за траву? Я за нее четыре сотни еще выложил.

– За траву?… Может, за траву допом возьмешь?

– Давай его лучше продадим сразу. Все тысяч за семь. С учетом того, что они могут его спокойно за десять продать, или даже за двенадцать.

– Было бы очень неплохо. У меня просто сейчас вообще денег нет. Весь в долгах. 300 бачей отдал за военник, чтобы там какие-то две печати поставили. Их поставили, но вроде не те. За хату надо платить. Просто пиздец. На работе вычли за спиженные колонки. А еще кушать надо.

У Мельницы возник самый подходящий момент для того, чтобы купить на последние деньги наркотик и сбежать из одного беспокойства в другое, а потом вернуться обратно. На душе стало тяжело. Наркомания – это крайняя степень отчаяния. Осознавать то, что мои друзья не видят ничего более приемлемого в этой жизни, кроме порошка, оказалось ощутимо больно. Мне захотелось раскрыть их глаза, но любые нравоучения в этой среде натыкаются на усмешки, поэтому я молчу. До поры до времени, ибо вопросы должны встать перед каждым.

– Допа сейчас очень много. Мне об этом, конечно, не говорят, но, видимо, у него себестоимость низкая. Мальвина его не жалеет.

Через пол часа Мельница уже бодро сбегал по лестнице с девятого этажа, а через час в полиграфической конторе он протягивал дискету с файлом служащему:

– У вас же есть цветной принтер? Распечатайте, пожалуйста, мне этот рисунок на картоне. Для обложки надо.

Вряд ли работник фирмы представляет себе, что два листа бумаги с узором из множества слов «reset», за которые было отдано 60 рублей, будут в ближайшее время пропитаны кислотой, нарезаны на мелкие кусочки и пущены в продажу любителям психоделических опытов, но деятельность наркомафии нередко выглядит именно так. После работы в душном офисе молодой человек возвращается домой, выкуривает косяк, садится за кухонный стол, рядом его подружки готовят вкусный суп, а он принимается выдавливать из шприца на малюсенькие фрагменты бумаги небольшие капли. Кропотливая работа его нервирует. В голову лезут мысли о недовольных постоянными тусовками соседях, которые уже несколько раз обещали вызвать милицию.

– Не пересоли.

– Готовлю сегодня я. Сама разберусь. Не перекапай. А то кто-нибудь свихнется.

– Надо одну экспериментальную сделать.

– Не повезет счастливчику.

– Закройте окно, – Мельница не утруждал себя лишней одеждой и расхаживал по квартире в семейных трусах и майке, – дует что-то. Кумар уже выветрился. Или халат принесите. Тем, для кого это предназначается, уже давно не повезло.

– А школьников приучать к наркоте ты разве не собираешься? Цыганский барон. Наймем барыг-агитаторов из шпаны.

– Да. Точно. Школьникам я же не собираюсь все это впаривать, – Мельницу мучили внутренние терзания, он цеплялся за все, чем можно было скрасить нелицеприятный поступок торговли наркотиками, – Это будет предложено людям, давно знакомым с темой, которые знают на что идут.

Неожиданно зазвучавшая полифоническая мелодия сделала перерыв в их беседе. Из трубки в ухо Мельнице раздался чей-то нетерпеливый голос:

– Алло. Скоро ты будешь?

– Где-то через 25 минут приеду.