Текст книги "Венера туберкулеза"

Автор книги: Тимофей Фрязинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

8. Услуги

Когда папа, увлеченно занимающийся агитационной работой в поддержку одного из кандидатов на предстоящих президентских выборах, попросил меня зайти к куратору по нашему району за новой порцией листовок и газет, меня это не обрадовало. Политические функционеры вызывали во мне неприязнь. Контактировать с такими людьми не хотелось абсолютно.

– А, Тимофей! Проходи, – Никита Николаевич, о котором я уже был насышан, был вежлив, его лицо представляло собой типичную физиономию деляги, искринки хитрости в глазах скорее стимулировались, нежели не скрывались.

– Да, я не надолго.

– Проходи, проходи. У меня есть к тебе разговор.

Мы сели на кухне.

– Мне твой папа, – продолжил он, – про тебя рассказывал. Не хочешь ли ты поработать на этих выборах.

Вряд ли меня устроит предложение раздавать листовки и разносить газеты. Вежливо откажусь под предлогом насыщенной журналистской деятельности.

– А что надо делать?

– Я сегодня был на совещании у Сергея Юрьевича Глазьева, там решались разные вопросы в связи с выборами. В ближайшее время будет создаваться новая структура. Информационно-аналитический центр. И туда требуются молодые люди. Работа с обращениями граждан. Сможешь?

– Думаю, да.

Как же быстро я меняю свои решения.

– Работу надо начинать завтра.

И я опять, как в беде, оказался в отталкивающей и одновременно притягательной политике. Притягательна она тем, что вхож туда далеко не каждый, а отталкивающа, ибо каждый, кто туда вхож, мутен. Чтобы снова войти в этот мир, мне пришлось подставить сотрудников редакции, под угрозой оказался выход следующего номера нашего издания, я плюнул на все обязательства перед начальством.

– Меня не волнует, – орала на меня главный редактор Туся, – что ты нашел новое место работы. Ты обязан отработать у нас еще две недели. Мы тебя никуда не отпустим. За тобой статьи. Мне плевать на тебя.

– Можешь хоть сейчас уходить, но если мы уволим тебя по статье, – орала на меня шеф главного редактора пучеглазая Елизавета Петровна, – тебя с такой трудовой книжкой никто никуда не возьмет. Мне плевать на тебя.

Елизавета Петровна, как успешный топ-менеджер, недавно получила в подарок от еще более значимого начальства небольшую иномарочку. Заслуга ее состоит в том, что она своими скандалами и наездами вынудила 15 сотрудников департамента уволиться по собственному желанию, их работа была раскидана по оставшимся счастливчикам, заработную плату же своим служащим Елизавета Петровна повысить не пожелала. Помещица. Так просто отпускать меня она тоже была не намерена. Встала в позу.

– У нас серьезная структура, – с этого и начался наш последний разговор, – мы не позволим тебе по своему желанию уйти тогда, когда этого захотел ты.

Власть делает людей надменными, ибо безвластные раболепствуют, но властьимущим очень больно становится тогда, когда происходит неожиданное, и на их власть плюют. Не ставить ни во что наделенную властью персону – это единственная возможность сделать из нее нормального человека. Только через боль человек становится самим собой. Самолюбие администратора, приносящее массу зримых и незримых бед людям, является удачной целью для тех, кто хочет ходить по земле с высоко поднятой головой.

– Алло! Туся? Туся, – и полное безразличие и холодность в моем голосе, – я больше не приду к вам на работу. Можете увольнять меня по статье.

Она начала что-то верещать в трубку, и в ее угрозах я отчетливее всего услышал интонации беспомощности.

– До свидания.

Твой начальник беспомощен перед твоей волей. Ты сам хозяин своей жизни. Незабываемые ощущения, ведь человеком себя особо остро чувствуешь только в те моменты, когда вопреки сильному давлению извне, вопреки чужой власти и чужим приказам, вопреки своему подчиненному статусу, восстаешь и действуешь не так, как хотят твои эксплуататоры, а так, как хочешь сам. Это удовольствие не сравнимо в этой жизни ни с чем, но пережить его удается не так уж и часто. Кайф Спартака. На следующий день я быстро нашел развлекательный клуб «Товарищ», именно здесь, между красно-зеленых стен, базировалась часть предвыборного штаба С.Ю. Глазьева, суровые охранники сверили мою фамилию со своими списками, я был допущен за кулисы.

– Наша первоочередная задача, – сказала мне Олеся, через которую к нам в Отдел поступала вся информация от более высокого начальства, – состоит в том, чтобы прочитать вот эти два мешка писем, – в углу лежал груз, – рассортировать все обращения по регионам и составить шаблонные ответы на них. Садись и начинай работать.

В небольшой комнате было душно. Несколько человек, каждый за своим столом, изучали содержимое конвертов. Я взял пачку писем и стал читать. За два дня работы задание было выполнено. Компьютеры продолжали стоять неподключенными, печатать ответы было негде, никто не знал, что надо будет делать дальше. Неопределенность нервировала. Казалось, что нас могут кинуть в любой момент. Это ощущение не покидало меня все два месяца, что я провел в штабе. Человек, подтянувший меня в это дело, был нашим вторым, помимо Олеси, начальником. Двоевластие и неразбериха. Руководство штаба назначило главным Никиту Николаевича, но все поручения пускало через Олесю.

– Задание изменилось, – сказала она тогда, когда работа встала, – письма надо рассортировать не по регионам, а по проблемам, по темам. Пенсионные вопросы, жилищные, материальная помощь и так далее.

Мы взялись по-новому перечитывать корреспонденцию. Когда начальство не знает, что надо делать и постоянно меняет свои решения, это не добавляет ему авторитета. Спустя пять дней работы из штаба С.Ю. Глазьева очень захотелось уйти. В первые два дня нас хорошо покормили обедом за счет заведения, это скрашивало царящий бардак, а потом не только перестали кормить, но и начали отказывать нам в кипятке, стаканах, ложках и вилках. Неприятные изменения. Но куда неприятнее проходили встречи с директором клуба. Он как хозяин заходил в нашу комнату.

– Вы че, охуели, – орал этот бандитской наружности управляющий, – все стены мне стульями поободрали. Я же предупреждал, чтобы вы их не прислоняли. Счет выставлю лично каждому из вас.

Вся наша группа, и Николаич, и Олеся, сидели, опустив глаза, он окидывал нас властным взглядом и уходил. Возразить ему что-либо боялись. Зато никто не боялся читать чужие письма. Каждый человек вкладывал в письмо некую свою энергию, эмоции капсулизировались на листах бумаги, читая его, мы впитывали в себя эту энергию, я быстро ощутил прелесть проникновения в чужой внутренний мир, хотя бы в его фрагмент. Мистическое действо.

– Обо мне, – читаю я за очередным конвертом, – упомянул Нострадамус, а о простых смертных он не писал.

С этим все ясно. Не зря это письмо на тридцати страницах печатного на машинке текста с вкраплениями и исправлениями шариковой ручкой.

– А куда письма сумасшедших?

– В отдельный мешок. Мы на них не отвечаем.

Увесистая поклажа лежала в самом углу. Психически неполноценные люди пишут политикам об инопланетянах, планах изменения человечества, чудодейственных приборах и многом другом, что является предметом статей желтых бульварных газет. Кругооборот энергий в природе. Кто чем напитывается, тот тем и выплескивает. Письма сумасшедших у нас не читал никто. Весь остальной материал только по началу трогал душу и сердце, со временем на проблемы человека, стоящего за словами, строчками и предложениями, обращаешь все меньше внимания, привыкаешь к вечным страданиям, описываемым в каждом письме, читая его, лишь строго улавливаешь тематику и сразу, по-быстрее, подводишь под тот или иной шаблонный ответ. Для самого Глазьева письма людей виделись как статистика сигналов по основным проблемам в том или ином регионе, отчетная бумажкой на столе. Другого ничего он от нас не требовал. Нам же требовалась тысяча мелочей, доставать которые приходилось самим.

– Под письма нет коробок. Их надо где-нибудь добыть. Кто-нибудь желает заняться этим вопросом? – командует Олеся.

Никогда не упускал возможности свалить продышаться из любого офиса. Даже временная смена обстановки, выход за рамки рутины, живительны.

– Я могу.

Через десять минут вхожу в магазин «Арбат-Престиж» и разговариваю с грузчиком.

– Мы здесь недалеко от вас в офисе работаем, нам нужны пустые коробки, помогите, пожалуйста.

Большая политика. Она всегда начинается с маленьких людей, которые в нее верят. Я стоял однажды перед выходом из метро «Кантемировская» с пачкой листовок в руках, каждый приезжающий внизу поезд выталкивал на свет крупную порцию самых разных людей. Подавляющее большинство из них были усталыми и возвращались с работы.

– Эта листовка специально для вас. Сегодня это может вам помочь. Ни эту ли информацию вы искали весь день?

Навязчивость политики вынуждает людей бежать мимо. От меня шарахаются, как от чумного. Политиканы пытаются добить изнуренных трудовыми буднями мужчин и женщин своей пропагандой. Если бы не было таких, как я, таких, кто создает кумиров и насаждает веру в них, получая за это деньги, то не было бы и самих кумиров, ибо сам Глазьев листовки со своим изображением возле метро никогда не раздавал и раздавать не будет.

9. Мозги узлов

С Психом мы столкнулись на одной из темных улочек Москвы, и наши лица озарились взаимными улыбками. Его мать работала в мусарне, а сам он вел скользкий образ жизни и уже давно не отличался законопослушностью.

– А вы куда? – голос уколотого героином, определенных целей на сегодняшний вечер у Психа уже, видимо, не было, и он дрейфовал по морозу в поисках необременительного общения.

– Мы, – даже не знаю, звать его с собой или нет, – мы в «Лукоморье».

– А че там?

– Надо с человеком встретиться.

– Не. Я сейчас в «Лукоморье» не появляюсь.

– А че так?

– Два сотовых телефона пару недель назад подрезал. Там возле входа длинный столик. Какие-то парни пиво пили, я с другой стороны сел, сижу, жду, заебался ждать уже, наконец-то они допили и пошли к бару за новым…

– …а когда вернулись, то ни телефонов, ни тебя не обнаружили.

– Да, – Псих скромно улыбнулся и опустил глазки в землю.

– Че за парни то?

– Первый раз их видел.

– И хотелось бы, чтобы последний?..

– Наверное, они не с нашего района. Я в записных книжках на мобильниках полазил, ни одного знакомого не нашел.

– Ясно. Ну, ладно. Мы опаздываем на встречу. Давай, счастливо.

Опять улыбки, и мы расходимся в противоположных направлениях. Никаких встреч у нас намечено не было.

В «Лукоморье» дым и малолетки. Кабаки собирают гулящую публику, определенный сорт людей, готовых потратить свободное время на кайф и безделье в компании себе подобных. Попасть в плохую компанию можно и будучи далеко не подростком. Большая синяя мусорная урна, рекламирующая пиво «Балтика», была под завязку набита смятыми копиями подписных листов в поддержку выдвижения С.Ю. Глазьева на должность президента РФ. Выборная компания является сложнейшим механизмом, айсберги которого мы ежедневно видим на телеэкране, хотя самые характерные для политики процессы скрываются под водой, и нырнуть туда можно, либо через крепкие семейно-родственные и клановые узы, либо совершенно случайно, не забывая о том, что ничего случайного в нашей жизни нет. В небольшой комнатке, в центре Москвы, наконец-то работало четыре скоростных ксерокса. Клуб «Товарищ» гудел уже вторую неделю неестественными для себя звуками. Охранники пускали сюда только своих.

– Вам что?

– Покушать у вас можно?

– Нет, нельзя.

И голодный посетитель, недоуменно вглядываясь в лица снующих вокруг него людей, выставлялся обратно за порог. Здесь явно что-то творилось, но, однозначно, не для всех. Когда шесть мужиков в цивильных пиджаках выгружали из грузовика здоровенные коробки с вожделенной оргтехникой и вносили их через центральный вход клуба, это привлекло таки внимание бегущих мимо людей.

– А, что здесь будет?

– А, вам что надо?

Род деятельности нескольких десятков персон, засевших сутками в этом месте, мало того, что не афишировался, он скрывался. Скрытность – это боязнь правды, поэтому никто из шести мужиков в цивильных пиджаках не смог прямо сказать бабульке в поношенном пальто, что сейчас здесь функционирует предвыборный штаб кандидата в президенты РФ С.Ю. Глазьева. Эта правда опасна для тех, кто имеет к ней отношение, ибо в области современной политики безопасность дает только ложь. Ксероксы в «Товарищ» привез невысокий пухляк со значком депутата Государственной Думы, он сверкнул перевязанной пачкой стодолларовых купюр, когда наиболее приближенные индивиды из этой комнатки обратились к нему за денежной помощью. Отслюнявил что-то. Как-никак некий Николай Васильевич, домашние тапочки, пиджак с золотыми пуговицами, джинсовая рубашка, пышные усы, очки-хамелионы, не спит уже трое суток, дежуря возле золотоносного аппарата, куда он час за часом вкладывает стопки подписных листов, доставляемых сюда со всех концов России. Иногда аппарат барахлит, выходит брак, он то и летит в урну скомканным. В соседней комнате, чтобы вскоре отправить подписные листы в поддержку кандидата в Центризбирком, их проверяют и пересчитывают, но до отправки листы надо еще отксерокопировать, а копии оставить себе. Срок подачи листов в Центризбирком заканчивается через два дня, поэтому их ксерят в усиленном режиме, специально доставив для этого дополнительные машины.

– Это распоряжение, – говорил Шудик Владимир Григорьевич, – Сергея Юрьевича. Листы надо отксерокопировать, и на их основании будет создаваться специальная база данных для нашего информационно-аналитического отдела.

Секретные материалы. При всей громкости названия люди, набранные для работы в этой структуре, не отличались особыми знаниями и умениями. 18-ти летняя толстушка Лена совсем недавно купила московскую регистрацию, учится на первом курсе какого-то сомнительного заочного юрфака и обладает потрясающей неграмотностью в вопросах русского языка. «Прзьба из Орхангельской области». 30-ти летняя Лена, приехавшая в Москву из Ульяновска, учится там же. Ее маленький сын обмазывал гуталином свои интимные места. Бородатый Григорий всем другим местам предпочитал ночевать на стульях в клубе «Товарищ». Помимо политики он имел место в церковной иерархии. Психолога Макса особо волновала тема Боба Марле, растаманства и бурбуляторов. Галя и Инна были чьими-то родственницами. Этим сотрудникам формировавшегося отдела и жал руку в просторном кабинете на Большом Харитоньевском переулке кандидат в президенты РФ. «Товарищ» оказался временным прибежищем, мы быстро от туда съехали.

– В первую очередь, – говорил Глазьев, лицо его было излишне, как-то неестественно, умным и напряженным, дубленка по колено, сине-белая байковая рубашка с плотным высоким воротником, – вам надо ответить на все письма, которые пришли в мой адрес. Напишите список того, что вам надо, мы вас обеспечим. Если надо 10 компьютеров, значит, будет 10 компьютеров. Сколько писем уже обработано?

Уже пять дней письма читались, раскладывались по проблемам, потом перекладывались по регионам, потом снова раскладывались по проблемам, но назвать их число не смог никто. Тупиковый вопрос превращается в таковой после тупого ответа, и ставит в неловкое положение даже того, кто его задает.

– У кого-нибудь есть что еще сказать?

Молчание.

– Сергей Юрьевич, – я волновался, но все же решил засветиться в надежде на установление близости к боссу; политическая среда стирает все святое, ради бабла моя готовность манипулировать беззащитным сознанием плебеев не имела границ, это ужасно, от денег надо держаться подальше, – вы работаете для народа, для народа выступаете на ТВ. Этот же народ пишет вам свои письма. Людям было бы очень близко, если бы вы употребляли в своих речах те лингвистические формы, которые люди сами употребляют в письмах. Мы думаем, что надо создать…

– Это позже. Сейчас главное, – встревает Шудик, помощник Глазьева, человек с пристроенным к голове сотовым телефоном, – это собрать людей на учредительный съезд движения «Родина», поэтому до первых чисел февраля вы должны ответить на все поздравительные письма в адрес Сергея Юрьевича.

Владимир Григорьевич Шудик был одним из тех, вокруг кого вертелась вся планета предвыборного штаба Сергея Глазьева. Движущей силой людей в политической природе являются деньги. Шудик оперировал наличкой. Закон человеческих страстей.

– Главное, чтобы утвердили нашу структуру и внесли в бюджет ее финансирование.

Программы и лозунги для профанации масс, просто слова, загрузка ваших мозгов, братья и сестры; основные события на политическом поле происходят в тени и служат одной единственной цели. Борьба за финансирование – суть. Именно поэтому люди из проекта «Ксерокс» и их соседи – люди, отвечающие за сдачу подписных листов в Центризбирком, хотя и работают в команде одного человека, ведут между собой самую настоящую войну. Со шпионами, стукачами, дезорганизаторами и непрерывными склоками.

– Мы с ними враги, – говорил Шудик, – они будут ставить нам палки в колеса, мешать работать, тормозить процесс, пойдут на все, чтобы мы не успели отксерить листы за оставшиеся два дня.

– Зачем? Мы же единый штаб?

– Все здесь делается для того, чтобы потом перед Глазьевым ткнуть меня лицом в грязь. И поэтому обделить деньгами, выманив их себе.

Не замечая того, сам становишься частью всех этих придворных интриг, а оставаться здесь безучастным равносильно самоубийству, ибо куда больше, чем твои знания, в политике играют роль твои способности втераться в доверие и отворачиваться от тех, над кем нависают тучи. Чтобы чего-то достичь, надо перешагивать через тех людей, которые тебя подтянули к тому или иному проекту. Кидать своих протеже. Пользоваться их связями и именем в обход их самих.

– Твой лучший друг, – говорил некто Анатолий в просторном кабинете на Большом Харитоньевском переулке незадолго до того, как туда приехал Глазьев, – это твой главный враг. Я героев России на хер посылал.

Некто – это нерукотворный образ этого закрытого от посторонних глаз мира, ибо надежды на финансирование, на золотой дождь с неба, приводят в политику личностей темных и мутных. Там, где платят большие деньги, их получатели перестают верить в чужое бескорыстие.

– Я три компании предвыборные делал. Там такие шакалы сидят везде. Им палец в рот не клади.

Люди с богатым прошлым, которые афишируют только своими айсбергами от него, ползают в этих муравейниках корысти, рыскают в поисках добрых и порядочных хозяев, ищут свою голубую несбыточную мечту, ибо хозяева, распоряжающиеся финансовыми потоками, забрались наверх этой сыпучей пирамиды именно благодаря тому, что они злы и непорядочны. И в считанные дни ты становишься таким же, твой мозг решает важнейшие вопросы того, где бы правильно засветиться, а где бы не сказать чего-нибудь лишнего, потому что именно от этого зависит твое положение в этом зыбком мире политики, где никто не знает, что будет завтра. Игры, происходящие за кулисами, достойны самых лучших театральных помостов, однако, актеры в бесконечной череде очень важных событий уже давно не думают о том, что с их ролями связаны надежды сотен тысяч бедных людей, надежды на то, что нелегкая жизнь народа наконец-то станет хоть чуть-чуть лучше, а посему те, кто дают надежду, но не оправдывают ее, сами уже не в состоянии испытывать целую гамму чувств. Калеки, с ампутированной верой к людям, обеспокоенные только собой нарциссы – мир политики – это болото из зеленых долларов. Именно поэтому начальство посадило сотрудников информационно-аналитического отдела движения «Родина» в просторный кабинет, не придав никакого значения тому, что он не отапливается. Перед компьютерами все сидят в шубах. Платить много не имеет смысла, если можно платить мало. Корысть делает человека добычей для настоящих хищников, только за надежду быть допущенным к кормушке, за надежду стать частью привилегированного общества, он готов голодать, мерзнуть и все равно пресмыкаться перед своим господином. Надежда же заставляет уже других людей писать письма депутатам с мольбами о помощи. На новом месте мы продолжали читать письма, технику подключили, набиваем базу, специальная программа быстро распечатывает фамилию респондента в подходящий шаблонный ответ, листы упаковываются в конверты и в коробках относятся на почту.

– Бабушка просит помочь. Ее хотели убить за квартиру.

– Я читал уже это письмо. Она в сентябре писала.

– Наверное, уже убили.

Весь отдел громко засмеялся.