Текст книги "Ревейдж (ЛП)"

Автор книги: Тилли Коул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

На этот раз, пока мой палец касался ее кожи, она прошептала:

– У нас обоих есть шрамы.

Мою кожу покалывало от понимания в ее голосе. Она говорила со мной. Ни сквозь меня, ни приказывала мне. Она говорила со мной. Как будто я был кем-то, с кем стоит поговорить.

Как будто я был человеком. Не чудовищем – убийцей.

Она ждала моего ответа. Ее кожа постепенно возвращалась к своему оливковому оттенку от вспыхнувшего красного.

Не зная, что сказать, я просто кивнул.

Мимолетная улыбка коснулась ее губ. И спираль, туго стянутая в моей груди, начала ослабевать.

Опустив глаза, она посмотрела на меня сквозь длинные черные ресницы и сказала:

– Мы оба страдали.

Мои ноздри раздулись, а пульс участился, когда она добавила:

– Я думаю, мы с тобой не такие уж и разные.

Мои губы приоткрылись, когда она произнесла эти слова, и поток воздуха вырвался из моего рта. Ее палец снова двинулся вверх по шраму. Затем она внезапно провела нашими руками по моему номеру на груди.

Ее черные брови сошлись вместе, когда она обвела каждый номер. Дойдя до конца цифры «4», она посмотрела на меня с печалью на лице. Затем спросила:

– Как тебя зовут? – Только на этот раз она говорила не по-грузински. Вместо этого она говорила на идеальном русском языке.

Вопросы кружились в моей голове, пока она говорила со мной на моем родном русском языке. Госпожа и Гвардия никогда не говорили со мной на моем родном языке. Без сестры мне больше не с кем было поговорить на нем.

Kotyonok (котенок) была грузинкой, но говорила со мной на моем языке и как будто видела во мне человека.

Я понятия не имел, что делать дальше.

Ее красные губы сжались, и я увидел, как быстро бьется пульс на ее шее. Она нервничала. Пока я молчал и не двигался, она спросила по-прежнему по-русски:

– Откуда ты? Они называют тебя этим номером?

Я слышал, как мои зубы скрежещут друг о друга, отдаваясь эхом в ушах, но я поймал себя на том, что киваю.

Глаза женщины наполнились печалью, и она прошептала:

– Один, девять, четыре.

Когда она произнесла мой номер вслух по-русски, что-то внутри меня оборвалось. Наклонившись вперед, я схватил женщину за руки и толкнул ее, пока ее спина не уперлась в матрас, а мое тело не нависло над ней. Переместив свою хватку так, чтобы я держал ее запястья, я поднял ее руки над головой и оседлал ее талию.

Мое лицо опустилось, пока не оказалось всего в дюйме от ее лица.

– Pozhaluysta, – прошептала она, умоляя меня по-русски.

Мое сердце пропустило удар от страха в ее голосе, и я прошипел:

– Никогда больше не называй меня этим номером, грузинская сука.

Ее глаза расширились, затем наполнились слезами. И она вымолвила:

– Прости. Я не знала. Я…

Я усилил хватку на ее запястьях, но она спросила:

– Как тебя зовут? Пожалуйста, скажи мне свое имя?

Придвинувшись еще ближе, так, что мой лоб касался ее лба, я спросил:

– Как тебя зовут, маленький kotyonok (котенок)? И не лги. Я устал от твоей лжи.

Сглотнув, она открыла рот, потом на выдохе прошептала:

– Зоя. Меня зовут Зоя.

Подушечки моих больших пальцев нажали на пульс ее запястья, чтобы обнаружить ложь. Но ее пульс не изменился – она говорила мне правду. Ослабив свои руки вокруг ее запястий, я отстранился и спросил:

– Ты говоришь правду?

Побледнев, она прошептала:

– Да.

– С чего вдруг? – огрызнулся я.

Мои мышцы напряглись от мысли, почему этот маленький котенок, этот маленький воин, который сопротивлялся этому вопросу в течение многих дней, так легко сдался.

Глубоко вздохнув, она освободила свою руку из моей ослабленной хватки и положила дрожащую ладонь на мою правую щеку. Ее большой палец нежно провел по бугорку моих шрамов.

– Когда ты похитил меня, когда ты привел меня в этот ад, я поверила, что ты монстр. – Ее глаза опустились, но она сморгнула свой страх и снова уставилась на свой большой палец на моих шрамах. – Когда ты причинил мне боль, когда задавал вопросы, я не хотела, чтобы ты одержал победу, сломив меня. Но теперь ... – она замолчала.

– Но что теперь? – надавил я. Мой голос стал хриплым и низким.

Еще раз покраснев, женщина опустила большой палец, чтобы провести им по моим губам, и добавила:

– Но теперь я вижу, что ты такой же, как я. – Она провела пальцами под моими глазами, но тут же опустила их и провела ими по ошейнику на моей шее. – Твоя жизнь не была твоей собственной, она все еще не принадлежит тебе. – Она грустно вздохнула. – Совсем как моя.

Ледяной озноб пробежал по моему телу, когда я уставился на этого маленького солдатика подо мной. Маленького, но со стальным сердцем. Подняв голову, она прижалась своим лбом к моему и сказала:

– Я слабая, а ты сильный. Я грузинка, а ты русский. Но наши разбитые сердца устали и постарели. Наш дух подавлен, хотя и не сломлен. Но наши души, хотя и подвергнуты тяжелым испытаниям и закалены болью, остаются стойкими.

Ее губы дрогнули, и она добавила:

– Они так похожи. – Ее голова снова упала на матрас. – Вот почему теперь я говорю тебе правду. Вот почему я сказала тебе свое настоящее имя.

Женщина обернулась вокруг моего сердца, как теплое одеяло. Оно билось с надеждой, с сюрреалистическим чувством, что она знает, каково это – быть мной. Она знала потерю и горе.

У нее тоже была израненная душа.

Моя рука поднялась, и я еще сильнее прижался к ее телу. Я застонал, когда моя обнаженная плоть встретилась с ее. Я провел тыльной стороной ладони по ее щеке и пробормотал:

– Зоя.

Щеки Зои вспыхнули, и она улыбнулась. Прижав свою ладонь к моей руке, она спросила:

– Могу я узнать твое имя? Ты... ты знаешь свое имя?

Я нахмурился. Меня не спрашивали, как меня зовут, с тех пор как мне исполнилось двенадцать. Но я помнил об этом. Я помнил все. Мой разум никогда не забывал, даже под действием наркотика. На протяжении долгих лет я видел, как многие мужчины входили и выходили из тюрем Госпожи. Но там, где они пали жертвами наркобарона, который вливал в нас наркоту, я боролся с этим каждой унцией своего существа. Я притворялся. Играл свою роль и сохранял память. Мое имя было запечатано в моем сердце.

– Валентин, – признался я тихим, скрипучим голосом. – Меня зовут Валентин. – Я ворочал языком во рту, имя было таким незнакомым на моих губах.

– Валентин, – прошептала Зоя.

Ее голос был бальзамом для моей внутренней ярости, и хотел я этого или нет, но я не мог себя больше контролировать.

На две секунды я прижался губами к ее губам.

Это был мой самый первый поцелуй.

Глава 11

Зоя

Это сработало. У меня получилось достучаться до него. Все, чего я добивалась, соответствовало моей стратегии. Или могло бы соответствовать ровно до тех пор, пока я не узнала, насколько сломленным он был, что приводило мои планы к краху.

Я позволяла ему дотрагиваться до меня. Подчинялась каждой его прихоти. Закованная в кандалы, я решила позволить ему делать со мной все, что он хотел. Ослабляя тем самым его решимость.

Но я не ожидала, что и моя решимость тоже ослабнет.

Я стала зависимой от его прикосновений, стонала и отдавалась наслаждению, которое он выжимал из моей плоти.

Когда он вернулся из дальней комнаты, что-то в нем изменилось. Он выглядел побежденным. Его бугрящиеся мышцами плечи были низко опущены.

Вернувшись, он освободил меня из кандалов, уложил на настоящую кровать, выдвинутую из стены, затем обнял меня, в его глазах я распознала новую эмоцию – сострадание.

Моя голова болела, пока я задавалась вопросом, не было ли это еще одной проверкой. Но что-то внутри меня говорило, что все было реально. Я прорвалась сквозь его высокую стену.

Он был нежен, но решителен. Когда он доставлял удовольствие себе в тандеме с моим собственным, я знала, что что-то изменилось. Воздух вокруг нас был заряжен статикой. И было в его прикосновениях что-то новое – мягкость и заинтересованность – это то, что успокоило и ублажило мою разгоряченную кровь.

Валентин. Его зовут Валентин. Такое красивое имя для кого-то столь жестокого и покрытого шрамами. Для кого-то столь порочного. Но все же, несмотря на то, что было опасно, я чувствовала себя обязанной раскрыть свое настоящее имя.

Я знала, что внутри него скрыт хороший человек. Глупо, но я хотела, чтобы он знал мое настоящее имя. Я хотела, чтобы в следующий раз, доставляя мне удовольствие, с его губ сорвалось мое имя.

А затем он поцеловал меня.

Его губы были мягкими, но решительно прижимались к моим. Мое сердце забилось, словно выстрелы пушки, когда его твердая грудь коснулась моей. Каждая клеточка моего тела загорелась жизнью и ощущениями.

Поначалу наши губы были неподвижны и напуганы. Но Валентин медленно разомкнул свои губы и начал ласкать мои. Я застонала, почувствовав на своих губах его пряный запах. Подстегиваемые моим стоном, его большие руки зарылись в моих волосах, заставляя меня еще ближе прижаться к нему. Валентин остановился. Его теплое дыхание заполнило мой рот. Мои руки сомкнулись у него на затылке, и наши губы снова слились в поцелуе. Его рот был горячим. Затем, к моему удивлению, его язык скользнул между моими губами, встречаясь и немедленно вступая в поединок с моим.

Валентин застонал. Его вздымающаяся грудь отдавала в моей груди болью. Он целовал и целовал меня, пока мои губы не стали распухшими и чувствительными.

Вынув язык, Валентин прервал поцелуй. Его голубые глаза снова заблестели. Он навис надо мной, его губы были такими же красными, как и мои. Моя рука покинула его затылок, и я поднесла ее ко рту. Я провела кончиком пальца по своим чересчур чувствительным губам, затем повторила то же самое с губами Валентина.

Он смотрел на меня, тяжело и напряженно дыша, когда я прошептала:

– Ты украл мой первый поцелуй.

Шквал чувств роился в животе. Потеря и боль воевали с наслаждением и похотью. Я не знала, что чувствовать. Не знала, чувствовать ли себя счастливой или предательницей, пока Валентин не переплел свои пальцы с моими и не произнес приглушенным голосом:

– А ты украла мой.

Мои глаза расширились от этого простого признания. Валентин придвинулся ближе. Его нос скользнул по моей щеке к затылку. Мои глаза затрепетали, закрываясь от ощущения его доминирующего тела, прижатого к моему. Затем он прошептал:

– Я не жил для себя восемнадцать лет. У меня не было выбора, не было свободы. Я пытал, и меня пытали в ответ. Я доставлял боль, и ее же доставляли и мне, – на мгновение он замолчал, – меня трахали и заставляли трахаться до тех пор, пока я едва мог стоять на ногах. Но меня никогда не целовали, и я никого не целовал в ответ.

Не знаю почему, возможно из-за его грустного голоса, но мои глаза наполнились слезами, горло сжалось, и боль сдавила грудь. Глубоко вздохнув, Валентин поднял голову и признался:

– Я никогда раньше не был свободен в выборе.

Он помолчал, потом, густо покраснев, добавил:

– но я предпочел разделить с тобой свой первый поцелуй.

Мне нечего было сказать в ответ. Я была уверена, что никакие мои слова не могут сравниться с его признанием. Обвив руками его шею, я притянула его ближе. Сначала его напряженное и жесткое тело отказалось от контакта, но затем со вздохом огромное тело Валентина прижалось к моему, его руки поднялись над моей головой, чтобы заключить меня в объятия.

Я позволила своим глазам скользнуть к ременному шкиву, свисавшему с потолка прямо над кроватью, пока я держала своего врага, моего мучителя, в своих руках. Его тело было слишком большим, кожа и манеры слишком грубыми, но что странно – я чувствовала себя в безопасности.

Я считала этого мужчину жестоким чудовищем, покрытым шрамами. Считала его злым и бесчувственным мучителем из ада. Мои глаза крепко зажмурились, когда я мысленно вернулась к истории, которую рассказывала моя бабушка, о сказочном монстре, который жил в лесу позади нашего поместья в Тбилиси. Чудовище такое большое и свирепое, что детям говорили о том, что, попав в плен, они уже никогда не смогут убежать. Я вспомнила, как сидела на коленях у бабушки, когда она рассказывала мне эту историю, и спрашивала, почему чудовище хочет причинить людям боль.

– Потому что он монстр, – ответила бабушка. – Он просто любит причинять людям боль. Здесь нет ни логики, ни причины.

– Но почему? – не отступала я.

– Почему что? – растерянно ответила бабушка.

Я скрестила руки на груди.

– Должна же быть какая-то причина. Никто, даже самые большие и страшные монстры, не причиняют вреда людям ради забавы. Наверное, что-то случилось, раз он так разозлился.

Бабушка с улыбкой покачала головой и поцеловала меня в лоб.

– Ты слишком много думаешь, любовь моя.

– Нет, – возразила я. – Он, скорее всего, тоже пострадал. – Мои глаза расширились. – Неужели люди сначала причинили боль ему? Неужели они не любили его, потому что он был другим? Может быть, поэтому он так зол. Может быть, кто-то обидел его первым, а он просто хочет, чтобы его любили.

Бабушка пристально посмотрела на меня и, прижав к груди, сказала:

– Мне нравится, как ты рассуждаешь, любовь моя. Но иногда плохие люди просто плохие.

– Я не верю в это, – прошептала я в плечо бабушки, – монстры просто тоже ищут любви. Я знаю, глубоко внутри.…

– Kotyonok (котенок), почему ты плачешь? – голос Валентина вырвал меня из воспоминаний.

Я часто заморгала, когда его лицо стало расплывчатым. Большой палец провел по моим щекам, и только тогда я поняла, что плачу. Я вытерла глаза руками и увидела, что Валентин наблюдает за мной. Когда я посмотрела на этого русского монстра – его шрам, татуировки, металлический ошейник – у меня свело живот.

Что с ним случилось, раз он стал таким? Как и чудовище из Тбилиси, он тоже страдал и никогда не любил?

– Откуда ты? – Я поймала себя на том, что спрашиваю.

Мой интерес превзошел инстинкт самосохранения.

Глаза Валентина сузились, и он замер, когда моя рука поднялась, чтобы пробежаться по металлическому ошейнику. Мои глаза сфокусировались на шве сбоку. Маленьком замке, который удерживал ошейник на месте.

– Из ада, – еле слышно прошептал Валентин, – удерживаемый Призраками зла.

Мои легкие сжались от боли, прозвучавшей в его голосе. Его слова были слишком загадочными, чтобы я могла их понять. Положив руку ему на щеку, я наклонила его голову, пока его взгляд не встретился с моим.

Сглотнув, я произнесла:

– Я удивлена, что не видела тебя там раньше.

Морщины омрачили лоб Валентина, и на его лице не отразилось ничего, кроме замешательства. Притянув его голову ближе к своей, я закончила:

– Я удивлена, что не видела тебя там раньше, так как тоже была заложником ада в течение довольно долгого времени.

Лицо Валентина утратило напряженность, и мое сердце сжалось, когда он прошептал:

– Зоя.

Он запечатлел на моих губах самый сладкий поцелуй. Мое имя на его устах звучало как рай. Это звучало совершенно божественно.

Валентин переместился по моему телу, его бедра раздвинули мои ноги. Мое сердце стучало, как хор барабанов, от решительного выражения на его лице.

Всепоглощающий жар окутал мое тело, когда я заподозрила, что случится дальше. Как только Валентин приблизил свой рот к моему, в тишине комнаты раздался шипящий звук.

Через несколько секунд вены на шее Валентина вздулись так, что я испугалась, как бы они не лопнули. Его тело застыло, пугающе неподвижное. Потом я наблюдала, как ошейник сжимается вокруг его шеи.

– Нет! – закричал Валентин.

Он оттолкнулся от моего тела. Сосульки страха пронзили мои вены, когда он вскочил на ноги, его большие руки крепко схватились за шею. Из ошейника послышалось еще одно шипение, теперь уже зловещее для моих ушей. Пальцы Валентина вцепились в ошейник, но это было бесполезно.

Я наблюдала за ним, съежившись в верхней части кровати. Шея Валентина выпирала от тесноты металла, душившего его. Мое тело дрожало. Затем с громким ревом голова Валентина откинулась назад – мускулистое тело оказалось стянуто, вены и мышцы напряглись до предела.

Его тело тряслось. Я сглотнула, наблюдая, как его длина затвердела и ударила по его же торсу. Руки сжались в кулаки, затем с быстрым болезненным выдохом он опустил голову.

Ужас наполнил мое тело, когда эти расширенные почти черные глаза остановились на мне. Я в страхе свернулась калачиком на кровати.

Наркотики уже подействовали. Мучитель вернулся. Как бы Валентин ни пытался притвориться, что он не злобный убийца, эта была его версия – человек с черными глазами, демон, похитивший меня.

Тому виной был этот самый ошейник. Что-то в этом ошейнике заставляло его быть этим, этим... существом.

Затем он стал приближаться. Он подходил все ближе и ближе ко мне и хрустел костяшками пальцев на руке.

– Нет, – взмолилась я, когда он подошел еще ближе.

Он замер. Мое сердце бешено колотилось при мысли о том, что я смогла достучаться до него. Я начала приближаться к нему и заговорила:

– Валентин? Валентин? Ты слышишь меня?

Его голова склонилась набок. Бесплодная нить надежды оборвалась в моей груди.

Затем он поднял голову и посмотрел куда-то наверх. Когда я проследила за его взглядом, вся кровь отхлынула от моего тела. Шкив. Ременный шкив был закреплен на потолке над кроватью.

Внезапно он рванул вперед, отшвырнув меня на кровать, выбив при этом воздух из моих легких. Через несколько секунд шкив начал опускаться. Потом мой мучитель оказался рядом со мной с веревкой в руках.

Мое тело трясло, губы дрожали, но этому человеку было все равно. Он вытянул свою руку и схватил меня за лодыжку. Его дыхание стало тяжелым, пот покрывал кожу. Вещество, что ошейник вводил в его тело, заставляло его кожу вздуваться и становиться влажной.

Заставив меня сесть, он рукой развел мои колени в стороны. Схватив меня за запястья, он завел мои руки за спину. Я закричала от боли в этом неестественном положении, но он проигнорировал мои крики. Он обернул веревку поверх моей груди, и затем еще раз, но чуть ниже. После он связал мои запястья и прикрепил их к шкиву. Он дернул меня за руки, чтобы проверить, все ли сделано правильно. Я прикусила язык, пытаясь остановить крик, срывающийся с моих губ.

Я не могла пошевелиться. Я была скованна.

Затем этот монстр обернул веревку вокруг моих бедер, обвязав ее вокруг двух столбиков по обе стороны кровати. Затем связал мои лодыжки. Он сдвинул их вместе, прикрепив к столбу на стене.

Я попыталась пошевелиться, но не смогла даже вздрогнуть.

Он встал передо мной и, опустившись на колени на кровать, резко схватил меня за щеки рукой. Повернув мою голову лицом к себе, он рявкнул:

– Кто для тебя Заал Костава?

Глядя в его мертвые глаза, я собиралась с силами. Это был уже не Валентин. С этим существом нельзя было договориться. Нельзя было обыграть. Я знала это по недавнему опыту, что эта версия Валентина продержится около часа, максимум два.

Мне придется вытерпеть его гнев.

Сделав глубокий вдох, я закрыла глаза и сказала:

– Я не знаю никого с таким именем.

Когда я почувствовала приближение его тела к моему, то ощутила, как его пальцы сжали мою грудь. Я молилась, чтобы час или два прошли быстро. Я молилась, чтобы Валентин боролся с тем, под контролем чего он находился.

Я скрипела зубами, борясь за дыхание. Его руки блуждали повсюду. Его прикосновения были грубыми и неприятными.

В этих прикосновениях не было никакого удовольствия; удовольствие вообще не входило в его планы.

Сдавленный стон вырвался из моего рта, и еще один вырвался из груди, когда его нос пробежал по моей шее. Затем чудовище опустилось передо мной на колени. Я подавилась рыданием, когда его зубы прошлись по моей коже, вниз до груди. Услышав мой громкий крик, он поднял голову. Протянув руку, он откинул волосы с моего лица. Когда я отстранилась, он с силой сжал волосы, откидывая мою голову назад.

Его лицо приблизилось, зависнув в сантиметре от моего лица, и он спросил:

– Кто такой Заал Костава?

Я промолчала, и он опустил мою голову.

– Кто такой Заал Костава? – снова спросил монстр.

Я закрыла глаза, отказываясь говорить вообще. Потом я почувствовала, что он стоит передо мной.

– Открой глаза! – резко приказал он.

Я сделала так, как он сказал. Я видела перед собой его твердое тело, его мужское достоинство всего в нескольких дюймах от моего лица. Я проиграла этот бой.

Монстр начал поглаживать свою длину, приближаясь ко мне. Когда он оказался на одной линии с моим ртом, я подняла глаза и чуть не зарыдала, увидев решительное выражение его лица. Его расширенные глаза блестели в тусклом свете, и он протянул руку, чтобы схватить меня за затылок.

– Пожалуйста, Валентин, – громко сказала я, пытаясь прорваться сквозь то, что держало его под контролем. – Борись с этим. Не делай этого со мной. Не делай мне больно. Ты больше не хочешь причинять мне боль.

Его рука, лежащая на мужском достоинстве, замерла, а голова склонилась набок, наблюдая за мной. Его потемневшие глаза с любопытством изучали меня. Мое сердце забилось быстрее.

– Валентин? – попробовала я еще раз. – Борись с этим. Ради меня… Зои.

Все тело монстра внезапно замерло, и мне показалось, что я уловила вспышку узнавания в его взгляде. Но он все же сделал шаг вперед, схватив меня за волосы. Слезы потекли по моим щекам, и я закрыла глаза. Я не хотела видеть его лицо, когда он возьмет мой рот против моей воли.

Затем с резким оглушительным ревом монстр откинул мою голову назад, его руки упали.

Открыв глаза, я потрясла головой, пытаясь очистить глаза от слез, когда увидела, что он отшатнулся. Мое сердце бешено колотилось, пока я наблюдала, как он схватился за голову. С его губ срывались болезненные стоны и рычания, затем руки потянулись к ошейнику.

Надежда стала разгораться во мне, когда его пальцы опустились ниже ослабевшего металла, и он начал тянуть. Лицо монстра покраснело, пока все его тело не затряслось в попытке освободиться от ошейника. Но не успел он сорвать ошейник, как снова схватился за голову, боль была очевидна, когда он ударял себя кулаком по голове.

Он упал на пол, и я с нетерпением ждала, что он будет делать дальше. Я молилась, чтобы, когда он, наконец, поднимет голову, я увидела ярко-голубые глаза. Но мне не могло так повезти. Когда монстр поднял голову, его зрачки все еще были расширенными и кровоточили в кристально-голубых радужках. Сжав кулаки, он оттолкнулся от пола и подошел ближе.

Я сглотнула, увидев выражение чистой ненависти на его лице, и вскрикнула, когда его рука скользнула вверх и ударила по веревке надо мной. Затем его рука опустилась на мой живот и пробралась между ног.

– Нет, – прошептала я.

Пальцы монстра пробежались по моим лобковым волосам, и он прошипел:

– Имя.

Это было странно, потому что даже напуганная, я заметила разницу между голосом Валентина и монстра. Монстр был холоден, никаких чувств в тембре его голоса. Напротив, нотки в голосе Валентина были очевидны, тон выражал перемену настроения, чувств, даже сожаление.

Как только эти мысли пришли мне в голову, монстр прижал свои пальцы ближе к моим складкам. Я зажмурилась, молясь, чтобы все, что он сделает дальше, закончилось быстро. Затем внезапно рука монстра остановилась, прежде чем он коснулся меня. Я резко открыла глаза. Я боролась за дыхание, сжимаясь от страха. Все мое внимание было приковано к чудовищу, которое снова схватилось за голову и упало на пол.

Его тело подергивалось. Из его горла вырывались болезненные стоны. Пот лился с его тела. Как и прежде, его руки тянулись к ошейнику на шее. Его руки все тянули и тянули металлическое кольцо, удерживающее его шею, пока каждый мускул не задрожал от напряжения.

Он тяжело дышал, пока не поднял голову. Сквозь меня смотрели кристально-голубые глаза.

Мое сердце заколотилось от облегчения, и, сумев обрести дар речи, я прохрипела:

– Валентин.

Валентин покачал головой. Затем его расфокусированные глаза остановились на мне. Я видела, как он впился в меня взглядом. Я видела, как исказилось его лицо, когда он обнаружил меня связанной. Я поморщилась, представив себе, как выгляжу, подвешенная таким образом.

Внезапный душераздирающий рев вырвался из его рта, и он вскочил на ноги. Он отпустил ошейник и подошел к сундуку, стоявшему в углу комнаты. Я затаила дыхание, молясь, чтобы чудовище не вернуло себе контроль. Когда Валентин выпрямился, в руке у него был нож. Мой желудок сжался, когда он начал приближаться ко мне, но как только я заметила, что его глаза все еще кристально голубые, мое сердце подпрыгнуло от облегчения.

Валентин вздрагивал с каждым шагом, направляясь ко мне. Я видела, как из-под металлического ошейника текла кровь. Страх сковал меня, когда я поняла, что кожа под ним порвана.

– Валентин, – прошептала я, когда он был уже в нескольких шагах от меня.

Челюсть Валентина напряглась, и, высоко подняв руку, он стал перерезать веревку надо мной. Я вскрикнула, когда веревка, удерживающая меня в плену, дернула мое тело. Я побледнела от боли. Но Валентин продолжал рубить веревку; он рубил до тех пор, пока последним ударом не перерезал веревку, и я упала на кровать. Найдя силы в отчаянной потребности освободиться от своих оков, я размотала веревку на груди и руках и прикусила губы от боли, когда кровь стала наполнять мои мышцы.

Увидев брошенный на кровати нож, я потянулась вперед и дрожащими руками перерезала веревку на лодыжках. Как только веревка разорвалась пополам, я сбросила ее с ног.

Перегнувшись через край кровати, меня вырвало на пол. Чувствуя головокружение от пережитого страха, я перекатилась на бок. Когда подняла голову, то увидела Валентина, прислонившегося спиной к ближайшей стене. Его голубые глаза были полны сострадания, а руки дрожали, когда он смотрел на меня.

– Зоя, – прошептал он, и стыд засиял в его теперь уже ясных глазах.

Я попыталась заговорить, хотела, но его массивное тело начало трястись. Я наблюдала, как его губы сжались, а руки поднялись к ошейнику. Это было странно, но, когда Валентин начал дергать металлический ошейник, изо всех сил пытаясь разорвать его, его глаза были сосредоточены на моей груди. Не понимая, на что он уставился, я сумела посмотреть вниз, только чтобы увидеть свою кожу, покрытую красными следами зубов.

Валентин издавал разочарованные стоны. Он тянул себя за ошейник, ноги слабели с каждой попыткой. Струйки крови начали вытекать из-под ограничивающего его шею металла. Когда ошейник дюйм за дюймом сдирал с него кожу, я видела, как с новой силой в нее вонзаются иглы.

Увидев, что Валентин упал на колени, а металлический ошейник наполовину свисает с его шеи, я заставила себя подвинуться к краю кровати. Мне нужно было, чтобы он прекратил. Его лицо было ярко-красным от усилия снять ошейник, и капилляры лопались в белках его глаз, красный цвет заменял белый.

Я уже открыла было рот, чтобы сказать ему, чтобы он прекратил, когда с последним прерывистым ревом металлический ошейник с глухим стуком упал на пол. Я уставилась на ошейник на полу, на внутреннюю часть устройства. Это было самое ужасное, что я когда-либо видела. Десятки иголок торчали на равном расстоянии друг от друга по краям. Рядом с ними были маленькие пластиковые шарики, наполненные жидкостью. Половина из них были пустыми, но половина все еще были полными.

Я вздохнула с облегчением, когда до меня дошло то, что Валентин снял ошейник. Когда подняла глаза, то увидела, что он сидел, прислонившись к стене. Его руки сдерживали шею. Его лицо побледнело, но то, что заставило меня поднять свое избитое тело с кровати, было кровью, стекающей по его груди.

Лихорадочно двигаясь, я поплелась туда, где сидел Валентин. Когда я упала на колени рядом с ним, его тусклые глаза нашли мои.

Он открыл было рот, чтобы заговорить, но я покачала головой.

– Нет, – прошептала я, – не пытайся говорить.

Я убрала его руку от его шеи, и когда она упала, я с трудом сглотнула. Отверстия от игл на шее сильно кровоточили. Там, где раньше был металлический ошейник, на его коже появился толстый красный шрам. Я догадывалась, что он, должно быть, носил этот ошейник уже много лет, Бог знает, сколько.

Валентин открыл рот, чтобы заговорить.

– Нет, – твердо сказала я.

Закрыв глаза в явном раздражении, он поднял свою слабую руку и указал на стену. Сначала я не могла понять, на что он показывает. При ближайшем рассмотрении я заметила очертания двери. Поднявшись на ноги, я медленно подошла к двери и нажала на кнопку. Дверь со щелчком открылась. Внутри была небольшая ванная комната. Я кивнула, когда поняла, что это была та самая ванная, которую он позволял мне использовать с момента моего похищения. Он всегда завязывал мне глаза перед тем, как я пользовалась туалетом. Что было пыткой. Поэтому я не знала, куда пойти облегчиться, если только он не отведет меня туда.

Мои глаза осмотрели душ, унитаз, раковину и остановились на маленькой дверце шкафа в конце комнаты. Я подошла к нему и вздрогнула, увидев свое отражение в зеркале. Затем я открыла дверцу, полотенца были свалены в кучу. Бутылки с перекисью водорода стояли там же, вместе с другими лекарствами, которые мне были не знакомы.

Я схватила несколько полотенец, перекись водорода и поспешила из ванной так быстро, как только могла. Войдя в комнату, я заметила, что глаза Валентина уже смотрят на меня, а его широкая и массивная грудь залита кровью.

Опустившись на пол, я тут же взяла полотенце и прижала мягкую ткань вокруг его шеи, стараясь впитать как можно больше крови. Валентин даже не вздрогнул, вместо этого он уставился на мою грудь, его ноздри раздувались, а губы сжались.

– Я в порядке, – сказала я.

Его глаза встретились с моими. Ничего не было сказано. Я все равно не была уверена, что он сейчас мог говорить.

Убрав полотенце, я взяла бутылочку с перекисью и прижала ладонь к его щеке.

Когда он посмотрел на меня, я произнесла:

– Будет больно, но мы должны промыть раны вокруг твоей шеи. Нам нужно остановить кровь.

Безжизненные глаза Валентина не двигались, даже когда я налила перекись на его порез и шею.

Я вздрогнула, понимая, каково это было. Я снова прикрыла раны чистым полотенцем. Придвинувшись ближе, мое сердце было так же разбито, как и мое тело, я рассмотрела сломленное выражение его лица.

Валентин следил за мной все это время, но я видела, как его глаза закрываются. Ужас и страх наполнили мои ноющие кости.

Дотронувшись до его лица, я сказала:

– Его больше нет, Валентин. Ты снял ошейник со своей шеи.

Черная щетина на его лице резко контрастировала с бледной желтоватой кожей под ним. Мое сердце подпрыгнуло, когда его губы дернулись, а затем растянулись в подобие улыбки. Странное чувство охватило мою душу, когда я увидела эту улыбку на его жестоком, покрытом шрамами лице. Но она быстро исчезла, когда глаза Валентина закрылись, и его тело стало пугающе неподвижным.

Глава 12

Валентин

– Куда они нас везут?

Я крепче прижал к себе Инессу, когда грузовик, в который нас бросили, тронулся с места, увозя из приюта, который был нашим домом последние два года.