Текст книги "Ревейдж (ЛП)"

Автор книги: Тилли Коул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

Заал медленно поднял голову и посмотрел на моего отца. Я мог видеть на его лице недоверие к тому, что мой отец сказал такие слова. Заал ничего не сказал в ответ.

Видя его борьбу, я подался вперед и сказал:

– Дай ему время обдумать это. А пока мы можем использовать наши ресурсы, чтобы выяснить, что мы знаем об этих захватчиках нашей территории.

Кирилл кивнул и оттолкнулся со стола.

– Тогда пойдемте обедать; я чувствую запах еды, доносящийся из-за двери. – Кирилл молча вышел из кабинета, отец последовал за ним.

Я поднялся с кресла, но Заал остался сидеть, не двигаясь, опершись локтями на колени и опустив голову. Протянув руку, я положил ладонь ему на плечо и произнес:

– Возможно, сейчас это трудно, но со временем все наладится.

Заал поднял голову, убирая с лица длинные волосы.

– Я чувствую ярость, Лука. Она течет во мне весь день и всю ночь. Моя голова в полном раздрае; лица и образы из воспоминаний не дают мне спать по ночам. Но хуже всего то, что каждый раз, когда я думаю о своей фамилии, о наследии моей семьи, я вижу их всех мертвыми у стены дома. Я вижу реку крови, вытекающую из-под них, когда меня тащат прочь, кричащего о моей семье, – Заал глубоко вздохнул, чтобы успокоиться. – Я не могу жить с этими воспоминаниями, став Лидером. Все Коставы умерли, но не я. Клану тоже пора умереть. – Заал поднялся на ноги и положил руку мне на плечо. – Я – твой брат. В этом я уверен. И я буду на твоей стороне, когда ты станешь Паханом, как и сейчас, пока ты князь. Я буду чтить эту семью, которая спасла мне жизнь, которая приняла меня и дала мне Талию, и я оставлю прошлое в прошлом.

Его рука опустилась, и он повернулся, чтобы уйти, но в этот момент он оглянулся и добавил:

– Анри всегда был истинным лидером из нас обоих; ты знал его, поэтому я подозреваю, что ты тоже это видел. И это не трусость заставляет меня отказаться от титула Лидера Коставы, а принятие человека, в которого меня превратил Джахуа. – Зеленые глаза Заала встретились с моими. – Мы оба уже не те мальчики, какими были, когда наши люди знали нас. Мы фрики, Лука. Уроды.

Заал вышел из кабинета, а я присел на стол. Провел рукой по волосам как раз в тот момент, когда дверь со скрипом открылась. Подняв глаза, я не мог сдержать улыбку, когда моя Киса остановилась в дверях, ее длинное плотно облегающее черное платье демонстрировало округлившейся живот.

Склонив голову набок, я улыбнулся своей жене, получив в ответ ослепительную улыбку. Киса закрыла дверь и подошла ко мне. Мои руки немедленно потянулись к ее бедрам, и я притянул ее ближе к своей груди. Киса провела руками по моим волосам и поцеловала меня в лоб. Отступив, она сказала:

– Мой папа говорит о тебе там, снаружи. Ты определенно порадовал его на встрече.

Обняв Кису за талию, я приподнял свою голову, чтобы она поцеловала меня. Киса, не колеблясь, прижалась ко мне. Подняв руку, я запустил ее в волосы жены и притянул еще ближе. Киса ахнула, и я прошептал:

– Я люблю тебя, solnyshko (прим. пер. – солнышко).

– А я тебя, – ответила Киса. – Ты счастливее, lyubov moya (прим. пер. – любовь моя). Ты счастлив.

Кивнув, я произнес:

– Из-за тебя. Потому что ты приняла меня таким, какой я есть. – Я прижался губами к костяшкам ее тыльной стороны ладони и поцеловал выпуклый живот. – И из-за нашего ребенка. Благодаря тебе я стану отцом. Девушке, которую я всегда любил.

Киса улыбнулась, но улыбка быстро увяла.

– Но Заал не счастлив, как мы? – Я поднял голову. – Вот почему ты волнуешься и поджимаешь свои губы так восхитительно, прямо как я люблю.

У меня стало тепло в груди, когда ее палец пробежал по моим губам, но я ответил:

– У него нет семьи.

– Теперь мы его семья, – сказала Киса.

Я выпрямился и взял ее за руку.

– Верно, и мы должны убедиться, что он это знает, – твердо произнес я.

Киса положила голову мне на руку.

– Говоришь, как Пахан.

Выводя Кису из кабинета, я ответил:

– Нет. Я говорю, как его брат.

Глава 4

Зоя

Ощущение полета было первым, что поразило меня. Боль вокруг шеи была следующей. Я пыталась открыть глаза, и пока я это делала, меня встречала лишь темнота. Дезориентированная я пыталась вспомнить, что только что произошло. Вспышки воспоминаний, как я стою перед домом, просочились в мой разум. Дом в Бруклине. Дом, в котором был Заал…

Я ахнула, вспомнив, как кто-то схватил меня сзади и потащил в тень. Я боролась, но он душил меня. Кашель вырывался из моего горла, когда я пыталась вдохнуть.

Внезапно руки, о которых я даже не подозревала, крепче сжали меня, и чья-то ладонь зажала мне рот. Мое сердце колотилось от страха. Авто ошибался. Я не была в безопасности. Наш враг был очень даже жив и, должно быть, последовал за мной к дому, где находился Заал.

Страх промчался сквозь меня. Я привела нашего врага к моему брату. Они собираются пойти дальше?

Даже несмотря на то, что я была напугана, инстинкт взял верх, и я боролась, чтобы освободиться. Это было напрасно, потому что, как только похититель почувствовал, что я пытаюсь освободиться, рука, все еще обвивавшая мою шею, сжалась так, что мое тело обмякло. Когда мое сознание снова начало исчезать, я поняла, что мой похититель бежит со мной на руках. Мой капюшон был накинут на голову, так что я ничего не видела, но слышала своего похитителя. И я была уверена, что это мужчина. Его дыхание было низким и тяжелым. Его рука на моей шее была мощной и непоколебимой.

Его запах заполнил мой нос: пряности и мускус. Я запомнила темный пряный запах, окутавший меня, когда мои глаза закрылись, затем все снова потемнело.

***

Я проснулась от холода на моей щеке. Инстинктивно я почувствовала, что попала в беду. Что-то в глубине души подсказывало мне, что я в опасности. Авто пытался научить меня, как реагировать, если меня когда-нибудь похитят. С закрытыми глазами и неподвижным телом я отчаянно пыталась вспомнить эти уроки.

На ум ничего не приходило, кроме желания никому ничего не рассказывать о себе. Для всех, кроме моих людей, я была Элен Мелуа, бедная крестьянка из Казрети, Грузия.

Я контролировала свое дыхание, когда осознала, что мои руки дрожат, как листья на ветру. Я сосредоточилась на том, чтобы сохранить спокойствие. Досчитав до десяти, медленно открыла глаза. Меня встретила темная, черная стена.

Сделав еще один вдох, я сосчитала еще раз до десяти и осторожно перекатилась на другой бок. Я огляделась: черные стены, черные потолки. Никакие подсчеты не могли успокоить меня, когда я поняла, в какой комнате нахожусь.

Мои губы приоткрылись, чтобы выпустить шокированный вздох, когда мои широко раскрытые глаза впились в приспособления в комнате. Я едва могла понять, что это такое, но видела цепи, свисающие со стен, веревки, подвешенные на деревянных блоках в потолке, металлическую кровать, распятие и множество других приспособлений, разбросанных по черному кафельному полу. Все это выглядело как средневековые орудия пыток, и пока я лежала на полу в чем-то похожем на большую металлическую клетку, у меня в горле поднималась желчь. Толстые прутья окружали меня со всех сторон.

Я снова закрыла глаза и закуталась в пальто. В этой камере пыток было холоднее, чем снаружи. Если бы я не осмотрела комнату в тусклом красном свете, то решила бы, что нахожусь в холодильнике.

Когда из узкого коридора слева от меня начали приближаться шаги, я попятилась назад в самый дальний угол клетки. Мое тело дрожало от смеси холода и страха, но я не отводила глаз от того направления.

Я задержала дыхание, когда шаги приблизились ко мне. Затем появился он. Я предположила, что это был тот же мужчина, который схватил меня. Мое внимание было приковано к полу, к его босым ногам. Я не осмеливалась поднять глаза. Его ступни были грубые, но по форме ног под черными спортивными штанами я могла заметить, что он огромен. Спортивные штаны были свободными, но я все же могла разглядеть очертания его бедер: они были плотными и мускулистыми.

В комнате стояла мертвая тишина. Мое теплое дыхание превращалось в пар из-за низкой температуры. Я слышала его дыхание, пока он стоял рядом с клеткой. Тяжелое медленное дыхание с низким хриплым звуком. Я держала голову опущенной, ожидая, что он будет делать дальше. Но он не двигался.

Минуты проходили в напряженном молчании. Я оставалась забитой в углу, а он оставался там, где был, рядом с моей клеткой. Его ступни были направлены в мою сторону, и даже не поднимая головы, я знала, что он смотрит на меня. Я чувствовала тяжесть его пристального взгляда.

Чем дольше мы оставались неподвижными, тем больше промозглый холод проникал в мои кости. Мои губы онемели, а зубы начали стучать. Стук от их прикосновений друг к другу оглушал в этом тускло освещенном аду.

Затем он пошевелился.

Это было просто мимолетное движение, но этого было достаточно, чтобы я напряглась в ожидании того, что он сделает дальше. Он собирался убить меня? Неужели он собирается заткнуть мой рот и пытать? У меня заболела голова, а мозг лихорадочно работал от страха перед тем, что должно произойти.

Лязг металла о металл заставил меня поднять голову. Я тут же пожалела об этом. Это было то, чего он хотел. Он хотел, чтобы я сломалась.

Мозолистая рука держала черный металлический стержень, прижатый к металлическому пруту клетки. Я замерла, не сводя глаз с металлического стержня, и сфокусировалась на его руке. Она была большой и покрытой шрамами. Затем мой взгляд скользнул вверх по мускулистой голой руке, удерживающей стержень, словно он был продолжением его руки. Его кожа была светлого оттенка, полная противоположность моей, но покрыта огромным количеством темных татуировок. Это были неразборчивые письмена, выгравированные черными чернилами. Они казались вихрящимся, неорганизованным списком имен, выставленным напоказ на его коже.

Я сглотнула, во рту пересохло. Я попыталась разобрать имена, и когда я это сделала, то у меня снова свело живот. Большинство из них были восточноевропейскими: русскими, украинскими, сербскими. Но больше всего меня напугало наличие грузинских имен.

Грузины.

Мой пульс бился на шее так быстро, что я была уверена, будто он вырывался из моей кожи. «Грузины», – снова подумала я, лихорадочно соображая, что означают эти имена. Это были люди, которых он убил? Это были люди, которых он знал? Это те, на кого он работает?

Металлический стержень внезапно сдвинулся. Мои глаза не могли не проследить от конца стержня до его вершины. И когда я сделала это, то увидела грудь моего похитителя. Мои ноздри раздувались, пока я изучала его обнаженную широкую грудь. Большая татуировка «194» располагалась по центру груди. По его мускулистой груди и торсу также продолжался водоворот имен. Но это не то, что заставило меня потерять контроль над самообладанием, паникой и тревогой. Нет, это случилось из-за черного металлического ошейника, плотно прилегающего к шее моего похитителя. Широкой шеи с выпирающими мускулами от обнаженных плеч.

Мое сердце бешено колотилось, когда я спрашивала себя, для чего этот ошейник. Кто его надел? С какой целью?

Похититель провел металлом по верху клетки, но я так и не посмотрела ему в глаза. Я не хотела смотреть ему в глаза. Я не хотела видеть его лица. В моей голове все стало слишком реальным. Но затем с кончика стержня раздался жужжащий звук, электрический звук, который прошел по металлической клетке. Удар пришелся в ту часть моей спины, которая была прислонена к прутьям. Я кинулась вперед, крича от боли. Электрический разряд обжег мою кожу.

И тогда я подняла глаза. Мой взгляд встретился с его, и вся кровь отхлынула от моего лица.

Широко раскрытые глаза пристально смотрели на меня с сурового лица – изуродованного глубокими шрамами, похожими на дорожные карты, на щеках и лбу. Его зрачки были такими большими и черными, что я едва могла различить цвет его радужки. Вид расширенных зрачков только усиливал его угрожающий вид. Шрамы на его лице тянулись вверх по бритой голове.

Боже мой, подумала я. Он похож на монстра. Я продолжила изучать его лицо, не в силах отвести взгляд. Под шрамами были высокие скулы, покрытые темной щетиной, которые обрамляли его лицо вместе с сильной челюстью и широким лбом. Его губы полные: нижняя губа была чуть полнее верхней. Черные как смоль брови идеально изогнулись над его хищными глазами. На правой щеке я заметила длинный шрам, который начинался на виске и спускался вниз по щеке, прорезая темную щетину, далее под металлический воротник и спускался к четко очерченной правой грудной мышце.

Как только я подняла глаза, то сглотнула, и мои руки задрожали еще сильнее, в то время как его глаза оставались неподвижными на моих. Эти проницательные расширенные глаза были единственной неповрежденной частью его лица. Единственная человеческая часть его.

Сделав судорожный вдох, я ждала, когда он заговорит. Со стуком металлического стержня о металлические прутья, зазвучал электрический разряд, проходя через металлические прутья. Я поспешила дальше в центр маленькой клетки, приближаясь к доминирующему присутствию моего похитителя. Судя по фотографии Заала, этот мужчина мог соперничать с ним в росте и ширине.

Мои глаза были широко открыты, руки крепко обхватывали мое пальто вокруг талии, когда мой похититель снова ударил по решетке и агрессивно скомандовал:

– Davdget!

Я вздрогнула от гортанного резкого звука его голоса. Потом по моим венам пробежал холодок. Это не имело никакого отношения к температуре в комнате. Этот мужчина говорил со мной по-грузински. Он приказал мне встать. По акценту было ясно, что он русский.

Он знал, что я грузинка.

Я закрыла глаза, обдумывая вероятность того, что он знает, кто я. Но я взяла себя в руки и решила отрицать свое настоящее имя.

Я была Элен Мелуа, бедная крестьянская девушка из Казрети, Грузия. И я ничего не знаю о клане Костава. Я ничего не знаю о Заале.

Удар стержня о прутья с невероятной силой заставил меня подпрыгнуть от неожиданности. Мой похититель закричал на грузинском языке с сильным акцентом:

– Я сказал встать!

Страх заставил меня вскочить на ноги, потолок клетки теперь был всего в нескольких футах над моей головой. Я вдруг почувствовала себя закрытой и окруженной. Я была в ужасе. Насколько я знаю, это слабость, когда моя семья была известна своей силой, я была в ужасе от этого человека.

От этого монстра.

Мой похититель шагнул ближе к клетке. Металлический стержень проскользнул в щель между прутьями и остановился в нескольких дюймах от моей груди. Я оставалась абсолютно неподвижной. Я слышала, как на конце металлического стержня накапливается электричество. Я молилась, чтобы он не прижал его к моей груди.

Мои глаза оставались опущенными, пока он не приказал:

– Посмотри наверх!

Я вздрогнула от яда в его голосе, резкого и язвительного тона. Но слишком боясь ослушаться, я посмотрела ему в глаза. В тот момент, когда наши взгляды встретились, я почувствовала себя выжженной на месте. В его пронзительном взгляде не было ничего, кроме презрения и ненависти. Его ноздри раздувались, пока он наблюдал за мной, а верхняя губа, покрытая шрамами, скривилась в отвращении.

Он размял свою шею – жест, казавшийся невозможным из-за тугого металлического ошейника и толстых мышц. Затем он приблизился, его массивная грудь уперлась в решетку. Когда его кожа соприкоснулась с металлом, я увидела, как электрический ток ударил по его покрытой шрамами татуированной коже, вольты электричества пробежали по его костям. Но этот мужчина даже не вздрогнул. Рука, державшая электрический стержень, даже не шевельнулась. Он ни разу не отвел от меня глаз.

Если раньше я и испытывала страх, то это было ничто по сравнению с тем чистым ужасом, который испытывала под ненавистным, пронизывающим взглядом этого человека. Этот мужчина не чувствовал боли. Этот человек, который явно хотел причинить мне боль.

Когда мое отчаянное положение начало проясняться, он поднял подбородок и холодно приказал:

– Раздевайся!

Мое лицо побледнело. Я не двигалась, парализованная страхом. Но он покачал головой и прорычал:

– Раздевайся! – Он сделал паузу и наклонил голову вперед, угрожающе шипя, – Suka (прим. пер. – сука).

Сука. Он назвал меня сукой по-русски.

Он нажал что-то на верхушке черного металлического стержня, отчего с шипением посыпались искры. Вынужденная действовать, я дрожащими руками схватилась за пальто. Мне потребовалось больше времени, чем я рассчитывала, чтобы сбросить с себя тяжелое пальто. Мои руки онемели от холода и стресса.

Все это время мужчина со шрамами наблюдал за мной, ужасающее жужжание от стержня было всего в нескольких дюймах. Слезы навернулись на мои глаза, когда пальцы снова принялись расстегивать пуговицы на блузке. Минуты, во время которых я раздевалась, казались часами, моя одежда падала на пол. Резкий холодный воздух на моей обнаженной коже чуть не поставил меня на колени. Но я заставила себя быть сильной. Мои слезы не потекли, хотя и накатывали волной. Я не упаду на пол в страхе, хотя мои ноги боролись с желанием оставаться в вертикальном положении.

Когда мои брюки упали на пол, а нижнее белье осталось единственной одеждой, я представила себе Заала и Анри. Я представила годы страданий Заала от пыток Джахуа. И я представила себе Заала с фотографии, улыбающегося и влюбленного.

Заал выжил.

Я Костава. У меня сильная душа по нашей семейной линии.

Я тоже смогу выжить.

Глубоко вздохнув, я стиснула зубы от унижения быть обнаженной перед мужчиной. Я никогда не была с мужчиной. Я никогда не была обнаженной и беззащитной, а теперь этот человек заставляет меня обнажиться перед ним.

Мои руки сильно дрожали, когда я пыталась расстегнуть застежку лифчика. Я вздрогнула, когда кружевной бюстгальтер упал, холодный воздух окутал мою грудь.

Я боролась с необходимостью прикрыться. Вместо этого я заставила свои руки опуститься к трусикам. Я стянула их вниз по своим замерзшим красным ногам. Когда с одеждой было покончено, я выпрямилась, опустив глаза в пол.

– Вытолкни их из клетки, – сказал мужчина, убирая стержень от моей груди.

Наклонившись, я собрала свою одежду и, как было приказано, вытолкнула ее из клетки. Попятившись назад, я снова встала в центр клетки.

Я ждала.

И ждала.

Казалось, прошел, по меньшей мере, час, пока я стояла посреди клетки, а мой похититель стоял передо мной, сверкая глазами. Все время сверкал. Мне не нужно было поднимать голову, чтобы увидеть это.

Внезапно, когда я почувствовала, что упаду на пол от усталости и холода, мой похититель повернулся и пошел прочь по узкому коридору, оставив меня одну.

Я долго стояла неподвижно, на случай, если мне нужно пройти какое-то испытание. Но когда мои колени, наконец, подогнулись, мне ничего не оставалось, как лечь на пол.

Черные плитки под моей кожей были такими холодными, что мне казалось, будто я лежу на глыбе льда. Но я оставалась сильной. Я не позволила страху взять верх. Я не позволила отчаянию довести меня до слез. И даже когда температура в комнате резко сменилась с арктического холода на тропическую жару, я не закричала от боли. Мои слишком холодные мышцы пульсировали, а кожу словно разрезали бритвой. Я закрыла глаза и вдохнула через нос.

И я представила себе Заала. Я запоминала его лицо, потому что, лежа на этом полу, теперь слишком горячем, потной от обжигающего воздуха, я была уверена, что мы никогда не воссоединимся.

Глава 5

194

Я проснулся, ссутулившись в углу маленькой комнаты. Я моргал и моргал, вглядываясь в темноту. Здесь не было ничего, кроме экрана и стрекало (прим. пер. – жало, острый колющий предмет) на столе.

Мои глаза сузились, когда я уставился на стрекало, затем взглянул на экран. Отдаленные образы начали воспроизводиться в моей голове, пока я смотрел на темноволосую женщину, лежащую без сознания в центре клетки. Я пытался понять, кто она такая. Я пытался вспомнить, как мы сюда попали.

Сыворотка подействовала и привела к серьезной потере памяти. Должно быть, Госпожа напичкала мой ошейник двойными дозами наркотика – она делала так время от времени, когда нанесение удара было очень важным. Сыворотка не действовала на меня так, как они предполагали, при обычной дозировке. Я должен был быть полностью под контролем Госпожи, весь день, каждый день – но я не был. Вместо этого с этим ублюдочным ошейником, с этой двойной дозой, я потерял сознание, когда охранник сделал мне инъекцию. Я даже не знал, как долго был без сознания.

Моя губа скривились. По правде говоря, Госпоже вовсе не нужно было меня накачивать наркотой. У них был весь необходимый контроль. Я сделал бы все, что они приказали, лишь бы сохранить жизнь 152-ой.

Все, что угодно. Боль и убийство ничего для меня не значили. Я делал это так долго, что крики моих жертв растворились в моей голове. Люди, погибшие от моих рук, были для меня всего лишь шагом к свободе 152-ой.

Я зажмурил свои глаза и, словно наблюдая издалека, вспомнил все, что сделал под действием наркотика. Я видел, как заношу темноволосую женщину в клетку в этой камере. Я довел температуру комнаты до нуля. Я заставил ее раздеться. Я видел, как ударял о прутья клетки, и электрические токи пронзали ее плоть. И я увидел, как возвращаюсь в эту комнату и поднимаю температуру до высшей точки. Однако женщину, казалось, не тронуло внезапное изменение температуры.

Поднявшись на ноги, я, пошатываясь, пересек комнату. Шея под ошейником горела и кровоточила. Подойдя к столу, я уставился на экран. Единственная камера в комнате была сфокусирована на женщине.

Я сглотнул, рассматривая ее. Она была хрупкого телосложения, с длинными черными волосами, спускавшимися до поясницы. Ее кожа была загорелой, и отвращение заструилось в моих венах, когда я узнал ее черты: грузинка. Я ненавидел грузин. Лицо Госпожи вспыхнуло в моем сознании, и я громко зарычал. Особенно я ненавидел грузинских женщин. Suka (прим. пер. – сука). Все они были сучьими шлюхами.

Затем моя кожа покрылась мурашками, когда женщина в клетке пошевелилась. Под ней была лужица пота, темные волосы скользили по ее влажной обнаженной коже. Застонав во сне, она перевернулась на спину, вытянув руки по бокам. Мое дыхание остановилось, когда я увидел ее полные сиськи, и киску, которая лишь слегка показалась из-за согнутой ноги. Ее плоский живот был покрыт капельками пота. Руки и ноги у нее были тонкие, но загорелые. Я склонил голову набок, изучая ее.

Госпожа выглядела не так. Госпожа была крепче, мускулистее. Мне ничего не нравилось в Госпоже, но эта грузинская женщина…

Пока она лежала на полу, мое дыхание остановилось. В моей голове промелькнули образы 152-ой на кровати без сознания, сломленной, использованной и оскорбленной. Я тряхнул головой, пытаясь оттолкнуть их, но тошнота жгла мою грудь, пока я наблюдал за этой темноволосой женщиной в таком же состоянии. Сломленной. Беспомощной.

Внезапная ярость поглотила меня. Я не позволил бы себе сделать это. Не смог. Ты ненавидишь всех грузин, напомнил я себе. Неважно, насколько сломленными и беспомощными они выглядят.

Лицо женщины было отвернуто от камеры. Затем, снова застонав, она повернулась лицом. Я снова замер. Я замер и вздрогнул. У нее была гладкая кожа на лице. Маленький нос, слегка вздернутый на конце. У нее были полные, но поджатые губы. Ее черные брови были опущены, и я знал, что ей больно.

Я ухмыльнулся.

Я ухмыльнулся, осознав, как легко я ее сломил.

– Страдай, suka, – прошептал я хриплым от иголок под ошейником голосом.

Но эта ухмылка исчезла, когда с ее губ сорвался тихий всхлип.

Ее хорошенькое личико исказилось от боли, и я почувствовал незнакомую тяжесть в груди. В моем сознании всплыло кричащее лицо 152-ой. Она кричала от боли, когда над ней издевались охранники по приказу Госпожи. Когда она приказывала держать меня под контролем.

Эта женщина в клетке звучала так же, как 152-ая.

Отгоняя мысли, я позволил льду наполнить мои вены. Я должен был причинить ей боль. У меня не было выбора.

Зверь причинит ей боль, как никогда прежде. Она будет бояться меня, как и все до нее. Я буду пытать ее до тех пор, пока она не скажет мне, кто она и кем приходится мужчине Костава. Пока она не расскажет мне, как пройти мимо его армии охранников. Пока она не сообщит мне, как я могу поймать свою жертву и привести ее в эту комнату, чтобы обрушить ад на него вместо нее.

Только тогда Госпожа не позволит отослать ее к Хозяину. Только тогда Госпожа сможет удержать 152-ую поближе ко мне.

Еще раз мои глаза вернулись к грузинской женщине. Я закрыл их и представил себе синяки на коже 152-ой. На ее ногах и бедрах. И теперь всякое сочувствие к этой темноволосой женщине исчезло.

Выбора не было. Не было места слабости.

Открыв глаза, я подошел к термостату и понизил температуру до минуса. За дверью, ведущей в комнату, послышался шум вентиляционных отверстий. Я наблюдал, как холодный воздух начал циркулировать вокруг нее. Мои глаза вспыхнули, когда еще один стон вырвался из ее полных губ, и ее тело свернулось. Белые клубы тумана вырвались из ее рта, когда ее дыхание превратилось в короткие болезненные вздохи.

Потянувшись за пиканой, я уже собрался уходить, когда услышал приглушенный крик. Я снова посмотрел на экран. Грузинка лежала на спине. Ее глаза были закрыты. Затем, беззвучно открыв рот, ее глаза распахнулись, уставившись прямо в объектив камеры.

У меня перехватило дыхание. Ее глаза были такими темными, как краска на стенах камеры. Они были огромными. Я принуждал свои ноги двигаться, моя рука крепче сжала стрекало, но я, бл*дь, не мог пошевелиться.

Женщина перевернулась на живот и попыталась подняться с пола клетки. Я прикусил нижнюю губу, когда ее задница медленно приподнималась. Как и все остальное в этой женщине, она не имела ничего общего с Госпожой. Задница маленькой грузинки была упругой и круглой. Она была гладкой и мягкой. Это пробудило жизнь в моем члене.

В моей груди возникло рычание, когда мой член болел от растущей твердости. Заставляя себя оторваться от экрана, я все же позволил себе бросить последний долгий взгляд. Женщина успела сесть, обхватив руками ноги. Ее огромные глаза метались по комнате. Что-то теплое возникло в моей груди, пока я наблюдал за ней. Она выглядела немного старше 152-ой. Но не значительно.

И при мысли о 152-ой все тепло внутри превратилось в лед. Эта suka – грузинка, сказал я себе. То были грузины, что забрали нас. И это была грузинская сука, которая разрушила мою жизнь. Трахнула мою голову. Причинила боль 152-ой.

«Грузинка, – подумал я. – Я заставлю грузин заплатить. Я причиню им боль. Я заполучу их крики. Я не принесу им ничего, кроме смерти».

Наполненный чувством необходимости причинить боль я открыл дверь в комнату, даже не вздрогнув от порыва ледяного воздуха, врезавшегося в мою кожу. Крепче сжимая пикану, я медленно шел по коридору, тяжело ступая по кафельному полу. Каждые несколько шагов я останавливался и ждал, убеждаясь, что женщина слышит мое приближение. Я хотел внести хаос в ее разум. Пусть она боится меня так, что даст все, о чем я только попрошу.

Опустив голову, я услышал ее тяжелое дыхание. Ее дыхание было прерывистым. Она боялась меня.

Она была в ужасе от уродливого чудовища.

Я снова зашагал и, завернув за угол клетки, встретился с ней взглядом. Кожа женщины побледнела, когда она посмотрела на меня. Что-то странное и незнакомое пронзило мой живот, когда ее губы приоткрылись и задрожали. Но я проглотил это чувство и прислонился к клетке.

Она ничего не сказала. Для такой маленькой, я был впечатлен ее силой молчания. Она не съежилась и не отпрянула, когда увидела мое лицо. Некоторые из самых крупных людей, которых мне пришлось убить – медленно, очень медленно, – плакали и умоляли сохранить им жизнь, едва только взглянув на меня. Но эта грузинка молчала, глядя мне прямо в глаза.

Покрутив в руке металлическую пикану, я нажал кнопку на ручке. Электрический ток вспыхнул, потрескивающий звук прогремел в тишине комнаты. Она вздрогнула, но не закричала.

Подойдя ближе к клетке, я выпрямился и холодно спросил по-грузински:

– Твое имя?

Я изучал каждый дюйм ее тела, особенно лицо. Она моргнула на секунду дольше, чем следовало, и глубоко сглотнула, прежде чем прошептать:

– Элен.

При звуке ее голоса у меня сжались челюсти. У нее был сильный акцент. Отвратительный грузинский акцент.

Но это было забыто, когда я позволил ее ответу проникнуть в меня. Она была храброй, чтобы попытаться солгать. Потому что она лгала. Кто бы ни обучил ее, он обучил ее хорошо. Но она была измотана – благодаря мне – и не могла контролировать свое тело достаточно хорошо, чтобы скрыть обман.

Она смотрела на меня, маскируя свои черты, свою ложь. Я повернул свою шею из стороны в сторону до хруста. Затем нажал на кнопку, и по клетке пробежал ток. Женщина вздрогнула и свернулась калачиком в центре.

Когда ток прекратился, я ударил рукояткой пиканы по клетке и рявкнул:

– Скажи мне свое имя!

Она резко втянула воздух и дрожащим голосом прошептала:

– Элен. Элен Мелуа.

Мое тело напряглось. Она снова солгала мне. Я уставился на нее. Она смотрела прямо в мои глаза. Но она не сломалась даже под моим яростным взглядом. Женщины особенно ненавидели мое лицо – об этом позаботилась Госпожа. Они сдавались, как только видели уродливое, покрытое шрамами чудовище. Но не эта женщина.

Это заставило меня остановиться и посмотреть на нее поближе. Почему она не испытывает отвращения? Почему она не сжалась от страха?

Вызов и болезненная ненависть к непослушанию моей жертвы нахлынули на меня. Качнув подбородком, я приказал:

– Встань!

Ее мышцы напряглись лишь на секунду, затем, оттолкнувшись от пола, она поднялась на ноги. Мои ноздри раздулись, когда я впился в ее обнаженное тело, ее полные сиськи и соски, которые затвердели от холода. Ее щеки залились краской, пока я пялился на нее. Она тут же попыталась прикрыться руками.

Ударив рукояткой по прутьям, я приказал:

– Держи руки по бокам!

Она сделала, как было велено. Ее длинные влажные волосы спадали на грудь, прикрывая все, кроме ее сисек. Осторожно скользя большим пальцем по кнопке выключения, я медленно, с пристрастием толкнул стрекало через решетку туда, где стояла она.

Она напряглась, когда кончик стрекало завис в дюйме от ее кожи. Держа его на прежнем месте и пробуя новую тактику, я повторил свой вопрос, но уже не так резко:

– Как тебя зовут?

Она даже не замедлилась, чтобы перевести дух.

– Элен Мелуа.

Ее мягкий голос был сильным и уверенным. Но она лгала. Я чувствовал это. Маленькая женщина скрывала, кто она такая. Я склонил голову набок в раздумье. Кто она? Почему она защищает мою цель?

Ее темные глаза следили за мной. Внезапно я сделал выпад вперед. Она закрыла глаза, готовясь к удару током. Когда кончик коснулся ее кожи, ожидаемого удара не последовало. Она ахнула и открыла глаза. Она тяжело дышала, когда кончик пиканы уперся ей в горло.