Текст книги "Кто стоит за дверью"
Автор книги: Тиана Веснина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)
– Не трогай! Это мой! – закричала она в исступлении. – Не трогай!
– Да ладно! Ого! Шампанское, торт! Ничего себе, такой торт рублей пятьсот стоит. Я отрежу себе и Васе по кусочку?
– Забирай весь! Только оставь меня в покое! – из последних сил крикнула Зоя.
– Ну отдыхай! Я свет потушу. Отдыхай!..
ГЛАВА 10
Когда в комнате был выключен свет, а шум, доносившийся из комнаты дочери, превратился в отдаленный, не действующий на нервы гул, Зоя вздохнула и погрузилась в легкое преддверие сна. Но приятное забытье длилось недолго. Противная, постоянно гонимая ею мысль, кто, в конце концов, виноват, что она оказалась в таком положении, вдруг потребовала немедленного разъяснения. Ей почему-то показалось, что именно сейчас откроется истина.
«Зачем копаться в прошлом? – попыталась воспротивиться Зоя наступавшим на нее, словно войско, воспоминаниям. – Изменить ничего нельзя, даже слова, даже мысли. Все останется в неприкосновенности. Прошлое неизменимо, и его результат – моя нынешняя жизнь».
Зоя совершила ошибку, она все же позволила приятному воспоминанию развернуть перед ней во всем блеске картину былого…
Послышался шум прибоя, раздались голоса гостей, которые допоздна засиделись с ее родителями на веранде… Но почти тут же шум прибоя сменился раскатами грома, сладкозвучные голоса гостей приняли непреклонный тон, а благоустроенная дача сменилась убогим домиком…
Зоя застонала, но было поздно. Утратив последние физические силы, она не смогла найти сил душевных, чтобы бороться с мерзкими картинами, которые всплывали в памяти, торопливо сменяя одна другую, словно боясь, что именно этот эпизод она не вспомнит, и он не заставит ее страдать еще глубже…
С того момента, как Зоя начала осознавать себя, она начала осознавать и исключительность своего положения. Если бы ее родители не изображали из себя ярых поборников равенства, Зою отдали бы в спецшколу. Там она была бы одной из многих, а в обычной районной школе она оказалась на положении советской принцессы. Директор по всем вопросам советовался с ее отцом. Когда мать приходила на родительские собрания, ее усаживали в президиум и обращались с просьбами помочь школе в решении насущных проблем. Родители шли навстречу, и Зоя была круглой отличницей. Но даже, если бы они отказывали в помощи, никто из учителей не посмел бы поставить Зое оценку ниже «пяти», разве что самый независимый – преподаватель физкультуры – рискнул бы на «пять» с минусом.
Так бы Зоя и окончила районную школу с золотой медалью и поступила без экзаменов в какой-нибудь институт, но одна из подруг матери внесла смятение в их семью.
Они отдыхали на море, на правительственной даче. Эта подруга приехала к ним в гости вместе со своей дочерью, которая была на два года старше Зои.
– О чем вы думаете? – с искренним выражением ужаса воскликнула она, приложив руки к щекам. – Неужели вы хотите, чтобы ваша Зоя окончила советский ВУЗ? Это же моветон! И что она будет делать, пардон, с советским образованием? В воздухе что-то носится… – доверительно шепнула она матери Зои. – Не могу сказать, что. Не знаю. Но мы с мужем настороже. Увы!.. Со стороны всем этим обывателям кажется, что мы катаемся, как сыр в масле. Катаемся, но в постоянной тревоге, чтобы сыр не порезали на мелкие кусочки, а масло не превратилось в прогорклый маргарин. Ничто, как говорится, не вечно. А дети! Пока мы в силах, пока занимаем высокое положение, дай бог, чтобы так оно было до пенсии, мы должны устроить их. Вот моя Леночка на следующий год оканчивает английскую спецшколу. Но даже здесь, на отдыхе, она занимается с репетиторами. Пришлось вывезти из Москвы двух профессоров. Один преподает ей английский, а другой – основы экономики. Мы хотим отправить ее в Йельский университет.
Теперь пришла очередь ужаснуться матери Зои.
– В США? Да вы с ума сошли! Отправить ребенка в чужую страну! Как она там будет одна?!
– Ну, не совсем одна. Муж похлопотал, и мое начальство было вынуждено пойти ему навстречу. Меня направят на три года в этот университет для сбора материала. Я же докторскую пишу, – рассмеялась от души нарядная дама, которая если и была способна написать докторскую, то только на тему «Какая тушь более стойко держится на ресницах при купании в бассейне с морской водой». – А что делать?! – отсмеявшись, воскликнула она. – Приходится! Зато моя дочь, а она у меня неглупая девочка, будет иметь отличное образование и, в случае чего, – наклонившись ближе к Зоиной матери, проговорила подруга, – она всегда найдет себе хорошую работу, даже за границей, а почему бы и нет? И достойного мужа.
Этот разговор глубоко запал в душу Свергиной-старшей. Вечером она передала его мужу. Тот замахал руками и думать запретил, чтобы Зоя получила образование за границей.
– Наша советская система высшего образования – лучшая в мире! – громко заявил он.
– Но ведь Зоя твоя дочь! – раздалось в ответ. – Пусть все остальные получают его, но только не она! Поговори, посоветуйся с теми, у кого дети уже учатся за границей. Будь повнимательней… – она смутилась, подыскивая слово, – к веяниям за кремлевской стеной.
– Да какие веяния?!
– Но ведь снимают же…
Свергин не нашел, что ответить. Не так давно сняли его приятеля. Причем мгновенно, как говорится, глазом моргнуть не успел. Утром пришел на работу в отличном настроении. Днем получил официальное уведомление об увольнении. Правда, его потом назначили на новое место, но за кремлевской стеной.
«А выехать за кремлевскую стену… – признался он Свергину в доверительной беседе, – так уж лучше в нее лечь!»
Когда вернулись в Москву, Свергин переговорил с теми, у кого дети учились за границей. Все в один голос заявили: «Отправляй дочь! Образование – это то, чего нельзя отнять!»
И Зою перевели в школу, где учились дети более высоких начальников, чем ее отец. Ей пришлось нелегко: во-первых, вдруг ни с того ни с сего стать одной из многих, а во-вторых, оказалось, что она, относительно требований этой школы, больше чем на тройку не тянет ни по одному предмету. Мама пришла в ужас и бросилась нанимать репетиторов. В этой же школе, только во втором классе, училась и Лора, тогда еще Чупрунова. Через год в класс Лоры перевели из обыкновенной школы дочь директора колбасного завода, Виту. Девочки подружились, и Лора иногда водила Виту на третий этаж, где учились старшеклассники, чтобы показать ей свою подругу Зою Свергину. Лора ужасно гордилась тем, что у нее такая взрослая подруга.
Зоя с честью оправдала материальные затраты родителей. Она за полгода догнала своих одноклассников и окончила школу с золотой медалью.
– Слава богу, умной оказалась девочка, – вытирала слезы мать на выпускном вечере.
Учиться Зою отправили в Чикагский университет. Мать не смогла добиться, чтобы ее по линии образования тоже послали туда, хотя бы на первые два года обучения дочери, но регулярные командировки через каждые три-четыре месяца ей были обещаны.
Университетская жизнь поглотила Зою. Она была такой насыщенной, интересной, что даже приезды матери становились в тягость. Не хотелось пропустить ни дня. Когда окончился первый год обучения и Зоя вернулась в Москву, только и было, что разговоров о Чикаго, об университете.
Наслушавшись рассказов старшей подруги, Лора тоже заявила родителям, что отправится учиться в Чикаго. Родители не имели ничего против. Но, когда пришло время, решили, что так далеко не стоит отправлять единственную дочь. Ограничились Сорбонной.
Во время каникул Зоя вновь ощутила свою исключительность. Она стала настоящей американкой. Джинсы, куртка, длинные распущенные волосы и сигарета.
Отдохнув с родителями на даче в Сочи, съездив в студенческий лагерь на озеро Балатон, Зоя вновь улетела в Чикаго. Когда закончился семестр, она стала ожидать приезда матери, но та, сославшись на срочную работу в Москве, пообещала, что приедет месяца через два. Начался следующий семестр. И вдруг Зою вызвали к декану. Она удивилась, но не придала этому особого значения. Войдя в деканат, она увидела незнакомого мужчину. Декан познакомил их. То, что он оказался русским, почему-то сразу смутило Зою. Когда они вышли в коридор, она спросила:
– Что-то случилось с моими родителями?
Петр Витальевич, так звали мужчину, положил ей руку на плечо и сказал несколько двусмысленно:
– И да, и нет. Дело в том, Зоя, – продолжил он, – что при сложившейся ситуации вам лучше всего будет вернуться на родину.
Слово «родина» резануло слух девушки. Оно несло в себе какой-то насильственный смысл. Оно не предлагало, а приказывало вернуться назад.
– Но что, что случилось?! – воскликнула Зоя. Из ее глаз уже готовы были брызнуть слезы.
– О, не беспокойтесь. Ваши родители живы и здоровы.
– Но тогда что?! – осмелев, принялась настаивать Зоя.
– Да вот, возникли некоторые осложнения по работе у твоего отца. Понимаешь?
– Ну и что?
– Как ну и что? Сняли его с работы. Да не просто сняли, а с треском полетел. Про мать и говорить нечего. Уже ничего не курирует, а курсирует из одной очереди за продуктами в другую. Теперь поняла?
– Поняла, – ответила, низко опустив голову Зоя. – Но я-то тут при чем? – устремила она исподлобья взгляд на Петра Витальевича.
– Обучение твое денег стоит. А теперь тебя сняли, так сказать, с баланса. Поэтому собирай вещи и завтра айда в Москву. Вот тебе билет, – всунул он в руки ошеломленной Зои конверт. – Давай-давай! – подтолкнул он ее в спину. – Завтра в два часа я буду у главного входа. Доставлю тебя в аэропорт. Только без шуток. Учиться ты здесь все равно не сможешь. У тебя гражданство советское. Так что в бега подаваться не советую, да и родителям ты так навредишь, что уже ничего не сможет спасти твоего отца.
– А вы полагаете, – ухватила его за рукав Зоя, – еще есть возможность все исправить… ну, вернуть, как было?..
– Несомненно! – он тогда лгал, это Зоя поняла, как только встретилась с родителями. Поправить уже было ничего нельзя. – Ты поезжай. А как все уладится, вернешься. Напиши заявление на имя ректора с просьбой об академическом отпуске и завтра передай мне. Я все устрою.
Зоя была настолько молода, что еще не утратила наивной веры в обещания, даваемые людьми. Она поблагодарила этого прожженного лгуна.
На следующий день он сопроводил ее в аэропорт, а ее заявление на имя ректора порвал на мелкие кусочки и выбросил в урну. Он знал, что Зоя никогда не вернется в университет.
Родителей Зоя нашла в плачевном состоянии. Уволенные с работы, покинутые всеми, они виноватыми глазами смотрели на дочь.
– Ничего, – нашел в себе силы отец, чтобы приободрить Зою. – Все устроится… постепенно. А тебе не надо терять времени. Подавай документы в университет.
– А как же Чикаго?! Да ты не волнуйся, папа, Петр Витальевич передаст ректору мою просьбу об академическом отпуске на год. За год-то все утрясется. Или… – она внимательно посмотрела в глаза матери.
– Утрясется – хорошо, – отводя взгляд, ответила та. – А отец прав, поучись пока в нашем университете.
– Но что?!.. – с брызнувшими из глаз слезами, голосом взлетевшим до верхних капризных нот крикнула Зоя. – Что случилось?! Вы можете мне толком объяснить?
– Нам бы кто толком объяснил, – вздохнул отец.
– Не знаем мы, дочка, разве, что догадываемся. Думаем, лишнее сказал отец. Случайно в компании друзей противопоставил нашу и западную системы образований. В принципе ничего страшного, многие с ним согласились, тем более что почти у всех дети учатся за рубежом, но на беду оказался там один человек…
– Понимаешь, – не выдержал Свергин, – учить детей за границей можно, даже хорошим тоном считается, а вот хвалить надо наши вузы. Ну сглупил, прости, дочка!
– А на место отца, как оказалось, положил взгляд начальник его отделения. У него дочь недавно замуж вышла и зятя надо было втянуть за кремлевскую стену… Конечно, приглянись ему какое-нибудь другое место, отца бы не тронули. Но чтобы вот так скоропалительно уволить, состряпали дело, навешали всех собак, да еще благодарить заставили, что якобы его по собственному желанию в связи с состоянием здоровья на пенсию отправили. «Не волнуйся, сказали, немного все уляжется, мы тебя порекомендуем в инструкторы облисполкома». Боже! – не выдержала мать. – Это кем надо быть, чтобы после работы в Кремле выбросить человека в облисполком! Так что мы теперь, Зоенька, без пайка, без домработницы, без дачи, без поездок за рубеж, одним словом, безо всего. Могут и квартиру отнять. Заставить переселиться в другой район. Мы же теперь здесь чужие.
– Но разве ничего нельзя сделать? Изменить? – с недоверием спросила Зоя. – Нас в университете учили, что всегда можно найти выход практически из любой ситуации. Я даже решала задачи. И я всегда справлялась.
– Отец пытался, но это ведь не некие «X» или «Y», а конкретные Иваны Петровичи, Михаилы Васильевичи… Никому не хочется связываться с опальным Свергиным. Даже, помнишь, Чупрунов, он же под началом отца какое-то время работал, и тот звонить перестал. Его теперь в другое отделение перевели с повышением. Случайно встретила его с жену с дочерью, Лорой, которой ты, между прочим, жизнь спасла… – на глазах матери засверкали слезы обиды. – Представляешь, зашла по привычке, чисто машинально, в один из наших магазинов. А талонов у меня ведь нет… И навстречу Чупруновы. Она, правда, поздоровалась, спросила, как муж, сказала, что все уляжется. Лорка поинтересовалась, как у тебя дела. Я ответила, что ты по-прежнему учишься в Чикагском университете… И буквальна через неделю узнаем, что и тебя коснулись наши несчастья. Даже ребенка не пощадили…
– Нет, но послушайте! – в нетерпении воскликнула Зоя. – Должен быть выход. Надо найти человека, который по положению выше бывшего начальника отца, и обратиться к нему. Ведь есть же такой.
– Есть-то есть, – согласился отец, – да теперь к нему не подберешься. Болгаринов Всеволод Степанович. Говорят про него, что мужик справедливый. Крутой, но справедливый. Сам недавно горе перенес. Жена у него скоропостижно от рака скончалась. Теперь один двух дочерей воспитывает. Я… я попытаюсь…
– У тебя есть его номер телефона?
– Рабочий есть, да только не станет он со мной по рабочему говорить. А домашний трудно раздобыть. Но я найду способ с ним встретиться. Он поможет. Так что ты, дочка, не отчаивайся. Все устроится!..
Зоя наконец поняла, в какой чудовищной ситуации оказалась ее семья. Она решила действовать, как ее учили в США. Чтобы не расстраивать родителей, подала документы в университет на отделение экономики и была зачислена на второй курс.
В ближайшее воскресенье, сказав родителям, что идет в кино, сама пошла к Чупруновым. Позвонила снизу от дежурного. На ее везение трубку взяла домработница, которая подозвала Лору к телефону.
Услышав ее голос, Зоя бодро воскликнула:
– Привет! Не узнаешь?
– Зоя! Ты! – завизжала от радости Лора. – Ты из Чикаго?
«Стала бы я тебе из Чикаго звонить, – мысленно ответила она ей, – делать мне больше нечего». – Нет, я в Москве, в твоем доме!
– Ой! Так заходи!
Зоя передала трубку дежурному. Тот, выслушав распоряжение малолетней дочери Чупрунова, не посмел ослушаться.
– Зоя! – обняла ее изо всех сил Лора, и они закружили по огромной прихожей.
– Как давно я у вас не была… – протянула Зоя, припоминая расположение комнат. – А родители где?
– Да в магазин свой поехали. Там костюмы мужские итальянского пошива завезли. Мать отца потянула.
– Ой, что же мы стоим! Пойдем в мою комнату! Я сейчас Наталью Дмитриевну попрошу, она нам десертный стол накроет. Ты мне про Америку расскажешь. Кстати, у меня новые записи есть…
Лора побежала на кухню. Зоя сделала вид, что пошла в ее комнату.
«Если только дверь кабинета не закрыта на замок… – думала она под страшный стук собственного сердца. – Где могут быть записаны телефоны?.. В специальной книжке, которую Чупрунов носит при себе. Но сегодня они отправились покупать костюм, значит, он должен будет снять свой пиджак, чтобы примерить новый, Поэтому он не возьмет такую ценную записную книжку с собой. Мало ли что? Можно выронить, например… – Зоя оглянулась и приоткрыла дверь, – оказалась спальня. – Значит, кабинет следующий…»
Она проскользнула в него и, не теряя ни минуты, бросилась к письменному столу.
«В верхнем ящике! – вспыхнула мысль. Открыла. Там оказалось несколько записных книжек. Руки противно задрожали. – Б… Б… – шевелились ее губы, – Болгаринов. Нет! И в этой нет! Тогда где же? – Зоя попыталась выдвинуть второй ящик, но тот был заперт на ключ. Она опять стала рыться в верхнем. Открыла еженедельник, в конце которого было отведено место для адресов и телефонных номеров. Болгаринов Всеволод Степанович – бросилось ей в глаза. Цифры замелькали, буквы забегали… Зоя вынула из нагрудного кармана своей куртки блокнот и записала дрожащим почерком номер телефона и адрес. Затем постаралась придать вещам в ящике первоначальное положение и вдруг услышала, что ее зовет Лора.
– Зоя! Зоя! Ты где?
Зоя, растерявшись, заметалась по кабинету. Решила спрятаться за штору. Но к счастью, Лору зачем-то позвала домработница. Зоя выскочила из кабинета и бросилась в ванную. Открыла воду и стала мыть руки.
– А, вот ты где! – заглянула в ванную Лора с бокалами в руках. – Фирменный морс Натальи Дмитриевны, – указала она взглядом на них.
Девушки устроились в комнате Лоры. Лоре уже исполнилось двенадцать лет, и она чувствовала себя с Зоей почти на равных. Сначала она засыпала ее расспросами об Америке, об университете, затем принялись вспоминать детство.
– Зоя! – неожиданно воскликнула Лора. – А почему ты приехала? Или у вас там, в Америке, уже зимние каникулы?
– Нет, просто… понимаешь, в связи с некоторыми обстоятельствами… мама себя не очень хорошо чувствует, ей совсем нельзя беспокоиться…
– Да, я заметила, – поддержала ее Лора. – Мы с моей мамой как-то встретились с ней в магазине, так она была такая бледная и ужасно чем-то расстроенная, никого из прежних знакомых не замечала, и те, видя ее, обходили стороной. Наверное, нервы, да?!
– Да-да! Вот поэтому я вынуждена была вернуться. Буду учиться в нашем университете.
– Правда? Здорово! Мы сможем чаще встречаться!
Зоя не успела ответить. Послышался звонок в дверь, голоса.
– Родители вернулись, – сказала Лора и выскочила из комнаты.
Минуту спустя в комнату заглянула мать Лоры.
– Как ты выросла!.. – выдавила она улыбку, обращаясь к Зое. – Молодец, что зашла навестить подружку. Хотя у вас такая разница в возрасте! – нашла необходимым подчеркнуть она.
– Мама, а Зоя теперь будет учиться в Москве! – с радостью сообщила ей Лора.
– Да?.. – проговорила та, часто дыша от сдерживаемого негодования.
Зоя улыбнулась и не стала продолжать тягостного для Чупруновой-старшей разговора.
– Мне пора. До свидания, – сказала она и направилась к двери.
Зоя успела заметить, как из коридора метнулась фигура Чупрунова.
«Уж не в кладовую он заскочил, чтобы со мной не встречаться?!» – горько усмехнулась она.
– Ну пока! – махнула она рукой провожавшей ее Лоре.
Чупрунова-старшая отпихнула привалившуюся к косяку дочь, которая вместе с Зоей собиралась дождаться лифта. Дверь поспешно захлопнули, и за ней послышалось злое шипение. Зоя вошла в кабину и спустилась вниз. Вышла, глянула наверх.
«Неужели я так навсегда и останусь внизу? – вкрался в растревоженную душу вопрос. – Нет-нет! У меня есть телефон и даже адрес Болгаринова».
ГЛАВА 11
Зоя стала размышлять, как лучше поступить? Дать номер телефона отцу, но тот начнет заикаться, заискивать… Встретиться с Болгариновым самой? Но для этого придется подкарауливать его у подъезда, а там охрана. Ее в первый же день заметят и посоветуют больше не появляться. Позвонить? Но ведь звонок – это только голос. А Зоя рассчитывала произвести впечатление: вот она, красивая, умная девушка из-за несправедливости, случившейся с отцом, вынуждена оставить учебу в Чикагском университете. Болгаринов сам отец, он может напомнить, кому следует, что дети за родителей не ответчики. И государство не обеднеет, оплатив учебу дочери бывшего кремлевского чиновника.
«Болгаринов должен помочь, – твердила, ободряя себя, Зоя. – Не будут зря болтать, что он крутой на расправу, но справедливый. А я буду взывать к справедливости. Ну чем я виновата?»
Сколько ни думала Зоя, а пришла к выводу, что иначе, как по телефону, ей с Болгариновым не поговорить. В университете шло комсомольское собрание. Она взглянула на часы и решила, что сейчас самое время ему звонить. Его, конечно, может, не оказаться дома, но… когда-то же надо сделать первую попытку.
Зоя зашла в пустовавший во время собрания комитет комсомола. Набрала номер и, не успев испугаться, услышала:
– Болгаринов слушает.
– Добрый вечер, Всеволод Степанович, это вас беспокоит Зоя…. – ей не хватило голоса, чтобы произнести заготовленную фразу до конца.
– Очень приятно, Зоя, – неожиданно шутливым тоном ответил Болгаринов.
– Мне тоже… очень…
– Что же вы замолчали? Вы по какому вопросу?
– Я хотела бы с вами встретиться…
– У меня для этого есть приемные дни, – все в том же шутливом тоне продолжал Болгаринов.
– Я хотела бы в частном порядке. Прошу вас!.. В ее голосе он расслышал напряженные нотки.
– Как ваша фамилия? – спросил он.
«Сейчас все рухнет! Сейчас рявкнет и пошлет!..» – в отчаянии подумала Зоя и произнесла:
– Свергина.
– А! – ответ был краток, но трубку не положили.
– Что ж, – после некоторого молчания проговорил Болгаринов. – Послезавтра я должен быть в Большом театре, но сразу после первого действия уеду. Ждите в восемь у служебного входа. За вами подойдут.
– Да?! Спасибо, – произнесла на последнем дыхании Зоя, положила трубку и стала кашлять от сухости в горле. На глазах выступили слезы. Она налила из графина не первой свежести воду и выпила.
День ушел на размышления, как говорить с Болгариновым, как держаться, как лучше высказать свою просьбу, как убедить помочь? В глубине души затеплился крохотный огонек надежды. Если он не отказался встретиться с дочерью опального чиновника, значит, не откажется и помочь, ведь ему ясно, зачем она просила о встрече.
Был холодный вечер конца ноября, вьюжило. Колючие льдинки-снежинки больно били в лицо и глаза. Зоя пришла пораньше, чтобы не опоздать. В тоненьких сапожках, модном американском пальто, продуваемом ветром, она сама вот-вот была готова превратиться в льдинку, когда из-под заиндевевших ресниц увидела человека в шоферской куртке.
– Простите, вы – Зоя? – спросил он.
Она кивнула, прохрипев:
– Да.
– Пойдемте!
Они завернули за угол. Шофер открыл заднюю дверцу машины, Зоя села и оказалась рядом с Болгариновым, который, слегка отклонившись, откинулся на спинку сиденья, чтобы получше рассмотреть ее.
– Здравствуйте, Зоя, – тем же шутливым тоном начал он.
Зоя, зябко передернув плечами, тихо ответила на его приветствие.
– О, да вы заиндевели! Сейчас заедем в одно место. Отогреетесь.
Они подъехали к гостинице «Националь». Болгаринов предложил зайти в бар.
Пригубив рюмку коньяка, он, наконец, поинтересовался ее делом.
Зоя четко и кратко изложила свою просьбу.
– Понятно, – почесал Болгаринов бровь и прищурился. – Жаль вас, не скрою, – начал он. – Умная девушка, стремитесь получить хорошее образование… Это похвально. Чем же я могу вам помочь? – задумался он. – Отцу придется немного подождать, пока страсти улягутся. Потом мы его вернем. Но вот вам терять время негоже.
– Всеволод Степанович, помогите, умоляю! – протянула Зоя. – У вас самого дочери.
– В том-то и дело! Когда имеешь детей, надо быть вдвойне осторожным, – вскользь заметил он. – Ладно, Зоя, сейчас выпьем кофе, и я отвезу вас домой. А через недельку вы мне позвоните. Так же вечером. К тому времени я все выясню, договорились? – заглянул он ей в глаза.
Зоя с готовностью кивнула и улыбнулась:
– Значит, правду о вас говорят, что вы крутой, но справедливый.
Болгаринов усмехнулся.
– Ты мне верь, Зоя, и все будет хорошо.
Неделю спустя Зоя задержалась в институте. Она записалась в студенческий театр миниатюр, но пока только присутствовала на репетициях. Потихоньку выйдя из зала, она спустилась вниз к вахтеру и попросила разрешения позвонить. Вахтер с кем-то разговаривал, а потому махнул рукой. Зоя по памяти набрала номер.
– Здравствуйте, – начала она, ужасно нервничая.
– А, Зоенька, – сразу узнал ее Болгаринов, что показалось ей хорошим признаком. – Все выяснил, думаю, сумею помочь. Может, даже после Нового года вы сможете возобновить свое обучение. Но мне нужно кое-что уточнить. Это, как вы понимаете, не телефонный разговор.
– Да, конечно! Скажите, когда, куда? Я приду.
– Прямо не знаю, всю неделю страшно занят. А откладывать не хотелось бы. Знаете, что? – по голосу она поняла, что Болгаринов нашел выход. – Вы в субботу свободны?
– Да, конечно!
– Тогда в одиннадцать утра у Политехнического музея.
– Хорошо! Спасибо! Спасибо! – переливающимся от радости голосом повторяла Зоя.
«Вот это человек! – подумала она, с уважением кладя трубку, точно в ней еще оставались звуки его голоса. – Не побоялся. Пообещал и сделал!»
Без пятнадцати одиннадцать Зоя уже стояла у входа в Политехнический музей.
Болгаринов в короткой куртке на меху и джинсах, ловко сидящих на нем, появился в одиннадцать десять.
– Вы опять замерзли, – заметил он Зое. – Пойдемте!
Зоя было шагнула к двери музея, но Болгаринов потянул ее в другую сторону.
– В такое чудесное утро вы собираетесь вдыхать пыль веков и смотреть на выцветшие экспонаты. Да от них уже ничего не осталось – мираж один.
– Как это, ничего?
– А вы прикиньте, сколько миллионов людей в течение стольких столетий жадными глазами смотрят, ну, например, на ту же Мону Лизу. Взоры, впиваясь в каждый миллиметр картины, давно уже съели ее. Осталась лишь видимость. Висит табличка «Мона Лиза», и мы, помня ее образ по многочисленным репродукциям, просто воссоздаем его в своей памяти.
Зоя расхохоталась.
– По-вашему, в Лувре висит пустая рама с табличкой.
– Совершенно верно!
Они завернули за здание музея, где стояла машина Болгаринова. Он сам сел за руль, предложив Зое занять место рядом.
– Сейчас мы отправимся за город. Подышим хрустящим от мороза воздухом. А замерзнем, заглянем ко мне на дачу. Ну как, согласны?
– Конечно! – поспешно выразила свое согласие Зоя.
Сначала они заехали на дачу, но в дом заходить не стали. Болгаринов оставил машину во дворе, и они пошли бродить по лесу. Всеволод Степанович расспрашивал Зою об учебе в Чикаго. Интересовался, насколько отличаются американская и советская методики преподавания. Рассказывал, как сам учился в МГУ. Когда Зоя пожаловалась, что немного замерзла, предложил вернуться на дачу и перекусить.
Интерьер дачи понравился Зое: европейский дизайн, японская аппаратура.
– Жена любила тут бывать, вот и занималась обустройством. А теперь я один. Звал дочек поехать вместе с нами, но у них поход в театр всем классом. Они у меня общественницы. Театр, хоть и со вздохом сожаления, предпочли даче. Вы располагайтесь, – обратился Болгаринов к стоявшей в некотором смущении Зое.
Он сам накрыл на стол и пригласил свою гостью.
– Вот теперь мы можем выпить за ваше возвращение в Чикаго, – сказал он, разливая шампанское в бокалы.
У Зои перехватило дыхание, она только прижимала руки к груди и сияющими глазами смотрела на Болгаринова.
– Всеволод Степанович… вы… я… – она растерялась от переизбытка счастья. – Я вам так благодарна. Вы не представляете! А когда? – мгновенно осушив бокал и даже не почувствовав вкуса, спросила она. – Когда можно будет ехать?
– Осталось уладить небольшие формальности. Полагаю, что через месяц, – он внимательно посмотрел на Зою, – в крайнем случае, полтора.
– Вы волшебник! – воскликнула она и подставила свой бокал. – Хочу выпить за вас и пожелать вам здоровья и счастья!
Они выпили, и Всеволод Степанович неожиданно подставил свою щеку для поцелуя. Зоя рассмеялась и звонко чмокнула его. В ответ он взял ее за талию и попытался поцеловать в губы. Зоя вырвалась и в испуге прижалась к перилам лестницы.
Она целовалась только с Майклом. Но он такой красивый. Она каждый день во всякую свободную минуту смотрит на его фотографию и вспоминает его губы и нежный, ласковый, свежий, словно весенний ветерок, поцелуй… А этот Всеволод Степанович!.. «Да ему, наверное, все сорок».
– Что так отпрыгнула? – выражая свое явное неудовольствие, спросил Болгаринов. – Мне ведь не просто было добиться разрешения возобновить тебе учебу в США. Ты – не коллега, поэтому услугой за услугу отплатить не сможешь. Ты ко мне обратилась с просьбой, как женщина, я ее выполнил, вот и надо отблагодарить по-женски!
Зоя растерялась. Она боялась взглянуть на Болгаринова, не зная, как ей поступить.
«Если я сейчас уйду, он все повернет вспять, и я останусь в Москве. У меня не будет престижного штатовского диплома. Я никогда не увижу Майкла… – Добрая мысль пришла к ней: «Да пропади он пропадом, этот штатовский диплом. Наш не хуже. А Майкл?.. Ну целовались… Так он со многими целовался и до тебя, и после, а с Деборой даже…». Но добрую мысль затмила, как тогда решила Зоя, зрелая мысль: «За что ты держишься? Велика важность! На лбу у тебя об этом написано будет? Сейчас все козыри в твоих руках: молодость и красота. Пользуйся! Чего в Москве сидеть и киснуть с несчастными родителями? Твои родственники теперь – изгои! Жениха приличного не найдешь. Чувства чувствами, а видишь, как все может обернуться. Да и вообще, разве можно сравнить жизнь в Штатах с прозябанием здесь? Это раньше у тебя все было, а как доносишь последние американские шмотки, куда твой стиль денется? Станешь как все джинсы самопальные с рук покупать и курить «Мальборо», изготовленное в дружественной Польше. Действуй! Раскинь мозгами! Всеволод – вдовец. Для начала даже можно за него замуж выйти. Дача шикарная. Путевки всякие, одежда по-прежнему из спецмагазинов… А если ты его женой станешь, то он конечно же захочет, чтобы образование у тебя было самое лучшее. Короче, тебе дан шанс!..»
Прошло уже больше двадцати лет, но воспоминания на этом роковом месте резко оборвались… и Зоя пересохшими от волнения губами проговорила:
– Да, это был шанс из умной стать дурой. Я проявила себя. Показала судьбе, что я непроходимая идиотка. С тех пор она со мной так и обращается!.. – Зоя заворочалась под одеялом и тихо всплакнула. – За давностью лет даже преступления прощают, а вот совершенная глупость всегда с тобой.
Всеволод Степанович сел в кресло, всем своим видом показывая, что недоволен и разочарован детским поведением Зои.
– Но я… никогда… – она смотрела на него широко раскрытыми глазами.
Он чуть смутился. Что-то похожее на совесть?.. Нет, от нее давно следа не осталось в его душе. Что-то похожее на жалость? Отчасти, ведь у него тоже дочери. «А если с ними кто-нибудь так?.. – все же подумал он. – Ничего не поделаешь. Пусть отвечает! Раз отец – дурак, дочери, согласен, приходится нелегко. Не буду же я отказываться от такого удовольствия. Американская клубничка в краткую пору цветения! Надо же! У нее, оказывается, еще никто даже лепестки не оборвал. И я упущу?!» – его ладони стали горячими и липкими, не говоря уже об остальном.
