Текст книги "На всех парах (ЛП)"
Автор книги: Терри Дэвид Джон Пратчетт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)
Они оставили Симнела и прочих инженеров ожидать резервного Летуна, который вышел из Земфиса парой часов позже Железной Герды. Король и Аэрон не стали покидать надежное укрытие бронированного вагона, занятые бумажной работой и своими планами прибытия в Убервальд. Остальные последовали за мэром к его постоялому двору.
Город и правда постарался. Какая-то часть убежденности мэра в том, что мир вращается вокруг его вотчины, или, по крайней мере, будет вращаться – стоит ему о ней узнать, просочилась в умы местных налогоплательщиков, которые теперь энергично принялись разогревать восхитительные блюда, приготовленные к подаче несколько часов назад. Кроме того, они проявили завидное сочувствие, особенно, когда Мокрист описал сражение в Сосцах. Надо признать, он добавил эпизоду немного блеска, но зачем иначе вообще нужен блеск? К тому же им прониклись даже те, кто непосредственно участвовал в путешествии – прониклись настолько, что в какой-то момент Сумрак Тьмы встал и поклонился.
Мокрист не удержался и, указав на гоблина, сказал:
– Сумрак Тьмы и его доблестные соплеменники сражались плечом к плечу с командором Ваймсом, и проявили истинное мужество!
Мокрист взглянул на командора, который раскурил сигару и подтвердил:
– Отличные бойцы, как для гоблинов.
– О, нам нравятся гоблины, – сказал мэр. – Они обслуживают наши семафорные башни. И, кстати говоря, нашествие улиток на моем участке с пореем практически прекратилось с тех пор, как они появились.
По этому случаю выпили за семафорные башни и косвенно – за гоблинов. К тому времени, как они вернулись к Железной Герде, он вся была покрыта лепестками цветов от местных девушек [79]79
По крайней мере, они сказали, что они девушки. Лепестки у них, безусловно, были.
[Закрыть]. Летун пришел и ушел. К нему присоединилась команда механиков, а также Шельма и другие хорошие бойцы, так что теперь он стал ловушкой. Наверное, он был уже на пути к Слэйку и выступал в роли первопроходца, призванного запутать противника.
Когда Железная Герда выехала из Охулана, большинство людей улеглись спать. Мокрист одолжил свое купе двум раненым в битве и теперь пытался уснуть в вагоне охраны, который можно было назвать удобным, только пока Детрит не спал. Всю свою жизнь Мокрист умел засыпать практически в любых обстоятельствах. Кроме того, вагон охраны каким-то образом стал сердцем поезда. И все-таки, хоть Мокрист и понятия не имел, как у него это получается, он всегда умудрялся спать в полглаза, краем уха прислушиваясь к происходящему. И теперь он смаковал привычные звуки дороги, убаюкивавшие его вплоть до того момента, когда скрип измученных колес и визг тормоз не катапультировал его обратно в реальность.
Впереди слышались звуки бегущих ног, открывались и закрывались двери. Мокрист сонно проковылял через платформу и добрался до бронированного вагона. Он был пуст.
Только один гном-охранник сказал Мокристу:
– Король ушел на площадку машиниста, – гном выглядел смущенным. – Я пытался пойти за ним, но он не позволил. Что я мог поделать? Он – Король.
– Не переживайте, – ответил Мокрист. – Удерживайте эту позицию, а я пойду посмотрю, что случилось.
Этому он обучен, думал Мокрист. Но где же Король? Вот в чем вечная проблема с монархами. Они могут быть сколько угодно скромными и понимающими, но они все равно всегда считают, что техника безопасности создана для других.
Лихорадочно обыскав поезд, Мокрист наконец спрыгнул на пути и побежал к паровозу, где он и нашел Короля беседующим с Диком Симнелом. Они стояли на площадке машиниста и потихоньку покрывались сажей.
Впереди виднелись бледные языки пламени, и Симнел выглядел крайне мрачно.
– Повезло, что Король здесь. Подставной Летун сошел с рельс впереди, и то же самое ожидало нас, если бы не Король. Он видит в темноте!
– А, командор Ваймс, – обратился Король к Ваймсу, который подбежал следом. – Если кто и понимает, что такое глаза, привычные к темноте, так это вы. Впереди крушение, и Дик его не увидел, а я увидел, и как раз вовремя. Должно быть, там много раненых.
Затем Король бросился вперед к пламени, следуя традиционной гномьей стратегии бросаться на врага с таким количеством оружия, какое только сможешь поднять. Ваймс успел схватить его и повалить на землю за мгновение до того, как взрыв тряхнул деревья и отразился от гор.
Двигатель Летуна взорвался. Все, что оставалось впереди, – теплый туман и звон падающих кусков металла.
Ваймс привел Короля в вертикальное положения.
– Прошу прощения за это lèse-majesté [80]80
Неподобающее поведение по отношению к монарху
[Закрыть]. Должно быть, вы в курсе, что мы, Ваймсы, в прошлом позволяли себе куда большее. Вам следовало слушать внимательнее. Задача персонала подставного Летуна состояла в том, чтобы со всех ног убегать с поезда в случае атаки. Но не раньше, чем они убедятся, что аварийные пробки двигателя забиты до упора.
– О, да, Хранитель Доски. Как легко мы принимаемся за старое в чрезвычайной ситуации. Мне жаль, что я добавил вам неприятностей.
– Будет сволочам урок, – проворчал запыхавшийся Дик, догнав их. – Дважды подумают, прежде чем связываться с моими паровозами.
Персонал Летуна обнаружился в небольшой канаве неподалеку, куда они нырнули, чтобы укрыться от взрыва. Когда-то эта канава стала домом лягушкам. И, к сожалению, оставалась им до сих пор, так что несколько телохранителей выбрались из трясины в разорванной одежде, покрытые частично квакающей грязью. Только Шельма Задранец, судя по всему, чувствовала себя в полном соответствии с именем.
На первый взгляд, глубинников нигде не было видно, но, оглянувшись, Мокрист заметил свисающую с ветки руку, в которой все еще была мертвой хваткой зажата дубинка. И повсюду вокруг при желании, которого никто не испытывал, но все осуществили, можно было увидеть признаки того, что множество глубинников, бурильщиков и прочих подземных жителей нашли здесь покой и, благодаря взорвавшемуся двигателю, теперь были совершенно покойными.
Из темноты появился Детрит.
– Там осталась еще парочка гномов. Не больше, – с громким лязгом он бросил на пол нагрудник.
– Вы в порядке, парни? – спросил Симнел у механиков. – Жаль Летуна. Всегда больно разрушать собственный паровоз, к тому же мы остались и без разведки, и без прикрытия. Нужно расчистить пути, а весь лом соберем на обратном пути. Построим нового Летуна. В конце-концов, у нас отлично получается их строить. Но если найдете любые кусочки микрокольчуги, вроде этого – он поднял руку, сжимающую топор, – тащите их ко мне. Око за око, как говорят. Будем считать это трофеем Железной Герды.
В сером свете подымающегося солнца тролли спешно расчищали пути. Мокрист наблюдал за их действиями, когда заметил каких-то существ, двигающихся в тени, а затем печальный голос прямо у его ног произнес:
– Пожалуйста, не обижайте нас, пожалуйста! Мы здесь живем, мы – лепреконы, мы башмачники, вот чем мы живем в этих лесах. Мы делаем древесный уголь, дерево обрабатываем – отличная деревянная мебель! Мы никому не мешаем. Мы видели, как гномы маршируют. Решили, настали тяжелые времена. Нам страшно.
Послышался вздох, а затем голос продолжил:
– Когда большие люди воюют, о маленьких никто не думает. Меня зовут Хлоп, я выступаю от всех, кто прячется в этих холмах, потому что мы знаем, как прятаться. Этому мы научились в совершенстве. Мы можем вам чем-то помочь?
– Лепреконы! – из-за спины Мокриста показался Король. – Не слышал о них давным-давно. А раньше их было много.
«Ну, конечно, – подумал Мокрист, – маленький народец, который растоптали так же, как гоблинов. Если бы у них случился какой-нибудь дерзкий умелец, вроде Сумрака Тьмы или Слез Гриба с ее чудесной арфой, они могли бы заявить о себе». Но лицо Хлопа наводило на мысль, что лепреконы прошли огонь, воду и медные трубы, и вышли из этих испытаний такими сломленными, что теперь были обречены почить в безвестности и теперь потихоньку уходили в печальное забвение.
Он понял, что Король разглядывает говорившего лепрекона.
– Я знаю, что вы были где-то здесь в лесу. Чем я могу вам помочь?
– Оставить нас в покое, ваше величество. Отсутствовать. Вот, что всем нужно. Чтобы нас оставили в покое, наедине со своими жизнями, – жестко ответил лепрекон, – чтобы нам вообще позволили жить.
Король отошел назад к паровозу и положил руку на все еще шипящую Железную Герду, как человек, который собирается дать клятву. Собственно, именно это он и собирался сделать.
– Я слышал о вашем народе еще в детстве. И с этого момента вы можете жить в этих лесах так, как считаете нужным. И я первым стану защищать ваше право на это.
Он оглянулся на остальных, кто возился с паровозом.
– Нам нужно ехать дальше. Между нами и Убервальдом все еще множество миль.
Дик, который вел неотложную беседу с Уолли возле водяного бака, скривился.
– Простите, ваше величество, но у нас проблема. Здесь был склад угля и воды, но глубинники его разрушили, и водопроводный кран тоже. Уголь у нас еще есть, а вот воды до следующего хранилища вряд ли хватит. Паровоз без воды не поедет. Нам нужно наполнить бак, – он сделал паузу. – Хотя, если так подумать, то где все железнодорожники? Я рассчитывал расписание так, чтобы сейчас здесь были люди и ждали нас.
Хлоп прочистил горло.
– Мы слышали звуки… Люди дрались…
Мокрист многозначительно посмотрел на Ваймса. Командор позвал:
– Детрит? Как думаешь, можешь их найти?
Стражник с глухим стуком отдал честь.
– Мы с Флюоритом поищем. Мы хорошо ищем людей. У троллей это получается. Мы их найдем. Живыми или мертвыми.
Двое троллей углубились в подлесок, и Мокрист задумался о том, что большая часть военной силы ушла вместе с ними. Комнадор выглядел мрачным.
Маленький лепрекон возле ноги Мокриста дернул его за штанину.
– Мы можем помочь с водой, – сказал он. – За холмом хороший источник, а нас сотни и мы делаем превосходные ведра. Я считаю, мы наполним ваш бак за час.
И они наполнили.
Хлоп достал из куртки свисток, дунул в него, и вокруг появилась сотня точно таких же крошечных человечков. Не пришли, не прилетели, не вылезли из-под земли. Просто появились – у каждого в руках по два ведра. Было ясно, что, несмотря на рост, лепреконы очень сильные. Симнел только удивлялся, наблюдая, как они носятся к тендеру и обратно в своих огромных массивных ботинках.
– Эй, мистер лепрекон, это вы делаете такие ботинки? Я не смеха ради… но это самые большие ботинки, которые я видел на таком маленьком народце. А, вы знаете, со всей этой ходьбой по путям, углю и все такое, наши ботинки чертовски быстро снашиваются. В смысле, ну вот смотрите. В любую погоду их носим. Вы сказали, что вы башмачники. Можете работать по металлу и все такое? Потому что если можете, то что нам действительно нужно, так это парни, которые могут делать ботинки для железнодорожников. Я на седьмом небе буду, если вы можете. У ребят на путях должны быть путевые ботинки.
Хлоп просиял.
– Если кто-то пришлет нам параметры, мы вышлем вам образец. И, кстати, господин инженер, мы не маленький народец. Мы очень высокие внутри.
Его перебил Детрит, который вышел из подлеска, как какое-то доисторическое животное. За ним шел Флюорит, исполнявший роль тяжелого орудия. Флюорит аккуратно положил на землю два трупа и искореженный водопроводный кран.
При виде трупов Рис Риссон выругался, а молодой Симнел прослезился, но было уже позднее утро, а время шло. После короткого обсуждения с командором Ваймсом и Низким Королем решено было уезжать. Когда все погрузились на поезд, Мокрист и Симнел попрощались с лепреконами.
– Пожалуйста, присмотрите тут за всем и похороните этих джентльменов достойно, с надгробием, – попросил Симнел, все еще с покрасневшими глазами. – И, если можно, почините водопроводный кран?
Хлоп снова засиял.
– Это просто металл. Я не упоминал, что мы еще и лудильщики? Мы все починим.
– Договорились, – сказал Мокрист. – Вы и ваши люди теперь работаете на железной дороге, а это значит, что вы работаете на Гарри Короля, а сэр Гарри не любит, чтобы с его людьми происходило что-то плохое, уж поверьте. В будущем здесь будет ходить множество поездов, так что дел у вас будет выше крыши. Я отошлю сэру Гарри телеграмму относительно заработной платы.
– Что такое заработная плата? – спросил маленький лудильщик
– Узнаете.
Когда Железная Герда двинулась в сторону Слэйка, лепреконы выстроились в ряд и долго махали своими маленькими платочками вслед уходящему поезду.
Мистер Джоффри Индиго этим вечером ловил карпа в озере Перелет и был весьма удивлен, когда вся вода в озере, немного побулькав, исчезла, после чего от него осталось только немного трепыхающейся рыбы, ошарашенные лягушки и довольно привлекательная русалка, которая была зла и бранилась на него так, словно это он во всем виноват. Но мужчина, известный как автор выдающейся книги «Разводим мух в любую погоду» сохранил спокойствие и сделал себе пометку не забыть обсудить этот феномен на следующей встрече Перелетского рыболовного товарищества.
Все время пока он тщательно обтирал свои принадлежности и вообще чистился, он слышал какой-то жидкий звук и был удивлен вторично, увидев, что дыра в рельефе снова заполнилась водой. Потрясенный он наблюдал, как русалка опять его отругала, чем вызвала у него безотчетное чувство неправильности. По дороге домой, чувствуя небольшую подавленность, он размышлял, поверит ли ему хоть кто-нибудь.
Когда он рассказал о событиях дня жене, она только фыркнула.
– Джоффри, тебе не стоило брать с собой фляжку с бренди!
– Я не брал ее с собой, – возразил он. – Она по-прежнему в буфете, на своем месте.
– Тогда просто никому не говори, – заключила жена. – Люди будут считать тебя чокнутым, а нам это не подходит.
Джоффри – последний человек на земле, которого можно было бы назвать чокнутым, по крайней мере, пока разговор не касался рыбы, – решил никому ничего не рассказывать. В конце концов, кому охота становиться посмешищем…
Мокрист начинал волноваться о Дике и его бригаде переутомленных механиков. Спали они в спальных мешках, свернувшись на сидениях, ели, но недоедали. И всем, что подпитывало их, была страсть сохранять поезд в движении. Если он встречал их где-то вне кабины, они говорили только об оборудовании, о колесах, о времени хода, но Мокристу было очевидно, что они измождены днями, проведенными на площадке машиниста, и бесконечными маленькими схватками с трудным характером их паровоза.
Так что Мокрист решил поставить вопрос ребром.
– Уверен, что мы можем немного сбавить обороты, – заявил он Симнелу. – Так, чтобы ты и твои парни могли хотя бы прикорнуть. Насколько я понимаю, мы идем в точности по расписанию.
В глазах Дика он заметил не то чтобы безумие, но что-то более тонкое. Для этого не было названия. Это было что-то вроде голода ко всему новому а больше всего – к тому, чтобы доказать что совершенства можно не только достичь, но и поддерживать его бесконечно. Такое состояние было естественным для гоблинов, и, кажется, не особенно им вредило. С людьми все, определенно, обстояло по-другому.
– Если мы будем продолжать в таком духе, люди начнут умирать, – сказал он Дику. – Вы же работаете вместо сна! Клянусь, иногда ты кажешься таким же механическим, как Железная Герда, и это неправильно. Ты должен отдохнуть, прилечь, пока ты приляжешь навечно.
К потрясению Мокриста, Дик напустился на него, как лев. Ему казалось, что вот-вот, и он услышит рычание.
– Да кто вы такой, чтобы об этом судить, мистер Мокрист?! Вы-то сами что-нибудь создали, построили, беспокоились о чем-то? Что вы вообще такое?
– Я, Дик? Я прихожу к выводу, что я – смазка, благодаря которой движутся колеса, я меняю сознание и двигаю мир вокруг. Это немного похоже на логарифмическую линейку – ты примеряешь ее разным вещам и получаешь свои ответы. Короче, Дик, я делаю так, чтобы что-то произошло. Включая твою железную дорогу.
Юноша напротив Мокриста покачнулся, так что он заговорил немного нежнее:
– И теперь я вижу, что частью моей работы является убедить тебя в том, что тебе нужен отдых. Ты выдохся, Дик. Послушай, все идет, как надо, и пока еще день, и мы далеко от гор, самое удачное время чтобы некоторое время обойтись минимумом персонала. Нам понадобится вся наша смекалка, когда мы доедем до перевала. Так можешь ты немного передохнуть?
Симнел моргнул так, будто видит Мокриста впервые и сказал:
– Да, ты прав.
Мокрист услышал, как заплетается язык Дика и успел подхватить его, прежде чем он упадет, а затем оттащил его в спальное купе, положил на кровать и заметил, что инженер не столько провалился в сон, сколько втек в него. Закончив с этим, он отправился в вагон охраны, где Ваймс пил кофе и внимательно просматривал бумаги, касающиеся пленных бурильщиков, которые под арестом начали петь словно канарейки.
– Комнадор Ваймс, можете уделить мне минутку?
– Какие-то проблемы, мистер Губвиг?
– Парни все время работают и, кажется, они решили, что никогда не спать – это какой-то знак отличия.
– Мне приходится учить этому молодых стражников. Цените ночной сон, я всегда говорю. И не стесняйтесь подремать, когда выпадает возможность.
– Очень хорошо, – согласился Мокрист. – Но посмотрите на них: по-прежнему возятся со своими линейками, изматывая себя в попытке перехитрить мироздание.
– Судя по всему, вы правы, – ответил Ваймс, подымаясь.
Вместе они обошли поезд, под страхом гнева Гарри Короля заставляя механиков, по крайней мере прилечь, на свои койки. В некоторых случаях Мокрист предложил Сумраку Тьмы угостить их безвредными порциями своего зелья. Не всех, разумеется, – на случай чрезвычайной ситуации. Никогда не знаешь, когда тебе понадобится инженер.
В камере у Альбрехта Альбрехтсона было сколько угодно времени, чтобы обдумать тактику Ардента. Ардент был сущим мальчишкой [81]81
Гном воспринимается как молодежь, пока не достигнет пятидесяти.
[Закрыть], но уже успел показать себя как ушлый манипулятор, не упускающий никакой возможности, и добивающийся своего любыми средствами. Как червь, он проточил себе путь повсюду, и ключевым словом в этом предложении было «червь».
Быть пленником Ардента раздражало. Пища была хорошей, напитки тоже, даже если пива давали меньше, чем Альбрехту бы хотелось. Ему даже разрешили некоторые из его книг, кроме тех, которые Ардент посчитал не-гномьими – выражение, которое говорило многое о самодовольном юном выскочке, который еще до шлема не дорос, а уже стремился наложить свои лапы на весь Шмальцберг, включая не-гномьи жировые шахты и все остальное.
И в своем маленьком подземелье Альбрехтсону приходилось терпеть своекорыстные морализаторства Ардента относительно роли Низкого Короля. Какая наглость! Поучать его –крупнейшего ученого в этой сфере! Но он не злился, пока нет. Злость была оружием, бережно сохраняемым, лелеемым до момента, когда она понадобится больше всего. Как раз на этой мысли по каменным ступеням зазвучали шаги напыщенного дурака, который снова пришел уговаривать его передумать.
Разумеется, Ардент начнет, как старый товарищ, зашедший перехватить крыску-другую, но по мере того, как он будет говорить, Альбрехтсон заметит, как раскручиваются завитки его идей. В конце-концов, он противостоял своему сюзерену, а такие вещи не делают с кондачка. Ардент не мог не осознавать неотвратимость наказания для всякого, кто подымет руку на Низкого Короля. И несмотря ни на что, он должен быть очень умен, умен и полезен для гномьей расы, даже если сейчас он не в состоянии отделить зерна от плевел. Не секрет, что гении часто бывают безумны.
Ключ повернулся в замке. За дверью стоял Ардент, и выражение его лица всерьез напугало его бывшего наставника. Чтобы почувствовать это, требовалась сноровка, но Альбрехт всегда мог сказать, когда в глазах у кого-то горела одержимость идеей. Глаза Ардента были именно такими, и сейчас они смотрели на него очень неприязненно.
Как бы там ни было, Альбрехтсон положил карандаш и спокойно произнес:
– Очень любезно с вашей стороны заглянуть ко мне. Как я понимаю, благодаря поезду Король появится довольно скоро. Разве это не чудесно?
Ардента перекосило, и он рявкнул:
– Вы не можете знать наверняка!
Альбрехтсон сел и оживленно продолжил:
– Дело в том, молодой гном, что я действительно научил тебя всему, что ты знаешь. Но я не учил тебя всему, что знаю я.Некоторые из своих умений я не передаю.
– В таком случае речь, видимо, о гадании. У меня одногоключ к информации в Шмальцберге. Семафорных башен не осталось.
– О, да. Я слышал об этом.
– Рис Риссон предает все истинно гномское. И ради благополучия всего нашего вида вы признаете, что я должен получит Каменную Лепешку. Большинство гномов стоят за мной.
Альбрехтсон покрутил в руках карандаш.
– Вероятно, чтобы не смотреть тебе в глаза, Ардент. Твои позиции пошатнулись. И вся смелость твоих утверждений приведет тебя к осуждению, как только Король ступит в Шмальцберг. Насколько я знаю Риса Риссона, он можетбыть милосердным.
– Я догадывался, что ты скажешь что-то подобное. Но дело сделано.
Альбрехтсон выглядел потрясенным.
– Ты действительно взял Лепешку?
Ардент на мгновение покраснел.
– Не совсем… Все на своем месте. Но мне остался последний шаг, и Рису Риссону останется только уйти в отставку где-нибудь еще, например, в Лламедосе.
– Король был избран. А на чем зиждется твоя уверенность? Уверен ли ты, что твои случайные попутчики останутся тебе верны? Потому что я совершенно уверен, что многие точно нет. Да, они льстят тебе и многое обещают, но чем ближе будет подходить поезд, и чем явственнее будет слышаться паровозный гудок, тем быстрее ты обнаружишь, что у них есть совсем другие договоренности, а с тобой они никогда даже не думали говорить ни о какой Каменной Лепешке. Это прямо сейчас происходит, а ты об этом ничего не знаешь.
Это был запрещенный прием.
Ардент сказал:
– Смею тебе напомнить, что ты заперт здесь, и единственный ключ – у меня.
– Да. И из нас двоих только один потеет. Ты будешь удивлен тому, как много я знаю. Сколько новых башен выросло обратно, как грибы после дождя? А еще я знаю, что говорят Анк-Морпоркские гномы. Знаешь, что? Они говорят «Почему Каменная Лепешка находится не в Анк-Морпорке? В конце-концов, в Анк-Морпорке больше гномов, чем в Шмальцберге».
– Вы готовы допустить Каменную Лепешку в нечистое место?
– Разумеется, нет. Но равно ужасным я считаю и тебя на Каменной Лепешке. Твои глубинники теряют последователей не из-за семафорных башен, и не из-за Анк-Морпорка, а потому, что вырастают новые поколения гномов, и они задаются вопросом: «Зачем это? Как наши родители могли быть такими тупыми?» А людей ты не сможешь остановить так же, как нельзя остановить поезд.
Альбрехтсону сейчас было почти жаль Ардента. Ты можешь годами жить в отрицании, но однажды оно извернется, подобно змее, и нанесет удар.
– Взгляни в глаза правде, Альбрехт Альбрехтсон. Ты будешь удивлен тому, какой поддержкой я обладаю. Гномы должны оставаться гномами, а не бледными копиями людей. Идти за Рисом Риссоном значит становиться д’ркза,полугномом, даже хуже того.
– Нет, это твои идеи делают гномов ничтожными, замкнутыми в самих себе. Ты декларируешь, что любые крошечные перемены в том, что считается гномьим, – это уже святотатство. Я помню времена, когда идиоты вроде тебя запрещали даже разговаривать с человеком. Ты должен понять, что дело не в гномах, не в человеческой расе, и не в троллях. Дело в людях. И поэтому чертов лорд Ветинари всегда побеждает. В Анк-Морпорке ты можешь быть, кем хочешь, и иногда над тобой будут смеяться, а иногда – аплодировать тебе, но чаще всего, что самое прекрасное, им просто на тебя наплевать. Понимаешь? Гномы увидели свободу. А эту штуку не так просто забыть.
Ардент почти шипел.
– И это говорит один из самых известных традиционалистов во всех шахтах?
– А я и есть традиционалист. Но большинство наших традиций были направлены на нашу безопасность. Вроде того, как глубинники в своих тяжелых, громоздких одеяниях взрывают рудничный газ, чтобы нас не похоронило здесь заживо. Это правило шахты. Оно появилось из горького опыта для определенной цели, и оно работает. Но вы и все остальные почему-то не понимаете, что над пещерами тоже есть мир, и он другой. О, я соблюдаю особые дни и по два раза стучу в двери, и соблюдаю все заповеди Така. Почему? Потому что они объединяют нас так же, как объединяли семафорные башни до того, как ты благословил бурильщиков сжечь их. Слова горят и умирают в воздухе. Это будет наследием гномов?
Он остановился. Ардент сильно побледнел и, кажется, дрожал. Потом его глаза сверкнули и он зарычал:
– Ты не пророк, Альбрехт, и я тоже. С поездом или без него. Он все равно сюда никогда не доедет. Мир не готов к поездам.
Он свирепо смотрел на Альбрехта, который ответил:
– Да, конечно не готов. Но ты не понимаешь, что мир не был готов и к семафорным башням, а теперь, когда их нет, он страдает. И я уверен, что эпоха поездов только началась.
Ответом ему стал звук запираемой двери и поворот ключа. Дурак закрыл его на всю ночь там, где он и хотел быть.
Конечно, его охраняли, но Альбрехт знал, что охранники любят подремать или отойти куда-нибудь выкурить трубку долгими ночными часами, и в любом случае очень немногие из них подходят близко к его подземелью, поскольку здравомыслящие охранники не хотят расстраивать кого-нибудь вроде Альбрехта. Даже если ты думаешь, что принял правильную сторону, никогда не знаешь, кто окажется победителем, и не станет ли самая мелкая рыбешка той самой, которую поджарят на ужин.
Через некоторое время Альбрехт взял маленькую ложку, которой ел, и легонько поскоблил каменную крошку. Появился ухмыляющийся гоблин.
– Вот, сквайр. Вот свежие телеграммы от командора Ваймса. И масло для лампы. О, и зубная паста, как вы просили. Должен сказать, что поезд идет и в хвост, и в гриву. Точно будет здесь по расписанию.
Новости о неумолимом приближении Железной Герды были словно бальзам на душу.
Запах гоблина, подумалось Альбрехту, был каким-то метафизическим. После первого потрясения, ты начинал понимать, что он проникает в твою голову так же, как проникает в ноздри. Он даже не был таким уж ужасным. Просто запах прачечной и полыни.
Он взял свертки и просмотрел телеграммы со скоростью гнома, привыкшего быстро поглощать написанное. А потом заинтересованно заговорил с молодым гоблином – представителем расы, которую он прежде считал ненужной тратой воздуха в лучшем случае и отвратительной неприятностью – в худшем. Теперь ему казалось, что они гораздо умнее большинства его знакомых гномов, и уж особенно – дурака Ардента. А еще они потрясающе умели ориентироваться в темноте Шмальцбергских подземелий и могли пролезть в крысиную нору, не превращаясь в крысу.
И этот гоблин терпеливо ждал, пока Альбрехт разложит несколько собственных телеграмм, которые нужно отнести обратно в поезд. А затем старый гном сделал еще кое-что удивительное. Он спросил:
– Как тебя зовут, юный гоблин? Прости, что не поинтересовался раньше. Прости старика, который отстал от жизни.
Гоблин выглядел потрясенным.
– Ладно, командир, не беда. Меня зовут Скрежет Колес. Друзья с железной дороги зовут меня Рэт, стариков это страшно бесит.
Альбрехт протянул руку. Сначала Скрежет Колес отскочил назад, но потом робко вернулся на место.
– Приятно познакомиться, Скрежет Колес. У тебя есть семья?
– Да, ваша честь. Моя мать – Счастье Сердца, а папа – Край Неба. Еще у меня есть младший брат Вода Крана.
Еще через минуту гоблин сказал:
– На самом деле, сэр, вы можете уже отпустить мою руку.
– Ох, да. Думаю, меня бы вы назвали Момент Остолбенения. Всего хорошего тебе и твоей семье. Знаешь, в каком-то смысле я вам завидую. Я закончил свою сегодняшнюю работу, и хотел бы попросить тебя спрятать все, как есть, где-нибудь неподалеку, где гномы не станут искать.
– Я мою туалеты, сэр. Знаю тьму-тьмущую мест, где никто не посмотрит. Завтра в то же время?
Руки пожаты, гоблин исчез в норе, пролезть в которую даже крыса нашла бы затруднительным. И пока звук скребущегося сквозь нору гоблина затихали вдали, Альбрехт думал: «Я бы никогда не сделал этого прежде. Каким же я был дураком».
Мисс Гвендолин Эйвери из Шмарма проснулась посреди ночи от дрожи и дребезжания многочисленных баночек с кремами против старения на комоде. А потом она поняла, что весь дом сотрясается с ритмичным грохотом.
Когда на следующее утро она описывала этот драматичный эпизод своей подруге Дафне, она сказала, что это было как будто множество мужчин промаршировали мимо. Она списала это на вишневый бренди, который употребляла перед сном. В то время как Дафна, учитывая прискорбно девичье положение Гвендолин, списала это на привычку выдавать желаемое за действительное.
Местность Слэйка представляла собой наполовину тундру, наполовину – пустыню, продуваемую всеми ветрами. Короче говоря, на окаменелости этого ландшафта не росло ничего, кроме непрокати-поле [82]82
Непрокати-поле – это что-то вроде перекати-поле, но менее атлетическое. Это все, что вам надо знать о Слэйке.
[Закрыть]и случайных группок сосен, шишки которых считались прекрасным противоядием от меланхолии.
Здесь была вода, о да, но чаще всего под землей, так что геологи и старатели были вынуждены пользоваться ведрами, чтобы вычерпывать ее из глубоких расселин.
Немного проще было найти воду в высокогорьях пупстороннее тунды, где благодаря леднику Вечноветер текли холодные ручьи. В этой местности выращивали коз. Козы кормили, поили и занимали все семейство Кнута столетиями. И пока козы ели то, что здесь называлось травой, он мог спать и видеть сны, в которых он не преследовал коз по холмам и долам. Когда-то это ему нравилось, но потом он стал старше, и начал задумываться о том, что на свете есть кое-что получше, чем смотреть за козами, пока они обедают…один раз, второй, а иногда и третий. Конечно, иногда они корчили смешные морды, и он смеялся. Но смутное томление внутри говорило ему, что этого недостаточно.
Так и вышло, что когда громкий звук долгим эхом прокатился по тундре, он поспешил посмотреть, что издает этот чудной звук и увидел сверкающую молнию, змеящуюся по пейзажу в рассветном свете. Это указало ему путь. Он подумал, не связано ли это со странными железными брусьями, аккуратно выложенными через тундру несколькими бригадами мужчин пару недель назад. Мать посылала его к ним, чтобы продать сыр, но он так и не смог понять, что это такое они делали. И поскольку козы аккуратно переступали через металлические прутья безо всякого вреда для себя, он потерял к этому всякий интерес. Но насколько он понял из того, что говорили те люди, это все имело какое-то отношение к чему-то диковинному, что объедет весь мир на силе пара, и теперь ему хотелось узнать побольше об этом поющем чудище, проносящемся через тундру, иногда изрыгая огонь.
Кнут с трудом спустился со склона туда, где воздух был теплее, оставив коз, и, в конечном счете, проследил звук до чего-то, что напоминало огромный хлев. И как раз когда он пробрался в него, чудище, внутри которого он заметил людей, вырвалось из хлева и понеслось прочь по железным рельсам. Он следил за ним, пока оно не исчезло за горизонтом. Немного позже городские сказали ему, что эта штука называется локомотивом. И томление в его сердце снова проснулось и начало расти и расти. Да, на свете и правда было что-то, кроме коз.
