Текст книги "На всех парах (ЛП)"

Автор книги: Терри Дэвид Джон Пратчетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

Дворецкий Кроссли попытался призвать сэра Гарри к соблюдениям норм этикета, но тот взбежал вверх по лестнице, размахивая семафорной телеграммой на всех, кто ему попадался, и ворвался в спальню Мокриста, громыхнув с порога:

– Кто-то напортачил с паровой машиной и убил двух человек, включая себя самого, там, в Гадском лесу. И знаешь что? Семафорщики на Скротской башне заметили взрыв, спустились и обнаружили кровавое месиво, а ты же знаешь семафорщиков! Чертова новость разлетелась повсюду, как и кусочки этих болванов. Два человека погибли, мистер Губвиг. Пресса пустит наши кишки на подтяжки.

К этому времени Мокристу удалось надеть штаны правильно. Он пролепетал:

– Но Гарри, мы ведь ничего не делали в Гадском лесу. Конечно, мы собираемся пустить там небольшую ветку в Скрот, хороший источник доходов, но к этому взряву мы не имеем никакого отношения. Кроссли, будь добр, принеси сэру Гарри крепкого бренди и мягкий стул.

– Имеет оно к нам отношение или не имеет, Мокрист, но пресса будет виться вокруг нас, как мухи над навозной кучей.

К неудовольствию Гарри, Мокрист сказал:

– Доверься мне, Гарри. Доверься мне. Это не наша вина, и я не вижу причин для беспокойства. Я улажу дела с прессой. Я думаю, они помчатся в Гадский лес, едва рассветет, так что, если не возражашь, я отправлюсь туда прямо сейчас и перехвачу инициативу в игре.

– Это, черт возьми, не игра! – взревел Гарри.

– Прости, Гарри, – сказал Мокрист через плечо, – но мне легче думать об этом как об игре.

Как раз в тот момент, когда Мокрист спускался по лестнице в обществе бурлящего негодованием Гарри, Ангела вернулась домой. Иногда она работала по ночам на Великом Пути, она говорила Мокристу, что это нужно для повышения дисциплины среди семафорщиков, но Мокрист знал, что она просто любила тихие часы ясных ночей, когда сообщения перебегают с холма на холм, как светлячки.

Это была магия семафоров, и не только гоблины чувствовали ее. Ангела знала и не возражала против того, что семафорщики и семафорщицы обмениваются сообщениями с помощью чудесных мерцающих линий света. В конце концов, немало браков было заключено посредством ничего не подозревающего эфира в ночные часы, и рано или поздно родится новое поколение маленьких семафорщиков.

Однажды Ангела сказала мужу: «Знаешь, семафорщики, а особенно семафорщицы становятся каким-то особым видом людей, и это очень правильно, что они вступают в брак с людьми своей крови. Они наше будущее, и помоги им небеса, если их супруги не будут работать на семафорах. Люди семафоров – новый вид, а подобное притягивает подобное».

Когда Мокрист пересказал ей новости об аварии в Гадском лесу, она скрылась в своем кабинете, и Мокрист услышал, как гоблины поспешно карабкаются на крышу, и как торопливо трещит семафор. Вскоре она прислала гоблина с телеграммой, в которой говорилось: «Новости из Скрота. Стоп. Лопнул котел. Стоп. Не поезд. Стоп. Ужасная смерть двух человек, но двигателя не было. Стоп».

Это сообщение заставило Мокриста воспрянуть духом. Он положил руку на плечо Гарри и сказал:

– Пожалуйста, не волнуйся об этом, Гарри. Я знаю, как все это будет. Все, что мне нужно, – чтобы вы с мистером Симнелом присоединились ко мне в Гадском лесу так быстро, как только сможете. И да, я думаю, мне понадобится Громобой.

Настало время поговорить с лошадью-големом еще раз. Мокрист беспокоился, стоит ли снова прибегать к ее помощи после так скоро после долгого путешествия, но лошадь заявила:

– Сэр, я лошадь. Быть лошадью – величайшая страсть в моей жизни. Мы доберемся до Скундского леса с ветерком. Седло, пожалуйста, и отправляемся.

Мокрист нашел что-то вроде золотой середины в аллюре. Лошадь без мышц и костей могла бы скакать галопом, не путаясь в ногах, но даже при этом он проделал путь в пятьдесят миль, отделявший его от Гадского леса, к рассвету без особых растяжений в паху.

Он тут же отыскал ближайший к месту аварии кабак, которым оказалось заведение Эдварда Праотца, производителя лучшего пива, эля и стаута. Во всяком случае, так говорилось на довольно большй вывеске, и Мокрист не собирался с эти спорить.

Трактирщик, уже проснувшийся и одетый, осмотрел его с ног до головы и сказал:

– Я ждал кого-то вроде тебя. Ты из города, да? Насчет взрыва? Журналист какой-нибудь? Учти, если ты журналист, придется заплатить.

– Нет, я с железной дороги, – сказал Мокрист. – Я услышал о врзыве и решил посмотреть, что случилось.

Праотец снова окинул его взглядом.

– Мы все об этом знаем. Это были браться Уэсли. У вас крепкий желудок, молодой человек? Конечно, я мог бы оставить бар, чтобы вам помочь, но тогда пришлось бы разбудить мою жену, чтобы начать утреннюю смену для шахтеров. Они приходят сюда на ранний завтрак.

Мокрист понял невысказанное требование, передал трактирщику разумную сумму и последовал за ним в лес. Это часть леса оказалась довольно привлекательной, не слишком темной, как раз то место, которое вы выбрали бы для пикника, но когда они прошли дальше, Мокрист понял, что что бы ни ожидало их в дальнейшем, это будет точно не пикник.

В нескольких минутах ходьбы от трактира деревья были лишены листьев, повсюду валялись в беспорядке куски дерева, и куски кузнечного горна торчали из стволов. А еще здесь были фрагменты разрушенного котла, некоторые из них так глубоко ушли в могучие дубы, что Мокрист не мог их вытащить. Дымка на поляне заставила его почувствовать, как по спине бегут мурашки.

Он глубоко вздохнул и спросил:

– Что случилось с телами, мистер Праотец?

– О, да, сэр. Они в моем подвале, там довольно холодно. Они в ведре, небольшом таком ведре. Это были два брата, крепкие парни. Горн был поумнее, а Джед … кузнецом. Хотя, в ведре я не смогу распознать, где чьи куски. Джед как-то похвастался, что построит локомотив, и, говоря по-правде, он был хорошим кузнецом, но что он там смыслил в локомотивах мне трудно даже представить. Но он считал, что сможет это сделать, и все товарищи его подзуживали.

Он замялся на мгновение и добавил:

– Я был первым, кто сюда добрался, тут почти все было в тумане, и мне это совсем не понравилось. Все было липким и горячим, аж блевать тянуло. И это все, сэр. Что тут еще скажешь?

Мокрист взглянул вверх и спровил:

– Там, на дереве, что, действительно наковальня?

Трактирщик уставился на него, потом поднял взгляд на дерево и сказал:

– А у тебя глаз наметанный, да? Вообще говоря, наковальня всегда была на земле, но взрыв был очень мощный.

Мокрист оживился, насколько смог.

– Спасибо, мистер Праотец, – сказал он. – Очень скоро здесь будет полным-полно журналистов, которые захотят на все это поглазеть, я сожалею об этом, но они налетят, как мухи.

– Все в порядке, сэр. Для бизнеса хорошо. Журналисты пьют вдвое больше, чем кто угодно другой, и вдвое дольше. Они были тут, когда обрушилась шахта, и они впитывали ликер, как губка. – Мистер Праотец потер руки в предвкушении.

На самом деле, было уже около девяти утра, когда начали появляться журналисты. Возглавлял их стаю Отто Шрик из «Анк-Морпорк Таймс», который всегда оказывался на месте происшествия первым [51]51
  Было бы невежливо спрашивать Отто, как это ему удается. Конечно, все знали, что он вампир, но он был пламенным черноленточником, и потому, кто бы и что о нем не знал, вслух об этом не говорили.


[Закрыть].

Что касается остальных разбойников пера, то они пребывали во взаимном непонимании, и каждый ожидал, что другие расскажут ему, что происходит.

Мистер Пратоец целеустремленно богател на бутербродах с беконом, пока его жена жарила яичницу и обязательные чипсы.

Мокрист взял слово и заявил, что, хотя железная дорога не замешана в катастрофе, ее владельцы намерены лично осмотреть место происшествия, и что он готов ответить на вопросы.

К тому времени, как прибыли Гарри Король, Симнел и Громобой, Мокрист успел понаблюдать, как праотец осторожено взвинчивает цены на пиво, а его трактир постепенно заполняется посетителями со всей Равнины Сто.

Мокрист успел выяснить у миссис Праотец, что старушку мать погибших братьев сейчас утешают друзья в ее доме, в паре минут ходьбы от трактира, но он был достаточно осторожен, чтобы проследить, чтобы никому из журналистов не сказали об этом ни слова, как и о текущем месте пребывания братьев Уэсли. И он вдруг понял, что это была самая разумная и гуманная вещь, которую можно было предпринять: некоторые из журналистов принадлежат к той породе людей, кто обязательно скажет что-нибудь вроде: «Ну, миссис Уэсли, что вы почувствовали, когда узнали, что оба ваших сына расплавились?»

Когда представители прессы ухватились за новоприбывших, Мокрист, как настоящий гроссмейстер, предпринял все усилия, чтобы уберечь своего короля, которым был сэр Гарри Король, от бестактных вопросов, и вместо этого пустил в ход своего сияющего рыцаря, мистера Дика Симнела. Он многому учился у мистера Симнела. Он встречал лицом вопросы типа: «Что вы скажете людям, которые думают, что, в конце концов, горячий пар убьет их всех?»

– Я не знаю, сэр, – отвечал Дик. – Я ни разу не встречал человека, который бы так думал. Пар очень опасен, если не уметь с ним обращаться, и мне очень жаль бедных мальчиков.

– Я слышал, ваш собственный локомотив убил кого-то позапрошлой ночью, – сказал Хардвик из «Псевдополис Дейли Пресс». – Что вы на это скажете, мистер Симнел?

Прежде чем Дик успел заговорить, Громобой обрушился на них, как судья, и сказал:

– Лицо, о котором вы спрашиваете, явно пыталось совершить диверсию по отношению к локомотиву, и мы действительно сожалеем о том фатальном обстоятельстве, что он находился там, где не должен был находиться, и делал то, чего не должен был делать. Очевидно, он проник в ангар через световой люк, что явно демонстрирует, что честные дела не предусматривались в его замысле. Увы, он сам послужил причиной своей смерти.

– А как насчет мистера Симнела-старшего? – сказал Хардвик. – Он тоже сам был виноват в своей смерти?

Симнел снова взял слово:

– Все дело в том, что к пару нужно относиться с уважением. Я понял это на горьком опыте – со смертью отца. Поэтому я измеряю, проверяю, и опять измеряю – снова и снова. Все дело в маленьких числах. Все дело в аккуратности. Все дело в знаниях. У пара свои правила. В конце концов, мы называем это ожившимпаром неспроста. В неподходящих руках он опасен, но мои руки, сэр, провели кучу времени, строя котлы и стационарные двигатели, просто чтобы выяснить, насколько далеко можно зайти. И в основном это значило прятаться за каменной стеной, покуда куски механизмов пролетают над головой. Если тебе повезет, на ошибках можно научиться, и я пытался делать ошибки, просто чтобы понять, как и что работает. Может, сейчас не самый подходящий момент для этих слов, но перед лицом такой силы нужно быть умным, сообразительным и еще – скромным. Нужно думать о самых мелких деталях. Нужно делать заметки и учиться, и тогда, только тогда пар станет твоим другом. Как Железная Герда, вы ведь все ее видели? Да, мисс?

Мокрист узнал Сахариссу Крипслок, которая спросила:

– Вы говорите о своем локомотиве с такой заботой, мистер Симнел, и потому я не могу не спросить, есть ли у вас возлюбленная?

Из толпы послышались смешки, но Симнел даже глазом не моргнул:

– О, спасибо за вопрос, и да – одна молодая леди очень добра ко мне.

Симнелл развернулся к следующему размахивающему блокнотом:

– Да, сэр?

– Гриво, сэр, Гриво Джонсон из Большой капустной газеты. Собираетесь ли вы поделиться знаниями с другими строителями машин? Это могло бы спасти много жизней.

Симнел взглянул на Мокриста, а Мокрист взглянул на Гарри Короля, который, в свою очередь, приподнял бровь, что, как было известно Мокристу, можно было считать согласием.

Симнел тоже знал это и уловил сигнал. Он сказал:

– О, да, сэр, мы так и поступим. По крайней мере, основы, безопасность и так далее. Но не бесплатно. Исследования и усовершенствования должны иметь цену. Но я возьму подмастерьев, покажу им, как все устроено и как сделать работу безопасной. В сущности, мы планируем создать регулярные курсы – Железнодорожную Академию – если можно так сказать, – по мере того, как он говорил, улыбка его блекла. – Конечно, я сожалею об этих пареньках, сэр, но учеба тяжела, а неудача может стоить жизни. Меньше всего на свете я хочу, чтобы что-то подобное произошло еще раз, поэтому все следует делать по правилам – не скупясь и не халтуря.

Мистер Симнел снова победил. Прессе нелегко справиться с непосредственным человеком. Прямолинейность на его лице просто обезоруживает их, и возможно – думал Мокрист – даже заставляет их стремиться стать лучше. В нем нет ли капли политики, и это их завораживает.

Симнел продолжать блистать.

– Конечно, если кто-нибудь захочет вернуться и посмотреть на нашу работу еще раз, я с радостью вам все тут покажу.

Вдали от Мокриста и уж точно вдали от здравого смысла, глубинники вели совет, если можно это так назвать. Внешний мир менялся слишком быстро.

– Вам известно, что мы проигрываем? – произнес голос в темноте.

– Ничего не поделаешь, это дух времени – он в воздухе, – промолвил другой голос, немного более надтреснутый.

– Какое дело нам до воздуха, до какого-то духа? Мы – объяснение, мы – основы, мы – короли и слуги тьмы. Наш народ восстанет!

– Нет, он исчезнет! Сжигать семафорные башни было глупо! Каждому нужны новости, а мы выглядим как преступники, каковыми и являемся. И это уже не объяснение.

А гном, сохранявший молчание на протяжении всего этого конклава, вспоминал старую джелибейбийскую легенду о том, как свести осла с минарета. Разумеется, ответ на этот вопрос крылся в том, чтобы, прежде всего, отучить его быть ослом. Что совершенно невозможно, если имеешь дело с глубинниками. Кажется – думалось ей – пришло время получше узнать жизнь в землях Короля Троллей. Она была осторожна – о, боги, так невероятно осторожна – и поэтому она выжила и надеялась стать той самой удачливой ослиной задницей, которая выберется из минарета, но, увы, идиоты продолжали призывать юных впечатлительных гномов нападать на семафорные башни. Кому бы ни принадлежала эта идея, их она уничтожила без рассуждений.

Рис Риссон был прав, думала она. Мы утратили всякое равновесие. Нам нужно бежать отсюда, от всего, что здесь есть, наружу – к свету. Конечно, думала она, ее не заподозрят. Она была неумолима в своих поисках неверных.

Тем не менее, когда она наконец побежала, ножи настигли ее, и она споткнулась. А потом в пещере осталось восьмеро и те, кто смотрит из темноты, пригляделись, чтобы понять, кто будет следующим. Наступает время, когда чистота тьмы должна быть абсолютной!

Ужасной истиной о гномах было то, что когда в их рядах происходит раскол, они раскалываются…любое отклонение от нормы считается нпосягательством на все исконно гномское.

Все прочие уже или сбежали, или мертвы, и, кто знает, сколько их еще осталось – не только в этой пещере, но во всех пещерах Убервальда. А проблема безумия в том, что безумец никогда не знает, что он безумен. Глубинники набрасывались на несогласных всей тяжестью и, судя по всему, не понимали, что это все равно что вдавливать картошку в землю, чтобы она не росла.

В наши дни, куда ни глянь, везде были комитеты – по большей части организованные с благословения лорда Ветинари. Другие княжества, большие города и города-государства не видели причин откладывать получение своего кусочка волшебства под названием «поезд» и, ухватившись за возможности, в железнодорожный бизнес входили новые и новые компании с успехом большим или меньшим, чем братья Уэсли.

Документы множились, стопки бумаг росли, и Стукпостук чувствовал себя в своей стихии, ухитряясь быть везде и вникать во все – с компетентной помощью господина Громобоя.

Были комитеты, обсуждающие промышленные стандарты, общественную безопасность, комфорт пассажиров, может ли грузовой вагон одной компании быть подсоединен к поезду другой компании, чтобы завершить свое путешествие без необходимости разгрузки [52]52
  Изобретение, оказавшееся фатальным для Рапсово-Капустной Компании, которая попыталась построить свои двигатели и рельсы, основываясь на размерах запряженной лошадьми повозки для доставки капусты.


[Закрыть]– и все хитросплетения финансовых и юридических механизмов, задействованных при этом.

Все предложения других бизнесменов открыть собственные железные дороги вынудили Гарри обратиться к Громобою.

Выслушав жалобы Гарри, законник заявил:

– Это вопрос патентов, сэр Гарри. Вы платите другим людям, чтобы они забивали себе головы всей этой канителью, о которой вы говорите. Мы с мистером Симнелом подали заявки на каждое из его изобретений. Но я уверен, что есть и другие способы заставить машину катиться по рельсам. Нельзя запатентовать саму идею железной дороги, как таковой, и, если вы пройдетесь по улице Искусных Умельцев, вы найдете немало людей, достаточно талантливых, чтобы создать поезд, движущийся по рельсам, не нарушив ни одного из патентов, которые я получил для вас.

Идея парового локомотива очевидна всякому, хотя бы потому, что все мы знаем, что кипящая кастрюля пытается приподнять собственную крышку. Немного ума, и юноша, наблюдающий за огнем, придет к выводу, что если он построит кастрюлю побольше, он сможет приподнять крышку потяжелее. Впрочем, как мы могли увидеть в Гадском Лесу, вскоре он поймет, что все не так просто. Не все так умны и талантливы, как Дик Симнел».

Гарри кивнул.

– Тупые деревенщины. Не чета нашему Дику и его ребятам. Все, что им по силам, это отправить свою старую мамочку доживать жизнь в богадельне, – Сэр Гарри фыркнул. Фыркнул от души.

Не подозревая о том, что его клиент немного отвлекся на мысли о обездоленной леди из Гадского Леса, лишившейся ее мальчиков – ее радости и гордости, Громобой продолжал.

– Возьмите, например, манометр мистера Симнела. Как только принцип продемонстрирован и доказан, Искусные Умельцы, как обычно – весьма хитроумные, прекрасно могут добиться тех же результатов, не нарушая патента. В этом все они – хитроумные по названию и по природе.

Громобой снова завладел вниманием Гарри.

– И прежде чем вы выйдете из себя, скажу, что это все сугубо в рамках закона.

– Что? После всего, что я сделал? После всех денег, которые я вложил? – лицо Гарри покраснело до цвета бекона. Он выглядел так, как будто ему самому не помешал бы один их манометров Дика.

Мокрист решил вмешаться.

– Гарри, вся шутка поездов в их всеобщности. Ты ставишь их на пути, и они уезжают.

Законник сладкозвучно продолжал.

– На вашем месте, сэр Гарри, я бы оставил себя заниматься всеми этими патентами и лицензиями, пока вы с мистером Симнелом будете нести пар в массы. И помните, сэр Гарри, самое главное, что вы были первым. Этого никому у вас не отнять. Вы, сэр Гарри, тот, кого – я верю – будут называть царем горы, королем вечеринки, первооткрывателем железной дороги. Гигиеническая железнодорожная компания Анк-Морпорка и Равнины Сто надежна, как банк, – тролль улыбнулся и добавил, – или, например, как я – а я бриллиантовый.

Бизнес Гигиенической Железнодорожной компании действительно стремительно расширялся, а количество ее работников росло. Гоблины из Щеботанских пустошей слали друзьям известия о возможностях в Большом Койхрене, за которые они рьяно хватались. И как только объявление Дика о его Желенодорожной академии разнеслось по газетам, после инцидента в Гадском Лесу, целые очереди людей выстраивались каждый день, чтобы записаться в подмастерья. Симнел был строг с теми, кого принял, предупреждая их, что прежде всего они должны открыть железу свое сердце. И нередко он выгонял их, если чувствовал, что они не дотягивают.

Возвращаясь из очередной инспекции Щеботанской линии, Мокрист остановился, чтобы взглянуть на последние изменения на фабрике. Маленький механический мирок поглотил подмастерьев. Уолли и Дэйв обучали их, а также проверяли, чтобы кепки всегда были достаточно приплюснутыми. Мокрист наблюдал за их блаженной механической мечтой и не мог не заметить, что они буквально окружены гоблинами – или внимающими всему так серьезно, как будто от этого зависит их жизнь, или собирающими выброшенные жирные тряпки – нечто вроде haute coutureдля гоблинов, знак настоящего шика в их норах.

А рядом с поездом сигнальщики сверяли числа. И еще там было мистер Симнел, как обычно сосредоточенный на своих новых изобретениях.

Когда Мокрист подошел к нему, мистер Симнел – в своей засаленной кепке и неряшливой рубашке с закатанными по локоть рукавами – вытирал улыбающееся лицо тряпкой, оставляя мазки масла на коже.

– Мистер Губвиг! Счастлив вас видеть! Мне нужно вам кое-что показать! Мы привезли эту красоту из Сто Лата вчера и собрали ночью! – Он кричал даже громче обычного. – Важнейшее оборудование! Моя разработка! Я собрал его и назвал поворотным кругом!

Мокрист едва сдержался, чтобы не закрыть уши руками, когда инженер подошел ближе. «Это все потому, что он целыми днями работает с поездами, – думал он, – ему приходится перекрикивать свист и лязг, но вот что интересно – как он разговаривает со своей Эмили?»

А что до поворотного круга, то, ну… это был круг и он поворачивался: большая металлическая плита с парой колей, проходящих через центр, которая поворачивалась с помощью большой ручки, прикрепленной к храповому механизму, примотанному, в свою очередь, к троллю, всем выражением лица выказывавшему интенсивную сосредоточенность.

Мокрист наблюдал за демонстрацией.

– Прекрасно! Это просто замечательно, Дик, но… ради всякого святого, на кой черт нам эта штука?

Дик посмотрел на Мокриста, будто тот был ребенком, и ответил:

– Разве вы не видите, мистер Губвиг? Вы заезжаете на своем паровозе на поворотный круг и – в этом суть задумки – вся конструкция разворачивается. Вы готовы ехать обратно!

И мистер Симнел пустился в пляс на медленно вращающемся железном круге, выкрикивая:

– Грандиозно! Великолепно! Мы почти у цели!

Торжественность момента особенно подчеркнуло шипение Железной Герды, словно после длительного перегона. Оно стало бы достойным завершением эксперимента, если бы не некоторое время, которое пришлось потратить на то, чтобы заставить тролля перестать крутить ручку, и чтобы Дик, который уже успел немного позеленеть от продолжительных поворотов, смог слезть.

Довольный тем, что с конкуренцией между компаниями, обслуживающими Равнину Сто, искусно управляются Громобой и Стукпостук (без сомнения при участии темных клерков), Мокрист как раз предвкушал часы домашнего уюта, когда его вызвали во дворец.

Он ничуть не удивился, застав Его Светлость поглощенным ежедневным кроссвордом. Стукпостук прошептал Мокристу:

– Знаете, у них новый составитель, и я должен с прискорбием сообщить, что он лучше прежнего. Тем не менее, Его Светлость делает все возможное.

Лорд Ветинари поднял глаза:

– Мистер Губвиг. Есть такое слово – «бенефициар»?

Вообще-то, ввиду беспутной юности, Мокрист точно знал, что это слово значит, так что он препоясал метафорические чресла и произнес:

– Как мне кажется, сэр, это слово означает кого-то, кто заключает сделку ради прибыли. Я встречал это слово однажды и оно запомнилось мне потому, что, как мне кажется, прибыль и есть – единственная цель сделки.

Ни один мускул не дрогнул на лице Его Светлости, пока он наконец не произнес:

– Совершенно верно, Мистер Губвиг, – он отложил газету и встал. – Я слышал, что линия на Щеботан почти закончена… Если Щеботанская Ассамблея будет тянуть кота за хвост, я перемолвлюсь словечком с монсеньором Жаном Немаром… одним особенным словечком. Должен сказать, мистер Губвиг, наблюдать вашу работу на пользу железной дороги было весьма отрадно, и, я уверен, мы все у вас в долгу.

– О, – сказал Мокрист, – значит ли это, что я могу вернуться к своей основной работе и видеть свою жену чаще, чем раз в неделю?

– Разумеется, можете, мистер Губвиг! Вы действовали, прежде всего, на сугубо добровольных началах. Тем не менее, теперь меня интересует железная дорога на Убервальд. Так что я спрошу, как скоро мы обзаведемся локомотивным сообщением туда? Без остановок.

Мокрист был ошарашен.

– Это невозможно, сэр. Только не без остановок. Нужно будет восстанавливать запасы воды и угля, а до Убервальда больше тысячи миль!

– Если быть точным, то тысяча дести двадцать пять миль от Анк-Морпорка до Здеца на карете, хотя я уверен, что поезд пойдет другим маршрутом.

– Да, сэр, но без остановок…

– Мистер Губвиг, если вы собираетесь рассказывать мне о невозможностях, вы очень скоро отправитесь к котятам. В конечном счете, вы – человек, который добивается результатов.

– К чему такая спешка, сэр? Ребята трудятся не покладая рук, но и для них будет удачей положить чуть больше трех миль пути в день – и это при всех деньгах, вложенных Гарри Королем. А кроме того, всегда есть непредвиденные обстоятельства, и вы знаете, что каждый город на Равнине хочет стать частью сети. Мы и так расширяемся, сэр. Кажется, что еще немного, и мы разломимся пополам.

Ветинари быстро обошел стол.

– Отлично! Тогда обе части будут работать только эффективнее! Мне кажется, мистер Губвиг, вы не совсем понимаете природу наших с вами отношений. Я прошу вас– очень вежливо – чего-нибудь добиться, памятуя при этом, что могу попросить и по-другому, а ваша работа – сделать то, о чем я прошу. И вы, в конечном счете, человек, который, несомненно, может сделать что угодно, великий мистер Губвиг, нет? И сейчас я советую вам отставить всю работу, которая не касается того, чтобы добраться отсюда до Убервальда в максимально сжатые сроки. Все прочее может и будет ждать, – он предупреждающе поднял руку. – Не рассказывайте мне о своих проблемах – рассказывайте о решениях. Хотя и о решениях говорить не надо – их просто нужно реализовывать.

– Вы не против, если я присяду? – спросил Мокрист.

– Сколько угодно, мистер Губвиг. Принесите человеку воды, Стукпостук. Ему, кажется, жарковато.

– Я должен спросить, сэр… Почему такая необходимость?

Ветинари улыбнулся.

– Вы умеете хранить секреты?

– О, да, сэр. Я хранил уйму секретов.

– Убедительно. Но дело в том, что я тоже умею. Не ваше дело, мистер Губвиг.

Мокрист сделал отчаянную попытку:

– Сэр! Даже сейчас поезда – часть жизни множества людей, особенно тех жителей Равнины Сто, кто каким-то образом вовлечен в строительство железной дороги. Мы не можем просто бросить все!

– Мистер Губвиг, что именно вам непонятно в слове «тиран»?

В отчаянии Мокрист воскликнул:

– Но у нас нет столько рабочих! Недостаточно людей, чтобы укомплектовать литейные цехи! Недостаточно людей, чтобы добывать руду! Допустим, мы найдем достаточно машин, чтобы осилить половину пути, но все дело в рабочих.

– Именно. Все дело в них. Подумайте над этим, мистер Губвиг.

– А как на счет волшебников? Могут они поднять свои жирные задницы и немного помочь городу?

– Да, мистер Губвиг, и я знаю, и вы знаете, чем это может закончиться. Оживший пар гораздо дружелюбнее магии, пошедшей наперекосяк. Нет, мистер Губвиг, мы не будем обращаться к волшебникам. Все, что вам нужно – поезд, который приедет в Убервальд вовремя.

– Вовремя – это когда, сэр?

– Как я и сказал, мистер Губвиг, очень скоро.

– Тогда у меня нет шансов. Это займет месяцы… или год… или больше.

Внезапно атмосфера охладилась до состояния льда.

– Тогда я предлагаю вам приступать к делу, – Ветинари уселся на свое место. – Мистер Губвиг, мир вращается между теми, кто говорит, что сделать что-то невозможно, и теми, кто утверждает обратное. По моему опыту, те, кто говорят, что возможно все, обычно говорят правду. Это всего лишь вопрос творческого подхода. Есть такое выражение: «Подумай о немыслимом». Разумеется, это нонсенс, но у вас, сэр, и на это хватило бы наглости. Задумайтесь об этом. А теперь, не позволяйте мне вас задерживать.

Когда за Мокристом затворилась дверь и тишина окутала Продолговатый кабинет, Патриций вернулся к своему кроссворду. Через некоторое время он нахмурился, закончил линию и отложил газету.

– Стукпостук, – спросил он, – как идут дела у Чарли Панча и Джуди? Он в порядке? Мне интересно, не согласится ли он на небольшие каникулы. Очень небольшие.

–Да, сэр, – ответил Стукпостук, – я встречусь с ним после обеда.

– Вот так мы и поступим, – резюмировал лорд Ветинари.

Все еще пошатываясь под впечатлением от последних требований Патриция, Мокрист ехал обратно в Гадский Лес с поручением от Гарри.

«Поезжай к старушке и передай ей от меня привет, – велел Гарри, – скажи ей, я был впечатлен тем, как ее мальчики пытались обуздать пар, и я приветствую их, как пионеров. Осмотрись там, погляди, что у нее есть. Раз уж всем кажется, что у меня золото из ушей лезет, тогда я считаю, мы можем назначить ей какую-никакую пенсию. Только – ради богов – не говори об этом больше никому. О, и скажи ей, я прослежу, чтоб, когда кто-нибудь запишет историю железной дороги, ее парни были на обложке. И скажи, чтоб обращалась ко мне в любое время».

Старая избушка в лесу оказалась в точности такой, как Мокрист представлял, а миссис Уэсли разрыдалась, когда он пересказал ей предложение Гарри. Она была убеждена, что сэр Гарри – что-то вроде святого или ангела, так что, если Мокрист что-нибудь понимал в людях, история о красивом жесте Гарри обречена была облететь весь лес за пару часов, а к концу дня – добраться до Анк-Морпорка. Мокрист знал, что за человек Гарри – предельно резкий, но с золотым сердцем и глазами на мокром месте. Его поступок был весь он – безо всяких скрытых мотивов. Но, тем не менее, как только новости разнесутся, он будет в каждой газете как защитник обездоленных и – следовательно – знаменитость. Не в первый раз Мокрист пожалел о своей собственной привычке видеть ангелов во всем, что случается, – хорошем или плохом.

– Сколько?!

Этот простой вопрос прозвучал как объявление войны, коим, собственно, и являлся, поскольку Гарри только что озвучили стоимость экспресс линии до Здеца.

Мокрист стоял на своем.

– Дик говорит, там повсюду железо, Гарри, но его нужно выкопать. А потом деньги понадобятся на изготовление стали, – поспешно добавил он, пока Гарри не спустил их с лестницы.

– Вкладываешь золото – вынимаешь сталь, – спокойно добавил Симнел. – Мы славно сработались с парнями с медеплавилен, но до Убервальда тысяча двести миль, а это очень многостали.

– Гарри, – терпеливо начал Мокрист, – я знаю, что когда ты женился, вы с женой разрезали спички пополам, чтобы они служили дольше. Но ты больше не тот человек. Ты можешь себе это позволить.

Они наблюдали за тем, как меняется лицо Гарри. Мокрист знал, что Гарри пробился наверх из канавы и страшно гордился этим. Но его деньги дались ему дешево – мелкие сошки, как правило, не несут особых непредвиденных расходов. И потому теперь он рассматривал всякое предложение за что-то заплатить, как доказательство несовершенства мира.

Дик Симнел тоже давно раскусил этого человека. Он сказал:

– На вашем месте, сэр, я бы потряс свою копилку и купил столько стали, на сколько хватит денег – и так, чтобы никто не узнал. Мы же не хотим, чтобы она вдруг подорожала, правда? Спрос и предложение.