Текст книги "Я надену чёрное"
Автор книги: Терри Дэвид Джон Пратчетт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)
В ответ она услышала топот ног по лестнице. Это было довольно резко с ее стороны, но что еще ей оставалось делать? Она огляделась и подняла кучу старой и грязной соломы, которая очень давно сохраняла неприкосновенность. Внутри оказалось полно всякой живности, которая бегала, прыгала или ползала. Вдруг, когда берег оказался чист, вокруг нее возникли головы Фиглов в осыпающейся соломенной трухе.
– Приведите, пожалуйста, моего адвоката, – весело заявила Тиффани. – Полагаю, ему понравится тут работать…
Для юриста, Жаб проявил максимум энтузиазма, узнав, что за услуги ему будут платить жуками.
– Думаю, мы начнем с незаконного задержания. Судьям редко нравятся подобные вещи. Если кого-то нужно поместить под стражу, то это должны делать они.
– Э, вообще-то я сама здесь заперлась, – пояснила Тиффани. – Разве это считается?
– Я бы об этом в данный момент не беспокоился. Тебя принудили силой, твою свободу перемещения ограничили и напугали.
– Ну уж точно нет! Я как раз была чрезвычайно взбешена!
Жаб слизнул языком пробегавшую мимо сороконожку.
– Тебя допрашивали два представителя аристократии в присутствии своих солдат, не так ли? Тебя об этом никто не предупредил заранее? Никто не зачитал тебе твои права? И ты говорила, что Барон принял на веру бездоказательные заявления о том, что ты убила его отца, кухарку и украла деньги?
– Полагаю, Роланд очень сильно пытался не принимать их на веру, – ответила Тиффани. – Кто-то просто ему соврал.
– Значит мы должны это опровергнуть, совершенно определенно. Ему не следует разбрасываться необоснованными обвинениями в убийстве направо и налево. Так он может влипнуть в крупные неприятности!
– Ох, – произнесла Тиффани. – Я не хочу причинять ему вреда! – Нельзя было сказать с определенностью, когда именно Жаб улыбается, поэтому Тиффани просто предположила. – Я сказала что-то смешное?
– Вовсе нет, правда, напротив – нечто грустное и одновременно забавное, – ответил Жаб. – Забавное, потому что, в данном случае, это ложка дегтя. Данный молодой человек выдвинул против тебя такие обвинения, которые в большинстве стран нашего мира привели бы тебя на плаху, и ты еще не желаешь причинять ему никакого вреда?
– Я знаю, это звучит сентиментально, но Герцогиня все время на него давит, а девица на которой он собирается жениться вечно на мокром месте, словно… – она запнулась. На лестнице ведущей из зала раздались чьи-то шаги, и они точно не были похожи на подкованные сапожищи стражников.
Это была Летиция, будущая невеста – вся в белом и в слезах. Она подошла к решетке камеры Тиффани, повисла на ней и принялась рыдать, причем не навзрыд, а с бесконечными поскуливаниями, шмыганьями носом, утираниями и без того насквозь мокрыми от слез кружевными манжетами.
Девушка даже не смотрела на Тиффани, она рыдала в ее направлении.
– Мне так жаль! Мне, правда, очень-преочень жаль! Что ты обо мне думаешь?
Вот она, явилась во всей красе, проблема всех ведьм. Единственное существование этой персоны заставило Тиффани, всего на один вечер, поразмышлять о возможности воспользоваться восковой фигуркой и булавками. Конечно она не стала этого делать, потому что подобных вещей делать нельзя, и на это очень неодобрительно смотрят остальные ведьмы, а еще это просто отвратительно и опасно, и сверх того, у нее просто не было под рукой булавок.
И вот это несчастное создание бьется перед ней в своего рода агонии, такая жалкая, будто вся ее надменность и гордость были смыты потоком горьких слез. Почему бы тем же потоком не смыть ее ненависть? А, и честно говоря, никакой особенной ненависти-то и не было, скорее нечто вроде несварения. Она давно знала, если нет светлых волос, то не бывать ей дамой общества. Потому что это просто противоречит всем известным сказкам. Просто она не хотела этого признавать.
– Я никогда не хотела, чтобы все зашло настолько далеко! – пробулькала Летиция. – Мне, правда, очень, очень жаль. Даже не знаю, о чем я только думала! – И по глупому кружевному платью потекли новые потоки слез, и… о, нет! На идеальном носике повисла капелька.
Пораженная до глубины души Тиффани с ужасом наблюдала, как без того заплаканная девушка разразилась ручьями и… о, нет! Она не может так поступить! Нет, именно так она и поступила – она выжала платок на пол, который и без того уже был влажным от бесконечных потоков слез.
– Послушай, я уверена, все не так уж плохо, – Тиффани старалась не прислушиваться к неясному шороху, разносящемуся по камням. – Если б ты только на секундочку перестала реветь, то я уверена, мы бы во всем, чем бы оно не являлось, разобрались.
Это вызвало новые потоки слез и самый настоящий, старый добрый всхлип, который редко встретишь в настоящей жизни, до сего момента. Тиффани знала, что плачущие люди обычно говорят «буу-хуу» или так об этом писали в умных книгах. И никто никогда не говорил так в реальной жизни. Однако Летиция делала именно так, прицельно намочив всю лестницу. Но было и еще кое-что. Тиффани уловила задумки словно они были отчетливо и прямо произнесены, и хотя они были довольно влажными, они отпечатались в ее мозгу.
Она подумала: «Ух ты, правда?» Но прежде чем она смогла что-то ответить, снова послышались шаги на лестнице. В мгновение ока тут оказались Роланд, Герцогиня и несколько ее телохранителей в сопровождении Брайана, который выглядел очень озабоченным тем фактом, что чужие солдаты топчут его родные камни, и раз подобное осквернение святынь имеет место быть – он обязательно должен быть поблизости.
Роланд поскользнулся на влажном полу и осторожно обхватил руками, словно стараясь защитить, Летицию, которая слегка хлюпала и совсем неслегка подтекала. Герцогиня нависла над ними, заняв собой практически все свободное пространство, оставшееся для телохранителей, которым ничего не оставалось, как потесниться с недовольными друг другом рожами.
– Что ты с нею сделала? – потребовал ответа Роланд. – Как тебе удалось ее сюда заманить?
Жаб прочистил было горло, чтобы ответить, но Тиффани подло пнула его в бок ботинком.
– Не смей и слова пикнуть ты, амфибия, – шикнула она. Может быть он и хороший юрист, но если Герцогиня увидит решившую выступить адвокатом Тиффани говорящую жабу, это все только испортит.
Но так уж вышло, что Жаб не успел все испортить, потому что Герцогиня сразу же принялась вопить:
– Нет, вы это слышали? Когда же придет конец этому безобразию? Она назвала меня амфибией!
Тиффани хотела было вставить слово, мол: «я не вас имела в виду. Я говорила про другую амфибию», – но вовремя сдержалась. Она уселась на пол, прикрыла Жаба соломой и обратилась к Роланду:
– На какой именно вопрос ты хочешь, чтобы я не отвечала первым?
– Мои люди смогут заставить ее заговорить! – крикнула Герцогиня над плечом Роланда.
– Я и так уже умею это делать, но спасибо за предложение. – ответила Тиффани. – Я думала, что она явилась проведать коз, но, судя по всему, причина куда более… расплывчатая.
– Она же не может выбраться наружу, не так ли? – поинтересовался Роланд у сержанта.
Сержант четко отдал честь и произнес:
– Никак нет, сир. Ключи от обеих дверей лежат у меня в кармане, сир. – При этом он косо посмотрел на Герцогиню и ее телохранителей, словно говоря: «Некоторым задают дельные вопросы, и получают на них четкие и короткие ответы. Так то вот!»
Но все впечатление было испорчено фразой Герцогини, которая сказала:
– Он дважды назвал тебя «сир», вместо «милорд», Роланд. Я уже говорила тебе, ты не должен позволять нижним чинам вести себя с тобой так фамильярно.
Тиффани с большим бы удовольствием отвесила Роланду крепкого пинка за то, что тот ничего не ответил. Она знала, что это Брайан научил его ездить верхом и с какой стороны браться за меч, и охотиться. Возможно, было бы лучше научить Роланда манерам.
– Прошу прощения, – резко вмешалась она. – Вы что, собрались держать меня взаперти вечно? Я бы не отказалась от пары запасных носок и платьев, и еще, разумеется, кое-чего негласного, о чем я промолчу.
Возможно именно слово «негласное» смутило юного Барона, но он быстро оправился и заявил:
– Мы, э… должен сказать, что я, э… чувствую, что мы должны содержать тебя под охраной, но в гуманных условиях до конца свадьбы, чтобы ты не смогла устроить беспорядков. Похоже ты в последнее время являешься очагом всяческих неприятностей. Мне очень жаль это говорить.
Тиффани не стала отвечать, поскольку смеяться в ответ на подобное глупое и одновременно серьезное заявление было бы невежливо.
Он продолжил, сделав попытку улыбнуться:
– О твоем удобстве позаботятся, и если пожелаешь, мы, разумеется, удалим отсюда коз.
– Если вам не жалко, я бы пожелала, чтобы их оставили здесь, – ответила Тиффани. – Мне они начинают нравиться. Однако, можно задать вопрос?
– Да, разумеется.
– Дело же не в прялках, верно? – спросила Тиффани. Был только один выход из этого глупого препирательства с ними.
– Что? – удивился Роланд.
Герцогиня победоносно рассмеялась:
– О, да! Судя по всему, эта пронырливая и самоуверенная юная мадам только что рассказала нам о своих планах! Роланд, сколько в замке прялок?
Юноша выглядел озадаченным. Он почти всегда так выглядел, когда к нему обращалась его будущая теща.
– Э, право не знаю. Полагаю, что одна есть у домработницы, в высокой башне хранится старая прялка моей матушки… и еще парочка наберется. Моему отцу нравится – нравилось – чтобы руки людей всегда были чем-то заняты. И… нет, право не знаю.
– Я бы приказала обыскать весь замок и уничтожить все прялки до единой! – сказала Герцогиня. – И еще я бы сказала, что она блефует! Всем известны истории про злых ведьм и прялки? Достаточно единственного прищемленного пальца, и мы все проспим сотню лет!
Летиция, которая все это время стояла затаив дыхание, выдавила из себя:
– Мамочка, ты же знаешь, что никогда не позволяла мне дотрагиваться до прялки.
– И ты, Летиция, никогда до нее не дотронешься, никогда. Подобные вещи для рабочего класса. Ты – дама. А прялки для служанок.
Роланд покраснел.
– Моя мать любила прясть, – сказал он с нажимом. – Я любил сидеть рядом с нею в башне, когда она пряла. И ее прялка украшена перламутром. Я никому не позволю притронуться к ней хоть пальцем. – По мнению Тиффани, которая наблюдала за ними сквозь тюремную решетку, на подобное высказывание мог что-то ответить только бессердечный и довольно глупый человек. Однако Герцогиня никогда не обладала здравым смыслом, возможно потому, что он был излишне здравым.
– Я настаиваю… – начала было она.
– Нет, – ответил Роланд. Это было произнесено негромко, но в этой негромкости довольно громко прозвучало то, что своими обертонами и унтертонами было способно остановить целое стадо мамонтов. Или в нашем случае – Герцогиню. Однако она наградила своего будущего зятя многообещающим взглядом, в котором говорилось о тяжелых для него временах, о которых она еще поразмышляет на досуге.
Из симпатии Тиффани сказала:
– Послушайте, я упомянула прялки всего лишь из сарказма. Подобные вещи давно не происходят. Я даже не уверена, что они когда-либо случались. Ну, сами посудите, чтобы люди проспали сотню лет, а деревья и трава все это время продолжали расти прямо во дворце? Как это могло случиться? Почему же растения не уснули с ними заодно? В противном случае ежевика оказалась бы в чьем-нибудь носу, и уж это точно способно разбудить кого угодно. А как быть со снегом? – Произнеся это, она заметила Летицию, которая едва ли не проорала мысленно довольно занятную задумку, о которой Тиффани решила поразмышлять позднее.
– Так-так. Как я вижу, куда бы не ступала ведьма, она повсюду способна вызвать смятение, – заявила Герцогиня, – поэтому ты останешься здесь, и с тобой будут обращаться куда вежливее, чем ты того заслуживаешь, пока мы не решим иначе.
– А как ты объяснишь это моему отцу, Роланд? – приторным тоном спросила Тиффани.
От этих слов он стал похож на пришибленного, и вскоре может стать на самом деле, если слух дойдет до мистера Болита. Роланду придется окружить себя серьезной стражей на случай, если мистер Болит узнает, что его младшая дочурка сидит взаперти вместе с козами.
– Тогда я тебе подскажу, что ему сказать, – ответила Тиффани. – Почему бы не сказать, что я задержалась в замке по важному поручению? Уверена, что сержанту можно будет доверить передать это послание моему отцу, не огорчая его? – Она постаралась придать этой фразе максимально вопросительный тон, и Роланд кивнул в ответ, однако Герцогиня так просто не сдалась.
– Твой отец всего лишь владелец недвижимости во владениях Барона, и будет делать то, что он велит!
Теперь пришел черед Роланда постараться не сорваться. Когда мистер Болит работал на старого Барона, они, как и все приличные люди во всем мире, пришли к такому соглашению: мистер Болит будет делать то, что велит Барон, если Барон будет велеть ему делать именно то, что хочет сам мистер Болит и что действительно должно быть сделано.
Именно это, как однажды объяснил ей отец, подразумевалось под лояльностью. Это значит, что все добрые люди всех профессий работают лучше, если понимают свои права, обязанности и ежедневно блюдут свою честь. И именно честь люди ценят превыше остальных вещей, потому что если отнять все остальное, вроде пары простыней, горшков, сковород, тарелок и инструментов – это, более или менее, будет все, что у них имеется. О подобным соглашении не нужно никому рассказывать, поскольку разумный человек сам понимает, как это работает, если только ты хороший хозяин. Я буду хорошим и лояльным работником, а ты – лояльным ко мне хозяином, пока этот цикл не разорван, так и будет впредь.
Но вот Роланд собрался разорвать цикл, или позволить это сделать Герцогине вместо него. Его семейство управляло Мелом несколько столетий, и у него имелись подтверждающие это клочки бумаги. Никаких бумаг, подтверждающих, когда первый Болит ступил на земли Мела, не было. Тогда еще не изобрели бумагу.
Люди теперь не очень жалуют ведьм, они раздражены и сбиты с толку, но последнее, чего бы хотелось Роланду – это пытаться ответить на вопросы, тяжелые вопросы, которые умеет задавать седой мистер Болит. «Мне нужно оставаться здесь, – подумала Тиффани. – Я нащупала ниточку. А что нужно делать с нитками? За них нужно потянуть».
Вслух она сказала следующее:
– Я не возражаю, остаться тут. Уверена, мы все не хотим проблем.
Роланд вздохнул с облегчением, но Герцогиня обернулась к сержанту и сказала:
– Ты уверен, что она крепко заперта?
Брайан встал навытяжку, хотя и так стоял по стойке смирно, а теперь, похоже, даже приподнялся на цыпочки.
– Да, м… ваше милейшество, я хотел сказать. Есть только один ключ, который подходит к обоим замкам, и он у меня в кармане. – Он хлопнул правой рукой по карману, откуда раздался звон. По всей видимости звон был убедительный, поскольку Герцогиня сказала:
– Тогда, Сержант, это значит, что мы сможем спокойно спать этой ночью в своих постелях. Пойдем, Роланд, и позаботься о Летиции. Боюсь, ей вновь нужно принять лекарства, кто знает, что эта мерзкая девчонка ей наговорила.
Тиффани проследила за тем, как они уходят – все, кроме Брайана, у которого хватило совести принять виноватый вид.
– Не мог бы ты, Сержант, подойти поближе?
Брайан вздохнул, и подошел немного ближе к решетке.
– Ты же не станешь чинить мне неприятности, верно Тифф?
– Ну, конечно, нет, Брайан, и надеюсь, что ты так же не станешь чинить неприятности мне.
Сержант закрыл глаза и застонал.
– Ты ведь что-то задумала, не так ли? Я тебя давно знаю!
– Давай поступим так, – ответила Тиффани, наклоняясь ближе. – Какова, на твой взгляд, вероятность, что я останусь на ночь в камере?
Брайан сунул руку в карман.
– Но-но, не забывай, что у меня… – было ужасно видеть, как его лицо сморщивается, словно у щенка, которого только что отругали. – Ты стащила их из кармана! – И он умоляюще посмотрел на нее, теперь как щенок, который ожидает еще большей взбучки, чем до этого.
К удивлению и потрясению сержанта Тиффани с улыбкой отдала ему ключи снова:
– Ты в самом деле считаешь, что ведьме нужны ключи? Обещаю вернуться обратно к семи часам утра. Думаю, ты согласишься, что в подобных обстоятельствах, это будет отличной сделкой, особенно, если я найду время чтобы поменять повязку на ноге твоей мамы.
Достаточно было взглянуть на его физиономию. Он со счастливым видом убрал ключи.
– Полагаю, для моей же пользы, не стоит спрашивать, как ты собираешься выбраться? – с надеждой спросил он.
– Думаю, тебе не стоит задавать такой вопрос в подобных обстоятельствах, верно, Сержант?
Он помедлил, но потом улыбнулся:
– Спасибо, что вспомнила про ногу мамочки, – сказал он. – Она сейчас выглядит немного синеватой.
Тиффани глубоко вздохнула.
– Проблема в том, Брайан, что ты и я единственные, кто думает о больной ноге твоей мамы. Там, снаружи, много стариков, которым нужна помощь, например чтобы влезть и вылезти из ванной. А есть еще пилюли и снадобья, которые нужно готовить, и доставить по труднодоступным местам. Есть мистер Здоровяк, который едва может ходить без длительного втирания примочек. – Она вытащила свой ежедневник, который был перевязан куском бельевой резинки и помахала им перед его носом. – У меня огромный список дел, потому что я ведьма. И если их не выполню я, то кто? У юной миссис Троллоп, я уверена, скоро родится двойня. Я слышала сдвоенное сердцебиение. Она впервые рожает. Она уже сейчас в ужасе, а ближайшая повитуха живет в десяти милях отсюда, и, раз уж о ней зашла речь, у нее одышка и склероз. Вот ты – офицер, Байан. А офицеры должны быть ответственными людьми, поэтому, если к тебе за помощью явится роженица, то я уверена, что ты будешь знать, что делать.
Она с удовольствием увидела, как у него посерело лицо. Едва он сумел вымолвить хоть слово, она продолжила.
– Но, видишь ли, я не смогу тебе помочь, потому что дрянная ведьма должна сидеть взаперти, чтобы не заколдовать прялки! Из-за какой-то там сказочки! Но проблема в том, что, как я думаю, кто-то может умереть. И если я позволю им умереть, значит я – плохая ведьма. И еще одна проблема в том, что я буду плохой ведьмой в любом случае. Должна быть, потому что ты меня здесь запер.
Ей было очень его жаль. Становясь сержантом, ему не приходило в голову, что придется иметь дело с подобными вещами. Наиболее распространенным заданием для него была ловля сбежавших поросят. «Могу ли я винить его за то, что он выполняет приказ? – задала она себе вопрос. – В конце концов, нельзя же винить молоток за то, что плотник стукнет им по пальцу! Однако у Брайана есть собственные мозги, а у молотка нет. Может стоит ими иногда пользоваться?»
Тиффани дождалась, пока не услышала звук шагов, который известил о том, что сержант благоразумно решил, что этим вечером будет лучше держаться подальше от камеры, а может и с дальним прицелом на будущее. Кроме того, изо всех щелей начали появляться Фиглы, а у них в крови был заложен инстинкт оставаться незамеченными.
– Не следовало красть у него ключи, – заявила она Робу Всякограбу, когда тот выглянул из копны сена.
– Правда? Дык он же желает держать тебя кутузке!
– Что ж, верно. Но он честный человек. – Она знала, что это звучит глупо, и Робу Всякограбу это тоже было ясно.
– О, айе, ясен пень, честнючий честнюк, который запёр тебя в кутузке по хотенью той старой монстряхи? – прорычал он в ответ. – И что это за мальца мокруха в белом платьице? Я уже порешил было строить супротив нее плотину.
– Она чо, какая-нить водная нимпфа? – спросил Вулли Валенок, но мнение большинства было такое – она девушка, которую кто-то сделал изо льда, и теперь она тает. Внизу, живущим под лестницей мышам, даже пришлось спасаться вплавь.
Рука Тиффани как бы сама собой скользнула в карман и вытащила оттуда шнурок, один из тех, что постоянно выпадали из копны волос Роба Всякограба. Следом рука вынула из кармана один из крохотных забавных ключиков, который она подобрала на обочине недели три назад, пустой пакетик, в котором некогда хранились семена цветов, и маленький камешек с дырочкой посредине. Тиффани всегда подбирала маленькие камушки с дырочками в них, потому что они приносили удачу. Она держала их в кармане, пока они его не прорывали и не выпадали, оставив после себя только дыру.
Этого набора достаточно чтобы быстро сделать запутку, хотя обычно, разумеется, требовалось добавить что-нибудь живое. Ужин Жаба из жуков уже исчез, и главным образом в самом Жабе, поэтому она взяла его и аккуратно вплела в узор, не обращая внимания на вопли с угрозами затаскать по судам.
– Не понимаю, почему бы тебе не использовать кого-то из Фиглов? – спросил Жаб. – Им нравятся подобные штуки!
– Нравится, вот только в больше чем половине случаев запутка показывает на ближайший кабак. А теперь, просто повиси спокойно, ладно?
Пока она перемещала запутку в одну и другую сторону, в поисках подсказки, козы продолжали безразлично жевать. Летиция о чем-то сожалела. Глубоко и очень слезно сожалела. И, судя по проникшим в последний миг задумкам, была не очень решительной и не достаточно быстрой, чтобы сдержаться. Эта задумка была такой: «Я не хотела!»
Никто не знал, как именно работает запутка. Но всем было известно, как ее изготовить.
Возможно все, на что она была способна – это заставить своего создателя задуматься. А может – давала глазам объект для наблюдения, пока мозг размышлял над проблемой. И Тиффани подумала: «в замке есть еще кто-то волшебный». Запутка вращалась, Жаб жаловался, а серебристая нить умозаключения вышивала по Ясновидению Тиффани. Она подняла голову к потолку. Серебристая нить засветилась, и возникла новая мысль: «Кто-то в замке колдует. Кто-то, кто чувствует по этому поводу вину».
Разве возможно, чтобы это вечно-бледное, вечно-мокрое и вечно-акварельное создание Летиция на самом деле – ведьма? Это просто немыслимо! Что ж, нет смысла что-то додумывать, что случилось, нужно просто взять и спросить.
Как же хорошо, что за долгие годы бароны Мела так сблизились со своими подданными, что совсем забыли, как правильно содержать узников. Темница превратилась в загон для коз, а разница между темницей и загоном в том, что в загоне не нужен огонь, потому что козы отлично греются сами. А если вы хотите сохранить узников еще теплыми, то в темнице огонь нужен, а если узники вам не очень нравятся, то огонь нужен тем более, чтобы их поджаривать. До нужной степени готовности. Бабуля Болит как-то рассказывала Тиффани, что еще девочкой застала здесь в темнице разные ужасные металлические штуки, в основном для того, чтобы отрывать от людей кусочек за кусочком, но, как оказалось, не попадалось достаточно плохих заключенных, чтобы использовать все эти приспособления на них. Да и никто в замке не хотел этим заниматься, тем более, что все эти штуковины так и норовили прищемить неосторожные пальцы, поэтому весь этот металлолом был продан кузнецу, чтобы сделать из него более полезные штуки вроде лопат и ножей. Продали все, кроме Железной Девы, которую использовали, чтобы выжимать сок из репы, пока от нее не отвалилась верхняя часть.
Вот именно по тому, что никто в замке не испытывал энтузиазма по поводу темницы, все до одного позабыли про дымоход. И именно поэтому, подняв голову кверху, Тиффани увидела высоко наверху крохотный клочок синевы, который узники именуют небо, а она, поскольку он был уже темным, назвала выходом.
Как выяснилось, воспользоваться им было несколько труднее, чем она надеялась. Он был слишком узок, чтобы пролететь сквозь него верхом на помеле. Поэтому ей пришлось ухватиться за прутья и позволить помелу тащить себя вверх, а самой отталкиваться ботинками от стен.
По крайней мере, она знала, куда идти на крыше. Это было известно каждому ребенку. Каждый выросший мальчишка на Мелу оставил на свинцовой крыше свой автограф, возможно даже рядом с именем своего отца, деда, прадеда и пра-прадеда, и даже пра-пра-прадеда, рядом с другими стершимися от старости именами.
Смысл замков в том, чтобы не пускать в них тех, кого вы не хотите, поэтому почти до самого верха в них не бывает окон, и именно там расположены самые лучшие комнаты. Роланд дано перебрался в комнату отца. Ей было это известно потому, что она сама помогала ему перетаскивать его скарб, когда старик наконец-то признал, что слишком ослаб, чтобы карабкаться по ступенькам.
Герцогиня остановилась в большой гостевой комнате, которая на полпути между комнатой барона и Девичьей Башней, которая не зря заслужила свое имя. Именно там нужно искать спальню Летиции.
Никто не заострял на этом внимание, но подобное расположение предполагало, что мать невесты будет спать между женихом и невестой, насторожив все имеющиеся уши и чувства, чтобы услышать любые проделки, а может и проказы.
Тиффани тихонько прокралась во мраке, и была уже в алькове, когда услышала шаги на лестнице. Они принадлежали горничной, которая несла поднос с кувшином. Она едва его не пролила, когда дверь в комнату Герцогини распахнулась настежь и оттуда появилась Герцогиня собственной персоной, просто проверить, кто там. Когда горничная снова обрела способность двигаться, Тиффани тихонько пошла следом невидимой, воспользовавшись любимым трюком. Стражник, сидевший у двери, с надеждой проводил глазами поднос, на что получил резкий отпор – отправиться самому вниз и взять ужин там. Потом горничная вошла внутрь, и, поставив поднос возле кровати, ушла, немного удивившись, не почудилось ли ей что-то.
Летиция выглядела так, будто спала под свежевыпавшим снегом, но эффект был испорчен, когда при ближайшем рассмотрении выяснилось, что это была просто комочки мятой папиросной бумаги.
Использовать ради этого папиросную бумагу! Она была очень редкой на Мелу, потому что очень дорогая, и если она у вас была, то совсем не плохим тоном было ее высушить на огне и использовать вновь. Отец Тиффани рассказывал, что когда он был маленьким, ему приходилось сморкаться в мышь, но, возможно, он сказал это только, чтобы ее рассмешить.
Прямо сейчас Летиция высморкала нос с неподобающим для леди звуком, и, к удивлению Тиффани, с подозрением оглядела комнату. Потом она даже спросила:
– Эй? Здесь кто-то есть? – подобный вопрос, если хорошенько подумать, не пристало задавать в никуда.
Тиффани постаралась укрыться поглубже в тени. Иногда, в удачный год, ей удавалось одурачить Матушку Ветровоск, и ни одной из плакучих принцесс не полагалось чувствовать ее присутствие.
– Знаете, я могу закричать, – оглядываясь, предупредила Летиция. – Прямо за дверью находится стражник!
– Вообще-то, он отправился поужинать вниз, – ответила Тиффани, – что я смело могу назвать непрофессиональностью. Ему следовало дождаться, пока его не сменит другой стражник. Лично я считаю, что твоя матушка больше беспокоится о том, как выглядят ее телохранители, чем о том, как они работают. Даже юный Престон справляется лучше, чем они. Иногда люди даже не знают, что он рядом, пока он не похлопает их по плечу. А еще ты знаешь, что люди редко кричат, если с ними поддерживают разговор? Не знаю, почему так. Полагаю, потому что мы хотим быть вежливыми. И если ты собираешься сейчас закричать, то хочу тебе указать на то, что если бы я задумала что-то дурное, то давно бы это сделала. Как считаешь?
Пауза затянулась дольше, чем нравилось Тиффани. Потом Летиция ответила:
– Ты заслужила право сердиться. И ты на самом деле сердита, не так ли?
– Сейчас нет. Кстати, ты разве не собираешься выпить молоко, пока оно совсем не остыло?
– Вообще-то, я всегда выливаю его в нужник. Я знаю, что это напрасная трата хороших продуктов, и что есть множество голодающих детишек, которые не отказались бы от чашки теплого молока на ночь. Но мое молоко им не подойдет, потому что в него моя мать заставляет горничную добавлять лекарства, чтобы меня усыпить.
– Зачем? – недоверчиво спросила Тиффани.
– Она считает, что мне это нужно. Хотя, на самом деле нет. Ты даже представить себе не можешь, что это такое. Это словно тюрьма.
– Что ж, думаю, что теперь знаю, – сказала Тиффани.
Девушка в постели снова начала плакать, и Тиффани пришлось шикнуть на нее, чтобы она замолчала.
– Я не хотела доводить все до подобного, – призналась Летиция, сморкаясь, будто трубя в рог. – Мне всего лишь хотелось, чтобы ты нравилась Роланду поменьше. Ты не можешь себе представить, что значит быть мною! Все, что мне разрешают делать, это рисовать, и то только акварелью. Никакого угля!
– А я-то ломала голову, – рассеяно заметила Тиффани. – Роланд как-то переписывался с дочерью лорда Дайвера, Йодиной, так она тоже все время рисовала акварелью. И я все никак не могла взять в толк, это что – какой-то вид наказания?
Но Летиция не слушала.
– Тебе не нужно сидеть и рисовать. Ты можешь улететь, куда вздумается. – говорила она. – давать поручения людям, заниматься интересными вещами. Ха, когда я была маленькой, мне хотелось стать ведьмой. Но к несчастью у меня светлые волосы и худое телосложение. Что в этом хорошего? Такие девушки как я, не могут быть ведьмами!
Тиффани улыбнулась. Они говорили по душам, и было важно оставаться заботливой и дружелюбной, пока подружка не разразилась вновь слезами и их обоих не утопила.
– В детстве у тебя была книжка со сказками?
Летиция вновь высморкалась:
– О, конечно.
– Там случайно не было на странице семь такой пугающей картинки с гоблином? Когда до нее доходили, я всегда закрывала глаза.
– Я всего его закрасила черным карандашом, – тихим голосом призналась Летиция, словно это признание было большим облегчением.
– Ты меня невзлюбила. Поэтому ты решила сотворить мне назло какое-то волшебство… – очень тихо сказала Тиффани, потому что в поведении Летиции было нечто хрупкое. Девушка потянулась за новой порцией бумаги, но оказалось, что поток слез временно иссяк. Но тут же выяснилось, что это именно временно.
– Мне так жаль! Если б я только знала, я бы ни за что…
– Возможно, мне следовала тебе сказать, – продолжила Тиффани: – о том, что Роланд и я, мы… просто друзья. Более или менее, но единственные друзья, которые есть у нас обоих. Но в какой-то мере это неправильная дружба. Мы не сами подружились, а обстоятельства сложились так, что нас толкнуло к друг другу. И мы этого не понимали. Он был сыном Барона, а раз ты знаешь, что ты сын Барона, и всем детям в округе известно, как нужно себя вести с его сыном, то тебе мало с кем остается поговорить. И была я. Я была достаточно смышленой девочкой, чтобы стать ведьмой, и должна сказать, подобная работа не способствует социальной стороне жизни. Если хочешь знать, двое человек выкинуты из общества, хотя их сущность родственна. Теперь я это поняла. К сожалению Роланд понял это первым. Вот и вся правда. Я – ведьма, а он Барон. А ты скоро станешь баронессой, и тебе не стоит беспокоиться, если ведьма и барон, для взаимной пользы, поддерживают добрые отношения. Вот и все. Точнее все, что было, или вернее, даже не то что было, а только призрак того, что могло бы быть.
