Текст книги "Тенор (не) моей мечты (СИ)"
Автор книги: Тереза Тур
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)
Ой-ой…
Даже ой-ой-ой, сказала бы я.
Не умеет девочка Миленочка работать с публикой. Совсем не умеет. Иначе бы она смотрела не только на мистера Джеральда, встречающего ее порыв радостной улыбкой, но и на лорда Говарда и леди Говард.
Знаю, что злорадствовать нехорошо. Но удержаться – выше моих сил. Да что там. На это представление со жгучим интересом смотрела вся труппа. Не на то, как Бонни Джеральд подхватил Миленочку в объятия и отработанно покружил. А на взгляды, которыми одарили ее лорд и леди. Этакое сочувственно-ледяное недоумение. Словно на сцену вместо Монсератт Кабалье вышла второклассница из районной самодеятельности.
Честно говоря, мне было все равно, почему они так отреагировали. По слухам, для мистера Джеральда трахать своих звезд – дело совершенно естественное и нормальное. Да не только для него, будем откровенны. Может быть, решили, что недостойна. Или еще почему. Плевать.
Главное – когда Миленочку поставили на пол (так же отработанно, как до того подбрасывали и кружили), она столкнулась с айсбергом. Идеально вежливым, улыбающимся акульей улыбкой айсбергом. Об который не один «Титаник» русской культуры разбился. И как-то Милена быстро-быстро увяла, отступила за пришедшего ей на помощь Владлена, кинула жалобно-недоуменный взгляд на мистера Джеральда…
Наткнулась на еще один образчик ледяного сияния – и отступила дальше, к квартету. Точнее – к Артуру. Отличный маневр. Я оценила. Миленочка попыталась упасть ему прямо в руки. Все как положено: хрупкая, со вздымающимся бюстом и влажными густо накрашенными голубыми глазами, да еще и беспомощная. Спонсору было на что повестись.
Артуру – тоже. Было. Миленочка сегодня выглядела получше его обычных гламурных швабр.
Вот только я смотреть на это не желала. Ни на Миленочку, ни на Артурчика-лапочку, с его взглядами из-под ресниц. А желала я покинуть сцену, чертову Оперетту и… может быть, переспать с Говардом? Или с обоими Говардами? Тогда уж точно моя карьера пойдет в гору!
– Ань, не надо никого убивать, – аккуратно взял меня под локоток наш миролюбивый бас. – Пошли-ка лучше вниз, тебя, кажется, Владлен зовет.
Голоса Владлена я не слышала, слишком шумело в ушах. Да и акустика не располагает. Но обернулась в зал – и поняла, что ровным счетом ничего не понимаю. Потому что по мостику над оркестровой ямой шел – нет, бежал, летел! – звездища всея Бродвея мистер Бонни Джеральд. Глядя при этом исключительно на меня.
Глава пятнадцатая
Анекдот про елки. Упоминается в главе)))
Сидит дома, без дела и без денег, актер, вышедший в тираж
Тут раздается звонок на телефон
и на ломаном русском ему объясняют,
что это из Голливуда и Тарантино
приглашает его на съемки, контракт, деньги… Наш актер спрашивает:
– А когда быть надо?
– С двадцатых чисел декабря.
– А, тогда я не могу. У меня – елки
Артур
Он никогда не думал, что кастинг – этот настолько дурдом. В Молодежный театр явилась вся музыкально-театральная Москва. И не только Москва. Все, кто умел издавать звуки или думал, что умеет. Все, кто умел задирать ноги, или льстил себе, что умеет.
Студенты и подтанцовки-подпевки всех мастей в надежде на чудо толпились под дверьми репетиционного зала, в коридорах, на лестницах, у служебного входа и чуть ли не по всей Большой Дмитровке. Уже состоявшиеся артисты пытались протолкнуться и добраться до сцены вне очереди, но подтанцовки их материли и не пускали к вожделенной звезде мюзиклов, который материл вообще всех так, что заслушаешься.
Несколько звездочек родной эстрады тоже заявились на кастинг, явно ожидая восторгов, поклонов и неземной радости со стороны Бонни – но их обматерили так же в точности, как и всех прочих. Причем все по очереди: сначала подтанцовка на подходе, потом «состоявшиеся» артисты в толпе в самом театре. И бонусом – уже сам Бонни Джеральд. В гробу он видел безголосых и безногих каракатиц, возомнивших о себе невесть что (цитата, если перевести ее на цензурный).
Бонни…
Если раньше Артур считал, что впахивать больше, чем они сами, невозможно – теперь он в этом усомнился. Бешеный итальянец носился ураганом, успевал и прослушать чертову тучу народу, и просмотреть новые куски сценария, и загрузить Леву репетициями с ансамблем.
И все это – с девяти утра. При том, что вчера закончили часов в одиннадцать вечера. Хорошо хоть квартет он вызвал к полудню, Артур успел выспаться и даже созвониться с дочерью. Сказал Кате как есть: что роль Миледи оставлена за мамой, надо лишь маму довести до мистера Джеральда. Катя пообещала сделать все возможное и невозможное, но так же честно предупредила: мама даже слышать не хочет о мюзикле. И вообще ушла на дневную репетицию в родную Оперетту, что-то они там ставят несусветное, и у мамы главная роль.
Несусветное оказалось детским спектаклем. «Кошка, которая гуляла сама по себе». Артуру при взгляде на афишу сразу вспомнилось несколько особо экспрессивных итальянских выражений, слышанных вчера на кастинге. Очень подходящих к случаю. Аню зовут на главную женскую роль в мюзикле, обещающим стать событием года, если не десятилетия – а у нее елки. Мартовские. Б-р-р. Она б еще Снегурочкой подрядилась. Анекдот же! Кому скажешь, не поверят!
Так что на кастинг он пришел злым, словно его пчелы покусали, и настроение его в этом дурдоме ничуть не улучшилось. Потому что каждая вторая девица претендовала на роль Миледи, и не меньше.
После сотой (или тысячной, Артур давно сбился со счета) недоактрисы озверевший Бонни Джеральд остановил прущую в зал очередь и спросил прямо:
– Где моя Миледи? Арчи, мне нужна Анна. Сегодня же. – Русским на кастинге он не заморачивался, все отлично понимали по-английски.
Под любопытными взглядами студентов, подтанцовки и состоявшихся артистов тенору хотелось провалиться. Но он собрался с духом: все же звезда он или где? И ответил почти как в анекдоте:
– У нее сейчас репетиция, – тоже по-английски.
– А, у нее jolky, – протянул Бонни, показывая отличное знание русского фольклора. – Jolky это важно. Si.
Студенты, подтанцовка и состоявшиеся артисты подобострастно захихикали. Как же, великий режиссер пошутить изволили.
– Елки, у нее елки, – пронесся по толпе восторженный шепот.
Поубивал бы.
– На репетицию Анна придет, – твердо заявил Артур, совершенно не представляя, как ее на эту репетицию тащить.
Может, мотануться вчетвером, замотать ее в какую-нибудь штору. И притащить в соседнее здание. Ребята же помогут?
Он с сомнением посмотрел на родной квартет – все как на подбор сегодня вырядились. А шторы наверняка пыльные. А Бонни его разглядывал. Бесконечно длящиеся секунды. Недоверчиво. Как неизвестного науке зверька: от блестящих туфель до элегантного вишневого галстука в скрипичных ключах. Форма одежды стандартно-публичная, их же прямо перед служебным входом поджидали журналисты, да и вообще. Как-то оно так повелось с самого начала.
Все бы хорошо, но Артур успел почувствовать себя немножко идиотом рядом с великим режиссером, одетым в драные джинсы, черную майку-алкоголичку и сто пятьсот стимпанковских фенечек, включая английскую булавку с шестеренкой в ухе. Разумеется, своих ощущений он не показал, сохраняя уверенную морду лица. Он профи, в конце-то концов.
И походу остальные чувствовали себя так же. Ну, судя по уверенно-высокомерным лицам.
– Анна нужна мне сегодня, – заявил Бонни, гадски ухмыльнулся и процитировал на отвратительном русском: – Если гора не идти к Мухаммед, то Мухаммед идти к гора. Так, следующий! – это уже было по-английски.
И пока кто-то на сцене пытался изобразить великого артиста, достал телефон и кому-то позвонил.
– Ты занят, братишка? – спросил негромко.
Что ему ответили, Артур не услышал. Но Бонни усмехнулся и велел:
– Вот и отлично. Дуйте ко мне. Нужна поддержка с воздуха. Колючке понравится.
В телефоне снова что-то спросили. Видимо, о подробностях.
– Идем в соседний театр за моей звездой. Они там что-то репетируют… ага. Жду.
И, отключившись, подмигнул Артуру. Мол, тебе тоже понравится. Пошли, будет классно.
Артуру в самом деле понравилось. Хотя поначалу это был шок. Так, легкий. «Братишкой», который «дуй ко мне», оказался лорд Говард. Они с женой явились меньше, чем через полчаса. Довольные, раскрасневшиеся с мороза, с хулиганскими ухмылками и в байкерских прикидах. Катались по Москве, видите ли.
Их охрана оперативно разогнала толпу студентов, подтанцовки и состоявшихся артистов, и вся компания отправилась к соседям. Без предупреждения. Разумеется, произведя фурор и переполох.
Встречать самого лорда Говарда вышел директор Оперетты, явно не знающий, что делать со свалившимся ему на голову счастьем.
– Мы хотим посмотреть на репетицию, – объявила леди Говард.
С такой уверенностью в том, что перед ней откроются все двери, что Артур восхитился. Как будто принцессой родилась. Родная душа, профи! Хоть, конечно, помладше и выпускница конкурирующего учебного заведения.
Само собой, их чуть ли не с поклонами провели в зал. Не репетиционный, а основной.
Рожа Владлена Артура порадовала особенно. Он, сукин кот, разрывался между почтением к Великому Спонсору и здоровой ненавистью к уважаемому коллеге, читай, конкуренту проклятому. К которому уже успела сбегать на прослушивание почти вся его труппа, благо, далеко ходить не надо.
Вся, кроме Ани. Упрямая гордячка! Вот что бы ей не усложнять, а? Она же лет десять уже мечтает сыграть у Бонни, чуть ли не с самой первой его премии «Тони»!
Упрямую гордячку он увидел сразу, как только она вышла из-за кулис на сцену. Увидел – и порадовался, что на нем парадный костюм, а не облегающие джинсы, как на некоторых особо великих. Не так заметна реакция.
Реагировать там было на что. Честно говоря, Владлена хотелось прибить вместе с тем уродом, который художник по костюмам. Какой к хренам собачьим детский спектакль? Это же порно в чистом виде! Аня в этом черном, блестящем и обтягивающем, наверняка без белья, зато с хвостиком и ушками… у-у-у! Разве ж так можно с ним, одиноким и несчастным мужчиной?! И ведь все, все ее взглядами так и облизывают!
Особенно Бонни. Друг? Ха! Конкурент проклятый! Пусть только посмеет к ней подойти!
– Остынь, Отелло, – положил ему руку на плечо Сергей.
Остыть? Остынешь тут, когда Аня смотрит куда угодно, только не на него. Как будто его, Артура, вообще не существует.
Делать вид, что он спокоен и наслаждается спектаклем, было крайне трудно. Особенно после того, как Аня, впервые глянув прямо на него, вышла на авансцену – и так изобразила кошечку… так… с прогибом, мурлыканьем, потягиванием… Нельзя же так! Как ему теперь вставать с места? А ходить как? Бегом до холодного душа?
Но лучше – до ее гримерки. Вот прямо сразу после прогона…
Артур даже позволил себе немного помечтать. Вспомнить. Было, было, что вспомнить. И в гримерке, и за кулисами, и в директорской ложе…
Он так замечтался, что едва не пропустил финал. Сергею пришлось его подтолкнуть, шутливо проворчав что-то на тему счастливого идиота.
Ага. Именно счастливым идиотом он себя и чувствовал. Потому что его Аня, его Анечка, была великолепна. Изумительна. Бонни Джеральд и пара Говардов аплодировали ей стоя! Разумеется, Артур тоже. Стоя. Во всех смыслах этого слова. А еще он заранее гордился ею и радовался ее триумфу. То, что сделает сейчас Бонни, дорогого стоит. А рожу Владлена вообще надо будет сфотографировать. Для потомков.
А вот то, что случилось дальше, стало для Артура полной неожиданностью. Не только для него.
– А Милена-то наша – дура, – с тяжелым вздохом вынес вердикт Лев, наблюдая, как блондиночка летела к Бонни. Кем она там была в детском спектакле? Пятой птичкой в ансамбле?
– Полная, – покачал головой Иван, которому стало как-то неловко.
Артур и Сергей промолчали. Да и что тут скажешь? Бросаться на шею Бонни Джеральду при всем честном народе… хм… у пигалицы вчера прокатило, но там и обстановочка отличалась, и эротического (читай, тяжелого порнографического) подтекста не было. Тут же – лис белый, полярный. Пушистый. Полный. Особенно когда обмороженная сразу обоими Говардами блондинка попыталась искать помощи и поддержки у Артура… Рухнув ему прямо на руки.
– Прекрати, – зло велел он блондинке и отстранился.
А ему еще с ней работать!
Сергей с Иваном тут же Милену от него оттеснили. Молодцы ребята, но вот досада – Аня все видела. И стопроцентно поняла по-своему. Отвернулась с таким видом, словно убить хочет. Всех и сразу.
Черт!
– Еще раз устроишь демонстрацию, вылетишь из постановки как пробка, – тихо, но крайне убедительно обрадовал девушку-красавицу Лев.
Как там Олеся любила приговаривать: «О зеленый взгляд этих глаз зарезаться можно». А что ж, конечно, можно. С некоторых пор Лева вообще к подобным демаршам относился резко отрицательно. Да и Артура они заводить перестали.
– Но… я же… – захлопала густо накрашенными ресницами блондинка. – И Бонни.
– Просто не отсвечивай, – порекомендовал Сергей, не обращая никакого внимания на надутые губки и сцену «барышня в беде».
Что было дальше, Артур уже не видел. Неинтересно. Он решительно шагал к мостику, ведущему на сцену. Хватит уже дурить. Им с Аней пора объясниться. Он любит ее, она – его, а вся эта чушь с ревностью – полная чушь! И гримерка у нее… гм, такая уютная. Диванчик удобный…
– Стоять, – велел Бонни, крепко схватив его за плечо. – Мой выход, приятель. Сначала я получу свою Миледи, а потом ты – свою жену. В таком порядке.
Останавливаться на полпути не хотелось, но Артур вынужден был признать: приглашение на роль от Бонни сейчас прозвучит намного выразительнее, чем его объяснение в любви. И вообще. Подарить любимой женщине роль у Бонни Джеральда – это круче любых бриллиантов. Уж он-то знает свою Анечку! Она – такая же, как он сам, для нее сцена – это все. Вся жизнь…
Ну, не считая семьи.
И он был дураком, закрывая на это глаза. Но ведь поумнел же! Прозрел! Она непременно это поймет. Прямо сейчас.
Последовавшую за этим сцену снимали все, у кого были телефоны. Даже случайно затесавшиеся в зал костюмеры и уборщицы. И оно того стоило. Все же режиссер – это режиссер. Гений шоу и сукин кот.
Мистер Джеральд влетел на сцену, разметав совершено неважную в данный момент труппу. Отлично поставленным голосом (на галерке слышно) воскликнул:
– Анна! Звезда моя! – по-русски.
И элегантно упал перед ней на одно колено. Балет, чистый балет!
Анечка, умница, сориентировалась тут же. Смущенно потупилась, сделала глазками, позволила поцеловать ручку. Даже порозовела! Коллеги ее тоже молодцы, ничего не скажешь – мгновенно отошли, организовали выгодный фон: восторженно-удивленные лица, прямо как год репетировали.
– Анна, вы прекрасны! Вы удивительны! Я влюбился в вас с первого взгляда! – продолжал Бонни. – Будьте моей…
На этом месте Артуру резко захотелось его прибить. Что значит – моей? Вот же, козел итальянский!
А козел итальянский выдержал паузу, достаточную, чтобы публика охренела, но недостаточную, чтобы начала шептаться, и тоном Ромео под балконом закончил:
– …Миледи!
Сукин кот! Трижды сукин кот! Даже Артур, и тот – купился. Купился же! Что уж говорить о публике?
Публика затаила дыхание. Вся. Даже чертова блондинка, которую Сергей чисто на всякий случай придерживал за рукав. Во избежание.
– О, мистер Джеральд… я… – томным, изумительно поставленным голосом пропела Анечка. Настоящая Миледи! А как публику держит!
– Скажите «да», прошу вас! – Ромео, чистый Ромео.
– Да. Конечно же, да! Я буду вашей… Миледи, – с нужной долей пафоса и легчайшим оттенком иронии ответила Анечка.
На что мистер Джеральд снова расцеловал ей ручки, затем под бурные аплодисменты и крики «браво!» вскочил, раскланялся – они вместе раскланялись – и поднял ладонь, призывая всех к тишине.
– Спасибо! Спасибо! Я люблю ваш театр! – по-русски, а потом обернулся к Ане и так же громко закончил, но уже тоном заправского рабовладельца: – Послезавтра к девяти. Не опаздывать.
– Да, сэр! – отрапортовала Анечка, вытянувшись по стойке смирно и отдав честь а-ля американский солдат.
Публика грохнула. Кто-то залихватски засвистел… кто-то? Ага. Лорд Говард. Кто ж еще позволит себе свистеть в присутствии столь высоких особ. Его супруга почти прыгала на месте и сияла, словно это она все срежиссировала, и теперь наслаждается заслуженной славой. Впрочем, Артур бы не удивился. Да и ему было не до удивления.
Аня, вместо того чтобы спуститься в зал, в подающему ей загадочные знаки Владлену, смоталась за кулисы. Владлен выругался под нос, правда, когда на него обернулся лорд Говард и вопросительно поднял бровь, мол, что вам не так, уважаемый – изобразил вежливую улыбку. Сквозь зубы. И пробормотал под нос что-то на тему премьеры на носу и Брута.
– А, дорогой коллега, – спрыгнул с мостика над оркестровой ямой Бонни Джеральд, – позвольте выразить вам мое восхищение. Прекрасная постановка! Браво! У вас отличное чутье на роли.
Владлен проглотил недоруганную ругань, снова улыбнулся – на этот раз почти искренне.
– Благодарю, мистер Джеральд.
– Бонни, просто Бонни! – козел итальянский просиял и похлопал Владлена по плечу. – Не волнуйтесь, Анна – настоящий профессионал, она сыграет вашу премьеру и успеет на мои репетиции. Вы не станете возражать, друг мой?
Возражать Владлен не посмел. Кажется. Артур уже не прислушивался – ему надо было срочно, немедленно найти Аню и с ней поговорить. Сейчас же. Поэтому он все по тому же мостику, через сцену, помчался за кулисы – и к ее гримерке. Уже на бегу он подумал, что надо было хоть цветы для нее захватить. Не сообразил. И ладно, цветы – потом. А сейчас он ее поздравит с ролью, обнимет, скажет, что любит ее и всегда любил, и все наконец-то станет хорошо и правильно. Так, как должно быть.
Глава шестнадцатая
Не хочешь мириться – давай тогда просто переспим как враги
Анна – Артуру.
Или он ей, кто этих творческих личностей разберет
Анна
Наверное, надо было бы остаться. Потусить с народом. Познакомиться ближе с английскими спонсорами, которых привел Бонни Джеральд. Мужчина моей мечты – ну, в профессиональном плане, конечно. Хотя бы облобызаться с квартетом. Теперь, кстати, партнерами по мюзиклу.
Но отчего-то это было выше моих сил. Слишком остро. Слишком… больно. Странно, я же, получив свою минуту славы и исполнение самой заветной мечты… должна же радоваться. Должна!
Радость только была какая-то странная. Руки дрожат, колени дрожат, нарезаю круги по гримерке и не могу остановиться. Даже чертово плейбойское трико снять не могу!
Остановилась только тогда, когда увидела в зеркале мельком нечто страшное, опухшее и мокрое. Себя, дуру зареванную.
Вот что мне не так опять? Я же мечтала об этой чертовой роли! Во сне ее видела! Да эту чертову сцену, устроенную Бонни Джеральдом для меня, в кино снимать можно было, как кульминацию, мать ее!..
Я трясущимися пальцами взяла спонжик, молочко для снятия макияжа и принялась стирать размазавшуюся тушь. Не грим, пока еще не грим, но выходить даже на репетицию совсем без краски нельзя. Прима – всегда прима. Даже когда ревет не пойми с чего в своей гримерке.
От счастья, не иначе.
И насмешкой над «счастьем» в ушах звучали скрипки, ударные и родной голос: Есть в графском парке черный пруд…»
Но ведь не Артур же будет Атосом! Не его роль. А кто? Кто будет руководить отсекновением головы? Сергей? Лев? Иван?.. Кто – мой супруг?..
Бросив черный от туши спонжик, я прошлась по коже еще раз молочком… кажется, молочком. Не удивилась бы, увидев сейчас в своих руках краску для волос. Или бутылку коньяка.
Да. Вот что мне нужно. Сбежать отсюда – и накатить граммов сто. От счастья. Может, тогда я наконец перестану рыдать, дрожать и чувствовать себя полной дурой!
Я подлетела к двери, дернула изо всех сил, совершенно забыв, что я ее самолично и заперла несколько минут назад. Дверь всхлипнула, но устояла. Ударившись пальцами и… да что ж такое! Я отодрала новенькое покрытие на ногте! И, глядя на него, горестно взвыла. Да и больно, между прочим!
Сунув палец в рот, я медленно и аккуратно повернула ключ, открывая дверь…
И тут же поняла, что если уж везет – то везет до конца.
Дверь открылась, стукнув меня по лбу. Я вскрикнула, схватилась за голову, отступила на шаг… кто ко мне вломился – я не видела, искры перед глазами все затмевали. Лишь бы не Бонни Джеральд! Показаться на глаза режиссеру в таком виде, это… этот не фиаско, это – эпическое фиаско!
– Анечка, что с тобой? – услышала я родной обеспокоенный голос.
И взвыла в голос. Лучше бы это был Бонни Джеральд вместе с лордом и тучей журналистов, чем Артур!
– Убирайся, – заплетающимся языком пробормотала я.
– Аня! Нам надо поговорить! – в голосе непререкамая решительность.
О да. Это не Атос. Это – Д`Артаньян. Козел гасконский.
Правда, он все же разглядел, что я держусь за лоб, и решительность сменилась обратно на беспокойство.
– Аня… надо приложить холодное, Анечка, прости…
– Не надо мне ничего. Просто уйди.
Мой слова проигнорировали. Как всегда. Удивительный, абсолютно избирательный слух. Слышим только то, что желаем. Все прочее – как Бетховен. Глухо.
Артур сунулся в крохотный холодильник, вытащил доисторическую банку оливок и, отодвинув мою руку, приложил ко лбу. Я вздрогнула. Холодная же!
– Подержи, а то шишка будет. Бодяга есть?
– Нет. Артур, уйди, добром прошу, – прошептала я, чувствуя, как вся моя решимость выгнать эту сволочь звездную тает под нежными прикосновениями. – Мне уже не больно. Просто оставь…
– Не оставлю. Я люблю тебя, Ань. Ну давай хоть поговорим, а? Я же не понимаю… – бормоча это, Артур привлек меня к себе.
Обнял. Прижался так, что сомнений в твердости его намерений не оставось. Ох, боюсь, мой шедевральный кошачий костюмчик не переживет этого возбужденного дня. Вот что настоящий театр с мужчиной делает.
– Анечка, хорошая моя, любимая..
Пока я язвила и пошлила… Тихонько, про себя, пытаясь обрести бодрость духа, этот… Звездун со скрипичными ключами на галстуке тихонько теснил меня к диванчику. Поцелуи скользили по моей шее, жадные руки гладили… нащупывали край чертова трико…
О-ох. Да он просто с ума сошел!
Я посмотрела на полузакрытые глаза, послушала прерывистое дыхание, поняла, что сама тоже дышу прерывисто, а коленки предательски подгибаются, и кошачье трико кажется невыносимо тесным…
– Артур. Не надо!
Хотелось строго. Получилось как-то… даже не жалобно. Томно. И в голосе послышалось: «Ну, возьми меня…»
Бывший, владелец абсолютно избирательного слуха, услышал только «возьми меня», ну кто бы сомневался… А я, кто бы сомневался, сама вцепилась в него, и мне вдруг стало совершенно все равно – где мы, когда мы… Я просто хотела своего мужчину, сейчас же, немедленно! Весь мой адреналин переплавился в возбуждение, я была готова прямо сейчас, не дойдя до диванчика…
– Ты так прекрасна, Анечка, моя Нюсенька… как снимается это чертово трико?..
– Молния сзади, – шепнула я и нетерпеливо прикусила мужа за губу.
Мы сдирали чертово трико в четыре руки, попеременно целуясь и ругаясь на плотный бифлекс, и стоило Артуру спустить его с моих плеч – я застонала, громко и непристойно. Его губы… О боже, Артур!
– Артур…
– Я так и знал, что ты без белья, – прошептал он, опускаясь на колени…
И тут… тут за дверью послышался голосок Милены. Звонкий такой. Пронзительный. У меня сразу же заболели зубы. И голова, ушибленная дверью. И все, все у меня тут же заболело!
– О, мальчики! А что это вы тут собрались?
Мальчики? Какие еще мальчики?..
Я замерла, прислушивась.
На риторический вопрос ответил Лев. Драматическим шепотом:
– Тихо! Иди, Ленок, иди, куда шла!
– А… иду-иду, не мешаю, – так же звонко отозвала Милена. – Я всегда говорила, что Анечка – молодец! Нам всем у нее учиться и учиться! Вы репетировали, Бонни, или это был экспромт?
– Vaffancúlo, detka, – присоединился сердитый Бонни Джеральд.
(Иди в задницу, итал.)
– Артур… – я попыталась оторвать голову мужа от своего живота, пришлось его даже за волосы дернуть.
– Да, милая? – поднял затуманенный взгляд он, продолжая стаскивать с моих бедер трико.
Прилипшее намертво.
– Артур, что там за флешмоб за дверью? Да прекрати же!
– За дверью? – сделал удивленные глаза он. – А, не обращай внимания, это совершенно неважно! Анечка, любимая… Выходи за меня снова, а?
– Ой, милорд Говард, вы уронили! – снова прозвенела девочка-Миленочка. – Вот! Ой, серебряный доллар! Какой старый, вы коллекционируете?
Ответом ей послужил шипящий английский мат на тему «заткнись и убирайся, дура!». Кто матерился, английский лорд или мистер Джеральд, Ане уже было все равно. И на шипение леди Говард, добавивший несколько ласковых слов по-русски и велевших всем быстро сматываться и не мешать «им» мириться, плевать.
Голова взорвалась болью. Я оттолкнула Артура, кое-как натянула на грудь трико, до того болтавшееся на запястьях, и…
Я даже не поняла, как мне удалось выпинать бывшего за дверь. Он просто покатился кубарем, за ним следом полетели пиджак от Армани и галстук в скрипичных ключах.
– Козел! – заорала я как… как никогда в жизни. Уперев руки в боки. Так, кстати, подобные мерзкие звуки – вообще класс. Закачаешься. И удобно. – Убирайся, чтобы я тебя больше не видела!
– Анечка, ты все не так поняла! – У Артура стали совершенно растерянные и несчастные глаза. Но меня актерскими фишками не проймешь!
– Ах, не так? У меня глюки? Ты не спорил с этими… этими…
Я уставилась в серые наглые глаза лорда, оказавшегося ближе всех. Лорд быстро опустил в карман блеснувшее серебром нечто и слегка виновато ухмыльнулся. А леди потянула его за рукав, разве что не шипя: «атас, валим, пацаны!»
– Ну что ты, в самом деле, – соврал, глядя мне в глаза, Лев. – Вовсе мы не спорили!
– А, просто мимо проходили! – взвилась я.
Все могу простить. Все. Кроме вот такой наглой лжи в глаза!
– Ань! Пожалуйста… – попросил Артур.
Почему-то именно на это беспомощное «Ань» что-то резануло по сердцу, у меня через мгновение трансформировалось в такую ярость, что золотые мушки замерцали перед глазами.
– Ах ты ж, козлина! Год не вспоминал, что у тебя жена есть!.. А теперь – поспорил на меня, да? Скучно стало? Адреналину не хватает? – Я задохнулась от злости и обиды.
– Перестань, Ань! – Артур поднялся, держась за поданную Бонни Джеральдом руку.
– Перестать? Опять заткнуться и не отсвечивать? Ну нет! Хотел говорить – вот мы и говорим!
– Белиссима, – с маньячно горящими глазами прошептал Бонни Джеральд.
– Vaffancúlo! – его же словами ответила я и снова обернулась к бывшему. – А ты, звездища…
Меня понесло. Я сама понимала, что несет, но остановиться не могла. Не сейчас. Не после четырнадцати лет молчания.
Я высказала ему все. Что он эгоист, чихающий на всех, кроме себя. Что трахается на гастролях с кем попало и даже не считает нужным это скрывать. Что принимает как должное мои жертвы. Про его любовницу Дану, приходившую ко мне в дом чтобы меня же и пожалеть. Про то, чего мне стоил тот год – когда надо мной ржали все кому не лень. Потому что мой муж настолько меня не уважает, что даже в собственный проект пристраивать не стал. Видимо, недостойна, да?
– Вы не есть правы. Арчи сказать, Анна есть Миледи, – нагло влез в мой монолог мистер Джеральд. – Белиссима Миледи!
– На спор, да, А-арчи? – передразнила я режиссера, глядя при этом исключительно на бывшего. – Или захотелось комфорта и беспроблемно трахаться? А чтобы не возникала, на тебе роль в зубы! Козлина ты!..
Я орала. Я… сжимала кулаки. Я не пыталась вытереть слез, которые лились градом. Я говорила и говорила. За все годы, когда молчала, уговаривая себя, что нельзя менять любимого человека. Надо принимать все. Эгоизм и звездные загоны считать своеобразием характера.
В какой-то момент я поняла, что во всем театре повисла мертвая тишина. Как будто он вымер. И… замолчала.
Обвела взглядом публику. Остановилась на Лидочке, высовывающеся из соседней гримерки на без зазрения совести снимающей скандал на телефон. Правда, к не тут же метнулся некий человек в черном, решительно сунул ногу в пытающуюся закрыться дверь и телефон отобрал.
Мне было все равно. Выложат в сеть – пусть. Я высказалась. Наконец-то я высказала Артуру все!..
И он выслушал. Впервые за… да не живут столько, сколько мы с ним вместе! И за эти годы – впервые он меня слушал. Внимательно. Не сводя взгляда. Не возражая.
Наверное, мне должно было стать легче. Но стало – пусто. И холодно.
Задрожав, я обхватила себя руками.
– Ты знаешь, – вдруг тихо сказал Артур. – Я виноват во всем, что ты сказала. И, наверное, получил по заслугам. Но… только одно но. Я никогда не спал с Даной.
Я только пожала плечами. Спал или не спал, уже не важно.
Отвернувшись от звездного квартета, великого режиссера, английских спонсоров и собственных коллег, я ушла в гримерку и закрыла за собой дверь. Тихо. Оставив за спиной приснившийся мне миг триумфа и надежду на звездную роль.
Ежу понятно, что после такого выступления и посылания в задницу Бонни Джеральд не захочет видеть меня в своей постановке. Ни один режиссер бы не захотел. Так что играть мне и дальше в дневных спектаклях.
Наверное, «Принцессу цирка» мне теперь не видать…
Неважно.
Надо просто переждать, пока они все уйдут – и вернуться домой. К Кате. И не думать о том, что моя единственная, моя любимая дочь могла быть в заговоре с этими. Спорщиками.
На доллар.
Никогда, никогда даже в руки не возьму серебряный доллар!
