Текст книги "Тенор (не) моей мечты (СИ)"

Автор книги: Тереза Тур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Глава девятнадцатая

Амур не стрелы выпускает,

А лупит из дробовика

(С) Олег Рябов. Котята

Артур

– Доброе утро! – широко улыбнулся Бонни, проходя мимо Артура, который пришел в театр раньше всех.

А что делать – ему не спалось. Картины прошлого мешались в голове с безобразной сценой в гримерке. Водка в качестве анестезирующего, скорее всего, помогла бы, но… Он вдруг понял, что не остановится. И даже царица Клеопатра ему не поможет. Поэтому… Ночь не задалась. Да и утро… Гм… тоже. Вот право слово, после летних загулов он и то чувствовал себя менее убитым.

Только злость – огромная, всепоглощающая, на весь свет сразу, да и на его окрестности в придачу – помогла ему не сорваться.

«Не дождетесь!» – рычала злость непонятно кому.

И вот сейчас, уже в театре, Артур окинул Бродвейского гения таким темным взглядом, хоть сейчас наряжай в костюм палача – даже топора не надо, так изничтожит. На мистера Джеральда это произвело удивительное впечатление – он, козлина, пришел еще в более замечательное расположение духа. И снова разразился спичем про белиссима, экспрессио и прочую дребедень.

– А со сломанным носом тебе, скот, будет гораздо лучше, – лениво пробормотал Артур.

– А тебе? – по-английски поинтересовался Бонни.

Не, ну, так блистать улыбкой! Еще и с утра пораньше. Алмаз переграненный!!!

– Да пошел ты.

– А где твоя?..

Вот тут Артур не выдержал. Вскочил. И заорал:

– Не придет она, понимаешь, рожа твоя итальянская. Давай я уже сам эти тряпки долбаные надену! Сам спою чертову Миледи! Все равно испортили все, что можно было! К черту твой мюзикл! И все это…

– Привет, мальчики, – донесся от двери голос. Женский. Но не тот.

Артур и Бонни обернулись. Артур – с отвращением, а Бонни – отвратительно жизнерадостно.

– Твоя идея спеть Миледи самому восхитительна, – подмигнул Артуру Бонни, – но не теряй надежду. И вообще я имел в виду твой дуэт с Констанцией. У нас есть новая музыка.

И он кивнул на сияющую Милену.

– Да какая разница, что ты имел в виду, – проворчал Артур, но дисциплинировано взял новые ноты и отправился на сцену – прогнать дуэт с галантерейщицей, что уговаривала беднягу гасконца стартовать за подвесками в Лондон.

Пока только пели, все было отлично. К голосу Артура, несмотря на бессонную ночь и непристойно ранее утро, претензий не было. Но как только начали ставить… Хореографию, мать ее…

М-да. К такому жизнь Артура не готовила. А они-то, придурки, еще обижались на Женю, своего собственного постановщика сцендвижений, когда тот обзывал их колхозной самодеятельностью и оленями. Да Женя – святой человек! Страстотерпец!

Короче, зря они. А чтобы поняли, как не ценили своего счастья, и за прочие грехи тяжкие, судьба наградила их Бонни Джеральдом.

«Кривоногая каракатица» – было самым нежным, что Артур услышал в свой адрес. А еще он заработал стойкую аллергию на слово «страсть», неважно на каком языке – кажется, отчаявшись добиться от Артура желаемого, Бонни объяснял про страсть на всех языках цивилизованного мира.

Забавно, что Милена как актриса оказалась выше всяких похвал. Работать с ней было… удобно. Страсть она изображала превосходно, особенно после первого рыка Бонни: «Не переигрывай, детка». Двигалась, кстати, много лучше Артура, естественней. Явно без судорожного счета ритма про себя.

Тем не менее, репетицией Артур был страшно доволен. Давно он так не увлекался делом! Новым! Отчаянно интересным!..

Аплодисменты с отчетливым саркастическим оттенком вырвали его из прекрасного далека – ему только-только удалось сделать то, что требовал Бонни, и матюки сменились на нечто вроде «у тебя есть шанс не получить тухлым помидором в лоб, хотя все равно ужасно». Ему-Д’Артаньяну было пофиг на «ужасно», он органично вписался в образ «слабоумие и отвага». А тут – вздрогнул, оглянулся, едва не споткнувшись о собственные ноги…

У дверей репетиционного зала обнаружилась Аня. Она улыбалась. Блестяще, на публику. Она была прекраснее, чем когда бы то ни было. На шаг позади нее стояли три мушкетера. Иван закатил глаза к потолку. Сергей тяжело вздыхал. А Лева смотрел так, что… говорить ему уже было не надо. Но удивительно было не это. Дуэту аплодировал именно он.

– Доброе утро, – вдруг обронила Анна. И направилась прямо к Бонни. Подошла, протянула руку.

Бонни посмотрел на нее с недоумением.

– Мой доллар, – хищно улыбнулась Миледи.

– Какой еще доллар, сеньора?

– Вы же наверняка спорили. И ставили на то, что я не приду.

Бонни восхищенно прицокнул языком и не менее восхищенно оглядел Аню с ног до головы. Так оглядел, что Артуру невыносимо захотелось дать ему в нос.

– Я пришла. Вы проиграли. Господа мушкетеры, – не оборачиваясь, спросила она, – вы же отдадите доллар мне? Пополнить коллекцию.

– И сердце тоже отдадим. Артура, – отозвался Лева. – На блюде, для коллекции.

– Это лишнее, – сверкнула глазами Миледи. – Монету, сеньор Джеральд, монету.

Бонни улыбнулся. Выудил из кармана джинсов серебряный кругляш и протянул ей.

– Моей звезде, – и поцеловал ей руку.

– Ой, – вдруг напомнила о себе Милена. – А что делать? Анечка, вам придется перекрашиваться? Вы же… черная.

– И не подумаю. – Анна, не отрываясь, смотрела Бонни прямо в глаза, игнорируя остальных.

– Оставайтесь собой, – тихо и ужасно проникновенно сказал Бонни.

«А ведь он ставил на то, что Аня придет», – подумалось Артуру.

Больше ничего внятного он подумать не успел, потому что гениальный режиссер с места в карьер велел:

– Что стоим, кого ждем? Еще раз, и я хочу видеть страсть, а не умирающую медузу! Сцену с начала!

Артур заскрежетал зубами – чертова «страсть» будила в нем жажду убийства. Но профи не убивают режиссеров, даже если режиссеры – сукины дети, а играют сцену так, чтобы…

– Это никуда не годится! – буквально через полминуты прервал их голос… Левы. – Стоп-стоп!

Он подкрепил приказ громкими хлопками в ладоши.

Артур недоуменно обернулся:

– Лев, какого?..

– …вы возомнили себя режиссером? – продолжил за него Бонни.

По-английски и очень зло.

– Я не режиссер, я музыкант, – не менее зло парировал Лев, но по-русски. – И как музыкант я говорю: эта музыка никуда не годится. Это – дерьмо, выражаясь вашим языком, мистер Джеральд.

– Это «дерьмо» написал лучший американский композитор. И это «дерьмо» на порядок лучше старого.

– От этого оно не перестает быть дерьмом, – безапелляционно заявил Лев.

Диалог двух гениев был восхитителен, и Артур понадеялся, что кто-то его снимает. Такие кадры! И никакого языкового барьера. Один ругался по-английски, другой по-русски, и все отлично всех понимали. Дружба народов в действии.

– Что ж. Напишите лучше, Лео, – задрал нос Бонни. – А пока репетируем то, что есть. Арчи, Милена…

– Нет, – оборвал его Лев, шагая к сцене. – Две минуты, и будет вам нормальная музыка.

– Две минуты. – Бонни скрестил руки на груди, всем видом показывая, что ни на грош не верит в чудо.

– Ставлю доллар на Лео. Принимаете ставку, мистер Джеральд? – внезапно раздался звонкий голос Ани.

Все обернулись к ней. Даже Лев едва не споткнулся за два шага до рояля. Аня подкидывала в руке серебряную монету и ухмылялась, как настоящая Миледи, наступившая Д`Артаньяну шпилькой на яйца.

– Вы считаете, Лео сделает музыку лучше? Ва бене! Пари! – просиял Бонни.

Пока Лев двигал концертмейстера от рояля, а остальная публика, включая Милену, офигевала, Бонни и Аня торжественно пожали друг другу руки и уселись рядышком на первом ряду. Артур тоже, не будь дурак, присел прямо на сцене, на один из элементов выгородки. Репетиция только началась, а организм уже протестовал против неадекватных нагрузок, то есть хореографии, мать ее.

Лева же… Сев за рояль и демонстративно сосредоточившись на себе и только на себе, он коснулся клавиш…

Да. Это было лучше. Серьезно, лучше. Аня однозначно выиграла свой доллар. Но…

До шедевров Дунаевского это не дотягивало от слова «никак». Лев сымпровизировал качественный, но проходной саундтрек в американской стилистике, вписывающийся в музыкальную концепцию «Трех мушкетеров» примерно как седло на корову.

Что, впрочем, не помешало Ане, Милене, Ивану и Сергею ему аплодировать и всячески восхищаться. Бонни тоже был если не восторге, то по крайней мере признал, что вариант Льва звучит аутентичнее…

– …возьмем твой вариант, Лео. Распиши партии…

– Нет, – неожиданно для самого себя заявил Артур.

Все резко заткнулись и уставились на него. Недоуменно – все, и яростно – Лев, которого подло столкнули с лавров. Он побледнел, сжал губы…

– Тебе что-то не нравится, Арчи? – почти мягко поинтересовался Бонни, на полсекунды опередив уже открывшего рот для отповеди Льва.

– Такое же пафосное голливудское дерьмо. Извини, Лева, но ты – не композитор.

Лев побелел. А Артура несло. Да, он знал, что Лев ему не простит. Что у Льва это – самое больное место. Что Лев сто раз пытался писать песни для квартета, и все сто раз получалось совершенно то же самое: пафосное, глянцевое, высококачественное, никакущее дерьмо. Ни одной своей песни в репертуаре «Крещендо» так и не появилось.

– И что же ты предлагаешь, Арчи? Вариант оставить музыку из фильма не рассматривается, – ухмыльнулся Бонни невесть чему и обернулся к Ане: – Белиссима, рискнешь поставить доллар на Арчи? Я – рискну. Лео, пари!

– Какое еще пари? – непослушными губами переспросил Лев.

– Разумеется, что Арчи принесет самый лучший дуэт. Ведь ему же его исполнять. Так, Арчи?

– Именно, – кивнул Артур, ощущая, как под ногами качается сцена, а сам он летит высоко-высоко в облаках. – Только я его не принесу, Бонни. Я его напишу.

– Артур, это уже слишком, – примирительно сказал Иван. – Мне кажется…

– Кажется – прими галоперидол, – с холодной яростью посоветовал Лев. – Я принимаю ставку, Бонни. Доллар.

– Я тоже рискну и поставлю на Артура, – звонко и так же холодно сказала Аня. Но Артур не успел даже обрадоваться ее поддержке, как она добавила: – Раз наша дочь пишет отличную музыку, может быть, и ее отец на что-то способен.

– Ваша дочь пишет? Великолепно! Прекрасно! Итак, Сержио, Ивен, на кого ставите?

– Я воздержусь, – покачал головой Сергей.

– Я тоже. Приберегу твой рецепт на галоперидол до…

– До понедельника, – помог ему определиться с датами Артур. – Ставить на себя не запрещено условиями тотализатора?

– Вот! Запомни это, Арчи! – опять невесть чему обрадовался Бонни. – Это – настоящий гасконец!

– Слабоумие и отвага, – тихо, но очень отчетливо прокомментировала Аня.

– Слабоумие и отвага, – поклонился ей Артур. – К вашим услугам, Миледи.

– Браво! Брависсимо! – Бонни снова захлопал в ладоши, но тут же резко оборвал аплодисменты. – Ладно. Ставки сделаны, работаем дальше. Лео, ты уже на сцене, хочу дуэт с Д`Артаньяном. «Есть в графском парке старый пруд…» – напел он.

И репетиция продолжилась.

Артуру же оставалось лишь надеяться, что слабоумие и отвага не покинут его, как и мелькнувшая в разгар революции идея… всего лишь тема из восьми нот… и смутный образ аранжировки… Хорошо, что успел ее мурлыкнуть под запись, пока Бонни раздавал очередные ценные указания теперь уже безногой каракатице Лео.

Что ж. Не одному Артуру страдать и позориться.

Глава двадцатая

– Доченька, ты связалась с плохой компанией?

– Мама, я ее основала.

(С) Катя

Анна

Честно говоря, если бы в этот момент он подошел ко мне и сказал: «Пошли!» – я б отправилась с ним. Хоть на край света, хоть в ЗАГС. Хотя первое предпочтительнее.

Артур взбунтовался! Красиво. Высокомерно. Пафосно. И это было так хорошо и так правильно, что мое сердце замерло на мгновение – и тут же пустилось вскачь.

Вспомни, шептала я про себя. Да вспомни, черт тебя дери! Ты сочинял, музыка рождалась под твоими пальцами и неслась, очаровывая и заколдовывая. Ты играл ничуть не хуже Левы, но потом просто забросил. И некогда, и незачем.

Вспомни!

Может, ты просто потерялся, удачно вписавшись в прибыльный проект. И самое время найти себя?

Хотя, судя по поджатым губам Левы, ой как тебе прилетит за бунт. Но вот странно. Меня отчего-то это радует. И, судя по тому, какие молнии сверкают в твоих карих глазах, ты и сам тащишься от собственного бунта. Просто не думаешь о последствиях, живешь здесь и сейчас…

– Энн! – раздается со сцены голос Бонни.

– Маэстро? – широко улыбаюсь нашему итальянскому демону-искусителю.

– Кардинал и миледи. Работаем.

Радостно киваю. А я еще не хотела приходить. Глупость какая! Получаю ноты, текст. Иду к роялю, киваю аккомпаниатору, ловлю то, как Лева морщится. Ну, как же – не он за инструментом. И… забываю обо всем. Я – женщина, которую боится сам кардинал. Наверное, потому так легко сливает.

Но тут… между мной и Бонни, точнее между Анной де Бейль (прекрасной барышней с десятком имен) и кардиналом Ришелье вспыхивает что-то такое, что… ох, просто звенящий фейерверк, рассыпающийся во все чернильное небо горящими цветами.

О-ох! Ты ж…

Мы отыграли сцену и почему-то ошеломленно уставились друг на друга. Союзники, подельники, любовники. Любовники? Как-то роман Дюма меня к этому не готовил. Хотя, как мне показалось, сценарий, по которому мы работали – тоже.

– Браво!

– Е-еху-у-у!!!

– Мама-а-а!!!

Кто тут присоединился к нам?

Маму поминала Катя, надеюсь, ей понравилось. Дочь радостно зеленела своими короткими волосами и сверкала папиными глазами. Рядом с ней подпрыгивала на месте Маша. Интересно, поучаствовала ли пиар-менеджер в утренних деяниях вверенной ей группы?

А чуть позади девчонок стояла Олеся с весьма странным выражением лица. Как будто она только что ругалась, гневалась и кипела, а потом увидела что-то изумительно прекрасное. Только вот выражение лица перестроить не успела. И, судя по тому, как она поглядывала на девочек, отличились именно юные дарования.

– Мистер Джеральд, – улыбнулась супруга Томбасова (до сих пор поверить не могу, что наш Великий Олигарх и Небожитель женился на питерской училке). – Вы позволите похитить ваших звезд? Буквально на пару минут.

При словах о звездах Артур осторожно посмотрел на руководителя проекта – или кто там госпожа Томбасова у них? В ответ получил такой взгляд, что на него, и на меня заодно, с сочувствием посмотрели все.

– Ладно, перерыв десять минут, – буркнул гений и тут же напустился на девчонку-администратора. – Дают в этом театре кофе? Почему это такая проблема – сделать мне кофе?! Езу, за что мне такие испытания! Верни мне мою Розу, о Езу!.. Вы еще их не убили, мадам? Верните их живыми!

– Изрядно ощипанными, но непобежденными, – процитировала Олеся «Бременских музыкантов».

Мы отошли в конец зала. Смысла особого я не видела, но – надо, значит, надо.

– Скажите-ка мне, барышни, – сразу приступила к делу Олеся, вперив в девочек недобрый взгляд. – А почему вы, поперек договоренностей, не посещаете школу?

«Школа… Твою ж…» – я едва не схватилась за голову, из которой напрочь вылетела столь важная, сколь и неприятная подробность нашей с Катей жизни. С Катей и Артуром, если быть точнее.

Я глянула на него, мол, почему ты не вспомнил? Он – на меня, примерно с тем же выражением. Но оба промолчали. Ругаться из-за того, кто должен был помнить о школе – глупо.

А вот девицы-красавицы обе насупились и приняли огрызаться.

– Я была занята, – с потрясающим апломбом заявила наша.

– Ма-ам, слушай, ну правда не до того было, – чуть помягче, но тоже с интонациями «не влезай, убьет» добавила Маша.

– Ага, – крокодильски улыбнулась Олеся. Да так, что проняло даже меня.

В недобрых оскалах и в бритвенных взглядах, оказывается, госпожа Томбасова ничуть не уступает царю звездей Льву.

– Олеся, ну так получилось… – выдохнул Артур тоном «не бейте, тетенька».

Я даже позавидовала. Кающаяся Магдалина у бывшего получалась лучше, чем у меня. Да и котик из Шрека просто обзавидовался. Я мысленно поаплодировала.

– Бесит, – очень печально и даже где-то обреченно сказала Маша. – Маму это бесит. Сильно.

– Еще как бесит. А вы, значит, обе решили бросить школу в седьмом классе, – резюмировала Олеся.

– На кой черт нам эта школа! – снова выступила моя красавица.

– Вот мам, ты только не обижайся, но я поддерживаю Катю, – протянула вторая девица-красавица.

– Катя, скрипка!.. – простонал Артур, вцепляясь себе в челку. – Ты же обещала!

Я только открыла рот, чтобы тоже высказать обеим красавицам все, что думаю о Митрофанушках, как словно черт из табакерки выскочил наш бродвейский гений с недопитым кофе наперевес.

– Революция? – жизнерадостно спросил он сразу у всех. По-английски.

– Бунт на корабле, – не менее радостно сдала я всех сразу, так же по-английски.

Почему бы нет? Хуже точно не будет, а у мистера Джеральда какой-то совершенно удивительный подход к жизни. Безумный. Непостижимый. Но – действенный.

Катя с Машей тут же набычились и засверкали злыми глазищами.

– Арчи сказал, вы пишете музыку. Кэти, не так ли? А с вами, Мэри, мы уже знакомы.

– Знакомы, – еще злее отозвалась Маша.

– Да, пишем! У нас серьезный проект! – оживилась моя дочь, гордая собственным приличным английским произношением. – Вы должны понять, мистер Джеральд! Вы сами музыкант! Я знаю. Я видела в сети, вы с шестнадцати лет работаете! Мы тоже не хотим терять время на всякие дурацкие школы!

– Ла-ла-ла, – покачал головой Бонни. – И что ж, вы думаете, у меня шесть классов образования?

– Ну… – синхронно протянули обе красотки явно в полной уверенности, что так оно и есть.

Бонни жизнерадостно заржал, вручил стаканчик с кофе Олесе – видимо, чтобы ей было чем занять руки и не поубивать обеих дурынд сразу. А потом, оторжавшись, обнял обеих красоток и начал перечислять дипломы, курсы, семинары и черт знает что еще – загибая пальцы. Пальцев не хватило.

– И все это – параллельно с работой. Гениальность и работоспособность необходимы, но этого недостаточно. Поверьте.

– Школы в этом списке нет! – победно заявила моя дочь, как обычно услышавшая только то, что ей хотелось услышать. Вся в папу.

– Однако сдавать на аттестат мне пришлось. Хотя признаюсь честно, в физике с химией я ровным счетом ничего не понимаю.

– Вот и эти не понимают, – встряла Олеся по-русски, и мне показалось, что по-английски она понимает не очень. – И ничего хорошего в этом нет! Человек должен быть всесторонне образован! Не смейте потакать этим двум лентяйкам!

– Мы не лентяйки! Мы работаем! – завопили обе красотки.

А Бонни вытаращился на Олесю, как на заговорившего сфинкса.

– Мы непременно обсудить область применений диплом по физика кванта в музыка, миссис Томбасофф, – перешел он на русский. – Но Мэри и Кэти прав. Делать музыка и учить школа нельзя. Нереально. Надо очень много специальный урок. Вокал, хореография, история театр и музыка, сольфеджио, фортепиано, скрипка… Ты есть играть скрипка, Кэти?

– Ну да, играю. Но…

– Скрипка есть круто! Я хотеть слушать твой музыка скрипка.

– Правда? – просияла моя дочь.

– Конечно. Я хотеть слушать ваш музыка. Моя маленький сестра Джульетта писать музыка тоже. Вы ее видеть в ю-тюб. Но она учить дома. По Интернет. Миссис Томбасофф, у вас в Россия есть школа по Интернет?

– Есть, – хмуро отозвалась Олеся. – Я считаю, что дети должны нормально учиться. В школе. А музыку писать после.

Мы с Артуром переглянулись, не понимая: как это вообще может быть музыка – и после?

– Олеся, музыка это основное образование, а не «после», – мягко возразил Артур. – Я тоже ничего не понимаю в физике, и Аня, и Лев… И ничуть об этом не жалею.

– Артур, – нахмурилась Олеся.

– Арчи знать, что есть обучений музыкант. Арчи хороший музыкант, много работать, большой успех. Вы хотеть для Мэри успех, Олесса?

– О да! – как-то хищно и одновременно нежно улыбнулась жена Томбасова. Надо запомнить ее выражение лица – для миледи, ой, как пригодится. Не лицо, а шедевр.

Мы все во главе с девчонками замерли, в ожидании чего-то грандиозного.

– А скажите мне, милые мои последователи Моцарта и прочего Баха, – учительница перевела взгляд на Машу и Катю. – А много ли вы времени провели за сольфеджио за эти две недели. Может быть, вы не забили на занятия вокалом?

Девчонки уставились в пол. А я посмотрела на сатанеющего Артура.

– О! – улыбнулась еще шире Олеся, теперь об ее взгляд можно было не то, чтоб зарезаться, но отравиться – легко. – Значит, забросив географию, физику и химию, вы дни и ночи не отходили от инструментов? Катенька – от скрипочки? А Машенька – от рояля?

– Нет, – вынуждены были признать красавицы.

Я с сочувствием посмотрела на квартет. И даже на Леву. Учителя все-таки монстры. Хотя…

– Я сама составлю вам расписание, – пообещала им монстр из Питера. – Сама найду вам учителей. С уклоном в музыку говорите? Ладно. Это будут две самые музыкально образованные барышни. На домашнем обучении под моим контролем. И всего, включая хореографию, у них будет достаточно.

Вся четверка простонала при жутком слове «хореография». Дружно, в ноты.

– Мама, только не говори, что русский и литературу будешь у нас вести ты! – взвыла Маша.

– А что? Страшно?

Страшно было даже мне. Но вот как-то спасать свою зеленоголовую жабку не хотелось. Заработали – получите.

– Составьте мне список всего, что должны знать эти юные ленивые особы, – обратилась Олеся к Бонни. – Итальянский, как я понимаю, жизненно им необходим?

– Необходим. И хореография! Шесть час в неделя минимум! – припечатал неприлично довольный Бонни.

– Мама-а!

По-моему, сказали это все. Хором. Даже Лев.