Текст книги "Мэри Поппинс для квартета (СИ)"

Автор книги: Тереза Тур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

Глава четырнадцатая

Нет ничего проще, чем усложнить себе жизнь

(С)

Как-то под новый год меня взяло… даже не отчаяние. А какая-то тупая опустошенность. Я пришла с работы. Шесть уроков, педсовет по итогам полугодия, совещание по девятым и два частных ученика. Села в коридоре. И просто не могла шевелиться. Принеслись Машка и Клео. Испугались. А я… просто сидела. И не было сил даже снять сапоги или заплакать.

После этого я решила увольняться из школы.

Но как-то дотянула до каникул. Выспалась. Отпраздновала с Машкой и мамой новый год в Вологде. Нагулялась по городку, очаровательному и ситцевому. Еще выспалась. Еще немножко. И резко застрадала бессонницей. И острым приступом жалости к себе. До слез. До истерики.

С какой радостью я выходила на работу! Чтобы после нее прийти, упасть. И устать за день так, чтоб на мысли даже мыслей не оставалось.

А сейчас, без школы и любимых учеников. Пожалуйста. Проснулась я как по будильнику. Посмотрела на телефон. Пятнадцать минут второго. Поуговаривала себя. Повертелась. Позлилась. Получается, такой сумасшедшей как я, нагрузка по воспитанию квартета в духе героев капиталистического труда – это слишком мало. Чтобы просто устать и просто спать.

Решила почитать. Уже достала планшет. И вдруг вспомнила, что Томбасов говорил: в доме есть бассейн. Вот я же никому не помешаю, если тихонько прокрадусь, найду его. И поплаваю часок. Вода, говорят, успокаивает.

Сказано – сделано.

Да! Вода призывно заблестела под неярким электрическим светом, который включился, стоило мне войти. Бассейн был достаточно большой, метров десять. Моя мечта в течение всего учебного года, на которую не хватало ни сил, ни времени.

– О! – я просто со стоном наслаждения погрузилась в воду. Круг. Еще. И еще… Хорошо. Просто прекрасно!

– Олеся Владимировна?! – услышала я удивленное.

Вынырнула.

И уткнулась взглядом. Ой, хотела бы сказать, что в длинный мускулистые мужские ноги… Но справедливости ради должны отметить, что… не в них. Чуть выше. Обтянутое черными плавками-шортами. Оооох.

Томбасов не стал ждать, пока я там разгляжу что-то еще, внушительное и прекрасное, а просто рыбкой прыгнул в бассейн. Замечательно так у него получилось: вошел в воду практически без брызг. Какие разнообразнейшие таланты у человека.

Доплыл до стенки, коснулся ладонями, перевернулся, ловко как. И поплыл обратно.

Поймала себя на том, что взгляд не могу отвести. И что это такое? Давлю тяжкий вздох. Олесяяяяя. Бассейн. Люди просто плавают тут. Хоть и пересеклись посреди ночи.

Его плечи мерно бугрятся, поднимаясь над водой. Лицо сосредоточенное– сосредоточенное. Я слежу за ним, как завороженная. Сердце колотиться. Ох, ну не дура ли?

Хозяин изволил пожаловать. Хо-зя-ин. Надо просто успокоиться и объяснить себе это. И что ж Томбасову не спится. И вообще – что он тут делает? На репетиционной базе. Не дома?

Он подплывает ко мне, замершей у бортика, и тихо говорит:

– Вернулся чуть раньше.

Мне нравится это «чуть». Уезжал на неделю, вернулся на третий день. И сразу проверить, как мы тут. Не с самолета ли принесся?

Хриплый голос, сверкающие карие глаза. Мощное подкачанное тело. Капли воды скользят по коже… Ночь. Глубокая. С ума сойти, насколько все искушающе. И… нужно мне или нет?

Я неожиданно для самой себя поднимаю глаза и смотрю прямо в его. Вижу там бурю, что грозит захватить меня и утащить за собой. Бурю, что манит за собой, обещая страсть и блаженство. Мужчина не делает шага, что разделяет нас. Не нависает. Не подавляет. Он смотрит на меня и ждет.

Что я решу. Сделаю ли шаг вперед? Или просто качнусь навстречу, можно даже сделать вид, что будто бы случайно. Я ведь жажду, до дрожи жажду почувствовать крепкие руки на своих плечах, дающие иллюзию защиты и опоры? Я ведь так хочу, чтобы меня обняли и позволили забыть обо всем. Хотя бы до утра, которые наступит слишком быстро. Рискну. Или нет. Буду себя ругать за то, что не сделала, но останусь с сердцем, которое не придется снова собирать из мелких кусочков рассыпавшегося пазла?

Я покачала головой. И поплыла к лестнице, что была в другом конце бассейна.

Нет уж. Не надо. Не хочу.

– Я просто не смог оставаться дома. С тишиной. Простите, – донеслось мне в спину.

– Надеюсь, у вас все в порядке? – любезно поинтересовалась я, выбираясь из бассейна. Завернулась в полотенце – и почувствовала себя увереннее.

– Да. Спасибо. Скажите, а кто?

Я удивленно посмотрела на Томбасова, который не сдвинулся с места.

– В каком смысле «кто»? – переспросила я.

– Из парней, – на его лице отразилось что-то непонятное. Злость что ли?

Я продолжила просто смотреть. Ему надо что-то спросить – вот пусть и изъясняется нормально.

– Из парней кто понравился.

– Все, – я с неумением посмотрела на Олега Викторовича. Выспаться бы ему, а не по бассейнам плавать, да меня смущать.

Взгляд его становится грозовым.

– У меня странные чувства к этим четверым, – против воли я начинаю улыбаться. – Трое – мои ровесники, один и вовсе старше. А я отношусь к ним как к мальчишкам из моего восьмого.

На этом я и удалилась (не сказать, сбежала). Душ и спать! Не думать, что завтра будет на голове. С головой. Вообще ни о чем не думать.

Я даже заснула. Только там, во сне, тот самый шаг сделала я. Неловко подалась вперед, заглянула в такие притягательные глаза…

– Олеся… – выдохнул Томбасов. – Я…

– Шшш, – я приложила палец к его губам, скользнула вниз, по гладко выбритому подбородку, вернулась к губам, легонько погладила.

– Олеся. – еще раз прошептал он, обнимая меня и прижимая к себе. – Что… что ты делаешь со мной?

Сильное мужское тело чуть подрагивало в такт нашему дыханию. Неровному, едва слышному. Он хотел того же, что и я…

Я рассмеялась, запрокинув голову и Тамбасов, уже не в силах сдерживаться, прижался губами сначала к моей шее, а потом и к губам.

Он был насколько нежен. Что я задохнулась, сначала от благодарности, а потом сразу от нахлынувшего желания. Оно бурлило во мне, нарастало и побеждало.

Это было какое-то безумие… сладость губ, нежность объятий.

Стон – возбужденный, громкий. Мой. И… я просыпаюсь. В первое мгновение даже не могу сообразить, почему я одна.

Беззвучно заходит Клеопатра, смотрит вопросительно.

– Ох, не спрашивай…

«Отказала? Жалеешь?» – спрашивает меня взгляд янтарных глаз.

– Отказала. Жалею. Нет. Не жалею. Не знаю. И не надо мне «лучше пожалеть о том, что сделала, чем о том, что не сделала».

Взгляд кошки становится насмешливым. Типа – «ты сама это сказала. Не я».

– Ладно. Пошли работать. Сколько там времени?

И понимаю, что уже почти двенадцать. А я… проспала. И в доме тишина…

Глава пятнадцатая

За все хорошее в этой жизни

приходится хотеть спать

(С) с просторов ВК

Бам-бам-бам. Сердце колотилось как бешеное. Где Машка? Где все? Почему в доме такая оглушающая недобрая тишина?

Я скатилась кубарем по лестнице, рванула на себя дверь репетиционного зала. Тут же в уши ворвалось слаженное:

– Где сосны рвутся в небооо, где быль живет и небыль, умчит меня туда лесной олееееень.

Я застыла на пороге. В голове стучит, губы подрагивают. Как там говорится – увеличьте дозу успокоительных?

Парни работали номер. Сходились – расходились. Перед ними стоял какой-то незнакомый мне парень и в параллель пению считал:

– Раз-два-три-четыре. И… раз… Куда, Артур, а. Четыре. И… Серый, убью.

Разноцветные дреды, белая майка, светлые джинсы и кроссовки такого лимонно– кислотного оттенка, что рот против воли наполнялся слюной. Раскинутые руки, изящная постановка пальцев. И такое четкое, такое выразительное изображение этого самого счета всеми частями тела, что просто непонятно, зачем он проговаривает слова вслух:

– Раз-два-три-четыре, Вань, не дергайся…

– Лесной олеееень, – пытались закончить песню крещендовцы, четко разойдясь на многоголосье и победно вскинув микрофоны вверх. Но видимо что-то сделали не так, потому что парень взвился:

– Да блик. Это не он олень. Это вы олени, а! Кто куда. Только Ваня молодец. Но на вас смотрит и сбивается. Вот как вы поете в ритм – у вас его нет, – он горестно запустил руки в дреды. – Один ржет, Лев, тебе с чего вот весело? Ну, пойди убейся об стену! Другой все делает чуть быстрее. Артур, это я тебе. Куда ты летишь? Сергей – ты медленно. Вот опять же ничего нового. Не знаю, как у вас по вокалу, ребятки, а по движениям – ну, полная архаика в разделе местечковой самодеятельности! Еще раз. Кто собьется…

Тут он понял, что его особо никто не слушает. Парни заметили меня и смотрели обеспокоенно.

– Олеся, что случилось.

Все четверо собрались было рвануть ко мне со своей репетиционной сцены, но вопль – «КУДА!!!» – остановил их чуть ли не в полете. Парень медленно развернулся и одарил таким взглядом, что просто захотелось удрать на край света. Потому как таким бешеным взглядом можно было убивать.

– Прошу прощения, – я и сама не поняла толком, что на меня нашло. Но резко стало неловко. Тишина в доме – так у них все звокоизолированно. – Все в порядке.

– Точно? – спросил Лев, пока остальные просто смотрели.

– Это еще что? – отмер парень, развернулся и уставился на меня с негодованием. – Это кто? Да кой черт вообще происходит?

– Познакомься, Женя, это наш руководитель Олеся Владимировна. Олеся Владимировна, это наш постановщик, Евгений.

– Очень приятно, – проворчал Евгений, опять же, всем телом показывая, насколько ему «приятно». – Олеся Владимировна. Заходите и не отвлекайте ваш народ. Они и так не фонтан, скажу я вам правду.

– Слушай, – возмутился Артур.

– Ты вообще молчи, человек-поперек, пускающийся в пляс. Еще с жестами из Хава-Нагилы в романсе.

Артур возмущенно посмотрел на Льва. Тот сделал выражение лица «Прости, друг, но это правда».

– Олеся, – продолжил постановщик. – У меня для вас есть крайне важное поручение. Пожалуй, мы без вас просто не справляемся.

Я кивнула, пытаясь прийти в себя. Да что ж сердце колотится, как заполошное? Ничего же не случилось?

– Олесяяя. Вы меня слышите?

– Да. Простите.

– Этим клоунам нужен зритель. Чтобы они сосредоточились. И работали на кого-то. Иначе это просто потеря времени. Они все считают, что если они петь умеют, то им больше ничего и не надо.

– Хорошо. А Маша где?

Я огляделась и поняла, что Машки с неизменным телефоном в репетиционной нет.

Лица всех четверых приняли виноватое выражение.

– Что?

– Вы только не сердитесь. Мы вчера договорились с нашим преподавателем по вокалу, чтобы он посмотрел и поработал. Он время назначил. Мы и дернули Машу. Ее шофер повез.

– А согласовать со мной?

Они переглянулись:

– Ну, Петр Фомич же согласился, – недоуменно протянули они хором. – Что время терять. А Маша сказала, что вы спите. И будить жаль.

– Мы работать будем? – прорычал Евгений.

Я покачала головой. Одарила всех многообещающими взглядами. Ладно. Оставим воспитание на потом. Все свое получат. Но. Сначала – работа.

– Маша вам сообщений накидать должна была, – быстро проговорил Иван.

«Не отвлекайтесь», – показала ему глазами. Уселась в кресло.

– Погнали оленя, – скомандовал постановщик.

Выглядели парни в не пример мне бодро и энергично. Не знаю, правда, как себя чувствовали, но…

Два часа – и они прогнали первое отделение.

– Вот, – одобрительно посмотрел на меня Евгений. – Я ж говорю – зрители нужны. Они ж нарциссы. Им самим себе не интересно. А теперь еще раз финальную – схождение-расхождение. Ваня, успокойся. Сергей, не тупи. Артур и Лев, слова не забывайте, если уж сами концерт ведете. Лев, прекрати смеяться. Работаем.

15-2

После репетиции ко мне подошел Иван.

– Простите меня. Я не сообразил.

– Это вы договорились с преподавателем?

Он кивнул. Выглядел солист смущенно:

– Я так обрадовался, что он согласился. Просто он на нас еще немного злится.

– За что?

– За то, что мы сливаем свой талант, – грустно усмехнулся он. – Потому что то, что мы делаем – это «фу».

– Но ведь вам это доставляет удовольствие?

Он кивнул:

– Да.

– Вот и получайте. И помним девиз этого года!

– Нам можно все.

– Именно. Но Машу больше без согласований со мной не сдергивайте. Я… нервничаю.

– Хорошо. Простите. Тогда сразу. Я ей нашел еще тренера.

– Какого? – с подозрением посмотрела я на этого любителя спорта и хорошего вокала.

– Она же хочет доской заниматься. Так лучше с профессионалом, чем так. Самой.

Я подумала и кивнула:

– Спасибо.

– Мы снарягу с ребятами купили. Доску там, шлем, защиту.

– Но я сначала познакомлюсь с тренером, ладно?

– Конечно, – было видно, что Иван обрадовался, что буря мимо прошла. На самом деле, объяснять, что так делать нельзя я буду Машке – мужчины хотели как лучше.

– У вашей дочери хорошо получается снимать. Мы посмотрели, что получилось. Надо нарезать видео кусочками – и выложить.

– Договорились.

– Кстати, мы камеру прикупили еще одну. Отдадим Маше.

И тут же торопливо:

– Вы же не против.

Отрицательно покачала головой. Ладно, ребенок при деле. Пусть занимается. А я-то тоже хороша. Выспалась, называется. Все проворонила. Но Машка получит!

– Олеся, – подошел Сергей. Вот у меня правда не специально получился удивленно– издевательский взгляд. Вот рефлексы. Певец исправился: – Олеся Владимировна. Поехали.

Посмотрела на него удивленно.

– Костюм и платье, – напомнил он.

Да что со мной сегодня такое!

Кивнула. Надеюсь, он на машине, а не на мотоцикле, как в момент первого эффектного появления.

– Олеся еще не завтракала, – заметила Инна Львовна, появляясь с кухни. – Так что ваши дела подождут. И вам всем не мешало бы подкрепиться. Женечка, будете сырничек?

– Со сгущенкой? – Женечка взял руку у экономки и почтительно поцеловал.

– Как вы любите.

– Вы совершенство, Инна Львовна!

Экономка рассмеялась. И увела всех кушать. Я заходя в огромную кухню-столовую заметалась взглядом, боясь (или надеясь) встретится глазами с Томбасовым. Что ему сказать после ночной встречи? Как себя повести?

Но… его не было. Может, и встреча в бассейне мне просто-напросто приснилась, как и последующие поцелуи?

Прижала ладони к полыхнувшим щекам. Что-то я как девчонка-старшеклассница после первого с своей жизни поцелуя?

– Он нас в бассейн вытащил с утра пораньше, – пожаловался на Ивана Артур.

Бассейн… Я тяжело вздохнула. Слово это будет ассоциироваться с чем-то неприличным еще долго. И что-то на меня вода такого оживляющего действия не произвела. Может, дело в том, что парни просто плавали?

– Я чуть не сдох под его чутким руководством, – снова застрадал Артур.

– Ты бы сдох, если бы я физическую нагрузку вам не организовал. Молочную кислоту разгонять надо, особенно если давно нормальных нагрузок не было.

– А. Так это все – ради меня?!

Два тенора как-то привычно изображали клоунов – очень успешно и смешно. Сергей с удовольствием им внимал. Евгений улыбался, Инна Львовна смотрела с умилением, словно собиралась сейчас же принести деткам манную кашу, обязательно без комочков, и покормить. А вот Лев. Как только мы вышли из репетиционного зала, он погас. Ничего не осталось: оболочка и пустые глаза, смотрящие в никуда.

Плохо. Плохо как… Это он так с Даной объяснился? Или как раз не объяснился?

15-3

– Едем? – спросил Сергей, отрывая меня от мыслей.

Мы вышли.

– С Левой что? – спросила я у него.

– По-моему, ему надо пережить, что он несовершенен. Это ему дается тяжело.

И даже злорадства нет. Просто констатация факта и… сочувствие?

Сергей открыл передо мной дверцу машины. Вольво у нас – олицетворение надежности.

– Вы на него злитесь?

– Почти два года злился. Да так, что думал – просто морду разобью, когда увижу. А сейчас нет. Понимаю, что сам дурак. Надо было просто подойти и поговорить.

Я кивнула. Вот что спорить, если изрекает истину.

– Но я видел его ледяной, просто режущий взгляд. Как бритва. Невозможно. Или презрительную спину. Это просто убивало.

– Но если посмотреть видео, то он чаще делает замечание Артуру.

– Артур – это вечный двигатель, хорошо промазанный скипидаром. Ему неймется, он несется вперед. А еще ему скучно петь прописанные партии. Он начинает импровизировать. Таким нежданчиком. А это… чревато. Особенно на концерте. И оркестру «приятно», и нам. Плюс – он умудряется смешить и Ваньку, и Леву. И они сбиваются. Кстати, Иван время от времени, если видит, что Артурчика понесло, делает вид что сбился. Тот концентрируется, начинает отсчитывать ритм по плечу или проигрывать по спине партию – и сам собирается.

– А что с вашим пением?

– Я так не умею, – он посмотрел на меня почему-то смущенно. – Я выучил партию – и пою. Плюс, если эти клоуны портят песню, то тут уже злюсь я. Нет во мне креатива. Я вот к импровизации не способен. И тяжелый я, поэтому Лева на меня и гневается.

Я рассмеялась:

– Но стихи однако пишите.

– Откуда?..

Я хитро на него посмотрела, а он кивнул с таким видом, будто признавался в совершении преступления.

– Олеся… Владимировна… – протянул певец вдруг. – А вы решительно настаиваете на отчестве. И этом дистанционном «вы»?

– Не знаю, Сергей Юрьевич. А что? Напрягает?

– В общем, да. Может, возраст?

Смешно. Это он мне так изящно намекнул, что лет на семь меня постарше? Умилительно как.

– Расскажите мне о себе, – попросил он.

– Зачем? – удивилась я. – Не поймите неправильно, но… Я работаю с вами до конца августа. Потом – вы по концертам. И к звездам. На первый канал и в Крокус. Я в школу, выпускать свой восьмой, ныне девятый.

– Почему в школу-то? Что вы там забыли? Вы же способны на большее.

– Сергей, извините, но, кажется, мы с вами сейчас поругаемся. А я этого не хочу.

– А как же – не молчать, если вас что-то не устраивает.

– Я и не молчу. Я прямо говорю, что вы переходите границу.

Мы погрузились в молчание.

– Простите, если обидел. Но не думаю, что Томбасов вас отпустит.

Надо же. Он не злится. Улыбается.

– Простите, но крепостное право отменили. И заставить меня, можете мне поверить, никто не сможет, – достаточно резко ответила я.

– Но нам очень хочется, чтобы вы не забросили нас с сентября. И продолжили с нами работать.

– Это можно попробовать организовать. Скажем, договориться с нашей Юлией Ивановной, это завуч, чтобы она расписание подбила поудобнее. И не брать учеников в этом году. А возьму вас.

Он рассмеялся. Низко, сочно, раскатисто. И очень красиво:

– Вы реально собираетесь возвращаться в школу?

Посмотрела на него с удивлением:

– Конечно. У меня выпускной класс. И я там работаю.

У певца лицо приняло изумительное выражение полного непонимания.

– Зачем?

– Вы ловите кайф, когда выходите концерт работать?

– Естественно.

– А урок – это тот же концерт. Только шесть раз в день девять месяцев в году. И аудитория там не расположенная внимать, и дышать с вами в такт школьники не собираются, но тем интереснее преломить ситуацию.

– Но это же очень тяжело. Практически невозможно.

Я кивнула:

– Но тем сильнее кайф, когда получилось.

Мы ехали, я смотрела на Москву: мелькающие дома, проспекты, круговые развязки, транспортное кольцо, мельтешение и столпотворение… Смешение всего и сразу. А вот Питер небольшой город. Компактный и удобный. Уютный. Ну, если не встрянешь в пробку. А тут… Это же невозможно. Мы и ехали, и ехали, и ехали. В мельтешении машин, по чему-то широкому, но не разлинованному полосами движения. Как в этих тараканьих бегах можно было куда-то вписывать, как-то перестраиваться? Один поток вливался в другой, кто-то уходил направо. Потом ушли на узенькие улочки, чем-то неуловимо похожие на провинциальный городок, потом вынырнули куда-то, что больше всего походило на европейский автобан, развернулись на триста шестьдесят – и такое ощущение, что поехали в обратную сторону.

Aaaaaa. И как так можно?

Сергей посматривал на меня с хитринкой.

– Что? – не выдержала я.

– Привыкайте, – рассмеялся он. – Москва – она классная. И я не люблю того, что ее принято ругать.

– У нас более чинно. И таких кругов нет.

– Надо почувствовать ритм столицы – он немного рваный. Музыку – там многоголосица дикая, конечно. Это притягательно, если вслушаться. И когда зайдет – вы просто не сможете в другом месте. Будете сбегать, ругаться, ворчать. Но… тосковать вдалеке. И всегда возвращаться.

– А стремление забиться куда-то в бурелом? – вспомнила я Леву.

– Ну, одно другого не отменяет. Я так понимаю отдых.

Я вспомнила свой любимый вид отдыха: встать ни свет ни заря, и рвануть куда– нибудь на машине, радуясь всему. От неба над головой до пробки. Кому же сказать – не поверят. Дорога как отдых.

– Добрались? – поприветствовал нас парень, лет тридцати. Самая обычная белая футболка и художественно драные джинсы. – Сергей, сто лет не видел.

Сергей смутился и что-то забормотал.

– Вот если ты со своими разэтовался в хлам – а остальных из списка общения вычеркивать зачем? И кто тебя одевал этот год? Это было… даже не ужасно. До ужасного так на тебя сажать пиджаки и сажать! Ты и так не подарок. И всем известно, что лучше всего смотришься в своей байкерской косухе. Но в них работать тебе не в стиль.

– Прости, Слав.

– Дурак ты. Ладно, проехали. Я простил.

И они церемонно пожали друг другу руки.

– Так! – Слава перевел на меня взгляд. – Олеся. Вы же не против, если без отчества? Пусть ваши подопытные его выговаривают.

– Нет, – рассмеялась я. – Не против.

– А вот с чего, – начал было Сергей, но был остановлен выразительным взглядом модельера.

– Мне ваши квартетовцы прислали видео. И с репетиций. И с видеорегистраторов. И я решил, что алое – это ваш цвет! Не розовое, не бордовое, не винное. Именное алое. Как алые паруса на яхте капитана Грея.

Передо мной распахнули дверь, ох, уж мне эти любители театральных жестов! И я замерла от восторга.

Асимметричный вырез, полностью открывающий одно плечо, строгий плотный шелк, подчеркивающий плавные изгибы фигуры, а поверх него уложенный затейливыми складками такого же цвета воздушный шифон. Я представила, как этот шифон будет разлетаться волнами при каждом моем шаге, какой я буду воздушной и легкой.

– Как вам? – горделиво спросил.

– У меня нет слов, – прижала я руки к груди.

– Понятно, что его еще по фигуре надо посадить, но… По-моему, получилось неплохо. Вы стремительная. Идите. Надо примерить. И посадить по вашей фигуре.

– Но как вы узнали размеры?

– Видео же было, с недоумением посмотрел на меня этот волшебник.

Улыбнулась в полном восторге.

– Надо будет вам еще брючный костюм со смокингом пошить. Мало ли – выйти придется с ребятами вместе. Будет аутентичненько.

Кивнула.

– Переодевайтесь, пока я с Сергеем заниматься буду. Что у тебя с весом?

– Слежу, – тяжкий вздох.

– Давай посмотрим, насколько следишь, – ехидный голос.

Платье… я прикасаюсь к нему и ощущаю себя той самой золушкой, которая лишь в платье принцессы начинает чувствовать себя женщиной. Одеваюсь – и понимаю, что я красива. Отражение не лжет. Как и глаза мужчин, полные восторга, стоит мне выйти к ним.