Текст книги "Мэри Поппинс для квартета (СИ)"

Автор книги: Тереза Тур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

– Репетировал школьный ансамбль, вокально-инструментальный, под названием… – с явным удовольствием запел Лев.

– «Молодость», – закончили мы с ним хором.

Ну надо же. И он Чижа знает.

– Что тебя удивляет? Что я слушаю не только Баха?

– Почему же только Баха. Есть еще Вагнер и Григ.

– Да и вы, Олеся Владимировна, не только «Учат в школе, учат в школе, учат в школе» поете. Так что сказал психолог?

– А? Что надо меняться, быть более мягкой, более нежной… Тогда и жизнь будет развиваться по другому сценарию.

– «Пожалуйста, будь послабее».

– О. «И я подарю тебе чудо запросто». Понимаете, Лев. Мне оно не надо. Вот серьезно.

– И что ты сделала, когда услышала совет от психолога?

– Подумала: какое счастье, что я не такая. И как я себе нравлюсь такой, какая есть. И вот что точно не собираюсь делать – так это меняться. И больше к ней не обращалась.

Лев громко, от всей души рассмеялся.

– Что? – нахмурилась я. А Клеопатра посмотрела на мужчину многообещающе.

– Ты знаешь, я в какой-то момент пожалел, как впрочем и каждый из нас… Ну, кроме Ваньки, конечно. Что у тебя все так легко, так гармонично определилось с Томбасовым.

– Угу. А теперь.

– А теперь я понимаю, что вы – два сапога пара. И… немного ему сочувствую.

Мы с кошкой переглянулись, в такт вздохнули и решили даже не трогать этого смелого и дураковатого. Ну, травма у него душевная через всю голову – что с него взять. Пусть живет. К тому же мы услышали, как кто-то ломится к нам через все зеленые насаждения, что были на участке. Мы втроем переглянулись и даже не удивились, когда к нам присоединились еще трое участников коллектива. Лев только удивленно приподнял брови, когда увидел, что они с собой принесли две бутылки шампанского и пять бокалов.

– Мы же запаслись «Вдовой Клико», чтобы выпить после концерта, прокомментировал открывание бутылки Лев.

Хлопнула пробка.

– У нас каждый день концерт, – Артур разлил ледяной напиток и первый бокал выдал мне. – Нервов уже просто не хватает.

– А лечиться другим не пробовали, – я взял узкий бокал тончайшего стекла.

Было уютно. Мы расположились возле забора и пили ледяное шампанское, посматривали на солнце, посверкивающее сквозь кружево листвы. И молчали. Красота же. Зачем портить ее словами. Жаль, что не все так считали.

– Олеся, не обижайтесь. – Вдруг решительно проговорил Сергей. – Но вы не правы.

– Возможно, – не стала я спорить с ним. – Но сделаю по-своему.

А вот синхронные выразительные вздохи на меня не действуют. Злится у меня сил не было, поэтому я просто с благодарным кивком приняла второй бокал шампанского.

– Как вы нас вообще нашли? – тихо просил Лев у Ивана.

– А ты как сюда забрел?

– Я шел за кошкой, – Лев кивнул на задремавшую на моих руках Клеопатру.

– Ну, а мы с телефоном по твоим следам. Ты же сам подключил навигацию, чтобы можно было отсмотреть перемещение друг друга, после того, как мы заблудились в Норильске и не могли найтись.

– Я и забыл.

Тут мы услышали, что еще кто-то решил составить нам компанию. И почти не удивились, когда на месте импровизированного пикника появился Томбасов, пара охранников. И виноватый адвокат.

– Как у вас тут все… мило, – скривился Олег. Перевел взгляд на охранников и распорядился: – Пару бутылок шампанского. Самуил Абрамович, присоединитесь?

Адвокат вопросительно посмотрел на меня. Я отсалютовала ему бокалом.

– С удовольствием, – после этого ответил он.

Вот честно, я с содроганием смотрела, как эта парочка пристраивает свои… брюки на траву. Но ничего. Мужчины не дрогнули. Томбасов тем временем подобрался поближе и обнял меня:

– А ты злюка, – услышала щекочущий шепот.

– Да. Еще какая.

Глава двадцать вторая

Перфекционист – человек, который всё доводит

до ума, а окружающих до истерики

(С) от читателей, спасибо

Неделя пролетела незаметно. В сумасшедшем, но вполне рабочем режиме. Без каких-либо потрясений. В пятницу с утра мы рванули в Тверь. Мы с Машей ехали на одной машине, с профессиональным шофером, как и велел Томбасов, парни – на другой. Олег обещал присоединиться перед самым концертом. Он и так, как я поняла, забросил дела. Чему сам же и удивлялся. Поэтому, отправив нас, разгребал.

Дорога прошла спокойно. Вадим шел первым, парни сразу за нами. Я больше дремала. Маша не вылезала из телефона, она очень серьезно отнеслась к тому, что ее назначили главным пиарщиком квартета «Крещендо». Пока делали сайт, она выкладывала посты в социальные сети. Не знаю, что за фирму нанимала Дана, но у дочери просмотров и лайков было больше. Чем она несказанно гордилась.

Только кинули вещи в гостиницу, улыбнулись организаторам, послушали заверения, что еда, вода, свет, электричество и захваченный телеграф будут вовремя и в нужном объеме.

– У вас завтра интервью на радио, потом – наше телевидение. Билетов нет. Знали бы, что за эту неделю дометут все, договаривались бы о двух концертах, – с сожалением проговорил парень, который с любопытством посматривал то на меня, то на Машу. По-моему, он все искал похожие черты в ребенке и ком-либо из солистов.

– Два концерта – вряд ли, – рассмеялся Лев. – Но если будет много желающих, арендуем в следующий раз стадион.

– Вы думаете? – с сомнением посмотрел на него парень, очевидно прикидывая, как будут сочетаться смокинги, симфонический оркестр и такая неформальная площадка.

– Шучу, конечно.

Это было, пожалуй, последний момент, когда Лев шутил. Ну, не считая конечно, двух интервью. Там он просто сверкал как тот драгоценнейший из алмазов. Был прекрасен, упоителен и сексапилен. Играл голосом так, что лично у меня мурашки маршировали просто стройными табунами. А вот все остальное время это был… мировой пожар, кровожадный тиран, доктор Зло, который, казалось, был в концертном зале ВЕЗДЕ. Около дирижера, рядом с каждым из музыкантов. У бедного пианиста глаза дергались, когда он обнаруживал это счастье подле инструмента. Но больше всех доставалось парням. Лев не кричал, не истерил, не комментировал. По-моему, он вообще не говорил. Он метался, жестикулировал. И СМОТРЕЛ.

Как он при этому успевал еще и петь, для меня лично было загадкой.

Жуть же просто!

Маша посмотрела на все это внимательно. И выключила камеру.

– Вот это точно показывать нельзя, – постановил мой разумнейший ребенок. – Выглядит – атас просто.

Я с ней была всецело согласна.

Через пару часов Лев всех отпустил. Даже мы с Машкой чувствовали себя вымотанными. А мы только смотрели. Когда мимо шли крещендовцы, я тихо позвала:

– Сергей… Сергееей.

– А? – остановился он, снимая с головы полотенце, которым вытирал мокрое лицо и шею. Ну, точно боксер после раунда.

– Что вообще происходит?

Честно говоря, я планировала спросить, не планирует ли он удрать. И надеяться, что это произойдет после концерта. Но я бы поняла, если и до.

Музыкант посмотрел на меня с изумлением.

– В смысле. И почему шепотом?

Я показала глазами на Леву, который выходил из зала.

– Лева мечется? – рассмеялся он. – Не переживай. Это нормальный рабочий репетиционный процесс. И вообще – примета хорошая. Чем больше он заводится перед выступлением, тем чище и спокойнее все пройдет.

– А… – переглянулись мы с Машкой. – Если нормально…

– О. Ты его перед Крокусом или Кремлем не видела. Вот там – да. Треш. Нервяк. А сейчас. Норма. Но на человека неподготовленного может произвести впечатление. Ну, пианист пострадает. Он у них человек новый, пока делает не то, что душеньке нашего маэстро угодно. Ну, ничего, привыкнет и он. Ладно, я понесся. Да. Вы есть идете? Там накрыли.

– Жуть, – хором сказали мы с Машкой, когда остались одни в зале. Переглянулись, рассмеялись: – Норма.

Сутки до концерта. Приехал Данила. Решено было, для обозначения трогательного, практически семейного единения, спеть с теперь уже экс-басом песню, поблагодарить. Льву показалась удачной мысль поставить рядом двух басов и сделать быстро с ними номер, но… Смотрелись рядом они как-то странно. Стремительный, легкий Данила и человек-скала Сергей. К тому же голоса у них никак не звучали в дуэте. Хотя воодушевленные убийственно-пронзительными взглядами Левы они так старались, просто из кожи вон лезли, но… получалось как– то не очень.

– Вот по этому я точно скучать не буду, – улыбнулся Даниил, когда его отпустили со сцены и он уселся радом со мной в первом ряду.

Мы меланхолично любовались на Леву в ударе.

Вообще бывший солист был настолько милый, настолько светлый, что даже Сергей уже через пять минут начал с ним нормально общаться. Кстати, друг друга они знали и до этого. Поскольку Данила учился в одной группе с Левой, Артуром и Иваном и дружил с ними с тех самых пор, то пересекаться они пересекались.

– Вообще надо быть Терминатором, чтобы трудиться в таком режиме, – Даня кивнул на сцену, где снова работали парни, теперь под чутким руководством принесшегося Евгения.

– Раз-два-три-четыре, – снова считал им постановщик. Теперь злобно вещавший про беременных бегемотов. Как ни странно, больше всех косячил Лев. Но лицо у него было какое-то счастливое. Он даже к звучанию остальных докапываться перестал. Вдруг резко стал наслаждаться происходящим что ли? Кто этих творческих личностей поймет? Все четверо были мокрые как мыши, но глаза горят. Нормальный человек бы уже рухнул. И отполз, спрятавшись под рояль. Где и прикинулся безжизненным телом. А эти. Смотри. Скачут.

– Они же маньяки. Все четверо. А у меня семья. И жена уже перестала это все терпеть. Я никого из детей толком не видел в этот год. И сто перелетов – это чересчур. Я люблю, конечно, петь. И деньги были… более чем. Но. Вот так…

И он покачал головой.

– А сейчас что? – аккуратно спросила я.

– Сейчас? Стабильная работа. Практически моей мечты. Спасибо Томбасову. Начал репетировать с группой. В сравнении с «Крещендо» практически в свое удовольствие. И лютый неформат, но… Пишем песни. Посмотрим, что получится. А Сергей, – Даня кивнул на все происходящее. – Он на месте.

– Осталось их разогнать сейчас отдохнуть, – вздохнула я, вспомнив о своих прямых обязанностях.

– Вы думаете, что сможете? – с уважением взглянул на меня новый экс-солист.

– Вот и посмотрим.

Не сразу, но мне удалось! Я все-таки в чем-то тоже гений. Волшебные слова о режиме дня и о том, что завтра на съемке они будут выглядеть как бледные сдохшие немощи с будунища, сыграли свою роль. Ура. И мы все отправились сначала гулять, а потом спать.

22-2

Утро перед концертом. Что-то меня подтрясывало. Эти четверо было спокойные как удавы и улыбающиеся, как четыре солнышка. Вот как так можно-то?!

Парни уехали раньше – распеться и еще раз все прогнать. Я же осталась в гостинице. Мы с Машей должны были красивые и нарядные прибыть на концертный зал уже с Олегом.

Часа в три ко мне в номер аккуратно постучали.

– Да? – переглянулись мы с Машкой, и дочь поскакала открывать.

– Олеся Владимировна, – две женщины заглянули в номер.

Я посмотрела на них с удивлением.

– Прическа! – одна махнула здоровенным кофром.

– И макияж, – вторая. – Лев организовать попросил.

Я просто умилилась. И отправилась наводить красоту. К тому моменту, как за нами заехал Томбасов – сразу при параде, мы были готовы.

Он зашел, стремительно, как будто опаздывая, сразу протягивая мне охапку цветов

– что-то божественно красивое и тщательно подобранное, теперь в белоснежных оттенках. И вдруг замер, как будто запнулся.

– Что? – обеспокоенно спросила я, потому что и на каблуках и в платье… гхм… совсем подогнанном по фигуре, я чувствовала себя как-то не очень.

– Ты прекрасна, – охрипшим голосом проговорил Томбасов.

– Да? – во мне вдруг что-то проснулось, дерзкое и оой… местами непристойное. Видимо, алое платье, обнаженное плечо и макияж, превративший меня в красавицу, так подействовал. И я обернулась вокруг своей оси. Потом еще раз, в другую сторону. Даже не запнувшись высоченными каблуками о длинный подол. – Нравится?

– Более чем, – он покосился в сторону Машки, которая смотрела на весь этот цирк широко открытыми глазами. И в них было выражение, как у Клео – ну, ты, мама, даешь.

– Гм, – изрек Олег, шагнул навстречу и сунул в руки букет. – Держи.

Получилось «романтично». Он и сам это понял, поэтому рассмеялся:

– Я кажусь тебе неуклюжим медведем?

– Да! – страстно ответила я, потому что немного, но злилась на него за подвиг Самуила Абрамовича, а выяснить отношения как-то не представилось случая. Стоило нам оказаться рядом без свидетелей, как мы… переключались на другое. Никак не связанное с деньгами и разбирательствами о подачках, доверии, взаимном уважении и прочем.

Я выпалила это эмоциональное и злобное «да» и увидела, как резко, будто выключили, потух его взгляд, лицо снова стало непроницаемым. Подошла близко– близко, провела по гладко выбритой, будто закаменевшей щеке кончиками пальцев:

– Ты, конечно, медведь тот еще. Но…

И задумалась. «Мне хорошо с тобой», – не отражает того, что я испытываю к этому мужчине, что так бесцеремонно ворвался в мою жизнь. «Ты мне нравишься» – звучит совсем по-школьному. «Я тебя…» – даже в мыслях страшно задумываться над этим, а уж произносить! «Ты разбудил во мне что-то, чего я и не думала в себе обнаружить» – коряво и двусмысленно. Я беспомощно посмотрела на Олега.

А он вдруг улыбнулся. Легко. Светло. Будто услышал мои мысли.

– Дамы, – чуть поклонился в сторону Маши. – Нам пора.

Мы с дочерью дружно кивнули.

– Только цветы надо в вазу поставить, – прижала я к себе букет. – Это же мне? Не на концерт?

– Мама, ты жадина!!! – Маша смеялась.

Я решительно кивнула. «Жадина-говядина»! Самая настоящая. Мой букет. Парням надо будет заехать, купить.

– Слушай, сфотографируй меня, а, – вдруг попросила дочь, хотя чего-чего, а фотографироваться я совсем не любила.

Маша кивнула. И мы так увлеклись: я, цветы, Томбасов, мы с Машей… Наш общий смех. Когда заглянул охранник, мы все пытались сфотографироваться все вместе. И у нас это не получалось.

– О, Вадим, ты кстати, – смеясь, проговорил Томбасов. – Сфотографируй нас, а то на селфи у всех изумительно глупые лица. Простите, дамы.

Дамы, хохотали и считали так же.

У Вадима было весьма ошарашенное лицо. Но приказ он выполнил, а потом проговорил:

– Опаздываем!

– Ох ты! – я попыталась заметаться, но меня подхватили под руку:

– Спокойно. Без нас не начнут! Цветы доставили?

Вадим кивнул, одарив нас всех очень задумчивым взглядом.

Ехать, на самом деле, было недалеко. Так что мы прибыли не первыми, толпа собралась уже вполне приличная, ко и не пробирались по ногам в свой первый ряд. Кстати, это было бы весьма проблематично, потому что все проходы были заставлены стульями.

– Ух ты! Это – фоткать. И мне еще за сцену надо! Очень. – Маша подхватилась и унеслась. – Мама, есть идея!

Я только кивнула, будучи абсолютно уверенной в том, что дочь «Крещендовцам» не помешает.

Евгений был уже на месте. Рядом с ним сидел Слава с такой корзиной белых роз, что было странно, как он концерт из-за них увидит. Я обнялась по очереди и с тем, и с другим.

– Олеся Владимировна, вы – свет моих очей!

– Спасибо за платье, – улыбнулась я модельеру.

– Спасибо за ребят. Кстати, я вам еще одно придумал, подъезжайте. И смокинг готов.

– Что-то я переживаю, – тихо сказал мне Евгений. – Главное, чтобы эти лесные олени не переругались.

– Как поругаются – так и помирятся, – махнула я рукой, – главное, отправить их в отпуск. Через неделю. А то Леве и примкнувшему к нему Сергею только дай повод.

– Олеся Владимировна! – пророкотал знакомый голос.

– Григорий Петрович! Елена Михайловна! – я подскочила и радостно обнялась с выбравшимися из своего медвежьего угла хозяевами базы отдыха, что нас так выручили. – Позвольте вам представить Олега Викторовича.

Мужчины церемонно раскланялись.

– Я только потом поняла, кого вы к нам привозили! – У Елены Михайловны блестели глаза. – А мы даже спеть их не попросили.

– Зато сейчас наслушаетесь, – улыбнулась я ей, а про себя подумала, надо попросить Артура что-нибудь приятное на сайте написать. И фоток кинуть, где они «Катюшу» поют да спортом занимаются. Все реклама будет. Кстати, надо у Машки спросить, кто ей видео делал. Вроде бы она с редакторами настолько не дружила. А видео с базы отдыха нарезано было очень забавно. Как и остальные, что регулярно появлялись в соцсетях.

А вот мама не приехала. Хотя я и звонила, и приглашала. И билеты отправила. Жаль. Мысль о том, что с проектом «Спаси крещендо» мы совершенно перестали общаться. А если и случалось – то было сухо. И… не так.

Свет угасал. Появилась сияющая Машка:

– Мама! У меня получилось – супер. Меня, правда, строгие тетечки пускать не хотели. Вот как им объяснить, что я работаю! Но я смогла. У меня такие кадры – закачаешься. И видео!

– А кто-то не позволяет ребенку этот труд оплатить! – прошептал мне на ухо Томбасов. – Мало того, что эксплуатируем девочку, так еще и безвозмездно.

– Надо узнать, кто ей ролики пилит. И вот туда точно денег заслать, – ответила я, решив, что сегодня меня ничего не сможет вывести из состояния восторга и любви к миру. Загрызать я буду с понедельника. Вместе с Клео – как раз клип снимать будем.

– Кстати, – прошептала Машка. – Мои видео будет использованы при монтаже клипа. ЕЕЕЕ!

– Ура! – тихо проговорила я. Шли первые такты первой песни. И я замерла в предвкушении, волнении. Томбасов чуть сжал мою руку. Успокаивая и безмолвно обещая поддержку. И… Я просто закрыла глаза и погрузилась в музыку. И она подхватила нас всех: зрителей, оркестр, самих парней, океанской волной утащила за собой, в какой-то восторг от этого мира и самих себя. Остались яркие мазки, как на полотнах сюрреалистов. Вот такты «Крылатых качелей» – и зал замирает, чтобы потом, беззвучно, потому что невозможно совершенству помешать хоть одной нотой, но подпевает. Вот Евгений проживает с парнями лесного оленя – и все получается, от первой до последней ноты. А когда последним аккордом грянуло лихое, разухабистое, отчаянное, просто наотмашь «Эх, раз, да еще раз…» У меня просто сердце резануло, когда Лева нежно, по краешку, уходя в беззвучие пропел: «Это просто. Ничего. По любви поминки. Иииии». И дальше они сорвались в какую– то безумную цыганочку, от которой нас всех просто подкинуло. Когда затихли последние звуки, зал несколько секунд молчал. Парни тоже стояли на сцене, какие– то странно ошарашенные, не шевелясь. По-моему, не дыша. А потом… зрители просто взорвались. Мы переглянись с Машкой, подскочили – и кинулись обниматься. Хорошо хоть романс был последним перед антрактом. Потому что после него ни воспринимать, ни петь было просто невозможно.

– Выкладывать! – хором сказали Евгений и Маша. Слава кивнул, просто не в силах говорить. – Срочно.

Глава двадцать третья

Любовь – это как укус зомби.

Раз – и у тебя стремительно начинают исчезать мозги

(С) ВК

Была не в курсе, что и поганое настроение

можно испортить

(С) с просторов

– Первый раз такое вижу, – вздохнул Евгений, которого подрядили по-быстрому слепить клип. – И первый раз в такооом участвую. Ну, бред же!

Утро понедельника. На то, чтобы отлежаться у народа было воскресенье. Лично я еле подняла себя. И по-моему, Евгений тоже. Даже разноцветные дреды не торчали победоносно, а уныло обвисли. Да и кислотного цвета футболка была какой-то унылой. А вот о солистах «Крещендо» этого сказать было нельзя. Особенно о главном монстре этих ненормальных.

– Прилично, молниеносно, не отвлекаясь от репетиций. И мы уезжаем на вторник, среду и четверг, – поставил задачу Лев. В понедельник с утра. – Работы много.

– У тебя с песней по жизни работы много, – скривился Евгений. – И все не по уму, будто ты гоняешься за кем-то.

– Ты сделаешь? – не повышая голоса поинтересовался Лева.

– Да сделаем, не вопрос, самому интересно, – радостно сообщил ему постановщик, для которого этот клип, как я понимаю, был первым в карьере. – Только ты мне скажи, мил человек. Какая песня. Где запись. И что вы хотите от жизни.

Вот тут все четверо переглянулись. Даже Лева растерялся.

– Ну, чтобы Клео была в кадре, – выдвинул креативно-гениальную идею Иван.

Мы все посмотрели на него с уважением. Вот предложил так предложил! Ну, гений! Ге-ний.

– И в идеале еще, чтобы она и спела за вас, – хмыкнул постановщик. – Чтобы вы не отвлекались. Предположим, я могу попробовать договориться. С кошкой это, наверное, получится быстрее. Но это не отменяет вопроса: что работаем?

Тяжелые вздохи. Все понимали, что надо выдумать нечто. Быстро. И вкусно. Но… вот что?!

– Ну, – осторожно сказала. – Я лично в восторге от исполнения романса на концерте.

– Там даже мне понравилось, как звучит, – улыбнулся Лев, – правда, свою партию я чуть пережал.

– Это было идеально. Пережимай всегда, а? Пожалуйста!

Я даже руки молитвенно сложила.

– Маша уже выложила в Инет, – широко улыбнулся Сергей, который, как я понимаю, больше всех романсы и любил. – Там просмотров… супер!

– Ну, раз уже есть – зачем писать клип? И потом, как-то «Эх, раз» – и кошка, – задумчиво протянул Артур.

– Она может за нами по дому гоняться, а мы бегать и петь, – снова внес в разговор струю креатива Иван. Артуру идея о том, что Клеопатра будет за ним гоняться, как– то не понравилась. И с чего? Живенько бы получилось.

– Может, вы нормально наймете людей, которые вам нормально сценарий придумают и нормально клип запишут, а? А я пойду ставить шоу спокойно. В том числе и ваше на осень.

– Некогда! – ответил Лев, кому-то сосредоточенно отвечающий на телефоне.

– Тебе всегда некогда, – возмутился Евгений.

– А сейчас мы послушаем пассаж про акулу, – вздохнул Артур. – Про то, что она сдохнет, если остановится.

Лев промолчал, потом дописал сообщение и строго на всех посмотрел:

– Буду вас вдохновлять. Пока не придумаем и не запишем, никто домой не пойдет. И давайте живее, скоро оператор с осветителем и техникой подъедут.

Мое учительское сердце просто зашлось от гордости. Ну, не человек, а просто Макаренко. Как говорится – главное, замотивировать. Удивительно, но его никто не куда не отправил прогуливаться и нервишки лечить. А Иван – он сегодня вообще был в ударе – спросил:

– А какие есть песни про кошек?

– «Мурка» – Я успела первой.

На меня посмотрела укоризненно даже Клеопатра. Хотя почему? Не понятно.

– «Жил да был черный кот за углом», – хором сказали остальные.

– И что самое замечательное, мы можем ее исполнять. И мы ее писали, на студии, есть сопровождение.

– И ночь на то, чтобы записать звук для клипа.

– Вообще нормальные люди, – начал Евгений, – делают наоборот. Как-то это логичнее.

– Работать! – приказал Лева, встал, потянулся. Решительно растер глаза. Он вообще спит, а?

Я с этой компании просто умилялась. Ну, просто родная школа в тот счастливейший для классных руководителей момент, когда администрация решила, что на двадцать третье смотру строя и песни быть. И не стоны нашей учительницы музыки, что такое за неделю никто не готовит, ни каши вопли, что недосуг всей этой прелестью заниматься – только-только устный экзамен по русскому в девятом пережили, неживые же все! А через неделю писать экзаменационное сочинение с десятыми! Но никого это не тронуло. И мы метались, как подорванные. Вот нечто подобное я и наблюдала, только в исполнении квартета. И как-то веселилась, что просто любуюсь.

A еще я собиралась высказаться этим клоунам, что в финале концерта петь «Олесю» и вытаскивать меня на сцену, чтобы поблагодарить… Вот это не просто лишнее, а просто супер, нечеловечески, зверски лишнее. Во-первых, я в принципе сюрпризов не люблю. Во-вторых, как-то неловко себя чувствуешь, когда взгляды стольких людей буравят тебя. В-третьих, сами бы попробовали быстро переставлять ноги, когда кинувшийся как барс Артур потащил меня на сцену, причем бегом, чтобы успеть к припеву, где он вступал. Я готова была покусать всю улыбающуюся и довольную собой четверку, только недовольный вид Томбасова, который как-то нервно отнесся к этому креативу, меня утешил. А вот Машка была просто счастлива. И запечатлела наши поклоны, мою улыбку. И совершенно счастливых парней.

Так что меня объявили сокровищем, красавицей, человеком года, путеводной звездой в их судьбе. И я так поняла, официально спихнули на меня ответственность за то, что они воссоединились. To же мне, нашли сваху, а! Звезду пленительного счастья.

Ррррр!

Но они были настолько счастливы после концерта, настолько переполнены светом, что я… махнула рукой на свое недовольство. И за ужином, который устроили организаторы, только улыбалась и махала. Что там уж. Злится не получилось.

А уж когда мы с Олегом остались наедине… Я так понимаю, что и алое платье, и мой выход в нем на сцену, не оставил Томбасова равнодушным. Более чем.

Это было… слишком. Когда вдруг показалось, что небо и звезды близко-близко, их можно коснуться кончиками пальцев, как и обнаженного тела мужчины, который вдруг стал для меня… Тс-с-сс-с… Страшно.

23-2

Я вздохнула. Как-то мне было тревожно. Потому что такая ясная белая полоса не могла длиться так долго. Хотя… сколько? Третья неделя пошла? Может быть… Что– то я много думаю. Не к добру это. И вот я не удивилась ни разу, когда после беготни, пения, снова беготни, съемок, ругани Евгения, оператора, осветителя, после божественного поведения Клеопатры, которая единственная позировала как надо, делала с первого раза то, о чем ее просили, не капризничала и двигалась в такт – вот после всего этого ко мне подошла Машка с крайне непростым лицом и кивнула на телефон. На новый телефон, кстати говоря. Кажется, этот флагман недавно рекламировали повсюду. И стоил он как самолет. Интересно девки пляшут. Я пристально посмотрела на дочь, но она была так поглощена сообщением в телефоне, что не обратила никакого внимание на мои орлиные взоры.

– Вот, – сказала Маша с видом человека, который признается в особо тяжком преступлении. Но похоже, не в том.

– Что там? – спросила я. И порадовалась, что все разъехались и мы в доме были только в женском составе. Но в телефон заглядывать не стало. Еще не хватало. Во– первых, личное пространство никто не отменял. А во-вторых, меньше знаешь – крепче спишь.

– Там папа.

– И что он хочет? – удивилась я. Мы уже про бывшего мужа месяца четыре ничего не слышали. Машка как-то пыталась ему звонить, он поговорил с ней так, что она проплакала день. И, насколько я понимаю, перестала общаться. А тут. Внезапно. Да еще и не в Питере родном, а аж в Подмосковье.

– Папа хочет приехать, чтобы повидаться со мной.

– Так это же замечательно, – сказала я дочери неправду. Потому как радости особой мне этот факт не доставил.

Но мордочка дочери просто расцвела. Она улыбнулась, совершенно счастливая. И у меня по сердцу резануло: ладно я, плохая с точки зрения экса жена, потому как «от хороших не гуляют» – как мне было сказано. Ну, там много чего на самом деле было сказано в мой адрес. Бог то с ним. Не жалко. Но дочь. Она при чем. Как можно это светлое существо, которое сияет от осознания одного лишь факта, что папа приехал. Ее вот так за что?

– Ой, мама, – застрекотала Машка. – Я хочу повести его на тренировку. И к преподавателю вокала. И… Ты же не против?

– Ни в коему случае.

– Мама, ты супер. Слушай, – дочь на меня как-то хитро посмотрела. – А пойдем гулять? Парни писать – и потом домой, а завтра улетят. Я б с ними хотела.

– Что-то сил нет на такие подвиги.

– Ладно, успеем еще. А пока, может, куда выберемся?

– К озеру сходим, наконец. – Я вспомнила, что мне, при приеме на работу обещали пляж и бассейн. И если с бассейном как-то получилось. Хотя немного и не так, как я думала, то с пляжем.

– Нет. Поехали в торговый центр. Вадим отвезет.

Мне стало смешно. Как быстро Машка привыкла. Просто юный барчук. С личным шофером.

– Можно съездить. Только зачем?

– Я наушники хочу. И тебе купить ноутбук новый. И…

– Погоди, Маш. На тот ноут, что я хотела себе купить, еще подсобирать надо. А мне выплатят все по завершению контракта И сначала я получу деньги и отдам расплачусь с банками, а потом уже ноутбук. И то надо все посчитать, нам ведь еще жить целый год!

– Мама, – снисходительно так. – Деньги есть. Покупаем сейчас же! И надо подумать, куда поедем отдыхать. Через неделю же отпуск.

Любопытненько. Крайне.

– Маш. Откуда вдруг у тебя деньги?

Дочь поняла, что Штирлиц близок к провалу. Насупилась и замолчала. А я продолжала, уже все понимая:

– И кто тебе денег дал? Томбасов или «Крещендо»?

В конце концов, надо же знать, кто отработал у меня за спиной. И с кем педагогикой заняться. Вот странные люди. Вроде должны были понять, что мои решения стоит уважать. И не стоит действовать у меня за спиной, а уж тем более через ребенка. И ложь я не приемлю. Ни в каком виде. Низко это.

– Деньги наличкой дали или на карту?

Молчит. Злится.

– А то, что я была против – и для тебя не аргумент?

– Да почему против то?! – закричала дочь.

– Маша, да потому что с друзей нельзя брать деньги. Потому что они с тебя денег не берут, потому что это…

– Я заработала! Вот ты знаешь, сколько они спускали с той фирмой? – дочь поморщилась. И гримаса у нее стала точь-в-точь Лева, когда еще не злится, но уже перманентно недоволен. – И ты знаешь, сколько они Димке заплатили?

– Димка – это?

– Ну, брат моего одноклассника, он монтировать умеет. Ты сама про него говорила.

– Хорошо. Допустим. Но прежде чем брать деньги, можно было обсудить все со мной.

– Что с тобой обсуждать?! Ты только истеришь! И все портишь. И одно: нельзя– нельзя-нельзя. Унизительно. А сама?! Все время в своей школе, со своими учениками! Или сейчас – снова занята. На меня у тебя никогда нет времени!

Выпалила. Сама испугалась – вон слезы на глазах. Я задышала, пытаясь избавиться от стучащего в голове дятла.

– Давай. Мы. Успокоимся. И тогда поговорим.

– Ни о чем я говорить не буду. И деньги не отдам! Я их заработала! Сама!

И выскочила.

– Маша!

– Не хочу с тобой говорить.

Я подскочила, чтобы броситься за ней. И чуть не упала – голова закружилась так, что я замерла, опершись о стол в гостиной. Да что ж такое! Еще не хватало, чтобы из-за квартета, денег и Томбасова лично, я стала ссориться с дочерью. Не было же такого. Мы всегда были близки, а за этот год вообще стали соратницами и союзницами. А тут?

Что стало вдруг не так?

Странно, но мне думалось, что как только мы решим вопрос с этими распроклятым деньгами и долгами, как только сможем вздохнуть без ежемесячной удавки на шее

– так все сразу станет просто расчудесно. Мы начнем больше общаться, я избавлюсь от чувства вины от того, что мало времени уделяю дочери. Мы решим вопрос с занятиями по вокалу. Поедем в отпуск.

Но никогда до этого дня дочь не заявляла, что не желает со мной разговаривать.

Выпрямилась, обхватила себя руками. И вдруг поняла, что сама себя и загнала в ловушку. Сама приняла решение приехать в этот дом, в другую, неизвестную мне жизнь. И словно бы попала на другую планету. И… расслабилась. Вот и получила.