Текст книги "Мэри Поппинс для квартета (СИ)"

Автор книги: Тереза Тур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

Глава восьмая

Быть пессимисткой очень удобно.

Или я права. Или удивлена

Мудрейший Интернет

– Мама, а они помирятся?

Мы сидели втроем на террасе, рассматривая золотистый закат, ласкающий липы и дубы, что окружили особняк. Клео подумала – и забралась к Маше поближе, поближе к теплу. Уткнулась мордой в живот и тихонечко муркнула: «Не расстраивайся, не надо!»

После того, как Лев выскочил, раздался рев мотора, завизжали колеса.

– Твою ж, – подвел итог репетиции Артур.

– Парни, я правда, – растерянно проговорил Сергей. – Вот правда, чем хотите клянусь. Я не…

– Может, он подумал, что ты хочешь переметнуться к Туру, в его проект с драконами,

– предположил Артур. – Тебя же туда звали.

– Ну, спел я за всех драконов, – нахмурился Сергей. – Кстати, сначала предполагалось, что за них будет петь наша группа в полном составе. Я же договорился.

– А я партии расписывал, – вздохнул Иван, – но это же никому не помешало.

– Скажи еще, что ты там и бэк-вокал работал!

– Нет. Я хотел, и Павел Тур предлагал, но Сергей сказал, что не стоит.

– Я боялся Ваньку подставить. Не хотел, чтобы Лева на него окрысился.

– А вот мне сказать? – возмутился Артур.

– Да тебе не до того было, брат.

– Это точно. – Глаза Артура погасли, словно кто-то выключил лампочку.

На этом они и ушли. To ли ловить Льва и приводить того в чувство, то ли… Ох, чует мое сердце, придут они завтра больные и без голосов. На самом деле, алкоголь как семечки противопоказан для хорошего вокала. Хотя, может, нарушение всего и сразу пойдет им на пользу?

Будем надеяться.

Я задремала в кресле-качалке, как вдруг почувствовала, как меня укутывают в плед. Почувствовала тепло рук и как-то бессознательно потянулась к ним, настолько уверенными и сильными они мне показались, а я была так растеряна всем, что происходило вокруг…

– Мааааа, – услышала я голос дочери – и проснулась.

– Добрый вечер, – хрипло, должно быть со сна, поприветствовала я господина Томбасова, наслаждаясь этими случайными прикосновениями.

– Добрый, – откликнулся он точно таким же хриплым голосом, замирая.

– МРРРРР? – поинтересовалась у меня царица Клеопатра, поднимаясь на коленях у дочери, выгибая спину и неторопливо выпуская когти сначала на одной лапке, потом на другой. Хищницу нашу явно возмутило подобное беспардонное нарушение моего жизненного пространства.

Скорее всего, господин Томбасов, как и положено таким бруталам, был человеком беззаветной храбрости, но… увидев нашу кошку, да еще и не в духе, отскочил от меня с каким-то странным звуком. Хотя, может быть, не от меня (это было бы обидно), а от моей защитницы.

– Мр? – нежно спросила у меня победительница и королева.

«Порвем? Или пусть бежит?»

Я улыбнулась. Погладила мою защитницу.

– Ох ты ж, – мужчина с опаской смотрел на кошку. – Я вот… еще девочке плед принес.

Мда, наша совершенная, черно-розовая Клео, нежная и плюшевая снаружи, сталь и огнь внутри, производит на неподготовленного человека… странное впечатление. Это недовольное выражение лица, ушки-военные локаторы, горящие огнем янтарные роскосые глаза. Мы не обижаемся, а Клео с поистине царским достоинством принимает всю убогость человеческого сознания. Только еще больше морщит мордочку и тяжело вздыхает.

– Она хоть не ядовитая? – проворчал бизнесмен, издалека протянув плед Машке. Дочь забрала и закуталась.

– Не летает? – продолжил господин Томбасов рисковал жизнью, явно не понимая, что от жестокой расправы его отделяет только аристократическое воспитание Клеопатры и ее философское отношение к жизни.

Мы обреченно вздохнули все втроем. Что поделать. Мы не опустим голову перед разочарованиями.

– Олеся Владимировна, вы ужинали? – спросил Томбасов.

– Да. А вы?

– И я не голоден. Мы можем поговорить?

– Конечно, – поднялась я. Ненормированный рабочий день. Я тебя люблю. Наверное.

– Спасибо.

Мы дошли до гостиной, в которой они были вчера с Сергеем, расселись в кресла. Я посмотрела на камин с сожалением. Как было бы прекрасно, если бы можно было его разжечь. Но летом, тем более, таким жарким, как сейчас…

– О чем вы задумались? – спросил у меня господин Томбасов, слишком пристально изучая мое лицо.

Улыбнулась ему, не отводя взгляд. В его глазах заплясали огоньки, словно отблески зажженного камина. Так. Олеся Владимировнаааа. Уймись, не позорься. Куда тебя несет? Уверенный в себе мужчина, с четкой аурой успеха и властности. С сильными теплыми руками… Эх.

– Я хотел бы выразить вам огромную благодарность, – тихо сказал Олег Викторович.

Кивнула. А что – мне не жалко, пусть выражает. Доброе слово и Клео приятно.

– Я посмотрел запись репетиции. Надо разбираться, действительно, откуда у Льва взялась информация подобного толка.

– Диверсия?

Бизнесмен посмотрел на меня с насмешкой:

– Ну, это не госконтракт, чтобы задумывать такую сложную многоходовку. С дезинформацией и диверсиями.

– Ну, может быть, для вас это и не такой уровень, а вот для кого-то… Как вариант. Информация же просто так не берется и в уши не заливается.

– To есть, что-то направленное не против меня, а против ребят?

– Почему нет.

– Глупость. Поют и поют. Кому они могут помешать.

Хотела спросить, в какие суммы он оценивает это «поют и поют». Но стало как-то неловко. Во-первых, чего чужие деньги считать, а во-вторых, понятно, что у нас весьма разные системы координат по финансовым понятиям. Скорее всего, та сумма, что повергла меня в двухлетнюю долговую яму, вызвала бы у него усмешку – типа, как можно переживать из-за подобной мелочи.

– Вам Андрей и Никита привет передавали, – внезапно сказал господин Томбасов.

– Спасибо. Как они?

– Полны планов. Улетели.

– Гарвард?

– «А если я чего решил, то выпью обязательно».

Я рассмеялась и согласно кивнула. Правильная характеристика. Действительно, мальчики у него были… упертые. Хотя, почему их певцы охарактеризовали как «исчадий ада» понять мне было сложно. Молодые люди как молодые люди. Упрямые, дерзкие, не без снобизма, над которым я веселилась. Достаточно едко. Как они искренне удивились, когда на фразу – «Но это же мое мнение», я ответила им, что они пока находятся в зачаточном состоянии той личности, мнение которой может меня как-то заинтересовать. На самом деле, имелось в виду слово «противозачаточной» – уж сильно они меня завели, но я сдержалась. Это мы, кстати говоря, по поводу участия союзников во Второй мировой не сошлись характерами. И вот эта позиция молодых, что исконно-посконное – гадость редкая, ну может быть, балет и водка – туда-сюда, а больше гордиться нам и нечем… Вот раздражает, честное слово.

– Я смотрел ваши дискуссии, – улыбнулся Олег Викторович. – И кстати, меня удивило: чем больше вы их осаживали, тем более уважительно сыновья к вам относились.

– Границы. Их надо задавать. И не позволять нарушать.

– А как же свобода?

– Как там Владимир Ильич говорил. «Свобода – это осознанная необходимость». И если добавить старое доброе английское «Ваша свобода заканчивается там, где начинается кончик моего носа».

Господин Томбасов изволил улыбнуться. Снова. Улыбка у него замечательная: каменное лицо становится человеческим, глаза – живыми. Кстати, я так и не поняла, какого они цвета. Но с чего это я его так веселила? Нет, я не против, не жалко, но вот любопытно: откуда такая реакция?

– Я сегодня с таким интересом отсмотрел репетицию, – снова сменил тему бизнесмен. – Парни пели как в старые времена. Я рад, что не ошибся в вас, Олеся Владимировна.

Я кивнула растерянно. Прелюбопытная жизнь у него. Не поговорить, не узнать, не зайти послушать… Поставить видеоконтроль и прослушку – и контролировать кто что сделает.

Поежилась. Гадко как-то осознавать, что ты находишься под камерами. Есть в этом что-то безумно напрягающее и вызывающее… брезгливость что ли.

– Только рабочие моменты, – верно понял мое раздражение Олег Викторович. – В гостевых комнатах камер нет.

И на том спасибо.

– И дети занимались в гостиной. В Питере. Там есть. В гостиной. Там я с вами и познакомился. В записи.

Я снова поежилась и спросила:

– И как вам живется?

– В смысле?

– Под камерами?

– Привык. Безопасность прежде всего.

Хотела спросить о том, что он высмотрел такого, что решил пригласить меня на работу, но в этот момент в дверь постучали. Тревожно. Так, что сразу стало понятно

– что-то случилось.

Я вздрогнула. И мне вдруг показалось, что мужчина сейчас меня обнимет – и просто укроет ото всех тревог, что могли подстерегать меня за этой самой дверью, но он качнулся назад, решительно поднялся и распахнул дверь.

– Что еще?

– Драка.

– Какая еще драка? – господин Томбасов явно растерялся.

– Наша четверка. С кем-то. Непонятно. Все в полиции.

8-2

– Где произошло?

– В караоке.

– Что. Эти…

Томбасов внимательно посмотрел на меня и буквально прикусил язык. Помолчал. Проглотил все эпитеты. Справился с собой и выдохнул:

– Вокалисты… Могли делать в караоке?

– Пели, – ответил несчастный, что принес дурные вести.

– Пели, – задумчиво проговорил бизнесмен, перед этим задумчиво покатав какое-то слово на языке. – Не напелись они, значит, на репетиции. И пошли… в караоке.

– Получается, так. Пришли вчетвером. Выпили – умеренно. Они пели, просто пели, там сидела компания, – затараторил несчастный. – Наши хотели «Ветер перемен». Другие – «Владимирский централ». Очередь не поделили, их освистали, про Артура сказали, что он поет как баба, а про Ивана, что он…

Мужчины синхронно посмотрели на меня и вздохнули. Ситуация была сверхсерьезная, умом я понимала, но смех давила с трудом. Консерваторские мальчики в караоке… Освистанные местными завсегдатаями. Какой удар по эго. И, должно быть, по мордасам…

– Вызываем адвоката? – спросил почему-то у меня Томбасов. – Будем этих Фоксов с кичи вынимать? Или пусть сидят?

– Наверное, надо… вытаскивать.

Я что-то больше всего переживала, не разбили ли им кому-то лицо в драке. Или не свернули ли челюсть. А то с пением могут быть проблемы. Фатального характера.

– И, кстати, вызовите мне пиар-менеджера, – распорядился Томбасов. – Мне любопытно, как она видит развитие бренда группы.

– А у ребят есть пиар-менеджер? – удивилась я.

– Есть. Они сами кого-то нашли после ухода Сергея. Я не вмешивался.

– Ага, – кивнула я, а про себя подумала, что в последнее время видела на просторах Инета либо что-то неприличное, типа их спевки, когда они приглашали на концерт в Твери – такое впечатление, что они были нетрезвые. Ну, и безголосые совсем. Либо у рояля или звездил Лева отдельно, печально, проникновенно и волшебно поющий о любви. Вот на него было приятно посмотреть, не сказать об остальных.

Надо будет посмотреть на этого самого пиар-менеджера. Да и задать ненароком пару вопросов.

– Самуил Абрамович едет, – тем временем доложил охранник. И мы отправились вызволять наших хулиганов из полиции.

– Хорошо. Олеся Владимировна, вы с нами?

– Конечно, только предупрежу Машу.

Глава девятая

Хочется в XIX век, уехать на воды,

лечить истерзанные нервы,

закрутить роман с гусаром,

а не это все…

(с) Интернет

Нас встретила в отделении полиции тяжелая железная дверь. Звонок. И голос в динамике, который долго и изо всех сил не хотел понимать, что от него надо и изо всех сил советовавший приходить завтра. Послезавтра. А лучше – никогда.

На что сначала Томбасов, а потом примкнувший к нему адвокат рекомендовали допустить их до тел господ артистов.

– Нам бы еще все по-тихому сделать, – ворчал Томбасов. – Не хватало еще хулиганки этим… гениям вокала.

Наконец мы прорвались. И не только в дежурку, к стеклянным уже дверям, но и в конечном итоге, к телам господ артистов, чудесно смотревшимися в переполненном, шумном обезьяннике.

Выглядели герои дня «изрядно ощипанными, но непобежденными», если цитировать «Бременских музыкантов».

– Как вы красивы сегодня, – резюмировал Томбасов, пристально глядя на музыкантов. Они как-то попытались отступить за сотоварищей по камере. Потом поняли, что им это не удастся. Вздохнули – вот меня просто поражало, насколько в такт.

– Добрый вечер, – поприветствовали они личного Карабаса Барабаса слаженно и дружно. И как-то не храбро что ли.

– Черепно-мозговые, челюстные? – спросила я, подходя к клетке. – В травму кому– то надо? Пальцы?

– Вы что – тоже адвокат? – поинтересовался у меня седой благообразный импозантнейший мужчина, у которого был вместо галстука шейный платок. – Или доктор?

Я отрицательно помотала головой:

– Я классный руководитель буйного восьмого «В» – головной боли не только родителей. Но и всей нашей несчастной школы.

Взгляд адвоката, обращенный к Томбасову был полон крайнего изумления.

– Это Олеся Владимировна, руководитель нашей боевой четверки, – ответил Томбасов адвокату. – Я подумал, что кто-то, умеющий обращаться с безмозглостью и делающей из них человекообразное, нам очень и очень пригодится.

К нам присоединился майор:

– Сегодня у нас просто аншлаг, господа, – он печально покачал головой. – Полнолуние действует на психов, наших обычных клиентов и примкнувших к ним несознательных элементов.

Несознательные элементы вздыхали, но молчали, правильно понимая бешенство господина Томбасова, на которого было жутковато смотреть.

– Мы же все понимаем, что на моих клиентов было совершено нападение? – начал было адвокат.

– Если вы посмотрите записи камер, то увидите, то первыми в драку полезли они, – кивок на понурую четверку. – Особенно отличился вот этот. Белый.

Иван, светленький, тоненький, эдакий ангел в вертепе разбойников, тяжело вздохнул. И покраснел.

– Кстати, для музыкантов они вполне прилично дерутся.

И взгляды такие у всех… Проникновенные. «Кто умеет драться? Мы?! Это же наверняка фотошоп!»

9-2

Самуил Абрамович отвел полицейского в сторону. И они заговорили. Практически беззвучно, но весьма оживленно.

Через полчаса мы покинули гостеприимное отделение полиции.

– С вас штраф, – адвокат укоризненно качал головой, – возместите ущерб в караоке– баре, выкупите записи. И шефский концерт на день полиции. Вы уяснили, что такое шефский. Будете петь как птички. Даром.

Все четверо кивали синхронно, опасаясь даже смотреть в сторону Томбасова.

Адвокат раскланялся со всеми, пожал протянутую ему руку господина бизнесмена, посмотрел на меня еще раз – внимательно, как будто рентген делал. И удалился в сторону своего бентли.

– Адвоката оплачиваете сами, – прорычал Томбасов. – Как и сверхурочные Олесе Владимировне.

Снова покаянные кивки. Но на бизнесмена они подействовали как-то странно – они его взбесили еще больше.

– В следующий раз при каком-то подобном демарше, я просто откажусь от вас. Делайте, что хотите. От вас одни неприятности! И только вечное недовольство! Мной, работой, друг другом! Один… – кивок в сторону Ивана.

Он задохнулся от гнева. И я поняла, что он сейчас выскажется в таком ключе, что это разрушит их отношения навсегда. Ребята просто не смогут перешагнуть через этот момент. Как сделать, чтобы он замолчал? Я стояла чуть позади него – и положила руку на мощное плечо, которое тоже подрагивало от ярости.

Я сделала это надеясь отвлечь его. И как-то заставить осознать, что происходит.

Рык был мне ответом. Томбасов резко развернулся, практически вжался в меня. Навис огромной мощно глыбой… Я вздрогнула и забыла, как дышать. Мне стало жутко, как людям, которые боятся темноты, но сталкиваются с ней на границе сна и яви.

– Что? – прорычал он.

Я посмотрела в бешеные глаза – и дрожь охватила меня. Должно быть, он почувствовал это и… шагнул назад, стремительно приходя в себя.

– Олеся… – тихо проговорил он. – Олеся Викторовна, простите… Я…

Сделал шаг ко мне – я отшатнулась. Глупо, но слезы как-то закипели у меня на глазах.

– Олег, – очнулся Сергей. Голос его звучал предостерегающе.

Я развернулась – и пошла прочь. Да провались ты пропадом со своей работой, деньгами и перспективами. Еще не хватало терпеть подобное обращение. Да в конце концов!

– Олеся, – раздался за спиной голос Томбасова. Я вытерла глаза и развернулась, чуть не налетев на него. Оказывается, он шел вслед за мной. – Не решайте сгоряча. Пожалуйста. Я не хотел вас напугать.

– Мне надо подумать, – прошлое нахлынуло волной, удушающей, горячей, стыдной. И умом я, наверное, понимала, что вот этот сильный человек не хотел сделать мне ничего плохого, что это привет не от него, но… Жажда убежать, спрятаться и рыдать без остановки, захлебываясь…

– В любом случае, поехали, я отвезу вас домой.

«Домой». В роскошный особняк с репетиционной залой больше моей квартиры раза в два, где есть концертный рояль. Ну, не смешно ли… Нелепость какая. Я бы ушла, чтобы никого и ничего не видеть, но вдруг поняла, что не найду дороги. Я не знаю, ни того городка в Московской области, куда меня занесло, ни местоположения особняка, где осталась Машка.

Как я могла допустить все это?

– Привет, мальчики!

Не знаю, как остальные, но мы с Томбасовым не слышали, как подъехала алая аудио ТТ с откидным верхом. Судя по лицам – остальные тоже отвлеклись. И пропустили это замечательное зрелище.

– Дана, – скривился Томбасов так, словно у него заныли все зубы разом.

Высокая, модельного плана блондинка – вот уж совершенство так совершенство, выскочила – и пробежав мимо нас, дробно стуча каблучками, кинулась на шею Льву.

– Я соскучилась, милый.

Певец улыбнулся широко и безбашенно, улыбкой победителя мира – и закружил красавицу. Она звонко расхохоталась, пока не увидела Сергея.

– Сережа? – тихо спросила она. Улыбка сползла с ее лица, как косметика от ватного диска. Лев выпустил ее из объятий и нахмурился.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она резко и неприятно.

– Участвовал в дебоше в составе вокальной группы «Крещендо», – неприязненно ответил Сергей.

Я даже забыла о своих переживаниях, настолько любопытной показалась мне эта сцена. Эта пара… дон Жуанов, Сергей и Лев, которые, кстати, никогда не были женаты… Они что – вот эту вот барышню не поделили? И из-за этого началась вся канитель?

Должно быть, подобные мысли возникли в голове у Томбасова, поэтому он шагнул вперед. Я – за ним.

– Здравствуй, Дана, – тихо и недобро проговорил бизнесмен.

– Добрый вечер, Олег Викторович.

– Парни тут отчудили. Следовательно, твоя задача – замять это дело. Никаких фотографий, информации. И готовимся к концерту в Твери. Перезапишите обращение к зрителям. Билеты продаются не так хорошо, как хотелось бы. Объявите о смене состава. Продумайте, как это сделать лучше.

Он задумался. Девушка-красавица в продолжение его речи просто пожирала меня глазами.

– Да, – вспомнил о моем существовании Олег Викторович. – Это Олеся Владимировна, руководитель проекта, ваша начальница.

– Что?

Блондинка издала такой восхитительный взвизг, что парней просто перекосило. Мы с Томбасовым, как существа менее нежные, просто поморщились.

– Согласуйте с ней завтра же программу развития группы, потому что все происходящее меня совершенно не устраивает.

– Но… как… Лева, как так? – Девица похлопала ресничками.

Я смотрела на этот балаган во все глаза. Ну, понятно, что у Левы бурный роман с ней. Это не жалко, но работать на благо проекта кто будет? Стоп. А с чего меня этот момент волнует? Я же собиралась увольняться. Забрать дочь и уехать. А о данной вокальной четверке узнавать разве что по телевизору. Которого, по счастью, у меня и нет.

– Я отвезу Олесю Владимировну. Завтра к десяти я жду вас на репетицию. Дана, вы с предложениями по рекламе. И наймите нормального оператора ребят снять. А то мне кажется, что мои камеры слежения как-то лучше с этим справляются, чем те «профессионалы», которых вы находите. Может, из них нарезку и сделаем?

Он кивнул мне, давая понять, что готов ехать. И мы пошли к машине. Между лопатками я чувствовала обжигающий взгляд блондинки. Хотелось просто упасть на землю – и поползав, обнаружить укрытие и в него и забуриться.

– Надо ее увольнять, – тихо проговорил Томбасов.

Больше мы не сказали ни слова. У меня разболелась голова: дождь будет к утру что ли? Олег Викторович посматривал на меня, шевелил губами, словно пытаясь подобрать слова, но вздыхал – не находил.

Я молчала, глядя на мелькающие дома, деревья вдоль дороги, мягко подсвеченные. Что мне делать? Упаковать чемодан, забрать дочь и кошку – и вернуться в свою спокойную размеренную жизнь? Доработать все-таки лето? И выбраться из финансовой ямы? Внести дополнительные условия в контракт?

Что?

И как отреагирует Машка, если я скажу, что мы уезжаем? Без объяснений. В ночи?

Не знаю.

Потом я решила, что утро вечера мудренее. И на этом успокоилась.

Кивнула господину Томбасову, который лично открыл передо мной дверь машины – забавно. Отрицательно покачала головой, когда он попытался мне что-то сказать.

Все завтра. Завтра.