Текст книги "Тайны отдела охраны музеев (СИ)"
Автор книги: Тереза Тур
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)
Глава 8
1 июля 20:45 Психоневрологический институт им. Бехтерева. Улица Бехтерева.
Длинный коридор заканчивался огромной кадкой с фикусом возле окна. Как-то слишком жизнерадостно выглядело это растение на фоне бледных стен, на что, собственно и было рассчитано. Рядом на стуле сидела полная, миловидная женщина лет шестидесяти. Одного взгляда на эту женщину было достаточно, чтобы понять, в каком состоянии она находится последние дни…
– Это Вера Игнатьевна, мама Маргариты – шепотом сказал врач и многозначительно посмотрел на Старцева, призывая не пугать лишний раз несчастную. После короткого приветствия вместе вошли в палату.
Ирма с Фенеком чувствовали себя не в своей тарелке. Скептически-недовольный взгляд врача с одной стороны и пылающий надеждой и верой в чудо умоляющие глаза Веры Игнатьевны, которой их представили как «специалистов, специализирующихся на подобных случаях» с другой, давали ощущение неуверенности даже великой Ирме, не то что ее ученице. Последняя с удовольствием шмыгнула бы под койку и сидела там пока все не закончится… В палате, освещенной ровным, мягким светом, с вымытыми хлоркой полами, с белоснежными простынями поверх клеенок, о возможном магическом воздействии думалось с трудом. Если бы рядом с лежащей женщиной присутствовала пикающе-мигающая аппаратура, которую в детективах пытается отключить проникший обманом в палату злодей – картина была бы полной.
Ирма задумалась. Рядом с женщиной ничего такого не наблюдалось. Она была не в коме, и никто не мог с уверенностью сказать, что же с ней случилось. Старцев был уверен, что дело в магии.
Женщина была похожа на восковую свечу. Бледная, с неестественным отливом на коже. Странная поза рук и головы – так изогнуто люди в постели не лежат. А еще глаза. Несмотря на то, что женщина лежала абсолютно неподвижно и, казалось бы, не дышала, глаза были широко распахнуты. В них плескался такой ужас, что дикий, душераздирающий крик был бы уместен. Но не молчание.
– Да… – покачала головой Ирма, несколько раз обойдя пострадавшую. – Ты прав, это ненормально даже для Иного мира.
Фенек стояла у входа в палату. То, что она видела, было попросту жутко. И больше всего ей хотелось убежать.
– Ты посмотри, – азартно говорил Старцев, – энергию выбрали – выбрали. Это понятно. Но тогда она должна быть либо мертва…
– Старцев, не драматизируй!
– Но это факт. Либо так, либо… Организм должен вытаскивать энергию повсюду – из еды, людей, впечатлений. Сна.
– А она в ступоре.
– Именно так.
Ирма внимательно рассматривала женщину. Ее опыт, а он у нее, безусловно, был, – ничего ей на этот раз не подсказывал…Возможно, первый раз в жизни…
Ее отношения со Старцевым выходили за рамки обыденных, выходили за рамки «деловых», и называть их «дружескими» тоже не стоило, но одно было бесспорно – она доверяла ему. Этому человеку почти никогда ничего не казалось, он был профессионалом своего дела, у него был колоссальный опыт, и если он и ошибался, – то на это всегда были очень серьезные причины. И эти очень серьезные причины, как правило, – приводили к очень серьезным последствиям. Она вздохнула, поправила прическу, придвинула стул, положила на него сумку, и решила что первое, от чего необходимо избавиться прямо сейчас – это от двух пар очень выразительных глаз – скептически-недовольных и восторженно-умоляющих.
Ирма переглянулась со Старцевым, и этого было достаточно, чтобы он увлек врача за собой, обращая его внимание на необходимые документы, подтверждающие осведомленность полиции и вышестоящих органов, дающих им определенные полномочия и бла-бла-бла.
Как только все вышли из палаты, ведьма повернулась к своей подопечной и застыла в недоумении. Девушка сидела, поджав ноги, обхватив их руками с такой силой, что ногти продырявили капроновые колготки. Стрелки от дырок ползли вниз, под одной из них угадывался кровоподтек. Все сжатое в комок тело била мелкая дрожь, лицо стало бледнее простыни, на которой лежала пострадавшая, и неизвестно еще кому из них в данный момент было хуже. Каким образом можно было впасть в такое состояние за долю секунды, – не укладывалось в голове. Ирма обернулась, чувствуя на себе пристальный взгляд. Старцев вернулся, уладив все формальности, и стоял за ее спиной с явно недовольным видом:
– Слушай, – кто она такая, а? Ты где ее подобрала вообще? В такой же психушке? В ночлежке?
– Послушай, это не твое… – начала Ирма.
– Нет, это ты меня послушай!!! У меня дело, понимаешь? Женщины пропадают, потом появляются вот в таком вот состоянии, – и что-то тут не чисто. Я все понимаю – может тебе эта девочка дорога, может это твоя внебрачная дочь или какая-нибудь племянница с тяжелой судьбой, – да ради Бога! Только давай отделять мух от котлет, хорошо? Дело есть дело – тебе я доверяю, но от этого несчастного создания одни проблемы! Хватит уже мучить и себя и ее. И расскажи мне, наконец – кто она и откуда взялась. Я имею право знать!
Вопреки его ожиданиям Ирма даже не среагировала на его эмоциональное выступление. Вместо этого она посмотрела ему в глаза и сказала:
– Старцев – иди.
– Куда? – удивленно посмотрел на нее Егор.
– На ту сторону, в Иной мир. Пойди и посмотри, что так влияет на несчастную. Иди – посмотри, что там. Я тебя прикрою, я тебе помогу – но я должна остаться здесь – кто-то должен будет, если что вытащить вас обоих. А что касается Фенека… Видишь, в каком она состоянии? Потом я расскажу тебе кто она такая и где я ее взяла. Обещаю. Пока же могу гарантировать, что не из психушки и не из ночлежки. А сейчас иди. Попробуй вытащить эту женщину. И девочке моей помоги.
Старцев понял, что ситуация выходит даже из-под ее контроля, поэтому сосредоточился, расслабился, и последнее что он успел увидеть – руку Ирмы, занесенную над его головой…
Голубой свет… Мертвый, пустой…Странно – это свечение всегда казалось ему сказочным, мистическим, инопланетным, таинственным, чудесным… О чем он только раньше думал? Он же просто мертвый. Все – мертвое. Холодно, тихо, тоскливо. Потому что мама бросила, потому что мама ушла – она выкинула его, она оставила его… Холодно. Внутри – холодно. Вокруг – пусто. Он мертвый – очень давно, он мертв и одинок. Тоскливо, темно, мокро… Что-то липкое, и вязкое вокруг…Мама!!!
Очнулся он от того, что кто-то активно, но вместе с тем как-то очень деликатно тряс его за плечи:
– Егор Иванович, Егор Иванович, – очнитесь, пожалуйста!
Уже слегка порозовевшее лицо девочки с чуть раскосыми обычно, но сейчас – огромными, испуганными зелеными глазами было сосредоточенно. Одной рукой Фенек вытирала бумажным платочком пот с его лба, в другой руке она держала граненый стакан, который начальник отдела музеев почти что выхватил, зажав его обеими руками и с наслаждением, не дожидаясь приглашения, – выпил залпом теплый, ароматный, изумительный… глинтвейн!
– Откуда у вас это чудо? И что, черт возьми, происходит?
Ирма посмотрела на него оценивающим взглядом.
– Ты как? В порядке?
– Да, в полном. Что это было? Что случилось? Я только помню, как сморозил глупость, потом пожалел об этом, а потом…
– Потом ты упал, скорчился так же как Фенек, обхватив ноги руками. Про глупость повтори, пожалуйста, еще раз – сделай мне приятное!
– А глинтвейн откуда?
– Вообще-то я держу кафе, если ты помнишь. И если начальнице нужен глинтвейн в психиатрическую больницу, – значит надо сварить его, доставить по адресу и не задавать лишних вопросов. У меня неплохая команда, знаешь ли.
Ирма улыбнулась, помогла Старцеву подняться и усадила на стул. Стола в палате не было, поэтому устроились вокруг тумбочки, на которой красовались три чашки крепкого чая, баночка малинового варенья, открытый пакет овсяного печенья и упаковка кускового сахара. Фенек хрустела печеньем, накладывала варенье прямо в чай, и выглядела абсолютно счастливой. Старцев тоже заметил, что настроение становится приподнято-эйфорическим, – ему вдруг тоже безумно захотелось и варенья, и печенья, и чаю…
Только Ирма почти не принимала участия в чаепитии. Она задумчиво смотрела в чашку, и выглядела озабоченной.
Старцеву почему-то казалось, что беспокоиться совершенно не о чем – он вернулся, ему больше не холодно, ему больше не страшно – вот чашка чая, вот Ирма, вот печенье… Стоп! Он напрягся, невероятным усилием воли заставляя себя сосредоточиться и восстановить недавние события. Они вошли в палату, где лежала женщина. Он вышел на пять минут уладить формальности. Минут через восемь он вернулся. Увидел трясущуюся девочку, потом, видимо, затрясся сам. Ирма их вывела из этого состояния, видимо, с помощью глинтвейна и чая из своего кафе? Чушь какая-то…
– Послушай, – что тут произошло и что ты об этом думаешь?
– Ура, он вернулся!!! А я думала вы с ней останетесь в этом замечательном месте навсегда и так и будете пить чай с абсолютно счастливыми лицами… Вижу, вас обоих отпустило-таки…
Старцев посмотрел на Фенека – выражение лица девушки и правда стало более осмысленным. Ирма посмотрела на свою подопечную. Старцев не очень понимал, почему ее взгляд каждый раз становится таким теплым, когда она смотрит на этого своего … Фенека. Что их связывает?
– Ты помнишь, что было до того, как тебя затрясло?
– Я пыталась ее просмотреть. Это все, что я помню.
– А ты? – обратилась Ирма к Страцеву.
– А я…Я… Я ничем не могу помочь… Ирма, – я просто ничего не помню.
– Понятно. Но помочь ты можешь. Поезжай в кафе, зайдешь в мой кабинет, и на полках над столом найдешь глиняную бутылочку. Красивую такую, с узорами. Привезешь ее мне, – и пошамань там перед отъездом с врачом, чтоб нам еще пару часов не мешали.
Старцев понял, что его просто выпроваживают, чтобы он не мешался – а то у Ирмы некому привезти какую-то бутылочку – ага, как же. Но сил и желания спорить с ней не было. Он уже открыл дверь палаты, но перед уходом замялся:
– Вы тут точно справитесь без меня?
– Да уж как-нибудь, иди.
Ведьмы остались одни. Фенек была заинтригована – вот сейчас она, наконец, увидит Ирму в работе! Наверняка будет какой-нибудь ритуал, она многому научится! Ирма не заставила себя долго ждать, – быстро и четко давала указания.
– Давай, быстро, – пока нам с тобой никто не мешает. Открой мою сумку. Свечи – красную, синюю, зеленую и белую. Зажги благовония из бумажного желтого пакета. Чашку с водой поставь сюда. Намочи платок – оберни ей вокруг лба, свечи зажги. Глинтвейн еще остался, или Старцев все выпил?
– Остался – в термосе…
Глинтвейн из кафе Ирмы предусмотрительно прислали в термосе, чтоб не остыл. Фенек по просьбе наставницы налила глинтвейн в стакан, свежего чаю в чашку, положила два кусочка сахара, размешала… После этого Ирма подошла к женщине, села рядом с ней на кровать, схватила ее за плечи и начала активно трясти:
– Просыпайся! Просыпайся, слышишь????!!! Проснись!!!! Проснись!!!!! Смотри – мама чай приготовила, глинтвейн сварили, – тепло, светло, уютно, – просыпайся!!!!! Просыпайся!!!!
Ирма говорила громко, настойчиво, но вместе с тем очень тепло и мягко, как…как мама… Результата все это не дало, увы, никакого… Тогда она стала растирать ладонями лицо женщины, снова произносить громко, настойчиво те же слова.
Фенек застыла в недоумении… Неужели это делается так? Без заклинаний, без каких-либо медитативных настроек…Из задумчивости ее вывела Ирма:
– Ну что ты застыла?! Помогай! Разотри ей ноги, вон видишь плед? Давай, укрой ее. Нам надо ее согреть, разбудить, и напоить чаем! И, кстати, – постарайся почувствовать – что она хочет?
– В смысле?
– Ты и Старцев только-только начинали впадать в то состояние, в котором она находится уже очень долго.
– Жуть…
– Ты захотела чай и овсяное печенье, Старцев – глинтвейн. Когда тебя затрясло, я испугалась, – стала тебя трясти, – ты попросила чай с печеньем. Ну что ты на меня уставилась?! Откуда я знаю, что с ней?
– А свечи зачем? А что в бутылочке, за которой Старцев поехал? Это поможет?
– Конечно, поможет, – обязательно. Но пока он не приехал – нам надо ее разбудить – тряси ее давай!!!
И они стали трясти безжизненное тело, растирать ледяные руки и ступни, тереть щеки, пока Фенек снова не сползла на пол, не обхватила ноги руками, не уткнулась носом в собственные колени. Ирма, казалось, постарела за эти минуты на несколько лет. Будто рассеялись колдовские чары. Морщины стали глубже, взгляд потух, цвет лица стал землистым. Держась за спинку кровати, она дрожащей рукой дотянулась до стакана, сделала глоток, опустилась на колени, поднесла чашку с чаем к губам Фенека. Та тоже сделала невероятное усилие над собой, обхватила ладонями теплую чашку, вдохнула аромат, и еле улыбнувшись, одними губами прошептала:
– Молоко…
– Нет уж, дорогая, – прохрипела Ирма осипшим, старческим голосом. В этот момент она была похожа на злую колдунью из старой страшной сказки… – Давай, – пей свой чай и не капризничай. За молоком я тебе не побегу – сил нет…
– Молоко!!!! Она хочет молоко! Теплое, с медом, – Фенек смотрела Ирме в глаза, она хотела что-то объяснить, но Ирма уже доставала из сумочки пудреницу и помаду.
– Значит так, – скомандовала начальница помолодевшим голосом, – допивай чай, тряси ее дальше – а я пошла, очарую буфетчицу этой замечательной, гостеприимной психиатрической больницы. Должно же быть у них молоко! Я не знаю, что с этой дамой, и что это за магия такая, – но молоко я достать смогу.
– С медом! – крикнула ей в спину Фенек, растирая и тряся несчастную с новой силой.
Ирма шла по коридору, пытаясь понять, в какой стороне буфет или столовая. Темнота за окнами наводила на мысли о том, что даже если она найдет в этом храме неврозов кухню – там уже никого, конечно же, не будет… Пост, за которым должна по идее круглосуточно дежурить медсестра был пуст, из приоткрытой рядом двери сестринской доносилось чье-то мерное дыхание, очень похожее на деликатный храп. Но это были не единственные звуки:
– Марита, Мариточка…. Девочка моя…. Господи помоги, помоги ребенку моему, Господи…
Ирма обошла пост. На небольшом диванчике сидела женщина, чей умоляющий, полный надежды взгляд сбил ее с толку в самом начале мероприятия, в которое она уже жалела, что ввязалась.
– Вы мама…?
– Маргариты. Маргариты Ивлевой. Скажите – что с Мариточкой?
– Как вы ее назвали? Марита?
– Рита свое имя не очень любит, – просит Ритой ее не называть. Она всегда только полное имя свое признавала, Маргарита. Ну а мне длинно и как-то неласково…. Я ее Маритой и зову – ей нравится… Это только я ее так называю.
– Скажите, а молоко она любит?
– Любит, любит – теплое, с медом!!! Она маленькая специально даже обманывала, что горло болит, – чтоб в школу не идти и молоко с медом теплое получить…Ну а я и велась!!! Скажите, она очнулась?
– Как Вас зовут?
– Меня? Вера. Вера Игнатьевна.
– Вера Игнатьевна… У меня к Вам просьба. Это очень важно. Нужно молоко, теплое, с медом – как Марита любит. Вот только нужно побыстрей… Вы далеко живете?
– Да здесь я живу – как же я ее оставлю-то? А молоко я сейчас – я к Алефтине Николаевне сейчас… Она ж тут на кухне – я сейчас!
– Вера Игнатьевна – принесите в палату, хорошо?
Старцев чувствовал головокружение и легкую тошноту. Еще не придя в себя, он старался не обращать на это внимание. Ирма не догадалась предупредить свою «блестящую команду», на мобильник не отвечала, а пускать без ее официального разрешения незнакомца в святая святых – ее кабинет никто не собирался… На препирания ушло драгоценное время, поэтому он гнал обратно так быстро, как только мог (то есть очень быстро), зажав большим пальцем крошечный глиняный флакончик с загадочными узорами.
Женщина, укутанная пледом, полулежала на кровати и как младенец открывала рот каждый раз, когда Фенек подносила к ним чайную ложку горячего молока. Глаза были слегка полуоткрыты, мутная пелена не давала определить их цвет. Бледные, обесцвеченные губы, кисти рук висели совершенно безвольно и были очень холодными, не смотря на активные растирания. Пока самым большим достижением двух вымотанных ведьм было то, что женщина пила горячее молоко из чайной ложки с полуоткрытыми глазами. Совершенно нереально в ее образе смотрелись дорогие сережки, и кольца – золотые, теплые, сверкающие. Из какой-то другой, судя по всему, обеспеченной, уютной, устроенной жизни. Пока Фенек поила женщину с ложечки, Ирма пыталась задавать ей вопросы, чтобы хоть что-то выяснить, – но безуспешно. Женщина не отвечала, – она была еще слишком слаба, чтобы говорить.
В этот момент в палату влетел Старцев – в коже, шлеме, сжимая драгоценный флакончик в одной руке, другой уже прижимая к себе Ирму, которая почему-то кинулась к нему так, будто они двое влюбленных после долгой разлуки. Фенек застыла с очередной порцией молока, не понимая, что происходит, и вдруг женщина произнесла еле слышно:
– Еще…
Фенек, опомнившись, – поднесла ложку к губам слегка порозовевшей женщины, но внезапно сама, успев в последнюю секунду поставить драгоценную чашку с теплым молоком на стул – соскользнула с кровати на пол…
Очнулась девушка на улице – Ирма со Старцевым сидели по обе стороны на лавочке в небольшом парке перед больницей. Днем все здесь выглядело совсем по-другому, но сейчас свежий воздух и лунный свет возвращал силы с невероятной быстротой. Ночь и луна для девушки было что-то вроде моря и солнца для обычного человека. Плюс ко всему Ирма заставила сделать большой глоток из глиняной бутылочки. Фенек сама по просьбе Ирмы недавно наливала туда Кагор. Надо будет спросить у нее, – каким образом он превращается в Драконью кровь, – на вкус он был такой же…
– Ну, как ты? – склонилась над ней Ирма.
– Нормально. А как та женщина?
– Не волнуйся, – с ней все хорошо. Мама поит ее молоком, поет колыбельную. Думаю, завтра после обеда ты уже сможешь что-нибудь узнать, – обратилась она уже к Страцеву.
– Спасибо, – буркнул Старцев. – Спасибо вам большое, – очень выручили.
Глава 9
Была уже глубокая ночь. Они втроем были вымотанные, но довольные. С огромным облегчением смотрели на здание больницы – и тяжело дышали, словно вынырнув с невообразимой глубины и вдохнув нормального, земного, такого вкусного – хотя и с примесью гари – воздуха.
Ирма доехала домой, зажгла свечи и долго-долго смотрела на неровное, дрожащее пламя. Может, гадая. Может, колдуя. А, может, вспоминая.
Старцев тоже поехал домой. Он полз по пустым улицам, как таракан, всем телом чувствуя недоуменные взгляды редких прохожих, что попадались ему глубокой ночью на улицах и дорогах Питера. Еле-еле доехал. Попал в квартиру впервые за трое суток, сунул голову под кран с водой. Дополз до дивана – и заснул.
Фенек долго вертелась, не могла заснуть, потом провалилась куда-то. То ли в кошмар, то ли в Иной мир, то ли в чужое прошлое…
Песок забивался в открытые сандалии и тер вспотевшие ступни. Тепло, темно. Как же здорово пахнет на юге… Не важно где – Кипр, Египет, Крым – лишь бы теплый воздух ласкал обветренную соленую кожу и пахло йодом. Как только она приезжала на море, ее тут же охватывало легкое, приятное головокружение, и казалось, по всему телу мерцали, будто звездочки ночного неба, вспышки эйфории – маленькие такие электрические разрядики счастья. Совсем-совсем малюсенькие – как мурашки, как пузырьки шампанского… Последняя бутылка шампанского, кстати, была явно лишняя, – это было последнее, что промелькнуло в мыслях смуглой, стройной женщины в лимонном сарафане на тоненьких бретельках, когда она сделала попытку опереться на ручку непонятно откуда взявшейся низенькой дверцы, расписанной граффити…
Странный узор было последним, что она помнила… Нацепив футболку мужа, чтобы солнце не жгло и без того зудевшую свежую татуировку чуть выше левой лопатки (странный, но элегантный, не лишенный очарования узор, очень искусно сделанный), Тая уже второй час блуждала в поисках этой чертовой двери… Ничего похожего она так и не нашла, и это было странно – она же четко помнила дверцу. Больше, правда, она не помнила ничего. Ей снились огни – не то огромные свечи, не то небольшие костры. Чернокожие люди в белых одеждах, сладковато-терпкий, ни на что не похожий, тяжелый аромат. Обычные «африканские» сны и видения, – она давно к ним привыкла. Лет в пятнадцать ее вроде как увлекла подобная романтика, она даже находила сходство своих снов с существовавшими когда-то обрядами религии Вуду, но потом это перестало ее интересовать. Где же эта дверь? Она была уверена, что отключилась у какого-нибудь тату-салона, где ей и набили эту татуировку.
Муж нашел ее возле отеля и принес в номер, где она и проснулась. Венька вопросов не задавал, допросов не устраивал. Никогда. Даже обидно, честное слово… Но может быть именно поэтому они вместе уже двенадцать лет. Она – темпераментная, бешено красивая мулатка, он – сдержанный, молчаливый, бледный… Мысли проносились в голове, зудели, пищали и жалили, будто редкостный вид экзотических кровососущих. Что там произошло? Ей просто набили тату, пока она была в отключке? Зачем? Решили пошутить или она сама попросила и теперь не помнит? Как она оказалась у отеля, если она все обошла и ничего похожего на ту дверь не нашла? Значит, это было далеко? Что еще с ней там сделали? На эти вопросы не было ответов, и было понятно, что не будет. Она вздохнула и пошла на обед в отель – есть хотелось зверски, не смотря на жару и вчерашний перебор с алкоголем.
Бледные, хрупкие, длинные пальцы соскользнули с бокала, поставив перед ней гранатовый сок. Он посмотрел ей в глаза, чуть улыбнулся одними уголками губ и как всегда еле слышно произнес: «Пей, – я за мороженым». Она любила гранатовый сок с мороженым, и он всегда приносил ей гранатовый сок с мороженым. Он был очень заботливый. Такой же тихий, бесшумный как мама, и такой же заботливый. С Яниной Станиславовной у Вени была какая-то просто мистическая связь, – они понимали друг друга с полуслова – тихие, грустные. Они оба улыбались уголками губ и никогда – глазами. Глаза всегда оставались грустными. Когда уже в старших классах Тае наперебой делали предложения школы моделей – все хотели заполучить это экзотическое сокровище – там учили «улыбке глазами». У нее всегда это упражнение получалось блестяще, – а вот глаза двух самых близких в этом мире людей улыбаться не умели…Ложечка застыла в воздухе, мороженое таяло, голубые глаза, нежно смотрящие на нее гипнотизировали, лопатка горела и пульсировала, голова слегка кружилась, – и она настолько погрузилась в свои мысли, что на время выпала из реальности.
Фенек вздрогнула – проснулась. Потом взяла листок бумаги – четкими линиями, будто кто-то водил ее рукой она стала рисовать. Получился круг, в котором две свернутые знаком бесконечности толстые змеи заглатывали хвосты друг друга. Выглядело это немного жутковато, но красиво…
2 июля 11:30 8 линия Васильевского острова кафе «Парковка»
Ирма слушала как-то невнимательно. Она массировала себе виски, пытаясь избавиться от головной боли.
– Слушай, девочка моя… Это же звучит бредово даже для этой истории. К тому же ты говоришь, что во сне кто-то…
– Женщина! Женщина, которая и колдовала!
Девушка сидела на подоконнике, обхватив колени и теребя бахрому прорезей на потертых джинсах.
– Прежде чем это утверждать, надо все проверить. Узнать хотя бы, что за татуировка тебе привиделась – и какое она имеет отношение к этому делу. Если имеет… И кто эта женщина.
– Надо ее искать!
– Надо. Позвонит Старцев – я ему расскажу.
– А почему вы сами…
И осеклась о насмешливый взгляд Ирмы.
– Надо все проверить. Как-то ты увлеклась этим делом… – посмотрела на Фенека ведьма. – Вот оно, обаяние розыска. Азарт, ощущение собственной значимости…
– Вы против? – зеленые глаза посмотрели на Ведьму одновременно дерзко и испуганно.
– Я? – Ирма покачала головой. – Я – нет. Сама таким переболела.
– Кроме того, надо поговорить с Викторией.
– Кто это?
– Девушка, которую, получается, похищали первой. У нее нет такой реакции на Иной мир, какой мы наблюдали у второй потерпевшей и у вас со Старцевым. Значит, в ней есть какие-то способности.
Фенек ревниво фыркнула.
– Да почему? – отозвалась на ее несогласие наставница. С ней будет интересно познакомиться. И поработать.
