Текст книги "Игра с огнем"

Автор книги: Теорен Флёри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

Когда я открыл калитку, наш главный тренер Бэрри Трэпп схватил меня за майку и швырнул на скамейку, чтобы я .... не паясничал. Чуть позже он сказал, что это был один из самых потрясающих голов, которые ему когда-либо приходилось видеть, но он был в бешенстве от того, как легко мне это далось.

Я питал определённую симпатию к Бэрри, потому что он избавился от Грэхема, но за его спиной мы все на него ворчали, потому что он так и не вытеснил до конца из сердца свой прежний клуб – "Реджайну". После матча зрители облепили все борта и принялись обзываться на меня и размахивать кулаками, как разъярённая толпа из фильма про Франкенштейна. Я отвечал им взаимностью.

Мною заинтересовались в "Калгари". Один их скаут, Ян Маккензи, раньше работал в RCMP (элитное подразделение канадской полиции, прим. АО) и всегда приходил на наши матчи. Ему особенно нравилось приходить на игры с "Реджайной", где меня высмеивали. Я знал, что он обеспокоен моими габаритами. Чуть позже он признался, что будь я сантиметров на 15 повыше и килограмм на восемь потяжелее, меня бы любая команда выбрала под первым номером, но это было из разряда фантастики, а потому я был никому не нужен.

Тогда в НХЛ превалировали здоровяки. В составе "Филадельфии" в сезоне 1987-88 был целый отряд громил. За них играл один швед, Йелл Самуелссон, который был ростом под два метра и весил за 100 килограмм. Старина Дейв Браун из Саскатуна и Уилли Хубер из Германии были ростом по 196см и весили 95 и 102кг, соответственно. Грэг Смит, с которым я играл за "Калгари" в 1992-м году, был ростом 194см и весил 106кг, в то время как габариты Тима Керра составляли 191см и 102кг. У "лётчиков" было ещё два парня по 194см – Джефф Чичран и Майк Стотерс. Крейг Берубе (185см, 93кг) был одним из самых маленьких игроков в той команде. Блин, да там даже вратарь Рон Хекстолл был 191см и весил 91кг.

Однако Ян всегда приезжал просматривать игроков в Муз Джо, а после каждого матча отмечал у себя в блокноте, что я был лучшим на площадке. Ян говорит, что благодаря ему на драфте НХЛ было выбрано более ста игроков, и каждый из них был особенным. Он пошёл на большой риск с тремя парнями, которым, по идее, не было места в лиге. Это был Бретт Халл, Гэри Сутер и я.

На Бретте Халле поставили крест. Он был в плохой форме. Он играл в юниорской лиге второй категории, а не в одной из ведущих. Все обвиняли Яна в том, что он выберает Бретта лишь потому, что он сын Бобби Халла. А Ян всем отвечал: "Нет, я выбираю Бретта Халла, потому играя за "Пентиктон", он забросил в одном сезоне 125 шайб". В свою очередь Сутер стал лучшим новичком сезона, хотя все считали, что он был слишком маленьким защитником для того, чтобы играть в НХЛ.

Помню, Ян нам говорил: "От вас может уйти жена, но номер выбора на драфте останется с вами на всю жизнь". Неважно хороший он или плохой – он ваш навечно. Он говорил, что в игроках он всегда искал какую-то исключительную особенность, которой обладает только он и больше никто на свете. В мире достаточно хоккеистов, которые, вроде бы, и выглядят хорошо и вовсе не без таланта, но если у них нет изюминки, то им не пробиться в НХЛ.

Я ничего не боялся. Что бы мои соперники ни делали, они не могли меня запугать. Меня можно было тыкать клюшкой под рёбра или бить сзади по спине – я всё равно упорно лез на ворота. К тому же, свой недостаток в габаритах я восполнял стартовой скоростью. У меня была отличная скорость, и я мог обогнать кого угодно в два счёта. Защитники всегда предпочитали катиться рядом со мной, а не кидаться на меня, что мне только и нужно было. Когда я приехал в свой первый тренировочный лагерь "Калгари", Ян сказал мне: "Помни, твой главный козырь – это скорость. Поэтому даже не думай останавливаться".

Генеральным менеджером "Флеймс" тогда был Клифф Флетчер, а Ян работал в соседнем офисе в "Сэдлдоме" (домашняя арена "Калгари", прим. АО). Ян все уши прожужжал Клиффу по поводу меня, но, безусловно, того смущали мои габариты. В итоге Яну удалось уговорить его пойти против логики и мнения Центрального Скаутского Бюро. В Муз Джо зрители заполняли трибуны, чтобы посмотреть на меня, и Ян считал, что такой шоумен пригодится и "Калгари". Он тогда говорил: "Слушай, если мы рискнём, он поможет нам собирать полные трибуны на матчах фарма в Солт-Лейк Сити, я тебе обещаю!".

Само собой, я ни о чём не догадывался. Я лишь знал, что моё место в НХЛ.

Драфт проходил 13-го июня 1987-го года в Детройте. В первом раунде под 19-м общим номером "Калгари" выбрал левого крайнего по имени Брайан Дизли. Скауты "Флеймс" были от него в восторге. Он играл в университетской команде, обладал неплохими габаритами и хорошо катался. Однако как выяснилось позже, он достиг своего предела и с тех пор так и не смог прибавить в мастерстве.

Драфтовать 18-летнего парня – это всегда риск, потому что неизвестно будет ли он расти дальше или нет, к тому же тут всё зависит от стольких мелочей, что предугадать дальнейший ход событий просто невозможно. Поэтому время времени кто-то и оступается. На тот момент Дизли выглядел хорошим проспектом. В итоге он отыграл несколько сезонов в фарме, но так и не провёл ни единого матча в НХЛ. Впрочем, завершив карьеру игрока, он вполне преуспел на агентском поприще.

Следующим "Флеймс" выбрали Стефана Матто под 25-м общим номером. Он отыграл 13 лет в НХЛ и выиграл Кубок Стэнли в составе "Рейнджерс". В 1994-м году в финале конференции на пятой минуте второго овертайма он отправил шайбу в ворота "Нью-Джерси" и принёс своей команде победу в седьмом матче серии. Этот гол вывел "Рейнджерс" в финал, где они встретились с "Ванкувером".

Под 40-м общим номером "Калгари" выбрал Кевина Гранта, здоровенного защитника из Китчнера (пр. Онтарио), который долгие годы провёл в фарм-клубе, после чего уехал в Европу.

На драфте у каждой команды есть специальный совет, который делает выбор в пользу того или иного игрока. Скотт Махоуни, которого забрали в третьем раунде, сейчас работает полицейским в Ошаве (пр. Онтарио), но он понравился одному из скаутов "Калгари", часто видевшего его в деле, а потому его и выбрали на драфте. Тима Хэрриса выбрали под 17-м общим номером, но он так и не смог пробиться в основной состав. Аналогичная история была и с Тимом Коркри, уроженца Феррис Стэйта (шт. Мичиган), которого выбрали в пятом раунде. Джо Алуа был выбран в шестом раунде, однако после этого он провёл ещё один сезон в QMJHL и завершил карьеру.

Запомните, если на драфте выбрали кого-то раньше, чем вас, это вовсе не значит, что руководство клуба считает, что он играет лучше вас. Это говорит лишь о том, что в команде боялись, что его выберет кто-нибудь раньше. В моём же случае "Флеймс" был настолько уверены, что меня никто кроме них не выберет, что могли позволить себе пойти на роскошь и задрафтовать меня в каком угодно раунде.

Зачем было тратить на меня право выбора в первом или втором раунде, когда с тем же успехом можно потратить поздний драфтпик и выбрать даже гораздо позже пятого раунда? Но Ян всё равно нервничал. Он очень волновался, что "Калгари" упустит меня из рук.

"Клифф, – говорил он. – Мы больше не можем ждать, иначе мы потеряем этого парня". А Клифф постоянно спрашивал: "Ну, ещё один раунд мы можем подождать?". Он хотел выбрать сначала Питера Киваглиа. Это был очень хороший игрок, который чуть позже попал в университетскую команду Гарварда и был лучшим бомбардиром ECAC (студенческая лига, прим. АО) на протяжении двух своих первых сезонов в этой лиге. Тем не менее, в НХЛ он толком и не поиграл – в его активе всего пять матчей в составе "Баффало".

Наконец, в восьмом раунде Клифф кивнул Яну и прошептал: "Всё, выбирай его". А потому он обратился уже ко всем: "Господа, на кандидатуре следующего игрока мы полностью сошлись с Яном". И вот в восьмом раунде под общим 166-м номером был выбран я. В зале воцарилась гробовая тишина. Эл Макнил (бывший помощник генерального менеджера "Калгари", прим. АО), который впоследствии стал одним из моих самых преданных поклонников, зашвырнул ручкой через весь зал. За соседним столом сидела делегация "Филадельфии", и их помощник генерального менеджера, Гэри Дарлинг, усмехнулся: "Ян, ну и где этот парень будет играть?". Ян перегнулся через Бобби Кларка, генерального менеджера "Флайерс", поднёс кулак к носу Дарлинга и сказал: "Чья бы корова мычала, недомерок". А в это время Эл Макнил ползал по полу на четвереньках в поисках своей ручки.

Понятное дело, что когда назвали мою фамилию, моя семья и я сам очень обрадовались, но знаете, что я вам скажу? У меня не было ни малейшего сомнения, что так всё и будет.

На свои первые сборы я приехал с высоко поднятым носом. Очень высоко поднятным носом. Мне было нечего терять, зато получить я мог, ох, как много. "Флеймс" тогда были потрясающей командой, полной милых и отзывчивых людей. Некоторые ветераны ещё только-только начинали набирать форму, а мне надо было произвести впечатление. Я решил, что если тренеры увидят игрока, который ещё вчера играл в "юниорке", "ушёл" в восьмом раунде и был ниже всех на голову, но при этом "раздевает" всех подряд, то дело в шляпе.

Мне понадобилось всего полчаса, чтобы взбесить здоровенного Джоэля Отто (193см, 100кг). Я его просто с ума сводил. Один раз объеду его по левой стороне, а потом по правой. И каждый раз, когда я его обыгрывал, вдогонку мне летело: "Ах, ты, мразь коротколапая!". Оттсу тогда это всё вовсе абсолютно не нравилось. Он и ещё трое наших защитников – Эл МакКиннис, Рик Нэттрэсс и Дэйна Марзин – готовы были меня по борту размазать.

Вплоть до этих пор тренеры относились ко мне крайне скептично. Они решили, что меня задрафтовали исключительно под фарм-клуб в Солт-Лейк Сити. Теперь же, к своему собственному изумлению, они пришли к выводу, что я уже готов играть за основу, несмотря на то, что там я пока что был не очень востребован. Я провёл ещё один сезон в "Муз Джо" и набрал 68+92=160 очков в 65 матчах. Я разделил звание лучшего бомбардира с Джо Сакиком и набрал при этом 235 штрафных минут. Таким образом, за всю свою карьеру в "юниорке" я забросил 201 шайбу и отдал 271 результативную передачу в 274 встречах. Сейчас я занимаю десятое место в списке лучших бомбардиров WHL за всю историю существования лиги с 472 очками.

В середине сезона я отправился в Москву на МЧМ. Меня назначили капитаном сборной Канады. Мы всё ещё не отошли после Пиестани, и это, думаю, нам и помогло выиграть золото. На том турнире мы не потерпели ни одного поражения, выиграв шесть встреч при одной ничьей. На одно очко от нас отстала сборная СССР, в составе которой было много игроков с прошлогоднего турнира, включая Александра Могильного и Сергея Фёдорова.

Несмотря на то, что они играли дома, мы всё равно смогли обыграть их 1-го января со счётом 3:2. Героем того чемпионата мира стал Джимми Уэйт, это уж точно. Мы с Робом Брауном забросили по шесть шайб, Адам Грейвз – пять, а Джо Сакик – три. Но что творил Джимми Уэйт – это п*здец. По-моему, лучшей игры в исполнении голкипера я в жизни не видел. Его тогда признали лучшим вратарём турнира, хотя в среднем за игру он пропусал по 2,29 шайбы. Он также попал и в символическую сборную МЧМ, где помимо него был ещё я, Теппо Нумминен, Грег Хогуд, Александр Могильный и Петр Хрбек. Неплохая такая команда.

Свой первый профессиональный контракт я подписал на сумму, которую до этого в жизни не видел –  $350 000 в год, плюс ещё $65 000 за подписание и бонус за количество сыгранных матчей. Я приехал в Солт-Лейк Сити на два последних матча в "регулярке" (набрал 3+4) и плей-офф IHL. Я рвал и метал, забросив в итоге 11 шайб в восьми встречах. В итоге мы выиграли Кубок Тёрнера.

Насмотревшись на профессионалов и их накачанные мускулы, я вернулся на лето в Муз Джо и вместо велотренажёров начал работать с весами, как сумасшедший. В 1988-м году я приехал в тренировочный лагерь, потяжелев на 11 килограмм. Я стал весить 80кг, но чего мне это стоило! У меня упала скорость, что очень огорчило руководство клуба. Они позвонили Полу Бэкстеру, моему тренеру в Солт-Лейк Сити, и сказали, чтобы он с меня хоть три шкуры содрал, но привёл в форму.

И вот меня отправили в фарм-клуб. Это был первый единственный раз в моей жизни, когда я не прошёл в состав. Я приехал в Солт-Лейк и несколько дней ходил с поникшей головой.

В первом же матче я сделал хет-трик и отдал две голевые передачи, набрав, таким образом, пять очков. Я тогда подумал: "Что-то тут-то не то". Я-то был совершенно уверен в том, что всё будет намного сложнее. Но моя злость не пошла мне на пользу – я стал с трудом набирать очки и хватать при этом кучу глупых удалений. За 40 матчей я набрал 81 минуту штрафа. Бэкси постоянно катил на меня баллоны. Он бесконечно твердил мне, чтобы я отрабатывал в своей зоне. Раньше мне не приходилось сталкиваться с этим. С самого детства у меня было невозможно отобрать шайбу, поэтому в обороне я и не играл. Бэкси хотел нагрузить меня игровым временем, чтобы я сбросил вес, но сначала ему нужно было разобраться с тем, что творилось у меня в голове.

Как-то мы отправились на выезд в Денвер, где встречались с местными "Рейнджерс", и Бэкси позвал меня к себе в номер. Я плюхнулся в кресло и стал пялиться в окно. Бэкси только что завершил весьма успешную карьеру игрока. Он выступал за "Питтсбург", "Квебек" и "Калгари". Его не особо волновало количество моих штрафных минут – у него самого их было 1560 – но он не мог не заметить, что время от времени я просто теряю голову и завожусь не по делу.

"В чём проблема?" – спросил он. "Я должен играть за "Калгари". Меня не должны были "спускать". Играть здесь – это отстой", – ответил я. Я чувствовал на себе его взгляд, но не поднял на него глаз. Некоторое время мы просто сидели в тишине. Уверен, он думал, что я обнаглел. Большинство парней с моими габаритами вообще бы за счастье сочли, что они играют за "Солт-Лейк".

Наконец, он сказал: "Слушай, я понимаю, что я много на тебя давил, потому что знаю, что ты это можешь выдержать. Но нам надо как-то решить это проблему. Давай так – до синей линии соперника ты будешь играть по моей схеме, то есть в обороне. А как только войдёшь в зону соперника – играй, как хочешь".

Это был весьма умный ход со стороны Бэкси. Благодаря этой сделке он не только заставил меня отрабатывать в обороне, но и высоко оценил мой талант, проявив такое уважение. До этого мне все говорили: "Тебе платят за то, чтобы ты в хоккей играл, а не головой думал". Но Бэкси знал, что когда меня "спустили" из первой команды, это серьёзно задело моё самолюбие.

Предложив эту сделку, он фактически сказал мне, что его доверие ко мне настолько велико, что он полагается на мои инстинкты. И это сработало. Я заиграл так, что все были в шоке. За 40 матчей я набрал 74 очка (37+37) и стал лучшим бомбардиром IHL.

"Солт-Лейк" был странной командой. Половина состава состояла из прожжённых ветеранов, которые за свою карьеру поиграли уже во всех мыслимых минорных лигах и дальше этого никогда не заходили. А кроме них в команде играли молодые парни вроде меня – проспекты и участники последнего драфта. Очень странное сочетание. В общем, только меня там, что называется, и не хватало, но в итоге всё было хорошо. Я жил на нижнем этаже в доме у нашего менеджера по экипировке Брайана Татаффи. У него была хорошая семья, но дома я практически не бывал.

Если вы знакомы с прожжёнными ветеранами, которые провели в минорных лигах не по одному сезону, то вы знаете о том, что они любят играть в хоккей ровно до тех пор, пока он приносит деньги и вечеринки. Им обычно от 26 до 34 лет. Они по-прежнему отрываются по полной и мечтают о светлом будущем. Мне нравилось тусить с ними, потому что с ними было весело, и они любили загулять, а это как раз по моей части, верно? Мне было 19 лет, но по барам я ходил без каких бы то ни было проблем, потому что вся местная публика состояла из наших болельщиков.

Я дебютировал за "Солт-Лейк" в конце сезона 1987-88, и тогда в составе нашей команды был один техничный парень, которому было немного за 20, и он был холостой. В своё время он играл в Манитобе, а его мама жила в Муз Джо, так что мы быстро сдружились.

В то время я достаточно наивно относился к наркотикам. Я собирался на свою первую тренировку, и он за мной заехал. У него была машина с откидным верхом, которую он называл "Любовь Большого Папочки" (Big Daddy Love) с салоном из белой кожи. На улице стояла прекрасная погода – было тепло и солнечно. Он сидел в тёмных очках и строил из себя крутого. Помню, он всегда называл меня Билли. Только и слышал от него: "Здорово, Билли! Как житуха, Билли?".

До арены было минут 20, и мы ехали очень быстро. Он достал косяк и спросил: "Хочешь пыхнуть, дружище?". Я ему ответил: "Нет, ты что, сдурел?". Он дунул прямо перед тренировкой. Я быстро пристрастился к такой жизни. После тренировок мы обычно ехали в гольф-клуб. В Муз Джо в это время ещё снег лежал, а я в Юте уже вовсю бил клюшкой по мячам. В гольф-клубе мы пили пиво и курили траву, после чего я приезжал домой, а Татаффи мне говорил: "Звонил Бэкси. Он тебя уже обыскался. Никак не может найти". Так что я думаю, в "Калгари" сразу поняли, что я ещё тот гуляка. Но я хорошо играл, и все держали рот на замке.

Что касается моего алкоголизма, то, скажем так, он активно развивался. После каждой игры мы шли в бар и нажирались. Так делали почти все в команде. Мы всегда были вместе, пили и кутили. Прямо напротив нашей арены стоял бар "Зелёный попугай". Мы оттуда практически не вылезали. В основном, мы там клеили девчонок. Я тогда выглядел лет на 12, но у большинства парней на этом фронте всё было весьма успешно. У нас в команде было много красивых парней.

Нашим капитаном был Рич Черномаз. Добродушный такой парень. Он играл то с нами, то в НХЛ. Изначально его задрафтовали "Колорадо Роккис". Джефф Уинаас всегда любил покрасоваться. Он был из старого поколения, а на юниорском уровне играл за "Медисен Хэт" (WHL, прим. АО). Я против него достаточно часто играл. "Калгари" выбрал его своим вторым драфтпиком (38-й общий номер) в 1985-м году, но он так и не сыграл ни одного матча в НХЛ. Ещё с нами постоянно тусил Дагги Кларк. Он идеально вписывался в нашу компанию – только что выпустился из колледжа и любил хорошенько повеселиться. Стив Максуэйн был отличным парнем. Он тоже был небольшого роста и при этом очень техничным. Он играл за команду Университета штата Миннесота, но так и не пробился в НХЛ.

Кеван Гай, Мартин Симард, Марк Бюро и Дэйв Риерсон были командными игроками и были в очень близких отношениях со своими семьями. Рэнди Бьючик был крайне строгим в моральном плане парнем, а Стю Гримсон тогда был очень религиозен.

А вот Бобби Бодак был самый что ни на есть прожжённый ветеран. Он в этой команде уже целую вечность играл. У него за плечами было три матча за "Калгари" и 10 лет в фарм-клубе. Бодак был настоящим красавцем. Джим Юханссон, который играл в Пиестани за сборную США, сейчас работает на хоккейную федерацию этой страны. Мы с ним, кстати, виделись недавно в Оттаве на встрече участников МЧМ в Пиестани. Рик Хэйуорд был забавным парнем с такой внешностью, которая обычно нравится женщинам. Он от них разве что метлой не отмахивался.

Все эти парни были качками. Наша команда была частью "Калгари", а потому все были в отличной форме. "Флеймс" вообще были первой командой в НХЛ, которая сделала особый акцент на физподготовке в летний период.

Питер Лаппин, как я, примкнул к "Солт-Лейку" в конце сезона 1987-88. Он попал сюда, будучи одной из главных звёзд в команде университета Святого Лаврентия, а в 17 матчах плей-офф забросил 16 шайб и отдал 12 голевых передач. У него были потрясающие руки, и он умел забивать. Но в итоге в НХЛ он сыграл шесть матчей за "Миннесоту" и один за "Сан-Хосе". И всё.

Наш вратарь, Марк Д’Амур, был забавным парнем. Я ему сигареты прикуривал в перерывах между периодами, потому что его ох**ть как трясло с бодунища. Прозвище у него было "Дёрганный". Но на воротах он стоял бесподобно. Насколько мне известно, у него сейчас свой бар в Солт-Лейк Сити.

После победы в первом раунде плей-офф в 88-м году, у нас было четыре выходных, после чего начинался второй раунд. Один из наших парней закатил у себя дома вечеринку. Помню, я пошёл в туалет, и тут вдруг вместе со мной зашёл ещё один из наших, вытащил мешочек с белым порошком из-под бочка унитаза, сделал две дорожки и спросил меня: "Хочешь попробовать?". Я ему ответил: "Конечно".

Помните, я рассказывал о том, как первый раз попробовал алкоголь у Шелдона дома? Так вот это было в сто раз лучше. У меня сразу началась эйфория. Я такого никогда в жизни не чувствовал. У меня от счастья мурашки по коже пошли. Будто по мановению волшебной палочки я вдруг перестал быть неуклюжим и сопливым новичком. Я стал подходить к девушкам постарше, заигрывать с ними и был полностью уверен в себе – это было потрясающее состояние. Будто я Супермен какой-то. Может, и не он, но точно не человек.

В следующем сезоне в канун Нового Года у нас был матч с "Денвером". После него я стал готовиться к одной из самых крупных вечеринок года. Там должно было быть много кокаина, много девчонок... Я не мог этого дождаться. Я вышел из душа и стал вытираться, как вдруг ко мне подошёл Бэкси и спросил: "Ты на самолёт завтра сесть сможешь?". Я засмеялся и спросил: "Ты вообще о чём?". А он мне ответил: "Я только что разговаривал с Клиффом Флетчером. "Флеймс" хотят, что завтра ты уже был в Калгари". Я сказал: "Да ладно!". Он посмотрел на меня, покачал головой и сказал: "Я не шучу".

Я вернулся в раздевалку, чтобы поделиться новостями с парнями. Помню, я тогда ещё подумал, что "Флеймс" наконец-то проснулись и стали соображать, что к чему.

Глава 8. Полный кайф

1-го января 1989-го года "Калгари" переживал небольшой спад. Вся эта ситуация крайне действовала им на нервы. В тренировочном лагере я зарекомендовал себя как крайне неуступчивого игрока, и руководство клуба, видимо, решило, что этот сопливый пацан из Расселла поможет им как-то расшевелить команду.

Помню, я сильно нервничал, потому что понимал, что мне нужно два, максимум три матча, чтобы проявить себя. Было ли мне страшно? Ещё как. Впервые за долгое время я начал сомневаться в своих силах: "Главное – не обосрись. Ты должен сыграть лучше, чем когда-либо в своей жизни".

Клуб снял мне комнату в лучшем отеле города – в "Паллизере". Я кинул там свои вещи и тут же помчался на тренировку. Уже на следующий день мы встречались с "Квебеком". Сестра моего отца, тётя Роуз, приехала вместе со своим мужем, дядей Доном Оджерсом, из Оксбоу (пр. Саскачеван), и сводила меня на ужин в Калгари Тауэр. На тот момент, это было самое высокое здание в городе, а на его вершине располагался шикарный ресторан. Мне сказали, чтобы я не стеснялся и заказал то, что хочу. Я заказал.... омара. Пару часов спустя, я проснулся и стал блевать, как брандспойт. Я не мог в это поверить. Это надо же! Нашёл когда отравиться! Тем не менее, мне всё-таки удалось заснуть.

Следующим вечером я вышел на лёд и посмотрел на свою команду. "Флеймс" тогда обладали самой длинной скамейкой запасных и самым "большим" составом в НХЛ. Если не считать вратарей (Рика Уэмзли и Майка Вёрнона) и трёх игроков (Дагги Гилмора, Джо Маллена и Хокана Лооба), то там все были за 180см и весили больше 90кг. Клифф Флетчер встал у руля команды, ещё когда "Флеймс" только появились в "Атланте" в 1972-м. На протяжении всей своей истории они славились, прежде всего, габаритностью. Я как-то читал, что после игры против той "Атланты" звёздный центрфорвард "Чикаго" Стэн Микита (175см, 77кг) сказал, что "это всё равно, что кататься в лесу, полным красных деревьев".

Когда я зашёл в раздевалку, я увидел Эла МакКиннеса, который сидел, прислонившись спиной к стене, скрестив руки на груди. Он мне сказал: "Х*ли ты тут делаешь?". Я ему толком ничего и не ответил, только пробурчал: "Меня подняли".

Я больше чем уверен, что они все тогда знали, что я жёг в "Солт-Лейке". Ветераны следят за фарм-клубами. Они хотят знать, кто собирается их "подвинуть". Тогда все только и спрашивали скаутов, как играет тот или иной парень. У нас тогда не было интернета. Мне кажется, сейчас игроки не испытывают такого страха, который заставляет тебя работать не покладая рук. После коллективного соглашения, клубам больше нельзя "поднимать" парня посреди сезона и пытаться наладить взаимопонимание в команде, если только травма не случиться. Правила изменились, поэтому и уровень самоуспокоенности значительно вырос.

Тренерам я понравился. Понятное дело, что "поднять" меня было тренерским решением, а потому я знал, что они за меня. Эл МакНил всегда хорошо относился ко мне, много со мной общался и постоянно что-то советовал. "Делай тоже самое, что и в Солт-Лейк Сити. Играй точно так же. Мы именно поэтому тебя сюда позвали, именно поэтому ты нам и нужен. Ничего не меняй в своей игре, и не думай о том, что думают все остальные. Ты заслужил своё место в основе. Ты заслужил этот шанс, так что воспользуйся им по полной".

Но большинство парней всё равно затаили на меня злобу. Мне это не нравилось, но я не убивался из-за этого. Я ни в чём не винил их. Я понимал, что им просто не хотелось видеть "чужака" в своей компании. У них всё было хорошо. По большей части, все они были спокойные ребята, а тут вдруг пришёл как-то сопляк, у которого энергия бьёт через край. Им такой нарушитель спокойствия был совсем не нужен.

Я сидел между Колином Паттерсоном и Риком Уэмзли, которые с самого начала  ко мне хорошо относились. Они знали, что мне было п*здец как страшно от всей этой обстановки, потому что этого нельзя было не почувствовать, когда в запасе оставался Лэнни Макдональд, и вместо него ставили меня. Моими партнёрами по тройке были Брайан Маклеллан и Тимми Хантер. Тимми, кстати, тоже хорошо ко мне относился, потому что, играя со мной, у него было столько голевых моментов, сколько не было никогда.

В тот день я провёл свой первый матч в НХЛ. Всё было круто – на "Сэддлдоуме" собралось 20 тысяч зрителей. Я вышел не лёд и стал бить всё, что движется. Я кидался на всех слева, справа и в центре. Кто это там бежит за шайбой? Джо Сакик? БАМ! Лети, родной, в борт. Петер Штясны? БАБАХ! Попался на силовой в средней зоне. Здоровяк Уолт Поддубны? Без проблем. И так один силовой приём за другим. Мне было плевать на имена и габариты. Я бил всех, кто поподался под руку.

У меня в арсенале было два секретных оружия – злость и уникальная способность терпеть боль. Я мог играть с опухшими глазами, выбитыми зубами и подбитыми скулами. Мне было абсолютно всё равно. Наш тренер, Терри Крисп, называл меня резиновым мячиком. "Его бросаешь в стену, а он отскакивает от неё и бьёт тебя в два раза сильнее". Не думаю, что это прибавило мне очков популярности в раздевалке. Поскольку я играл агрессивно, то и всем здоровякам приходилось прибавлять в жёсткости. Они же не могли себе позволить, чтобы их унизил какой-то коротколапый новичок.

В своём первом матче я не забросил ни одной шайбы, но выходил на большинство и постоянно выходил на лёд. Свой второй матч я провёл против "Лос-Анджелеса". После двух периодов мы проигрывали 2:5, и меня поставили в звено к Гилмору и Маллену. В итоге я сделал три голевые передачи, мы выиграли 8:6, а у всех в голове пронеслась одна и та же мысль – "Что ж, от этого парня будет польза". В следующем матче против "Эдмонтона" я забросил свои первые две шайбы в НХЛ. Таким образом, в трёх матчах, даже при весьма ограниченном игровом времени, я набрал пять очков. После этого у руководства и тренерского штаба не осталось никаких сомнений в том, что моё место в основе. Однако мне всё ещё предстояло выиграть доверие партнёров.

И вот в одном матче против "Лос-Анджелеса" мне надо было подраться с Кеном Бомгартнером. Вместе со мной в основу "Калгари" подняли ещё одного новичка по имени Кенни Сабурин (191см, 105кг). В своей первой же смене он въехал в Уэйна Гретцки. Он снёс его, как паровоз, и тот полетел в угол площадки. А это, между прочим, было не так-то просто сделать, потому что Гретц всегда видел, что происходит вокруг него. Он даже видел, когда на него кто-то сзади ехал.

К сожалению, в этот момент на площадке находились Джей Миллер и Кен Бомгартнер. Там также была и моя тройка с Тимми Хантером и Иржи Грдиной. Разгорелась драка пять-на-пять. И когда их тафгаи, Миллер и Бомгартнер, бросились вдвоём на Тимми Хантера, я подумал: "Ни х** себе! Надо идти выручать партнёра".

Я подъехал и кинулся Бомгартнеру на спину. Он был гигантом, а я весил, наверное, килограмм 65. Он потянулся правой рукой назад через шею и схватил меня, будто я был каким-то пауком, который полз вверх по его свитеру. Он держал меня в воздухе на расстоянии вытянутой руки, а я болтал коньками в воздухе, и вдруг – БАМ! – он как двинул мне в лоб. Он рассёк мне лоб сантиметров на 20, от правой брови до левой, после чего кинул на лёд, как использованную тряпку для мытья посуды. Кровь хлыстала из раны и ручьями стекала по моему лицу. На минуту я даже "потерялся". Я смотрел на трибуны и думал: "Где я?".

Я поднялся на ноги и поднял кулаки вверх, приготовившись продолжать бой, но кто-то неожиданно схватил меня сзади за майку и вытащил из потасовки. Это был Гретц. "Так, парень, всё, успокойся, – говорил он. – Давай отвезём тебя на скамейку". Гретц всегда ко мне хорошо относился. Даже не знаю почему. Мы потихоньку катились вперёд, он поддерживал меня для равновесия, а внутри у меня в это время кружились противоречивые мысли. Я не знал, как мне надо поступить с точки зрения командной пользы. "Может, мне вмазать Уэйну исподтишка? Может, ё**уть ему разочек?", – думал я. Впрочем, минуту спустя я понял, что это было бы глупо.

Почему так практически никто не трогал Гретца? Ну, а вы бы сами хотели подраться с Дэйвом Семенко и Марти МакСорли? Эти двое могли шлем кулаком пополам расколоть. Марти один раз мне ударил исподтишка в Лос-Анджелесе ни с того, ни с сего. Стою я себе на синей линей, и тут вдруг мне как прилетит – БАМ! Нет, башка у меня чугунная, но этот удар я почувствовал. Он срубил меня, но не вырубил. Я встал, выставил вперёд нижнюю челюсть, а потом спросил: "И это всё?". Знали бы вы, как его это взбесило. "Ах ты, гнида ё**ная!" – прорычал он.

Как бы то ни было, Уэйн довёз меня до нашей скамейки, и я пошёл в раздевалку, чтобы мне наложили швы. После этого я всё равно вернулся и забросил две шайбы. Что удивительно, тогда выяснилось, что у меня невероятно толстая кожа, прям как у носорога, поэтому врачи три иголки сломали, пока меня зашивали.