Текст книги "Игра с огнем"

Автор книги: Теорен Флёри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

Вот ведь странно – он толком не обращал на меня внимания в детстве, а теперь он словно перенёсся в Древний Рим и приветствовал гладиаторов. И тут я вдруг понял, что я и есть гладиатор, я – герой. Это меня он приветствовал во всё горло. Он смотрел мне прямо в глаза, и я видел, что он восхищается мной. У меня просто крыша поехала. Это было потрясающее чувство.

Во время исполнения национального гимна я думал: "Наверное, я уже больше никогда не сыграю за сборную Канады. Это пик моей хоккейной карьеры. Я был рад внести свою лепту в это дело, но больше я уже ничего не добьюсь в хоккее".

Победу мы отмечали в одном ресторанчике в Солт-Лейк Сити, а вместе с нами там был и обозреватель "Калгари Сан" Эрик Фрэнсис. Он сказал мне, что увидев меня с золотой медалью на шее, он подумал: "Вот ведь! Ты всё-таки вернул должок Гретцки, выиграв золото!". Я согласился с тем, что Гретц принял весьма неоднозначное решение, включив меня в состав.

Но меня не просто так взяли в команду – Гретц знал, что делал. Несмотря на все проблемы в моей жизни, никто не чувствовал лучше меня, что нужно команде, и я

всегда делал то, что было в её интересах что бы ни случилось. И неважно – надо ли было забить гол или залезть кому-то под кожу.

После этой победы с моего лица не сходила улыбка. Я давно не чувствовал такого умиротворения. В моей жизни всё было прекрасно, а значит, ничего хорошего мне не светило. Я всю свою жизнь построил на том, что я аутсайдер. Я был из тех, кто говорит вам в лицо – "Ну, ничего, ещё посмотрим кто кого". Мне нравилось, когда все ставки были против меня.

Я любил, когда мне бросали вызов. Думаю, у меня было много проблем именно из-за этого – мне бросали вызов, я принимал его и отдавался ему без остатка. Но я только и умел, что драться. Стоило мне выиграть, стоило мне забраться на самый верх, и я уже понятия не имел что делать дальше.

В общем, я вернулся с Олимпиады с золотой медалью на шее, а после этого, можно сказать, моя жизнь покатилась в тартарары.

Глава 32. Азартный игрок

 В последний год моего контракта с "Рейнджерс" Вероника вернулась обратно в Нью-Йорк, и мы попытались в очередной раз наладить дела с нашим браком. Поначалу всё шло неплохо, но несмотря на то, что я стал бороться со своими проблемами, я по-прежнему понятия не имел, как мне жить дальше.

Ну и что же я начал делать? Я сменил одну дурную привычку на другую. Я подсел на азартные игры. Моя первая зарплата в хоккее была всего 40 долларов, и я отдал их все партнёру по команде, потому что проиграл ему в карты. Тогда я подумал: "Этого больше никогда не случится". Но это были лишь цветочки.

Я быстро приловчился. Я научился обманывать соперников путём ошибок в счёте и скрытыми сигналами рук. Я хотел выиграть любой ценой, всё остальное было неважно. Любимой игрой у меня был блэкджек. Играя в "юниорке" я выбивал три сотни из $20 – половины своей зарплаты.

Я умел высчитывать порядок, в котором выпадали карты. Когда только начинаешь играть, тебе, как новичку, постоянно везёт. Это-то и затягивает. "Ха, да это ж легко!".

Раз в неделю я ходил в Муз Джо Казино. Порой я выходил оттуда чуть ли не в последней рубашке, но для меня азартные игры были тем же, что и многое другое – побегом от реальности. В Калгари я толком не играл, потому что там я больше бухал и тусил, равно как и первые полтора года в Нью-Йорке, но там я больше по шлялся по стрип-клубам. Но стоило мне слезть со всего, как меня тут же потянуло к ставкам, и из казино меня было за уши не вытянуть.

Как я уже говорил, меня не покидало ощущение, что "Рейнджерс" за мной следили. Реабилитационная Программа НХЛ строго-настрого запрещала азартные игры, поэтому я скрывался, как мог. Часах в трёх с половиной от моего дома располагалось казино Моэган Сан, и я стал ходить туда минимум три раза в неделю.

Я подошёл к хозяину казино и сказал: "Я трачу тут уйму денег. Если вы хотите, чтобы я и дальше пользовался услугами вашего заведения, то у меня тут должно быть другое имя, чтобы никто не знал, что я тут провожу время". Такое можно услышать только от алкоголика.

Как бы то ни было, меня стали называть Тедди Моэган. Захожу я в казино, а меня все приветствуют: "Добрый вечер, мистер Моэган, как поживаете? Может быть, вам что-нибудь принести?". Пиз**ц полнейший.

Незадолго до Рождества к нам в гости приехал Трэвис. У нас с Вероникой опять всё было по-старому. Я хотел пойти в казино с Трэвом, а потому затеял ссору. После этого я спустился вниз по лестнице и сказал Трэву: "Старик, мне надо выпустить пар, пойдём в казино".

Мы вызвали лимузин с русским водителем, которого звали Влад, и он тот час же приехал. По дороге мы решили, что весь вечер будем играть в кости. У меня с собой было $10 000, а ещё тысячу я всучил Трэву, чтобы он смог сесть со мной за стол с крупными ставками. Там люди за ставку тратили по куска по четыре, по пять.

Пока я выкладывал деньги на стол, к нему подошёл неказистого вида старичок и взял кости в свои руки. При игре в кости – главное выбросить определённое число.

Как минимум одна кость должна при этом удариться о заднюю стенку стола. Правила там сложные, но суть сводится к тому, что выиграл ты или нет определяется по числам на костях, которые ты выбросил.

В общем, этот старичок бросал первым. Он бросил так слабо, что они еле-еле долетели до стенки. И тут он вдруг стал выкидывать победные номера. Трэв был в восторге, потому что спустя всего пару минут его капитал вырос до пяти тысяч. Все бросили по разу, и ход вернулся к старичку. Он вошёл в раж – одна победа шла за другой.

За нами собралась толпа народу плотностью человек в шесть или семь. Он кидал кости полтора часа без перерыва, и после каждого его броска публика прыгала в прыгала от счастья. Даже крупье улыбался. Я ему потом кусков 20 на чай, наверное, оставил. После каждой его попытки, я кидал ему через весь стол фишку на тысячу долларов. Дурдом.

Когда же он выбросил "семёрку" (а это в костях означает поражение, и казионо забирает себе все ставки), у меня была максимальная ставка, а Трэв поставил девять кусков. Я думал, у него инфаркт будет, но потом он посмотрел на свои фишки и сказал: "Ого". В итоге Трэв выиграл $50 000, а я в пять раз больше.

Мы подошли к кассе и девушка нас спросила: "Вам чек выписать, мистер Моэган?". А я ей ответил: "Нет, мне всё наличкой". "Вы хотите $250 000 наличными?!". "Ага". Она позвала боксмена, и он отвёл нас в небольшую комнатку. Там была куча людей в хлопковых перчатках. Трое из них отсчитали нам наши деньги – всё в купюрах по 50 и 100 долларов. Затем они положили деньги в коричневый бумажный пакет, проводили нас до лимузина, и мы уехали.

На часах было 5:30 утра, а через три часа мне надо было уже быть на тренировке, поэтому мы решили заехать куда-нибудь перекусить. Мы сказали водителю заехать в "Макдональдс" и заказали там себе по МакМаффину с беконом и яйцом. Это был самый забавный момент во всей этой истории. Мы смеялись без умолку. У нас при себе было 300 тысяч долларов, и мы ели в "Макдональдсе"!

У меня вошло в привычку ездить в Моэган Сан на лимузине прямо от катка. Однажды вместе со мной поехал Чак, и мы просадили за один вечер $150 000. Я ставил до максимума на свои карты, а потом делал тоже самое и с его. По дороге домой у нас, бл*, денег даже на сэндвич не было. Мы ушли оттуда в семь утра, а через два часа мне надо было не тренировку. Поэтому пришлось прямым ходом поехать на "Плэйлэнд Ринк".

Мы сидели с Чаком друг на против друга в лимузине, и он мне сказал: "Костлявый, ты только посмотри на себя. Посмотри на себя в зеркало, мать твою. Ты же не доволен своей жизнью. Тебе нужно что-то менять. И вовсе не из-за того, что это дурная привычка. И не из-за того, что тебя за это может наказать лига. А лишь потому, что ты несчастен". И он был прав. Я опустил голову вниз и сказал: "Я и сам это понимаю". Но менять я ничего не собирался.

Если у нас намечался выходной, то я звонил одному реально клёвому "ведущему", который делал для меня всё. Меня с ним познакомил Сэнди МакКарти. Этот парень всё брал на себя, где бы я ни находился. У меня была пара любимых мест, раскиданных по всей Северной Америке.

Допустим, захотел я в Атлантик Сити, он организовывал мне отдых в "Трамп Плазе". Он звонил непосредственно в казино и говорил, чтобы они высылали за мной вертолёт прямо к "Мэдисон Сквер Гардену". Я прилетал туда на два дня, играл в блэкджек и кости, а жил в номере-люкс Дональда Трампа. Я питался исключительно стэйками и лобстерами, просаживая за всё это время четверть миллиона долларов. После этого я вновь садился на вертолёт и летел из Атлантик Сити сразу к тренировочному катку в Рае.

Я не пил и не употреблял наркотики, потому что знал, что в противном случае меня выкинут из НХЛ. Но, боже, как же я мотался по казино! Я был лудоманом-беспредельщиком.

Думаю, что я так легко отношусь к деньгам из-за своего детства. Мне было пох**. В детстве я был нищим, поэтому и решил, что деньги мне ни к чему. И это было хорошо, потому что они у меня подходили к концу. У меня был советник по финансовым вопросам по имени Дэйв Стинтон, который помогал многим хоккеистам.

Мне же не надо было приумножать свои доходы – достаточно было их всего лишь обезопасить. Дэйв вкладывал мои деньги во взаимные фонды, акций и прочую замысловатую и неинтересную мутотень. Если бы я оставил всё как есть, то у меня бы сейчас было миллионов 25.

Мой агент Дон Бэйзли тоже постоянно давал мне толковые советы. Его очень уважал. Он мне был за отца. Но в итоге, как он сказал Чаку, не он мне платил зарплату, а я ему. Поэтому ему ничего не оставалось, кроме как наблюдать за тем, как я швыряюсь деньгами направо и налево.

Глава 33. Я ненавижу хоккей

 Чтобы попасть на Олимпиаду, я, как мог, старался набирать очки, однако после этого я играл всё хуже и хуже. Впрочем, как и вся наша команда. После перерыва на Олимпиаду мы смогли выиграть всего лишь три матча из первых 11, а 18-го марта руководство "Рейнджерс" обменяло защитников Игоря Уланова и Филипа Новака, своё первое и второе право выбора на драфте-2002, а также четвертое на драфте-2003 на Павла Буре.

После этого моё игровое время резко сократилось. Это меня добило. Я считал, что я полгода тащил на своём горбу всю команду, но тут вдруг пришёл Буре и все стали на него молиться, как на священную корову. Я не пил 14 месяцев, так что когда 4-го апреля в Торонто у нас с Ронни Лоу случился скандалешник насчёт Буре, инициатором был я.

Обычно утренние тренировки мы завершали упражнениями на игру в большинстве. И вот Ронни называет тех, кто выходит в первой спецбригаде – Буре, Линдрос, Мессье, Литч и Малахов. Я ушам своим не поверил.

Ни с того, ни с сего Йорки, Линдрос и я превратились вдруг в мальчиков на побегушках? Я не понял, а Буре Кубок Стэнли что ли выиграл когда-то? Может, Буре золотую медаль где-то выиграл? А Мессье? Этот-то что вообще делал в первой спецбригаде? Он ничего не сделал за весь сезон, разве что пару смачных комментариев журналистам подарил. Ну так переведи его тогда в маркетинговый отдел, причём тут первая спецбригада-то?

Затем Ронни назвал тех, кто выходит на большинство вторыми – Йорки, я и Адам Грэйвз. Я его даже слушать не стал. Это было дело принципа. Он погнался за мной через всю площадку: "Ты что творишь, твою мать, я не понял?", – спросил он меня угрожающе. На что я ему ответил: "А ты что творишь, бл**ь?". Ронни на это мне бросил: "Всё, бл*, ты сегодня не играешь". "Ну и пошёл ты нах**, – ответил я. – Ты же у нас тренер. Поступай как знаешь".

Я ушёл с площадки и едва успел добраться до раздевалки, как мне позвонил Слэтц. "Мигом в мой номер. Сию же, бл**ь, секунду!".

Да, может быть, я и не показывал своей лучшей игры, я понимаю. Но я всё равно был в бешенстве. А тут он меня ещё спрашивает: "Ты что творишь, твою мать?". Я ему и сказал: "А ты что творишь, бл**ь? Вот что ты творишь, Ронни, бля*, а?".

"Мне кажется, я со своей стороны сделал всё. Бросил пить и употреблять наркотики, бля, а ты тут, ё**ный в рот, Буре притаскиваешь, который ни х*ра в своей карьере не выиграл. Я выигрывал у него на юниорском уровне. Более того, я выигрывал у него всегда и везде. Да и е**ный Мессье тоже весь сезоне х*рнёй страдает, а не играет". Мы оба понимали, что Марк выиграл шесть Кубков Стэнли, но я в хоккее тоже многого добился.

Я впервые в своей жизни разговаривал вот так вот с руководством. Я был просто в ярости. Да и обидно просто было. "И знаешь что? – добавил я. – Я, твою мать, заслужил уважения. Понимаю, что я тебя пиз**ц как подвёл в прошлом сезоне из-за всех своих проблем, но тем не менее... Если у меня были силы вытащить матч, я его вытаскивал. Вытаскивал для тебя".

"Помнишь, на Кубке Мира в 96-м, когда я подошёл к тебе во втором финальной матча за 10 минут до конца, когда мы проигрывали и сказал: "Слэтц, хочешь я выйду на лёд и устрою там Третью Мировую?". Мы тонули, и нас поражения могло спасти только это, но он ответил отказом. Но и он, и я прекрасно помнили этот разговор.

На самом деле мне хотелось ему сказать: "Знаешь что? Ты меня еб*л во все щели в 96-м на Кубке Мира. Я был лучшим игроком в команде, а ты держал меня на "банке", но я сидел и молчал, несмотря на то, что полностью отдавал себе в этом отчёт.  У тебя там парни дохли на льду, еб*ный в рот. Месс и Гретц откровенно дохли! Но ты их всё равно не убирал с площадки. Ты готов был либо выиграть, либо проиграть, но только с ними вместе. А я сидел, бл**ь, и молчал".

Наши разговоры со Слэтцем всегда проходили в мирном ключе. Он действительно желал мне только добра. Я до сих пор периодически звоню ему, спрашиваю как дела. Он уважал меня как игрока, но я уже устал от всего этого дерьма. Я устал от хоккея. Я многое пережил за три года в Нью-Йорке, а после Олимпиады я считал, что большего в хоккее мне уже никогда не добиться.

Слэтц на всё это только и сказал: "Будь ты командным игроком". Я ответил: "Хорошо".

Я пошёл переговорить с Ронни. "Понимаю, что ты считаешь, что Павел Буре лучше меня, но я так не считаю. Играя против него, я выходил победителем в большинстве случаев. Так что если ты считаешь, что у тебя больше шансов на победу с ним, нежели со мной, это твоё право. От тебя требуют результата. Я понимаю".

Он ответил: "Я остаюсь при своём мнении". В итоге мы не попали в плей-офф, а не прошло и двух недель после окончания "регулярки", как его уволили.

Вечеринка в честь окончания сезона проходила в Нью-Йорке на 57-й улице в ресторане "Русская чайная комната" (Russian Tea Room, прим. АО). Мы сняли всё место. На стоимость всем было наплевать – с нашими зарплатами это были копейки. Мы сидели за столом, шутили, прямо напротив моей правой руки стояла бутылка водки. Я пялился на неё два часа.

Я то уговаривал себя выпить, то отговаривал. "Ты заслужил это. Твою ж мать, ты же золото на Олимпиаде взял!". А после этого мне сразу думалось: "Ну ты же понимаешь, что стоит тебе выпить, как тебя отправят обратно лечиться. Ты же знаешь, что у тебя завтра с утра будут брать анализы".

Вот вам мысли алкоголика в кратком изложении. В конце концов, я схватил бутылку, налил себе 300 грамм и выпил их залпом. Эйфория. Представьте себе больного раком, испытывающего дикие боли, которому говорит доктор: "Ладно, вы и так уже понатерпелись, вот вам морфий".

Все уставились на меня: "Ты в порядке?". "Ага, – закивал я. – Я уже давно хотел так сделать".

Я пропал на три недели. Влад, мой русский водитель лимузина, возил меня повсюду, подгонял мне порошок и классных девчонок для компании. Первую неделю я жил в отеле "Дабл Ю" рядом с Таймс Сквер. Иногда по вечерам я ходил в казино Моэган Сан, а иногда просто собирал тусовки у себя дома. Найти людей для вечеринки для меня была не проблема.

Стоило мне зайти в бар, как меня обязательно там кто-нибудь узнавал: "Эй! Тео Флёри! Да ты же за "Рейнджерс" играешь!". "Типа того. Пошли со мной потусим. С меня лимузин и тёлки. Хочешь кокаина – он на столе в гостиной, угощайся". Но поддерживать мой ритм, конечно же, не мог никто. После пары дней от меня все линяли.

Когда мне надоел один отель, я менял его на другой. В каждом дорогом отеле на первом этаже был бутик, где я всё время и покупал себе новую одежду. На ногах я нормально держался. Я практически ничего не ел, но на моей гранулематозной болезни это никак не сказывалось. Оказывается, лучше лекарство в этом деле – водка и кокаин. Влад доставал мне чистый кокаин, некрошенный. Кирпичи привозили на корабле, и после этого они тут же отправлялись ко мне в нос.

Это была 3-недельная вечеринка, которая обошлась мне в $200 000. Я пришёл к выводу, что моей карьере пришёл конец. "Всем большое спасибо. Мне всё понравилось. Я ненавижу хоккей".

Глава 34. Когда тебя колбасит и скрючивает

 Мой младший брат Тедди хотел приехать ко мне в гости в Санта Фе вместе с отцом в конце сезона 2001-02, чтобы поиграть недельку в гольф, так что надо было заканчивать этот 3-недельный кокаиновый угар. Я вылетел домой пораньше и коротал время, в основном, в Албукерке – там был стрип-клуб под названием "Шоуклаб", принадлежавший корпорации TD.

В TD входили три клуба – в Денвере, Финиксе и Албукерке, – и девушки мотались между ними. Они выходили на сцену в нижнем белье, а потом сдирали с себя всё, кроме стринг. Типичный номер для стрип-клубов.

Стефани приглянулась мне сразу же, когда вышла на сцену. Она совсем маленькая, но с огромными сиськами, а между ними у неё была вытатуирована длинная лоза с крошечными цветочками. Я попросил официантку привести её ко мне. Стеф станцевала у меня на коленях, и я дал ей пару сотен.

После этого она присела рядом поболтать, и между нами пробежала искра. Мы обменялись  телефонами, и тем же вечером, когда я ехал обратно в Санта Фе, она мне позвонила. Она сказала, что собирается пойти с друзьями на вечеринку в Албукерке – почему бы мне не составить им компанию?

Но мой отец должен был приехать с Тедди на следующий день, так что мы перенесли нашу встречу со Стеф на следующую неделю. Следующие два дня мы провели на "Сансете", гольф-клубе, который располагался у меня сзади дома, играя в гольф в 36 лунок. На третий день после гольфа я сказал: "Так, всё. Я поехал. У меня свидание. Увидимся завтра, парни"

Я подъехал за Стеф к аэропорту. У меня тогда был синий Порш Кабриолет 911 с турбо-ускорителем и кузовом, сделанным под старину. Она была 1995-го года выпуска, когда такие только начали выпускать. Вот это машина! Невероятно быстрая.

Я её купил у защитника "Рейнджерс" Брайана Берарда. Однажды он просто взял и сказал: "Всё, надо от неё избавиться". Вечером до этого я выиграл 50 тысяч в Моэгане, поэтому я всего лишь засунул руку в карман, достал оттуда пачку денег, протянул их ему и сказал: "На, возьми. По рукам".

По Стеф было видно, что машина ей понравилась, но она почему-то немного нервничала. Мы остановились в отеле "Хайятт Риджинси Тамая энд Спа" – это между Санта Фе и Албукерком. Там всё было шикарно – первый класс. Но у неё на уме было кое-что другое. Только мы вошли в номер, как она сразу же сказала: "Давай надыбаем порошка".

Стеф мне казалась реально клёвой тёлкой. Она была молодой (ей было 24 или где-то так), весёлой и всегда рада потусить. Два дня мы зажигали по-чёрному – пили, нюхали кокаин, болтали и тусили в казино, где выиграли до х*ра бабла. Но потом я сказал: "Мне пора. Меня отец с братом ждут, а завтра я участвую в благотворительном турнире по гольфу".

В пять утра у меня глазные яблоки где-то, наверное, на миллиметр из глазниц были высунуты – я не спал уже несколько дней подряд. Я подбросил отца и Тедди до аэропорта, а сам поехал в гольф-клуб, который назывался "Инн ов зе Маунтейн Гадс".

Место было восхитительное – вид на горы и остров вдалеке, повсюду сосны. Но мне хотелось быть не там. Мне по-прежнему колбасило и скрючивало от трёх дней веселья. При первом ударе я, как всегда, поставил мяч на высоте трёх дюймов от земли, размахнулся и щёлкнул. И попал в лунку с первого удара. Первый раз в жизни.

Я сидел в Санта Фе в прострации. У меня не было действующего контракта, а доктор Шо и доктор Льюис постоянно мне звонили и напоминали: "Если не вернёшься лечиться, тебе каюк". В общем, меня всё это достало. Я взял и сказал доктору Льюису: "Да пошёл ты нах**, Льюис. Я, бл*, сейчас как приеду и башку тебе нах** проломлю". Я его реально ненавидил. Что логично – ещё один еб**н меня жизни решил поучить.

Но я всё равно собрал волю в кулак и признался самому себе, что у меня есть проблема. Иначе меня могли бы поймать на этом и уволить. Если ты хоккеист, то хочешь играть. Поэтому я снова записался на курс лечения.

Тем не менее, я не был до конца честным перед собой. В программе "12 шагов" сказано, что ты должен признаться, что у тебя есть проблема, а также что на свете есть Бог, который может и хочет тебе помочь, потому что ты не можешь помочь себе сам. После этого приводится ещё длинный список всего, что тебе надо сделать, чтобы избавиться от своей проблемы. Надо быть до конца честным перед самим собой – иначе не выздоровишь.

Я благодарен доктору Шо за его старания. Он представлял профсоюз игроков и делал всё возможное для того, чтобы помочь хоккеистам. Но в то же время меня не покидала мысль о том, что доктору Дэйву Льюису с его военным режимом нужно было только одно – вылечить хоккеиста ровно до такой степени, чтобы он мог играть.

Нет, понятное дело, что "Рейнджерс" платили мне вовсе не за то, чтобы я, как м*дак, сидел и лечился в Лос-Анджелесе. Мне казалось, что они хотели меня вылечить лишь для того, чтобы на меня приходили посмотреть болельщики. Но чем звёздней статус игрока, тем больше с ним проблем.

Если ты играешь в четвёртом звене, то тебя в таком случае просто "спустят" в АХЛ, где ты деградируешь до зарплаты в 150 тысяч в год, а не успеешь опомниться, как уже и карьера закончилась. Тут налицо был крупный конфликт интересов.

Конечно, всё это вам говорит человек, который при первой возможности бегал нюхать кокаин. Я не снимаю с себя ответственности. И теперь я понимаю, что доктор Льюис всего лишь хотел, чтобы я изменил своё отношение к этому процессу, используя старую практику с плохого и хорошего полицейского. Но я был слишком упрям и всё воспринимал в штыки.

Мне по-прежнему было не по себе из-за того, что я подвёл свою команду и Слэтца. Переговоры по поводу продления контракта на четвёртый год должны были состояться в июле, а в мае я позвонил своему агенту Дону Бэйзли и сказал: "Знаешь что? Я в долгу перед "Рейнджерс". Давай предложим им условия с сумасшедшей скидкой".

Бэйз сказал Слэтцу, что я осознал, что подвёл команду и готов был урезать себе зарплату, чтобы заключить новый контракт. И знаете, что ему ответил Слэтц? "У не могу себе позволить держать Тео в составе. Даже за бесплатно".

Жёстко ответил. Он не хотел держать меня в составе даже за бесплатно. Но я его понимал. Проблема там заключалась ещё отчасти и в том, что в команде было море новичков, которые на протяжении 15 лет собирали карточки с изображением Тео Флёри – они брали с меня пример. Так что если я хотел пойти в стрип-клуб, то они бы увязались вслед за мной. Им было бы глубоко пох**, кто и что там говорит. Они бы пошли вместе со мной и точка.

Так что у Глэна на руках была не только суперзвезда по уши в дерьме, но ещё и горстка юнцов, которые из-за меня могли на лёд по две недели не выходить. Так что руководство клуба отказалось переподписывать со мной контракт.

Я был абсолютно подавлен. Меня ещё никогда никто не отталкивал в хоккее. Поэтому мне было очень больно и обидно, что я оказался совсем не нужен своей команде.

Бэйз мне сказал: "Старик, у нас времени в обрез, а ты всё пьёшь да гуляешь. С тобой никто не подпишет контракт, если ты не вернёшься к терапии". Но мне жутко не хотелось вновь оказаться под замком. Я знал, что я могу не пить. Но надо ли оно мне? Нет.

Вот вы представьте себе – у вас куча денег, вы знаменит и вокруг вас вьются девушки на вечеринке каждый вечер. И тут кто-то к вам подходит и говорит: "Слушай, давай-ка мы тебя в тюрьму посадим, а?". Вот вы бы как поступили на моём месте? Я выбрал первый вариант. Я вернулся в Нью-Йорк, потому что мы продали мой дом в Гринвиче, и Вероника сказала мне приехать, чтобы забрать свои вещи. Я зашёл домой, а там было абсолютно пусто.

Я разрывался между Дреей (стриптизёршей из Нью-Йорка, с которой я начал встречаться на закате своего брака) и Стеф – стриптизёршей из Албукерка. Мне надо бы решить, переехать ли в Санта Фе с Дреей или же продолжить встречаться со Стеф. У меня была куча баллов на накопительной карте посетителя Моэган Сан, а рядом с казино как раз построили новый отель – туда мы и въехали с Дреей.

Но это было совсем не так, как со Стеф в "Хайятт Риджинси". Дрея ходила к советнику по алкогольным проблемам, чтобы не дать мне сорваться на пьянство, что меня несколько отпугивало. И я снова начал играть в казино, как проклятый.

Однажды я играл в кости, и мой сосед вдруг спросил меня: "Слушай, может тебе подогнать чего надо?". Я ответил: "Очень даже надо". И кинул ему фишку номиналом в тысячу долларов. "Как насчёт четырёх эйтболлов?", – спросил я. Это стоит примерно пять сотен, так что оставшиеся пять шли ему на чай.

Эйтболл – это 1/8 унции кокаина, то есть 3,5 грамма. Парень притащил товар и оставшуюся часть вечера я бегал в туалетную кабинку и тыкал ключи от автомобиля себе в карман. Быстро, легко и незаметно.

В тот вечер я выиграл $80 000 и снял всё это наличкой. Затем я отправился в торговый центр Моэган, кинул на стол перед продавщицей свою накопительную карту и заказал для Стеф браслет за $10 000. У меня на карточки была четверть миллиона очков, а каждое очко стоит доллар.

Я сказал Дрее, что вернусь в Санта Фе и попробую разобраться с тем, что мне делать дальше – проходить курс лечения, чтобы мне разрешили играть или нет. Она спокойно к этому отнеслась. Хорошая девушка.

В аэропорт я приехал обдолбанный в хлам, а в кармане у меня всё ещё лежало два с половиной целофановых пакетика. Я получил посадочный талон, выбросил кокаин в помойку и задумался над тем, что же мне делать с бриллиантовым браслетом и чемоданом до верху набитым баблом. Я решил, что брать всё это с собой на борт будет палевно, поэтому сдал сумку в багаж. Ну, и угадайте, что я обнаружил, когда прилетел в Албукерк? Мой чемодан не прилетел. Прощайте, $80 000. Ну и фиг с ними.

Я приехал к Стеф и сказал, что не знаю, что мне делать дальше. Она ответила: "Ну ты и м*дак! Иди лечись. Ты обожаешь хоккей, а если ты не пройдёшь курс лечения, тебе не дадут в него играть". Она была права. После этого она уехала на работу в TD, я сделал пару звонков, а потом отвёз её дочку Алеку в торговый центр. Мы пообедали в "Тиффанис", а затем я купил Стеф обручальное кольцо за $30 000.

Вечером, когда я вернулся домой, я ей сказал: "Ну, в общем, так. Я поговорил с врачами. Я улетаю на месяц в Лос-Анджелес. И после этого месяца мне разрешат вести переговоры по поводу контракта с кем угодно. Вы с Алекой поедите со мной?".

У неё пропал дар речи.

Таким образом, я вернулся к курсу лечения, а она навещала меня на выходных. Спустя месяц я позвонил Бэйзу и сказал: "Ну, всё. Давай-ка приступим". Он спросил меня, где я хочу играть. Я ответил, что либо в "Финиксе", либо в "Чикаго", потому в "Финиксе" работал Уэйн Гретцки, а в "Чикаго" – Брайан Саттер.

Мы навестили со Стеф её маму в Сан-Диего, оставили с ней Алеку, а потом отправились в Калгари, чтобы встретиться с Брайаном Саттером и сыграть на турнире по гольфу, который я устраивал каждый год в поддержку борьбы с гранулематозной болезнью и восполением слизистой оболочки толстой кишки.

Это был достаточно престижный турнир. Там всегда собиралось много влиятельных бизнесменов и владельцы "Флеймс". И я притащил туда Стеф – вот это вот маленькое создание в купальнике стиля Дэйзи Дюкс (кинематографический персонаж, секс-символ США, прим. АО) с огромнейшими грудями, которые были видны над и под её топиком, и большой тату между ними. Всем этим респектабельным джентельменам я представил её как свою невесту.

Было забавно посмотреть на столкновение этих двух миров. Люди всегда презрительно относятся к стриптизёршам, но мне не кажется, что им есть чего-то стыдиться. Я считаю, что у людей есть право быть там, где они захотят, и с тем, с кем захотят. Я показал ей часть своего мира, давая тем самым понять, что и она может стать его частью.

К тому же, я хорошо знал всех этих старых нефтянников и бизнесменов. Они ничем не отличались ни от меня, ни от кого-либо другого. Как вы думаете, куда они все ходят, когда отправляются в командировку в Техас? В клуб для джентельменов. Однако я знал, что стоит мне отвернуться, как все тут же шушукались за моей спиной: "Боже мой! Вы видели, с кем пришёл Тео?".

Чаку Стефани не понравилась. Он сказал: "Костлявый, ты что творишь? У неё груди размером с арбузы, и она уже вся помятая – это тебе не какая-нибудь молодая и наивная стриптизёрша. Она катится по наклонной. Нет, она, конечно, симпатичная, но мозгов-то у неё почти нет".

Он был единственным человеком в мире, который действительно говорил мне то, что думает, поэтому я ему очень доверял. Но это не значит, что я прислушивался к его мнению. Да, я тогда был вообще никакой, но всё равно считал её хорошей девушкой.

Я встретился с Саттером, и он сказал мне: "Я бы хотел видеть тебя в

своей команде. Мы здорово провели прошлый сезон, и нам бы очень пригодились твои услуги. С тобой мы можем выиграть Кубок Стэнли".

Как же это прекрасно звучало, и, о, боже, каким же кошмаром это обернулось. Таким кошмаром, что пиз**ц.

Глава 35. «Чикаго»

 После турнира по гольфу, я отправился в свою хоккейную школу в Расселле. Там я познакомил Стэф со своей семьёй и Пельцами. Они беззаветно любили меня, поэтому нас там никто не судил. Затем я встретился с друзьями из "Финикса", Майком Барнеттом и Гретцом, а также тренером Бобби Фрэнсисом.

Бобби был моим тренером во второй половине моего последнего сезона в "Солт-Лейке". И никто из них, бл*, даже не представлял себе, в каком я был положении.

Они меня абсолютно не понимали. Они никак не могли понять, что мне вообще пить нельзя, даже чуть-чуть.

Они мне постоянно говорили: "У, да здесь так клёво играть! У нас свой самолёт есть, забитый под завязку пивом". А тогда я был на второй стадии программы. Стоило мне выпить или ширнуться, меня могли дисквалифицировать без выплаты зарплаты. Так что летающий бар мне был вовсе ни к чему.

Что касается "койотов", то им все предвещали светлое будущее. С помощью драфта они привлекли в систему клуба кучу молодых игроков и хотели установить неформальную обстановку. Например, на каток я мог бы приезжать в шортах и шлёпках. Я тогда думал: "Хм, весело будет, походу. Чересчур весело".