Текст книги "Игра с огнем"

Автор книги: Теорен Флёри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

Я повернулся ко всем и спросил: "В гольф никто не хочет поиграть?". Человек 16 подняли руки. Я позвонил в гольф-клуб в Ньюпорт Бич и забронировал нам места. Мы арендовали небольшой автобус и как только приземлились в Лос-Анджелесе прямиком отправились в Ньюпорт. Мы отлично поиграли в гольф, набухались пивом с виски, а потом поехали обратно.

За рулём был я. Мы уже были в Орандж Каунти – до отеля оставалось где-то полчаса. Я уже въехал на трассу 73 и ехал в направлении 405-й, как вдруг вдалеке замаячил аэропорт Джона Уэйна. И тут ни с того, ни с сего Игги, который сидел в самом конце, как заорал: "А слабо рвануть в Вегас?".

У меня было две кредитки – каждая с лимитом на $50 000. Я мог поехать куда захочу. А Вегас мне нравился. Я даже отвечать не стал – просто резко крутанул руль, и наш автобус круто завернул вправо, проскочив одним махом восемь рядов. Все были в ужасе от пережитого. Когда мы подъехали к стоянке прокатных автомобилей, на меня орал весь автобус. "Бл*, ты что? Совсем еб**улся?! Мы думали, ты нас убьёшь всех на х**!". "Ей-богу, я уже видел свет в конце туннеля". "Я хотел свою жопу на прощанье поцеловать, но не дотянулся. Пришлось целовать Игги".

Шестеро поехали обратно в Лос-Анджелес, а мы вдесятером отправились в Вегас. По прилёту туда, мы сняли лимузин и поехал в отель "Хард Рок". Я тогда делил номер с Эндрю Кэсселсом. Мы сели играть в карибиан стад (разновидность покера, прим. АО), нажрались в умат и всю ночь напролёт резались в карты. Мне нравится эта игра – там особо не надо думать, зато весело. Тебе на руки выдают пять карт. Если у тебя есть пара двоек или что-то выше, то ты продолжаешь играть. Понятия не имею, чем занимались остальные всё это время, но в восемь утра все уже были в аэропорту.

К несчастью, наш рейс в Калифорнию отменили. И это было крайне неприятно. Я оглянулся по сторонам и увидел, что народ заходит в соседние ворота. Тогда я спросил работника аэропорта: "Какой это рейс?". "На Лос-Анджелес", – ответила она. "Десять хоккеистов влезут?". "Конечно, проходите". Мы поменяли наши билеты и сели на этот рейс.

Приземлившись, мы быстро расселись по такси и сказали водителям, чтобы они срочно гнали к отелю. Когда мы приехали, все уже садились в автобус и ехали к "Стэйплс Центру" на предматчевую раскатку. Тот матч мы выиграли 5:2. Вот так вот нах**.

Глава 21. Начало конца

Я уже с трудом справлялся с давлением. Мне не давали покоя проблемы с женой, неудачи команды и вся ситуация с Грэхемом Джеймсом. Я был на грани срыва. Я отбивался от своих проблем как мог. На протяжении всей своей жизни у меня было несколько способов борьбы – наркотики, алкоголь, секс, в общем, всё, что могло помочь мне притупить боль и забыть на минуту о реальности. Меня всегда тянуло на тёмную сторону.

Но были и положительные моменты. 26-го мая 1997-го года у нас с Вероникой родился сын – Бо Дестан Флёри. Нам хотелось, чтобы его имя означало "красивая судьба". Его имя должно было стать гарантом его светлого будущего, в то время как моё собственное будущее выглядело не ахти как.

У меня была куча проблем, и я не знал как их решить. Я хранил верность жене до поры до времени, но потом мы отправлялись на выезд, и я выпивал. Мои желания становились порочнее, а самоуверенность зашкаливала. Стоило красивой девушке бросить на меня взгляд, как инстинкт брал надо мной верх.

"Слушай, не хочешь подняться ко мне в номер? – Да, конечно". Мой сосед по номеру обычно спал. Если нет, то он либо выходил за дверь, либо просто переворачивался на бок. Соседи у меня часто менялись, но большинству из них было по барабану на меня.

Чак пытался убедить меня в том, что жениться на Веронике было правильным решением. Он советовал нам уделять друг другу больше внимания, потому что мы постоянно ссорились. Он считал, что стоит заменить фразу "я тебя люблю" на "я тебя уважаю". Через некоторое время мы и сами в это поверим. Но этого так и не произошло.

На годовщину свадьбы мы всегда ездили с друзьями в Лас-Вегас. Однажды мы позвали с собой Чака с его женой Элейн, моего партнёра по команде Эндрю Кэсселса и его жену Трэйси, моего брата Трэвиса и брата Вероники – Карсона. Мы остановились в отеле "Цезарь". Он тогда считался одним из самых шикарных в Лас-Вегасе.

На третий день мы решили сыграть в гольф (36 лунок). Всякий раз, когда мне хотелось покутить, я затевал ссору с Вероникой. Она реагировала именно так, как мне и нужно было – говорила, чтобы я проваливал куда подальше. Я так и делал. Чак постоянно меня предупреждал: "Однажды вы друг друга порешите. Ваши взаимоотношения вышли из-под контроля".

В общем, после гольфа я сказал: "Бегом в душ, парни. Сегодня ночью будем отрываться по полной". "Ни фига подобного, – ответил Чак. – Никуда я с тобой не пойду, дубина. Всё это дурно пахнет". Эндрю добавил: "Не, я тоже пас". Они вернулись в отель и пошли ужинать с девушками, а мы с Трэвисом и Карсоном пошли кутить. Как и всегда, в итоге мы очутились в стрип-клубе.

Домой мы вернулись около пяти утра пьяными в жопу. Вероника аж побагровела от ярости. Администратор отеля разрывал нам телефон и говорил либо угомониться, либо съезжать. А я просто забрался на кровать, накрылся одеялом и вырубился. Вероника же позвонила Чаку, разбудила его и сказала: "Чак, ты оху**шь от того, что тут твой дружок вытворил. Немедленно иди и разберись с ним!".

Чак вылез из кровати и сказал Элейн: "Ну ничего себе! По ходу, свершилось!".

Он пришёл к нам в номер и увидел, что я в отключке. Я всего лишь дремал, а потому слышал всё, о чём они говорили. Вероника орала: "Эта скотина мне изменила!". Чак пытался её успокоить: "Вёрн, ну зачем ты так говоришь? У тебя ведь нет никаких доказательств". Она ответила: "Он пришёл, набрызгался одеколоном и завалился спать. Я уверена, что он мне изменяет". Чак сказал: "Вёрн, я всё понимаю. Но он же с твоим братом всё время был, в конце-то концов! При нём-то он не будет тебе изменять!". "Нет, он мне изменяет, я чувствую!".

Я знал, что Чак был невероятным гомофобом. Поэтому, я чуть не умер, когда она ему сказала: "Чак, ты понюхуй его. От него же разит сексом!". Он ей ответил: "Вёрн, ты мне, как сестра. Я для тебя готов пойти почти на всё, но нюхать его член я не собираюсь". Ну, это был уже перебор. Я заржал так, что подо мной кровать затряслась. Вероника взбесилась не на шутку. Она собрала чемоданы и поехала в аэропорт. Вот такая вот годовщина свадьбы.

Чак и Элейн вылетали домой утром, поэтому они бегали по всему аэропорту в поисках Вероники, но так и не нашли её. Чак рассказывал, что он всю дорогу не находил себе места, а Элейн говорила: "Чак, да пока мы долетим до Калгари, они уже сто раз помирится". Он так не считал. Он был уверен, что между мной и Вероникой всё кончено.

Долетев до Калгари, они позвонили мне на мобильник и сказали, что так и не нашли Веронику. Мы тогда как раз возвращались на лимузине из ресторана в отель. "Господи, Чак, да нет её дома, она тут со мной! Мы только что поужинали в шикарнейшем ресторане, я подарил ей классный браслет, от которого она в восторге!". Чуть позже Чак мне сказал, что после этой истории он перестал волноваться за меня, потому что мне самому было наплевать на себя.

Мне кажется, у руководства "Флэймс" было больше всего шансов приструнить меня. Если бы меня заставляли сдавать анализ на мочу раз в неделю, когда мне было 23-24, то все мои проблемы были бы пресечены на корню.

В 1999-м году после матча с "Сан-Хосе" я пошёл бухать с парой одноклубников. Мы отправились в наш любимый бар. Я нарубился в дрова, как и всегда, и подумал: "Бл*, хочу кокса". Кокаин меня трезвил. Я разговорился с каким-то парнем: "Слушай, а где бы мне тут дури намутить?". Он ответил: "Без проблем. Я могу позвонить кое-кому". Есть!

Через 20 минут у меня уже был кокаин. Из уважения к своим друзьям и партнёрам по команде, я никогда не употреблял у них на глазах ничего сильнее травки. Поэтому когда парни пошли обратно в отель, я зашёл в туалет, ткнул ключом в кокс и нюхнул.

Бац! Накрыло меня капитально. Будто кирпичом по голове получил. Это было около двух ночи. Я отправился кутить дальше со своим новым другом. Мы нюхали и курили траву, а когда я посмотрел на часы, было уже семь утра. Вот это пизд**. Я позвонил Эндрю Кэсселсу, с которым тогда делил номер, попросил его собрать мои вещи и вынести их в фойе отеля, чтобы я не опоздал на автобус. Я примчался на такси уже тогда, когда в автобус заходил последний человек.

Мы сели в самолёт, а у меня всё тело онемело. Пару часов спустя, я вёз Кэсса домой на машине и почувствовал себя как-то совсем фигово. Что-то было не так. Я подкинул его домой и приехал к себе. Чуть позже я сидел на полу и играл с Бо, как вдруг неожиданно вскочил и начал ходить из стороны в сторону.

Я думал: "Что ж, наконец-то я добился того, о чём давно мечтал. Сейчас я умру". Сердце у меня билось с бешеной силой, и с каждой секундой мне становилось только страшнее, от чего сердце билось ещё сильнее. В итоге я попросил Веронику: "Будь любезна, вызови скорую. По-моему, у меня сейчас сердце лопнет". Она чуть с ума не сошла и решила, что мне кто-то что-то подсыпал в стакан. Она понятия не имела, что я употребляю кокаин. Даже не догадывалась. Но поскольку я был уверен, что вот-вот умру, я рассказал ей, будто на смертном одре, что употребляю наркотики. Вероника была в шоке.

Пару минут спустя приехала скорая. У профессиональных спортсменов замедленный ритм сердца. Так что обычно сердце у меня билось раз 50 в минуту, а при нагрузках эта цифра могла вырости, наверное, до 150. Тогда же прибор показал 190. Это нехорошо. Если сердце учащённо бьётся пару минут – это нормально. Но если это затянется, то будут проблемы. Врачи сказали: "Через некоторое время ещё раз померяйте давление". И ушли.

Я был уверен, что умру. Я не спал почти два дня, отыграл хоккейный матч, почти не пил воду (так что организм у меня был обезвожен), зато выпил до фига бухла и накачался до предела, как я думал, кокаином. У меня началась самая настоящая паника на почве наркотиков. Я даже на секунду присесть не мог. Чем больше я думал о смерти, тем быстрее билось моё сердце.

Через пять минут я не выдержал. Я набрал 911 и сказал: "Мне нужна скорая. Немедленно!". На этот раз меня вкололи транквилизатор ативан (это что-то вроде валиума), и я успокоился. Врач спросил меня, что я употреблял. Я ответил, что я был на вечеринке и нюхнул немного кокаина. Он сказал: "Это был не кокаин. Это был кристалический метамфетамин". Приехали. Отлично.

Не хочу сказать, что кокаин полезен для здоровья, но кристалический метамфетамин – это уже совсем плохо. Его ингридиенты каждый может найти у себя под раковиной – пятновыводитель, жидкость из батареек, иодин, расщепитель краски, щёлочь, ацетон и керосин. Короче, я торкнулся жидкостью для снятия лака нах**.

Нам тогда как раз полагались четыря дня выходных. Всё это время я спал. Причём первые 24 часа вообще беспробудно. И знаете, что я вам скажу? После этого случая я изменился. С тех пор у меня начались периодические приступы паники. Теперь после курсов я с ними уже лучше справляюсь, знаю пару методов. Думаю, это был божий знак. Мне как бы сказали: "Знаешь что, старик? Ты больше не неуязвимый".

Ну, а чтобы мне жизнь совсем мёдом не казалась, чуть раньше в том же сезоне Брайан МакКейб из "Ванкувера" мне ещё сзади по правому уху врезал. Я встал на пятаке, и он зацепил меня клюшкой. После пары матчей мне стало совсем нехорошо. У меня были головокружения и много всякой прочей ебе*и, но я никому не говорил об этом. Я должен был держать рот на замке. Вы вообще представляете, как бы выглядили без меня "Флэймс" в то время?

Даже когда я перешёл в "Рейнджерс", мне было не по себе. Например, мне было нехорошо при ярком освещении.

Это здорово сказывалось на моей жизни. Из-за перевозбуждения я не мог заснуть. Я лежал на кровати, смотрел на потолок и думал: "Ну всё. Сейчас умру. Лучше бы уж скорее, чем позже". Я был одержим темой смерти. Наркотики меня расслабляли.

Глава 22. Нагано

Олимпиада 1998-го года стала первой, на которую допустили игроков из НХЛ. Канада не выигрывала золота с 1952-го года, поэтому все думали, что мы соберём "дрим-тим" и вынесем всех в одну калитку. Состав должны были объявить по национальному телевидению 29-го ноября 1997-го года. Ажиотаж вокруг этого был такой, будь речь шла о вручении Оскара. По всей стране все энхаэловцы были на грани нервного срыва. Ну, почти все. Патрик Руа, Гретц и, может, Эрик Линдрос спокойно спали по ночам.

В тот день, когда должны были объявить состав, "Калгари" играл с "Анахаймом", поэтому мне надо было ехать на каток. Но я, как и вся моя семья, сидел у себя дома на озере МакКензи и не мог оторваться от телевизора. Ко мне приехали мама с папой, Джош, Вероника и Бо. Большой семейный сбор. У меня в гостиной также сидели как пишущие, так и тележурналисты. За меня болел весь город.

У меня всю неделю голова только этим и была забита. Я знаю, что я заслужил место в составе, но что если меня не выберут?... Они же ни за что не возьмут никого из "Калгари", ведь хуже команды на Свете нет... Да, но ведь это же может сыграть мне на руку, ведь я играю на Западе... А им нужны парни с Запада... К тому же, я играл на Кубке Мира год назад... Да, но мы ведь не выиграли... Но я же не виноват... Вот если бы Слэц давал мне играть... Да, но ведь у нас в составе были Гретц и Месс, и ещё куча достойных игроков...

Когда на экране показали меня, все так громко закричали, что мою фамилию даже не было слышно. Джоши всегда любил обниматься, так что он обвил меня руками, уткнулся головой мне в шею и стиснул что было сил. Он был моим лучшим другом, всегда поддерживал меня больше всех, потрясающий парень. У меня камень с души спал.

Меня в жизни ни из одной команды не отчисляли, разве только "спустили" на полгода, когда я играл первый сезон "Калгари", и то это, в принципе, не считается. Попасть в список 23 лучших хоккеистов Канады было невероятно. Это была мечта детства.

Я играл за свою страну, по меньшей мере, девять раз в карьере, надевал майку с кленовым листом на груди, выходил на лёд и добывал победу для Канады. Это было по-настоящему круто. Это великая честь. Не каждому дано пережить то, что пережил я, это точно. В том матче я забросил шайбу и побил рекорд Джо Ньюиндайка по количеству заброшенных шайб. Впечатляющий день был.

Зная, что меня могут проверить на допинг, за месяц до вылета в Японию я слез со всего. Ну, кроме алкоголя. На наличие пива в организме же там не проверяют. Но, тем не менее, я угомонился. Вся команда съехалась в Ванкувер, и мы полетели в Нагано на чартере "Роллинг Стоунс". Было круто. Самолёт был просто огромным – там на верху даже спальня была. Все летели первым классом.

Игры стартовали 7-го февраля 1998-го года. Японцы на мелочи не размениваются. Специально под Олимпиаду они построили дворец-конфетку. В играх принимали участие спортсмены из 72 стран. Мы прибыли на следующий день после церемонии открытия. Нас охраняли, как зеницу ока, из-за взрывов на Олимпиаде в Атланте в 1996-м, и террактов в Мюнхене в 1972-м. Японцы не хотели, чтобы такая же хе*ня случилась и на их Олимпиаде.

Помню, я как-то статью тогда прочитал, где расссказывалось о том, что полиция в Нагано даже запретила в местных школах использовать машины для подачи мячей в бейсболе. Мячи же из неё вылетают со скоростью 90 м/ч, а стало быть это можно использовать в качестве оружия. Все три тысячи спортсменов были под наблюдением сутки напролёт, и повсюду стояли металло-искатели.

В НХЛ сделали перерыв на две с половиной недели, чтобы мы могли поехать на Олимпиаду. Восемь более скромных команд приняли участие в предварительном турнире, и две лучшие из них (Беларусь и Казахстан) затем примкнули к Канаде, США, России, Швеции, Финляндии и Чехии. На групповом этапе у нас было три матча, после чего определялись пары в плей-офф. Канада не проиграла ни одной встречи, одолев сначала Беларусь (5:0), затем Швецию (3:2) и потом США (4:1). В четвертьфинале мы обыграли казахов со счётом 4:1 и продлили свою победную серию до четырёх матчей.

Что случилось потом? Всё просто – Гашек. Он ни в одном матче не пропустил больше двух шайб. Не знаю, видели ли вы его в деле, но к нему шайба будто липнет. Ему нельзя забить при выходе один-в-ноль. Если бы не он, мы бы выиграли 25:0. Но вместо этого мы сыграли с ними 1:1. Иржи Шлегр открыл счёт, а Тревор Линден потом его сравнял за 1:03 до конца основного времени. 10-минутный овертайм тоже не выявил победителя.

И началась, бл***, серия буллитов. Судьба матча, который, между прочим, имел непосредственное отношение к итоговому распределению медалей, решал конкурс на индивидуальное мастерство. Вот вы мне объясните, как можно выявлять сильнейшего в командном виде спорта за счёт индивидуального мастерства пары исполнителей на растерзанном льду?

Чехи, в общем-то, и хотели доиграть до буллитов. Они играли "в откат". Как только они добыли преимущество в одну шайбу, они тут же выстроились в ряд у себя на синей линии. Стоило нам пойти в атаку, как мы бились лбом о кирпичную стену. Это ж пизд**.

Бросать первым должен был я. Я не сумел переиграть Гашека. Не хочу умалять его достоинств, но лёд был совсем хе*овым. Я никак не мог укротить шайбу. Если хочешь забить, надо сначала шайбу плашмя на лёд уложить. Когда лёд жёсткий и холодный, шайбу можно контролировать, и она катится нормально. А когда лёд мягкий, то шайба прыгает во все стороны.

В итоге чехи выиграли серию буллитов и, соответственно, игру. Потом они выиграли 1:0 в финале у России. Финны обыграли нас в утешительном финале со счётом 3:2 и взяли бронзу.

Думаю, в Нагано моя карьера и пошла вниз. Нельзя пить и употреблять наркотики, а потом вдруг взять и бросить, и с тобой ничего не случится. У меня пропала былая скорость, и я иногда не мог попасть по воротам, что меня пиз*** как бесило. Я привык к тому, что каждый мой бросок попадает в створ, а теперь у меня это получалось только со второго-третьего раза.

Беситься я теперь начинал не только за пределами площадки. Стоило кому-нибудь ко мне подъехать, как мне хотелось врезать ему клюшкой по лицу или ткнуть в живот, или вмазать по шее. Но я себе этого не позволял – всё-таки Олимпиада. Но внутри у меня всё закипало.

Глава 23. Назад в Японию

Мой последний сезон в "Калгари" (1998-99) начался с очередной поездки в Японию – на этот раз в Токио. Олимпиада в Нагано подняла уровень интереса к хоккею, а потому НХЛ организовала ряд мероприятий, чтобы заручиться спонсорской поддержкой крупных японских компаний. Поэтому нам пришлось лететь через полсвета, чтобы открыть там сезон серией из двух матчей против "Сан-Хосе".

На этот раз я здорово провёл там время. По крайней мере, по-моему, так и было. Я только и помню, что оказался в каком-то стрип-клубе в районе под названием Роппонги. Не, бл*, а почему, собственно, и нет? Там было полным-полно наркоты, бухла и южноамериканских женщин. Я не переспал ни с одной из них. Я был под таким оху**ным кайфом и пьян в такую жопу, что этого никак не могло произойти. Но мне нравилось зависать с ними и кутить.

Помню, как только мы приземлились в Токио, мне сразу захотелось где-нибудь затусить. Нам дали пару выходных перед играми, чтобы мы посмотрели на достопримечательности. Я спросил у консьержа в отеле: "Слушай, нам бы хотелось расслабиться и пропустить по паре кружек пива, не подскажешь что-нибудь на этот счёт?". И он направил меня в район Роппонги.

Со мной отправилась пара ребят из команды, и, конечно же, мы набрели на стрип-клуб. У его входа стояли девушки, и все они были хороши собой. С попками у них, правда, были небольшие проблемы, но какая разница? Стрип-клуб тот был тем ещё злачным местом – вокруг одни туристы. Японцы предпочитают гейш, а не проституток.

Я зашёл внутрь, снял одну стриптизёршу и дал ей "на чай" штуку баксов. Деньги были для меня не проблемой. Я платил за компанию. Больше мне ничего не нужно было. Я был лучшим игроком в своей команде, самым знаменитым и самым одиноким. Я забрался на самый верх и всё проеб*л, потому что понятия не имел, что мне делать дальше, когда я туда добрался.

Каждый вечер я снимал новую девушку, но всё общение сводилось к одному и тому же. "Ты откуда? – Я из Южной Америки. – А как же тебя сюда занесло? – Мой отец рыбак. – Ну, а ты-то что здесь делаешь?". И они рассказывали мне о том, как их кто-то изнасиловал или бросил. Все они говорили о том, что в юности на родине они забеременели и родили. Как они содержали своих детей? Работали стриптизёршами. За это очень хорошо платят.

У меня есть теория насчёт того, почему меня постоянно тянуло в стрип-клубы. Стоило мне найти невероятно сексуальную девушку, бухнуть и нюхнуть кокаина, я чувствовал себя рок-звездой.

В дни свободные от игр моё расписание в Японии выглядело следующим образом – поужинать, поехать в клуб и вернуться в отель к шести часам утра. Я бухал так, что это был полнейший пи**ец, так что из той поездки я практически ничего не помню. В первый же день я отправился с пьянки на тренировку, будучи в говно. Через два дня мы вышли на матч и сыграли вничью. В следующем матче я сделал хет-трик. Меня несло по полной программе – я был под кайфом, я был бухим и играл при этом бесподобно.

Более того, у меня вообще сезон выдавался на загляденье. К Рождеству я забросил 17 шайб и отдал 20 передач за 33 встречи. 24-го января на 49-м Матче Всех Звёзд НХЛ в Тампе, мы играли по краям с Марком Рекки в одной тройке с Уэйном Гретцки. Тогда матч проходил в формате – Северная Америка против сборной остального мира.

Наша тройка набрала семь очков, и мы выиграли 8:6. Гретц тогда рассказал мне о том, как ему играется в "Рейнджерс", как ему нравится жить в Нью-Йорке и сказал, что мне стоит подумать о переходе туда летом, когда я стану неограниченно свободным агентом.

20-го февраля я сделал дубль и организовал третий гол, когда мы обыграли дома "Анахайм" со счётом 6:3. В тот день я стал лучшим бомбардиром в истории "Калгари", обойдя Эла МакКинниса. И вот ведь что странно – я ведь провёл в НХЛ почти 800 игр, но в тот вечер у меня дрожали коленки.

Я сравнялся с Элом по очкам в первом периоде, сделав голевую передачу. Затем на 52-й секунде второй 20-минутки я подхватил шайбу в своей зоне, прошёл через среднюю, обвёл защитников и послал шайбу в сетку. Так мы повели 3:1, а я установил свой рекорд – 824 очка (362+462 в 787 играх, из которых 28+35 были набраны на тот момент в текущем сезоне).

Как только вспыхнул красный свет, на трибунах началось безумие. Игра остановилась на полторы минуты, потому что все прыгали, аплодировали и приветствовали меня. Я кружился в средней зоне, сотрясая кулаком воздух. Внутри меня творилось что-то неописуемое. Когда твоё имя скандируют 16 тысяч людей, испытываешь невероятные ощущения. Большинство людей так никогда и не узнает каково это, но поверьте мне, к этому привыкаешь, как к наркотикам.

Установив рекорд, я приготовился к худшему. В команде не осталось больше никого из тех, кто выиграл в 89-м Кубок Стэнли. Трудно удержать хороших игроков, особенно при жёстком бюджете. Тоже самое было и с "Питтсбургом" в сезоне 2008-09. Им придётся хорошенько пораскинуть мозгами насчёт того, кого они оставят в команде, а кому укажут на дверь. Потому что у них слишком много хороших и талантливых молодых игроков, которым придётся сменить команду, чтобы получить те деньги, которых они достойны.

В первых числах февраля мне позвонил Харли Хотчкисс (один из совладельцев команды) и сказал примерно следующее: "Согласишься ли ты получать меньше своей рыночной стоимости, когда получишь летом статус неограниченно свободного агента?". Он предложил мне контракт на 16 миллионов долларов на четыре года. То есть по четыре миллиона за сезон.

Я ему ответил: "Слушай, мне кажется это ниже моей рыночной стоимости. Но я готов подписать контракт на 25 миллионов на пять лет, то есть по пять за сезон". Согласно нормам НХЛ, это была не такая уж и большая разница. И как выяснилось чуть позже, я проигрывал на этой сделке миллионы долларов, но Харли ответил отказом.

На следующий день газеты пестрили заголовками о том, что я отказался от 5-летнего контракта на сумму $25 миллионов. Я аж очумел. Это была откровенная ложь, которая отдалила меня от моих поклонников. Я понимал, к чему это ведёт.

За три недели до трансферного дедлайна я вызвал на разговор Коутси и сказал ему: "Вероника хочет купить новый дом. Мы сейчас живём в МакКензи, и ей приглянулось местечко напротив нас – на другой стороне озера. Коутси, я не буду покупать этот дом, если меня собираются обменять. Так что, бл*, колись о своих планах".

"Нет, Тео, мы тебя точно не обменяем, – уверял меня он. – Никакого обмена не будет". И я ему сказал: "Что ж, тогда я покупаю ей дом".

С переездом нам помогали друзья. Понимаю, вы читаете это и не можете понять, почему, зарабатывая миллионы долларов, я попросил друзей помочь мне с переездом. Неужели так трудно вызвать грузчиков? Ответ прост. Просто мы были так воспитаны. Мы все родились в маленьких городах, а там друзья всегда помогают с переездом.

Можно сменить место жительства и работы, но ты всегда останешься самим собой. Чак и ещё пара ребят помогли мне перекатить ванну по льду через озеро. Катить её нам было откровенно в кайф. На переезд пришлось убить большую часть выходных.

А теперь сразу к событиям, которые произошли в воскресенье утром 28-го февраля 1999-го года. Мой друг Чак Мэтсон спокойно сидел и завтракал со своей женой, Элейн, как вдруг зазвонил телефон. На проводе был Эл Коутс. Он спросил Чака, знает ли тот мой новый адрес. Чак сразу всё понял: "Коутси, ты муди*а! Ты всё-таки обменял его!". "Слушай, Чак, сделай мне одолжение, – сказал Коутси. – Не звони ему. Держи рот на замке в течении часа. Я обязан сообщить ему об этом лично. Так какой у него адрес?".

Я был дома и собирался на тренировку и увидел, что ко входу подъехал Коутси на своём БМВ 43-го года цвета шампанского. Он никогда не приезжал ко мне домой. Ни-ког-да! Я сразу понял, что меня обменяли. Думаю, ему непросто далось это решение. Это было заметно по его влажным глазам и дрожащему голосу. Он сказал: "Сегодня мне пришлось принять одно из самых сложных решений в своей жизни – я обменял тебя".

Сердце у меня билось с такой силой, что я даже боялся, как бы он этого не заметил. Но я всего лишь безразлично пожал плечами. "Ну и ладно", – ответил я. "Тео, я обменял тебя не абы куда, а в команду, где у тебя действительно есть шанс побороться за Кубок Стэнли – в "Колорадо".

Я засиял, потому что у "Колорадо" действительно был шанс на победу. Коутси уехал, а я позвонил Чаку. "Эти суки обменяли меня", – сказал я. "Знаю, – ответил он. – Ты теперь в "Колорадо". В воздухе повисла пауза – я переваривал информацию. "Откуда ты это знаешь?" – спросил я.

Мне обидно, когда руководство "Калгари" и местная пресса делают заявления из серии – "Бедный Тео. Его обменяли, потому что он просил слишком много денег, переехал в большой город, и его жизнь покатилась вниз". Я был преданным работником и считал, что я заслужил право остаться в "Калгари". Тогда зарплаты по всей лиге стремительно поползли вверх, профсоюз игроков активно давил на меня, чтобы я не делал скидок своей команде.

Этот инцидент никому не был выгоден. Но, на самом деле, мне кажется, что я уже тогда был по уши в дерьме, так что руководство клуба, видимо, предвидело большие проблемы в скором будущем. С другой стороны, если бы "Флеймс" вложили в меня деньги, когда я ещё играл за них, клубу бы не пришлось пережить столь длинную полосу неудач.

На момент обмена "Калгари" находился в двух очках от зоны плей-офф. Я гордился нашим положением в турнирной таблице – ведь на таланты наша команда была отнюдь не богата. Там, в общем-то, играли только я да Фил Хаусли. Коутси как-то процитировали следующим образом: "Мы знаем, чтоФил – однобокий игрок, но играет именно так, как у нас никто больше не умеет".

Герман Титов был отличным парнем, но, как я уже упоминал чуть ранее, он четыре года водил танк в российской армии. Его зацепили в одном из поздних раундов драфта, а он оказался отличным игроком. Микаэл Нюландер был техничным хоккеистов, но молодым и играл нормально через пятое на десятое. Его обменяли в январе.

У нас в составе ещё также можно было отметить Кэйла Халса и Дерека Морриса, да и Игги прибавлял, но ему не хватало опыта. Мы были так близки к тому, чтобы попасть в плей-офф, а они взяли и выдернули нах** у меня ковёр из-под ног... Это меня сильно рассердило.

Руководство клуба заставляло меня биться в одиночку на протяжении пяти ебу**х лет, мне приходилось отвечать журналистам на три миллиона дурацких вопросов, у команды не было толкового состава, и вот мы вдруг всё изменим к лучшему... а они что сделали? Взяли и обменяли меня к чёртовой матери.

Настроение у меня менялось каждую секунду. То я был несказанно рад предоставившейся возможности поиграть за "Колорадо", то я был абсолютно подавлен. Некоторое время спустя я позвонил Чаку и сказал: "У меня пресс-конференция в 2-30, а в 5-00 я уже вылетаю в Колорадо. Ты должен пойти со мной".

"Слушай, костлявый, – ответил Чак. – Я на тебя столько времени убил, что совсем позабыл о работе". Он называл меня "костлявым", потому что я всегда расходовал уйму энергии, а если я недоедал, то сразу терял вес. Однажды он посмотрел на меня сзади и сказал: "Ну ни фига себе! Да на тебе только кожа да кости!". С тех пор он так меня и называл. "Нет, Чак, ты не понимаешь. Я не просто хочу, чтобы ты пошёл со мной. Мне это действительно необходимо".

И Чак согласился. Мы отправились на пресс-конференцию, которая прошла крайне неудачно. У меня внутри бурлило столько эмоций. Я старался быть сильным и держать всё в себе, но сломался на первом же вопросе. Я не мог сдержать слёз. До того момента я не осозновал, что я больше не игрок "Флеймс". "Калгари" – единственная команда, которая позволила мне быть самим собой.

За следующие 24 часа я пережил все эмоции, на которые только способен человек. А на следующий день, надев сетку "Колорадо", я испытал что-то неописуемое. Меня обменяли на нападающего Ренэ Корбэ, защитника Уэйда Билака и опционный драфтпик в будущем. Билак был здоровым парнем – 196см, 101кг. За два сезона он провёл 72 встречи, набрав при этом всего три передачи, но зато целых 224 минуты штрафа. В феврале 2001-го года "Флеймс" выставили его на драфт отказников, и он перешёл в "Торонто".