Текст книги "Игра с огнем"

Автор книги: Теорен Флёри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

"Мэдисон Сквер Гарден" был удивительным местом встреч. Такое ощущение, что все знаменитости города рано или поздно встречались там друг с другом. Там есть зелёная комната, где собираются друзья и семьи игроков до и после матчей. Наши девушки и жёны также встречались с удивительными людьми.

Я там встретил сразу несколько девиантных личностей, как я. Мы тогда сдружились с Джэйсоном Пристли (канадский актёр, прим. АО), с которым я до сих пор общаюсь. Раз в год "Рейнджерс" организовывали товарищескую встречу незадолго до Матча Всех Звёзд – это была двусторонка, где каждую из команд дополняли знаменитости, игравшие в хоккей. Среди них были Алан Тик, Майкл Джей Фокс, "Бэрнэйкед Лэдис", Майк Майерс и Крис Рив. Вот поэтому в Нью-Йорке всё и было круто.

Я старался, как мог, чтоб сделать из "Рейнджерс" команду, но деньги меняют людей. Иногда парням, выросшим в деревне приходилось оставаться дома и сидеть с детьми, чтобы их жёны могли отправится по магазинам. Жёны энхаэловцев были родом из маленьких городов из разных краёв США, и вдруг у них появлялись лимузины с личными шофёрами и банковские счета на пятой авеню. У них сразу менялась система ценностей.

Долгие браки – дело редкое, а если они и встречаются, то в основе, скорее всего, лежит чистой воды материализм. И я попал в этот водоворот. Жизнь в Нью-Йорке здорово сказывалась на моих взаимоотношениях с Вероникой. Она не могла за мной уследить. Так что я мог делать всё, что захочу. Я мог ей запросто сказать: "Слушай, я сегодня не поеду домой. У нас завтра с утра тренировка в "Мэдисоне", а потом мы сразу уезжаем в Филадельфию". И после этого я мог идти, куда глаза глядят. И мне за этого ничего не было.

В довершение ко всему прочему, журналисты в Нью-Йорке были, как питбули. Они разобщали нас до такой степени, что мы уже просто не могли функционировать, как хоккейная команда. Такие парни, как я, забивают голы во многом из-за того, что за нас вступаются тафгаи. Вы присмотритесь к связке Марти МакСорли и Уэйн Гретцки. МакСорли всегда был горой за Уэйна. Если бы пресса приравняла МакСорли к нулю без палочки, а Гретцки носила бы на руках и пела ему дифирамбы, Марти, может быть, было бы наплевать, бьют там мистера Гретцки или нет.

Во время межсезонья в "Нью-Йорк Таймс" напечатали не мало лестных слов про меня. Образ сложился крайне положительный – я был самым работящим игроком в НХЛ и народным героем. В каждой статье про меня люди писали о том, что я был феноменом, исходя из моих габаритов. В интервью "Таймс" я сказал тоже самое, что и всем остальным журналистам: "Я не играю так, будто я маленький. Я не разговариваю так, будто я маленький. Маленький – это всего лишь слово и ничего более".

Мы неплохо начали сезон, но затем всё пошло наперекосяк. Наш тренер Джон Маклер был тот ещё жук. Он был, что называется, старой закалки. Я только-только сбежал от Брайна Саттера и его 2-часовых тренировок, и тут же оказался в Нью-Йорке с Маклером, который в сущности был тем же самым человеком.

"Вот ведь пи***ц", – подумал тогда я. Мне кажется, Маклер уважал меня как игрока, но характерами мы точно не сошлись. Он хотел, чтобы я играл за его команду, потому что, когда он тренировал "Эдмонтон", а я играл за "Калгари", он ненавидел меня. Он думал, я смогу заменить Гретца. А я не был Гретцом. Я был Теореном Флёри. И я не был 21-летним Тео Флёри, каким меня хотел видеть Маклер. Я не затевал потасовки только лишь затем, чтобы показать, чтобы кому-то что-то доказать. Я уже давно от этого отошёл.

Я уже так психологически устал от всех этих тренеров, которые у меня были с самого детства. Выучи эту тактику и вот эту. Раз за разом смотри вот это видео. Я стал уже совсем другим игроком. Я играл на классе, я был умнее, старше и (!) больше. Я весил тогда 81кг, а это лишние 11кг мышц, которых у меня не было в 18 лет.

Маклер обожал катание на выносливость. То есть мы каждый день катались до одурения. Некоторые блевали, все были обезвожены. Иногда он нас так гонял в день матча. Маклер в своей карьере кое-чего, конечно, добился. Например, он выиграл Кубок Стэнли с "Эдмонтоном" в сезоне 1989-90, а за шесть работы в "Ойлерс" и "Баффало" он исправно выводил свои команды в плей-офф. Но я хоть убей не пойму, почему такие, как он, постоянно получают приглашения то в один клуб, то в другой.

Моим соседом по комнате был Адам Грэйвз – потрясающий парень, просто фантастический и до мозга костей командный игрок. Но вот с Петром Недведом я не сошёлся характером. Он был в каждой бочке затычка, с ним было невозможно играть. Он слабо играл в своей зоне, стало быть, мы пропускали голы, а это приводило только к одному – наше звено сажали на лавку. В общем, ужас какой-то. Такой ужас, что пи***ц.

В команде было несколько действительно хороших игроков. Джон Маклейн, долгое время выступавший за "Нью-Джерси", подписал контракт с "Рейнджерс" на правах свободного агента ещё до меня. Это было прекрасным усилением команды. Он выиграл в составе "Дэвилс" Кубок Стэнли в сезоне 1994-95, забив при этом множество решающих голов. По-настоящему командный игрок. Смешной и остроумный, честный и опытный игрок, выступавший не первый год в НХЛ, и настоящий семьянин

Ян Главач был талантливым парнем, по-настоящему талантливым, но немного ленивым. Мы всю эту группу – Главача, Петра Недведа и Радека Дворжака, который примкнул к нам в декабре 1999-го – называли чешской мафией. Они особо не горели желанием отрабатывать в своей зоне, им лишь бы голы забивать. Для них весь хоккей заключался в атаке. В обороне их не было видно.

Но иногда надо уметь и обороняться. Ещё мне не нравилось с ними играть, потому что их со смены обратно на лавку не загнать было. Зачастую они подводили всю нашу команду, играя в разрез с тренерской установкой. Но по большей части чехи любили пошутить и повеселиться. За пределами площадки они были добродушными и простыми парнями.

Александр Дэйгл. Вот это был красавец. Он был будто не от мира всего. Наверное, самый скоростной игрок на моей памяти. У него было всё, чтобы стать звездой первого класса, но он так и не смог этого сделать. Он был глуп, как пробка, и не понимал этого. Он мог стать суперзвездой, но из-за своей тупости не мог понять, что для этого надо пахать, как лошадь, а не винить в своих неудачах всех вокруг.

Парни, которые постоянно ищут оправдания и перекладывают вину на других, никогда ничего не добьются. В этом смысле его можно сравнить с Гэри Лиманом, который выступал за "Калгари" в с 1991-го по 1993-й года. Он как-то сказал Дагу Райброу: "Ты никогда не даёшь мне шанса!". Райзер ему ответил: "Ты играешь в тройке с Тео Флёри и Джо Ньюиндайком, какой тебе ещё шанс нужен-то?".

Как бы то ни было, Дэйгл был сам себе на уме, пытался найти своё место в жизни. Он сам себе жизнь осложнил. Уж слишком он надменным типом был. Он всегда пытался выставить себя лучше, чем он был на самом деле. Маклеру такие игроки были не по нраву.Тим Тэйлор был очень серьёзным и уверенным игроком. Он помогал команде, периодически забрасывая корявые, но важные шайбы. Тим был не особо талантлив, но пахал будь здоров. Он был одним из тех незаметных героев, которые должны быть в каждой команде. Тихий семейный человек.

Майк Кнубл был большим и сильным крайним форвардом. Пахал на полную катушку, хорошо играл на форчекинге. Он нашёл свою игру, когда перебрался в "Бостон" и стал играть в связке с Джо Торнтоном. Эрик Лакруа тоже был работягой. Таланта у него особо не было, но, блин, как же он мог вмазать! Попадёшь к нему на силовой приём, даже и не вспомнишь, что тебя вырубило.

Кевин Стивенс выиграл два Кубка Стэнли с "Питтсбургом". В итоге он тоже загремел в Реабилитационную Программу НХЛ. В 2000-м году его поймали недалеко от Сент-Луиса с проституткой и наркотиками. Ему поставили пройти полуторагодовалую реабилитационную программу, за развитием которой следили судебные приставы. Сейчас с ним всё в порядке. Он работает скаутом на своего старого друга Марио Лемье, чему я только рад.

Тогда же он всего лишь был невероятно здоровым парнем из Бостона. У него ещё акцент был, как в анекдотах (Тео имеет ввиду неподражаемый бостонский акцент, который многие североамериканцы считают забавным, прим. АО). Когда он играл с Марио, он был неподражаем – два сезона подряд он забрасывал по 50 шайб.

Тодд Харви был беззаботным парнем. Катание у него было, конечно, так себе, но он работал в поте лица и всегда играл на эмоциях. Он выкладывался на 100% в каждом матче. Периодически он и подраться мог. Ради команды он был готов пойти на всё. Игрок с характером.

Против Роба ДиМайо я играл на юниорском уровне, когда он выступал за "Мэдисен Хэт". Он был поразительно жёстким парнем для своих габаритов. За пределами площадки – тихоня.

Валерий Каменский был талантищем, но тогда он уже доигрывал и просто хотел заработать побольше денег. Он был типичным русским из ЦСКА. Никакого удовольствия от хоккея он не получал и играл без страсти. Из них это повыбивали в России. Когда они приезжали в Северную Америку, все их мысли были только о мерседесах и Версаче.

Что касается нашей обороны, то на бумаге она была, наверное, лучшей в лиге. Кевин Хэтчер был здоровым бугаём. Не без таланта, но тоже уже на излёте карьеры. Он уже не был столь "голодным", как раньше. Хороший парень, кстати. Я с ним иногда тусил.

С Мэтью Шнайдером я так толком и не успел познакомиться. Скажу лишь, что у них с Маклером были разногласия касательно того, кто как должен играть, и кто как должен тренировать. Но он был весьма надёжным защитником. Он хорошо играл в большинстве, раздавал классные пасы.

Ким Джонсон был чрезвычайно талантлив, но проводил в НХЛ только первый сезон. А для того, чтобы научиться обороняться, в НХЛ нужны годы. Тихий парень был.

Стэфан Куинталь был ещё одним свободным агентом, который примкнул к команде в межсезонье. Он с трудом справлялся с давлением Нью-Йорка. Он играл, как мешок с дерьмом, весь сезон и его показатель полезности был "-10". Это очень плохой результат. Классные игроки, вроде Никласа Лидстрёма из "Детройта", год за годом показывают потрясающие результаты – где около "+40".

Сильвэн Лефебр перешёл в "Рейнджерс" вместе со мной из "Колорадо". Хороший парень был – он не производит сногсшибательного впечатления, но в обороне играл вполне надёжно. Он хорошо действовал в паре с Брайаном Литчем, однако в Нью-Йорке у него дела не сложились.

За Ричом Пайлоном всегда приходилось бегать, как за маленьким ребёнком. Он всегда был обезвожен, поэтому ему всё время приходилось восстанавливать электролиты – это, в общем-то, соли, в которых есть электрический заряд. Электролиты человек теряет, в основном, с потовыделением (особенно это касается натрия и калия), что вызывает обезвоживание организма.

Поэтому клубные физиотерапевты выдавали ему педалит, предназначенный, как правило, для детей. Он еле катался, потому что почти всегда был в плохой форме. Но играть против него было непросто – он был злым и жёстким. То есть догнать он тебя вряд ли сможет, но зато рубануть по ногам или по рукам – это всегда пожалуйста. Тогда ещё можно было сколько угодно всех хватать и рубить.

Дэйл Паринтон был нашим тафгаем. У него чернил в теле было больше, чем в газете. На спине у него была татуировка с его именем, помню.

Наш физиотерапевт Джим Рэмзи был колоритным персонажем. Он был весьма забавный тип в извращённом понимании этого слова. Он всегда говорил то, что думает, и всегда отпускал комментарии в адрес жён игроков. Он мог запросто сказать, например: "Слушай, мужик, ну и жопа у твоей жены! Вот это да!". Он постоянно флиртовал с женщинами.

Прозвище Кирка Маклейна в команде было "Чудик". У него слово "чудик" было расписано по всей вратарской экипировке. Я вообще никогда не встречал вратарей, которые были бы нормальными людьми. Маклейн же был чуднее всех, и обладал извращённым чувством юмора. Нет, он, конечно, был забавным, но точно не от мира сего.

Он, наверное, был последним вратарём в НХЛ, который исповедовал стиль "стэнд-ап". Он практически никогда не падал на лёд, но при этом играл достаточно надёжно. Он здорово играл ловушкой, обладал хорошей техникой... Действительно умный вратарь, но себе на уме. Он всегда впивался глазами в собеседника. Шут его знает, что у него там творилось в голове.

Майка Рихтера я могу описать двумя словами – потрясающий парень. Из всех вратарей, которых мне доводилось видеть, он быстрее всего работал ногами. Он был вынужден завершить карьеру из-за нескольких травм колена, сотрясении мозга и повреждения черепа. Но он вошёл в историю, как первый голкипер "Рейнджерс", которому удалось одержать 300 побед в НХЛ.

Майк порвал себе переднюю крестообразную связку на правом колене в 2001-м году второй раз за сезон, но несмотря на это, он продолжал играть и не раз выручал нас в трудных ситуациях. Его последние годы в карьере были не приносили ему особого удовольствия. Он потом поступил в Йельский университет (один из ведущих вузов США, прим. АО) и получил диплом бакалавра по этике, политике и экономике. Невероятно умный человек.

Капитаном команды был Брайан Литч. Он был кумиром болельщиком, потому что он играл за сборную США. Но мне кажется, Литч не совсем понимал весь потенциал нашей команды.

Думаю, если бы он его увидел, то у него бы могло получиться сплотить нас. В этом и заключается задача капитана. Он всегда был на короткой ноге с тренерским штабом и менеджерами, а потому мне казалось, что после окончания игровой карьеры в "Рейнджерс" он и сам станет одним из них. На деле же вышло, что после 18 лет он завершил карьеру в "Бостоне" и судя по всему винит в этом Слэтца.

Главная проблема в моём первом сезоне в "Рейнджерс" заключалась в том, что мы не играли так, как от нас хотел Маклер. Маклер пытался привить нам оборонительный хоккей, в который у нас никто не играл. Это была стандартная схема Бадди Райана, которая получила своё название в 1985-м году в честь тренера "Чикаго Бэарс", который придерживался оборонительной тактики.

В этой схеме нет места передачам. В итоге же мы пропускали непозволительно много шайб. Да к тому же, наша команда не хотела во что бы то ни стало чего-то добиться. Наши игроки не хотели работать до седьмого пота. Игра в нашей зоне была плоха до омерзения. Мы проигрывали в "физике". Нельзя всё сваливать на тренера, ошибается всегда вся команда. С тех пор я говорю своей жене, что если я вдруг захочу стать тренером, пусть она меня со всей дури по яйцам пнёт. Рано или поздно так оно и произойдёт, чувствую.

Мы пытались решить наши проблемы бесконечными командными собраниями, тренировками и играми. Это было похоже на групповую терапию, где все различия между нами вылезали наружу. Я пытался сплотиться со своими партнёрами, а потому ходил вместе с ними в бар.

Когда же все расходились по домам, я находил другое место и продолжал тусить там.

Обычно я спокойно сидел и бухал в уютном баре недалеко от моего дома в Гринвиче. Я не кричал на каждом углу, что я нюхую кокаин и заваливаюсь домой под утро, но и особого секрета из этого не делал. Я всегда доверял моим партнёрам на 100%. Нет, я серьёзно. Эти парни меня бы ни за что не сдали. Они воевали со мной плечом к плечу каждый божий день.

В общем, где-то в феврале мне позвонил доктор Брайан Шо, который представлял профсоюз игроков в Реабилитационной Программе НХЛ, и доктор Дэвид Льюис, представлявший владельцев клубов. "Мы волнуемся за тебя, Тео, – сказал доктор Шо. – Про тебя ходит множество слухов, что ты якобы употребляешь наркотики и шляешься по ночам. В чём дело?". Дэн сказал: "Когда приедешь в Торонто, зайди к нам в офис, хорошо? Нам есть о чём

поговорить".

Что ж, я встретился с ними. Они знали, что я тусил по ночам и употреблял наркотики. Они сказали, что это было видно по моей игре, и хотели, чтобы я записался в Реабилитационную Программу. Они уверяли, что от меня будет требоваться только одно – периодически сдавать анализы, чтобы они могли меня защитить. Мне предложили доиграть сезон и пройти курс лечения летом.

Всё выглядело вполне разумно, и я поставил свою подпись. Но после этого, мне казалось, что я совершил одну из самых больших ошибок в своей жизни, потому что у меня отобрали свободу, вспомогательные средства (наркотики), а сам я остался трезвым и без кайфа.

Откуда люди в этой программе знали о моих намерениях? Кто-то из моей команды рассказал об этом тренеру, как же ещё? Я-то думал, что в Нью-Йорке я смогу спрятаться, а за мной, оказывается, кто-то шпионил. Я выяснил, кто это такой и не общаюсь с ним по сей день. Но я вам не скажу его имени, потому что в отличие от него, я не крыса. После этого, мне кажется, руководство "Рейнджерс" наняло профессионалов, чтобы следить за мной, но уверею вас, никто в команде в этом ни за что не признается. Я их не виню – они платили мне $8 миллионов в год.

Сразу после этого, я стал крайне скрытным. Я мог пойти выпить по паре пива с ребятами ради приличия, а потом вызывал ко входу лимузин и говорил водителю, чтобы он намотал пару кругов вокруг района. После этого я выходил из машины и отправлялся обратно в ресторан. Лимузин в это время опять наматывал круги неподалёку. Я шёл в конец ресторана, проходил через кухню и выходил через чёрный вход, где меня уже ждал лимузин. Они играли в свои игры, я – в свои.

Нью-Йорк – это город, который никогда не спит, где бары всегда открыты. Для алкоголика это своеобразный шведский стол.

Вероника хотела стабильности для наших детей, и она была на восьмом месяце беременности. Поэтому когда я играл за "Колорадо", она осталась в Калгари и родила нашу дочку. Но с "Рейнджерс" я подписал многолетний контракт, так что она отправилась вслед за мной. После переезда, она пригласила в гости старшую дочку Чака, милую девушку по имени Криста, и её молодого человека, чтобы они присматривали за детьми и составили ей компанию.

Вероника, как и большинство жён энхаэловцев, была без ума от шмоток и обожала ходить по магазинам. Когда у тебя столько денег, нельзя не измениться. Я ходил в рубашках от Версаче, а она была вся в Праде и Луи Вуиттоне. У нас было по две кредитки с лимитом по $50 000 на каждой из них.

Дома я практически не бывал. Не то, чтобы измены и походы по стрип-клубам были для меня чем-то новым, но мне кажется, что когда мы отправлялись на выезды с "Рейнджерс", я уже не скрывал этого столь тщательно, как во времена "Калгари" и "Колорадо". Поэтому Вероника стала задавать гораздо больше вопросов.

Эта типичная история для жён хоккеистов, выступающих за крупные команды. Но многие хоккеисты смотрят на женщин иначе, чем весь остальной мир. Чак охарактеризовал это следующим образом: "Пусть даже это и неправильно, но хоккеисты смотрят на женщин, как на машины. Вот у тебя есть своя машина, и ты любишь её, и заботишься о ней, и таскаешь её за собой повсюду, и тебе хочется, чтобы она была красивой, блестящей и даже иногда с новыми фарами. Но машины других парней тебе тоже нравятся. Нравится на них смотреть. Заводить себе такие же не хочется, но покататься разок-другой очень даже хочется. А для дружбы такая почва просто ужасна".

Глава 27. Слэтц

В Нью-Йорке всё было как-то странно. Впервые в жизни я не смог добиться того, чего, как мне казалось, я мог бы. Каждое утро я просыпался и начинал всё сначала, но всё шло кувырком. И так до бесконечности. Мне вообще ни в чём не пёрло. И я обделался по-крупному. В 80 матчах я забросил всего 15 шайб – это меньше половины моего среднего показателя (до перехода в "Рейнджерс" в 806 встречах я забросил 374 шайбы).

Восемь миллионов за 15 голов. До сезона 1998-99 моё соотношение бросков и голов равнялось 13,7%. В сезоне 1999-2000 я бросил по воротам 246 раз и лишь 6,1% из них достигли цели. Бл*, да что это за пи***ц?! Готов поспорить, что за этот сезон я раз 25-30 в штангу попал.

Типичной иллюстрацией моей неудачной игры стала встреча с "Колорадо", которая состоялась в пятницу, 18-го февраля. Я всегда забивал Патрику Руа. Он был невероятно уверен в себе – в 1996-м году Джереми Рёник попытался было облить его грязью, но Руа сказал журналистам, что он не понял ни слова из того, что он сказал, потому что у него в ушах звенело два перстня за победу в Кубке Стэнли (игра слов – rings , прим. АО).

Но слабость Руа находилась у него между ушей. Если втемяшить ему в башку, что ты его можешь обыграть, то дело в шляпе. Он был настолько суеверным, что даже боялся на линию на льду наступить. Сущие пустяки выводили его из себя.

Поэтому я и ждал этого матча. Я думал, что если забью Руа пару голов, то сниму с себя проклятье. В первом периоде счёт был 1:1, я выскочил 1-в-0 в меньшинстве, сделал один финт, затем ещё один, потом ложный замах "неудобкой", развернулся, бросил и... каким-то образом он поймал шайбу ловушкой. Я пи***ц как разозлился – клюшку разбил на тысячу зубочисток о борт.

В третьем периоде "лавины" вели 3:2, и мы дважды могли забить им после проходов по левому краю, но не смогли. Конечно, тот факт, что болельщики "Рейнджерс" действовали мне на нервы, свистели и обзывались, тоже негативно сказался на мне. Журналисты же поверить не могли, что я показал им средний палец по дороге в раздевалку. Не лучший способ привлечь болельщиков на свою сторону, прямо скажем.

Когда я играл за "Калгари" и "Колорадо", если я не забивал, то болельщики, понятное дело, были недовольны, да и на выезде меня освистывали с семи лет, но чтобы меня крыли матом на домашней арене... Это что вообще такое?

Маклер был недоволен моей игрой. Все мои тренеры всегда ждали от меня подвигов. Каждый день я только и слышал: "Ты должен прибавить. Ты должен приносить команде больше пользы".

Журналисты в Нью-Йорке проходились по мне будь здоров из-за первого провального сезона в "Рейнджерс". В выражениях они не стеснялись. Подумать только, какие-то журналисты с пузом размером с баскетбольный мяч, страдающие от перхоти (как избавиться от перхоти мужчинам), истинные задроты в дешёвых хлопчатых рубашках с коротким рукавом, у которых самая большая проблема в жизни – это выбор сорта чая, смеют про меня х**ню всякую писать!

Тем не менее, "Рейнджерс" тогда впервые не попали в плей-офф три года подряд с 1966-го, так что они считали себя абсолютно правыми. Про меня и Валерия Каменского говорили, что мы пустая трата денег. Я не попал в состав на последний матч с "Филадельфией". Но я играл в НХЛ уже не первый год и понимал, что не стоит зацикливаться на неприятностях.

Несмотря на заработную ведомость в $61 миллион, мы заняли 11-е место в Западной Конференции, одержав 29 побед, потерпев 41 поражение и сведя вничью 12 матчей. Все винили друг друга в неудаче. Дэйв Чекеттс обвинил в этом Нила Смита (нашего генерального менеджера) и главного тренера Джона Маклера, и уволил обоих в конце марта, когда "Детройт" положил нас на лопатки, выиграв два раза подряд 8:2 и 6:0.

По слухам Смит пытался повесить неудачи команды на Маклера и владельцев клуба, а мне казалось, что Маклер пытался перевести стрелки на меня. Я взял на себя часть вины, признавшись, что не смог соответствовать возложенным на меня большим надеждам. Но то, чего я ожидал от самого себя, вовсе не совпадало с тем, на что надеялся Мак. Он хотел, чтобы я был неуступчивым до мозга костей, каким я был в молодости, и отказывался воспринимать меня таким игроком, каким я тогда был на самом деле.

Исполняющий обязанности главного тренера Джон Торторелла и временный генеральный менеджер Дон Мэлоуни тоже не давали мне покоя. "Ты не выкладываешься, ты не бьёшься на льду". Как же меня заколебали эти неудачники, которые только и делали, что называли меня сачком. Если они так пытались подбодрить меня и дать мне какой-то стимул, то это пи***ц.

У меня, между прочим, было в активе 49 передач, и я был лучший по этому показателю в команде, а играл я в одной тройке с Майком Йорком, который был одним из претендентов на Колдер Трофи – приз лучшему новичку сезона. Так что было очевидно, что я приносил какую-то пользу.

В моём контракте был прописан пункт о невозможности обмена, так что я был в безопасности, но всё равно чувствовал себя при этом, как кусок говна.

Всем хотелось поскорее узнать имя нашего нового главного тренера. Сможет ли он наладить "химию" в команде? Станет ли он тем самым клеем, которого нам так не хватало? 31-го мая 2000-го года владельцы "Рейнджерс" нашли президента и генерального менеджера, которого так долго искали, в лице Глена "Слэтца" Саттера. Да, работа досталась Слэтцу. Он выиграл пять Кубков Стэнли с 1984-го по 1990-й года, когда был генеральным менеджером и тренером в "Эдмонтоне".

Слэтц сразу начал всё менять. Во-первых, он нанял Рона Лоу, который раньше у него в "Эдмонтоне" был запасным вратарём и тренером. Рон был родом из Дофина (пр. Манитоба) – это минутах в 20 от Расселла. Я был совсем ещё маленьким, когда он пробился в НХЛ. Он был для меня героем. Он был источником вдохновения для всех парней в нашем городе.

Потрясающий человек. В своё время я занимался в его хоккейной школе, которую он организовал с Бутчем Горингом.

Одним из первых изменений в составе команды, проведённых Слэтцом, было переподписание Марка Мессье, лидера "Рейнджерс" в чемпионском 1994-м году и капитана "Эдмонтона" в 1990-м, когда "нефтяники" взяли Кубок Стэнли. Он заключил с ним контракт на два года на общую сумму $11 миллионов.

Рискованный шаг. Мессье было 38 лет, и никто не мог сказать, на что его ещё хватит. За три года в "Ванкувере" Месс в среднем забивал по 17 шайб, набирая при этом по 54 очка. Затем Слэтц подписал Владимира Малахова, талантливого русского защитника, который поиграл в "Айлендерс", затем в "Монреале" и только что выиграл Кубок Стэнли с "Нью-Джерси". С ним заключили пятилетнее соглашение на общую сумму $17,5 миллиона.

Через пару дней после своего назначения Слэтц позвонил мне. Думаю, Слэтц беспокоился насчёт меня, и он был вовсе не дебил. В своё время он тренировал Гранта Фьюра, Дэйва Семенко и Дэйва Хантера, а эти парни гуляли по-жёсткому. Он тут же обратился к вопросу о Грэхеме Джеймсе.

Он сказал примерно следующее: "Я понимаю, через что тебе пришлось пройти. В основном, всё это из-за этого ублюдка. Скотина ёб**ая. Но, Тео, я знаю, что ты за игрок и какую пользу ты можешь принести нашей команде. Некоторые считают, что у тебя ничего не выйдет. Но только не я". После этого он добавил: "Выходи на пик своей формы".

Но перед этим я согласился пройти летом курс лечения от наркозависимости.

Глава 28. Стриптизёрши из Атланты

 Частью моей Реабилитационной Программы НХЛ была поездка в Коттонвуд – лечебное заведение в пустыне, недалеко от города Тусон (шт. Аризона). Не поймите меня неправильно. Я понимал, что у меня проблема, но я не хотел бросать пить только для того, чтобы почувствовать боль.

Для меня это был первый курс реабилитации. Я был напуган до смерти, потому что не знал, чего мне ожидать, и какие ещё неприятности могут всплыть наружу. Я был уверен только в одном – мне надо было туда ехать на год и хорошенько над собой поработать. Нельзя же съездить туда на месяц, и ждать что тебе непременно полегчает. За это время тебя могут научить паре приёмов, но далеко не всем. А когда они перестанут действовать, ты обязательно начнёшь заново пить и употреблять наркотики.

Перед тем, как я отправился на встречу в Торонто, где меня все уговаривали пройти Реабилитационную Программу, один мой приятель, который сам прошёл эту программу, предупреждал меня: "Делай, что хочешь, но ни за что в жизни не подписывайся на эту программу. Как только подпишешься на неё – тебе пи***ц. Я серьёзно – пи***ц".

На протяжении следующих пяти лет я часто сожалел о том, что тогда его не послушал. Но теперь, когда в моей жизни всё встало на свои места, я понимаю, что мне нужна была помощь.

Реабилитационная Программа НХЛ имела власть над моей карьерой. Меня постоянно заставляли подписывать реабилитационные "контракты", и стоило нарушить хоть один из прописанных там пунктов, то тебя выпирали из лиги – либо на курс лечения, либо на совсем.

Многие "контракты" начинались следующим образом: "Я, Теорен Флёри, понимаю и соглашаюсь на следующее...". А дальше прописывалась вся фигня, которой они не хотели, чтобы я занимался. Например – "Я обязуюсь воздерживаться от употребляния психотропных веществ и алкоголя. Я обязаюсь не посещать стрип-клубы, клубы джентельменов или иные заведения, где практикуется полная или частичная нагота".

А после этого что-нибудь в таком духе – "Я понимаю и соглашаюсь с тем, что нарушение вышеизложенных условий реабилитационной программы может привести к штрафу, дисквалификации или переходу на следующую стадию Реабилитационной Программы, проводимой совместно НХЛ и профсоюзом игрков НХЛ, согласно мнению врачей данной программы".

В общем, как только я подписал свой первый подобный контракт, тут же начались бесконечные тесты мочи и встречи с психологами.

У этой программы есть четыре стадии. Если нарушаешь один из пунктов в своём "контракте", то тебя переводят на следующую стадию и наказания становятся всё более суровыми. На первой стадии тебя кладут в палату, но не накладывают никакой дисквалификации. Но стоит нарушить условия соглашения первой стадии, тебя переведут на вторую. Тогда тебя отстраняют от команды без выдачи зарплаты до тех пор, пока ты не пройдёшь курс лечения, после чего тебе разрешат вернуться в состав.

Завалишь ещё один тест – переведут на третью стадию. А это уже дисквалификация  минимум на полгода без выдачи зарплаты. Нарушишь пункт соглашения третьей стадии, и тебя дисквалифицируют минимум на год без гарантий возвращения в состав.

Иными словами, мне могли запретить пить, ходить в стрип-клубы, употреблять наркотики, играть в азартные игры... Всё что угодно. А в случае неповиновения, меня могли лишить хоккея. Я-то думал, что могу завалить хоть с десяток тестов на мочу. Главное забивать – и никто мне ничего не сделает. Однако если я играю дерьмово и сходил один раз в казино, или (не дай бог!) в стрип-клуб, меня могли отправить на курс лечения на месяц. Эта программа могла из меня верёвки вить.

Ещё одна обязательная часть этой программы заключалась в том, что я был обязан ходить на приёмы к своему терапевту. Я уверен, что в мире полно психологов, которые действительно хотят тебе помочь, если ты искренен с ними. Но не был готов к тому, чтобы быть искреним. Я был чрезвычайно осторожен.

Что ему от меня надо? Он мне действительно хочет помочь, или просто отрабатывает свои $200 в час? Все эти приёмы напоминали игру в кошки-мышки, где я пытался обдурить эксперта. Знаете, я с трудом смотрю "Полёт над гнездом кукушки", потому что в этом фильме есть сцены, которые напоминают мне о моей собственной жизни.