Текст книги "Игра с огнем"

Автор книги: Теорен Флёри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

Мы продолжили переговоры с обоими клубами. У "Чикаго" было преимущество, потому что это город с богатыми спортивными традициями. К тому же, по поводу Финикса я сомневался ещё и потому, что там жили друзья Стеф. А значит она будет постоянно тусить. Мне же нельзя вообще ничего нельзя было употреблять. Ведь куда бы мы ни пошли, нас везде встречал парень с баночкой в руках.

А Стеф тусила по полной. Я сводил её на пару своих встреч с врачами, которые меня даже пытались заставить дать слово, что если она не перестанет кутить, то я её брошу. Но она не могла пойти на это.

Ходили слухи, что я вернусь в "Калгари". Но вариант с "Флеймс" я всерьёз не воспринимал, потому что в руководстве клуба сидели на редкость скупые люди. К тому же, в "Калгари" играл Джером Игинла, чей контракт хоть и истекал после сезона 2001-02, но его всё равно должны были продлить. В 25 лет он был лучшим снайпером (52 гола) и бомбардиром (96 очков) НХЛ. Он также выиграл приз имени Лестера Пирсона, который вручался MVP сезона по итогам голосования среди игроков.

Несмотря на то, что я бы с удовольствием вновь поиграл бы с ним за одну команду, руководство "Флеймс" в жизни бы не стало разоряться на двух нас. Пусть даже это принесло бы им Кубок Стэнли. Я вообще считаю, что если бы они дорожили кубком, то не стали бы распродавать нашу команду сразу же после того, как мы его выиграли.

Когда я познакомился с Игги, я сразу понял, что он отличный парень. Я видел, как он заботится о своей семье. Поэтому я был просто в бешенстве от того, каким образом его выставили в прессе.

Игги по праву требовал высокой зарплаты. За последний сезон, который мы провели вместе (1998-99), он заработал $850 тысяч. Он подошёл к Элу Коутсу и попросил повысить ему зарплату, на что в ответ услышал: "Забудь об этом". Если бы он тогда уехал куда-нибудь на юг, он бы нормально наварил. Но проспорив с ними весь тренировочный лагерь, он в итоге подписал контракт на $1,7 миллиона на три года. Он был лучшим малооплачиваемым игроком в лиге.

Однако после того, как у него не заладились дела в начале сезона, газеты запестрили заголовками из серии "Неудачник Игги". Я глазам своим не мог поверить. Они совсем что ли ох**ли? Он зарабатывал в миллион раз меньше тех, кто уступал ему по таланту, а они про него такие вещи говорят?

Как бы то ни было, как только "Флеймс" вступили в серьёзные переговоры с Игги, со мной они больше не связывались. Если бы они продолжили вести со мной переговоры, думаю, я бы закончил карьеру в "Калгари". Причём сделал бы им солидную скидку – миллионов, может, на 5-6. В этом городе жили все мои дети – Джош, Бо и Татим. Учитывая это, трудно было бы отказаться от их предложения.

В начале июля Джей Фистер (генеральный менеджер "Тампы"), сказал Бэйзу, что его клуб заинтересован в моей кандидатуре. Но я считал, что для меня "Тампа" далеко не идеальный вариант продолжения карьеры. У них была очень молодая команда, а за 10 лет в НХЛ, они девять раз не попали в плей-офф.

Я знал, что там вот-вот расцветёт Винсент Лекавалье, набравший 78 очков в сезоне 2002-03, да и Марти Сен-Луи был не обделён талантом. Мы с ним играли за "Калгари" в сезоне 1998-99, но он постоянно мотался между основой и фармом, сыграв в итоге 13 матчей в НХЛ.

Он закончил Университет Штата Вермонт, а на драфте НХЛ не был выбран ни одной командой из-за своих небольших габаритов – 173см, 80кг. Никого не напоминает? За четыре сезона в "Катамаунтс" (название университетской команды, за которую выступал Марти, прим. АО) он набрал 267 очков в 139 матчах – то есть в среднем по 1,92 очка за игру. За четыре сезона в "Муз Джо" я набрал 479 очков в 274 встречах – 1,72 очка за матч.

Из "Калгари" его отпустил тогдашний генеральный менеджер клуба Крэйг Баттон. "Тампа" подписала его на правах свободного агента. В январе 2002-го года в матче против "Питтсбурга" он вмазался в борт и сломал себе малоберцовую кость чуть выше лодыжки. Пропустив 26 матчей, он вернулся на лёд в сезоне 2003-04 и стал лучшим бомбардиром лиги с 94 очками, а затем обыграл "Калгари" в борьбе за Кубок Стэнли. Если бы я подписал тогда контракт с "Тампой", то выиграл бы ещё один чемпионский перстень.

Затем на меня вышло "Торонто". Билл Уоттерс и Бэйзли долго сидели на телефоне. Но я знал, что если я буду играть за "Мэйпл Лифс", то каждый мой шаг будут рассматривать под микроскопом. Спортсменам в этом городе живётся непросто. Болельщики там замечательные, но вот пресса просто  пизд*ц.

Послушаешь местных журналистов, так всё что ты ни делаешь, всё не так. Скажем, тебя критикуют за то, что ты не играешь в пас. Начинаешь играть в пас и что? Думаете, это кто-то отметит? Как бы не так – будут ругать за то, что мало бросаешь. Журналисты в Торонто постоянно соревнуются друг с другом, поэтому роются в слухах. Уверен, что то и дело откровенно выдумывают новости. В следующий раз когда в Торонто будете, откроете там спортивный раздел (он там в четырёх газетах есть) и посмотрите на заголовки. Сплошное враньё.

Впрочем, игроки в "Торонто" тогда были феноменальные. Было бы здорово сыграть в одной тройке с Матсом Сундином, который в среднем за сезон набирал по 80 очков. Томаш Кабеле отменно бросал с дальней дистанции, а также там ещё был Николай Антропов – 21-летний русский с хорошими габаритами и огромным талантом. С Робертом Райхелем я отыграл шесть лет в "Калгари", так что мы были корешами, а с Гэри Робертсом в 1989-м мы взяли Кубок Стэнли. С Таем Доми я бы куда охотнее

играл за одну команду, чем за разные.

Но поиграв за "Рейнджерс", я сказал Бэйзу, чтобы он даже не рассматривал этот вариант. Ведь согласись я на этот переход, я бы оказался в центре хоккейной вселенной. Да и к тому же "Торонто" 35 лет не выигрывал Кубок Стэнли.

Таким образом, выбор встал между "Чикаго" и "Финиксом". То есть между Гретцом и Саттером. Перед Гретцом я был в долгу. Если бы не он, то у меня бы не было олимпийского золота, но я боялся, что могу его разочаровать своей игрой. Я ведь прекрасно понимал, что я законченный нарик и алкаш.

Да и по деньгам там тоже были различия. "Чикаго" предложил мне контракт на два года по четыре миллиона за каждый сезон, а "Финикс" – по два с возможностью заработать четыре, если я буду хорошо себя вести. И "Чикаго" тренировал Саттер. Он заступился за меня, когда разгорелся скандал вокруг Грэхема Джеймса, поэтому, наверное, мне казалось, что он может меня спасти. Потому что я умирал.

Так что я позвонил Бэйзу и сказал: "Давай в "Чикаго". Прежде чем подписать контракт, я встретился с генеральным менеджером "Блэкхоукс" Майком Смитом и сказал: "Майк, я сейчас в такой ужасной форме, что ещё никому и не снилось. Но знаешь, что я тебе скажу? Сейчас я утеплю свой дом в Санта Фе и обещаю, что тут же приеду и начну тренироваться". Он ответил: "Без проблем. Главное, успей подготовиться к началу сезона".

Я перебрался в Чикаго и две последние недели августа занимался там с их тренером. Затем к нам присоединились остальные игроки команды, и мы полностью посвятили себя подготовке к сезону. На воротах у нас играли Крэйг Андерсон, Жозелин Тибо и Майкл Леилтон, в защите – Джон Клемм, Лайл Оделайн, Стив МакКарти и Стив Поапст, а в нападении – Эрик Дазе, Сергей Березин, Михаель Нюландер и Алексей Жамнов.

Вплоть до 6-го сентября на протяжении двух недель мы встречались с ними на "Эдж Айс Арена" в Бенсенвилле и самостоятельно тренировались. Это здорово помогло мне укрепить сердечно-сосудистую систему. При нагрузках у меня пульс держался где-то на отметке 180 ударов в минуту, но я знал, что делать.

Чтобы я не пил, команда наняла моего поручителя из общества анонимных алкоголиков в Санта Фе – Джей-Джея. Он переехал в Чикаго и стал моей сиделкой. За это ему заплатили $200 тысяч и поселили в роскошной мебелированной квартире, принадлежавшей мистеру Уиртцу.

Билл Уиртц был владельцем "Блэкхоукс". Не самый популярный персонаж, мягко говоря. Из-за него домашние игры "Чикаго" не показывали по местному телевидению, поскольку он считал, что это несправедливо по отношению к владельцам абонементов. Мне кажется, что это было недальновидно. Впрочем, что касается самого дома, то там даже был лифтёр. Джей-Джей оказался в раю.

В начале тренировочного лагеря дела шли хорошо. 21-го сентября мы проводили свой первый выставочный матч против "Далласа", и Саттер поставил меня в тройку к Нюландеру. Я всегда любил играть с Майки. Он умел выдерживать паузу и с техникой у него был полный порядок. Вместе с Эриком Дазэ я был в ассистентах первой шайбы в том матче.

Через три дня Дазэ лёг на операцию грыжи межпозвоночного диска, из-за чего я очень расстроился. У нашей тройки было отличное взаимопонимание, а сам Эрик был лучшим бомбардиром команды в прошлом сезоне с 38 голами и 32 передачами.

В том матче мы перебросали соперника, но проиграли 2:3 в овертайме. Саттер выделил мне 24 минуты игрового времени. Исходя из той формы, в которой я тогда находился, я отыграл неплохо. Я пахал по полной программе с Филом Уокером (нашим тренером по физподготовке), поэтому мне казалось, что к началу сезона я подойду в оптимальном состоянии.

И вот в один прекрасный день Брайан вызывает меня к себе в офис и орёт, как потерпевший: "Бл*, да ты же в ужасной форме! Ты по площадке еле ползаешь! Тео, ты ох**л что ли? Мы тут тебе, твою мать, миллионы платим, а ты играешь, как говно!".

Я ответил: "Я Майку Смиту ещё до заключения контракта сказал, что я не в форме. Но я сделаю всё от себя зависящее, чтобы набрать форму. Обещаю, что 10-го числа, когда мы откроем сезон матчем против "Коламбуса", я буду полностью готов". Но руководство клуба продолжало на меня давить.

Каждый день приходилось выслушивать кучу говна в свой адрес. И меня всё это в итоге заколебало. Я тогда думал: "Так, ребята, вы Кубок Стэнли с 1961-го года не можете выиграть, помните? Ну и кто тут дурак?". Я твердил им одно и то же: "Я наберу форму к 10-му октября.

Именно с этого момента мне начинают платить деньги, и именно к этому моменту я и должен быть готов. А не к сентябрьскому матчу против какого-нибудь еб**ного "Детройта".

Меня по-прежнему преследовали приступы паники как на самой площадке, так и за её пределами. Раньше они были куда менее жёсткими. У меня съёживало грудь, и я не мог дышать. Поэтому однажды утром я отправился к врачу и рассказал ему о своей ситуации. Он сказал: "Не волнуйся, на вот, попробуй". После чего выписал мне уйму паксила.

Это такой же антидепрессант, как и прозак. Обычно его принимают по 20мг в сутки. Врач прописал мне двойную дозу. Паксил оказывал на меня необычный побочный эффект – судороги. Где бы я ни находился – на скамейке, дома, где угодно – меня колбасило так, будто я пальцы в розетку засунул.

У меня постоянно брали анализы. Три раза в неделю в шесть часов утра я просыпался от стука в дверь. Открываешь – а там посланец от НХЛ с бутылочкой в руке. В Чикаго он даже со мной в туалет ходил и следил за тем, как я её наполняю.

Стефани поселилась у меня дома со своей 5-летней дочкой Алекой. Мы жили в прекрасной квартире на Белмонт Харбор с видом на озеро Мичиган. Кварплата за месяц была $10 000. Всё это располагалось на последнем этаже классного старинного здания в центре города. Живёшь, как в кино. У нас был собственный лифтёр, няня, горничная и повар. Живи – не хочу. Но всё без толку – мы постоянно ссорились. У неё проблем в жизни было не меньше моего.

1-го октября, выслушав очередную тираду Саттера на тему "попробуй только, сука, мне тут форму не набрать", у меня дома разгорелся крупный скандалешник со Стеф. Она пулей вылетела из гостиной и заперлась в ванной. И тут в моей голове что-то щёлкнуло. "Всё, я иду бухать. Пошли все нах**". Я схватил свою куртку и ушёл.

Я поймал такси и попросил водителя отвезти меня в ближайший ликёро-водочный магазин. Он подождал меня у входа, а я вышел на улицу, посасывая бутылку "Грэй Гуза". "Слушай, старик, мне бы порошка где-нибудь надыбать...", – сказал я и достал пачку денег.

Мы поехали к "проектам" (имеются ввиду районы с многоэтажными домами, в которых в силу дешёвой кварплаты селятся преимущественно семьи с небольшим достатком, прим. АО). Я вышел из машины и дал ему сто баксов. Он тут же дал по "газам" и уехал. Райончик был не из спокойных.

Помню, там у каждой стены было море мусорных баков, разорванных полиэтиленовых пакетов зелёного цвета и порванных картонных коробок. Железобетонные заборы были ржавые и с дырками, а ворота еле-еле держались на петлях. Все стены в граффити, а земля – в жирных обёртках. Меня там никто не знал. Всем было глубоко наплевать на то, что я собирался ширнуться тем вечером. Отличный вариант.

Мимо меня проходил какой-то чернокожий парень, одетый в стиле хип-хоп. Я окликнул его: "Эй, дружище, мне бы порошка достать". Он подошёл ко мне и впился в меня глазами. Но было совсем не страшно. Меня уже реально было наплевать, живу я или нет – мне просто хотелось торкнуться. Пару секунд спустя он сказал: "Пшли".

Он провёл меня вниз по улице через пару закоулков к пятиэтажке из красного кирпича. Все окна в здании были заколочены. Парадная дверь была с железной решёткой. Внутри пасло то ли говном, то ли мочёй, а может быть, этот запах источал покойник. Я поднялся с ним на четвёртый этаж, дыша ртом.

В большинстве комнат не было ничего, кроме матрацов, сломанных стульев и шкафчиков для одежды. Повсюду была куча хлама. В коридорах было полно грязных банок, бычков и шприцов. Мило, нечего сказать. Мы подошли к закрытой двери и постучали. Дверь нам открыл чёрный парень с дредами, сравнимый по габаритам с Семенко. В комнате было два наркодилера. Остальные спали либо прислонившись к стене, либо лежали в отключке прямо на полу.

Один из них мне сказал: "Бл*, ну ты и псих еб*нутый! Ты хоть сам-то это понимаешь? Нах** ты сюда припёрся? Тебе тут реально ловить нечего. Еб*ть ты псих". Я пожал плечами: "Чувак, я всего лишь хочу ширнуться". Он покачал головой и ушёл на кухню. Вернулся же он в эйтболом в руках. "Двести баксов". Я вынул пачку денег из переднего кармана и протянул их ему. "За*бись".

Мы сели вокруг грязной подставки под телевизор, я достал фольгу из своей пачки "Marlboro Lights", разгладил её, сделал дорожки, скрутил купюру трубочкой и занюхнул первую. Качество было отменное. Все мои волнения и тревоги куда-то тотчас же испарились. Я протусил с ними пару часов. Парни смеялись надо мной, качали головами и называли меня "еб*нутым психом" каждые пять минут.

Чуть позже вечером я заселился под собственным именем в отель "Дрэйк", который располагался в пяти минутах от моего дома. Я не пришёл на утреннюю тренировку, и Саттер решил, что меня либо похитили, либо убили. Он знал меня, как облупленного. Я бы ни за что просто так не пропустил тренировку накануне первого матча сезона.

Меня разыскивали полиция и частная охранная компания. Джей-Джей себе места не находил. Ему платили столько денег, чтобы они присматривал за мной, а тут я взял и сбежал при первой подвернувшейся возможности. Стеф тоже жутко расстроилась, потому что думала, что я ушёл из дома из-за неё.

В течение 24 часов я никуда не выходил из номера. Я сидел и нагружал свой мозг паксилем, кокаином, двумя ящиками пива и бутылкой "Грэй Гуза". Следующим утром, 3-го октября, у меня закончились порошок и бухло. Я смотрел в окно на чикагские небоскрёбы. Отель был недалеко от пляжа для выгула собак на Белмонт Харборе, так что я слышал как они там лаяли внизу. У меня башка пи*дец как раскалывалась, и со мной приключился очередной приступ паники. Мне хотелось умереть.

Я заставил себя встать с кровати, закурил и заполз в душ, чтобы ополоснуться. Мне удалось не дать сигарете погаснуть – мои лёгкие наполнялись паром и табачным дымом. У меня плавился мозг, а я пытался придумать себе какую-нибудь нелепую отмазку, почему я вдруг исчез с лица Земли на два дня.

Еле-еле передвигая ногами, я вернулся к себе домой. Когда я открыл дверь, Стеф посмотрела на меня так, будто увидела там вместо меня приведение. Бэйз тоже был там. Как и Саттер. Они были не столь даже в ярости на меня, сколь обеспокоенны и напуганы. Саттер ничего мне толком не сказал. Не картина была, а ужас – пизд*ц! Он смотрел на меня с огромной грустью.

Брайан сказал мне, что руководители Реабилитационной Программы НХЛ отстраняют меня от хоккея до декабря, на что я ответил: "Знаешь что, дружище? Оставьте меня в покое. Мне больше ничего от вас не надо. Я просто хочу играть в хоккей. Не хочу я тренироваться по два часа. Я не хочу, чтобы ты постоянно давил на меня. Мне кажется, я этого заслуживаю. Я это своей статистикой заработал. Я устал. Не нужно мне никакой любви за такую плату. Мне достаточно лишь уважения".

Меня дисквалифицировали на 25 дней без выплаты зарплаты. Таким образом, этот 2-дневный отпуск обошёлся мне в $1 219 512, 79. Меня снова записали на терапию и на приём к новому психологу – Джонне Могэб. Она была клёвой. Мы с ней действительно многого добились. Она помогла мне перебороть в себе ненависть.

У нас с ней было такое упражнение, где она раскладывала передо мной кучу карт, каждая из которых обозначала какую-то эмоцию – ненависть, грусть, счастье, страх... Там была целая колода карт с ненавистью, ещё одна с грустью и так далее. Мы разговаривали с ней на какую-нибудь тему, и периодически она меня спрашивала: "Что вы сейчас почувствовали?". Я брал сразу несколько карточек с ненавистью и кидал их в общую кучу.

Через некоторое время она сказала: "Знаете, ваша стопка "грустных" карточек что-то уж слишком высокая". "Знаю", – ответил я. Я к ней даже не прикасался. А вот карточки с ненавистью я хватал постоянно. В итоге она сказала: "Вот что я вам скажу. Вы всю свою жизнь прожили в ненависти. Благодаря этому вам удалось запугать окружающих и добиться того, чтобы вас никто не трогал. Но вы совсем другой человек. Вы кроткий и невинный. Вы вовсе не виноваты в своём прошлом".

У меня аж в душе ёкнуло.

"За вашим гневом кроется вот это, – сказала она и похлопала сверху по колоде "грустных" карточек. – Вы избегали грусть, потому что вам была нужна ненависть, чтобы выжить. Но послушайте меня – вам нужно по-новому взглянуть на свою жизнь. Маленький мальчик в Расселле был грустным. Отец за ним не следил, матери не было дома, а один мужик взял и изнасиловал его. Настало время взяться за ум".

Она попала прямо в яблочко. Может быть, конечно, так случилось и из-за того, что я был готов услышать эти слова. Мы виделись с ней каждый день на протяжении двух месяцев. Я пошёл на перемены. Джим связался со всеми моими любимыми казино – "Мандала Бэй" в Лас-Вегасе, "Трамп Марина", "Трамп Плаза" и "Харрас" в Джольете, "МджиМ Грэнд" в Детройте и "Моэган Сан". В каждое из них он отправил письмо датированным 1-го ноября 2002-го года.

Содержание его было следующим: "Дорогой сэр, в дополнение к нашему телефонному разговору это письмо подтверждает, что Теорен В. Флёри желает закрыть все свои счета в вашем заведении на неопределённый срок. Если у вас есть какие-то вопросы, то прошу вас, адресуйте их мне. Искренне ваш, Джеймс Р. Дженкинс".

У меня наладились отношения со Стефани. Когда наконец-то завершился бракоразводный процесс с Вероникой, я был безумно счастлив – у меня будто гора с плеч свалилась. Веронике отошло имущество на пять миллионов. Мы поделили дом в Гринвиче, ей достался наш дом в Сикамусе, лодка и машина, плюс алименты. Неплохой навар за семь лет замужества.

Мне разрешили приступить к тренировкам 25-го ноября, а 6-го декабря я уже играл против "Анахайма". Как только я вышел на лёд, публика тут же тепло меня поприветствовала. В четвёртой смене я открыл счёт на 11-й минуте встречи, и болельщики словно с ума посходили, беспристанно скандируя: "Тео! Тео! Тео!". Меня тут же обступили партнёры по команде. Вот поэтому все так любят играть в "Чикаго".

В следующем матче против "Тампы" за пять минут до конца третьего периода я стоял у борта на синей линии и бросил в одно касание по воротам. Шайба влетела в ворота над правым плечом Николая Хабибулина, и мы вышли вперёд. В итоге мы выиграли 3:1. Помню, после этого я прочитал заметку некоего Эллиота Хэрриса в "Чикаго Сан-Таймс". Там говорилось следующее: "Способность забивать голы крайнего форварда "Чикаго" Тео Флёри просто опьяняет. И алкоголь тут вовсе ни причём". Меня это улыбнуло.

Мы отправились на 3-матчевый выезд, который у нас начинался встречей с "Айлендерс" в "Нассау Колизеум". Местная публика вела себя в своих лучших традициях, постоянно освистывая меня и скандируя "Наркоман!", стоило мне прикоснуться к шайбе. Но на этот раз я не дал им вывести меня из себя. Более того, я сыграл вполне неплохо.

Во время раскатки я увидел пару детишек в сетках с моей фамилией. У них в руках был плакат с надписью "Мы рады, что ты вернулся". В том матче я отметился голевой передачей. Через день мы обыграли "Рейнджерс", а я открыл счёт на 14-й минуте броском из правого круга вбрасывания.

Мы уступили "Далласу", а затем на протяжении восьми матчей либо выигрывали, либо сводили вничью. Тогда мне казалось, что не зря вернулся в хоккей. И так мне казалось до матча против "Сент-Луиса" накануне Нового Года.

Джей-Джей и я отправились с ребятами в бар. Я убедил его в том, что ничего со мной не случится. Он мне перед этим ещё говорил: "Старик, да давай лучше дома останемся". Так что он тут ни при чём. С кем бы я тогда бы ни жил в одном номере, это не имело бы никакого значения. Я алкоголик. Мне было плохо, и я отправился за лекарством.

Вечер начался очень даже ничего. Джей-Джей сидел рядом со мной, а я потягивал колу. Правда, чувствовал я себя не в своей тарелке. Вокруг было столько девушек, а "на сухую" я к ним никогда не подкатывал. Ну, не мог я подойти к девушке без какого-либо допинга.

Я пошёл в другой конец бара, где бы меня никто не увидел и заказал себе ром с колой, сказав при этом бармену, чтобы он налил это в стакан из-под обычной колы. Я дал ему "на лапу" пару сотен и сказал: "Так и наливай мне дальше. Только двойные". Никто даже понятия не имел о том, что я пью.

Так мы сидели и сидели, пока ко мне не подошёл Джей-Джей с пламенной тирадой: "Ах ты, говнюк! Ты, оказывается, весь вечер бухаешь!". В тот момент я уже был в дрова и ответил ему: "А незачем было бутерброд на банкет относить". Он запихнул меня в такси, и весь инцидент удалось замять, потому что я употреблял только алкоголь, а анализы на следующий день мне не надо было сдавать.

Пару дней спустя, 5-го января, мы играли с "Детройтом". Я забил гол и отдал результативную передачу, но при этом я еле сдержался, чтобы не разбить е*ло в щепки клюшкой этому ублюдку Шону Эйвери. Стоило мне проехать мимо него, как он тут же подносил большой палец к носу и делал вид, что нюхает порошок.

Эйвери постоянно использует личные недостатки людей на льду. В НХЛ он теперь новая кладезь смачных комментариев. В 2008-м году он подошёл к журналистам незадолго до начала встречи "Флеймс" с "Далласом" в Калгари и назвал свою бывшую девушку (актрису Элишу Катберт, которая тогда встречалась с защитником "огоньков" Дионом Фанюфом) – "потаскухой" (дословно Эйвери назвал её "sloppy seconds", имея ввиду, что он переспал с ней раньше Фанюфа, прим. АО).

За это его дисквалифицировали на шесть матчей, а когда он отбыл своё наказание, руководство "Далласа" сказало ему, чтобы он собирал манатки. А ведь он только-только подписал с ними 4-летний контракт на $15,5 миллионов. "Рейнджерс" вернули вновь подписали с ним контракт в марте 2009-го.

За восемь сезонов в НХЛ он сменил четыре команды – из "Детройта" он перешёл в "Лос-Анджелес", оттуда – в "Рейнджерс", затем -в "Даллас", а потом снова в "Рейнджерс". А всё потому, что он клоун. В раздевалке его все любят так же, как мандавошек.

Конец же моей карьере начался пару недель спустя после этой встречи с "Детройтом". 18-го января, в субботу, мы проиграли на выезде "Сент-Луису" со счётом 2:4, после чего отправились в Коламбус, где у нас была игра в понедельник. Когда мы приземлились, я повернулся к Джей-Джею и сказал: "Слушай, я хочу пойти в бар с ребятами. Всё будет в порядке. То, что случилось на Новый Год, больше не повторится". Он спросил: "Старик, ты в этом уверен?". "Целиком и полностью".

Я начал с колы, а затем дал "на лапу" бармену. Не успел я опомниться, как мы уже оказались в стрип-клубе, после чего я больше ничего не помню. Проснулся я уже у себя в номере от того, что кто-то барабанил мне в дверь. Это был наш координатор по выездным матчам, который орал, что я опаздываю на командное собрание в номере Брайана Саттера.

Когда я открыл дверь, у него лицо от ужаса перекосилось. Я спросил его: "В чём дело?". Он сказал мне, чтобы я посмотрелся в зеркало. У меня над глазом был огромный порез, а футболка выглядела так, будто её носил кто-то из кинофильма "Пятница 13-е". Повсюду была кровь. Я обернулся и посмотрел на кровать – она тоже была вся окровавлена. Ко всему прочему, у меня болели рёбра, будто меня кто-то нехило отдубасил.

Я быстренько принял душ, а когда я наконец добрался до номера Саттера, тренерский штаб там уже на ушах стоял. Они по полной программе прессовали парней, которые были со мной. Суть их претензий сводилось, в общем-то, к одному: "Какого х*я вы разрешили Тео пить?". Но они были ни в чём не виноваты. Просто мне вообще не надо было ходить в этот бар.

Вся эта история попала в газетах, потому что одному журналисту дали наводку. После игры с "Коламбусом" он подошёл ко мне и сказал: "Я слышал, что вчера вечером в стрип-клубе драка была". Я спросил его: "Вы это к чему?". А он мне: "Да вот хотел спросить, откуда у вас фингал?". Меня застали врасплох. Я ответил: "Не помню". После чего он мне всё и рассказал.

В той статье рассказывалось о том, как Тайлер Арнасон, Фил Хаусли и я отправились в стрип-клуб под названием "Пьюр Платинум". И я там так буянил, что нас попросили уйти.

Исходя из того, что было написано в статье, мы благополучно дошли до выхода, после чего я врезал по лицу местному менеджеру. На меня попёрли вышибалы, и Хаузеру с Арни еле удалось оттащить их, чтобы меня не забили насмерть. Полицию вызвали в 4 часа утра, а остальное вы уже знаете.

Как только это оказалось в прессе, врачи из реабилитационной программы НХЛ, мистер Уиртц и тренеры "Чикаго" устроили общее собрание. Я всё ещё находился на второй стадии программы, а мистеру Уиртцу жутко хотелось от меня избавиться. Но врачи ни с того, ни с сего заступились за меня и сказали, что я ни в чём не виноват. В Нью-Йорке я думал, они готовы меня в могилу свести, а в Чикаго же они, наоборот, были на моей стороне. Быть может, моя команда испытывала во мне тогда острую необходимость, а, может быть, им просто не нравился Билл Уиртц. Он был ещё тем старым пердуном.

Месяц спустя "Блэкхоукс" отправили Джей-Джея домой. Руководство клуба пришло к выводу, что "он исчерпал свою полезность". Я с самого начала считал, что это глупая затея, но он ведь был моим другом. После этого "Чикаго" проиграло девять матчей подряд, и меня внесли в список "отказников", не сказав мне об этом ни слова. Затем меня несколько раз не включили в заявку на матч.

Неплохое оправдание, верно? Мы проигрываем, а во всём виноват Флёри. Все остальное тут было ни при чём. То, что у нас не было глубины состава, а Дазэ был травмирован весь сезон, что наш вратарь, Жозелин Тибо, не играл в последних девяти матчах из-за последствий от сотрясения мозга, что нашего капитана, Алексея Жамнова, арестовали за вождение в нетрезвом виде, и что Саттер и наш генеральный менеджер, Майк Смит, ненавидели друг друга до такой степени, что даже не разговаривали друг с другом.

Нет, конечно же, во всём виноват Флёри, который устроил драку в стрип-клубе. Именно поэтому команда и не может выиграть. Но я терпел и даже сумел собраться к концу сезона, забросив три шайбы при 11 передачах в последних 17 матчах. Но в предпредпоследнем матче сезона я крупно облажался.

Мы были в Сент-Луисе и должны были сыграть два матча подряд. Я жил в одном номере с Крисом Саймоном. Я поднялся к себе после ужина, а все куда-то ушли. Я подумал: "А пошло оно всё нах**". После чего отправился на другой береге реки в стрип-клуб под названием "Ларри Флинтс Пентхаус". Там в своё время застукали Кевина Стивенса.

Я пришёл туда, сел, выпил и заказал себе пару девушек. Я сказал им: "Присаживайтесь, девчонки, я вам сейчас всем куплю выпить". Слово за слово и в итоге я вынюхал целую кучу порошка. Там неподалёку были ходили теплоходы, и я вскочил на один из них и отправился играть в казино. Не успел я опомниться, как на часах уже было шесть часов утра.

В это время Стеф проверила состояние моего банковского счёта и обнаружила, что я шлялся по казино. А это автоматически обозначало, что я также пил и торкался, поэтому она связалась с врачами. 3-го апреля в 16 часов ко мне в номер постучался человек, чтобы взять у меня анализ мочи. Я как раз собирался отправиться на каток, но мне пришлось подождать, пока он не уйдёт.

Я поспал пару часов днём, но пока я переждал этого парня и добрался до катка, я всё ещё было под таким ох**нным кайфом. Я понятия не имею, как в команде не догадались, что я был в мясо. Я вышел на лёд и выдал один из своих лучших матчей в сезоне. Я сделал три голевые передачи и был признан лучшим игроком матча.

Моя следующая игра стала для меня последней в НХЛ.

Глава 36. Похоже, я сейчас застрелюсь

 4-го апреля 2003-го года я был в Чикаго и боролся с похмельем, а потому реакция у меня была заторможена. Я стоял на пятачке, когда вдруг последовал мощный бросок верхом в борт. Я поднял крагу, чтобы поймать шайбу, но она отскочила от стекла и угодила мне прямо в правую скулу. Я отыграл ещё две смены, а потом отправился к доктору в разделку в конце периода.

Скула у меня не болела, поэтому мне просто прикрутили визор к шлему, и я вернулся на лёд. У меня распух глаз и звенело в ухе, но я доиграл матч до конца. Приняв душ, я посмотрелся в зеркало – оттуда на меня взирала гаргулья. Мне нужно было сделать рентген, и я позвонил домой Стеф. "Приезжай сюда и вези меня в больницу, – сказал я. – У меня, по-моему, серьёзные проблемы с лицом".

Рентген показал, что скула у меня была сломана от области под глазом до рта. Я записался в лист ожидания неотложной хирургии. При этом мне выдали викодин – обезболивающее, вызывающее сильное привыкание. Я сразу принял пару таблеток, потому что щека у меня болела просто адски. Всё остальное у меня выкрала Стеф.

Она всегда зажигала по таблеткам. Более того, я специально для неё выписал две или три дозы.