Текст книги "Медведев"

Автор книги: Теодор Гладков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)

Теперь Дмитрий приходил в цех на правах взрослого рабочего. Он и зарабатывал не меньше иных взрослых – до 27 рублей в месяц, нехватку опыта и навыков возмещал сметливостью. Деньги полностью отдавал матери и от нее уже получал на свои расходы – главным образом на кино, которое любил всю жизнь.

Однажды в. день получки к Медведеву подошел молодой слесарь по кличке Басок. Ростом он был Дмитрию по подбородок, но в плечах вдвое шире и пользовался репутацией первого на всю Бежицу кулачного бойца. Сейчас он выглядел непривычно растерянным, смущенно попросил:

– Мить, будь другом, вроде зелененькой не хватает…

Подросток сразу понял, в чем дело. Как и многие другие рабочие, Басок был неграмотным. Бумажные деньги различал по цвету: красненькая – десятка, зелененькая – трешка, серебряные – по монетам. Тридцать копеек – два пятиалтынных, двадцать – два гривенника, семь копеек – пятак и семишник…

На листке бумаги Дмитрий со слов слабого в арифметике слесаря быстренько подсчитал его заработок. Большого труда обнаружить, как мухлевал с расценками нарядчик, для него не составило. Поняв, в чем дело, потемневший от злости Басок кинулся разыскивать нарядчика.

О чем они разговаривали, на каком языке – секретом не осталось. Впредь слесари стали получать на рубль-два больше, чем раньше, Дмитрий же рабочими был окончательно принят в свои.

Частенько кто-либо из рабочих обращался к Медведеву как к грамотному человеку с просьбой объяснить непонятное место в газете. Порой после этого разгорался свор, и Дмитрий не всегда выходил из него победителем. У него, конечно, были знания, какими не располагали товарищи по цеху, но даже самые малограмотные из них знали о жизни что-то такое, что ему пока было неведомо.

Однажды Дмитрий стал свидетелем, как в саду Общества трезвости два хулигана приставали к одинокой девушке. Он вступился за нее, и хулиганы ретировались. Однако у ворот сада его встретила уже целая ватага. Вожак пошел на Дмитрия с ножом… Медведев спокойно сказал:

– Ну ударь!

Тот опустил руку… Видно, было что-то такое в серо-зеленых глазах высокого подростка, что смутило даже отпетого хулигана. Позднее, правда, уличная шпана все– таки отомстила Дмитрию. Его подкараулили в глухом безлюдном месте, ослепили сильным фонарем, набросили на голову мешок и избили до потери сознания.

В четырнадцать лет Дмитрий убежал из дома, чтобы прийти на помощь уже не одинокой обиженной девушке, а… крохотной далекой Черногории, поднявшейся против турецкого владычества на Балканах. Еще и двух товарищей увлек за собой. Разработал, как ему казалось, вполне реалистический маршрут: сначала пешком до Брянска, потом поездом до Одессы (конечно, «зайцами», денег у ребят было – кот наплакал), затем на лодке в Болгарию, оттуда до Черногории уже рукой подать.

Добраться ребята сумели только до Орла. Тут безбилетников изловили кондукторы. Домой беглецов вернули с полицией. В тот же день Николай Федорович, изрядно переволновавшийся за бессонную ночь, выпорол сына – второй и последний раз в жизни. Дмитрий прощения не просил, наказание терпел молча, но когда отец упрекнул его, что не пожалел он родителей, убежав из дому, выкрикнул с досадой:

– А черногорцев, которые там одни за свободу дерутся, тебе не жалко?

И Николай Федорович отбросил ремень в сторону…

4 апреля 1912 года на Ленских золотых приисках в Сибири солдаты расстреляли бастовавших с февраля рабочих. По всем промышленным центрам страны тотчас прокатилась волна стачек протеста. Осенью сотни тысяч рабочих бастовали уже в ответ на смертный приговор, вынесенный царским судом семнадцати матросам Черноморского флота.

Политические стачки, демонстрации, митинги 1912 года означали новый подъем революционного движения в России. Пражская конференция РСДРП 1912 года сформулировала позицию большевиков в этих условиях так: партия берет курс на демократическую революцию и на перерастание ее в социалистическую.

Как раз тогда усилиями Александра Медведева, Михаила Иванова, Григория Панкова и других большевиков на Брянском заводе была восстановлена партийная организация, разгромленная в период реакции. В Брянск приехал участник работы Пражской конференции Николай Кубяк. На нелегальном собрании в лесу близ озера Орлик он рассказал товарищам о решении конференции. Кубяк привез с собой и первые номера новой большевистской газеты «Правда». Ленинская газета стала регулярно поступать во все цеховые партячейки. Рабочие Бежицы собирали деньги на ее издание, регулярно посылали в редакцию корреспонденции о тяжелых условиях заводской жизни.

В первую годовщину Ленского расстрела большевики организовали и провели на заводе стачку памяти жертв жестокой расправы, в которой участвовало 11 тысяч человек. На многих заводах были расклеены большевистские листовки. Текст гласил: «Знайте, тираны, что каждая капля пролитой вами народной крови породила героев, которые гордо бросают вызов и говорят: «Стреляйте, вешайте, казните, купайтесь в крови. Ничто не может остановить народную месть. Ваш час уже пробил».

Мите было доподлинно известно, что к распространению этой листовки Александр имел прямое отношение, потому что видел у брата изрядную пачку прокламаций. Видимо, подозревали о том и власти, так как на следующий день после стачки, а точнее – ночью в дом Медведевых впервые нагрянула полиция. Всех подняли на ноги, несколько часов обыскивали комнаты, чердаки, чуланы. Митя и Алеша сидели в горнице и с ненавистью взирали на полицейских, шаривших по ящикам комодов, выворачивающих из сундуков вещи, заглядывающих, к негодованию Николая Федоровича, даже за иконы.

Полицейские так и не нашли ничего крамольного, но брата все-таки увели. Правда, через день Александра освободили. Прекрасный конспиратор, он не дал властям ни малейшего повода упечь себя под суд или административную высылку, хотя и состоял уже давно под негласным надзором полиции. В доме Медведевых или в сарае ночевали иногда незнакомые люди. Саша никогда не говорил, кто они, делал вид, что ничего особенного в этом нет. Николай Федорович, удивительное дело, ни разу не выразил своего недовольства по поводу незваных гостей. Однажды только, заглянув в комнату младших сыновей, сказал строго:

– Если кто будет спрашивать, что за люди ночевали, вы знать ничего не знаете, слыхать не слыхивали и видеть не видывали…

Ночные обыски в доме Медведевых повторялись регулярно вплоть до Февральской революции. Они стали настолько привычными, что Дмитрий приспособился даже во время их проведения учить уроки – все равно спать не дают.

Первое пробуждение интереса к политике, хотя и невольное, еще никак не вступало в противоречие с гимназической жизнью Мити Медведева. Он организовал в гимназии литературный кружок, руководил им и даже сам писал стихи, увлеченно участвовал в любительских спектаклях – играл, к примеру, Хлестакова в «Ревизоре», занимался модной тогда «сокольской» гимнастикой. В гимназическом оркестре Митя играл, и неплохо, на мандолине, гитаре и трубе-баритоне.

Закон божий был в гимназии обязательным предметом и единственным, к которому Дмитрий не испытывал ни малейшего почтения, равно как и к его преподавателю-священнослужителю. По субботам и воскресеньям гимназисты должны были непременно присутствовать в церкви на обедне. Дмитрий и Алексей, однако, частенько пропускали службы, за что наказывались «безобедом» или карцером. Это не действовало, и тогда классный наставник нашел более верное средство воздействия: он пригрозил, что если Медведевы будут по-прежнему манкировать богослужениями, не видать им разрешений гимназического начальства на посещение спектаклей и концертов.

Все же однажды произошел почти что скандал, по счастью для Дмитрия, все обошлось без последствий. Брат Алексей спустя много лет так описал это происшествие: «Уроки закона божия Дмитрий недолюбливал. Правда, эти уроки вдохновляли его на писание стихов, и за это он чуть не поплатился исключением из гимназии. Когда поп объяснял, что «бог вездесущ и всемогущ», Дмитрий написал стихотворение о том, как бог из закрытого наглухо и запертого на замок сундука, используя свое всемогущество, выползает через замочную скважину, и пустил его по классу. Нашелся художник, который нарисовал бога с большой бородой выползающим из сундука и приписал: «Пищит, но лезет». Этот стих с карикатурой обошел весь класс, и на каждой парте гимназисты хихикали, улыбались и следили, какое впечатление произведет он на других. Таким образом урок закона божия, всегда строгий, превратился в самый веселый. Поп был в недоумении, некоторых не в меру развеселившихся учеников поставил к доске, но это еще больше всех развеселило. Когда стихотворение вернулось к Дмитрию на заднюю парту, он не выдержал и так громко стал смеяться, что не заметил, как к нему подошел поп. Поп стал отбирать листок, Дмитрий не отдавал, у них чуть не дошло до драки.

Класс загудел от смеха, не ожидая такой дерзости от Дмитрия. Урок был сорван. Поп вышел и вернулся с директором гимназии, но Дмитрий так и не отдал своего сочинения. Он не мог этого сделать, чтобы не подвести «художника».

Дмитрию Медведеву было пятнадцать лет, когда началась мировая империалистическая война. Большевики сформировали к ней свое отношение так: «Война войне!» В пролетарской Бежице мало кто поддался шовинистическому угару. Рабочий люд в массе своей понимал, что ему война ничего, кроме горя и страданий, не сулит.

В день объявлении войны Брянский комитет РСДРП выпустил прокламацию, в которой заклеймил начавшуюся бойню. В Бежице на площади, где торжественно зачитывали царский манифест о мобилизации, большевики подняли красный флаг. Потом большая группа рабочих под этим флагом с пением революционных песен направилась к станции. Возле гостиницы Мурзина демонстрантов встретила полиция. Произошла стычка.

Газеты писали о коварных тевтонах, о моральном долге России перед братьями-славянами, о союзнических обязательствах и т. п. Вся эта трескотня на Дмитрия впечатления не производила. Куда острее впечатляло другое.

Однажды на улице он встретил старого товарища Александра. Тот с угрюмым выражением лица читал приклеенный к забору листок с очередным военным приказом.

– Видел? – кивнул он, даже не поздоровавшись.

Дмитрий прочитал: приказ сообщал о предстоящей реквизиции скота. Что именно вызвало такую гневную реакцию у Сашиного товарища, не понял и спросил об этом.

– Не понял? – переспросил тот и разъяснил: – Ты последние строчки читай. То, что для армии мясо нужно, это ясно. То, что для этого придется скотину забивать, тоже ясно. Но ты заметь – освобождается от реквизиции племенной скот, производители и принадлежащий земским союзам. Ты хоть у одного мужика племенного быка видел? Нет? Я тоже… Выходит, реквизируют скот крестьянский, а помещичий трогать не моги.

Когда в первый день занятий Дмитрий и Алексей пришли в гимназию, им показалось, что они попали на праздник. Духовой оркестр из пожарного депо без пауз исполнял гимны союзнических стран, даже крамольную «Марсельезу». У главного входа стояли в парадных сюртуках, при орденах директор и инспектор гимназии. Гимназисты приготовительного и первого классов держали в руках букетики гвоздичек, подобранных по цветам русского флага. Преподаватель закона божьего надел по такому случаю новую шелковую рясу. Все сияли…

Господин директор произнес высокопарную речь, которую завершил здравицей государю императору и всему царствующему дому. Изо всей этой речи Дмитрия заинтересовало только одно место – директор сообщил, что группа гимназистов старших классов вступила добровольно в армию, кто направлен непосредственно в войска в качестве вольноопределяющихся, кто в школы прапорщиков. Еще было сказано о введении нового предмета – военного строя…

Уже в классе Митя узнал, что на гимназистов и гимназисток возложен сбор пожертвований, они парами должны обходить дома и собирать доброхотные подаяния в специальные опечатанные кружки. Он было чертыхнулся, но тут выяснилось, что есть возможность уклониться от этого дела. Участники оркестра струнных инструментов могли не принимать участия в сборе пожертвований, поскольку им предстояло давать концерты в лазаретах для раненых и увечных воинов. Играть на своей мандолине для раненых Мите было больше по душе, чем собирать двугривенные.

Сказанное вовсе не означает, что такое событие, как начало войны, оставило Медведева равнодушным, этого, конечно, быть не могло. Юноша регулярно и внимательно читал сводки с театров военных действий, завел дома карту с флажками и остро переживал первые поражения и неудачи русской армии. И конечно же, он, как и все гимназисты, хотел бы, чтобы победу одержала Россия и ее союзники,

Глаза на подлинную суть войны, ее причины, антинародные цели с обеих сторон ему помог раскрыть Александр, вернувшийся, так и не закончив Петроградский политехнический институт, в Бежицу и работавший теперь в крановом цехе. Митя, конечно, не мог знать, что Саша – один из руководителей брянских большевиков, однако понимал, что брат является участником подпольной организации.

Как-то Митя заговорил, не слишком, впрочем, уверенно, что все-таки войну развязал кайзер Вильгельм, а не русское правительство.

Александр поморщился, сказал сердито:

– Сказочки для взрослых и полувзрослых, вроде тебя. Очень полезные для царских министров, господ Рябушинских и Путиловых. Немцы точно такие же придумывают для своих михелей. Пойми и запомни: в этой войне нет безвинных стран и правительств. Эта война несправедливая и захватническая со всех сторон. Остальное – болтовня для оправдания перед народом. И немецких, и английских, и французских, и наших министров и капиталистов волнует один и тот же пирог, и все хотят отхватить от него кусок поболее. Пирог этот – в первую очередь колонии, затем – рынки сбыта своих товаров, вложения капитала. А правительства – лавочники, которые дерутся между собой, чтобы разорить конкурента.

– Но все-таки немцы первые напали, – продолжал упорствовать Митя.

Александр рассмеялся.

– Ты совсем как Бобчинский-Добчинский. Ну какая разница, кто первым сказал «э-э!». Просто один разбойник напал на другого раньше, чем тот сам вытащил нож.

– А что будет, если Россия проиграет войну? – спрашивал Митя. – Разве можно допустить такое?

– Ну, – спокойно ответил брат, – если царь эту войну проиграет, то вовсе не потому, что мы с тобой это допустим, как ты выразился. Самодержавие давно прогнило насквозь. Эта война для царской власти начало конца. Военное поражение, а оно неизбежно, понесет не наша с тобой Россия, а царизм, и чем оно будет сильнее, тем легче народ его свергнет.

Ход рассуждений Саши был понятен Мите, но одна мысль все же его глубоко мучила.

– Но на фронте гибнут наши русские солдаты, они-то ни в чем не виноваты!

Александр помрачнел. Тяжело вздохнув, сказал тоскливо:

– Вот тут ты, к сожалению, прав. Солдаты гибнут… А кто они? Те же рабочие и крестьяне, только одетые царем-батюшкой в суконные шинели. Народу от войны одно истребление, горе и разорение. Потому и кончать надо с нею быстрее…

Вскоре Митя и Алеша стали помогать большевикам в их нелегальной деятельности среди бежицких пролетариев. Они разносили по тайным адресам, прокламации и литературу, выполняли другие поручения. По заданию Саши Дмитрий часто встречался с австрийским пленным Федором Сокалем и передавал ему большевистские листовка, отпечатанные на немецком языке, для работавших, на заводе пленных германской и австро-венгерской армий.

Похоже было, что большевики рассчитывали не на одни лишь прокламации. Однажды Дмитрий и Алексей по просьбе Александра закопали в саду под яблоней несколько револьверов и пачек с патронами. У Саши, кстати, уже больше недели были все основания ожидать ареста, возможного осуждения по крайней мере к ссылке. На фронт его отправить не могли, так как еще в детстве он сильно повредил правую ногу и с тех пор заметно хромал. Саша предупредил ребят, что если с ним что-нибудь случится, оружие можно будет отдать только тому человеку, который обратится к ним с фразой: «Ну, медвежата, как дела на огороде?»

Это оружие пролежало в земле до самого февраля.

Чем дальше шла война, тем труднее становилось рабочему люду сводить концы с концами. В лавках не хватало не только мяса и молока, но уже и хлеба. Снова начались забастовки, жестоко подавляемые властями по законам военного времени. Активных стачечников теперь не просто увольняли – их направляли на фронт, в штрафные роты.

Первые волнения в Бежице вспыхнули уже в апреле 1915 года и связаны были с приездом в город царя, соизволившего посетить завод, выпускавший не только паровозы, рельсы, плуги, вагоны и другую традиционную продукцию, но также в большом количестве артиллерийские снаряды. Рабочие забурлили, когда узнали, что владельцы завода истратили на прием монарха и его свиты четыреста тысяч рублей! Огромные деньги были выброшены на гирлянды, цветы, подарки и банкет, в то время как рабочий получал в месяц тяжелого труда немногим больше сорока быстро обесценивающихся рублей.

Самая грандиозная за всю войну стачка потрясла Бежицу весной 1916 года. Начали ее рабочие механического, молотового, котельного, вагонного и плужного цехов. Через три дня бастовало уже шестнадцать тысяч человек, почти весь завод. Экономическими претензиями стачечники не ограничились, вся забастовка проходила под политическим лозунгом: «Война нам не нужна! Она нужна только хозяевам, они на ней наживаются!»

В первые дни стачки младшие Медведевы и Саша Виноградов распространяли в городе листовки. В последующие – Митя и Алеша собирали среди гимназистов и других учащихся деньги, табак и продовольствие в фонд стачечного комитета.

Директор завода Буховцев обещал рабочим удовлетворить все их требования. На самом деле он обманывал забастовщиков, тянул время, чтобы к городу подошли войска. В мае генерал Чердынцев, которому было поручено подавить забастовку на заводе, имевшем немалое военное значение, подкатил как-то на пролетке к группе рабочих, среди которых было и несколько гимназистов, в том числе и братья Медведевы, одетые в домашнюю одежду.

Генерал попытался завести с пикетчиками доверительный разговор, из которого, разумеется, ничего не вышло. Тогда он выругался, показав в сторону березовой рощи:

– Вы что, дожидаетесь, когда мы вас на этих березах вешать начнем?!

Молодой рабочий, в котором Митя узнал Баска, крикнул генералу в ответ:

– А ну, попробуй! Не оглянешься, как сам на березе болтаться будешь!

После этих слов в генеральских рысаков дружно полетели камни и комья земли.

Только 23 мая забастовка была подавлена. Пятьсот рабочих уволили без права обратного поступления на завод. Две тысячи лишили отсрочки от призыва и отправили на фронт.

В стране сложилась революционная ситуация. Царизм был обречен. Династия Романовых была сметена волей восставшего народа со сцены русской и мировой истории всего за восемь дней – 23 февраля – 2 марта 1917 года во старому стилю.

Дело каждого из нас…

Конец февраля был заполнен важнейшими событиями. В газетах по-прежнему печатались длинные списки убитых, раненых и пропавших без вести на фронте. В Брянск поступали вести о бурных событиях в Петрограде.

28 февраля здесь уже знали, что накануне почти вся столица находилась в руках восставших солдат и рабочих. Прошло несколько томительно долгих дней, и 3 марта в конце последнего урока гимназия словно взорвалась криками, оглушительным грохотом крышек парт, пронзительным свистом… Это кто-то принес в классы весть, что накануне ночью в Пскове император Николай II отрекся от престола.

Братья Медведевы и еще несколько старшеклассников сняли со стены актового зала гимназии громадный, во весь рост, портрет императора Николая II в золоченой раме.

Того же 3 марта в цехах Брянского завода прошли первые выборы в состав Временного Совета рабочих депутатов. А на следующий день в здании театра пожарного общества Бежицкий Совет принял обращение к населению об оказании содействия в его деятельности. В обращении, в частности, говорилось: «Старая власть, веками мешавшая России свободно развиваться, более не существует. Рождается новая, свободная Россия. Дело каждого из нас напрячь все свои силы, чтобы помочь России наиболее безболезненно, наиболее правильно выйти на новый путь».

Занятия в гимназии стали чистой формальностью. По многолетней привычке гимназисты и преподаватели аккуратно являлись в классы. Уроки, однако, теперь более походили на митинги. Гимназисты с горящими глазами шумно, перебивая друг друга, дискутировали, горячо обсуждая бурные события. Впрочем, азартные споры в стенах класса очень быстро надоели Дмитрию, тем более что он уже испытал радость сопричастия к настоящему делу, когда вместе с Алексеем принимал участие в разоружении жандармов и полицейских. Вчетвером (с ними было еще двое рабочих) братья Медведевы пробились под огнем на чердак здания, где засели с пулеметом несколько жандармов, обезоружили и арестовали их. Полицейские участки в обоих городах были разгромлены еще раньше.

Перебивая друг друга, размахивая руками, Митя и Алеша вечером живописали Александру, как полыхал ненавистный участок, как выволакивали на улицу и разбивали шкафы и письменные столы, раздирали руками серо-желтые папки с жирными черными надписями «Дело» и «Секретно», как взвивались с дымом и развеивались по ветру полицейские бумаги, фотографии «государственных преступников», протоколы допросов…

К крайнему изумлению братьев, Александр рассердился:

– Что же вы наделали, дурьи головы!

– Но почему?! – Митя ничего не понимал, более того, он чувствовал себя глубоко оскорбленным. – Спалить все, чтобы и следа не осталось от этого оплота царского режима! – с искренним пафосом заявил он, даже не замечая, что говорит словно на митинге в классе.

– Да большей услуги этому самому старому режиму, чем поджоги и уничтожение архивов охранки и полиции, вы и нарочно придумать бы не могли!

– Но почему?! – снова повторили братья свой вопрос.

Александр взял себя в руки. Он видел, что Дмитрий и Алексей, как, впрочем, и большинство рабочих, громивших участки, искренне не понимают, в чем, собственно, заключается их ошибка.

– Запомните, ребята, – растолковывал Саша, – государственные бумаги любой власти – это достояние народа, а не толпы, и не меньшей ценности, чем золото и музейные сокровища. Вот ты, – он обратился к Мите, – восторгался, как красиво горели бумаги в участке. А там ведь были списки полицейских шпиков и провокаторов, с тайными кличками, расписками в получении денег за свои подлости, и тому подобное. А теперь эти мерзавцы могут спать спокойно и благодарить твой революционный гнев. Тоже мне герой, стулья ломать!

Дмитрий опустил голову.

– Знаешь, Саша, – выговорил он, – я теперь припоминаю, что когда мы ворвались в участок, несколько мужчин сразу стали орать, что надо все немедленно спалить. У них, похоже, уже заранее были приготовлены и тряпки промасленные, и спички.

– Должно быть, ты прав, – согласился Александр. – Скорее всего это были либо переодетые полицейские, либо шпики и доносчики.

Этот урок Дмитрий Медведев усвоил на всю жизнь.

…Меж тем в стране развернулась ожесточенная борьба за власть. Первое время народ искренне верил, что вот-вот будут воплощены в жизнь лозунги февраля: мир, хлеб, свобода. Буржуазное Временное правительство, однако, и не думало осуществлять эти чаяния измученного войной и голодом народа. Кровопролитная бойня продолжалась под лозунгом «Война до победного конца!». Не получили трудящиеся и хлеба, фабрики и заводы по-прежнему принадлежали капиталистам, земля – помещикам.

Первое собрание большевиков Бежицы прошло в марте. В нем участвовало одиннадцать человек. Большевики собрались не тайком за знаменитой «второй трубой» в двух верстах от города, а легально, в приподнятом настроении.

Через несколько дней Дмитрий Медведев познакомился с человеком замечательным, сыгравшим в революционных событиях в Брянске центральную роль…

Им оказался Игнат Иванович Фокин. Он родился в 1889 году в Киеве в семье рабочего, машиниста. Когда ему было пять лет, семья переехала в большое село (впоследствии город) Людиново Калужской губернии. На Людиновском паровозостроительном заводе Игнат начал работать чертежником, здесь же включился в революционную деятельность. Уже в семнадцатилетнем возрасте Фокин входил в состав Брянского комитета РСДРП.

В 1907 году Фокин был приговорен к трем годам заключения в крепости. Впоследствии он входил в Петербургский комитет РСДРП, бил членом Русского бюро ЦК партии. Февральская революция застала Игната в Новониколаевске[2]2
  Ныне Новосибирск.


[Закрыть] по пути в туруханскую ссылку. По возвращении оттуда Фокин был введен в Московское областное бюро РСДРП, которое в апреле и направило его в Брянск.

Сохранилась групповая фотография делегатов Брянского уездного съезда Советов. Среди делегатов худой, с напряженным лицом и горящими глазами Александр Медведев и, чуть постарше на вид, но тоже очень молодой Игнат Фокин. В точно таких же, как Александр, очках в тонкой металлической оправе. Лицо спокойного, уверенного в своей правоте и внутренней силе человека. Среди рабочих косовороток, суконных рубашек, солдатских гимнастерок выделяется его аккуратный костюм, белая сорочка с пуговками в углах воротничка, галстук… Внешность сельского интеллигента, скорее земского врача или учителя, нежели несгибаемого профессионального революционера, каковым Игнат Фокин был на самом деле.

Можно предположить, что когда производилась эта съемка, Дмитрий Медведев находился где-то поблизости, потому что с винтовкой в руке охранял съезд Советов.

Все месяцы между февралем и октябрем он по возможности не оставлял брата и Фокина, сопровождал их на митинги и собрания. Слушал, внимал, запоминал. И не только. Большевистские взгляды он активно пропагандировал среди своих однокашников.

Надо сказать, что хотя единомышленников у него в гимназии было немного – как-никак гимназия все же привилегированное учебное заведение, но Дмитрий пользовался среди сверстников авторитетом и популярностью. На общем собрании учащихся учебных заведений Бежицы его избрали членом комитета учащихся. В комитете оказались рядом совсем разные ребята: и дети рабочих – ученики, главным образом, ремесленных школ, и гимназисты. С молодежью из богатых семей Дмитрию и его товарищам приходилось схватываться каждодневно и на заседаниях комитета, и на митингах. Иногда теоретических аргументов для спора у сторон недоставало, тогда, случалось, дело доходило до потасовок. Кончалось все тем, что революционно настроенные учащиеся во главе с Дмитрием Медведевым из этого комитета вышли и образовали свою собственную организацию.

Весна и лето 1917 года внесли в жизненные планы Дмитрия Медведева и его сверстников серьезные поправки. Гимназию он, правда, закончил благополучно, но о поступлении в Лесной институт теперь не приходилось и думать. Мечту о высшем образовании пришлось отложить до лучших времен…

29 сентября Брянский Совет заявил о своем неподчинении Временному правительству. А уже 20 октября Совет фактически располагал всей реальной властью в городе. Из здания на Московской улице, ранее принадлежавшего офицерскому собранию, большевики руководили восстанием.

Каждый день Игнат Фокин, Александр Медведев, Яков Алкснис, Николай Анишкин, Михаил Иванов, Антон Карпешин и другие брянские большевики выступали на митингах, разъясняя рабочим, солдатам, горожанам политическую обстановку и разоблачая контрреволюционную линию Временного правительства.

Дмитрий и Алексей Медведевы, Саша Виноградов и Другие ребята постарше из революционной организации учащихся стали бойцами вооруженной охраны членов Ревкома во время их выступлений на митингах.

Известие о том, что в Петрограде произошло вооруженное восстание, что Временное правительство низложено и образовано новое, рабоче-крестьянское правительство – Совет Народных Комиссаров – во главе с В. И. Ульяновым (Лениным), пришло в Брянск в одиннадцать часов вечера 25 октября. По приказу ревкома отряды Красной гвардии немедленно заняли почту, телеграф, казначейство, склады с оружием и боеприпасами, вокзалы. На все стратегически важные участки были назначены комиссары-большевики.

Глубокой ночью молодой прапорщик, в прошлом учитель Лифляндской губернии, а ныне руководитель солдатской секции Брянского Совета Яков Алкснис[3]3
  Я. Алкснис станет героем гражданской войны, а впоследствии – командующим Военно-Воздушными Силами и заместителем наркома обороны СССР


[Закрыть], позвонил по телефону руководителю ревкома Игнату и доложил, что Советская власть в городе установлена.

По предложению председателя ревкома Игната Фокина было опубликовано воззвание к жителям города. В нем говорилось: «В связи с событиями в Петрограде, Москве и других городах в нашем г. Брянске уже слышно шипение… черных гадов. Они уже распускают всевозможные слухи и запугивают население… Товарищи граждане! Будьте спокойны. Не обращайте внимания на эту провокацию и будьте уверены, что Революционный комитет Совета Рабочих, Солдатских и Крестьянских депутатов стоит на страже, охраняя полный порядок и безопасность всех граждан Брянска и его уезда».

Брянские большевики, придя к власти, начали с главного: установления полного и действенного контроля над мощными производственными предприятиями города и округи. На бурном заседании в городской думе 29 октября Фокин, буквально разгромив ораторов-меньшевиков, рассуждавших о событиях не иначе как европейских масштабов и некоей абсолютной свободе, четко разъяснил позицию большевиков:

– Для рабочих и крестьян свобода без материального обеспечения – ничто, и шагом революции было дать им материальные ресурсы. Эти вопросы могли поставить и разрешить лишь рабочие и сознательная беднота, почему большевики и говорят: «Вся власть Советам», представляющим именно эти круги и имеющим реальную силу…

Слова Фокина запомнились Дмитрию. Реальная сила… Медведев стал понимать, что политическая власть, даже если находится она в руках самых честных и бескорыстных людей, лишь первый шаг, хотя и чрезвычайно важный, к завоеванию реальной силы. Иначе власть не удержать, иначе революция не сможет победить своих многочисленных и пока еще могущественных врагов.

Новая власть остро нуждалась в образованных людях. Вот почему, в частности, Игнат Фокин назначает Дмитрия Медведева секретарем приемной Брянского Совета. Собираясь впервые выйти на работу, Дмитрий задумался: что надеть? Гражданской одежды, кроме домашних рубашек, у него не имелось, явиться же в Совет в гимназической форме казалось неуместным, да и надоела она, признаться, ему за долгие годы. Александр мало чем мог помочь – за лето Дмитрий сильно вытянулся и перерос брата. Подошла лишь одна рубашка Саши, брюки же пришлось надеть гимназические, как и шинель, с которой, впрочем, Митя уже давно спорол блестящие казенные пуговицы.