Текст книги "Медведев"

Автор книги: Теодор Гладков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)

Теодор Гладков
МЕДВЕДЕВ

Часть I
РЕВОЛЮЦИЕЙ ПРИЗВАННЫЙ

Бежица

В трехстах пятидесяти километрах к юго-западу от Москвы находится крупный промышленный город и областной центр Брянск. Когда-то здесь обитали славянские племена вятичей и радимичей. Рядом, в широкой пойме Десны, жили северяне. Когда Киевская держава распалась, здесь образовалось самостоятельное Брянское княжество.

Впервые Брянск упоминается в Ипатьевской летописи под 1146 годом. Считают, что нынешнее название города происходит от более древнего наименования «Дъбрянск», прямо указывающего на былые здешние лесистые долины. По другой версии, оно восходит от слова «дебрь», которое означало также овражистую, холмистую местность, поросшую мелколесьем.

Со временем Брянск приобрел особое значение как крупный центр ремесел и торговли. Путешественники XVIII века отмечали, что в Брянске и его окрестностях много чугунных, железных, стекольных и иных заводов. При Петре здесь на высоком берегу Десны было налажено строительство гребных галер и барж. Стекольное дело вскорости захватило в свои цепкие руки семейство Мальцевых. В Орловской, Калужской и Пензенской губерниях принадлежали ему десятки фабрик.

В 1752 году в Брянске был основан крупный металлургический завод, тогда же началось строительство артиллерийского завода, где изготавливали лучшие в России стальные орудия.

Когда сегодня мы пишем и говорим о Брянске, то зачастую на самом деле имеем в виду и другой промышленный город, возникший от Брянска в нескольких верстах, там, где невидная Болва сливается с красавицей Десной, – Бежицу. Именно на этом месте разбогатевший на поставке шпал кулак Губонин основал завод. Дело показалось перспективным, но своих средств и связей у Губонина не хватало. Тогда вместе с богатым подрядчиком Голубевым он учредил в 1873 году «Акционерное общество Брянского рельсопрокатного, железоделательного и механического завода для добывания металлов и минералов, для выплавки чугуна, выделки железа и стали и приготовления из них изделий на продажу».

В качестве технического руководителя предприятия Губонин и Голубев пригласили влиятельного человека князя Тенишева, который считался одним из самых видных русских инженеров. Брянский завод стал крупнейшим металлургическим, машиностроительным, а затем в паровозостроительным предприятием страны. По производственной мощности он уступал только Путиловскому заводу в Петербурге.

В начале тридцатых годов писатель Василий Ильенков в романе «Ведущая ось» так описал становление гиганта русской индустрии: «Некогда, кутаясь в дым и смрад, в котловине бурливой реки, на песок, нанесенный тысячелетиями, неожиданно легли три мрачных и грозных постройки. Они растревожили извечный покой хвойных лесов: все дальше и дальше в лесную глубь уходили медвежьи тропы; глухари, прилетавшие сюда на привычные старые токовища, в самый разгар весенней песни взрывались, устрашенные неслыханным грохотом. Лишь по-прежнему в строгом молчании стыли высокие курганы…

Это было грозное наступление железа и стали; поля уходили вдаль, волоча к горизонту худосочные нивы… Лес отступал в беспорядке, усеивая путь отступления желтыми трупами сосен и могучими пнями, не истлевшими до сегодня. К небу вместо мачтовых сосен поднялись красные стволы труб, раскинувших ветвистый дым…

Завод гремел день и ночь, застилая черной копотью небо; плавил, мял, тянул сталь и звенящими канатами рельсов вязал непокорную землю. Деревни, отодвинувшись за реку, испуганно окопались в оврагах, нахлобучив соломенные шапки, бурчали, отсиживались годами, но, сломленные упорством противника, сдались. Бросив поля, люди потекли в дымные цехи, меняя жизнь. Завод обрастал тысячами домиков, широкими улицами, казармами, набитыми до отказа людьми».

Кадры свои Губонин черпал из разоренных крестьян. Они радовались даже тому, что не помирали голодной смертью. Это очень точно подметил А. Н. Некрасов. В поэме «Кому на Руси жить хорошо» есть такие строки:

 
А ныне, милость божия!
Досыта у Губонина
Дают ржаного хлебушка,
Жую – не нажуюсь!
 

В 1879 году Брянский завод произвел треть всей стали, выплавленной в России. Продукция предприятия отличалась исключительно высоким качеством, и завод получил почетное право клеймить свои изделия государственным гербом Российской империи.

На Всероссийской выставке в 1882 году всеобщее изумление и восторг вызвала демонстрация доставленного из Бежицы экспоната – то был обыкновенный рельс: его свивали штопором, но в металле не появлялось ни единой трещины. Из брянской стали были сооружены конструкции мостов через Днепр и Амударью, фермы Киевского вокзала в Москве. Плуги Брянского завода на российских и международных выставках получили несколько десятков золотых медалей. Паровоз серии «Б» справедливо считался долгое время самым быстроходным и экономичным отечественным локомотивом. Палубной броней, выделанной бежицкими мастерами, выстланы были палубы легендарного броненосца «Потемкин».

Расширялся завод, стремительно росла и Бежица. На рубеже XX века здесь проживало уже 20 тысяч человек. Появился водопровод, телефон, электрическое освещение. Заводовладельцам нужны были образованные люди, поэтому в Бежице открылось несколько начальных училищ, церковно-приходская, министерская и городская школы, а также школа ремесленных учеников.

Все население Бежицы в той или иной степени было связано с заводом, поэтому многие знали друг друга. Семья сталевара Медведева пользовалась всеобщим уважением. В черный от копоти корпус губонинского завода Николай Федорович пришел еще подростком. Родом он происходил из мещан города Орла, где отец его владел небольшой лавкой. Торговое дело пришлось пареньку не по душе, и в тринадцать лет он сбежал из дома. Громадный завод (на Губонина уже тогда гнуло спину семь тысяч человек) потряс его. Новенького определила в сталелитейную мастерскую. В обязанности мальчика входило поднимать и опускать тяжелую заслонку, когда рабочие забрасывали в горловину печи шихту. Жил, как все, вначале в землянке, потом в заводской казарме на общих нарах.

Женился Николай Федорович молодым. Заработок имел приличный, как квалифицированный рабочий – подручный сталевара – был на хорошем счету у инженеров. Положения такого он добился исключительно благодаря своим профессиональным достоинствам и добросовестности. Не только у инженеров и техников (которых, кстати, на весь многотысячный завод насчитывалось всего-навсего… двенадцать человек!), но и среди рабочих Медведев почитался за знание дела и честность.

Ольга Карповна, урожденная Губанова, происходила из крепостных. Двенадцати лет от роду ее определили в няньки к новорожденному отпрыску управляющего помещичьим имением в селе Любохна. Господский младенец был болезненным, часто плакал, малолетняя нянька не всегда могла выдержать бессонную ночь у люльки, случалось, засыпала прямо на табурете.

Поначалу молодожены жили в бараке для семейных, потом, скопив денег, построили на Брянской улице собственный одноэтажный дом. Когда семья разрослась, к этому дому пристроили углом второй[1]1
  Эти дома не сохранились. Брянская улица ныне носит имя Медведева. На месте домов в послевоенные годы построена средняя школа № 16. Перед школой растет старая липа – единственное на всей улице дерево, сохранившееся с дореволюционных времен.


[Закрыть]. Жизнь Медведевы прожили дружно, в любви и уважении друг к другу.

Оба – и Николай Федорович, и Ольга Карповна – выделялись высоким ростом, статью и красотой. Такими же выросли и дети. Их у супругов родилось тринадцать. Четверо умерли в младенчестве, остальным родители дали имена (по старшинству): Мария, Александр, Полина, Клавдия, Анна, Алексей, Дмитрий, Екатерина, Михаил. По официальным документам следует, что сын Дмитрий родился 22 августа (по новому стилю) 1898 года.

Трое старших сыновей вымахали в отца. Рост Дмитрия Николаевича был 187 сантиметров, к тому же он с юношеских лет обладал великолепной выправкой. Не раз потом приходилось ему выслушивать вопрос: не из бывших ли он гвардейских офицеров? Случалось, не верили, услышав в ответ, что офицером старой армии, тем более гвардии, Медведев никогда не был.

Жила семья по сравнению со многими другими в достатке, потому как с годами Николай Федорович вышел в обер-мастера литейного цеха. Славился тем, что за пятьдесят лет беспрерывной работы в сталелитейной мастерской ни разу не упустил плавку. Советовались с Медведевым не только рабочие, но даже и главные инженеры завода. По этой причине ему, единственному из всех обитателей Брянской улицы, установили в доме телефонный аппарат.

Однако Медведев никогда к начальству не подлаживался, держал себя независимо и с достоинством. Рабочие это видели и относились к мастеру с глубоким почтением, частенько даже побаивались его, потому как был он справедливый и очень строгих правил человек. Когда грянула первая русская революция, Николай Федорович оказался единственным мастером, которого бежицкие рабочие не изгнали с позором с территории завода.

Свержение самодержавия, а затем Октябрьскую революцию Николай Федорович принял с удовлетворением. По возрасту он не мог участвовать в революционных событиях и гражданской войне, но все последующие годы с исключительной добросовестностью работал в своем цехе. Ему было присвоено звание Героя Труда. Отмечен был Медведев также именными золотыми часами, которые принял из рук Михаила Ивановича Калинина. В 1941 году часы эти были сданы с немногими медведевскими ценностями и облигациями государственных займов в Фонд обороны.

В доме Медведевых праздности не терпели, авторитет отца и матери у детей был незыблем, но робости домостроевской перед старшими не было и в помине. Всю педагогическую премудрость родителям заменяли доброта, строгость и справедливость. Подрастая, старшие дети принимали на себя, как нечто само собой разумеющееся, часть отцовских и материнских забот о младших. У каждого из сыновей и дочерей был твердый круг обязанностей – от колки дров до мытья полов и посуды. При доме имелся сад и огород, овощи, фрукты, ягоды служили немалым подспорьем для семьи, где за стол садилось одиннадцать едоков. Большой деревянный дом требовал постоянного ухода. Под началом Николая Федоровича все работы осуществляли сыновья, с детства обученные плотницкому, столярному и слесарному делу.

Ольга Карповна и Николай Федорович к знаниям и образованности относились с почтением. Дать детям хорошее образование было мечтой и целью жизни родителей. Для этого не жалели ни сил, ни средств. В доме Медведевых имелись хорошие книги. Особенно пристрастились к чтению сыновья. Первой книгой, которую осилил самостоятельно Митя Медведев, был «Овод» Этель Лилиан Войнич, полученный в подарок от старшего из братьев (он родился в 1893 году) Александра. История Артура произвела на мальчика большое впечатление. «Овод» во многом определил дальнейшее развитие его духовного облика, круга интересов и склонностей.

В комнатке за, кухней, где жили мальчики, у них была своя библиотечка: несколько полок книг отечественной и зарубежной классики.

В доме существовал и много лет поддерживался хороший обычай семейного чтения. По вечерам собирались в гостиной, усаживались вокруг большого круглого стола, накрытого белой вязаной скатертью, и кто-нибудь из детей читал вслух книгу. Читали не отрывками, а непременно от начала и до конца, даже если уходил на это месяц. Особенно любила эти вечера мать. Митя не раз слышал, как она, сама не умевшая читать, пересказывала содержание книг соседкам. Круг чтения Дмитрия во многом складывался под влиянием брата Александра.

После «Овода» Митя прочитал еще несколько книг, героями которых были сильные, смелые, самоотверженные люди, поднявшиеся на борьбу за освобождение и счастье народа. Особенно полюбил юный Митя стихи Н. А. Некрасова. Гневные и печальные строки великой поэмы «Кому на Руси жить хорошо» прямо перекликались с рассказами матери о временах крепостного права, а о каторжном труде рабочих на Мальцевых и Губониных он уже знал лично.

Надолго запомнился Мите рассказ Александра о крестьянском восстании Ивана Болотникова, который в 1606 году отсюда, с Брянщины, во главе пятидесятитысячной мужицкой армии двинул на Москву. Одна из волостей, особо активно участвовавшая в восстании, называлась Комарицкой. От нее и пошла по Руси песня о лихом «сукином сыне, комарицком мужике».

С раннего детства Митя Медведев видел вокруг себя беспросветную нужду, тяжкую, до надрыва, работу на заводе, где что ни день – несчастный случай, нередко с увечьями, а то и гибелью рабочих.

От безысходной тоски слободские – а почти вся Бежица была, в сущности, именно большой заводской слободой, тяжело пили, отводя душу, били под пьяную руку жен и детей, калечили и друг друга в бессмысленных и жестоких драках. Так жили не только в Бежице и Брянске – по всей фабрично-заводской России.

Незадолго до рождения Дмитрия Бежицу потрясли трагические события, надолго врезавшиеся в память горожан. Об этом бунте Мите часто рассказывала мать, которая была его очевидицей от начала и до конца. На троицу случился внезапный и яростный бунт. Какой-то мальчишка возле продуктовой лавки швырнул камнем в пробегавшую мимо собаку. Владельцем пса оказался находившийся тут же рядом сторож. Не раздумывая долго, хозяйский прихвостень сорвал с плеча заряженную берданку и выпалил в мальчонку.

Улицей проходили заводские мужики, возвращавшиеся с традиционной ярмарки из Брянска. Рабочие, ставшие свидетелями дикого убийства, с криком: «В детей наших стреляешь, сволочь!» – бросились на сторожа. Тот помчался искать спасения к дому пристава. Увидев толпу, пристав напугался и скрылся. Тогда сторож побежал к проходной завода и проскочил за ворота. Толпа и здесь не остановилась, под ее неудержимым напором затрещали на петлях и запорах, а потом рухнули наземь тяжелые кованые створы. Меж тем сюда уже бежали со всех близлежащих улиц мужики, выворачивая на ходу колья, прихватывая топоры и каменья. И крик – безжалостный, исступленный: «Выпускай красного петуха! Поджигай!»

Полетели в окна и на крыши низких прокопченных мастерских пылающие пучки соломы и промасленные тряпки. И вот уже загудело, забилось на ветру жаркими искрами жадное мятежное пламя.

До утра бушевала, высвобождая годами накопленную ярость, Бежица. Все крушила, ломала, сметала со своего пути. В слепом бешенстве жгла богатые дома, разносила вдребезги лавки и питейные заведения купцов Забалуева, Мурзина и Авраамова.

Утром в Бежицу, громыхая по булыгам тяжелыми сапогами, с винтовками наперевес вступили две роты Каширского пехотного полка. Началось усмирение «бунтовщиков». Пошли обыски, аресты, массовые увольнения и суд над зачинщиками. Состоялся громкий процесс. Рабочие понесли тяжелые наказания, хотя защищать их вызвались безвозмездно хорошие адвокаты, в том числе знаменитый Ф. Н. Плевако.

Общий подъем рабочего движения в России последнего десятилетия XIX века не мог миновать такого крупного промышленного района, как Брянск с Бежицей.

На Брянском заводе также прошли волнения, однако первые требования недавних крестьян были более чем скромными: выдавать в бане бесплатные веники и завести в общественном стаде заводского быка.

Однако вскоре на заводе произошла уже не стихийная, а подготовленная стачка, в ходе которой были выдвинуты настоящие пролетарские требования, хотя пока и сугубо экономического характера: сокращение рабочего дня и повышение заработной платы. Стачкой, как установило жандармское управление Орловской губернии, руководила организация социал-демократического направления «Союз сознательных рабочих». Он объединил до 500 рабочих, при нем была создана и касса взаимопомощи. Организатором «Союза» был приехавший из Петербурга слесарь Григорий Корхов. В Питере Корхов был близок к революционерам Степану Халтурину и Виктору Обнорскому.

Стачка продержалась девять дней, в ней участвовало 11 тысяч человек! Такое событие не могло остаться незамеченным не только в губернии, но и во всей империи.

В 1902 году в городе был создан Брянский комитет Российской социал-демократической рабочей партии. После завершения в Лондоне II съезда РСДРП он был реорганизован в Объединенный Орловско-Брянский комитет, стоявший в основном на большевистских позициях. Возглавил комитет близкий соратник В. И. Ленина Иннокентий – Иосиф Дубровинский. Связь орловских социал-демократов с брянскими революционерами поддерживал Владимир Русанов, ставший впоследствии известным полярным исследователем.

…От русско-японской войны у Мити Медведева сохранились воспоминания самые смутные: надрывные звуки гармошки – в соседнем дворе кто-то наигрывал «Разлуку», рисунки в иллюстрированных журналах, изображавшие бой «Варяга» и «Корейца» с вражеской эскадрой, зловеще свистящее слово «Цусима». Но спустя некоторое время грянула революция 1905 года.

В феврале – марте в ответ на расстрел рабочих на Дворцовой площади Санкт-Петербурга в Брянске разразилась грандиозная забастовка. Она длилась месяц, причем в ходе стачки рабочие выдвинули в первую очередь политические требования. Имел отношение к событиям и Александр Медведев – он стал организатором забастовки учеников ремесленного училища в поддержку родителей и старших братьев-рабочих.

Вторая революционная волна всколыхнула город после пресловутого царского манифеста. 22 октября в Брянске на Соборной площади состоялась демонстрация, на которую вышло почти все рабочее население обоих городов.

Семилетнему Мите Медведеву, естественно, полагалось в этот день сидеть дома. Однако, впервые не послушав мать, он с братом Алексеем (в детстве они не расставались) и еще несколькими приятелями очутился на Покровской горе, на которой возвышался главный храм города – Покровский собор.

Огромная площадь уже была до краев заполнена возбужденной толпой. Кое-где виднелись самодельные флаги красного цвета.

Такое скопище людей Мите раньше доводилось видеть лишь в дни ярмарок. Но там всегда было шумно и весело: гремела музыка, звучали песни, слышались пронзительные крики зазывал в балаганах и торговцев-коробейников. Теперь же народ стоял тихо, никто не пел, никто не толкался в праздничной суете, не лузгал семечек. Все словно ждали чего-то в тревожной тишине. Общее напряжение передалось и мальчикам, они заробели и притихли, устроившись возле соборной ограды.

Несколько мастеровых приволокли откуда-то два деревянных ящика и взгромоздили их один на другой. На эту шаткую трибуну поднялся коренастый мужчина средних лет и, сняв перед народом уважительно шапку, стал что-то говорить.

– Кубяк! Николай Кубяк, из большевиков, – сказал кто-то в толпе.

Что означает слово «большевик», Митя не знал, из доносившихся обрывков речи не понял почти ничего. Единственное, что разобрал, так это последние слова: «Долой царя Николая Кровавого!»

Кубяка сменил на ящиках молодой человек в черной студенческой шинели. Его тоже узнали – Васильев, из технического училища. Слов Васильева Митя вообще уже не услышал – такой вдруг поднялся гомон и крик. Мальчики увидели, как мимо них из проулков, выходящих на площадь, не разбирая дороги, подбадривая себя грубой бранью, бежали бородатые, в смазных сапогах и суконных поддевках крепкие мужики. Один, с дикими, прозрачными глазами, высоко над головой держал портрет царя Николая, второй размахивал иконой с изображением Спаса Нерукотворного. Остальные тоже сжимали в руках – уже не портреты и не иконы, а увесистые палки, обрезки железных труб и цепей…

С пьяным ревом лавочники, приказчики, слободские хулиганы врезались в безоружную толпу, обрушивая направо и налево удары со всего маха, от плеча… Потом негромко хлопнули подряд четыре револьверных выстрела. Кто стрелял, откуда – так никто и не установил. С ужасом увидел Митя, как, согнувшись, рухнул с трибуны студент Васильев…

Послышался дробный цокот копыт, и, повинуясь незримому сигналу, а может, сигналом и стали эти выстрелы, из-за домов с гиканьем вылетела казачья сотня. Следом за казаками, тяжело топая по булыжной мостовой пудовыми сапогами, бежали грузные городовые, придерживая руками шашки. Один на ходу отбросил. Митю в сторону, рявкнул свирепо:

– А ты марш домой, покуда цел!

Растерянный Митя узнал квартального, который два раза в год – под рождество и на пасху – заходил в ним в дом. «Поздравлял» вежливо с праздником, распушив усы, выпивал рюмку водки и, подучив серебряный рубль, степенно удалялся… В следующий дом, где его уже ждали.

Зажмурив глаза, Митя увидел, как знакомый полицейский яростно и расчетливо ударил ножнами шашки по голове тоже немолодого мастерового. Тот рухнул на землю, даже не охнув…

Мальчики побежали… Задыхаясь, роняя шапки, мчались они к Брянской, а в ушах все звучали крики избиваемых нещадно людей, мерещился свист крученых казацких нагаек. В родном доме никто почему-то братьев не обругал, не накинулся на них с положенными расспросами, почему ушли без разрешения, где пропадали. Мелькнула в сенях встрепанная сестра Анна, громыхнув пустым ведром, вылетела на улицу, на братьев даже не взглянула.

Из распахнутой двери донесся вдруг тяжкий, сдавленный стон, С ужасом Митя и Алеша признали: голос отца. Не раздеваясь, только кинув как попало пальтишки, ребята бросились в комнату. Николай Федорович в порванной рубахе, бессильно закинув голову, с закрытыми глазами лежал на кровати. Лицо его и руки были покрыты ссадинами и кровоподтеками. Ольга Карповна и сестры непрестанно меняли примочки.

– Папа… – похолодев, прошептал Митя.

Каким-то чужим, незнакомым голосом Ольга Карповна выдохнула:

– Ироды, как есть настоящие ироды!

Сестры рассказали братьям, что днем в одном из укромных уголков безлюдного цеха отца подстерегла и жестоко избила группа черносотенцев.

Не обладай Николай Федорович отличным здоровьем, оставаться бы ему калекой. А он через две недели поднялся с постели, а там и вышел на работу.

Кровавая расправа над рабочими – были убиты студент Васильев и мастеровой Ручкин, еще около пятидесяти человек получили ранения – не запугала пролетарское население Брянска и Бежицы. Когда в Москве разразилось Декабрьское вооруженное восстание, в Бежице, по примеру Пресни, была создана боевая дружина. Командовал ею Николай Кубяк, профессиональный революционер-большевик, в прошлом рабочий Брянского завода. Под охраной своей дружины бежицкие рабочие 9 января 1906 года отслужили в церкви панихиду по жертвам прошлогоднего Кровавого воскресенья. После панихиды состоялась демонстрация, на которой, по подсчетам шпиков, пронесли шестнадцать красных знамен.

Боевая дружина была настолько сильной, что в страхе перед ней власти убрали из Бежицы полицейский пост. Несколько месяцев жизнью в слободе управляли фактически сами рабочие под руководством большевиков, чей штаб расположился в здании Каменного училища. Когда последние баррикады на Пресне были разбиты артиллерийским огнем и царские каратели начали расстреливать их защитников, некоторые повстанцы, сумевшие вырваться из огненного кольца и покинуть столицу, нашли убежище в Бежице.

Детство каждого человека заполнено чрезвычайными и необыкновенными происшествиями, яркий отблеск которых подчас сохраняется на всю жизнь. Одно происшествие из детства Мити Медведева должно быть причислено но праву к числу значительных, а именно: он одним из первых совершил… прыжок с парашютом! Правда, прыжок был не совсем добровольным. Д. Н. Медведев так описал этот случай в своем дневнике 28 мая 1942 года, когда проходил на подмосковном аэродроме парашютную подготовку: «Только что вспомнил о том, что я парашютист с «дореволюционным стажем». Когда мне было семь лет – на Николу (9 мая 1906 года) отец созвал к себе родственников и друзей – рабочих Брянского завода в Бежице, чтобы отметить свой день ангела. Воспользовавшись суматохой в доме, я тихонечко стащил со стола бутылку водки, набрал в карман колбасы и другой закуски и пошел на каланчу к пожарному. Тот меня хорошо принял и начал пить водку и закусывать…

Я о многом расспрашивал пожарного, и он охотно отвечал на мои вопросы. Заметив у него огромный брезентовый зонт, какие обыкновенно бывают у торговок на базаре, я спросил, зачем он у него. Пожарный ответил, что если начнется пожар на каланче, то по лестнице он сойти из-за огня не сможет, откроет зонт и прыгнет с ним вниз, чтобы не сгореть.

Пожарный закурил. Свернул и мне козью ножку. Я вышел из «фонаря» и, попыхивая, начал расхаживать по площадке и рассматривать сверху свою Бежицу. Я и раньше любил приходить сюда. Каланча возвышалась посреди улицы неподалеку от нашего дома, и отец заметил меня снизу. Он взял палку, погрозил ею мне и направился к каланче, намереваясь подняться наверх и вздуть меня за курение. Я перепугался. Положение казалось мне безвыходным. Внизу уже слышны шаги отца, идущего вверх по лестнице. Вспоминаю о зонте. Решение приходит мгновенно: не говоря ни слова пожарному, хватаю зонт, выскакиваю на площадку, раскрываю его и прыгаю вниз – на крышу магазина, пристроенного к пожарной каланче. Ушиб ногу, но, не теряя времени, прыгаю и с крыши. Бросаю зонт и бегу от каланчи…

Всю ночь я не приходил домой – боялся отца. Ночевал в соседнем лесу. Было страшно. Когда вернулся, отец меня не тронул. Он наказал меня уже через несколько дней за какую-то другую провинность, заодно вспомнил и курение, и прыжок. Таков был мой первый прыжок с парашютом».

Эпизод так и остался бы просто забавным, хотя и небезопасным происшествием, если бы не проявилась в нем достаточно заметно одна черта характера Мити Медведева – решительность. В описании этого происшествия Дмитрий Николаевич отметил, что, хотя ему и было страшно, ночевал он в соседнем лесу. Дело в том, что дом Медведевых стоял на длинной Брянской улице. Почти сразу за последним строением начинался лес. В его чащобах и на полянах проводили Митя, Алеша и некоторые их приятели каждый свободный час. Лес был любимым местом их ребячьих игр, сюда же они приходили по грибы, ягоды, орехи. Митя и сам не заметил, как научился свободно ориентироваться в лесу, различать всякие травы и растения, и целебные, и ядовитые, как познал повадки дикого зверя и птицы. Он умел в любую погоду с одной спички разжечь костер, быстро соорудить из ветвей и листвы шалаш, какой не пробивал и проливной дождь, с легкостью настоящего егеря, словно открытую книгу, читал следы зверей.

Никто в доме не удивился, когда восьмилетний Митя заявил однажды, что, когда вырастет, станет непременно лесничим. Однако профессию эту до революции можно было получить лишь в Лесном институте в Петербурге – привилегированном учебном заведении полузакрытого типа, куда принимали преимущественно детей помещиков. Чтобы попасть в Лесной институт, требовалось закончить классическую гимназию или реальное училище, которых в Бежице тогда еще не было.

В 1908 году Дмитрия Медведева отдали в городскую школу. Так уж случилось, что, хотя Алеша был на год старше Мити, учиться они начали одновременно, сидели на одной парте и были друзьями. Вторым близким другом детства стал живой и энергичный одноклассник Саша Виноградов. Еще через два года родители отправили Митю и Алешу в губернский город, в Орловское реальное училище.

Братья учились легко, хотя ни одному предмету особого предпочтения не отдавали. Мите одинаково нравились и математика, и гуманитарные дисциплины. Трудно было на первых порах с иностранными языками. Большинство учеников были детьми зажиточных родителей, и немецкий, и французский они изучали с детства, с домашними учителями. Братьям Медведевым угнаться за ними было трудно, помогало самолюбие.

Жили ребята на одной квартире с Александром, реалистом-старшеклассником, и его двумя товарищами. Год в Орле стал для Мити и Алеши очень важным периодом в их жизни. Повседневное общение с революционно настроенной молодежью, невольное присутствие на оживленных дискуссиях по различным злободневным и всегда крамольным вопросам (пускай ребята и не все понимали) способствовали их взрослению. Только через много лет Митя узнал, что тогда уже Александр находился под негласным надзором полиции.

В ноябре 1910 года Александр выехал в Ясную Поляну для участия в политической демонстрации учащейся молодежи в связи со смертью и похоронами великого писателя Льва Толстого. Это событие пробудило в Мите интерес к творчеству автора «Войны и мира» – этот роман он тогда и начал читать впервые.

В 1911 году в Бежице была наконец открыта мужская гимназия, и братья Медведевы смогли вернуться из Орла в родной город. Содержать двух сыновей в гимназии родителям было весьма накладно, старший Александр помогать им был еще не в состоянии – он уехал в Петербург, где поступил в политехнический институт и едва сводил концы с концами. Чтобы как-то помочь отцу, категорически запрещавшему сыновьям бросить учение, Митя стал искать собственный заработок – в классической для российской учащейся молодежи форме репетиторства. Случалось сплошь и рядом, что репетитор был всего на год-два старше своего подопечного, но требования к нему все равно предъявлялись как к взрослому. Получал репетитор до пяти рублей в месяц, к тому же было принято приглашать его к столу.

Между прочим, сама идея давать уроки появилась у Мити после того, как он научил читать собственную мать. Ольга Карповна грамоты не знала и очень этим тяготилась. Идти немолодой женщине, матери большого семейства, в вечернюю школу для взрослых было немыслимо. И тогда сын Митя, да еще в секрете от других детей, вызвался обучить ее чтению и письму и преуспел в этом весьма. Ольга Карповна не только научилась свободно читать, но и пристрастилась к книгам. До самой своей кончины в 1940 ходу отдавала она чтению все свободное время.

Репетиторством Митя Медведев нисколько не тяготился, более того, находил это занятие полезным и для себя. Уроки вырабатывали выдержку, такт, обязательность.

Летом ученики разъезжались на каникулы. И тогда Митя охотно менял труд умственный на физический. Два лета подряд он по нескольку месяцев работал слесарем у отца на заводе. Рабочих, многие из которых знали сына обер-мастера сталелитейной мастерской с рождения, звание гимназиста, то есть почти барича, нисколько не смущало. Парень в их главах был свой, рабочий, никакой черной работы не чурался, опасаться его в разговорах откровенных между собой не приходилось. Что же касается гимназии, не все же господским сынкам выходить в инженеры, доктора да адвокаты. Рабочему человеку только лучше будет, если среди людей образованных окажутся и такие, как сыновья мастера Николая Федоровича.

Впервые Митя и Алеша попали на завод, когда им было лет по десяти. Отец привел их в свой цех, чтобы показать, как варят и выпускают сталь. Стоял июль, жара на улице доходила до тридцати градусов. В мастерской было еще жарче. В девяти печах полыхало гудящее пламя в полторы тысячи градусов. Более часа провели ребята в сталелитейной, завороженные волшебным зрелищем расплавленного металла. А когда вышли на изнывающую от зноя улицу, то… замерзли. Невольно братья задумались; каково-то их отцу выстаивать у печей каждый день по десять-двенадцать часов кряду?