Текст книги "Медведев"

Автор книги: Теодор Гладков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

Партизанский край

Летом 1943 года партизанское движение охватило даже самые глухие уголки Волыни и Подолии. Просчитались гитлеровцы, полагая, что на Ровенщине им будет житься вольготнее, нежели в других местах. По словам С. А. Ковпака, Ровенщина, как ни одна область на Украине, была центром, где концентрировались соединения, здесь начинались рейды по глубоким тылам противника. Каждый партизан, говорил Дед, всегда с чувством глубокой благодарности будет вспоминать ее леса, помощь, которую оказывали ему ровенчане.

Для усиления партийного руководства народной борьбой в западноукраинском Полесье нелегальный ЦК КП(б)У принял решение о создании Ровенского подпольного обкома партии. 26 января 1943 года самолеты доставили на Полесье оперативную группу ЦК, которую возглавил представитель Украинского штаба партизанского движения полковой комиссар Василий Андреевич Бегма, до войны – первый секретарь Ровенского обкома партии.

17 февраля в селе Озерск Высоцкого района был создан подпольный обком КП(б)У и областной штаб партизанского движения. В. А. Бегма был утвержден первым секретарем обкома и начальником штаба. За короткое время подпольный обком создал 9 подпольных райкомов партии и райкомов комсомола, регулярно стала выходить газета, типография для которой была прислана из Москвы. К лету в области действовало 165 организаций и групп коммунистического подполья, объединивших свыше 1600 человек. В распоряжении областного штаба к концу 1943 года находилось 25 партизанских отрядов и две группы подрывников, сведенных в три партизанских соединения. Примечательно, что третье, под командованием Р. Сатановского, состояло из двух отрядов – имени Костюшко и Ванды Василевской, сформированных из польских антифашистов.

Наконец, много местных жителей воевало в составе отрядов и соединений, не подчиненных областному штабу: Д. Медведева, А. Бринского, С. Каплуна, В. Карасева, Е. Мирковского, Н. Прокопюка и других. Всего в отрядах, сражавшихся на ровенской земле, насчитывалось свыше 13 тысяч бойцов. Территория партизанского края Ровенщины, где фактически существовала Советская власть, включала около тысячи сел и хуторов с населением свыше 300 тысяч человек. В селах имелись вооруженные группы местной самообороны, скрытно создавались и готовились партизанские резервы.

Через Ровенщину пролегали маршруты крупнейших рейдовых партизанских соединений Украины под командованием С. Ковпака, А. Федорова, А. Сабурова. В планировании боевой и разведывательной деятельности отряда «Победители» Медведев учитывал развернувшееся на Ровенщине массовое партизанское движение, опирался на него, черпал в нем новые силы. Он помогал местным и рейдовым отрядам в налаживании разведки, кадрами, оружием, боеприпасами. По его предложению стали собираться регулярные совещания партизанских руководителей. Со многими из них у него были налажены прочные связи. Лишь с В. А. Бегмой ему довелось встретиться только в последние дни пребывания отряда на Ровенщине.

В самом Ровно в описываемое время независимо друг от друга действовали три сильные подпольные патриотические организации. Одну возглавлял старый член КПЗУ Терентий Федорович Новак, сумевший войти в доверие к оккупантам и стать директором фабрики валенок на Хмельной улице. Его заместителем был работник этой же фабрики бесстрашный подпольщик Иван Иванович Луць. Активную роль в организации играла жена Луця Настка Кудеша. Две другие организации создали люди, в городе новые, – Павел Мирющенко и Николай Остафов.

Со всеми тремя подпольями разведчики медведевского отряда установили тесные связи с соблюдением, естественно, правил жесткой конспирации. В подполье работали замечательные советские люди, настоящие патриоты, готовые отдать свою жизнь за свободу и независимость Родины. Многие из них рисковали не только собой, но и семьями, в том числе малыми детьми. Некоторые подпольщики обладали значительными связями. Они стали полезными и надежными помощниками советских разведчиков.

К сожалению, в подавляющем большинстве подпольщики не обладали навыками конспирации, тем более опытом разведывательной работы. Медведев и его сотрудники тщательно отбирали таких товарищей, проводили с ними возможную в условиях оккупации работу, передавали им свои профессиональные знания и опыт, тщательно инструктировали перед каждым конкретным заданием. В ряде случаев это удавалось сделать в отряде, где подпольщики, привлекаемые к разведывательной деятельности, проводили какое-то время. Но чаще обучать людей премудростям разведки приходилось прямо на месте, то есть в Ровно и других населенных пунктах. Медведев и сам наставлял новых разведчиков, это делали также его ближайшие помощники – Лукин, Кочетков, Фролов, делились своим опытом с товарищами Кузнецов; Шевчук, Гнидюк и другие ветераны отряда.

Павел Михайлович Мирющенко был до войны секретарем Ленинского района ЛКСМУ во Львове, его хорошо знала по этой работе Марина Ких. В тылу врага его оставил ЦК Компартии Украины. В Ровно Мирющенко удалось устроиться на хорошую должность – директора техникума. Мирющенко во всех отношениях – и в духовном и в физическом – соответствовал своему псевдониму Могутный. Медведев в «Сильных духом» характеризовал его как незаурядного организатора, человека неистощимой энергии, застрельщика ряда замечательных патриотических дел. Мирющенко выдал встреченный им случайно односельчанин, сын кулака, ставший прислужником оккупантов. После долгих пыток Мирющенко казнили в тюрьме.

Николай Максимович Остафов также был незаурядной личностью. Талантливый ученый, кандидат физико-математических наук, сотрудник обсерватории, он перед войной был избран секретарем Сталинского райкома партии в Киеве. На строительстве оборонительных сооружений под стенами столицы республики он был тяжело ранен, попал в плен, откуда с помощью советских патриотов вырвался на свободу. Остафов несколько раз бывал в отряде и произвел на Дмитрия Николаевича исключительно благоприятное впечатление своим мужеством и высокими душевными качествами. Он также был схвачен гитлеровцами, подвергся пыткам и в январе 1944 года повешен на одной из центральных площадей города с группой своих товарищей. Медведев писал о нем: «Остафов умирал как победитель. Палачей бросало в дрожь от презрительной улыбки, которой он отвечал на пытки, от всего его облика, исполненного сознания неизменного превосходства над палачами».

После гибели Марфы Ильиничны связь с луцким подпольем не прервалась, а, наоборот, окрепла. Луцкое подполье, как и сарненское и здолбуновское, успешно выполняло многие важные задания штаба отряда. Постоянным связным с луцкими товарищами стал, приняв эстафету от матери, Николай Струтинский.

Подпольная организация в Луцке сложилась еще до появления в Подолии и на Волыни специального отряда «Победители». Возглавили ее старший лейтенант пограничных войск Виктор Измайлов, бывший военнопленный Николай Петров (Громов) и комсомолка Прасковья Савельева, приехавшая за год до войны в Луцк из Москвы на работу в местный банк.

Организация оказалась действенной. Ее участники были люди решительные, смелые, они успешно занимались и боевой, и диверсионной, и разведывательной работой. В этом отношении очень ценной оказалась для советской разведки скромная должность кассира банка, которую занимала Паша Савельева, поскольку через ее руки проходили финансовые документы всех военных и административных учреждений оккупантов.

В свое время Ф. Э. Дзержинский, характеризуя своего ближайшего соратника В. Р. Менжинского, отмечал, что Вячеслав Рудольфович обладал исключительными способностям к оперативной работе. В частности, по крохотному листку бумаги, коротенькому сообщению, попавшему в его руки, он мог безошибочно определить, стоит ли дело того, чтобы им занимались, или это пустышка. В разной степени этим качеством обладали многие старые чекисты школы Дзержинского и Менжинского. Талантлив в этом отношении был и Медведев. Уже по первым сведениям, которые ему доставили Марфа Ильинична, а затем Николай Струтинский, он сразу понял, что луцкая организация имеет очень большие возможности для развертывания разведывательной работы. Так оно и оказалось на самом деле.

К сожалению, рано погиб Николай Петров. Этот поразительно храбрый человек, лично истребивший (для этого он переодевался в немецкую офицерскую форму) несколько видных военных и чиновников, сумел проникнуть в обреченное на уничтожение луцкое гетто и поднял там вооруженное восстание. В бою Петров был ранен и контужен, в бессознательном состоянии попал в плен. Его привезли в Ровно, подлечили и подвергли пыткам. Пробыв в тюрьме неделю, Николай сумел сколотить из заключенных группу храбрецов и 8 марта 1943 года поднял восстание в ровенской тюрьме! В отчаянной попытке вырваться на свободу Петров был убит.

7 июля 1943 года погиб и Виктор Измайлов. Он доставил на партизанский «маяк» очередное донесение, вручил его дежурному – Владимиру Ступину, а на обратном пути в Луцк наткнулся на сторожевую заставу бандеровцев. Неравная схватка длилась считанные мгновения… Измайлов пал, прошитый автоматной очередью сразу с нескольких сторон.

После гибели Петрова-Громова и Измайлова тяжесть руководства разведывательной группой легла на хрупкие плечи Паши Савельевой, которой было тогда всего двадцать три года. Осенью 1943 года Паша Савельева и еще несколько товарищей выполнили особо ответственное задание командования. Они проникли на секретный, строго охраняемый склад, куда из Германии доставили партию снарядов, снаряженных сильнодействующим отравляющим веществом нового, нервно-паралитического типа. Более того, они сумели похитить со склада образец снаряда (точнее, его начинку), которая затем была доставлена в штаб отряда.

Не разворачивая, Медведев положил сверток, врученный ему связником Василием Неудахиным, на стол и долго смотрел на него… Внутри таилась смерть. Мгновенная, невидимая и неслышимая, загадочная и неотвратимая… Не верилось, что содержимое обернутого какой-то домотканой тряпкой пакета размером с пачку соли способно оборвать жизнь тысяч людей. Оружие обреченных человеконенавистников, способных в агонии совершить и это преступление – развязать химическую войну.

Дмитрий Николаевич понимал – ценная добыча должна быть немедленно переправлена в Москву, чтобы Советское правительство получило в свое распоряжение неопровержимое свидетельство разработки гитлеровцами химического оружия, запрещенного международной Женевской конвенцией 1925 года. И не только разработки, ной подготовки его к боевому использованию – иначе чего ради снаряды с ОВ доставлены уже к недалекой линии фронта? Да, нужно спешить и для того, чтобы специалисты-химики побыстрее разобрались в смертоносной начинке секретных снарядов и предприняли необходимые меры защиты бойцов Красной Армии.

Увы, погода в те дни, как назло, стояла нелетная, улучшения ее, по данным московских метеорологов, не предвиделось, и принять самолет оказалось невозможным. И Медведев твердо взял на себя ответственность за тщательно продуманное и взвешенное, но все же рискованное решение – переправить заряд через линию фронта в Москву своими силами.

Штаб подобрал группу бойцов: Серафим Афонин, Владимир Малашенко и Василий Таланов, разработал самый безопасный и по возможности кратчайший маршрут. Старшим Медведев назначил Серафима Афонина, ровенского разведчика из числа бежавших из плена красноармейцев. Афонин уже дважды выполнял важные задания командования, был смел, выдержан и рассудителен, к тому же прекрасно ориентировался в лесу, что также имело большое значение.

Фронт к тому времени довольно близко подошел к месту, где дислоцировался отряд, но тем не менее разведчикам предстояла трудная и опасная дорога, включавшая переправу через реку Горынь. Обговорив с Серафимом все детали предстоящего похода, командир вручил ему пакет, обшитый холстиной. Наблюдая, как разведчик зашивает его в «пузырь» галифе, приказал:

– Задание не только секретное, но особо ответственное. Поэтому никаких вооруженных столкновений, никаких приключений!

Дмитрий Николаевич хорошо знал боевой нрав своих бойцов, поэтому, чтобы быть до конца уверенным в их «миролюбивом» поведении на маршруте, распорядился выдать им оружие только ближнего боя: пистолеты, гранаты, кинжалы.

…О содержимом пакета, переданного им из рук в руки одному из руководителей Центра в Москве, Серафим Гаврилович Афонин узнал только через десять лет. Разведчик рассказывал впоследствии, что вручал ему сверток и отдавал последние наставления Дмитрий Николаевич, лежа в постели. Медведев от всех скрывал, что в последнее время он сильно болел. Дала о себе знать травма позвоночника, полученная при не совсем удачном приземлении с парашютом. Обострились и остальные болезни – жизнь в лесу, зачастую в холоде и сырости, тому способствовала. Только несколько самых близких людей в штабе знали, чего стоит Дмитрию Николаевичу выглядеть как всегда подтянутым, быть обязательно гладко выбритым, в начищенных сапогах, всегда сохранять ровный тон в каждом, даже не слишком приятном разговоре… О своих хворобах Дмитрий Николаевич распространяться не любил.

Все сослуживцы Медведева отмечали, что, как разведчик, он всегда очень здраво оценивал – не преувеличивая, но и не преуменьшая – силы, возможности и упорство вражеских спецслужб. Он знал, что во всех звеньях фашистского карательного аппарата: полиции безопасности, тайной полевой полиции, абвере – работают квалифицированные, опытные специалисты, располагающие к тому же и техническими средствами. Поэтому он лично следил за поддержанием во всех подразделениях отряда должных мер безопасности, воспитывал подчиненных в духе здравой и зоркой бдительности.

Медведев понимал, что гитлеровцы не просто постараются, но будут настойчиво, пользуясь самыми коварными методами, засылать в отряд своих агентов, провокаторов, убийц. И действительно, с достаточной регулярностью в отряде разоблачали и обезвреживали лазутчиков врага. Иногда это происходило достаточно «просто». Так, появился молодой человек, который отрекомендовался сотрудником особого отдела воинской части, оказавшейся в окружении. Ему якобы удалось скрыться, теперь же, узнав о появлении в округе партизан, он решил к ним присоединиться. Медведев подробно расспросил новичка о прохождении службы. Тот отвечал с готовностью, не сбиваясь. Рассказ внешне выглядел вполне правдиво. До того момента, пока «особист» не сказал, что некоторое время служил в чекистском органе под командованием капитана госбезопасности… Лукина, при этом разговоре присутствовавшего!

Был и такой случай, более сложный. В самые первые недели нахождения отряда во вражеском тылу с группой военнопленных, бежавших из Шепетовского лагеря, пришли и окруженцы: капитан-летчик и майор-артиллерист. У майора к гимнастерке был привинчен орден Ленина. Он рассказал, что награжден за бой с немецкими танками на мосту через реку Березину.

Рассказы обоих командиров выглядели вполне достоверно и убедительно. Но Медведев все-таки нащупал в них какие-то мелкие шероховатости, чутким ухом уловил внешне неприметную фальшь.

За несколько дней до этого получил повреждение при посадке самолет, доставивший из Москвы группу разведчиков и радистов. Самолет пришлось сжечь. Экипаж некоторое время – до следующего самолета – находился в отряде. Медведев, справедливо не полагавший себя знатоком авиации, поручил командиру старшему лейтенанту Ивану Николаевичу Владимирцеву поговорить с коллегой. Через полчаса Владимирцев явился к Дмитрию Николаевичу и с полной ответственностью заявил, что «капитан» не летчик и не командир. Однако кое-что в авиации понимает, видимо, служил младшим специалистом, скорее всего мотористом в бомбардировочном полку.

Однако этот факт еще ни в коей мере не бросал тень на майора, как и на других людей в этой группе. Они могли и не подозревать о том, что к ним умело подброшен враг. Но Медведеву показалось, что орден майора выглядит «старше», чем следовало для награды, полученной год назад. По приказу Дмитрия Николаевича ночью, когда майор спал, орден от гимнастерки отвинтили. Он оказался настоящим, на обратной стороне был выгравирован номер – 889. Но такого быть не могло! Номер ордена Ленина, принадлежавшего самому Медведеву и полученного им в начале 1942 года, всего двумя-тремя месяцами позже, был 7854!

Дмитрий Николаевич пригласил к себе капитана РККА М. А. Фортус.

– Мария Александровна, – спросил он, – когда вы были награждены орденом Ленина?

– В декабре 1938 года, за участие в боях в Испании.

– Вы помните era номер?

– Конечно, – мгновенно ответила Фортус, – номер 3529!

Медведеву все стало ясно. Орден Ленина, которым козырял «майор», конечно же, был вручен человеку, удостоенному этой награды задолго до начала войны. В конце концов «артиллерист» сознался, что, как и «летчик», является агентом СД, где вместе с легендой и фальшивыми документами получил для убедительности настоящий советский орден[12]12
  После войны М. А. Фортус выяснила, что орден Ленина за № 889 был вручен 22 марта 1935 года Леониду Захаровичу Корытному, парторгу одного из золотых приисков. Он пропал без вести, видимо погиб, в первые дни войны.


[Закрыть].

Впоследствии Медведев и его разведчики изобличили множество фашистских лазутчиков, пытавшихся внедриться в отряд. Правда, одному фашистскому агенту удалось проникнуть в расположение «Победителей» и пробыть среди партизан несколько дней. Немцы затем использовали его в качестве проводника карательной экспедиции. Однако благодаря постоянно поддерживаемым в отряде мерам бдительности ему не удалось установить точную численность партизан, их вооружение, расположение сторожевых постов. Карательная экспедиция была разгромлена в бою.

Успешному противоборству с вражескими спецслужбами способствовало то, что Медведев не дожидался, пока в его поле зрения появится очередной подозрительный субъект. Разведчики получили от него указание собирать информацию о деятельности, адресах, фамилиях руководящих лиц, резидентах, осведомителях фашистских спецслужб. Эти данные собирались не один день, но в конечном счете Медведев знал о врагах достаточно много, чтобы исключить возможность внезапного нападения на отряд. Более того, к ряду фашистских учреждений он сумел подобрать и кое-какие ключи, что также способствовало успеху его собственной разведывательной деятельности.

Самым опасным для советских разведчиков в Ровно было управление полиции безопасности и СД «генерального округа Волынь и Подолия», дислоцированное на Дойчештрассе, 25. Возглавлял СД в Ровно штурмбаннфюрер СС доктор Пютц. В функции СД входила борьба с диверсиями и саботажем на предприятиях и транспорте, контрразведывательная работа среди населения по выявлению «антинемецких элементов», массовые обыски и облавы, истребление евреев. В СД была специальная группа по борьбе с советскими партизанами, парашютистами, а также подпольными антифашистскими организациями.

В Ровно (на Кенигсбергштрассе и в парке Любомирского), а также в Здолбунове находился разведывательный орган абвера «Абверштелле Украина». В Ровно и в Здолбунове он маскировался под обычную воинскую часть. Возглавлял абверштелле полковник абвера Науман.

На улице Сенкевича базировалось немецкое учреждение Веркдинст, которым командовал генерал Фиглер. Его служащие использовались в карательных экспедициях против партизан, массовом уничтожении евреев, демонтаже и вывозе в Германию оборудования фабрик и заводов. Перед отступлением немецких войск команды Веркдинст производили взрывы промышленных предприятий и мостов. Из их личного состава готовилась агентура для диверсионной деятельности в тылу советских войск.

На Почтовой улице располагалась немецкая шуцполиция. Ее личный состав размещался в общежитии по Дойчештрассе, 92. Помимо ведения чисто уголовных дел и поддержания «порядка» в городе, состав шуцполиции принимал непосредственное участие в массовых репрессиях против антифашистов, а также еврейского населения – особенно в 1942 году.

Была в Ровно и фельджандармерия, и некоторые другие карательные учреждения, не столь значительные по масштабам деятельности, но достаточно важные по характеру отправляемых ими функций.

Всю получаемую информацию о деятельности этих организаций Медведев после проверки отправлял в Москву как особо важную. Эти данные оказали большую помощь Центру в обезвреживании вражеской агентуры, успешной борьбе с фашистской разведкой в других местах, иногда отделенных от Ровно тысячами километров. Случалось, естественно, и обратное – иногда Медведев получал из Центра информацию, поступившую в Москву из иных источников, но представляющую огромную ценность именно для «Победителей».

Все это вместе взятое обеспечило высокую точность и надежность работы созданной Дмитрием Николаевичем разведывательной сети в Ровно, сохранило жизнь многим советским разведчикам, уберегло их от столь обычных в разведке провалов в серьезных неудач.

На Украине, как и на других оккупированных ими территориях, гитлеровцы создали видимость «самоуправления». Были образованы городские, областные управы, во главе которых оккупанты поставили своих прислужников: бургомистров, городских голов, в селах – старост. В Ровно тоже был посажен некий Самьюк. Никакой самостоятельностью эти учреждения не обладали, были лишь исполнителями приказов немецких властей. Однако по отношению к местным жителям они обладали достаточно большими правами, неприятностей способны были доставить много. В одной из инструкций оккупантов прямо говорилось:. «Необходимо иметь в виду, что служащие городской управы не являются служащими населения, а только немецкого командования. Какое-либо самостоятельное действие запрещается».

Еще в бытность командиром отряда «Митя» Медведев пришел к убеждению о целесообразности использования этих органов, точнее работающих в них лиц, в интересах советской разведки, партизан и местного населения. В самом деле, не так уж много находилось откровенных предателей, махровых врагов Советской власти, готовых служить оккупантам не за страх, а за совесть. Иные шли на службу в те же управы на технические должности переводчиков, делопроизводителей, курьеров из-за малодушия, небходимости прокормить хоть таким незавидным образом семью, а то и по прямому принуждению. У этих людей при соответствующей работе с ними могли пробудиться патриотические чувства, стремление загладить вину перед народом. И такие люди находились. Медведев ориентировал разведчиков, разумеется, соблюдая все меры предосторожности, подбирать себе надежных помощников среди персонала оккупационных учреждений. Результаты всегда оправдывали и усилия, и определенный риск. Конечно, все эти люди проходили серьезную проверку, равно как и поступающая от них информация.

Опытнейший чекист, Медведев прекрасно понимал, что оккупанты не доверяют до конца даже самым закоренелым предателям и что гитлеровская служба безопасности держит «под колпаком» каждого своего прислужника. Поэтому он требовал от разведчиков при контактах с этими людьми соблюдать строжайшую дисциплину, дабы избежать возможных тяжких последствий. Без ведома командования никто из разведчиков на свой страх и риск не должен был заводить опасных знакомств со служащими оккупационных властей, а при поддержании таковых – сохранять предельную бдительность и скрупулезно придерживаться инструкций, полученных от Медведева.

В результате разведчикам и связанным с ними отдельным подпольщикам порой удавалось добиться хороших результатов. Так, весной 1943 года руководитель здолбуновской группы Красноголовец познакомился с секретарем местной управы Павлом Ниверчуком. Поначалу Ниверчук не произвел на Красноголовца хорошего впечатления, это был хмурый, всегда насупленный, неразговорчивый человек. Но однажды, проникнувшись к Дмитрию Михайловичу доверием, он признался, что ненавидит оккупантов и служит в управе только из-за страха за семью. Красноголовец усомнился в искренности Ниверчука. Тот, почувствовав, что ему не верят, дал понять Красноголовцу, что он, к примеру, знает, но скрывает от всех в управе, что тот до войны служил в милиции.

Красноголовец сообщил об этом разговоре в отряд. Медведев принял меры, чтобы навести справки о секретаре управы, а Красноголовцу передал, чтобы тот на время прекратил встречаться не только с Ниверчуком, но и с участниками своей группы, а также убрал из дома все, что в случае ареста могло бы стать уликами против него. Проверка показала, что ничего плохого о Ниверчуке не известно, нашлись люди, которым Павел Васильевич, рискуя своим положением, оказал существенные услуги. Только тогда Красноголовцу было поручено пойти на откровенный разговор с Ниверчуком. Секретарь городской управы оказался полезным для разведчиков человеком. Он мог снабжать их подлинными документами – различного рода удостоверениями личности, справками, пропусками и т. п. Кроме того, он своевременно предупреждал разведчиков о некоторых известных ему мероприятиях оккупантов, в том числе о предстоящих облавах, обысках и т. п.

С ведома командования Ниверчук вовлек в подпольную деятельность своего шурина, чеха по национальности, Секача, который работал секретарем местного гебитскомиссара и тоже ненавидел гитлеровцев. Секач также снабжал разведчиков информацией о планах оккупантов, доставал документы, в том числе чистые бланки гебитскомиссариата. В Ровно, в ортскомендатуре, у разведчиков тоже был надежный помощник – старший переводчик Александр Хасан (Фукс), обеспечивавший их информацией, документами и оружием. В частности, Хасан добывал бланки командировочных удостоверений, путевые листы для использования автомобилей и т. п.

К этому времени в отряде уже было налажено изготовление документов, которые имели хождение на оккупированной территории. Текст на подлинных бланках печатали на трофейной машинке. Николай Струтинский, в детстве увлекавшийся резьбой по дереву, с помощью всего лишь циркуля и отточенного сапожного ножа мастерски вырезал из подошвенной резины требуемую печать. Ну а подпись любого немецкого или местного должностного лица с двух-трех проб неотличимо от оригинала воспроизводил Лукин.

Впоследствии разведчики отряда не только привлекали к подпольной деятельности уже работающих служащих, но и сами научились внедряться в оккупационные учреждения. Некоторые разведчики и подпольщики по планам, разработанным командованием отряда, проникали на службу даже в полицию и иные учреждения подобного рода.

Документы разведчиков (а их было заготовлено за полтора года многие сотни) неоднократно проверялись полицейскими, патрулями, различными служащими и ни разу не вызвали подозрения. Многие нужные записи, печати, штемпели в документах Пауля Зиберта также делались в отряде. Здесь же для него изготовлялись вспомогательные бумаги – командировочные предписания, справки, путевые листы на автомобиль и т. п. За время работы Кузнецова во вражеском тылу ему приходилось их предъявлять около семидесяти раз, в том числе весьма квалифицированным лицам – например, офицерам безопасности РКУ, и все сходило благополучно. Документы выглядели безукоризненно и по форме, и по содержанию. Соблюдалась принятая в канцеляриях вермахта лексика, условные сокращения и т. п.

Один лишь раз над документами некоторых разведчиков, действовавших в Ровно, нависла серьезная угроза. Случилось такое из-за неопытности и излишнего рвения подпольщицы Ларисы Мажуры. Эту девушку с большими хлопотами удалось устроить на малоприметную, но очень важную для разведки должность уборщицы в один из органов службы безопасности в Ровно. В ее обязанности входила и уборка кабинета шефа. Лариса регулярно передавала в отряд листки использованной копировальной бумаги, которые она иногда находила среди мусора, содержание подслушанных разговоров, приметы посетителей и т. п. Из одной копирки, в частности, стала известна секретная директива Берлина о тайном уничтожении с целью сокрытия следов преступлений десятков тысяч уже захороненных останков советских граждан. Эти данные передали в Москву. Впоследствии они были использованы в ноте Народного комиссариата иностранных дел о зверствах немецко-фашистских захватчиков на территории нашей страны. Эта нота, в свою очередь, была принята в качестве официального документа СССР на процессе главных немецких военных преступников в Нюрнберге.

Однажды случилось нечто невероятное: шеф отдела, уходя со службы домой, забыл вынуть ключ из ящика-сейфа письменного стола. Так его торчащим в замочной скважине и нашла Лариса, когда вечером пришла убирать кабинет. Девушка приняла решение совершенно импульсивно, не раздумывая, к чему это может привести, – она похитила из ящика все, что там обнаружила: печать, штемпельную подушку со специальной мастикой, книжку незаполненных ордеров на обыск и арест с подписями и печатями, бланки и другие важные документы.

Все это богатство она вместе с Николаем Струтинским доставила в отряд (к этому времени соединение в очередной раз сменило лагерь и теперь располагалось всего в сорока километрах от Ровно).

Мажура и Струтинский, видимо, ожидали поощрения. А Медведев буквально схватился за голову…

Теоретически это могло быть и ловушкой: допустим, гитлеровцы заподозрили Мажуру в работе на советскую разведку и подбросили ей уже недействительную печать, документы со своими целями. В таком случае появление Ларисы на работе было сопряжено для нее со смертельным риском. Однако иного выхода у Медведева и командования не было. В городе действовали уже десятки разведчиков с отличными документами. Но как только гитлеровцы обнаружат пропажу (если, конечно, имело место ротозейство владельца стола, а не ловушка), то они сразу отменят все старые документы. Затем непременно последуют облавы, обыски и проверки. Незамедлительно будут введены новая печать, новые бланки и т. п. Достать их образцы быстро не удастся, и ровенские разведчики сразу окажутся в тяжелейшем положении со своими уже утратившими силу документами.

Ларисе Мажуре было приказано немедленно вернуться в город, прийти на работу пораньше и до прихода шефа все положить на место.

К счастью, обошлось… Шеф, установив, что ничто из его стола не пропало, видимо, ограничился тем, что выругал сам себя за рассеянность. Раздувать дело было не в его интересах.

Медведев это происшествие очень переживал. Волновался за Ларису, нервничал и тревожился за дело, которое бы сильно пострадало, если бы пришлось отзывать всех разведчиков в отряд, наконец, корил себя за то, что, видимо, недостаточно внимания уделил подготовке девушки. Но, с другой стороны, кто бы мог представить, что профессиональный разведчик, каковым, без сомнения, являлся руководитель фашистского учреждения, совершит столь непростительную оплошность! К слову сказать, с документов за то недолгое время, что они пробыли в штабе, копии снять успели, так что «самодеятельность» Мажуры в конечном счете была не столь уж бесплодной.