Текст книги "Медведев"

Автор книги: Теодор Гладков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

Обер-лейтенант Пауль Зиберт, кроме обычных документов, положенных офицеру вермахта, и водительских прав, имел еще один, редкий и ценный необычайно: подлинный гестаповский жетон. Он представлял собой овальную пластинку из тяжелого металла, который крепился к одежде цепочкой. На одной стороне жетона был изображен орел со свастикой в когтях, на другой выбита надпись «Государственная тайная полиция» и номер 4885. Этот документ предоставлял его обладателю огромные полномочия, и пользоваться им Кузнецов мог только в исключительных случаях.

Летом 1943 года в орбиту действий отряда «Победители» вошла и Винница. В этом городе сложилось трудное положение. Первый руководитель подполья Иван Васильевич Бэлз, оставленный обкомом партии, и ряд его сподвижников погибли. Их заменили по доброй воле патриоты, которых никто специально для этой цели не готовил и никаких поручений не давал. В частности, видную роль в винницком подполье стали играть бывший работник ЦК партии и НКВД республики Трофим Корнеевич Кичко (Самсонов) и местная комсомолка, студентка Московского университета Ляля Ратушная, Как писал в книге «На берегах Южного Буга» Медведев, к тому времени, когда его отряд установил связь с коммунистическим подпольем Винницы, «…это была уже сильная, многочисленная, широко разветвленная организация советских патриотов. Она работала в условиях особо суровых и опасных, бок о бок со ставкой Гитлера, в обстановке свирепейшего фашистского террора, потерпела ряд жестоких провалов, теряя десятки людей, в том числе и руководителей, но из всех этих испытаний выходила боеспособной. Чем ближе мы знакомились, чем теснее соприкасались с винницким подпольем, тем большим уважением проникались к его участникам. Простые советские люди – мужчины и женщины, старики и молодежь, даже дети, люди разной судьбы, разного культурного уровня, различных национальностей – все они были спаяны одним общим интересом, общим стремлением помочь освобождению родной советской земли, и это стремление они безоговорочно поставили выше собственной жизни. Никто не мог обязать их делать то, что они делали, никто и ничто, кроме веления сердца. Предоставленный сам себе, оставшись наедине со своей совестью, каждый из них сделал для себя именно этот выбор – какова же сила советского патриотизма, как высоко поднимает он человека!».

Но не только оккупанты угрожали каждодневно жизни каждого подпольщика: в Виннице под эгидой гитлеровских властей орудовали беззастенчиво буржуазные националисты.

Остро нуждаясь в помощи извне, подпольщики послали в Ровно для установления связей с партизанами и советскими разведчиками свою представительницу – Полину Ивановну Козачинскую. Храброй женщине удалось не только добраться до Ровно, но и разыскать отряд Медведева. Проверив с помощью Центра рассказ Козачинской, Дмитрий Николаевич направил в Винницу для оказания помощи местному подполью и координации его действий в качестве полномочного представителя Григория Филипповича Калашникова (Полищука), в прошлом работника ЦК КП(б)У, успешно с заданием справившегося.

Примечательно, что, кроме Козачинской, из Винницы в отряд добрался пешком мальчик, сын секретаря парторганизации действовавшего близ города, в Черном лесу, партизанского отряда имени Ленина. Звали его Володя Саморуха. Даже вроде бы все уже повидавший Медведев был потрясен подвигом этого почти ребенка, сумевшего за пятнадцать дней пройти свыше четырехсот километров по оккупированной территории и доставить письмо от командования, зашитое в одежду. Дмитрий Николаевич восхищался и мужеством мальчика, преодолевшего множество препятствий на полном опасностей пути, и мужеством его отца, пославшего родного сына на такое задание…

В письмо командир отряда имени Ленина просил сообщить в Москву, что такой отряд существует, действует, но не имеет связи с Центром. Он давал координаты, назначал дни и часы, условные сигналы, чтобы из Москвы прислали самолет и сбросили им груз с рацией. Разумеется, Дмитрий Николаевич выполнил просьбу винницких партизан.

Володя Саморуха стал вторым юным разведчиком, находившимся некоторое время в отряде, а первым был Коля Маленький – Николай Янушевский, выполнявший не раз поручения Николая Кузнецова.

Ровенские, здолбуновские, сарненские, луцкие, винницкие подпольщики оказали разведчикам отряда «Победители» огромную, поистине бесценную помощь. Однако война есть война, она не обходится без жертв. В неравном противоборстве с врагом погибли, кто в открытом бою, кто в застенках СД, кто на виселице, многие славные патриоты: Иван Иванович Луць и его жена Настка Кудеша, Николай Поцелуев, Федор Шкурко, Виталий Поплавский, Маруся Жарская, Мурад Фидаров, Авраамий Иванов, Дмитрий Балашок, Антонина Кулаковская, другие герои. Настоящий бой в свой последний час дали эсэсовцам, окружившим дом на Хмельной улице, где они скрывались, разведчики Василий Галузо и Николай Куликов. В день освобождения Винницы Красной Армией погибла Ляля Ратушная, посмертно удостоенная звания Героя Советского Союза.

Уже став писателем, Дмитрий Николаевич много размышлял о корнях, природе героизма советских людей, сумевших противостоять небывало сильному, жестокому и далеко не трусливому врагу. Он писал:

«Гитлеровцы, оккупировавшие огромную территорию, держались на ней при помощи жесточайшего, беспримерного в истории террора. Но все живое на этой земле сопротивлялось врагу, и не было такой силы, которая могла бы подавить это сопротивление, бесстрашие и непобедимую волю к жизни…

Был органический порок и в самих фашистских разведчиках. Все они словно были рассчитаны на то, что в странах, где они действуют, их встретит немая покорность, что они станут «работать» па побежденной земле. Но они попали в страну, которая не хотела, не могла быть побежденной! И самонадеянные, самовлюбленные гитлеровские разведчики терпели одно поражение за другим…

Да, успехи нашей работы были не случайны.

Мы опирались на могучее партизанское движение народных масс. Наши люди, простые советские люди, превосходили хваленых фашистских разведчиков во всем. Продажным агентам Гиммлера, людям без моральных устоев, без совести и чести, противостояли пламенные патриоты своей Родины, готовьте на самопожертвование во имя ее освобождения, люди высокого человеческого подвига. Эти качества сочетались в наших партизанах– разведчиках с их замечательной находчивостью, неистощимой фантазией и изобретательностью, с той самой природной сметкой, которая является одним из лучших качеств даровитых советских людей».

К осени 1943 года благодаря настойчивым усилиям многих людей Дмитрий Медведев стал руководителем крупной, широко разветвленной разведывательной организации, охватывавшей несколько городов, важных населенных пунктов и транспортных узлов Западной Украины.

О некоторых новых разведчиках отряда следует сказать особо… Товарищи, работавшие в Ровно, уже давно обратили внимание на официантку лучшего в городе ресторана «Дойчегофф» Лидию Лисовскую – пани Лелю, как ее называли знакомые. Это была лет тридцати яркая, очень красивая блондинка, вдова польского офицера, погибшего в немецком плену. Лисовская занимала трехкомнатную квартиру в доме № 15 но улице Легионов. В молодые годы Леле прочили карьеру актрисы, она была музыкальна, хорошо танцевала, прекрасно ездила верхом и метко стреляла. И в ресторане, и в доме вокруг Лидии всегда увивался рой поклонников, в основном немецких офицеров и чиновников. Большим успехом пользовалась и ее двоюродная сестра Мария (для друзей – Майя) Микота. Майе было всего восемнадцать лет. Внешне она совсем не была похожа па Лидию – хрупкая, зеленоглазая шатенка.

Николай Гнидюк, осторожно прощупавший настроения Лисовской, установил, что оккупантов она ненавидит и готова оказать подпольщикам и советским разведчикам любую помощь. Взгляды сестры полностью разделяла и Майя. Вышло так, что Пауль Зиберт самостоятельно познакомился с Лидией и за хорошую плату снял в ее квартире комнату. Это устраивало Лидию. Зиберт был очень удобный жилец – хотя бы потому, что не торчал в доме постоянно, а жил наездами. В то же время его присутствие освобождало Лисовскую от вселения по ордеру комендатуры постоянного жильца-офицера, к тому же бесплатного.

Через несколько недель Лисовская уже люто ненавидела Зиберта, которого считала причастным к карательным акциям. По жестким условиям конспирации Гнидюк не знал, что жилец Лисовской есть его боевой товарищ Грачев. Все это едва не завершилось трагедией: Лидия чуть было не отравила Зиберта. Только случай – неожиданный приход Гнидюка, увидевшего ненавистного Лелиного «немца», спас Кузнецова от гибели.

В ходе проверки Лисовской Дмитрий Николаевич узнал через Центр, что Лидия Ивановна еще до войны оказала советской разведке ряд серьезных услуг, женщине этой вполне можно было доверять. Только тогда он разрешил Кузнецову раскрыть перед Лисовской свое настоящее лицо,

Трудно передать реакцию Лидии, когда она услышала от своего жильца, обер-лейтенанта вермахта Зиберта, произнесенные им на чистом русском языке слова: «Привет от Попова». Это был пароль для связи советской разведки с Лисовской, установленный еще до войны.

С этого момента Лидия стала помощницей Грачева и одной из лучших разведчиц, какими только располагал в Ровно Медведев. Дом на улице Легионов Лисовская превратила в своеобразный салон, где постоянно звучала музыка, устраивались вечеринки с картами и танцами, здесь проводили весело время многие офицеры и чиновники. Из их болтовни пани Леля и Зиберт черпали массу ценной информации, Опасаться внимания карательных органов Лисовской не приходилось: дело в том, что с ведома советской разведки обе сестры были «завербованы» СД в качестве секретных осведомительниц.

На квартире Лисовской обер-лейтенант Зиберт сделал одно из самых важных, но в то же время и самых опасных знакомств за все время своей работы в Ровно. Штурмбанфюрер СС Ульрих фон Ортель был еще сравнительно молодой человек – лет тридцати, внешне очень привлекательный, умный и образованный. Несмотря на молодость, фон Ортель имел большие заслуги перед гитлеровской разведкой, высоко котировался в ведомстве Вальтера Шелленберга, руководителя зарубежного отдела в Главном управлении имперской безопасности. Как узнал со временем Кузнецов, фон Ортель перед войной работал в СССР (он свободно владел русским языком), а также где-то на Востоке.

Фон Ортель выполнял в Ровно никому не ведомые функции, подчинен никому не был. Зиберту удалось сблизиться с эсэсовцем, войти к нему в доверие. Фон Ортель, сторонившийся своих коллег из местной СД, отводил душу во встречах с далеким от тыловых интриг фронтовиком.

Их регулярные беседы стали источником чрезвычайно важной информации для Кузнецова. Фон Ортель делился с ним сведениями, которых Николай Иванович не мог бы узнать в Ровно больше ни от кого.

Медведев очень ценил это знакомство Кузнецова, но при каждой встрече с разведчиком считал нужным повторить предупреждение:

– Только не зарывайтесь, Николай Иванович! Не бравируйте, бравада – это храбрость трусов. По-настоящему смелый человек, а я вас именно таким и считаю, всегда осмотрителен. С Ортелем не пройдет и крохотная ошибка. Помните: он подобен гремучей змее, его укус смертелен…

Кузнецов помнил об этом. Он прекрасно понимал, что в игре с Ортелем не имеет права на ошибку, а потому советовался с опытнейшим чекистом Медведевым при каждой возможности, обговаривал с командиром каждый свой шаг в развитии этой своеобразной «дружбы».

Видной фигурой в созданной Медведевым организации стал Мечислав Стефаньский. До осени 1939 года он служил подофицером в польской армии, участвовал в боях за Варшаву. После поражения Польши сумел перебраться на советскую территорию. По заданию нашей разведки Мечислав Стефаньский – «Гость из Варшавы» – совершил девять «ходок» на оккупированную гитлеровцами территорию своей родины. Не раз рискуя жизнью, он добирался до Варшавы, выполнял функции связника с советскими разведчиками, действовавшими в гитлеровских военных учреждениях и даже гестапо. Последний раз Стефаньский переплыл Буг в ночь на 22 июня 1941 года и успел предупредить встретивших его советских пограничников, что через несколько часов начнется война…

После оккупации гитлеровцами Украины Стефаньский по приказу командования осел в Ровно. Работал истопником в гебитскомиссариате. Мечислав с радостью встретил посланцев советской разведки, после вынужденного длительного перерыва восстановивших с ним связь. Очень скоро этот худой, внешне хмурый человек с глубоко запавшими глазами стал надежным соратником Кузнецова. Стефаньский от природы был наделен возбудимым, взрывчатым характером, но в опасной ситуации преображался, становился хладнокровным и четким. Медведев распознал в Стефаньском недюжинные способности разведчика. В дальнейшем Стефаньский привлекался почти ко всем боевым операциям Зиберта.

Загруженный, что называется, выше головы своей главной, разведывательной работой, Дмитрий Николаевич, однако, не упускал из сферы своего внимания и работу политическую. Тут у него был прекрасный помощник в лице комиссара Стехова. В отряде и его подразделениях активно функционировали партийная и комсомольская организации, проводились политинформации для бойцов и местных жителей, выпускались «стенгазеты» и листовки, проводились собрания и даже вечера самодеятельности. Как в любом советском трудовом или воинском коллективе.

Вот так жил отряд – уголок партизанской Малой земли, частица славного партизанского края. Меж тем с приближением осени назревали большие события. Не за горами был час освобождения Правобережной Украины от оккупантов. Это означало усиление всей разведывательной и боевой работы. Все чаще радисты приносили Медведеву расшифрованные радиограммы из Центра с новыми, всегда важными и срочными заданиями…

Выстрелы и взрывы

К осени 1943 года стало очевидно, что дни фашистской оккупации на территории Украины сочтены. Красная Армия непрерывно наступала.

Отряд «Победители» действовал теперь вовсе не в таком уж глубоком тылу врага. Со дня на день можно было ожидать эвакуации из Ровно бесчисленных оккупационных и военных учреждений гитлеровцев, отъезда высокопоставленных чинов фашистской администрации. В этих условиях никак нельзя было допустить, чтобы преступники, на чьих руках была кровь сотен тысяч советских людей, ушли с украинской земли неотомщенными. И Центр разрешил отряду, не в ущерб основной разведывательной работе, осуществить несколько актов возмездия над особо ненавистными народу нацистскими сатрапами в Ровно.

Дмитрий Николаевич писал впоследствии об этом так:

«Эрих Кох… Пауль Даргель… Альфред Функ… Герман Кнут… Эти имена были хорошо известны на захваченной гитлеровцами территории Украины. Главари гитлеровской шайки со своими подручными грабили, душили, уничтожали все живое на украинской земле. Одно упоминание этих имен вызывало у людей содрогание и ненависть. За ними вставали застенки и виселицы, рвы с заживо погребенными, грабежи и убийства, тысячи и тысячи погибших ни в чем не повинных людей.

«Пусть знают эти палачи, что им не уйти от ответственности за свои преступления и не миновать карающей руки замученных народов».

Эти слова мы знали наизусть. Они напоминали нам о нашем патриотическом долге, о долге перед теми, чья кровь вопиет о возмездии. Они служили нам программой нашей боевой работы. Настала пора переходить к активным действиям».

К сожалению, из списка, составленного в штабе, фактически выпало имя самого высокопоставленного гитлеровца на Украине – рейхскомиссара Эриха Коха. Наместник фюрера, напуганный размахом партизанского движения, предпочитал последние месяцы в Ровно не появляться. Он отсиживался в Восточной Пруссии, где пока еще мог чувствовать себя в безопасности. В отсутствие Коха на первое место выдвинулся его основной заместитель по политическим и партийным делам правительственный президент Пауль Даргель. Население ненавидело этого сатрапа даже больше, чем самого Коха, поскольку именно Даргель подписывал почти все приказы и постановления германских властей, за нарушение которых выносилось одно наказание – смертная казнь.

Под непосредственным руководством Медведева в штабе отряда был составлен план ликвидации Даргеля. В его основу было положено наблюдение за правительственным президентом, изучение его распорядка дня, привычек. План был утвержден Центром.

Даргель жил на той же улице – Шлоссштрассе (ныне улица Калинина), где располагался и рейхскомиссариат. Его двухэтажный особняк под № 18 отделяли от РКУ какие-нибудь триста метров. По городу Даргель разъезжал с большой скоростью на длинном черном «опель-адмирале» с номерным знаком Р-4, но обедать домой всегда ходил пешком – для моциона. Одно из зданий РКУ, в котором работала Валя Довгер, находилось почти на полпути этого маршрута, и девушка установила, что с работы Даргель выходит точно в 13.30. Установила она и ритуал, которым сопровождалась прогулка генерала. Вначале на улице появлялись личные телохранители – фельдфебель жандармерии и сотрудник службы безопасности в штатском. Они внимательно проглядывали Шлоссштрассе. Если все было в порядке, охранник возвращался в РКУ, и лишь тогда из ворот выходил Даргель и неторопливо шествовал к дому. За Даргелем всегда вышагивал его адъютант – майор с ярко-красной кожаной папкой в руке. Для Кузнецова это была хорошая примета.

Боевую группу Медведев утвердил в составе: Николай Кузнецов, Николай Струтинский и Иван Калинин. Бывшего пленного красноармейца Калинина Дмитрий Николаевич включил в группу потому, что только он мог достать необходимый для операции автомобиль. Он работал личным шофером ровенского гебитскомиссара доктора Беера и имел свободный вход в гараж. 20 сентября он по указанию Кузнецова взял в гараже гебитскомиссариата светло-коричневый «опель-капитан».

Ждать Даргеля непосредственно на Шлоссштрассе было рискованно, поэтому Николай Иванович поставил машину в прилегающем переулке с таким расчетом, чтобы видеть ворота рейхскомиссариата. Точно в 13.30 из ворот вышел сухопарый генерал со смуглым, загорелым лицом. За ним следовал рослый майор с ярко-красным портфелем. Они успели пройти лишь несколько десятков метров, как их нагнал светло-коричневый «опель», из него выскочил пехотный обер-лейтенант, и тут же хлопнули четыре выстрела.

К месту происшествия подоспели охранники. Возле убитых они нашли четыре гильзы и выпавший из кармана обер-лейтенанта бумажник.

Через четыре дня в отряд были доставлены из Ровно фашистские газеты. В черных рамках было напечатано сообщение об убийстве… имперского советника финансов доктора Ганса Геля и его помощника кассового референта Адольфа Винтера.

Оказывается, произошло совпадение. Имперский советник Гель, назначенный на пост руководителя главного отдела финансов РКУ, прибыл накануне из Берлина и остановился в особняке Даргеля. У обоих гитлеровцев были не только схожие фамилии, они и внешне походили друг на друга, и адъютанты носили одинаковые папки-портфели.

Уничтожение крупного фашистского чиновника в центре Ровно имело одно серьезное последствие. Зиберт обронил возле убитых бумажник вовсе не нечаянно. «Утеря» была отправной точкой некой комбинации, придуманной Медведевым и Лукиным. Сам бумажник с этикеткой дорогой берлинской фирмы незадолго до того был изъят у захваченного разведчиками видного эмиссара ОУН, прибывшего из Берлина. В нем находился паспорт с разрешением на поездку в Ровно, членский билет берлинской организации ОУН и директива (в виде личного письма) ее ответвлениям на Волыни и Подолии. В ней излагалось требование усилить борьбу с советскими партизанами.

По указанию Дмитрия Николаевича содержимое бумажника пополнили. Для убедительности в него вложили сто сорок рейхсмарок, двадцать американских долларов, пять английских фунтов стерлингов, несколько советских купюр по десять червонцев, а также три золотые царские десятки. Саму же директиву подменили другой, хотя и написанной «тем же самым» почерком. В ней содержалось прямо противоположное указание: в связи с явным проигрышем войны Гитлером взять другую линию и начать действовать против немцев, чтобы хоть в последний момент привлечь как-то симпатии населения.

Комбинация была рассчитана точно. Фашистская служба безопасности к националистическим главарям относилась с подозрением, поскольку прекрасно знала их способность и готовность продаться в подходящий момент более перспективному покупателю. В фашистских газетах появилось многозначительное сообщение, что, хотя покушавшийся был одет в немецкую военную форму, на самом деле он принадлежал к числу лиц, «не оценивших расположения германских властей и предавших фюрера». Далее газеты сообщали, что полиция безопасности уже напала на след преступников. Что ж, след, оставленный Кузнецовым, привел следователей СД именно туда, куда наметил Медведев. За «причастность» к убийству Геля гитлеровцы арестовали, а затем и расстреляли тридцать восемь видных националистов и несколько сотрудников так называемого «Всеукраинского гестапо».

8 октября Кузнецов и Струтинский сделали вторую попытку уничтожить Даргеля. Но гитлеровцу опять повезло.

Через двенадцать дней, 20 октября обер-лейтенант Зиберт совершил третье покушение на Даргеля. Оно в точности повторяло первое. Медведев и Кузнецов правильно рассчитали, что гитлеровцы никак не будут ждать третьего нападения на том же самом месте и не предпримут дополнительных мер охраны. Так оно и оказалось. Вместо пистолета было решено применить гранату.

…Но… Даргелю опять повезло. В двух шагах от него граната ударилась о бровку тротуара и отскочила в сторону так, что взрыв ушел в другом направлении. Ручкой гранаты был наповал убит немецкий подполковник, стоявший на противоположной стороне улицы. А Даргель остался жив, хотя на сей раз был тяжело ранен и контужен.

Специальным самолетом заместитель Коха был отправлен в Берлин. Больше его на Украине не видели.

Некоторое время Кузнецов в Ровно не появлялся, и это было правильно, потому что в городе неистовствовала служба безопасности. Руководство ею было укреплено. В частности, на пост руководителя отдела по борьбе с партизанами из Житомира, где находилась полевая ставка рейхсфюрера СС Гиммлера, прибыл с большими полномочиями гауптштурмфюрер СС Ханке. Вскоре городские разведчики с тревогой сообщили Медведеву, что Ханке предпринял ряд энергичных мер. Так, он переписал население Ровно. Гауптштурмфюрер установил порядок, по которому на дверь каждого жилого дома в деревянной рамке под стеклом был вывешен листок с фамилиями всех жильцов. Последняя фамилия была подчеркнута и скреплена печатью и подписью Ханке. Ни одной лишней фамилии вписать в листок было уже нельзя – для нее попросту не было места. Населению объявили, что, если после комендантского часа в квартире будут обнаружены посторонние лица, вся семья подлежит расстрелу.

Положение городских разведчиков стало критическим, поскольку ежедневно, преимущественно по ночам устраивались облавы и обыски.

Требовалось немедленно предпринять эффективные контрмеры. И Дмитрий Николаевич нашел их. Решение оказалось простым. Проанализировав систему, придуманную Ханке, Медведев приказал доставить ему для образца один подобный листок. Приказ был выполнен, список был снят с дома, где жили только пособники оккупантов. Затем в штабе все, кто умел печатать, засели за пишущие машинки. На листе чистой бумаги печатали только первую фразу: «В этом доме проживают…» Далее оставалось пустое место, под которым ставилась печать отдела по борьбе с партизанами, штемпель «СС гауптштурмфюрер» и абсолютно идентичная оригиналу подпись «Ханке». За два дня было изготовлено несколько тысяч листков. Их распространили по всему городу. Идея Ханке была провалена. О каком контроле за жильцами могла идти речь, когда любой домовладелец мог теперь вписать в такой листок кого угодно и подменить им настоящий!

Немцам не оставалось ничего другого, как спешно отменить новый порядок регистрации населения по месту жительства. Городские разведчики могли по-прежнему спокойно пользоваться своими старыми квартирами.

Между тем уже с другой стороны нависла определенная угроза над Валентиной Довгер и, как выяснилось, Зибертом. Вале стал оказывать знаки внимания служивший в РКУ на какой-то хозяйственной должности майор Мартин Геттель. Когда Валентина пересказала Медведеву свои разговоры с майором, Дмитрий Николаевич встревожился. Ему с очевидностью стало ясно, что Геттель – офицер службы безопасности РКУ, более того – интересуется не самой Валей, а ее «женихом», обер-лейтенантом Зибертом. Неясно было только, какое ведомство представляет Геттель: контрразведку абвера или гехаймфельд-полицай – тайную полевую полицию, военный вариант гестапо. Офицеры ГПФ носили не эсэсовскую, а обычную военную форму.

Во время одной из бесед с Валей Геттель попросил под каким-то предлогом познакомить его при случае с ее женихом, обер-лейтенантом Зибертом. Тут было над чем задуматься. С одной стороны, никаких признаков, указывающих, что Зиберт взят под наблюдение, вроде бы не было. Походило, что Геттель вел какую-то игру самостоятельно. Положение через несколько дней прояснилось, когда Геттель встретился с Лидией Лисовской, у которой Зиберт формально снимал комнату. Разговор был официальным, более того, Геттель предупредил Лидию Ивановну о неразглашении и факта встречи, и разговора. Затем последовал настоящий допрос. Геттеля интересовало все о Зиберте. В частности, не говорят ли он иногда об Англии, не употребляет ли случайно в разговоре или во сне английских слов.

Тем самым Геттель раскрывал Медведеву свои карты. Видимо, профессиональная подготовка майора была достаточно высока – он единственный за все время работы Кузнецова во вражеской среде заподозрил в нем иностранного разведчика, правда, не русского, а английского. Факт конфиденциальной встречи с Лисовской подтверждал косвенно, что майор действовал на свой риск. Дело в том, что Лисовская числилась секретной осведомительницей СД, имела в этом ведомстве своего непосредственного начальника и без его ведома и приказа не должна была давать каких-либо показаний никому. Но отсюда следовало, что Геттель, о связи Лидии с СД не знавший, не поставил в известность об этой встрече и свое начальство. По всем расчетам Медведева выходило, что майор искал встречи с Зибертом по собственным соображениям, значит, пока Зиберту ничего не грозило.

Опытный чекист, Медведев разгадал мотивы Геттеля. Видимо, майор, понимая, что Германия войну проиграла, решил заранее войти в контакт с английской разведкой, чтобы вовремя: переметнуться на ее сторону, сохранять тем самым свою жизнь и обеспечить будущее. Отсюда вытекало, что Геттель не только не причинит ни малейшего вреда «английскому разведчику» Зиберту, но, наоборот, будет всячески обеспечивать его безопасность, чтобы тот оценил по достоинству эту заботу в том недалеком будущем, когда разлетится и «третий рейх», и его спецслужбы.

Тщательно все взвесив, Медведев разрешил встречу Кузнецова с Геттелем, чтобы использовать сложившуюся ситуацию в интересах советской разведки.

Встреча произошла 29 октября на квартире Лидии Лисовской. Продолжился разговор на той же улице Легионов в доме № 53, где жил сотрудник «Пакетаукциона» Хуберт Глаас. Шеф «Пакетаукциона», один из заместителей Коха, Курт Кнут, конечно, не мог и подозревать, что его исполнительный служащий является голландским антифашистом, через Зиберта-Кузнецова связан с советской разведкой и выполняет ее задания. К моменту приезда Зиберта и Геттеля на квартире Глааса находился еще один разведчик – Иван Корицкий, работавший в «Пакетаукционе» грузчиком. До войны Иван был секретарем ячейки ЛКСМУ в селе Березно Ровенской области, потом служил в армии, оказался в плену, откуда бежал, попал в отряд Медведева и стал одним из городских разведчиков.

Поначалу разговор с Геттелем развивался в направлении, которое вполне устраивало Николая Ивановича. Но затем произошло непредвиденное… Геттель догадался, что имеет дело не с агентом британской «Сикрет интеллидженс сервис», а с советским разведчиком. Рука майора рванулась к кобуре… Пришлось его обезоружить, а дипломатические переговоры сменить дотошным допросом.

Пытаясь спасти свою жизнь, Геттель откровенно отвечал на все задаваемые ему вопросы. Единственное, чего он не знал, – кто такой штурмбаннфюрер фон Ортель. Ему, Геттелю, известно лишь одно: Ортель имеет большие полномочия от руководителя VI отдела Главного управления имперской безопасности бригаденфюрера СС Вальтера Шелленберга, ему дозволено связываться с ним в любое время по прямому проводу. Отдел Шелленберга ведал разведкой СД за границей. Значит, фон Ортель действительно птица большого полета. Дополнительно Геттель сообщил, что у штурмбаннфюрера есть нечто вроде собственной конторы на Дойчештрассе, 272, замаскированной под зуболечебницу.

…Майор Геттель не вернулся ни в свой служебный кабинет в РКУ, ни на квартиру. Никто из сослуживцев вообще о нем больше никогда даже не слышал.

Между тем встречи фон Ортеля с Зибертом участились. По-видимому, эсэсовец проникся к своему другу-фронтовику не только симпатией, но и доверием, потому что однажды сделал ему прямо-таки ошеломляющее предложение: бросить службу в армии и стать разведчиком, чтобы работать непосредственно под его, фон Ортеля, началом. Фон Ортель сообщил Зиберту, что в случае согласия им предстоит важное дело, которое принесет обоим и высокие награды, и настоящие деньги. А «настоящими деньгами» Ортель называл не рейхсмарки, а только доллары, фунты стерлингов и, конечно, золото.

– Постарайтесь выяснить, – сказал Медведев Кузнецову при его очередном докладе, – в какое конкретно дело он хочет вас втянуть. И предупредите Майю, что бы она также была очень внимательной при разговорах с Ортелем. Может, он что-нибудь обронит…

Дмитрий Николаевич словно в воду глядел.

Мария Микота как «секретная осведомительница» СД носила кличку «Семнадцать». Когда фон Ортель появился в Ровно, агент Семнадцать была передана в его распоряжение. Ортель нашел ее очень способной к разведывательной работе, занимался ее обучением. Встречались они на конспиративных квартирах СД на Немецкой площади и во 2-м Берестянском переулке. О каждой такой встрече Майя отчитывалась перед командованием отряда. Фон Ортель доверял девушке и однажды поделился с нею секретной информацией о том, что он лично заслал в советский тыл двух террористов с целью убийства немецкого генерала Зейдлица-Курцбаха, плененного советскими войсками в Сталинграде. Находясь в плену, генерал Зейдлиц осознал, что Гитлер и его клика ведут страну к близкой и неминуемой катастрофе. Он стал президентом антифашистского «Союза немецких офицеров» и деятельным участником Национального комитета «Свободная Германия».