Текст книги "Жмурки (СИ)"

Автор книги: Татьяна Зимина

Соавторы: Дмитрий Зимин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

Глава 4

Утром тётка еле добудилась Машу – идти в школу.

Школа была совсем рядом, рукой подать. Но тётка не разрешала болтаться по улицам – так она это назвала; и отвозила Машу сама, на ярком, как леденец, мини-купере.

Маша прекрасно понимала: не доверяет тётка. Детдомовским никогда не доверяют: ведь они – дети из неблагополучных семей, и ожидать от них можно чего угодно.

Эту сентенцию Маша почерпнула, когда «случайно» околачивалась возле учительской.

Неблагополучные – это мы с тёткой, – решила она. – Живём в огромном доме, питаемся всякой ерундой типа сервелата и сыра, такого старого, что в нём завелись синие прожилки плесени. Да-да-да, тётка этот сыр только и ест. Ни тебе манной каши, ни гречки… Хотя Маша ни то, ни другое терпеть не могла, тётя Глаша из детдома была свято уверена: именно от этих невкусных продуктов дети вырастают большими, сильными и красивыми.

И теперь Маша чувствовала себя обделённой. Неблагополучной, в общем.

А новую школу Маша одобряла. Во-первых, она была совсем не похожа на детдомовскую: классы всего по десять человек, детишки все чистенькие, в одинаковой форме, с аккуратными портфельчиками и в до блеска начищенных ботинках.

Во-вторых, кроме обычных математики и русского, здесь были уроки по угадыванию – это когда надо, сидя спиной к экрану, на котором учитель показывает классу картинки, рассказать, что именно он показывает.

У Маши получалось почти круче всех – кроме Мишки Лаврова, который вообще никогда не ошибался.

Ещё иногда в их школу приходили чужие дяденьки и тётеньки, и показывали какие-нибудь предметы. Книжку, очки, а в одном случае – даже веер из хвоста страуса. И просили класс рассказать, где, по их мнению, находятся владельцы этих вещей… Но эта игра была не слишком интересная: ни разу ещё никто не пришел и не сообщил, угадали они или нет.

Но в основном было скучно. Никто не притаскивал на уроки интересных жуков, не подражал пению птиц и крикам диких животных…

Вот у них в детдоме, когда по телевизору показали фильм про дикую Амазонию, целый месяц учебные комнаты наполняли крики обезьян, вопли попугаев и протяжный, мрачный, наводящий ужас рык ягуара…

Маша в совершенстве освоила только визг копибары. С нетерпением ждала она возможности похвастаться перед классом, но когда случай представился – на уроке математики – замечательный визг никто не оценил.

Со школы Машу привозил желтый школьный автобус.

Водитель смотрел на девочку насмешливо – два квартала идти, можно было и не гонять машину… Но Маша неукоснительно выполняла тёткины правила – когда ей это было удобно.

Сегодня вторник, – думала она, толкая калитку и направляясь по выложенной цветной плиткой тропинке к крыльцу. – Значит, до прихода тётки есть часа два. Надо воспользоваться этим временем с умом.

По вторникам и четвергам тётка ездила на другой берег, в университет – читать лекции.

Маша представляла это так: лекции – особо интересные, а потому очень редкие книжки, наподобие Гарри Поттера. И поэтому домой их никому не дают. Вот тётка и мотается в университет – уж очень читать любит.

В детдоме тоже были хорошие книжки. Про индейцев, про шпионов, про космонавтов… Хранились они в библиотеке, и особо ценные выдавали только «в зал» – так называла комнату для чтения библиотекарша Валентуха.

Помахав Рамзесу, который сонно моргал из своего домика, Маша взбежала на крыльцо.

И тут она вспомнила про бомжа.

Даже странно: почему, находясь в школе всю первую половину дня, она ни разу не подумала о своих ночных наблюдениях?.. Сегодня, правда, было интересно: опять приходил очкастый дяденька. Никаких вещей для поиска он с собой не принёс, зато просил двигать взглядом шариковую ручку – получилось только у Светки, да и то – на пару сантиметров…

Стопудово сама парту толкнула – сказал потом Мишка.

Ещё этот в стёклах просил рассказывать сны – по второму кругу, потому что сегодня такое занятие уже было.

Ну, не совсем такое: на школьном Игорь Никанорович просил поместить в сон какую-нибудь вещь – мячик, карандаш, фонарик… А потом объяснял, как выйти из сна, держа этот предмет в руке.

Маша решила, что обязательно наспит себе пистолет. КРУТОЙ пистолет. Или нож. А может, шпагу – как у Дартаньяна.

Мячиков у неё и так хватает.

Так вот бомж… Когда она увидела бомжа впервые – тот спал прямо на улице, завернувшись в клетчатый китайский мешок – тётка объяснила, кто он такой и что близко к нему подходить очень опасно…

Маша бомжу позавидовала: гуляй, где хочешь, и мыться каждый день не надо.

Но потом пришла сырая промозглая питерская осень, и Маша сделала вывод, что быть бомжом в холодное время года не так уж и весело.

Поэтому он к нам и залез, – рассуждала девочка. Хотел в собачьем домике поселиться, да тот не пустил.

Вот он и перелез к соседям – может, у них лишнее койко-место отыщется… Зря я его спугнула. Может, замёрз человек.

Бросив рюкзак на крыльце, она спустилась в сад, прошла мимо Рамзеса, потрепав пса по мохнатым ушам, и полезла через мокрые кусты крыжовника к самому забору.

Крыжовник цеплялся за колготки и подол синей школьной юбки, с сирени за шиворот летели холодные капли, но Маша, упрямо сжав губы, лезла вдоль забора, ощупывая каждый камень.

Должна быть дыра, – думала она. – И найти её – в моих интересах. Иначе, как я попаду на соседский двор?

В том, что там просто НЕОБХОДИМО всё досконально обследовать, она ни секунды не сомневалась.

Но забор представлял из себя сплошной монолит – тоже новое слово, которое Маша услышала в телевизоре, а потом погуглила, что оно значит.

Как же тогда бомж просочился на ту сторону?.. – Маша глубокомысленно наморщила лоб, как это делал Шерлок Холмс.

Чтобы он перелезал через забор сверху – она не видела. Может, он экстрасенс? И просто ПЕРЕМЕСТИЛСЯ – как карандаш, который двигала Светка…

Маша в раздражении пнула торчащий из забора камень. Целую секунду она очень надеялась, что вот сейчас часть стены отъедет в сторону и откроется секретный проход…

А потом вздохнула и повернула к крыльцу. Секретные ходы бывают только в кино, – лишний раз убедилась девочка. Стоило Индиане Джонсу надавить какой-нибудь камень – тут же открывался секретный ход.

Ей же достаётся скучная и неинтересная проза жизни: управление снами, угадывание карт и перемещение карандашей без помощи рук.

Она ЗНАЛА, что умеет это делать. Просто карандаш… был неживым. Гораздо проще толкнуть без рук цветочный горшок. Или аквариум с рыбками. Или…

На пробу она приподняла домик Рамзеса сантиметров на десять.

Зверь проснулся, вздёрнул к Маше чёрный влажный нос…

– Что-то потеряла? – спросил Рамзес издалека и зевнул во всю пасть.

На розовый язык тут же опустилась снежинка и пёс щелкнул зубами.

– Нет, – откликнулась Маша. – Тут ночью лазал один… – она выжидательно посмотрела на пса. – К соседям сквозь забор просочился.

– Показалось тебе, – буркнул Рамзес, скрываясь в своём домике. Но потом вновь высунул морду и добавил: – Спать по ночам надо. А сквозь камни никто ходить не может.

Послышался грохот, словно сошла небольшая лавина: Рамзес рухнул на свою громадную, как тракторное колесо, лежанку.

А Маша вдруг захотела есть.

Крабовые котлеты в холодильнике, – вспомнила она тёткин наказ и поторопилась выбраться из кустов на свет божий.

Вообще, бог занимал немало Машиных мыслей. По словам уборщицы Щучки, он был везде. И девочка ей верила – чего стоили все эти перечисления того, что бог может делать: бог простит, бог тебя накажет, бог всё видит, бог не фраер…

Но неуловимость и изобретательность, с которой бог избегал личных встреч – настораживала.

Лукавый он какой-то. Тот, кому нечего скрывать, так делать не будет.

И всё равно Маша обещала себе когда-нибудь заняться вопросом бога вплотную и обязательно его выследить.

Пробираясь сквозь терновник – тёткину красу и гордость – Маша с удивлением заметила, что многие веточки обломаны, а на колючках повисли клочки бурой шерсти…

Тут же в голову скакнули острые кошачьи уши.

Бомжи такие не носят.

А ещё – что убегал бомж из сада на четырёх ногах… То есть, лапах.

Нагнувшись к самой земле, Маша принялась исследовать палые листья под терновником.

На землю насыпалось много синих, порченных морозом ягод – Маша их не любила. Уж больно кислые… – и многие из них были раздавлены, а фиолетовый сок размазан по листве.

В нескольких местах она обнаружила тёмные пятна: вероятно, этот бомж с острыми ушами и на четырёх лапах, долго прятался под терновым кустом, и потому весь измазался. А когда полез на соседний участок – оставил несколько характерных следов.

Отметив самые крупные прутиками, чтобы не потерять, Маша выбралась на тропинку и подошла к крыльцу. Достала из рюкзака линейку, вернулась к следам и тщательно измерила сами следы и расстояние между ними.

Потом беззвучно подкралась к домику спящего Рамзеса и измерила его следы – их много было вокруг.

Рамзес был псом крупным, по породе – московский сторожевой. Маша как-то спросила, почему тогда живёт он не в Москве, а в Питере… Пёс не ответил.

– Много будешь знать, скоро состаришься, – сказал Рамзес и по обыкновению скрылся в домике.

Следы были только чуток меньше тех, что оставлял Рамзес.

Вот почему я приняла его за человека, – решила Маша. – Таких крупных кошек не бывает – не в наших широтах. Разве что, из зоосада сбежал тигр.

Но об этом в новостях не говорили.

Маша была уверена: случись такое знаменательное событие, как побег тигра из зоосада, об этом трубили бы на каждом углу.

А чего? Все бы пошли посмотреть на живого тигра. Как он идёт по улице и важно машет хвостом… Она бы ТОЧНО такое не пропустила.

Выбравшись наконец из кустов и поднявшись на крыльцо, Маша прижала к замку большой палец, беззвучно открыла дверь и вошла в тёплую прихожую.

Надорвав пакет и вывалив в тарелку котлеты с зелёным горошком, Маша поставила еду в микроволновку.

И задумчиво уставилась на тёткин домашний ноутбук… Вообще-то у неё был свой. Новый, блестящий – в детдоме бы обзавидовались.

Но… Как Маша убедилась, тёткин ноутбук умел намного больше. Многие сайты, на которые пыталась зайти Маша со своего, выдавали сакраментальное «нет доступа».

Тётка постаралась. Детская цензура – что бы это не значило.

Поэтому, когда тётки не было дома, Маша пользовалась её ноутом.

Поставив его перед собой на стол, и ковыряя вилкой котлету, она привычно вбила параметры поиска…

Супернет – это слово она тоже выучила не так давно. Подсказал тот же Мишка Лавров, из класса: когда чего-то нет в обычном инете, сказал он, надо искать в супернете.

Большую часть сайтов супернета Маша не понимала. Кто такие, например, суккубы? И почему все они – сплошь красивые молодые мужчины, которые никак не могут познакомиться с симпатичными девушками, и поэтому дают объявления?.. Наверное, артисты, – решила она. – Если играешь всё время в кино, не так-то просто найти друзей.

Или вот стригои: обычные люди, только с клыками. В детдоме у них работал один стригой – дядя Паша. Он вёл уроки физры и военной подготовки. Чего в нём такого «супер» – Маша не понимала.

Поедая третью по счёту котлету, она наконец нашла нечто, очень похожее на ночного гостя.

Перевёртыш – было написано в Википедии. – Человек, обретающий способности и облик животного с помощью магического артефакта.

Пришлось погуглить, что такое артефакт.

После этого Маша задумалась, лениво гоняя по тарелке две последние горошины и подперев щеку кулачком.

Если к ним в сад влез такой перевёртыш… То первый вопрос, который хочется задать: зачем?

И тут в в дверь позвонили.

Маша встрепенулась. Кто это может быть?.. С тех пор, как они с тёткой здесь поселились, к ним никто не приходил. Не считая доставщиков. Но если б пришел кто-то из них – тётка обязательно бы предупредила.

Маша выглянула в окно.

Конечно же, Рамзес и ухом не повёл – знай себе, продолжал дрыхнуть, положив лобастую голову на лапы.

Тогда Маша осторожно подкралась к двери… В это время звонок раздался ещё раз. Длинный, настойчивый.

Она подскочила.

Подставив табуретку, Маша дотянулась до домофона и нажала кнопку. На экранчике проявилась рыжая гуля, под ней – конопатое лицо, а в руках – смешарик.

Упс.

Маша поёжилась.

Если соседка пришла учинять разборки по поводу Бараша…

Отопрусь, – решила Маша. – Ну что она мне сделает?

Взглянув на себя в зеркало и поплевав на ладони, Маша пригладила волосы, поправила воротничок блузки…

Выгляди, как все, – говорила директриса Альбина Фёдоровна из детдома. – Ничто не должно бросаться в глаза.

Уже открывая дверь, Маша случайно посмотрела на свои коленки и ужаснулась: белые тёплые колготки спереди были уже не белыми, а чёрными: исследуя и измеряя следы, Маша как следует поползала по мёрзлой листве.

Но было уже поздно. Дверь открылась.

– Э… Привет? – рыжая заискивающе улыбнулась и выставила перед собой Бараша – как щит. – Вот, хочу вернуть…

– Это не наше, – быстро сказала Маша.

Надо спровадить эту рыжулю. Ещё заметит грязные коленки… А ещё тётка скоро придёт. Она точно узнает Бараша – и обязательно спросит, почему игрушка выглядит так, словно окунулась в радугу.

Иногда тётка демонстрировала просто феноменальные умственные способности. И если дать ей такую жирную подсказку, почти наверняка догадается, что цветная пыльца – та же самая, что они видели в бродячем цирке…

А разницу между воровством и взятием взаймы, при всей своей понятливости, она вряд ли сможет оценить.

– А чьё же? – опешила рыжая.

– Не наше, не наше, – быстро проговорила Маша и попыталась захлопнуть дверь.

– А чьё же, а чьё же? – рыжая ловко вставила в щель кроссовок.

Маша тяжело вздохнула. Легко отделаться не удастся.

– Если я у тебя это возьму, ты уйдёшь? – спросила она без всякой надежды.

Заметьте: то, что она опознала в игрушке свою собственность, Маша так и не призналась.

Рыжая фыркнула, Маша кивнула: этого следовало ожидать.

Торг будет непростым.

– Если скажешь, зачем хулиганила, я не буду показывать это твоей маме, – сказала рыжая.

– Она мне не мама, – сказала Маша. – И если ты ей об этом расскажешь… – сделав небольшое усилие, она выдавила слёзы. А потом прибавила в голос дрожи – так, самую малость. Главное в этом деле, не переборщить. – Если она узнает… – теперь тоненький всхлип.

Никаких подробностей. Пускай включит воображение.

– А почему у тебя коленки грязные?

– Меня мальчик толкнул. В лужу.

– Вот бедняжка.

Маша посмотрела на рыжую исподлобья.

Судя по голосу, рыжая ей не сочувствовала. Ну ни капельки.

– Влетит мне за колготки, – пустила она ещё один пробный шар.

– Ай-ай-ай… – рыжая поцокала языком.

– Что, не веришь? – обиделась Маша.

– Там, где ты училась врать, малявка, я ПРЕПОДАВАЛА, – веско сказала рыжая.

На вид она была лет на пять старше. Максимум.

– Ладно, заходи, – Маша открыла дверь во всю ширь. – Только имей в виду: скоро тётка заявится.

– Аврора Францевна – не тётка, – рыжая независимо шагнула в прихожую. Бараш всё ещё пребывал у неё, и Маша прикидывала, как бы половчее выцыганить игрушку и заныкать куда-подальше. Может, в домик к Рамзесу? Туда тётка точняк не сунется. – Она твоя приёмная мама.

Маша неопределённо двинула одним плечом: это, мол, ещё бабушка надвое сказала.

– Что ты хочешь за молчание? – спросила она.

Блин. Ноутбук забыла закрыть…

Рыжая, бегло осмотрев пустую тарелку, тронула кончиками пальцев кнопки и экран ожил.

На нём появилась картинка с надписью «перевёртыш».

Рыжая так и впилась в Машу взглядом.

– Это что такое? – спросила соседка.

Маша пожала плечами.

Бараш – Барашем, а про ноутбук и супернет признаваться нельзя.

– Не знаю. Ноутбук тёткин, у меня свой есть.

– Но ты явно им пользовалась! – давила рыжая. – Он перед твоей тарелкой стоит.

– Тарелку тоже тётка оставила, – сказала Маша. – Завтракала и читала. А я только что из школы пришла.

– Да ты полчаса по кушарям лазила, – фыркнула рыжая. – Я же видела. Колготки вот извозила…

Маша только закатила глаза.

– А если я Авроры Францевной дождусь и у неё спрошу?

Маша независимо пожала плечами и промолчала.

То была битва воль.

Рыжая умела добиваться своего – это было видно.

Но и Маша не вчера родилась. Ей, в конце концов, почти девять.

Если упорно настаивать на своём, отметая доводы и не признавая доказательств – они сдаются. Может, и не верят – но сдаются обязательно.

Целую минуту рыжая смотрела на Машу неподвижным зелёным взглядом.

На какой-то миг даже показалось, что зрачки в её глазах вращаются, и в них можно утонуть, как в прохладном зелёном туннеле… Но Маша не поддалась.

Так и стояла, молча, не мигая глядя в зелёные глаза.

В детдоме, в своей спальне, она была лучшей. И пока что не родился или давно умер тот, кто смог бы её переглядеть – так всегда её лучшая подруга Юлька говорила, да-да-да.

– Антигона.

Рыжая моргнула первой.

А потом протянула узкую ладошку. Ногти у неё были короткие, обкусанные почти до мяса.

– Эсмеральда, – не моргнув глазом заявила Маша.

Рыжая кивнула, как равной, и пожала Машину ладонь. Чем сразу заработала несколько очков.

Рано расслабляться, – напомнила себе девочка. – Главный бой ещё впереди.

– А теперь послушай, – сказала Антигона и подошла ближе. Бараша она не глядя положила на стол, ровно посередине между собой и Машей. – Мне очень нужно знать, зачем ты бросила к нам в дом игрушку. Клянусь: я не буду ябедничать Авроре Францевне. Просто скажи. У тебя не будет неприятностей.

Маша фыркнула.

Ей и самой до зарезу хотелось поделиться наблюдениями. Она хотела точно знать: права или нет. Был это перевёртыш, как его описывали в википедии, или это всё – просто её воображение.

Взрослые часто ей говорили: не выдумывай. Нельзя верить всему, что видишь.

Но надо держать марку: если у неё вдруг, неожиданно, оказалось что-то, нужное таким интересным людям из соседнего дома – надо извлечь из своего знания максимальную выгоду.

Она уже собиралась кивнуть, но послышался шум подъезжающей машины и негромкий скрип открываемых ворот.

Маша в отчаянии посмотрела на Антигону.

– Меня здесь не было, – бросила та и бесшумно распахнув окно взлетела на подоконник.

Не придумав ничего лучше, Маша бросила ей Бараша. Легко поймав игрушку, Антигона спрыгнула в сад и скрылась за домиком Рамзеса.

В последний момент, когда тётка уже открывала дверь, Маша успела удалить из ноутбука следы своего в нём пребывания.

Как ни в чём ни бывало, она взяла тарелку из-под котлет и понесла её к раковине.

На столе, там, где лежал Бараш, осталось радужное пятно.

Глава 5

Перед входом «Санктъ-Петербургъ Опера» маялся Тарас.

Забыв, что надобно хотя бы делать вид, что он – человек, стригой парил над землёй, двигаясь вправо и влево – словно ходил в задумчивости из угла в угол.

Увидев лимузин, стригой рванул дверь лимузина, как только машина остановилась.

– Ну где вас носит? – начал он, но потянув носом воздух – от моих вещей пахло кровью – отступил. – Кого вы убили?

– Все ответы в багажнике, мон шер ами, – Алекс выставил из салона трость, следом – начищенный ботинок.

Я мельком оглядел свои: вроде чистые.

Тарас мгновенно оказался возле багажника, положил ладонь на металлическую крышку… И кивнул.

– Займусь, как только закончится этот балаган, – буркнул он.

– Сделай милость, – шеф водрузил на голову цилиндр и бросил недовольный взгляд на меня.

Но я уже был рядом. Цилиндр и перчатки я держал в руках – уверен, что надев их, буду выглядеть глупо.

Алекс уже развернулся, чтобы идти в театр, когда Тарас издал тихий, но от этого ещё более зловещий, шепот.

– Стой!..

Подбежав к шефу, он обнюхал его, как овчарка, которая ищет ганджу.

Алекс закатил глаза, но Тарас уже смотрел на меня.

– Что сие значит? – вопросил он.

– Только не надо патетики, – буркнул Алекс, словно его застукали за чем-то предосудительным.

– Он спас мне жизнь, – сказал я.

– Ну я же просил… – шеф опять закатил глаза.

Тарас прищурился, вдохнул ещё раз – словно пытался запомнить, запечатлеть в памяти этот запах. И выдохнул.

– Слава Богу, там нет стригоев, – сказал он. – Надеюсь, остальные не догадаются.

– Тебя не это должно сейчас волновать, мон шер ами, – высокомерно бросил Алекс и принялся подниматься по ступеням, чётко отстукивая тростью.

– До жути хочу услышать, как так вышло, – пробурчал Тарас, пока мы поднимались вслед за шефом.

– Суламифь всё видела, – сказал я.

Девушка осталась в лимузине – чёрная туша его медленно вползала на стоянку.

А ведь ещё и десяти утра нет, – сердито думал я, входя в широко распахнутые золочёные двери. – А нам уже так весело, что хоть вприсядку пускайся.

Ни разу не был в опере. Как-то не фанател, что-ли. Вот шеф частенько выбирался – разумеется, под ручку с очередной ослепительной пассией.

Я вздохнул.

Значит, сердечные привязанности мне теперь долго не светят. Впрочем, как и шефу.

Последняя мысль принесла мстительное удовлетворение.

Удачное место для ассамблеи, – решил я, войдя вслед за шефом в небольшой зал.

Камерное, без лишних изысков.

В данных обстоятельствах это – большой плюс.

На сцене обитал президиум.

Некоторых я узнал: мадам Пульхерию, Гобсека, господина Плевако… К моему огромному удивлению, отец Прохор тоже был там.

Я не сразу понял, что это он.

В парадной шелковой рясе, с благообразно расчёсанными на пробор волосёнками и с короткой бородкой, чудо-отрок смотрелся на пару десятков лет старше.

Автоматически я принялся искать глазами Гиллеля. Привык уже: где святой отец, там неподалёку и рабби.

Но кладбищенский сторож махнул нам из первого ряда партера – там пустовало как раз три кресла…

С независимым видом, словно так и надо, Алекс пошел вдоль сцены.

В зале, как накатившая волна, постепенно установилась тишина. Все смотрели на нас. Я это чувствовал – словно ледяные иголки пронзали череп и вонзались прямо в мозг.

Добравшись до своего кресла, Алекс выпустил трость и принялся тягуче-медленно снимать перчатки.

Все ждали.

Наконец, словно только что уловив всеобщий интерес, шеф демонстративно оглядел зал.

А потом молвил:

– Продолжайте, господа. Я вас не задерживаю.

Я восхищенно выдохнул.

Столько апломба, столько превосходства – да он их одним своим тоном посадил в глубокую лужу.

А ведь где-то здесь и те, кто «заказал» нападение на нас, – я тоже оглядел зал.

Первые ряды пестрели знакомыми лицами, кто сидит дальше, я не видел.

Но заказчик точно здесь – я чувствовал исходящую откуда-то сбоку волну удивления, недовольства и жгучего, как раскалённая кочерга, интереса.

Где-то за сценой, в полной вздохов тишине, раздавалось мерное тик… так…

Сначала я напрягся. По старой памяти решил, что это бомба. Но через мгновение понял: метроном.

Интересно, и кому это пришло в голову запустить метроном?

Впрочем, это же опера. Кто-то репетирует, гоняет гаммы…

Тарас молча плюхнулся рядом со мной.

Господин Плевако на сцене легонько постучал деревянным молоточком.

– Итак, милостивые государи, – сказал он затхлым, как старый собачий коврик, голосом. – На повестке дня последний вопрос. Объявлять ли Санкт-Петербург открытой зоной. С сутью все уже ознакомлены, так что вопрос ставится на голосование.

Стряпчий опять стукнул молоточком.

А потом поднёс обтянутую желтой кожей руку ко рту и кашлянул.

Зуб даю: из его рта вылетела моль.

По залу, как холодные змеи, поползли шепотки.

Слухи о том, что наш город хотят объявить открытой зоной, ходили давно.

Это значит: таких, как наши сегодняшние уличные знакомые, станет по-настоящему много. В поисках приключений, заработка и защиты в Питер начнут стекаться все, кому не лень.

Я понимаю, почему в этом заинтересованы такие люди, как Гобсек или мадам Пульхерия: больше народу – больше смертей, а значит – больше денег в их и без того бездонные карманы.

Но какого чёрта благосклонно кивает наш старый знакомый, Автандил Ашотович, ума не приложу. Его браткам и так уже прибавилось работёнки – как известно, с большой властью приходит большая ответственность. И не позволять залётным «теневым бизнесменам» чистить граждан – его святая обязанность.

Тарасу это тоже невыгодно: в стригойской среде все разногласия решаются просто: вызовом на поединок. Кто победил – тот и главный. Не думаю, что древнему мастеру так уж хочется сражаться с каждым гастролёром.

Да и ведьмы: Настасье с большими личными потерями удалось выгрызть себе и своим сёстрам место в Санкт-Петербурге. Вряд ли её порадует, если рядом обоснуется новый ковен.

Я отыскал взглядом предводителя городских оборотней. Здоровенный рыжий дядька, во второй ипостаси – мастиф, сидел по другую сторону от Тараса.

И ведь ему тоже не выгодно, и даже противопоказано пускать на свою территорию чужаков.

Любопытно.

Каждому по отдельности повесточка вроде как не нравится. Но почему тогда все молчат?..

– Объявляю голосование, – возвестил господин Плевако. – Кто «за»?

Взметнулся лес рук.

Я покосился на Тараса: тот ТОЖЕ поднял руку, как и мастиф справа от него!

Что происходит-то?..

– Итак, единогласно, – объявил законник, бегло оглядев зал.

– НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ.

Алекс поднялся.

Господин Плевако развернулся к нему медленно, как танковая башня, которую тщательно и любовно поливали кипятком. Я даже расслышал скрип ржавчины.

– Прошу прощения, господин Голем, – проскрипел законник и душераздирающе кашлянул. До первого ряда долетел запах нафталина. – Я вас не заметил.

Зал возмущенно гудел. Как консервная банка с тушенкой, которую бросили в огонь.

– И тем не менее, я ПРОТИВ того, чтобы мой город превратился в выгребную яму, – громко сказал шеф.

По залу промчался ещё один вихрь.

– По законам нашего сообщества, – скрипнул законник. – Для отмены решения нужно три голоса.

Шеф, мило улыбаясь, пнул меня по лодыжке.

– Что?.. А, да, – я поднялся. – Я тоже против.

Получив официальный статус дознавателя, вместе с ним я обрёл и кое-какие обязанности.

Ручной стригой, – зашелестел свистящий шепот за спиной. Я даже ухом не дёрнул. Привык уже.

– Но… – начал юрист.

– И я.

Со своего места, невдалеке от нас, поднялась ведьма Настасья. Рядом я угадал точёный профиль Алевтины, но отвернулся.

– Кворум набран! – объявил господин Плевако и так бухнул молотком, что стало ясно: ДАЛЬНЕЙШИХ споров он не потерпит.

Народ принялся подниматься со своих мест, некоторые негромко переговаривались.

Что характерно: на многих лицах отражалось явное облегчение.

Госпожа Пульхерия, на сцене, не скрываясь, опустила голову на руки и мелко затрясла плечами.

Они напуганы, – понял я. – Кто-то провёл титаническую работу, запугивая сверхъестественных жителей города Питера, чтобы протащить закон о свободной зоне.

И теперь, когда всё решилось без их участия, но к всеобщему удовольствию, испытывают огромное облегчение.

Я посмотрел на Тараса.

Поднявшись, он что-то оживлённо обсуждал с рыжим мастифом, глаза обоих светились неподдельным энтузиазмом.

Я расслышал слова «билеты» и «болельщики» и отвернулся. Кто о чём, а Тарас о футболе… Он выполнил свою миссию: вовремя предупредил Алекса и прислал за ним машину. Теперь может почивать на лаврах.

И всё-таки: что заставило его, могучего мастера города, проголосовать против своей воли?

Скоро узнаем.

Как только мы останемся одни, Алекс вытрясет из него правду.

– Ну, я полетел! – заявил Тарас, стоило шефу повернуться к нему за объяснениями. – Столько дел, столько дел…

Разумеется, о подоплёке сей комедии Алекс догадался куда раньше меня.

– А ну стоять, – негромко приказал шеф стригою.

Но Тарас был уже далеко: раскланиваясь со знакомыми, он спешил к выходу из концертного зала.

Алекс что-то прошипел сквозь зубы. Если б я знал его немного хуже, решил бы, что шеф выругался.

Но на моей памяти это происходило всего раз или два, и не по такому ничтожному поводу.

Тарас придёт.

Сам.

И ответит на все вопросы.

– Пошли отсюда, поручик, – Алекс высокомерно задрал подбородок, и ни на кого больше не глядя, пошел сквозь толпу.

Как броненосец «Потёмкин».

Я махнул отцу Прохору, дружески кивнул Гиллелю – Мириам рядом с ним я не увидел, и очень этому удивился.

Королева кладбищ в последнее время принимала активное участие в жизни нашего сообщества…

И неторопливо пошел за шефом.

Вслед летел мерзкий шепоток – впрочем как и всегда.

Ручной стригой.

На минуту, всего на мгновение, захотелось, чтобы все узнали, что сегодня случилось.

Представил: я иду впереди, высоко подняв голову, а Алекс покорно следует за мной…

Картина была отвратительная.

Поморщившись, я прогнал видение и прибавил шаг.

Перед входом стояла ведьма Настасья. Как всегда, выглядела она безупречно, от кремовых лодочек на шпильках до белого шарфа от «Эрме» на точеной шее.

Было видно: ждёт она именно нас.

– Спасибо, что поддержала, душа моя, – Алекс поцеловал наманикюренные пальчики ведьмы.

– Я поклялась тебе в верности, Сашук.

– Других это не остановило, – буркнул я.

– Ну, они-то не давали мне вассальной клятвы, – пожал плечами шеф.

– Просто пользовались привилегиями твоей защиты, – ядовито кивнула Настасья. – Бесплатно.

– Что их могло так напугать? – спросил я.

Толпа, выливаясь из широко открытых дверей, безмолвно обтекала нас с двух сторон, словно валуны на реке.

Никто не смотрел прямо, но почти все бросали исполненные благодарности и облегчения взгляды исподтишка.

– Посмотри на них, – невесело улыбнулась Настасья. – В очередной раз ты освободил их от необходимости принимать сложное решение, Сашук, и они благодарны. Но как только ты ослабеешь, они с удовольствием вцепятся тебе горло.

– Ну, не всё так плохо, – глядя на ведьму, шеф улыбнулся одними глазами. – Я ведь буду сопротивляться.

– В тебе что-то изменилось, – прищурив накрашенные глаза, произнесла ведьма. – Ты стал… Другим.

– Все мы постоянно меняемся, душа моя, – Алекс ласково прикоснулся к её плечу. – Именно это и называется жизнью, не так ли?

И он легко, чуть не приплясывая, побежал по ступеням вниз. Я кивком попрощался с ведьмой.

– Подожди, Сашхен, – она притронулась к моему рукаву, но тут же отдёрнула руку. – Ты… всё ещё не хочешь поговорить с Алевтиной?

Служа Рогатому, ведьмы хорошенько попользовались моей наивностью. Украли подарок Скопина Шуйского – и я до сих пор не уверен, не заменили ли они часть драконьих жемчужин на подделки.

– Хочу, – честно ответил я. – Но не буду. Я всё ещё слишком слаб против женских чар.

Улыбнувшись, я поспешил за Алексом.

Пусть всё идет, как идёт. Моё место – сразу за ним, и никак иначе.

Господь свидетель: я люблю своего шефа и безмерно ему благодарен. Но безрассудство, какая-то святая беспечность, с которыми он шествует по жизни, нуждаются в том, чтобы кто-то прикрывал его спину.

Лимузин ждал.

Багажник его был пуст.

– Почему вы не спросили у Настасьи, кто запугал народ? – спросил я, усаживаясь в салон.

Кровью уже не пахло: видать, Суламифь успела сгонять на мойку.

– Я и так знаю, – небрежно бросил шеф, опираясь на трость. Подбородок он задумчиво положил на руки поверх набалдашника. – Пресловутый Совет Города Питера.