Текст книги "Жмурки (СИ)"

Автор книги: Татьяна Зимина

Соавторы: Дмитрий Зимин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 16 страниц)

И смеялся долго, запрокинув голову и дёргая выпирающим кадыком.

А потом вдруг сделался совершенно серьёзен и посмотрел мне в глаза. Ну, в глаз. Впрочем, это уже детали.

– Я не верю в магию, – сказал он. – Нет, я знаю, что подобный вид энергии существует – взять хоть бы тебя, стригой. Ты – существо безусловно магическое, ибо без магии мёртвое жить не способно.

– Так значит…

– Я не верю, что магия – или люди, ей владеющие – НУЖНЫ.

– А ты – нужен?

– Я – венец творения, – подросток скромно потупился. А потом улыбнулся лёгкой, светлой улыбкой. – И я ДОКАЖУ это тем, кто…

Он замолчал.

Вдруг, внезапно и окончательно, я прозрел.

Оговорка по Фрейду – так это называют психологи. Шаман отчаянно, до безумия хотел, чтобы его услышали…

– Послушай… – я облизнул губы. – Тебе не обязательно всё это делать.

– А вот и нет! – он опять улыбнулся – широко, бесшабашно, по-мальчишески. – Я ДОЛЖЕН. И я так хочу.

Ты не сможешь ему помешать, мон шер ами. Он – новый Гаммельнский крысолов, слабоумный пастушок из Клуа… Тебе остаётся только его убить.

Пастушка из Клуа науськивали монахи, – возразил я. – Им было выгодно, чтобы юродивый затеял новый Крестовый поход.

И мы должны докопаться до того, кому выгоден «поход» Шамана.

– Ты ведёшь людей к краю пропасти, – сказал я вслух, обращаясь к парнишке. – При этом глаза завязаны не только у них, но и у тебя.

– Ты не прав, – он очень серьёзно покачал головой. – Уж я-то ТОЧНО вижу, куда иду. А остальные просто пойдут на звук.

И он вновь застучал. Теперь уже – носком кроссовка по полу. Стук выходил звонкий, гулкий, вот к нему присоединилось притопывание второй ноги – парень начал отбивать чечётку.

Он двигался легко, расхлябанно, с показной ленцой, но кроссовки мелькали над полом, как бешеные.

А ещё он щелкал языком – и эти щелчки отдавались в моих рёбрах, словно удары пуль в бронежилет: знаешь, что не пробьют, а всё равно больно.

– Знаешь что, – Шаман отколол коленце и пару раз хлопнул в ладоши. Мой взгляд невольно прикипел к его лицу. – Про родителей я тебе соврал. Не то, что я их убил. А то, что мамочка меня мучила. На самом деле, это был отец.

Его скачки сделались похожи на дикий первобытный танец, а мои кости вибрировали в ритме этих прыжков. Мне и самому уже хотелось пуститься в пляс.

Сбросить сеть, тряхнуть слежавшимися волосами, выпустить затхлый пыльный воздух из лёгких… Я чувствовал, как дрожат поджилки, и изо всех сил стискивал челюсти.

– А вообще, это тоже брехня, – мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы вспомнить, о чём идёт речь. – Мне не нужна семья. Я сирота. Как и все великие люди… Вот почему мне была так интересна твоя подружка, – двигаясь в таком плотном темпе, он даже не запыхался. Это было удивительно, но говорил он легко, словно валялся на диване. – Эта девчонка тоже сирота, такая же, как и я. Знаешь, чем она меня поразила?

Мысли продолжали подскакивать в ритме чечётки Шамана, и стоило огромного труда сосредоточиться.

Надо чем-то сбить этот ритм… Надо абстрагироваться от него, забыть, что он существует.

И я стал воспроизводить по памяти фугу ре минор Баха. Скрупулёзно, ноту за нотой.

То был поистине титанический труд: Бах был до безумия точен.

Помогло.

– Чем? – переспросил я, чувствуя, что волна средневекового церковного хорала смывает дикий первобытный ритм, растворяя его в упорядоченном торнадо гения.

– Знаешь, КАК она смогла сопротивляться моему ритму? – я просто кивнул. Сам понял это, только что. – Она принялась петь. Какую-то попсовую глупую песенку! Но такую прилипчивую, что я САМ чуть не сбился.

Вот так. Я был прав: дети умнее взрослых. Во всяком случае, прагматичней.

Чтобы победить Шамана, не надо устраивать в голове симфонический торнадо. Надо просто-напросто припомнить какой-нибудь простенький, но прилипчивый мотивчик. Например, из рекламы кукурузных хлопьев. Или мази от геморроя – тоже милое дело.

К сожалению, я не помню ни одной рекламы. Я просто не смотрю телевизор, у меня на это нет времени.

А вот симфонии Баха помню наизусть, до последней ноты. Когда умерла мама, я долгое время не мог спать. Лежал в постели и прокручивал в голове разные воспоминания… Воспроизводил её взгляд, её голос, её смех… Пока не начал сходить с ума, пока не убедил себя, что она вовсе не мертва, а просто спряталась, и стоит мне хорошенько поискать…

И тогда я принялся играть Баха. Не на фоно – в три часа утра соседи вряд ли бы оценили концерт.

Играл у себя в голове – и это помогло… Помогло забыть.

– Сначала я даже обрадовался, – продолжил Шаман. Он уже не прыгал в дикой пляске, а просто отстукивал ритм ладонями по стене. – Но потом понял: это не честно. Почему Я должен платить там, где другим всё достаётся даром?

– Например?

– Оборотни, – тут же откликнулся Шаман. – Получают свою вторую сущность просто так, по праву рождения. Эти все… поэты, – на последнем слове он скривился, словно жевал что-то очень горькое. – ЗА ЧТО им даётся дар бессмертия? За паршивые рифмы, которые давно никому не нужны? Или вот ты, стригой…

– Ты так ничего и не понял, – вдруг я почувствовал себя смертельно усталым. Опустошенным. Словно меня выпили до самого донышка, оставив лишь пустую оболочку. Язык ворочался с трудом, глаз закрывался сам собой. – Нет никакого дара, – сказал я тихо. – Поэты САМИ выгрызают его у Вселенной, с каждым словом, с каждой рифмой сжигая свой талант.

– А вот и есть! – вдруг он перестал стучать, и в комнате образовалась тишина, похожая на вакуум. – Вы получили бесплатно то, в чём отказали мне. Вы ОТОБРАЛИ у меня бессмертие.

– Это не правда, – когда ритм стих, я почувствовал себя увереннее. – Ты ещё очень молод, Шаман. У тебя всё впереди. Ты сможешь достигнуть всего, чего пожелаешь, если не…

– И снова ты ошибся, стригой, – он наклонился ко мне и постучал пальцем по своему виску. – Вот здесь, – сказал он. – Находится тикающая бомба. И ЕСЛИ я не сделаю того, что они хотят – она взорвётся.

Он ушел.

Но зато теперь я знаю, зачем он приходил.

Это был крик о помощи.

Шаман сам этого не осознаёт, но ему очень, очень страшно. Его к чему-то принудили, обязали что-то сделать. Взамен пообещав… Что? Нетрудно догадаться: бессмертие.

ОНИ – он сам их так называл, так что и я пока буду. Так вот, ОНИ умело сыграли на его неокрепшем эго, показали, что есть и ДРУГИЕ – к обществу которых он не принадлежит… Но может – если выполнит то, что от него хотят.

Он одинок. И напуган. И не может обратиться за помощью ни к кому, потому что никому не доверяет.

Его как магнитом потянуло ко мне, единственному, кто выпадал из привычной системы координат.

И единственному, кто мог – он это чувствовал подсознательно – ему помочь.

Бедный пацан. Живёт в своём вывернутом наизнанку мире, никому не верит, и уже сам не может отличить правду от лжи.

Надо узнать, кто задурил ему мозги.

Я задёргался.

Ячейки сети впились в кожу раскалёнными клещами, но это было не самое страшное.

Где-то там, в ночи, маленькая девочка.

Если Маше повезло, если она сумела выбраться, если она сумеет передать моё сообщение Антигоне…

То всё станет ГОРАЗДО хуже.

Потому что я ошибся. Шаман – совсем не то, чем кажется.

Я попытался успокоиться.

Дыши, поручик. Вдох – выдох…

Подобно Шаману, я уже не знал, моя это мысль, или меня поддерживает Алекс. Сквозь время, сквозь расстояние, шеф общается со мной, направляет меня. Или… Мне так хочется думать?

Но сейчас это было не важно: главное, что мысль была дельная, и правда помогла успокоиться. К сожалению, ненадолго.

ВЫСТРЕЛЫ!

До меня не сразу дошло, что кто-то стреляет из пистолета прямо здесь, в здании.

А когда дошло, я почему-то сразу подумал о Маше.

И вот тогда я рванулся изо всех сил.

Не знаю, как мне это удалось, но сеть подалась. Ячейки растянулись до предела, а затем начали лопаться, одна за другой.

Серебро – мягкий металл. Но тот, с воняющим безумием разумом, говорил что-то о сплаве. Золото, медь, ещё что-то…

Я и сам не поверил, что у меня получилось. Вероятно, всё же осталось больше сил, чем я думал.

Всё дело в правильной мотивации, мон шер ами. Всё дело именно в ней.

Шеф прав. Хорошая мотивация помогает.

Но хорошая мотивация плюс сила стригоя помогают ещё лучше.

Глава 24

Конечно, плющ и канат в спортзале – это две большие разницы.

Маша ободрала все ладошки, порвала комбинезон – на коленках и на животе, потеряла одну тапочку, а ещё одна противная ветка поцарапала ей щеку.

Видели бы меня сейчас ребята из детдома, – с восторгом и затаённым ужасом думала девочка. – Уважуха на полгода вперёд, не меньше.

Я – крутая. Это признали бы все, даже Пашка Послед, потому что спуститься с третьего этажа по плющу – это гораздо круче, чем иметь ножик с восемнадцатью лезвиями.

Но оказавшись наконец на земле, Маша сразу упала. Просто коленки подогнулись сами собой, а в животе образовался противный ком, который норовил выскочить наружу, сведя на нет всю предыдущую крутотень.

Хорошо всё-таки, что здесь никого нет, – с облегчением подумала Маша, согнувшись над мёрзлой травой и издавая такие звуки, которые смелые девочки не издают.

– Что с тобой? – спросил мыш, порхая над её головой.

– Ничего, – тихо гордясь собой, ответила девочка. – Всё в порядке. Только вот… – она растерянно осмотрела рваный комбинезон, грязную босую ногу… – Вряд ли в таком виде можно бежать из интерната.

– Почему? – таких тонкостей мыш Терентий тоже не улавливал. – Какая разница? Ты жива, ты можешь двигаться… Пойдём отсюда скорее!

– Нет, – Маша проявила свойственную почти-девятилетним девочкам прозорливость. – Наверняка Очкастый уже спустился во двор. Сейчас он заставит людей в серых халатах прочесать территорию.

Ей очень нравилось, как это звучит: «прочесать территорию». Жалко только, что применяется этот термин по отношению к ней.

– Они тебя поймают? – ужаснулся мыш.

– Нет, если я спрячусь, – Маша зябко пошевелила босыми пальчиками и оглядела двор критическим взором.

Во дворе было пусто. Жухлая трава полегла от ночных заморозков, периметр – ещё одно великолепное, звучное слово – просматривался целиком, до самого забора.

За которым, по словам Терентия, ждёт Рамзес…

Но до встречи с добрым псом ещё очень далеко, – Маша вздохнула. – Если я сейчас наделаю глупостей, если поведу себя, как маленькая девочка…

Надо срочно повзрослеть, – решила она. – Ненадолго, пока не закончится квест. А потом я опять стану такой, как раньше.

Итак, – Маша глубокомысленно наморщила лоб. – Что бы я стала делать, если бы мне было почти пятнадцать?

Пятнадцать, по мнению Маши – это ПРЕДЕЛЬНЫЙ возраст для нормального человека. Дальше начинается пожилая жизнь, за которой следует неминуемая старость.

Что будет, когда она доживёт до ДВАДЦАТИ, Маша даже не старалась себе представить. Может быть, у неё даже будет ЖЕНИХ – как у Розочки.

Но это уже совсем, совсем другая жизнь, о которой можно не думать, потому что это будет уже не Маша, а какая-нибудь там Мария – совсем другой человек.

Наморщив лоб, она замерла на минутку, полностью уйдя в себя – это всегда помогало, когда требовалось решить трудную задачку. А нынешняя задачка была потруднее всего, что Маша могла припомнить.

Сосредоточиться мешала замерзающая нога. Девочка и так пыталась пристроить её поверх другой ноги, всё ещё обутой в тапок, но холод проникал через дырки на коленках, на плече, на животе… От комбинезона, что греха таить, остались одни тряпочки.

Если она заявиться в таком виде в город, её схватит первый же полицейский патруль. Да, да, да, они всегда хватают плохо одетых детей, хотя те им ничего плохого не сделали…

Маша это знала на собственном опыте – когда-то её, крошечную замарашку, поймали на площади Ленина в Симферополе, где она показывала фокусы за конфеты.

О том, что в конечном итоге она попала в детдом, Маша не жалела – в общем и целом, конечно.

Но несколько дней, проведённые в детском изоляторе, оставили самые неприятные впечатления.

Её побрили наголо! Этого позора она полицейским так и не простила, так что попадать в их загребущие лапы ещё раз абсолютно не собиралась.

А для этого надо выглядеть, как хорошая девочка, – Маша поморщилась. – Ох уж эти хорошие девочки… Зачем их ВООБЩЕ придумали?

И тут Маша вспомнила одно немаловажное обстоятельство.

Там, на первом этаже интерната, была целая комната, заваленная детскими вещами! А ещё…

Что-то не давало ей покоя, какая-то мысль, что-то очень важное, что она почему-то забыла.

РОЗОЧКА.

Понимание обрушилось так внезапно, что Маша распахнула глаза и вскрикнула.

Она совсем забыла о своём обещании вернуться к Розочке, как только стемнеет, а ведь сейчас уже почти что ночь…

– Терентий, – позвала Маша.

Летучий мыш, который отдыхал, спрятавшись у девочки на плече, под тёплыми волосами, встрепенулся и взмахнул крылышками.

– Уже идём? – спросил он. Мышу не давал покоя строгий образ Рамзеса, ожидающего, что он, Терентий, приведёт Машу.

– Ещё пока нет, – Маша огляделась. От стены с плющом она пока не отходила – вдруг кто-нибудь появится, а сплошная стена тёмных листьев давала отличную защиту. – Ты должен облететь здание и отыскать комнату, в которой много женщин спят на двухэтажных кроватях, – сказала она. Мыш моргнул глазами-бусинками и промолчал. Он просто не понял, что от него требуют, и ждал разъяснений.

Маша вздохнула. Она не знала, как лучше объяснить, и поэтому просто нарисовала у себя в голове картинку со спящей Розочкой, и послала её Терентию.

Это было легко.

Как будто посылаешь сообщение в телеграмм, но без телефона.

Мыш кивнул, взмахнул крылышками, слетел с Машиного плеча и серой тенью устремился вдоль стены здания.

Для тех, кто не знает, с какой скоростью летают рукокрылые, можем сказать так: если бы в мире животных проводили Олимпиаду по скорости полёта, выиграли бы летучие мыши.

За пару минут облетев интернат, Терентий приземлился на плечо девочки и сказал:

– Нашел.

– Веди.

Маша пригибаясь, стелясь над землёй, побежала за Терентием.

Ей представлялось, что сейчас они с мышом такие специальные коммандос, которые должны выполнить страшно опасную миссию: освободить заложников.

Терентий завис над нужным окном, и Маша, оперевшись на выступающую ступеньку фундамента, дотянулась до оконной решетки. Схватилась за неё руками, подтянулась, встала коленками на подоконник и заглянула в комнату.

Мыш не ошибся. Это была та самая комната.

Розочка не спала.

Она сидела на своей кровати и тихонько раскачивалась вправо и влево. Руки девушки были прижаты к груди, а глаза походили на огромные чёрные ямы.

Маша легонько стукнула в окно. Розочка вздрогнула. А потом стремительно обернулась и бросилась к Маше…

Она что-то говорила, прижав ладони к стеклу, но девочка её не слышала. Маша громко пыхтела, стараясь удержаться на узком подоконнике, в то же время оглядываясь назад – ей показалось, что на дорожке показался человек в сером халате…

Наконец Розочка справилась с волнением и додумалась открыть окно. Маша протиснулась сквозь решетку и буквально упала ей на руки.

Прижав девочку к груди, Розочка застыла. На лице её было облегчение, по щекам струились слёзы.

– Слава Богу, – шептала девушка побелевшими, потрескавшимися губами. – Слава Богу, ты жива… Ты нашла своего друга?

– Нет, – с трудом разлепив губы сказала Маша. – Но я знаю: он где-то здесь, и я спасу его. Но сейчас меня ждёт одно важное дело… Только мне надо переодеться. В таком виде меня поймает полиция, и тогда я не смогу никого спасти.

Розочка отстранила Машу от себя, поставила на пол и положила руки ей на плечи.

– Ты удивительная девочка, ты знаешь об этом? – Маша почувствовала, как щеки становятся горячими и потупилась. – Ты можешь думать о таких сложных и смелых вещах, а я, глупая истеричка, только сижу и плачу. Я так боялась, что они тебя…

– Всё в порядке, – Маша обняла Розочку за талию и прижалась лицом к её животу. На миг ей сделалось так тепло, так уютно… Но пересилив себя, девочка отступила. – Я тоже боюсь. Но сейчас у меня просто нет времени, Очкастый ищет меня везде, а Терентий торопит, потому что за забором ждёт Рамзес.

Приглядевшись, Розочка наконец увидела на плече у Маши крошечный серый комочек меха, а затем втянула носом воздух – словно принюхивалась.

– Летучая мышь? – спросила она удивлённо.

– Летучий мыш, – строго поправила Маша. Его зовут Терентий, и он тебя немножко боится, потому что ты волчица. Это правда?

– Не совсем, – почему-то Розочка смутилась. – Я не знаю, как объяснить… И у нас мало времени, верно?

– Да, – подбежав к двери, Маша осторожно выглянула в коридор. – Там дальше есть комната с одеждой, – пояснила она. – Мне надо туда. Но там могут быть злые дядьки в серых халатах…

– Я знаю это место, – кивнула Розочка. – Подожди.

И она подошла к женщине на одной из кроватей.

– Виолета, – позвала она и женщина открыла глаза. – Ты должна встать и пойти в комнату через три двери от нашей. Поняла? – женщина встала и кивнула. – Открой дверь, и если там кто-то есть, громко крикни и беги изо всех сил. Беги дальше по коридору, как можно дальше от нас. Но когда тебя догонят, просто остановись и ничего не делай. Хорошо?

Женщина кивнула и спокойно вышла в коридор.

– Они выполняют всё, что им скажешь, – тихо поделилась Розочка.

– Я знаю, – Маша мрачно кивнула. – Дети наверху ведут себя точно также.

Пока они разговаривали, глядя в щелочку на Виолету, та добралась до комнаты с детскими вещами и смело распахнула дверь. Постояла пару секунд и пошла назад.

Маша с Розочкой выдохнули.

Хоть здесь повезло…

От детских вещей пахло хлоркой и ещё чем-то неприятным. Но все они были чистыми, и разложенными в аккуратные стопки.

Это то, в чём дети были, когда их украли, – решила Маша.

Платья, джинсы, майки, колготки, отдельно – ряды кроссовок и туфель, а дальний угол комнаты занимали сваленные в кучу сумки…

Где-то там и мой рюкзак, – подумала Маша, но решила не искать: в любой момент в комнату могли войти, и рассусоливать не стоило.

– Ты покарауль, – попросила она Розочку, а сама взяла первое попавшееся платье. Белое, в бледных васильках, явно летнее, но искать другое времени не было…

Одену сверху кофту, – решила Маша, углядев в другой стопке синюю пушистую кофту с капюшоном. – А ещё – вот эти ботинки.

Но главное, не забыть про книгу, – Маша вытащила тетрадь Павла Федоровича из своего комбинезона и пристроила её за пояс платья – ведь руки должны быть свободны…

Наконец она повернулась к Розочке – сказать, что почти готова, осталось лишь обуться.

И застыла, открыв рот: девушка молча отступала в комнату, спиной вперёд.

На Розочку наступал Очкастый. В руке он держал пистолет, и направлял ствол прямо девушке в живот…

– Так я и знал, что найду тебя где-нибудь здесь, – смотрел он в это время на Машу, и обращался к ней. – Такая умница. Жалко будет тебя терять. Так что лучше не двигайтесь, обе, – он бросил короткий взгляд на Розочку и чуть повёл стволом пистолета, показывая, чтобы девушка не шевелилась. – Если вздумаешь бежать, я без сожалений застрелю твою подружку, – сказал Очкастый Маше, не отводя пистолета от живота Розочки.

Маша обречённо огляделась.

Комната была хоть и большая, но кроме детских вещей, ничего в ней не было.

Окно было закрыто и замазано изнутри серой краской.

Очкастый стоял в проёме двери, властно расставив ноги. Он тяжело дышал, галстук съехал на бок, а очки были захватаны пальцами и запотели.

Было видно, что он очень злится, а ещё от него сильнее, чем обычно, пахло гнилыми фруктами.

– Ладно, – сказала Маша. – Вы победили. Я сдаюсь. Только никого больше не трогайте, – и в знак того, что и правда сдаётся, Маша медленно подняла руки.

За спиной очкастого появилась ещё одна фигура.

Девочке было не видно, кто это, но вдруг раздался громкий стук и Очкастый, как подкошенный, рухнул на пол.

За ним возвышалась Виолета.

В её руках была зажата тяжелая фаянсовая крышка от сливного бачка.

Ни на Машу, ни на Розочку женщина даже не посмотрела. Молча плюнула на упавшего мужчину, а потом развернулась и ушла.

– Господи, – прошептала Розочка. И повернулась к Маше, словно та была здесь главная.

– Мне кажется, надо забрать у него пистолет и куда-нибудь выкинуть, – сказала девочка.

– Да, – Розочка словно очнулась. Теперь она выглядела бодрой и собранной, и совсем не плакала – Маша сочла это хорошим знаком. – Ты беги, – она даже улыбнулась. – А я здесь… Разберусь.

Пистолет уже был у девушки.

Что-то не похоже, что она собирается его выкинуть, – подумала Маша, но промолчала.

У Розочки вдруг как-то опасно засверкали глаза.

– Пойдём со мной, – попросила Маша. – Перелезем через забор и побежим изо всех сил ко мне домой. А потом вернёмся, и спасём всех остальных.

Она не стала говорить, что где-то наверху, на третьем этаже, ждёт Сашхен. Ждёт, когда она выберется и передаст Антигоне важное послание… И тетрадь. Почему-то казалось, что вынести отсюда тетрадь – ещё важнее, чем передать слова Сашхена.

Возможно, если бы ей дали время подумать, Маша бы поняла: тетрадь – это доказательство.

Девочка подсознательно хотела вынести из интерната что-нибудь вещественное – чтобы ни тётка, ни кто другой, не усомнились, что она говорит правду.

– Ты беги, – Розочка присела перед Машей на колени и обняла девочку. Пистолет она так и не выпустила, и складывалось такое впечатление, что обращаться с ним Розочка умеет. – А я тут ещё побуду. Ну знаешь, закончу кое-какие дела. Давай, – она оттолкнула девочку от себя. – Беги.

Маша кивнула и пошла к окну. Она уже привыкла, что в этом интернате проще воспользоваться окном, чем дверью.

Но на этот раз окно не открывалось. Краска, которой были закрашены стёкла, натекла в шпингалеты и намертво их заклинила. Маша растерянно оглянулась на Розочку.

– Не открывается, – растерянно пожаловалась девочка.

Розочка только пожала плечами. А потом подошла и изо всех сил саданула по стеклу рукоятью пистолета.

Посыпались осколки.

Вытащив несколько самых крупных, Розочка подсадила Машу на подоконник, а потом быстро поцеловала в щеку.

– Будь осторожна, – напутствовала она. – И не возвращайся сюда.

– Но я же… – запротестовала Маша, но в это время где-то в коридоре послышались громкие шаги – кто-то поспешно бежал в их сторону.

– Давай! – повторила Розочка и толкнула Машу в окно.

А сама встала к ней спиной, широко расставив ноги и взяв пистолет обеими руками. Ствол его был направлен на дверной проём.

Протискиваться сквозь решетку в тёплой кофте было очень трудно, она цеплялась за шершавые прутья. Испугавшись, что застрянет, Маша выскользнула из кофты, но когда хотела потянуть её за собой, из комнаты прозвучал громкий, закладывающий уши хлопок.

Это выстрел! – мысль скакнула в голову, как испуганный заяц, и не думая больше ни о чём, Маша скатилась наземь и припустила к забору.

Как она перелезла на другую сторону – девочка не запомнила. Только боялась, что тетрадь выпадет из-за пояса, и поэтому взяла её в зубы, за корешок.

Наверное, помогло то, что она так и не успела обуться: пальцы ног ловко впивались в щели и трещины в камнях, но скатившись на холодную и сырую листву парка, Маша уже не чувствовала ни в кровь ободранных кончиков пальцев, ни коленок.

Зря она натянула это дурацкое платье. После бурого комбинезона, оно казалось таким красивым…

Надо было выбрать джинсы и рубашку, – мысль была какая-то ненужная, лишняя.

Всё равно исправить уже ничего нельзя.

Мыш Терентий исчез, как только Маша побежала к забору, но сейчас, встав и кое-как отряхнув налипшие листья, девочка увидела, что к ней со всех лап несётся громадный пёс.

Над головой пса вилась крошечная серая тень, и сердце Маши преисполнилось жгучей благодарности к маленькому смелому мышу: тот, оказывается, успел предупредить Рамзеса, и пёс встретил девочку, если можно так выразиться, с распростёртыми объятиями.

Обняв пса за шею, Маша с удовольствием зарылась лицом в тёплую густую шерсть, и даже немножко поплакала.

Никогда, никогда больше я не буду мечтать о пистолетах, – пообещала она себе. – Уж очень они страшные. Особенно, когда ствол смотрит прямо на тебя.

– Ну всё, всё, – успокоил девочку пёс. – Жива-здорова, и слава богу. Пойдём отсюда.

Но у Маши просто не было сил.

Всё, что у неё было, всю свою смелость и решительность она вложила в этот рывок от здания к высоченному забору, на его преодоление и на то, чтобы не разреветься в голос, как маленькая, размазывая по щекам слёзы и сопли.

Вот ещё не хватало, – корила она себя. – Соберись. Тебе ведь почти девять. Москва слезам не верит.

Почему именно Москва – Маша не задумывалась. Просто так всегда говорила Юлька, и сейчас ей это очень, очень помогло.

– Залазь.

Опустившись на брюхо, Рамзес подставил спину. И Маша просто РУХНУЛА на эту широкую, тёплую, в рыжих и белых пятнах спину, и обняла пса за шею, и зарылась в мягкую и пушистую шерсть.

От Рамзеса пахло очень уютно. Им самим, а ещё пирожками, и даже конфетами – один добрый школьник поделился с хорошей собачкой обедом, прогуливая школу.

И Маша почувствовала себя так, словно оказалась в своей тёплой постельке, под пушистым одеялом.

А пёс неспешно затрусил по тротуару, прочь от страшного здания, от этого холодного парка, от глухих выстрелов и судорожно мелькающих прожекторов.

Рамзес выполнял важную, достойную настоящего пограничника, миссию.

Он нёс маленькую девочку домой.

Конец первой части

Вторая часть – /work/321601