Текст книги "Кибердемоны. Призрак (СИ)"

Автор книги: Татьяна Зимина

Соавторы: Дмитрий Зимин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

– Сколько лет было отцу, когда он умер? – спросил Платон-монгол и перекатил четки. Щелк-щелк.

– Серьёзно? – вопросил я. – Тебе ли не знать...

– Так же, как и тебе. Если ты мой брат.

– Ясно... – я усмехнулся. У отца было два паспорта. Настоящий он держал в сейфе, а жил по поддельному, в котором возраст был указан на пять лет старше, чем на самом деле. Но мы знали, сколько ему лет. – Сорок семь. Отцу было сорок семь.

– Здравствуй, брат.

Шлем вдруг сделался тяжелым, больно сдавил щеки и затылок, в нём стало жарко и трудно дышать.

– И тебе того же, – буркнул я, сдирая шлем, нагрудник, поножи – избавляясь от всего, что напоминало о битве. – Ты раньше не мог появиться? – спросил я, заглушая грохот падающего в угол снаряжения. – Некоторые как бы волнуются.

– Прости, – пожал плечами Платон. В руках его сама собой возникла пиала, над ней взвился тугой завиток пара. – Было не до того.

– Не до того? – я медленно сатанел. – Мать с ума сходит. Меня вот выдернула... С работы твои дружки приходили... Да ты вообще понимаешь, что натворил? – я чувствовал, что теряю контроль, но остановиться не мог. – Да меня чуть не убили из-за тебя! Я сам чуть не стал убийцей...

О том, что тот тощий Хирург всё равно не жилец, я старался не думать.

– Именно поэтому я и не мог выйти на связь.

Я хотел спросить: – из-за того, что я чуть не стал убийцей? Но промолчал. Вместо этого прокрутил весь разговор с точки зрения Платона...

– Технозон. Что ты с ними не поделил? И кстати, зачем ты связался с Анонимусами? Жить надоело?

– Ты задаёшь не те вопросы, – спокойно сказал Платон и отхлебнул из пиалы.

Я постарался успокоиться. В этом он весь. Мой аутичный братец... Руганью, упрёками от него ничего не добьёшься. Только логикой.

– Зачем ты влез в игру? – спросил я. Просто так, чтобы отвлечься. Нужно было собраться с мыслями.

– Это не игра. Я создал этот мир специально, чтобы поговорить с тобой.

Я присвистнул. Столько усилий лишь для одного разговора? Ну, по крайней мере, прояснились некоторые моменты. Чересчур правдоподобные текстуры... Шрам на морде Агамемнона, например.

– Значит, я не победил Гектора во второй раз, – сказал я. Глупо, но почему-то именно этого было жаль.

– Ты и в первый его не победил... – хихикнул Платон-монгол.

– Значит, это был ты? Лицо в шлеме Гектора... Я думал, у меня крыша едет.

– Это был я. Хотел поговорить. Но ты слишком быстро вышел в Минус.

– Мог бы что попроще придумать. Позвонить, например. Или письмо отправить.

– Не мог. За мной следят и я не могу оставлять никаких следов. Ни в Плюсе, ни в Минусе.

– Кто следит?

В первый раз я заметил, как старший брат колеблется. Бескомпромиссный – главное его качество. Сейчас оно дало сбой.

– Слушай... – вдруг вернулось подавленное чувство ответственности. – Ты не ссы. Придумаем что-нибудь. Привлечем этих твоих анонимусов, еще кого-нибудь... Мы тебя вытащим. Я обещаю.

– Есть... кое-что еще.

Пиала пропала. Чётки сделали – щелк-щелк – свой ход. Чёрный камень, белый камень...

– И что это?

– Не могу сказать.

Я старался говорить спокойно. Дышать ровно. Если я начну орать, Платон просто уйдёт. Как делал это в детстве...

– Чувак, если ты не скажешь, я не смогу тебе помочь.

– Сейчас это не важно. Пока Акира справляется с моей защитой лучше, чем это сможешь сделать ты.

Я подавил раздражение.

– И к чему тогда весь этот сыр-бор?

– Мне нужно, чтобы ты кое-что сделал.

Вот так всегда. Платону плевать на других. Он не задумывается о том, что отрывает кого-то от важных дел. Просто выдергивает из личной жизни, как цветок из клумбы, и отдаёт приказ.

– Вот так просто, да? Играешь в свои игры, а когда тебе что-то нужно – манипулируешь людьми, добиваясь своего. Тебе плевать, что я НЕ ХОЧУ. Плевать, что я занят другими делами. Тебе приспичило – и вот он я. Со сломанной жизнью из-за того, что тебе понадобилось принести чашку чаю с кухни.

– Но это важно, – чётки щёлк-щёлк...

– Да насрать мне на твою важность! – я всё-таки сорвался. Сказывалось отсутствие практики... – Ты что, не понял, почему я перестал с тобой общаться? Почему десять долбаных лет страдал всякой фигнёй, лишь бы держаться подальше от тебя. Я больше не хочу быть твоей пешкой. Не хочу исполнять твою волю. Всё. Баста. Стойкого оловянного солдатика бросили в печку.

– Я понимаю, почему ты ушел.

– Что? – до меня не сразу дошло, что он говорит.

– Я знаю, что ты ушел из-за меня. Ты не хотел быть оловянным солдатиком. И я уважал твоё желание все десять лет.

– И что же изменилось сейчас?

– Всё.

Я опустился на пол. Садиться рядом с братом на кровать не хотелось, а стоять посреди комнаты надоело. Сидя будет легче успокоиться...

– Так, – кивнул я.

Если Платон говорит "всё изменилось" – это вовсе не метафора. Он абсолютно конкретен.

– Знаешь, я тоже изменился, – продолжил брат. – Повзрослел, стал больше понимать... Я больше не использую людей в качестве кукол, – я скептически усмехнулся. – Я создал себе других. Более совершенных. Послушных. У них нет личной жизни и я их ни от чего не отрываю... – в голосе брата была горечь.

Я смущенно вздохнул.

– Пойми...

– Я всё понимаю, – повысил голос Платон. – У всех своя жизнь. У матери, у тебя... Но веришь ли, у меня она тоже есть. Своя жизнь.

– Я верю. Я видел твою квартиру, я...

– Ты так ничего и не понял, – опять перебил Платон. – Дело не в квартире. И не в крутой работе. И не в деньгах.

– А в чём тогда?

– Дело в том, что я нашел... Впрочем, это сейчас не важно.

Я испугался. Скрыть информацию, не договорить – для Платона это всё равно, что умереть. Сколько раз в детстве он рассказывал спойлеры к фильмам, которых я еще не видел? Просто не мог удержаться. Не был способен.

– А что важно?

– Ты должен кое-что для меня сделать.

Так... Вот и вернулись к той же самой остановке.

– Хорошо. Я согласен. Так что это?

– Ты должен принести мне... одну вещь. Так, чтобы об этом никто не узнал. Ты не должен оставить никаких следов. Пройти тихо, как тень. Пройти по лезвию бритвы.

– Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что... Скажи хоть, что искать.

– Не могу. ОНИ могут услышать. Но я буду оставлять хлебные крошки.

– Кто они?

Аватар брата вдруг скрутился жгутом и пропал. Я вскочил, и меня тоже поволокло куда-то вверх, тело болезненно закрутило...

– Вылезай, – Мелета потрясла его за плечо.

– Чо чилось? – в рот, в глаза набился гель, и Мирон ничего толком не видел.

– На Церковь напали. Нужно быстро уходить.

– Напали? – он протянул руку за штанами. С неё падали комки биогеля. – Кто?

– Не задавай идиотских вопросов, – отрезала Мелета. – Кому надо, те и напали... Одевайся давай и погнали.

Слушаю и повинуюсь, товарищ командир – Мирон вылез из Ванны и потянулся за джинсами.

А гель – это ерунда. Некоторые вообще считают, что он для кожи полезный...

Глава 8

Шрифт Брайля для живущих во тьме.

И она повела его длинными каменными коридорами, в которых через неравные промежутки горели тусклые лампочки. Навстречу, быстро но без паники, двигались люди. В их руках были автоматы, пистолеты, связки светошумовых гранат, те самые машинки, что стреляют резиновыми кубиками...

Мирон никогда не видел столько оружия. Мать вашу, он ВООБЩЕ никогда не видел оружие в Минусе! А здесь его было столько, что можно вооружить небольшую армию – что, похоже, на самом деле и происходило.

– Эй, надеюсь, кипеш не из-за меня? – спросил он, притронувшись к плечу Мелеты.

Та только коротко мазнула по нему взглядом, и всё.

Значит, из-за меня. Или Платон решил замутить дымовую завесу. Чтобы я мог свалить... Так что, как ни крути – виноват я.

– Ты это, извини, – сказал Мирон, подстраиваясь под быстрый шаг девушки. Ноги у неё были длинные, затянутые в узкие чёрные джинсы, и мелькали быстро-быстро.

– За что? – бросила она не оборачиваясь. Хвостик – бойцовая рыбка торчал воинственно, а маленькие розовые уши, прозрачные, когда на них падал свет лампочек, чуть заметно подергивались.

– Это я вас втянул. Точнее, мой брат. Он никогда не думает о других.

Мелета бросила на него еще один быстрый загадочный взгляд.

– Плохо ты знаешь своего брата, – сказала она.

– Да ну? – Мирон еле за ней поспевал. – Может, просветишь меня?

– Он – Бодхи. Он вывел нас из тьмы.

Такая же чушь, какую несли чёрные в той тачке. Мирон порылся в памяти. С санскрита бодхи – пробуждение. Использовалось вместе со словом саттва – существо...

Бодхисаттвами звали людей, которые стремились спасти от страданий других. Иными словами, пожертвовать собой.

– Извини, мы об одном и том же Платоне говорим? – спросил Мирон. От быстрой ходьбы он уже немного задыхался, от бесконечной каменной кладки рябило в глазах, а лампочки над головой мигали всё более тревожно. – Похож на меня, только зацикленный на своих фишках и заносчивый.

– Никто не видел Бодхи, – отмахнулась Мелета.

– Откуда вы тогда знаете, что это он?

– Знаем, и всё.

И тут погас свет.

– Стой, где стоишь, – приказала девушка. Его ладонь нащупала тонкая твёрдая ладошка. Сжала, и не отпустила.

– Опять генератор? – шепотом спросил он. Почему-то в темноте говорить громко казалось неправильным.

– Нет. Это наши отключили ток.

– Зачем?

– Ты дурак, да? Мы в темноте видим, а враги – нет.

– Значит, у тебя модифицированные глаза, – подтвердил свою давнюю догадку Мирон.

– Они здесь ни при чем, – усмехнулась Мелета. – Чтобы видеть, нужны фотоны. А мы слишком глубоко под землей.

– И как мы тогда не заблудимся?

– Я читаю стены, дурачок.

– Слушай, перестань надо мной глумиться! – он вырвал руку. – Я тебе не пацан какой-нибудь.

– Стой где стоишь, – в голосе Мелеты была паника.

– Да какого хрена! Чего ты раскомандовалась?

Руку вновь нащупала твёрдая ладошка, а рядом с лицом он почувствовал тёплое, чуть пахнущее тушенкой и сгущенным молоком дыхание.

– Если ты потеряешься, то можешь оказаться в той части катакомб, в которых никого нет, – шепот был горячий, и по спине Мирона пробежали мурашки. – Там никогда не горит свет, нет никого, кроме крыс и сумасшедших людоедов. Ты будешь блуждать, пока тьма не выпьет твою душу, пока ты не сойдёшь с ума и не начнёшь бросаться на всё, что шевелится и пить кровь... Если ты на этом настаиваешь – я отпущу твою руку. Ну так как?

– Хватит меня пугать, – он вцепился в ладонь Мелеты так, будто это была последняя соломинка. – Пошли давай.

Другие люди перестали попадаться задолго до того, как погас свет. Сейчас они брели в темноте и в полном одиночестве.

– Как ты читаешь стены? – через пару минут спросил Мирон.

Брести в полной тьме, слушая только шорох шагов и дыхание, уже не было сил.

– Потрогай, – попросила Мелета и поднесла его пальцы к стене.

Шершавый камень, тонкие стыки... А потом палец провалился в неглубокую ямку. Рядом была еще одна...

– Метки, – сказала Мелета. – Их оставили древние монахи. Они ходили по этим коридорам в полной темноте многие сотни лет... Тогда ведь не было электричества.

Метки находились примерно на высоте рук взрослого человека. Ямки, поперечные борозды...

Карта подземелий, – подумал Мирон. – Шрифт Брайля для живущих во тьме.

– И ты выучила все эти метки? – тихо, с примесью благоговения, спросил он.

– Я здесь выросла, – ответила Мелета и Мирон представил, как она пожимает плечами под курткой. – Это – язык выживания.

Перед глазами – открытыми или закрытыми – стояла полная тьма. Ни одного лучика, ни единого фотона.

Дитя подземелий, – подумал Мирон.

Сейчас не верилось, что наверху есть совсем другая жизнь. По трассам шустрят мобили, коптеры бороздят небеса... А еще люди. Их миллионы, они везде – в Плюсе, в Минусе, на дорогах, в Ульях, в Башнях, в торговых центрах и ресторанах...

Что с нами не так? – подумал Мирон, шаркая в темноте, крепко держась за ладонь почти незнакомой девушки. – Почему мы не можем быть как все?

– Пришли, – вдруг сказала Мелета. Мирон наткнулся на её спину. Почувствовал, как ходят под курткой острые лопатки, ощутил запах волос...

– Куда пришли?

– В старое метро. Через него можно выбраться наружу.

Она пошарила в темноте, пошуршала чем-то, затем раздался щелчок и настал свет. Мирон зажмурился.

– Постой немного. Не открывай, – посоветовала девушка. Судя по звукам, она что-то делала рядом с ним. Что-то паковала, застёгивала, шуршала целлофаном...

– А ты как же? – спросил он. Глазам было так больно, будто по ним полоснули бритвой.

– У меня фотоумножители. Регулируют поступление света.

Наконец глаза привыкли.

Фонарик светил совсем тускло, но после полной тьмы он казался сверхновой. Зажав его зубами, Мелета затягивала рюкзак. Застегнула, проверила крепления и привычным движением закинула себе за спину.

– Что это? – спросил Мирон.

– НЗ. Он здесь всегда – на случай выхода в свободную зону.

Только сейчас Мирон заметил, что каменный коридор был перекрыт стальной дверью. Она была круглая, как в банковском сейфе, которые показывают в старинных фильмах, вмурованная намертво в бетон. Рядом с выветренной, покрытой потёками извести каменной кладкой она смотрелась несколько дико. На двери мигал ряд огоньков – электронный замок.

– Не отставай, – инструктировала Мелета, пока её пальцы бегали по панели замка. – Всегда смотри, куда наступаешь. Если потеряешься – не кричи. Оставайся на месте, я тебя найду.

Протянув руки, Мелета защелкнула что-то у него на шее.

– Что то? – он испугался. Штука была твёрдая, немного давила и как показалось, её невозможно было открыть.

– Собачий ошейник. Не дергайся. Когда выберемся наверх – я его заберу.

– А может, это бомба, – Мирон всё дёргал за ремешок, волнами накатывала паника. – Отведешь подальше, и нажмешь детонатор.

Мелета посмотрела так, будто он был дебилом. Нет, просто никем. Пустым местом. Окурком в сугробе...

– В нём маячок, – сказала девушка. – Чтобы ты не потерялся.

Мирон и опустил руки. В ошейнике он чувствовал себя неуютно.

– Зачем ты мне вообще помогаешь?

– Тебе? – она рассмеялась. Бойцовая рыбка дрогнула, маленькие уши порозовели. – Я тебе не помогаю. Мы с тобой делаем общее дело, понял? То, что нужно всем.

– Кому всем?

– Людям.

Покачав головой, она нажала последнюю кнопку. Послышалось шипение сжатого воздуха, дверь чмокнула и начала медленно отходить.

Мотнув головой, Мелета перешагнула высокий порог и остановилась, поджидая Мирона.

– Не отставай, – повторила она. – Не...

– Да понял я, понял, – сунув руки в карманы толстовки и стараясь не обращать внимания на жесткий ошейник, он зашагал вслед за девушкой.

За спиной послышался новый чмок и шипение – дверь встала на место.

Странная она какая-то, – думал Мирон, топая по точно такому же коридору, как и до стальной двери. Будто с другой планеты.

Он смотрел на узкую спину, стройные ноги... Пятки ботинок так и мелькали, отсчитывая быстрые шаги.

Чувствовалось, что она знает, что делает. У неё есть своё место в мире – чёткое, принадлежащее только ей. Это чувствовалось в поведении. Уверенных движениях, твёрдом голосе, скупых словах...

А может, это я с другой планеты? Сидел десять лет, носа не высовывая из тёплой и уютной Ванны, вот и не заметил, как мир изменился. И теперь похож на рыбу, которая вдруг оказалась не в своей родной луже, а в большом океане. Озирается, вылупив глаза и никак не поймёт, что происходит-то...

– Я так и не встретился с Уммоном, – вдруг сказал он.

Сколько было разговоров, а вспомнил он о нём только теперь. А всё Платон. Выскочил, как чёртик из табакерки, и смешал все карты.

– Мы к нему и идём. Но сначала ты должен кое-что увидеть...

Что? – хотел спросить Мирон, но Мелета вдруг повернулась и положила пальцы ему на губы. Сделала большие глаза и чуть заметно покачала головой. Он кивнул – тоже чуть заметно. Тогда она убрала пальцы и знаками показала, что нужно прижаться к стене.

В темноте – фонарик она выключила – Мелета нашарила его руку и застыла. Мирон начал считать удары сердца...

Через пару минут послышался еле заметный скрип. Он становился всё отчётливее, всё ближе, сопровождаясь визгливым шорохом – будто по металлу водили наждачной бумагой. Затем стало светлей. Призрачный свет наползал, становился ярче...

Мирон понял, что они стоят почти на пересечении двух коридоров, и в том, поперечном их движению, что-то происходит. Что-то движется. Судя по звукам, довольно большое, громоздкое, но в то же время – быстрое...

Чем ближе становились звук и свет, тем чаще колотилось сердце. Наконец оно забилось где-то в горле, мешая дышать, и Мирон закрыл глаза.

Если б не ладошка Мелеты, которую он сжимал в своей руке, он бы сошел с ума...

Наконец свет стал очень ярким, ослепил, а затем... стал удаляться.

Дрезина, – догадался Мирон. Такие попадались в симуляторах про вторую мировую, они двигались по рельсам механически, вручную... Кто на ней был, разглядеть не удалось, но судя по поведению Мелеты – с ними лучше не встречаться.

– Старое метро, – сказала девушка, когда они спрыгнули в углубление между рельс. – Не бойся, обесточено.

– Здесь опасно? – спросил Мирон. Идти по шпалам было неудобно. Слишком широко для одного шага и слишком коротко для двух...

– За пределами церкви везде опасно. Но я тебя выведу.

– Куда?

– В одно место.

В желудке громко забурчало. Когда он ел в последний раз? Не вспомнить... Хорошо хоть, нога больше не болела – так, ныла слегка и только. И бок... У них хорошие медики, подумал Мирон.

– Есть хочешь? – ока кажется услышала бурчание.

– Да уже как-то и нет, – с удивлением понял Мирон. – Притерпелся...

Желудок сокращался в спазмах и казалось, что даже если поесть, в нём всё равно ничего не удержится.

– Пока ты спал, тебя накачали коктейлями, – сказала Мелета. – А еще биогель в Ванне. У нас очень хороший биогель. С протеинами, углеводами и вообще всем, чем надо. Мы сами делаем.

– Сами? – для Мирона это было шоком.

Биогель, а изначально – просто сухой леофилизат, продавался вместе с Ванной. Одного картриджа хватало на три тысячи погружений – нужно было только подключить воду. Затем он просто испарялся – очень быстро разлагался на кислород, азот и остальные примеси. Как такую штуку можно делать самим – он не представлял.

– Мы много чего делаем, – пожала плечами Мелета. – Например, одежду... – она вытянула руку, демонстрируя рукав. – Нравится? Это я сама сшила.

Мирон робко потрогал шов. Ему и раньше казалось, что с этой курткой что-то не так. Сидела она на девушке, как влитая, но при этом не отличалась изяществом. Мирон вспомнил куртку, которую он заказал на Миланском сайте, а потом бросил в Московской подворотне. От куртки Мелеты не пахло стилем, – понял он. – Не пахло деньгами...

И всё равно, делать что-то самому, своими руками, а потом пользоваться – в этом что-то было. Что-то фундаментальное. Вечное.

Человечество давным-давно ничего не делало своими руками. Миллионы крошечных фабрик по всему миру, невидимых, но вездесущих, пекли на матричных принтерах всё, что нужно, начиная от магнитных застёжек и заканчивая такими сложными агрегатами, как Ванны. Только сырьё подавай.

А сырьё в гигантских количествах добывали на Луне и в поясе астероидов... Люди ни в чём не нуждались. Наборы световых фломастеров, которыми пользовались дети в Корее, ничем не отличались от таких же во Франции. Куртка из нанопоры была курткой из нанопоры везде – и в Японии и в России. Тот же набор цветов, покрой и стандартная шкала размеров.

Фирмы, выпускающие эксклюзивные вещи всё еще пыжились, но их продукцию покупало всё меньше народу – те, кому это было по карману. Но и они делали это всё реже. Выделяться нынче было не модно. Выставлять богатство напоказ – не комильфо. Безликость и однообразие – залог спокойной уютной жизни...

Мелета вдруг остановилась.

– Что? – Мирон напрягся. – Опять дрезина? – он уже понял, что тренированный слух девушки ловит звуки гораздо лучше, чем его привыкшие к Плюсам уши.

– Да нет, всё в порядке, – сказала Мелета и стащила рюкзак. – Давай всё-таки поедим. Потом может не получиться...

– Прямо здесь? – Мирон оглядел уходящие в обе стороны рельсы.

– А ты знаешь место получше?

– Ладно, как скажешь.

Он уселся на рельс – в метро было довольно тепло и металл не холодил. Он был гладким и приятным на ощупь. Прикосновения к нему даже как-то успокаивали.

Эти рельсы выплавили люди еще в прошлом веке... – подумал он. Добывали руду, очищали, варили специальный сплав в Доменных печах... А сейчас они никому не нужны.

– Мы из разбираем, – сказала Мелета, усаживаясь рядом. Она будто услышала мысли Мирона. Или догадалась. – Очень хороший металл, – девушка похлопала ладонью по рельсу. Тот отозвался глухим гулом. – Можно делать оружие, ножи, еще много чего...

Она достала из рюкзака пакет, обмотанный прозрачной плёнкой. Извлекла из него что-то, похожее на сэндвичи, но какое-то неуклюжее и на вид совсем не привлекательное.

– Это что? – спросил он, когда девушка протянула ему слипшиеся комки хлеба.

– Бутерброды.

Он привык, что сэндвичи выглядят не так. Аккуратные треугольники, между которыми зажат ярко-розовый пласт ветчины, красиво уложенные помидоры и обязательный ярко-зеленый листик салата...

Мирон осторожно взял это нечто и принюхался. Пахло, во всяком случае, аппетитно. Девушка уже во всю жевала, и он тоже откусил.

В нос ударили разнообразные запахи. Что-то очень свежее, мягкое, и в то же время хрустящее...

– Из чего это? – спросил он, прожевав первый кусок.

– Жареная говядина, огурцы, майонез. Хлеб.

– Почему он не в треугольниках?

– Потому что пекут его в квадратной форме, балда. А потом разрезают. Наш же выпечен без всякой формы.

– Так это – домашний самодельный хлеб?

Он потёр свободной рукой щеки. Что-то он в последнее время тупит. Совсем не соображает.

– Как и всё остальное. Говядина и соус...

– А где вы взяли мясо? Что-то я не видел у вас фабрики клонирования.

– Потому что это мясо еще недавно ходило на четырёх ногах. И жевало траву.

Мирон чуть не выплюнул. Нет, правда... Ко всему можно привыкнуть, но есть живое существо?

– Где вы его взяли? – выплевывать он не стал, философски рассудив, что раз корову всё равно убили – не пропадать же добру.

– У фермеров, за городом. У нас с ними бартер... Чаю хочешь?

Открыв термос, она плеснула в крышечку ароматной жидкости. От неё сразу пошёл пар.

– Чай вы тоже сами вырастили? – скептически спросил Мирон.

– Нет, дурачок. Чай выращивают в Грузии. С грузинами у нас тоже бартер...

Бутерброд оказался очень сытным – Мирон еле его доел. А потом сразу потянуло в сон. Голова сделалась тяжелой, руки-ноги тоже налились свинцом. Очень хотелось свалиться на землю прямо здесь, не сходя с места, и закрыть глаза.

– Идём, – дёрнула его за рукав Мелета. – Здесь нельзя долго оставаться.

Они вновь затопали по одинаковым шпалам между однообразных рельсов.

– Как думаешь, вашим удалось отбить церковь? – спросил Мирон.

Мелета не ответила. Только передёрнула плечами под лямками рюкзака – после привала Мирон предлагал его понести, но девушка отказалась.

Переживает, – понял он. – Все её друзья там, защищают своё жилище, а она возится с ним...

– Прости, что так вышло, – сказал он, догнав девушку и подстраиваясь под её шаг. – Я ничего не знал.

– Я тебе уже говорила, – отмахнулась она. – То, что мы делаем, гораздо важнее.

– Важнее, чем защитить дом?

– Важнее, чем все дома, вместе взятые.

– Может тогда расскажешь, в чём заключается наша миссия?

– Стой, – вместо ответа сказала девушка.

– Опять дрезина?

Она молча покачала головой и приложила палец к губам. А затем побежала. Мирон рванул следом.

Бежать было неудобно, фонарик, прицепленный к рюкзаку Мелеты подпрыгивал, круг света метался вместе с ним. Нужно было смотреть под ноги, чтобы не споткнуться, и следить за тусклым кружком света, чтобы не отстать.

Наконец они выбежали из узкого тоннеля, Мелета сразу подошла к высокому – выше своего роста, краю платформы, закинула руки и одним красивым ловким движением вспрыгнула наверх. Присела и протянула руку Мирону.

Когда они выбрались – это оказалась заброшенная станция, пустая и захламлённая – Мелета оттащила его от края и затихла, тяжело дыша. Фонарик на этот раз она выключать не стала.

Но Мирону всё равно было не по себе. Казалось, что из тёмных арок за ними кто-то наблюдает.

Один раз – он мог в этом поклясться – мелькнул силуэт с оплавленной головой, сразу переходящей в плечи. Точно такой, как в квартире Платона. Он хотел указать на него девушке, но не успел.

Шелест. Шуршание. Топот, писк, какие-то скребущие неприятные звуки... Но прежде всего – волна запаха. Она катилась по узкому туннелю, в котором раньше был поезд. Горячий дух живых тел, мокрой шерсти, крови, мочи и экскрементов. Запах был таким мощным, что почти валил с ног. От него резало в глазах и плавились сопли в носу.

Мирон зажал нос рукавом. Мелета осталась стоять неподвижно.

И наконец она пришла. Накатила, как прибой, поднялась почти до самой платформы, затем скрылась в другом конце туннеля...

Волна крыс. Крупные коричневые тела наползали друг на друга, отталкивались друг от друга, скользили друг по другу... Они неслись, как живое бурое одеяло, попискивая, царапая когтями мелькая лысыми бледными хвостиками.

От запаха Мирона сильно тошнило. Но он держался. Всё смотрел, смотрел, как мимо катится живой поток, и повторял, как мантру: – если смогла она, смогу и я. Если смогла она, смогу и я...

Когда река зверьков схлынула, они с Мелетой осторожно подошли к краю и заглянули, светя фонариком, вниз. На шпалах, на земле между ними, было множество следов, клочков шерсти, каких-то бурых холмиков. Мёртвые крысы, – понял Мирон. – Вероятно, не выдерживали те, что были в самом низу волны...

– Как лемминги, – тихо сказал он. – Сезонная миграция.

– Если б мы не успели выскочить на платформу, остались бы от нас гладкие, полированные косточки, – так же тихо сказала девушка.

– И ты всё время знала, что такое может произойти? Мы же могли не успеть!

– Но ведь успели, – она посветила в лицо Мирону. Тот зажмурился. – Чего париться-то?

– Может, дальше пойдем поверху? – спросил Мирон. Запах крыс всё еще стоял в воздухе плотной стеной. От одной мысли погрузиться в его глубины к горлу подкатывал комок.

– Поверху дороги нет. Только через туннель.

– Может, вылезти на улицу...

– Выход заколочен, – отрезала Мелета и спрыгнула назад, на рельсы. – Чтобы бомжи не лазали. Если так уж противно, возьми нанопорную маску, – она стала стаскивать лямки рюкзака.

– Обойдусь, – буркнул Мирон, спрыгивая следом.

Казалось, прошло часа три. Они миновали несколько станций, пару раз пережидали, пока проедет дрезина – упав носом в землю, не дыша и не двигаясь, молясь, чтобы не заметили...

Поначалу Мирон сильно напрягался. Прислушивался, смотрел по сторонам – в прыгающем свете фонарика стены туннеля казались абсолютно монолитными, без единой ниши или трещины, в которую можно забиться в случае чего.

Затем он устал бояться. Опять пошел ровно, глядя в спину Мелеты и от скуки считая шаги – чтобы вычислить расстояние...

Когда впереди, совершенно беззвучно, возникла знакомая оплывшая фигура, он даже не удивился. И не испугался. Просто встал рядом с Мелетой и смотрел, как во тьме проявляется сгусток еще более плотной темноты, как он постепенно обретает форму человека с широкими покатыми плечами, и совершенно круглой головой... Вот только ног у фигуры не было. Сплошная тёмная колонна, которая как бы вливалась в плотно утрамбованную землю между шпалами. Или же наоборот, из неё вырастала.

Он хотел пошевелиться, спросить у Мелеты, что делать, но не мог. Рот не открывался, зубы не разжимались, язык не собирался ворочаться. Слюна, накопившись, потекла наружу, но горло не хотело сглатывать, а рука не хотела двинуться, чтобы утереть подбородок.

Если б он мог двигаться, то просто упал бы мордой в землю и умер. И это было бы облегчением. Освобождением от всего. Но двинуться он не мог. Как и дышать и шевелиться. Мог только смотреть.

Фигура вроде бы не менялась, не приближалась и не удалялась, но словно делалась больше. Росла внутри себя, оставаясь на вид той же самой. Никакого намёка на глаза, нос или рот.

Мирон не дышал. И не боялся. Он испытывал чистый, как свет лазерной дуги, ужас. Он не то чтобы сковал его члены, а затопил целиком, с головой, снаружи и изнутри, пробрался в самое нутро, добрался до пяток.

Но не смотря на это – отметил он – какая-то часть разума продолжала жить. Продолжала деловито, как машинка, пощёлкивать и анализировать то, что с ним происходит. А еще – считать функции... Двинуть головой, или даже глазами, чтобы посмотреть, как там Мелета, он не мог.

Во рту пересохло – вся слюна вытекла, а новая так и не накопилась. В штанах, по ощущениям, было сухо... Эта мысль ободрила. Мирон тут же поразился своей способности отвлекаться: вроде бы, вот-вот откинет копыта, а беспокоится о такой мелочи, как сухие штаны...

С трудом, преодолевая гигантское сопротивление, он поднял руку, вытащил фонарик из безвольных пальцев Мелеты и направил его на голову чудовища.

А потом налетел порыв ветра. Возможно, это был вовсе и не ветер, а множество кожистых крыльев под сводами тоннеля, но фигура вдруг пропала. Впиталась в землю, или же развеялась в воздухе, точно он сказать не мог. Но как только она пропала, их с Мелетой отпустило.

Мирон недоуменно посмотрел на фонарик – как он оказался в его руке, не помнил. Совсем. Затем утёр подбородок, на всякий случай – мало ли – ощупал штаны...

– Что это было? – спросил он у девушки. Та, похоже, пришла в себя. Покопалась в рюкзаке, вытащила пластиковую бутылку с водой, открутила крышку и дала Мирону. Вода показалась Божьим благословением. Холодная, чистая, она смыла привкус крови с языка – кажется, он прокусил себе губу.

– То, что тебе нужно было увидеть, – ответила Мелета, когда он отдал ей бутылку. – Теперь пора встретиться с Уммоном.