Текст книги "Кибердемоны. Призрак (СИ)"

Автор книги: Татьяна Зимина

Соавторы: Дмитрий Зимин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

Глава 6

А когда окочуришься, твоё тело просто выбросят в космос. Такие дела.

– Господин Орловский?

В тёмном салоне светились только белки глаз. Ничего другого – лиц, волос, одежды – видно не было.

– Идите на хрен.

Он прибавил шаг.

– Мы от вашего брата.

Медленно двигаясь вдоль обочины, мобиль походил на кита-убийцу.

– Тем более.

Он стал хромать. Шел и чувствовал, как по ноге течет кровь.

– Вам нужна наша помощь, господин Орловский.

– Ничего мне, нахрен, не нужно! – в машине сидели чёрные, и вроде как нужно попридержать лошадей, не нарываться на грубость, но Мирону было всё равно. – Ни от вас, ни от моего ебучего братца.

Он остановился и в упор посмотрел в глаза ближайшему негру, одетому в стэллс-костюм. Ткань сливалась с покрытием мобиля, оставляя на виду только руки и лицо. На указательном пальце негра поблескивала печатка. Какой-то белый сплав, платина или титан.

– Меня чуть не убили. Вашу мать, я сам чуть не стал убийцей! – он почувствовал, что ногти впиваются в ладони и разжал кулаки. – Думаете, это охуенно круто, да? Реал-квест, мать его. Но с меня хватит. Так и передайте. Моему брату, Уммону, Акире, Технозону и всем остальным ублюдкам, кто там еще придёт по мою душу. Играйте в эти игры сами. Я возвращаюсь домой.

Сжав зубы, Мирон захромал по раскисшей каше из снега и грязи. Из раны текло, как чёрт знает что, он чувствовал, как ниже колена потёки крови примерзают к джинсам. Ну и хрен с ними. Сейчас он найдёт точку общественного выхода в Плюс, закажет такси и покатит к Ульям. Плевать, что нет денег. Возьмёт в долг, потом отработает в Нирване.

Приедет, напустит полную Ванну геля и плюхнется в неё с головой. На ближайшие сто часов.

– Вас разыскивает полиция, – донеслось до его ушей сквозь шелест покрышек. Мобиль всё так же ехал рядом.

– Что?

Он слышал, что сказал негр. Просто это не укладывалось в голове. Может там, где на него наткнулись Хирурги, всё-таки были камеры?..

Негр достал планшет и взмахом ладони активировал новости. Над плоской поверхностью появилось трехмерное изображение головы Мирона. Снимок был сделан сегодня, он узнал кожаную куртку, которую бросил в подворотне вместе с остальным барахлом.

– Здесь сказано, что вы – опасный кибертеррорист. И что вы запустили вирус, который поражает людей в Нирване.

– Это не правда!

– Так говорят новости, – пожал плечами черный и убрал планшет. – На улице вас схватят в ближайшие семь минут. В Улье вас ждет засада. Ваша мать и её сожитель уже дают показания, – он смотрел на Мирона и скорбно качал головой, вверх-вниз, как болванчик. "Такие дела, брат, вляпался ты по самые помидоры" – Так что, вам всё еще не нужна помощь?

Чуть выше по проспекту взвизгнула полицейская сирена. Негр вздохнул, и потянулся, чтобы закрыть дверцу мобиля.

– Стойте, – Мирон сделал шаг к обочине. – Я... я с вами.

К удивлению Мирона, мобилем управлял человек. Салон был большим, на два, расположенных напротив, дивана. В углу одного, причём спиной к движению, сидел водитель. На голове – расширенная версия наушников-Плюсов, обнимает верхнюю часть черепа и спускается на глаза. В руках водителя джойстик. Как в авиационном симуляторе "Пёрл-Харбор-2000".

– Отключайте маскировку, ребята. Нашему гостю неуютно, – сказал негр, который впустил его в машину.

В салоне зажегся неяркий свет, на Мирона уставились три пары глаз.

– Я Соломон, – сказал тот, что говорил с ним на улице. – Справа – Давид, слева – Голиаф. Водителя зовут Саул.

Мирон молча кивнул – как бы всем, и никому в отдельности.

– Откуда вы знаете моего брата?

– Он – Пророк. Моисей, который ведет нас к Свету.

Это сказал Давид. Так, будто повторял заученную истину. Но повторял с душой, как бы в неё веря. Соломон улыбнулся.

– Мы очень уважаем вашего брата, господин Орловский.

– Мирон.

– Мирон, – кивнул черный. – И часть этого уважения переходит на вас. Это чтобы не осталось недопонимания, – он еще раз кивнул. – Поэтому мы поможем вам встретиться с Уммоном.

– Кто вы такие?

Слишком много у братца должников. Алика, эти вот чёрные... И когда он успел?

– Мы – Братство, – теперь заговорил Голиаф.

Стэллс-костюмы, хотя и выключенные, выглядели, как сгустки тьмы – они будто впитывали свет крошечной лампочки под потолком мобиля.

– Анонимусы? – переспросил Мирон.

– Никогда не верь, что перед тобой – Анонимус, если он говорит, что он – Анонимус, – опять Давид.

– Ладно, так что там про свет? – решил ненадолго переключиться Мирон. Нога в сидячем положении болела меньше, и бок тоже, хотя он даже думать не хотел, что там творится. Наверное, ничего серьезного – раз он всё еще не свалился. От одежды Тощего в тепле начал идти резкий, не очень приятный запах.

– Платон занимается льдом, – сказал Соломон. – Самым, что ни на есть, чёрным. Он знает, как строить стены.

– И он проложил через них дорожки, – тихо сказал Голиаф. – Он – Легба неоновых джунглей.

В мозгу Мирона что-то щелкнуло.

– Вы хотите сказать, что Платон, окружая корпорации файерволлами, оставляет для вас лазейки?

– Он – Гай Фокс, – кивнул Давид. – Он ведет нас к свету.

– Охренеть, – Мирон откинулся на спинку мягкого дивана и рассмеялся. Не ожидал от брата такой хитрожопости, не ожидал. Хотя, с другой стороны... Только такой маниакальный педант, как Платон – помешанный на безопасности, суперосторожный – и мог всё это устроить. Он посмотрел на Соломона.

– Сколько вы ему платите?

– Информация – современная нефть, – пожал плечами Соломон. – Но Знание – бесценно.

– Мы – против корпораций, которые разрушили правительства и забрали Сеть. Мы считаем, что Плюс должен быть для всех. Мы не забываем. Мы не прощаем. Имя нам – Легион.

Говорил Давид, а Голиаф кивал в такт каждому слову. И только водитель был безучастен к разговору. Он вёл машину. Забытое по нынешним временам искусство...

Мирон поёжился. Каждому из этих людей светит пожизненное. Каторга. В лучшем случае – на Луне, в худшем – на астероидах. Перелёт в морозилке и подключение к тамошней Сети напрямую – без сглаживающего буфера Нирваны.

А когда окочуришься – через шесть месяцев, или год – твоё тело просто выбросят в космос. Такие дела.

Если его с ними застукают – участь будет ничем не лучше.

С другой стороны, ему и так уже шьют кибертерроризм... По нынешним, опять же, временам – самое тяжкое преступление.

– Вы следили за мной, да? – мрачно спросил он. – Иначе как вы узнали, что я буду именно там? – он кивнул себе за спину. Стекло мобиля было чёрным, но Мирон надеялся, что чувство направления ему не изменило. – Это вы договорились с Рыжим, чтобы он отвёл меня в канализацию, – он посмотрел на Соломона. На лице которого, впрочем, не отражалось ни отрицания, ни согласия. – Это вы отодвинули люк... Но почему тогда вы не встретили меня раньше? – он задёргался от ярости. – Какого хрена вы позволили тем ублюдкам напасть на меня? Меня же почти убили!

Голос дал петуха.

Некоторое время мобиль бесшумно скользил в потоке – не быстрее и не медленнее других, соблюдая математически выверенное расстояние до ближайших машин. Затем Соломон сказал:

– Платон сказал, мы должны быть уверены. Сначала необходимо убедиться.

– В чём? Что я не сдамся? Буду цепляться за жизнь, чего бы это ни стоило?

– Он в вас не ошибся, – слова прозвучали удивительно мягко. Лицо Соломона расплылось в зубастой улыбке. – Вы будете сражаться до конца.

– А кто-нибудь спросил: оно мне надо? Кому-нибудь есть дело, чего хочу я?

– Полагаю вы, как и все, хотите остаться в живых, – пожал плечами Соломон.

– Это уж точно, мать твою.

Мобиль остановился.

– Приехали? – спросил он. – Вы привезли меня к этому Уммону?

– Нет, – мягко возразил Соломон. – Мы приехали туда, где вам окажут помощь, – он кивнул на джинсы Мирона. На полу, на резиновом коврике, уже скопилась грязная лужица крови пополам с растаявшим снегом. – Дадут поесть. Научат выживать.

– И всё? А что, нахрен, дальше?

– Времени мало, – Соломон посмотрел на старинные часы, прикрученные к запястью кожаным ремешком так, будто это и вправду имело значение. – Советую учиться быстро.

Оставив его на ступенях какого-то здания – провалы окон закрашены чёрным, двери как в банковском хранилище – мобиль анонимусов растворился в потоке машин. Как призрак.

Здание было странным. Не привычная поставленная торчком коробка, наследие постмиллениального урбанистического кубизма, а с отдельными башенками, заострёнными арками и пузатыми, похожими на луковицы, куполами.

Церковь, понял Мирон. Бывшая церковь.

Как-то он был в виртуальном аналоге собора Василия Блаженного. Текстуры под красный кирпич, похожие на воздушные пирожные с кремом маковки, внутри – лики с вселенской скорбью в глазах, закованные в золотые оклады.

Здесь всё было не так. Кто-то взял гигантский баллон чёрной аэрозольной краски и залил церковь от макушки до самых ступеней, к свиням собачьим.

Налетел порыв ледяного ветра, напомнив, что джинсы у него заскорузли от крови, в чужих кроссовках хлюпает растаявший снег, а голова гудит от попыток хоть как-то упорядочить последние события.

Вот так вот и меняют жизнь человека. Не спросив, не предоставив никакого выбора. По щелчку.

В воротах церкви отворилась крошечная калитка. Из неё высунулось лицо – не понять, мужик или баба, всё в татухах и металлических, продетых сквозь кожу болтах. Существо оглядело Мирона с ног до головы и спросило:

– Так и будешь стоять?

...Свечи. Они были повсюду: на подставках, вдоль всего круглого зала, в центре – там, на возвышении, они сияли, образуя небольшой водопад, каждая в отдельной, крошечной медной рюмочке. На пустом пюпитре – там должна лежать библия, догадался Мирон, – тоже сияли свечи.

Запах ладана и нагретого воска...

– Генератор сдох, – сказало существо, которое он, по здравом размышлении, определил как девушку.

Свечи давали ни с чем не сравнимый, тёплый золотистый свет. Он витал под сводами церкви, как золотая эльфийская пыль, дробясь в цветных витражах, рассыпаясь радужными искрами...

Мирон замер в восхищении. Запоминая, впитывая в себя текстуры золотых пылинок, мягкие короткие лучики, чудесные желтые огоньки...

– Электричества нет, в Плюс не выйти. Так что выбирай: лечиться или жрать.

Мирон с трудом оторвался от созерцания чуда.

– Кофе. Натуральный у вас найдется?

Девушка еще раз медленно, с расстановкой, оглядела его с ног до головы.

– У тебя кровь скоро из башмаков польётся, чувак. А ты хочешь кофе?

– Иначе я свалюсь.

– Хрен с тобой, – тонкие колечки в губе, брови и ушах девушки качнулись в такт. Даже показалось, он слышит нежный серебряный звон. – Будет тебе кофе.

Вниз, вниз, вниз. Мирон думал, ступени не кончатся никогда. Лестница закручивалась вокруг себя и казалось, они идут по гигантскому штопору, вставленному в каменное горло исполинской бутылки.

– Церковь – это как бы офис, – говорила девушка, шагая позади Мирона и подсвечивая ступеньки крохотным галогеновым фонариком. – А внизу мы живём. Там у нас школа, медцентр, ну и Ванны, конечно...

– Это всё вы построили?

– Конечно нет, дурачок, – он услышал короткий смешок. – Скрипторий. Древняя библиотека... Под Москвой до жопы таких мест. Некоторые залиты водой, но есть и куча сухих. Наши – те, кто их изучал – говорят, что в катакомбах можно разместить город, в два раза больше, чем нынешняя Москва.

– Ага. Ври больше.

Ему не нравился её снисходительный тон. Тощая пигалица – лет семнадцать, не больше, а обращается с ним, как с щеглом...

– За что купила – за то и продаю.

Голос её обиженно дрогнул, и Мирон подумал, что злить того, кто идёт за тобой по узкой лестнице, к тому же владеет единственным источником света – идиотизм.

– Извини. Просто в голове не укладывается. Я вообще сейчас туго соображаю.

Как бы в подтверждение, он поскользнулся. Нога, скользкая от крови, просто поехала вперед, он потерял равновесие и стал заваливаться на спину, беспомощно цепляясь за стену скрюченными пальцами.

Девушка легко подхватила его под плечи и помогла принять вертикальное положение.

– Оно и видно. Может, всё-таки в госпиталь? Ты много крови потерял... – в её голосе прорезались какие-то материнские нотки.

– Нормально всё, – буркнул Мирон, давая себе обещание впредь смотреть под ноги.

***

– Сколько тут живёт человек? – спросил он, оглядывая громадный, по современным меркам, каменный зал. Вдоль стен располагались длинные столы, вместо стульев – такие же лавки. Всё – настоящее дерево, не какая-нибудь имитация. Кое-где за столами сидели люди.

Обедали – над тарелками поднимался пар. Читали – как Мирон понял, настоящие книжки. Подсвечивая себе всё теми же свечами, вставленными в различные плашки и блюдца. Потолка зала видно не было, но почему-то казалось, что он очень высокий.

На них – его и девушку – никто не обращал внимания.

Усевшись на лавку, Мирон положил локти на стол. Тот даже не шелохнулся, стоял, как влитой. Дуб, – подумал он. – Окаменел от времени и стал крепче железа.

– Сколько нас – не твоя забота, – мягко упрекнула девушка, опускаясь на лавку напротив. Она придвинула к Мирону громадную кружку, над которой поднимался пар. – Но раньше здесь жили монахи. Те, которые переписывали книги. От руки, представляешь? Гусиными перьями, макая их в самопальные чернила... Так вот: монахов здесь жило двести человек.

Запах у кофе был не совсем таким, как привык Мирон. Более насыщенный, что-ли. Терпкий, с чуть кислинкой.

Сделав первый глоток, он испытал наслаждение, которое было почти болью.

– Я не знала, любишь ли ты с сахаром, но бросила три ложки. Тебе нужна глюкоза.

– Спасибо. Ничего вкуснее я в жизни не пил.

– Его варили в турке. На газовой плитке. Тока ведь нет...

– В турке?

Мирон представил пузатого мужика с черными, до подбородка, усищами...

– Такой ковшик с узким горлышком. Специальный. В нём раньше, сто лет назад, все варили кофе.

– Ага...

Несмотря на кофе, Мирона начало клонить в сон. Спасало только то, что лавка была твёрдая, как камень, да и стена за ней тоже...

– Как тебя зовут? – наконец Мирон вымучил вопрос. В голове раздавался звон – будто медный гонг лупили обернутым тряпьём молотом – и думать совсем не хотелось.

– Мелета.

Музы Алоадов, – вспомнил Мирон историю Трои. – Мнема – память, Аэда – песня, а Мелета – мудрость...

Хотел еще спросить, когда его отведут к этому Уммону, но рот почему-то не открывался.

***

– Проснулся?

Открыв глаза, он первым делом увидел отражение бликов света в серебряных колечках. Мелета.

– Зачем тебе это дерьмо на лице?

– И я рада тебя видеть. Пить хочешь?

Мирон хотел подняться, но помешали трубки. Они тянулись от обеих рук к пакетам с прозрачной жидкостью. Пакеты висели на облупленной медицинской стойке, каких уже лет двести не выпускают. И нахрена это всё? Почему было просто не наклеить дермов побольше?

– Ты потерял много жидкости, – поняла его взгляд Мелета. – Профессор сказал, нужно, чтобы всё прокапало... Так ты пить хочешь?

Мирон глянул на пакеты.

– Скорее, наоборот.

Кое-как сев на высокой кровати – подушка была словно из того, из столовой, дерева, а одеяло, которым его укрыли до подбородка, колючим, и немножко пахло ногами – он попытался вытащить иголки, но они были накрепко примотаны нанопорными пластырями. Не оторвать.

Бок был туго замотан той же нанопорой, как и нога. Всё это Мирон увидел, так как одежды на нём не было. Вообще.

– Твою мать...

– Подожди, не дёргайся. Я помогу

Она наклонилась так низко, что Мирон почувствовал запах её волос. Какой-то травяной шампунь... Кожа, в которую была одета девушка, негромко поскрипывала.

Тонкие пальцы Мелеты ловко разматывали пластырь, а Мирону ничего не оставалось, как пялиться ей в спину. Куртка была пошита каким-то странным способом – руками, что ли? Все швы наружу, так, что видно нитки – аккуратная, но не везде ровная строчка. Да и кожа окрашена как-то странно. Пятнами.

Очень хотелось к ней прикоснуться. Провести кончиками пальцев по чуть заметным под курткой бугоркам позвоночника, убрать тонкий завиток волос с бледной полоски кожи, что виднелась над воротником...

– Ты чего? Опять плохо?

– Ничего. Нормально всё, – Мирон растёр тыльные стороны ладоней, из которых вынули иголки. – Так где здесь сортир?

– А одеться не хочешь? – в голосе Мелеты прорезалась прежняя снисходительность.

Он чуть не отказался – жидкость, казалось, плескалась уже за глазами. Но всё-таки кивнул.

Застиранные джинсы на болтах, толстовка с капюшоном, кроссовки позапрошлого сезона, бельё – не одноразовое, которое смывается под душем, а настоящий хлопок. Мирон даже засомневался, стоит его надевать, но всё-таки сунул ноги в трусы. Белые, с широкой резинкой и смешным двойным гульфиком. А что будет, когда оно вымажется? Выбрасывать?

Под потолком ванной – явно оборудованной гораздо позже, чем вырыты катакомбы – висела тусклая лампочка на проводе. Значит, генератор починили... Вода в кране была горячей.

Мирон плеснул в лицо, хотел снять толстовку, чтобы умыться хотя бы до пояса, но понял, что уже чистый. Пока он спал, кто-то его помыл. Остаётся только надеятся, что это была не Мелета...

– Так когда я смогу увидеть Уммона? – спросил он девушку, шагая вслед за ней по каменному коридору.

Почему она с ним возится, зачем помогает, спрашивать не стал – ясно ведь, что и здесь подсуетился Платон.

А я ведь тебя совсем не знал, братец, ну вот просто ни на сколечко...

Мелета повернула голову – виски выбриты до короткого ёжика, но на затылке волосы стянуты в короткий хвостик. "Бойцовая рыбка" – так говорили у них, в Рязани. Которая на самом деле давно уже не Рязань, а дистрикт Москвы номер двадцать шесть.

Фигура у девушки была тонкая, как у богомола – именно такое сравнение пришло на ум. Узкие плечи, бледные руки с чуть выпирающими костяшками на запястьях, маленькие стопы, затянутые в высокие шнурованные берцы... Скулы острые, можно порезаться, а глаза – как у уличной кошки. Такие же зеленые и безжалостные.

Вдруг зрачки её глаз быстро-быстро расширились, а потом сжались в вертикальные щелки. Модификанты, – подумал Мирон. – Импланты, позволяющие видеть в темноте, а может, и еще много чего. Например, вести съёмку...

На вопрос она не ответила.

Зал был с куполообразным потолком, выложенным мелкими кирпичиками. Между ними не было никакого раствора, казалось, кирпичи держатся просто так. Вопреки гравитации.

Замковый камень, – подумал Мирон. – Это всё замковый камень. Он запирает кладку, не даёт конструкции развалиться. Но если его вынуть...

– Ты должен выйти в Плюс, – сказала Мелета.

– Что? – увлёкшись потолком, он не заметил, что зал был заставлен Ваннами. Судя по гладким хищным обводам, класса не ниже той, что стояла в квартире брата.

– Платон просил, чтобы ты вышел в Плюс, – терпеливо повторила девушка.

– Времени мало, – сказал Мирон. – Если я не найду его в ближайшие сутки, искать будет некого.

Она молча, задрав тонкие бровки, указала на ближайшую Ванну. Он вздохнул и стянул толстовку. Сделал это не подумав, совершенно автоматически – в Ванну в одежде не залезешь. Но тут же смутился: Мелета разглядывала его с откровенным интересом.

Мирон отвернулся и расстегнул ширинку. Хрен он при ней стянет трусы. Перебьётся.

– Ты много времени проводишь в Ванне, – вдруг сказала она.

– С чего ты взяла?

– Мышцы есть, а кожа нежная. И бледная. Ты не качаешься на тренажерах.

– Ну, каждому ведь своё, верно? – он через плечо посмотрел на девушку. – Ты отвернешься, или как?

Глава 7

Ты задаёшь не те вопросы

С удивлением я обозрел свою палатку в рядах ахейцев. Троя.

На самом деле, я намеревался зайти к себе домой, покопаться в кое-каких архивах. Снять денег с одного из плавающих счетов – перевести на анонимную дебетную карту, поискать кого-нибудь из старых друзей... Из Плюса это сделать легче, не привлекая внимания. Файерволл моего виртуального дома позволял совершать довольно серьезные операции, оставаясь незамеченным для безов.

Полог палатки колыхнулся, в проём всунулась голова воина. Кажется, это был Бриас. Тот, который служил Агамемнону.

– Приветствую тебя, Божественный Диомед, – говорит он серьезно. Здесь, в Трое, принят высокопарный слог, заданный слепым аэдом три тысячи лет назад. Я, в соответствии с образом, величественно киваю.

– Что слышно на полях сражений? – спрашиваю, надевая шлем. Нагрудник, поножи – всё уже на своих местах.

– Распря между Менелаем и Ахилессом.

– Что, сын Фетиды всё так же дуется у себя в палатке? Или побежал жаловаться мамочке?

По сюжету миссии, разругавшиеся в пух и прах из-за наложницы герои – Менелай с Ахилессом – должны наглухо затормозить боевые действия. Ахилесс через маманю жалуется Зевсу, и тот, разморенный ласками Фетиды, опрометчиво даёт обещание помочь ахейцам. Но громовержец забывает, что троянцев поддерживает его законная спиногрызка – белорукая Гера...

– Среброногий Ахиллесс не показывается уже третьи сутки, – говорит Бриас. – Но Агамемнон собирает совет и требует твоего присутствия...

Закатив глаза – так, чтобы не видел Бриас – я нахлобучиваю шлем и выхожу из палатки.

Советы, тризны и прочие пиры пользователи игры "ТРОЯ – 3000" любят не меньше, чем сражения. Хлебом не корми, дай собраться в кучку и учинить какое-нибудь возлияние богам...

Перед взором расстилается потрясающее зрелище: километры и километры палаток, плотные шеренги копий, стены отточенных кольев и долгих рвов. Никто не собирается отсиживаться в окопах: рвы нужны для того, чтобы остановить вражескую конницу.

На всём этом протяжении полыхают, отбрасывая тени на шлемы, на полированные щиты и на наконечники копий, костры. Над кострами медленно поворачиваются цельные туши быков, баранов и прочих коз – ахейцы, в Минусе видевшие говядину лишь в вакуумных упаковках, нарезанную тонкими ломтиками, не могут сдержать атавистических порывов хотя бы лицезреть, если не попробовать, груды жареного мяса...

Судя по кострам, понимаю я, это никакой не совет, а банальная пьянка. Опять накачаемся виртуальным аналогом чачи и будем прыгать через костры, задирая туники и сверкая голыми задницами.

Ко мне приближалась целая процессия, во главе с Агамемноном. Тот шагал, широко отмахивая мечом. Плечи – косая сажень, борода завита аккуратными колечками, и что-то на ходу выговаривал оруженосцу. Кажется, Эхеполу. А впрочем, бес их разберешь, этих карьеристов, которые льнут к прокачанным игрокам в надежде получить несколько лишних единиц экспы.

Тут впервые показалось: что-то не так. Какая-то фальшь, перебор. Всё СЛИШКОМ красиво. Небо – сочное, густо-индиговое, было покрыто белоснежными перьями лёгких облачков. Такое небо бывает в конце августа на Адриатике, в разгар бархатного сезона...

Трава, в-основном вытоптанная, мужественно топорщится редкими островками. Раньше это была просто трава – желтовато-коричневая, сухая. Но сейчас у неё было название: ковыль. Оно всплыло вместе с воспоминанием об Адриатике.

Агамемнон, отлично продуманный перс, красавец-мужчина под два метра ростом, в искусно отчеканенном нагруднике, в шелковой тунике под ним, – бытовало мнение, что в шелке не заводятся блохи... Сейчас выглядел натуралистично, как никогда. По правой стороне лица – через бровь, глаз, скулу, теряясь в пышных прядях бороды – шел шрам. Свежий, едва затянувшийся розовой младенческой кожицей. Туника кое-где порвана, подол так вообще обуглен.

– Приветствую тебя, Диомед, сын Тидея!

– И тебе не хворать, – брякнул я. Агамемнон на секунду завис. Но тут же отдуплился и перешел с высокого штиля на простой армейский:

– В общем, такое дело, Кровавый Точила...

Микенский царь шагнул ближе, доверительно подмигивая здоровым глазом. Я склонил голову.

– После того, как ты грохнул этого недоумка Гектора, троянцы весь мозг вынесли. Диомеду, говорят, Афина помогла.

Иначе говоря, меня обвинили в использовании чит-кодов.

– И что ты предлагаешь?

Агамемнон явно припёрся не просто так. Пока меня не было, ахейцы измыслили какой-то план сохранить лицо – иначе позор, хотя и не доказанный, ляжет на всю армию.

– Переиграть бой.

Я закатил глаза.

– Ты серьёзно? Там же была куча свидетелей. Да ты сам отирался поблизости, я тебя видел. Я не делал ничего недозволенного. Этот долбоёб сам подставился.

– Так-то оно так, – почесал шрам микенский царь. – Но народ базарит: если Божественный Диомед победил Гектора честно, то пусть докажет.

В принципе, я троянцев понимаю. Победа над царём Трои сулила множество расходов: громадный выкуп за его доспехи, контрибуция в течении нескольких лет, снабжение войска противника вином и пищей...

Словом, это была фактическая победа в долгой, затяжной, и что уж греха таить, приносящей много радости и веселья обеим враждующим сторонам, войне.

Так что и ахейцам, если уж так подумать, победа над Гектором была не нужна...

Каждый игрок, особенно, достигший высокого статуса, боялся за своё тёплое прокачанное местечко. Никто не хотел начинать сначала.

Вспомнилось, как хитроумного Одиссея, когда тот предложил наконец-то испробовать "ход конём", чуть не закидали камнями...

– Согласен, – решил я и увидел, с каким облегчением выдохнул микенский царь. – Когда начинать?

– Да хоть прямо сейчас... – засуетился военачальник. – Ну, и ты там постарайся. Чтобы мы это... Того...

Не убивай его, – перевел я для себя красочную речь Агамемнона. – Не лишай нас любимой развлекухи...

Достигнуть статуса царя в игре "Троя 3000" было почти так же сложно, хлопотно и затратно, как и в реальной жизни. Нужно быть свирепым, бесстрашным, неутомимым, дальновидным, мудрым и непобедимым. А еще нужно очень, очень много времени проводить в Ванне.

Агамемнон ХОТЕЛ, чтобы Божественный Диомед проиграл...

И тогда завтра можно будет с удовольствием продолжить тяжелую, выматывающую войну.

...Гектор на этот раз превзошел сам себя. Угольно-черные доспехи, на шлеме – гнедой хвост, в тон коню, красновато-рыжему, с длинной, завитой в черные колечки гривой...

Громыхнув доспехами, он соскочил в сухую траву. Поднялось облачко пыли.

– В таком прикиде не на войну, на парад надо ходить, – сказал я, принимая классическую стойку: правая нога впереди, тело от наколенников до шлема закрыто круглым щитом, левая рука с мечом отведена для удара.

Я не был левшой. Но то, что меч держал именно в левой руке, многих бесило до чертиков. Аватару пофиг, какой рукой драться, он хоть в пальцах ноги оружие удержит – был бы патч подходящий. Но мозг... Мозг и в Плюсе следовал привычным шаблонам.

– Чья б корова мычала, – буркнул троянский царь, становясь напротив.

Туше... Доспехи Диомеда сверкали на солнце, как покрытый восемью слоями полировки корпус Майбаха цвета металлик. Привилегии статуса "Божественного". Лицевая пластина шлема – глухая, похожая на выпуклое зеркало, рассыпала солнечные блики.

– Начнём, помолясь, – сказал я и сделал первый выпад, целя в плечо Гектора.

Тот закрылся щитом и ударил в ответ. Попытался попасть в зазор между нагрудником и нижней кромкой шлема, но я успел увернуться.

И тут в мой нагрудник – на два пальца выше сердца – вошло копьё. Пошатнувшись, но всё же устояв на ногах, я оглядел ристалище. Кто? Кто осмелился нарушить правила?

Троянцы и ахейцы стояли плотной стеной, в давке уже и не понять, кто есть кто. Каждый стремился подобраться поближе. Те, кому посчастливилось попасть в первый ряд, ритмично били рукоятками мечей в щиты и притопывали ногами. Эдакий ритм, призванный запутать и сбить с толку противника...

Похоже, откуда прилетело копьё, никто не понял. Все взгляды были прикованы к нам – Гектору и Диомеду.

Я разозлился. Вполне может быть, что копьё выпустил кто-то из своих – Агамемнон решил подстраховаться, не отдавать удачу на откуп...

Первым порывом было наплевать на всех, даже на себя. Расхерачить к ебеням этого задавалу-Гектора и гордо удалиться. А потом – начать всё сначала.

И хорошо, если рандом игры сделает меня пешим воином с минимумом экипировки. Но ведь можно оказаться и галерным рабом... День за днём ворочать тяжеленное весло в чёрном, пропахшем потом и нечистотами трюме, надеясь на то, что представится случай сбежать...

Ладно, – решил я. – Не буду портить развлечение ни себе, ни другим.

Отрубив древко, я оставил наконечник торчать – пока не мешает, и сделав обманный выпад, аккуратно приложил Гектора по затылку, повернув меч плашмя. Царь не удержался на ногах и повалился на колени. Тогда я наподдал ему по мягкому месту – так, чтобы тот пропахал мордой твёрдую глину. И поставил ногу, обутую в плетеную сандалию, на спину.

Армия ахейцев взревела. В воздух полетели шлемы, грохот мечей о щиты разорвал барабанные перепонки.

Тяжело дыша, ни на кого не глядя, я развернулся и медленно побрёл сквозь людское море к своей палатке.

Вся проблема человека, игравшего за Гектора была в том, что он не был воином. Это я понял недавно, при первом с ним столкновении. Дипломат и политик, он занял место царя умелым манипулированием и интригами. На поле же брани старался не оставаться один. Всегда при нём были телохранители. Персонажи, ненавязчиво прикрывающие царя от прямых атак...

А убийство и чистая победа – две большие разницы, – лениво подумал я. – В случае смерти главного военачальника игра прекращается, а в случае же его позорного поражения – на его место просто придёт другой. Теперь каждый имеет право бросить вызов поверженному царю...

Не замечая дружеских похлопываний по наплечникам, приветственных кликов и приглашений выпить, я откинул полог своей палатки и шагнул в прохладный полумрак.

И вот здесь на меня свалилось отчетливое, как удар утюгом по морде, ощущение, что всё изменилось. Не тот запах, не то освещение, да и вообще это не моя палатка! Может, ошибся адресом? Зашел, в растрепанных чувствах, к кому-то другому?

В своих покоях каждый имел право создавать обстановку по вкусу: у кого-то джакузи с вечными девочками, у кого-то тренажерный зал...

Выглянув наружу – удостовериться – я не увидел ничего. Исчезли мириады палаток, рвов, стены копий, исчезли армии ахейцев и троянцев, в данный момент, по идее, заключивших перемирие для совместной пьянки; исчезли стовратные, облицованные мрамором стены Трои... Вне палатки была пустота. Сосущая голодная бездна.

Я поспешно задернул полог. Нужно добраться до точки выхода и покинуть сглючившую программу...

Когда я обернулся, на топчане из деревянной рамы и натянутой на него конской шкуры сидел Платон. Одетый почему-то в толстый набивной халат – такие носят кочевники, погонщики маленьких лохматых лошадок. Лицо брата украшала тощая – три волосинки в шесть рядов – бородёнка и такие же мерзкие усы. Кожа – смуглая, с множеством морщинок у глаз. Будто он всю жизнь провёл на солнце...

Пальцами правой руки Платон перекатывал бусины чёток. Белые чередовались с чёрными в строгом порядке – даже здесь братец не изменил своей педантичности.