Текст книги "Следующая остановка - жизнь"

Автор книги: Татьяна Успенская-Ошанина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

Звонить или не звонить Ире? Замоталась, забыла. Бывает.

Но Ире нужна помощь. Ира – одна. Правда, она совсем другая, чем Юля, и это её слова – «Хочу вихлять модной попкой», «Хочу ходить по ресторанам и танцевать до упаду». Но её слова и – «Я не из тех, кто просто так с мужиком ляжет».

Звонит телефон. Юля нехотя берёт трубку.

– Я знаю, почему ты не звонишь, – говорит Ира. – Ты что-то знаешь и не хочешь расстроить меня.

– Я ничего не знаю, но я не верю Митяю и боюсь его. В то же время я не хочу, чтобы ты передала мои слова Митяю.

– Я не передам. Я не сплетница.

– Вот и хорошо. Я бы на твоём месте не поверила ни одному его слову.

– Потому что у тебя есть муж.

– У меня есть муж, это правда, но мы говорим о Митяе. Если бы на его месте был Игорь…

– Игорь не может быть на его месте. У Игоря – несчастная любовь, и он – однолюб.

– Откуда ты знаешь это?

– Случайно, как всё на свете бывает. Подслушала его телефонный разговор. Забыла зонтик – не полезу же под дождь в своих замшах? Ну, вернулась. Дверь распахнута. И я услышала, как он умоляет кого-то выйти за него замуж. Дама – одинока, но влюблена в женатого, а Игоря на дух не принимает. Не слышала бы своими ушами, не поверила бы, что Игорь может произносить такие слова, может кого-то о чём-то молить. Посмотреть бы на эту неприступную одним глазком! Конечно, он некрасивый. Я люблю длинных. Но я бы и от него не отказалась. – Ира замолчала. – Я тоже, может быть, однолюб, – сказала едва слышно, – но жить-то надо, жизнь-то проходит. Поэтому давай-ка, пока я не влипла в историю, вываливай, что знаешь, – задребезжала злобой Ирина. – Какая тебе-то корысть прикрывать Митяя?

– Я его боюсь, – снова вырвалось у Юли.

– Ну и дура. Он глуп, может быть, и болтун, но безобидный. Я его знаю как облупленного. Наболтает с три короба, а шоколадки к празднику не пожалеет. Игорь тот просто и не подумает об этом, шибко отключённый.

– А Аркадий?

– Что Аркадий? Ты насчёт шоколадки? Нет, Аркадий не станет дарить шоколадку, он принесёт тебе денежку в конверте, а уж ты покупай… хочешь шоколадку, хочешь колготки, а то и что подороже. Так, ты мне зубы не заговаривай, балдеть по поводу того, какой Аркадий исключительный, будешь потом, сейчас речь о Митяе. Говорил он с тобой, что ли?

Но что-то Юлю удерживало.

– Римму Митяй, правда, выгнал, – сказала неуверенно. – Но Римму ты знаешь, она своего не упустит, она обхаживает его: приходит готовить, гладит бельё. Думаю, иногда и ночует у него. Ни за что не отдаст его легко! О разводе ничего не слышала. Митяю не верю, потому что он, по-моему, никого любить не может. Мне кажется, просто так пожить, побаловаться, поиграть он готов, но ведь бросит! – Юля вздрогнула от этого слова, потому что оно – подменой – подскочило к языку в последний момент, хотела она сказать – «продаст», «предаст». Вот эти слова твердятся не ею – её ребёнком, в самой глуби его быстро развивающейся жизни.

– Ну ладно, ясно. Из тебя, как из Игоря, слова правды не вытянешь. – Ира бросила трубку.

Будни, со строгостью компьютерных файлов, с долгим утомительным сидением на одном месте, с общими обедами на работе, вечерними ужинами с мамой тянулись бесконечно. Вместе с тем они пролетали быстро – она не успевала прожить дни полностью. А за один, сегодняшний, когда, казалось, жизнь должна замереть и вовсе – под атакой снега (а может, и не снега), поглощающего воздух, она прожила больше дней, чем за предыдущие полгода.

Просмотрела пролетевшие за полгода дни, как в кино. Они накапливали усталость, притушивали праздник считанных минут, что она проводила наедине с Аркадием. Осторожны и нежны его руки, участлив голос, но – спать, скорее спать. Даже в субботы с воскресеньями иногда у Аркадия деловые встречи, проверка торговых объектов… Дни проскакивали не испитые. Её мучает жажда. Сейчас уткнуться бы в Аркашу, сказать: «Держи меня крепко. Собери меня обратно в меня». А его нет. Даже сегодня, когда все до одного – дома!

Это «сегодня»… остановило… обнажило… раскрыло… – повторяется и повторяется. Ей не по себе…

– Тебе нехорошо, доченька? Ты много пережила за сегодня…

– Мама! Как хорошо, что ты прервала… – Юля садится.

– Тебе не по себе…

– Мама, пойдём на улицу.

– Я думаю, подъезд завалило. Если тебе душно, я открою окно. – Мама укрывает её пледом, открывает окно, садится на тахту рядом, обнимает. – Ты волнуешься об Аркаше. И столько сегодня ты узнала нового… Надо выделить главное. Главное – Аркаша. Надеюсь, с ним всё будет хорошо. Ты успокойся. Но послушай… Тебе нужно сейчас быть с ним как можно больше. Я не хочу, чтобы ты рвалась между ним и мной. Пока нет ребёнка, тебе очень важно побыть с ним вдвоём, – повторяет мама одно и то же. – Аркадий лечит тебя. Приедет Бажен, мы с ним снимем квартиру. Я тебя освобожу от себя.

– Мама, что-то совсем не так, – говорит Юля.

Снег сыпется в комнату. Мама закрывает окно.

– Пойду, принесу тряпку, надо вытереть лужу.

– Потом, мама. Посиди со мной. Я хочу, чтобы ты жила со мной, чтобы всегда была рядом.

Звонит телефон. Юля берёт трубку, мама идёт к двери.

– Юлька, здравствуй. Представляешь себе, что выкинул твой братец? Сбежал от меня без объявления войны – оставил записку: «Уезжаю навсегда». Ты что молчишь? Он появился или нет?

– Нет.

– Ну и что мне теперь делать, когда вы все бросили меня? На кой чёрт мне коровы и прочая живность? Что вы там себе думаете – мне лопнуть одному?

– Ты не один.

– Любку, что ли, имеешь в виду? – Отец так громко кричит, что под его голосом мама останавливается у двери, а потом подходит ближе к телефону. – Любка много не съест и домой не возьмёт – её сын гуляет в армии. А ведь это ты, Юлька, сокрушила мою жизнь. Ты удрала, и всё рухнуло.

Юля может сказать «Ты загнал маму. Если бы она осталась с тобой, умерла бы», но мама – рядом и жива, зачем что-то говорить?

– Попроси его позвонить, когда он появится.

Юля не сказала «Он долго не появится. Самолёты не летают». Из этого следовал бы прямой вывод: ищи блудного сына под боком, у бабки с дедом, возвращай домой.

– Хорошо, – сказала Юля, – я попрошу его позвонить.

– А ты совсем не скучаешь по отцу?

Его вопрос виснет дымом над ней и мамой.

– Как чувствует себя мама? – спрашивает отец.

– Хорошо, – отвечает Юля.

– Ну, поговорили. Негусто. Впрочем, и раньше-то из тебя слова не вытянешь. Передай маме привет. Она не хочет поговорить со мной?

Но Юля не отвечает, кладёт трубку.

Мама – камышинка, качается рядом под ветром отцовых слов. Из бледности – два красных круга и – прошлое из глаз. Неужели она всё ещё любит отца?

– Ты хочешь к нему? – спрашивает её Юля.

Воздуху после разговора с отцом стало ещё меньше. Почему не звонит Аркадий?

Снова звонит телефон.

Не дождавшись маминого ответа, Юля берёт трубку.

– Юш, я добрался до бабушки с дедушкой, они собирают обед. Пожалуйста, позвони, когда прекратится снег.

– Звонил отец. Зол. Хочет вернуть тебя.

– Надеюсь, ты не сказала ему, что у вас снег и самолёты не летают?

– Не сказала.

– Спасибо. Бабушка хочет поговорить с мамой.

Юля передаёт маме трубку, а сама, кутаясь в плед, выходит из квартиры.

Один глоток воздуха!

Дом тих. Люди вымерли.

Дверь парадного открывается тяжело, а ведь она не может быть придавлена снегом – над крыльцом козырёк! Намело и сюда. Снег по колено, но всё-таки можно стоять прижавшись к двери и дышать. Садик, улицы – под снегом. И, кажется, сверху тоже намётаны сугробы, только эти сугробы движутся вниз.

Теперь она знает точно: снег послан людям в наказание.

И нет случайностей.

Ася права: все случайности закономерны.

Не случайно в их селе появился Давид Мироныч. И Аркадий приехал к ним не случайно. И совсем не случайно Аркадий тоже знал Давида Мироныча.

Юля пытается накормить воздухом ребёнка, но вдохнуть глубоко не получается.

Немногие для вечности живут,

Но если ты мгновенным озабочен,

Твой жребий страшен

И твой дом непрочен!

И совсем не случайно именно этими строками сейчас зазвучал голос Давида Мироныча!

Что учитель хочет сказать ей?

Изо всех сил Юля напрягается и – не понимает.

В это мгновение идёт снег. И сейчас он наверняка кого-то губит – засыпая. Ей и её ребёнку он не даёт дышать. А Аркаша сейчас – под снегом, она чувствует это. Как же можно сейчас, в это мгновение, думать о вечности? Что-то другое хочет сказать ей Давид Мироныч.

– Пожалуйста, Юша, иди домой! – голос мамы.

Мама – в лёгком халате. Юля послушно идёт за ней.

Снег должен нести очищение, а сегодняшний стремится погубить. Лишь раскалённые телефоны… лишь мечутся под снегом голоса, шарят… ищут лазейку – спастись. И, словно перед смертью, льётся поток откровений. За один день узнала больше, чем за полгода городской жизни!

– Бабушка целует тебя. Она так обрадовалась Бажену!

– Садитесь-ка, погрейтесь, – встречает их Ася.

Обеими руками Юля берёт горячую кружку и тут же ставит её на стол.

– Вам придётся сегодня остаться у нас, Ася. Там уже больше метра, а снег всё идёт. Шагу не сделаешь, – говорит мама. – Почему ты не пьёшь чай, Юша?

– Хочу спать.

Но прежде Юля идёт к себе звонить Аркадию.

Гудки.

Может, говорит по второму номеру?

Юля набирает его. Тоже длинные гудки.

– Юша, будешь нервничать, ребёнок родится нервный, думай только о хорошем. Как Ася говорит, мысли материальны. Уверяю тебя, Аркаша догадается не идти в такой снег.

Он уже идёт.

– Возьми книжку. Ты когда-то много читала, книжка отвлечёт.

Юля покорно идёт за мамой к ней в комнату.

Она не любит читать книги по второму разу. Прочитанные лежат в её голове плёнками кино – в закрытых коробках, в каких привозят фильмы в сельский клуб. И в любой момент она может просмотреть их.

Снег – предупреждение. Снег – наказание. Кому?

Не Аркадию же!

Почему же именно Аркадий оказался под снегом?

– Ты что хочешь – классику, фантастику, поэзию?

– Мама, я не смогу читать. Аркаша не отвечает. Он идёт домой. Почему он не позвонил перед выходом?

– У нас всё время было занято. Ты говорила чуть не часами.

– Простите, что прерываю. Я сделала всё, что должна была, и иду домой.

– Нет! – в один голос воскликнули Юля и мама. – Идти невозможно!

– Мне очень нужно. У меня нет обеда сегодня.

– Магазины закрыты.

– Сварю макароны.

– Неужели ваши мужчины не могут сами сварить себе макароны? – Но тут же Юля вспоминает отца. Ни за что не станет сам себе варить. И, даже если есть сваренные, не разогреет себе. Еду ему нужно подать.

– Хорошо, попробую позвонить.

Юля идёт следом за Асей в коридор.

Просящий Асин голос, ватная тишина в паузы.

Когда кончится этот день?

Юля проходит к себе, ложится и ждёт Асю. Как только Ася зайдёт и скажет, что всё в порядке, она уснёт. Будет спать долго и заспит страх за Аркадия, тайну знакомства Игоря с Аркадием, снова страх за Аркадия…

Тишина давит на уши.

– Проснись, Юша, снег кончился.

Юля открывает глаза. Мамы в комнате нет. Кто же сказал ей: «Проснись»?

Какой тяжёлый ей приснился сон – снег остановил людей…

Горит яркий свет. Тёплая красивая комната. Разве может случиться что-то плохое?

Но и во сне ничего плохого пока не случилось. Митяй хочет поиграть с Ирой, Аркадий…

Что Аркадий?

Он ушёл под снег.

– Аркаша! – зовёт Юля.

Едва слышен её голос, губы замёрзли. С трудом встаёт и идёт в кухню. Мама держит руку на трубке.

– Где Аркаша?

– Ещё не пришёл.

– Где Ася?

– Ушла.

– Сколько времени я спала?

– Два часа.

– Кто-нибудь звонил?

– Бажен, Игорь. Не волнуйся, Юша, Аркаша скоро придёт! И Ася доберётся до дома.

Юля звонит в контору – может, Аркадий вернулся туда? Но, если бы вернулся, сто раз позвонил бы!

Долгие гудки.

Юля звонит Игорю.

Игорь тянет паузу, словно сомневаясь, говорить или не говорить:

– Он заходил к Митяю.

– И… он там?!

– Нет, он ударил Митяя. Там вышел скандал. Я не знаю, в чём дело.

– Знаешь. Говори.

– Митяй взял из сейфа документы и печать.

– Связанные с Генри?

– Да.

– Когда Аркадий был у Митяя?

– Часа два назад.

– Почему ты мне не позвонил? Я бы связалась с ним!

– Я звонил, ты спала. Связаться с ним ты не могла бы, потому что разъярённый Митяй звонил мне после того, как Аркадий ушёл.

– И он сам сказал, что украл документы, касающиеся Генри?

– Нет, конечно. Я сделал такой вывод.

– А не мог Митяй убить Аркашу? Митяй сильнее.

– Тогда он не звонил бы мне, а думал бы, куда деть тело. Нет, Митяй не убил Аркадия. Но Митяй был зол. Орал во весь голос.

– Что же он орал?

– Что он – благодетель, что он вытащил Аркашку из небытия на свет, что фактически он – хозяин фирмы, так как и идея, и первые деньги, и связи – его.

– Это так?

– Так.

– Тогда почему он не стал президентом компании?

– Не знаю. Может, в прошлом у него было что-то такое, что не должно обнаружиться, и он не хочет засвечиваться, поэтому и прикрылся Аркадием? Не знаю. Знаю: он внёс первый взнос за Аркадия.

– Аркадий говорил: он вернул все деньги Митяю.

– Митяй так не считает.

– Почему ты ничего не говорил мне раньше?

– А какое я имел право? Тебе всё это должен был рассказать Аркадий, не я.

– Как ты думаешь, он сможет дойти до дома?

Машины захлёбываются, буксуют, но всё-таки хоть немного, хоть и очень медленно, да раздвигают снег. Будем надеяться, справятся. Я живу на Проспекте. Смотрю в окно, как они стараются. Сугробы по бокам мостовой чуть не до окон высокого первого этажа.

– А наши окна выходят во двор, Проспекта отсюда не видно.

– Дойдёт, не волнуйся. Лучше приготовь пока обед.

– Обед есть.

– Вот и хорошо.

– Скажи откровенно, Митяй много напортил с Генри?

– Не знаю, Юля. Митяй кричит, что он вправе делать то, что он хочет.

Снежный день продолжается. Кого-то завалил до смерти, кого-то проявил в его сути.

– Не нервничай, Юша, он скоро придёт. Давай лучше приготовим что-нибудь вкусное.

– Ты попросила Асю позвонить, когда она дойдёт?

Ася пошла домой, потому что нужно сварить мужу макароны.

Юля звонит Асе. Подходит к телефону муж.

– Ася дома? – жёстко спрашивает Юля.

– А разве она пошла? Я понял: она остаётся.

– Вы же сказали ей, что не можете сами сварить макароны! А вы знаете, что происходит на улице?

– Господи! И давно она ушла?

– Два с лишним часа назад. Снега больше, чем на метр.

– О, Господи! – И столько в этом «О, Господи!» страха, что Юля смягчается. Может быть, Ася не так поняла мужа, может быть, он просил её остаться?

– Что же делать? – потерянный голос. – Я спал утром, когда она ушла. Я бы ни за что не пустил её! Что же теперь делать? Уже восемь вечера. Где она? По нашей улице не пройти. Мы живём близко к лесу, и здесь чистят в последнюю очередь. Дай бог, чтобы она догадалась поехать на метро. Хотя при чём тут метро? Как могли бы дойти до него машинисты и другие работники? Спасибо, что вы позвонили, я попробую встретить её.

– Вы или разминётесь, или сами утонете в снегу.

– Господи! – ещё раз вздохнул голос. – Господи, помоги! – попросил он.

Господи! – охнула Юля следом за Асиным мужем. – Только бы Ася дошла! Только бы Аркадий дошёл! Два близких человека. Её семья. Мама, Аркадий, Ася и ребёнок в чреве. Ещё Бажен… Ещё Генри. У всех у них общая кровь…

Муж любит Асю. Муж не говорил Асе, чтобы она шла. Она пошла потому, что хотела успокоить мужа: есть доллары, какое-то время они будут сыты.

У Аси сегодня день рождения и – доллары, вот она и пошла. Хороший получился праздник – в снегу!

– Хочешь, я расскажу тебе, как познакомилась с отцом? Давай-ка, чаю попьём. Самое худшее времяпрепровождение – бояться, что может случиться что-то плохое. Перестань думать об Аркадии и об Асе, ты не помогаешь им, ты только тормозишь их. Освободи их, не парализуй их волнением и страхом, дай им возможность бороться.

Мама ставит перед Юлей пышные оладьи на цветастой тарелке.

– Когда ты успела, мама?

Она голодна, не просто голодна, она съест сейчас всё, что есть съедобное в доме!

– К оладьям дать варенье, сметану или растопленное масло?

– Сначала хочу супу.

С каждой ложкой горячего душистого маминого борща становится легче.

– Я пришла на выставку. Честно говоря, иногда мне становится на выставках нехорошо. Пожилой мужчина с красными прожилками на щеках и на носу в упор смотрит на меня. Из дали дальней. Видно, любит поесть, выпить, видно – сладострастен. Обычный человек. Но почему-то начинает кружиться голова, щекотать в груди, знаешь, так, когда хочется кашлянуть. А иногда кажется: вот-вот потеряю сознание. Странно действует на меня живопись.

– Может, некоторые картины вбирают в себя зло, а ты чувствуешь?

– Не знаю, Юша, может быть. А в тот день и по радио, и по телевидению говорили об этой выставке – «собрана оригинальная экспозиция». Не успела войти, прежде картин увидела его. Людей в тот час было немного. Будний день, утро, я прогуляла какую-то лекцию. И стоит красавец.

– С сигаретой?

Мама усмехнулась.

– Подскочил ко мне. «Здравствуйте, – говорит. – Я загадал, если сейчас войдёт девушка, я на ней женюсь!»

– Ну, а ты что сказала?

– Я почему-то дар речи потеряла. Тот юноша совсем не походил на сегодняшнего… – мама поискала слово, – человека. Ни прокуренных жёлтых зубов, ни сытого выражения… «Девушка не умеет разговаривать? – спрашивает он меня. – На «здравствуйте» хочется услышать в ответ «здравствуйте». – И вдруг запнулся. Уставился на меня. Стоим и стоим. Смотрим и смотрим. Тут ещё кто-то входит. И ещё. Художники, устроители, посетители. А мы стоим и смотрим друг на друга.

– Картины-то ты увидела?

– Нет, – качает головой мама, – ничего я в тот день не увидела. Взял он меня за руку и повёл с выставки. Тут ещё и удачный день выдался: весна, птицы поют.

– И где же вы ходили, о чём говорили?

– Говорили? Мы целовались. Можно сказать – «до упаду». Целовались, не могли оторваться друг от друга.

– И курить перестал?

– Перестал. И, странно, мне нравился терпкий запах сигарет, мужской дух от него.

– А потом?

– Что «потом»? Пошли ко мне домой. И… зародился Бажен.

– Прямо в первый день?

– Эх, доченька, да если бы я подождала несколько дней, ни Бажена, ни тебя не было бы, а были бы совсем другие дети и совсем другая жизнь.

– Ты жалеешь?

– О чём? О том, что ты у меня есть, ни секунды. Или о том, что Бажен есть. А о своей жизни… ну…

Зазвонил телефон.

Обе вздрогнули. Юля схватила трубку.

– Я жив, – сказал Аркадий.

– Ты где?

– В будке телефона-автомата. Часа два отваливал снег от дверцы автомата, чтобы тебе позвонить.

– Где ты? – повторила она.

– Честно говоря, ещё далеко от дома, Юленька.

– Тебе очень плохо?

– Сейчас много лучше.

– Ты поел что-нибудь в конторе?

– Нет, Юленька, было не до того.

– Греть суп?

– Рано. Если приду через три часа, считай, произойдёт чудо. Я очень тебя люблю. Пожалуйста, ляг, поспи. – И гудки.

– Мама, он жив!

– Слава богу! Теперь дождаться, когда придёт. Кстати, ты тоже в первый же день знакомства вышла замуж.

– Но ты же не «замуж».

– Замуж, доченька! В тот же день мы подали заявление. Ты совсем спишь, ты очень бледная. Ложись-ка, а я разбужу тебя, как только Аркадий придёт.

– Я должна дождаться его.

– Я думаю, ему будет важнее увидеть тебя спящей. Не только тебе, и ребёнку нужно спать.

Она проснулась от глухой тишины.

Привычно протянула руку – коснуться Аркадия. Аркадия нет.

Почему его нет ночью?

Не сразу вспомнила: снег.

Не вернулся?!

Машины чистят их улицу, боковую к Проспекту, – значит, уже можно пройти.

Ребёнок опять толкается в ней. Опять о чём-то хочет её предупредить?

Вчерашний день не прошёл даром: ребёнок обиделся на неё – зачем столько нагрузила на него, почему не слушается его?

С трудом встала и пошла на кухню.

Мама сидела с раскрытой книгой и с рукой на трубке – перехватить звонок, чтобы не разбудил её.

Часы показывали три тридцать две ночи.

– Что делать? – одними губами спросила Юля.

– Ждать, Юша.

– Может, куда-то позвонить?

– Я не знаю.

– Ася звонила?

– Нет, Ася не звонила.

Юля набрала номер. Ей ответил испуганный голос Асиного мужа.

– Не пришла?

– Не пришла. Господи, чёртовы макароны! Только бы с ней ничего не случилось!

Мама накинула ей на плечи халат.

– Пожалуйста, позвоните в ту же минуту, как Ася войдёт.

– Обязательно.

Как только она положила трубку, раздался звонок.

– Юш, я звоню из аэропорта. Объявили посадку. Аркадий сумеет встретить? У меня много коробок.

– Аркадий не вернулся домой.

– Что значит – «не вернулся»?

– Он ушёл утром, и до сих пор его нет. Мы с мамой ждём.

– Ясно. Попробую взять такси.

– Я не знаю, что сейчас делается в городе.

Она пила обжигающий чай и смотрела в залепленное снегом окно.

И вдруг подумала: судьба Аси как-то связана с судьбой Аркаши. Если жив один, жив другой…

– Пожалуйста, подожди волноваться, вот увидишь, он скоро придёт.

Когда они с Аркашей рядом, кажется, они неуязвимы. Как же получилось, что сегодня – врозь?

И в эту минуту Юля вспомнила про Ганну.

Ганна прокляла Аркадия.

Проклятие не могло подействовать сразу. Ещё по инерции катилась прежняя удача…

Зачем Митяй взял документы Генри и печать? Что означает его странное поведение? То, что он начинает наступление на Аркадия? Это значит – Аркадия качнуло в сторону от удачи?

Нет, Аркаша, я не хочу.

Ганна, возьми обратно своё проклятье!

– Ты такая бледная, тебе нужно спать. Не думай о плохом, не притягивай плохое. Он скоро придёт.

Да, он скоро придёт. Ганна – злая, но Ганна не может разрушить чужую жизнь. Она не Бог. Ну брякнула что-то. Это ничего не значит. Мама права, он скоро придёт. Не может же случиться плохое, не может же ребёнок остаться без отца!

Ася говорит: очень многое зависит от человека, человек сам может отвести от себя беду.

– Когда ты родилась, я посадила вишню и яблоню. Вишен и яблонь в саду много, и необходимости в этом не было, но мне очень хотелось, чтобы вместе с тобой поднялись два дерева – стали твоими кормильцами. И зимой чтоб кормили тебя – вареньями и повидлом. Ты поливала их в сухое лето. Едва научилась ходить, а уже несла лейку – полить. Так вы и росли вместе. А когда появились первые вишни, ты ягоды делила всем поровну. Ты очень любила отца – ему ягоды несла первому, в рот вкладывала. А потом взбиралась по нему и причёсывала его, у него тогда шевелюра была гораздо пышнее.

– Мама, что нам делать?

Зазвонил телефон.

– Прости, Юленька, ты ждёшь меня, не спишь, я – у Генри.

– Слава Богу, жив. Как ты к нему попал?

– Случайно. Генри вышел гулять с собакой, а я сижу, привалившись к стене. Разве я тебе не говорил, Генри живёт по другую сторону от нашего офиса.

– А почему ты сидел, а не шёл? Тебе стало плохо?

– Мне даже очень хорошо было. Просто отдыхал.

– А что ты делал по другую сторону от офиса? – спросила, но тут же сама вспомнила – в ту сторону идти к Митяю.

– Генри оказал мне первую помощь, – не ответил Аркадий на её вопрос. – Растёр спиртом, напоил, накормил. Я не мог говорить, не могу сразу позвонить – руки одеревенели. Хотел идти, Генри не пустил. Ложитесь с мамой спать. Прости меня, ради бога, за сегодняшний день, но я должен был…

– …попытаться помочь Генри, – закончила она за него. – Да?

– Да, – удивлённо сказал Аркадий.

– Тебе очень плохо.

– Очень плохо, Юленька, и я не знаю, что делать. Но утро вечера мудренее.

– Сейчас уже почти утро.

– Я знаю. Прости меня.

Не успела повесить трубку, снова зазвонил телефон.

– Юля, простите, это Асин муж. Ася дошла, но говорить не может. Простите. Нужно помочь ей. – И гудки.

– Что же ты плачешь, Юша? – Мама обнимает её. – Все нашлись, да? Ложись, доченька. Не плачь, не беспокой ребёнка, он тоже начнёт плакать.

Но слёзы текли и текли. И не забирали с собой страха, проявленного странным днём, явившегося наказанием ей за что-то, этот страх живёт теперь в её утробе, рядом с ребёнком. Слёзы не помогают и осознать слов – «Немногие для вечности живут…» Одно ясно: никак нельзя сказать об их жизни с Аркадием: она состоялась. Несмотря на то, что они с Аркадием очень хотят жить честно и помочь людям, что-то очень не так в их жизни. А она не может понять и поправить это.

– Все живы, Юша. Ложись, родная, – уговаривала её мама, – а то скоро приедет Бажен, и нам нужно будет вставать.

Бажен звонил в дверь долго. Она так и не проснулась. Проснулась мама. Накормила Бажена и уложила в своей комнате на диване.

Аркадий вошёл в спальню в одиннадцать утра. Юля сразу проснулась.

Она не узнала мужа – так похудел он и осунулся! Но она не показала ему своей растерянности.

– Неужели вчерашний день кончился? – спросила с надеждой.

– Нет, Юленька, вчерашний день, вернее, позавчерашний, только начался.

– Что сделал Митяй?

– Если можно, не сейчас, пожалуйста. Я должен хорошо всё обдумать. Лучше скажи, как ребёнок? Он не очень пострадал вчера?

Сама не зная почему, Юля взяла и пересказала вчерашний день.

– Сволочь! – пробормотал Аркадий, когда она передала ему разговор с Митяем, и стал ходить по комнате.

Был он совсем не такой, её Аркадий, с каким она познакомилась. От кончиков ноздрей к углам губ горьким выражением прорезали кожу морщины, глаза потеряли улыбку.

– Разве ты не знал раньше, что он – дурной человек? – спросила Юля.

– Нет, не знал. Он безотказно делал для меня всё, что мне было нужно. Он заботился обо мне, мне предоставил руководство фирмой. В самом начале вместе с взносом за меня дал мне кругленькую сумму на жильё.

– Может, те деньги жгли ему руки, и он хотел избавиться от них? – Аркадий удивлённо уставился на неё. – Но ты ведь расплатился с ним?!

– Давно. Разве в этом дело?

– Он хочет власти?

– Я не знаю, чего он хочет. Из твоего рассказа я понял, он хочет тебя. А если он чего-то хочет, он не остановится…

Юля сидела в своей розовой ночной рубашке, выбранной Аркадием, и трогала её пышные складки. Поначалу велика была, а сейчас, когда торчит живот, – как раз.

Мама с Баженом встали. Осторожно носят коробки, разбирают. Их шаги не слышны, чуть-чуть, редко, скрипнет половица паркета.

– Сволочь, – повторил Аркадий.

– Что же теперь делать?

– Я не знаю, Юленька.

Звонят в дверь. И тут же – стук в спальню. Юля встаёт, надевает халат, прикрывает постель.

Входит Митяй.

– Кроме Игоря, все в сборе. – Он протягивает Аркадию документы и начинает кричать: – Что такого я сделал? Ну взял на ночь… что, я не имею права изучить их? Чего ты пустил волну, опозорил меня? Вот они. Я ничего с ними не сделал: ни одного пункта не изменил, в свою пользу не переписал! У тебя ничего не отнял. – Он кричит Аркадию, а смотрит на Юлю, но тоже не прямо, как смотрят Аркадий или Генри, а краем зрачка. – Я работаю в поте лица, я служу тебе, я у тебя ничего не отнял, – повторил он. – Все денежки лежат на месте, разве нет? И в документах всё, как было! Ну что ты молчишь?

– Ты кричишь, вот он и молчит, – говорит Юля. – Как он тебе может ответить?

Митяй и сейчас не попал взглядом во взгляд, его щёки малиновы, под носом – мелкие капли пота.

– Вырастили на свою голову. Баба вмешивается во все дела! Ты, Аркашка, меня знаешь, я не подводил тебя, я делал для тебя всё как для родного брата. Сам подумай, зачем я тебя вытащил с периферии, зачем доверил свою жизнь и своё благополучие?

Аркадий не сказал: «Затем, что тебе нужен был честный человек – прикрыть твои делишки», «Затем, что ты хотел подставить под удар другого, а сам остаться в тени. Если неудача, пострадаю я, а ты выйдешь сухим из воды».

Аркадий не сказал. И она не сказала.

Почему ей так холодно, хотя в доме тепло и на ней байковый халат? Почему не смеет поднять глаза?

Она не хочет обнаружить недоверие… не перед Митяем, перед Аркадием.

– Спасибо, Митяй, что пришёл. Забудем. Взял и взял. Забудем, – повторил Аркадий твёрдо. У Аркадия словно расправилось лицо, и исчезло горькое выражение, и вернулась улыбка. – Хочешь, вместе позавтракаем? Зять приволок с родины деликатесы.

– А что, я не против. Ты знаешь, я всегда люблю пожрать, особенно после изгнания Римки. Не станешь же готовить сам себе!

Она не хочет, чтобы Митяй сидел с ними за столом. Она хочет вызвать Аркадия в другую комнату и сказать ему, чтобы не верил Митяю, чтобы выложил Митяю, что и так Договор с Генри – грабительский. Но она ничего не говорит, просто уходит из спальни, прихватив одежду, и буквально падает в объятия Бажена.

У неё есть брат! Её брат защитит их с Аркадием от Митяя.

Бажен неподвижен. Его ладони на её спине горячи.

Она отстраняется, застеснявшись своего порыва и удивившись ему. Разглядывает Бажена.

– Ты совсем другой! Ты совсем взрослый! Ты что, ещё вырос?

– У меня всё готово, идите! – зовёт мама. – Пируем!

На столе кукурузные лепёшки, фрукты, мамины копчёности и соленья. Банки с мясом ягнят – новые. Любины?

– Я сам делал жаркое, – словно услышал её мысли Бажен. – Так что ешьте спокойно. Всё мамино я вывез из-под вражеского обстрела, – улыбается он.

– Ну, и отхватил ты, Аркашка, квартиру! Не кухня, ресторан! В прошлой едва втроём помещались, а тут сколько угодно можно столов поставить! И родственничков отхватил – так заботятся о тебе, сплошные деликатесы!

Завидует Митяй, юлит, лжёт, подлизывается, усыпляет Аркашину бдительность. А Аркаша ничего не замечает, гордо улыбается, угощает Митяя, да ещё и с просьбой обращается:

– Митяй, я хотел бы брату найти дело.

Почему опять верит ему?

– Такому человеку… да я… что хочешь. Конечно, найдём. С его помощью приберём Молдавию и Украину. Пусть хозяйничает там. А ещё я для него наведу мосты с Азербайджаном, там тоже есть чем поживиться. Да я для Бажена… что хочешь сделаю… да я помогу во всём… рассчитывайте на меня, ребята. Слушай, давай мы ему от фирмы газель купим?!

Митяй возбуждён, говорит без остановки, восхищается мамой, Баженом, едой.

Закричать: «Зачем ты о чём-то просишь Митяя? Почему веришь ему?» Выгнать Митяя из дома.

Но такой страх у неё внутри, что сил нет даже на то, чтобы подать Аркадию знак: не слушай, не верь! Что-то ест, но жуёт с трудом – она спит, и глаза слипаются, словно не спала много часов подряд.

Сказать Аркадию…

Брату рассказать… Брат спасёт их. Брат поможет.

И видит, будто кто высвечивает слова «…как только завод начнёт приносить прибыль, фирма обязуется отдать долг Генри Магнилу…» И словно взрыв в голове. Сонливость исчезает.

Митяй не хочет отдавать долг Генри – вот в чём дело. Митяй решил переписать Договор – обмануть Генри: зажать деньги. Сейчас не получилось, но он что-то обязательно придумает. Он не остановится, пока не добьётся того, что задумал.

– Я хочу сказать, Аркаша… если у Бажена будет работа и если мне удастся договориться в школе, мы с сыном хотели бы снять себе квартиру и жить отдельно, – говорит мама.

Митяй горячо подхватывает тему: у него есть знакомая девушка – агент по недвижимости, да в любую минуту, только скажи…

– У Аркаши тоже есть девушка-агент, – не выдерживает Юля атаки внутри – и ребёнок, и сердце, и голова словно взбесились: прочь иди отсюда, Митяй! Но она обрывает фразу, и лишь интонация выдаёт то, что она хотела крикнуть: «прочь поди!» Интонация такая, что все удивлённо смотрят на неё – чего она так резко?