Текст книги "Следующая остановка - жизнь"

Автор книги: Татьяна Успенская-Ошанина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

И мама рассказывает о своих учениках: кто сегодня чем интересуется, кто что хочет защищать, когда вырастет. Один решил посвятить жизнь спасению морей, другой – птиц, а одна девочка говорит, что самое лучшее животное – мышка, потому что она смелая и выживает в любых условиях. В лицах пересказывает мама споры на уроках и на занятиях биологического кружка.

Девочки, мальчики толпятся перед Юлей, словно это её ученики, а не Асины и мамины.

Сегодня мама совсем не мама. Она кружит по комнате и светится. Что-то она ищет, а может, просто огладывает свой мирок, с книгами, цветами в горшках и детскими вещами. Юля снимает с соска лёгкую каплю, не доеденную её дочерью, застёгивает лифчик, осторожно кладёт дочь в кровать и спрашивает:

– Ты, мама, выиграла по лотерейному билету?

Она не сразу понимает вопрос, а когда понимает, говорит:

– Кажется, да.

Присутствие мамы в её жизни стало необходимостью.

Мама отпускает её на работу ровно в три. Сама и выкупает ребёнка, и накормит из бутылочки, и спать уложит.

Юле сказала в первую же субботу:

– Твоя обязанность в выходные дни – покормить дочку. Накормила и – гуляй, ты свободна. Твоё дело – молодое, у тебя – муж, а я теперь, слава богу, при деле. Тем более, я виновата перед тобой. Тебя растила между огородом, садом и животными, так отслужу тебе сейчас – выращу твою дочку со стихами, сказками и музыкой! Ты получай удовольствие, ты радуйся мужу. Сколько твоё счастье продлится, неизвестно, а такой муж, как твой, – большая редкость!

И в будние дни, когда приходила Ася и Юля работала днём, мама буквально выпихивала их с Аркадием из дома: «Идите, идите, детки, куда-нибудь, в театр или попрыгайте-попляшите… погуляйте, пока я тут порадуюсь жизни». Они уже посмотрели «Двое на качелях» и «Три сестры»…

Однажды Юля забежала домой в середине своего рабочего дня – за шерстяной кофтой. И услышала: мама играет на пианино детскую песенку и во всё горло поёт. А Даша издаёт звуки вовсе не бессмысленные. Что, тоже поёт? В свои три недели?

Юля стояла в передней и слушала.

– Ну, а теперь, Дашенька, сыграю тебе Чайковского. Из детского альбома – «Зимнее утро». Представь себе голубое небо, солнце, и по снегу скачет зайчик. А теперь – «Болезнь куклы». Как зовут твою куклу? Ну, ладно, она у нас с тобой пока без имени. Ты сама придумаешь.

Мама – хранительница их очага. Живёт для них.

Юля взяла кофту и на цыпочках вышла из дома.

Сегодня мама не видит никого, ничего вокруг, кружит по комнате, как в танце. И дашь ей сегодня не её сорок с хвостом, а никак не больше двадцати.

– Ма, ты красавица! – разглядывает её Юля.

– Подтверждаю. – Игорь тоже следит за кружением матери.

– Идём, мама, есть. Аркаша обещал прийти к обеду и, как видишь, пока не пришёл. А я голодная.

– Я, наверное, пойду, – понимает наконец Игорь, что он не к месту. Его к обеду не пригласили. – Хорошая у тебя дочка, спокойная. Другие дети орут не переставая. Спасибо за разговор.

Юля пожимает плечами:

– Я рада, что Лена согласилась выйти за тебя замуж, и, надеюсь, вы будете счастливы.

Раньше она сказала бы: «Она полюбит тебя». Это логичная фраза из их прежних разговоров, но между нею и Игорем – Генри, и никак она не может отодвинуть Генри, перестать слышать его голос.

Игорь раскланивается с мамой, идёт к двери, но, не дойдя до неё, поворачивается к Юле и говорит:

– Ты изменилась ко мне. Почему? Я сделал что-то не так?

По фразе – Игорь не убивал Генри, фраза исключает возможность какой-либо подлости с его стороны, но почему взгляд Игоря, как взгляд Митяя, бежит от неё? Он должен быть сейчас безоблачным – Лена согласилась выйти за Игоря замуж!

Да выдумала она всё, нормальный взгляд – зрачок в зрачок.

Дочка спит, а мама кружит теперь по кухне.

Уже дымит из тарелок суп, уже подогрет хлеб и шкварчит второе, а мама всё танцует свой странный танец.

– Скажи же, что с тобой случилось?

Словно всё это время мама ждала её вопроса – она замирает перед Юлей.

– Я влюбилась, Юша. И мне сегодня сделали предложение.

Если бы не сидела, упала бы.

Предложение?! Мама собирается замуж?

Борщ стынет. Мама наконец садится.

– Развод я получу быстро. Дети – взрослые. Но вот «замуж». Ты, наверное, против?

– Я? Против? Почему? Я сплю и вижу, чтобы ты была счастлива, – обретает дар речи Юля. – Кто он?

– Он – историк. Одно «но», он на десять лет моложе меня. Говорит, ждал меня всю жизнь. Говорит, не может больше ждать. Говорит, ему нужны дом и ребёнок, а я делала аборты, да ещё операция на сердце… и неизвестно, смогу ли родить ему. И ты – против? – повторяет мама.

Теперь Юля кружит по комнате. И смеётся. И без остановки говорит:

– Я – против? Нет, я не против, мама. И, несмотря на операцию, ты сможешь выносить ребёнка! А рожать необязательно. Тебе сделают кесарево. И напрягаться не будешь. Это же просто чудо, мама! Не всё равно, с одним ребёнком сидеть или с двумя. По очереди. Давай, мама, скорее выходи замуж! – Юля чуть не прыгает по-детски.

Они едят остывший борщ и обсуждают, как будут растить вместе обоих детей, и мама превратится в девчонку-подружку, проживёт новую жизнь, лучше прежней, она будет делать любимую работу, и рядом будет человек, понимающий её.

– Давай, мама, скорее разводись. Поезжай и разводись.

Звенит звонок.

– Кто это может быть? – удивляется Юля. – Ася была, Игорь был, Ира была. О, Боже, это Митяй! Зачем нам с тобой, мама, Митяй? – Но всё-таки идёт открывать.

– Я не вовремя? – спрашивает Митяй, но ответа не ждёт. – Ты думаешь, я тогда приехал такой…

– Какой «такой»? – спрашивает Юля, пытаясь ухватить его взгляд. Она ведёт Митяя в гостиную и плотно закрывает за собой дверь.

– Ты не одна? – спрашивает Митяй и чуть не кричит: – Ну, такой: потный, взъерошенный. Это меня Римка поимела, выловила, устроила спектакль посреди улицы: встала на колени, обхватила за ноги и давай молить. Театр. Уж лучше бы орала и дралась. С меня семь потов сошло.

Нет! – сказало Юле сердце. – Не было Риммы, и не было театра. Это он вешает мне на уши лапшу, чтобы я следователю не сказала, какой он был. Ира доложила ему, что Римма приходила и что я подозреваю его.

Юля садится на диван и смотрит на Митяя, а взгляд Митяя скользит мимо неё. Что он там увидел? – удивляется Юля. – Картинка с морем. Он сто раз тут был и изучил её. А больше на этом отрезке стены нет ничего.

– Римка не даёт развода, говорит, родит сразу, как вернусь к ней, говорит, вынула спираль. А зачем мне теперь, когда у меня уже растёт сын? Есть такое явление, как ультразвук. Я сводил Иру к лучшему специалисту. Научный факт. Подтверждено: сын. Мой родной сын. Так зачем мне что-то ещё, Юлёк?

Привычное «Юлёк» прозвучало фальшиво. Не было никакой Риммы.

А если Римма была? И вполне могла дождаться Митяя. Но никогда ни из-за какого Римминого спектакля Митяй не пришёл бы в такое состояние! И театральная сцена с Риммой могла занять не больше минуты. Митяй мог отговориться, что обязательно позвонит ей, забежит, и поспешил в контору, чтобы его увидели в это время. Он должен был успеть сделать себе алиби, как говорит следователь. И алиби – факт нахождения его именно в конторе. И, в общем, в самом деле – алиби есть. Если она не скажет, какой он ворвался в контору. Кроме неё и Иры, его никто и не видел. Ира не скажет. А она, по мнению Митяя, может.

Вот ответ: убил Генри Митяй. Конечно, Митяй. И явился закрепить алиби. Если бы он не убил, чего ему беспокоиться, чего мести хвостом?

– Ты не веришь мне? – спросил Митяй. Его голос натянут тетивой, тетива может лопнуть.

Юля пожимает плечами. Но никак не может справиться с дрожью. Всё время звучит голос Ганны: «проклинаю». Что-то наступает на них с Аркадием.

– Римка просит спасти её, это всё Римка… – торопится оправдаться Митяй.

Звонит телефон. Юля берёт трубку.

– Юленька, не обижайся, я к обеду не поспеваю, мне нужно срочно ехать на завод вместе со следователем, объявился очевидец.

– Чего?

– Убийства.

– Ты уверен?! Тебе сказали, кто?

– Ничего не сказали. Прости меня, родная. Поцелуй малышку и ищи имя, завтра мы наконец зарегистрируем её. Сколько можно тянуть.

Юля кладёт трубку на рычаг.

– Пожалуйста, Митяй, мне нужно кормить дочку… – врёт Юля.

Через несколько часов станет ясно, кто убил Генри. Через несколько часов подозрения сами собой превратятся в факт.

Чего хочет она? Чтобы убийцей оказался Игорь? Или Митяй?

– Ты не веришь мне? – дрожит голос Митяя.

И то, что Митяй стащил себе её дрожь, и то, что он не даётся взглядом, и то, что он пришёл к ней со своими слюнями… – что-то означает. Что?

– Пожалуйста, Митяй, давай поговорим в другой раз.

Интересно, Ире он рассказал всю правду о себе или перед ней развернул павлиний хвост, и она верит в его исключительную порядочность?

– Сама подумай, зачем мне убивать Генри? – прямым текстом говорит Митяй. – Мне он очень нравился, он такой доверчивый и так хотел помочь…

– Замолчи! – кричит Юля. Ещё минута, и она замолотит по его груди и лицу кулаками.

Но Митяй задом ретируется из комнаты. И то, что он не выдаёт своей привычной пошлости «А ведь ты, Юлёк, того, была влюблена в нашего Генри», тоже подтверждает: убил ведь, убил! Не до пошлости ему, не до шуток, прибежал создать алиби.

– Мама! – зовёт Юля, когда хлопает дверь квартиры. – Мама! – Она забывает о том, что может испугать, разбудить дочку, она кричит истошно «Мама!» и утыкается в мамину горячую грудь и её заражает своей вибрацией.

– Ну, успокойся, родная. – В себя мама втягивает её подозрения, обвинения, сожаления, ужас… – нет Генри, а он нужен, а он необходим ей, только она не успела сказать ему об этом.

– Мы больше не пустим его. Он скользкий человек. Он плохой человек. Он разрушитель. Успокойся, родная. Он больше не появится. Ты думаешь, он убил Генри. Ты решила так, и ты не можешь видеть его. Но ты подожди… это очень опасно – обвинить… не надо так…

– Что «не надо так», мама? Он убил, мама! Он убил! – И она рассказывает о появлении Митяя в конторе, и о сегодняшнем разговоре, и об Ире с сыном Митяя внутри. Она освобождается от тайны, которая давила, как камни.

– Успокойся, пожалуйста, а то может пропасть молоко. Очень ответственно – обвинить, Юша. Ты сама говорила, была Римма…

– За двадцать минут до этого. И не могла она торчать столько времени. И не мог он из-за неё прийти в такое состояние.

– По твоим рассказам, могла торчать, Юша. Ты не видела, что убил он. Может быть любое совпадение. Осторожно, Юша!

– Мама, какая ты чистая! Как Генри, как Ася. Тебе и в голову не приходит, что можно убить человека, причём заранее продумать, как ловчее сделать это. Но ведь Генри убили, мама! Да, я не могу обвинить Дмитрия, но я чувствую, мама, это он, и вопрос – в том: сказать следователю о моих подозрениях или не сказать?

Звонит звонок, долгий, междугородний.

Они обе вздрагивают, и Юля берёт трубку.

– Здравствуй!

– Аркадия нет дома, – говорит она звенящему незнакомому голосу.

– Мне тебя! Как ты? Как мама?

– Бажен?! – кричит Юля в трубку. – Бажен, это ты?! Как я по тебе скучаю! Как же я хочу тебя видеть!

– Потому я и звоню, что сильно соскучился о тебе и о маме. Здесь можно хорошо устроиться. Мне казалось, ты не очень доверяешь Игорю и Митяю. Мне казалось, тебе не очень нравится с ними работать, и ты хочешь увезти Аркашу подальше от них. Ты мне не говорила, но я так понял. Я прав? Ты что плачешь, Юш? Мне тоже они не нравятся. Они способны на подлость, я боюсь за вас обоих. Бросьте фирму, прошу! Начнём общий бизнес здесь. Только нужно выучить язык. Юш, мы будем все вместе! Понимаешь? Спасибо тебе за Марину. – И после паузы: – У нас будет ребёнок.

– На что вы живёте? – тихо спросила Юля. Она как-то сразу успокоилась. Вот и выход: они могут поехать к Бажену.

– Родители Марины продали в Москве дачу и квартиру. Дают нам возможность встать на ноги. Мы пока на вэлфере. Но мы с Мариной пойдём учиться. Я хочу стать юристом, я тут встретил одного парня, он как путеводитель – все знает, ведет за руку. Пожалуйста, бросайте всё как можно скорее и приезжайте, – повторяет он. – Я беспокоюсь о вас. Я не хочу без вас. Аркаша легко выучится на программиста. Россия обречена, хороших людей погубят… а здесь мы все устроимся нормально. Я позвоню через неделю. Поговори с мамой и с Аркашей. Марина тоже очень просит вас приехать, она тоже хочет быть вместе с вами. Пожалуйста. Я хочу, чтобы вы были всегда рядом. Я не могу без вас. Я позвоню через неделю. – И гудки.

– Мама, мы живём на вулкане, следующая минута непредсказуема! Я хочу в Америку к Бажену. Как можно скорее. Не знаю, почему, я боюсь, мама. Скажи мне, чего я боюсь?

– Там тоже есть убийства, Юша, – тревожно сказала мама. – Там тоже есть жестокость. Нигде нет рая, он – иллюзия. И не такая уж я наивная, какой получилась в твоих добрых рассуждениях.

Заплакала дочка, и они обе бросились к ней.

Юля взяла её на руки, прижала к себе.

– Как же тебя зовут? Скажи, – глядит Юля в её русалочьи глаза, осмысленные любопытством. – Знакомься, я твоя мама. Я тебя родила в муках. Но я готова снова претерпеть их ради тебя. Может быть, ты – Оля? Или Варя? Мама, какое имя ей больше подходит?

– Моя мама рассказала: когда они не знали, как меня назвать, отец вышел на улицу и у первой встречной спросил её имя.

– Ну, и что хорошего? Имя может не подходить к человеку. От имени многое зависит. Бывает счастливое имя, бывает несчастное.

– Твоё – счастливое?

– Пока да, но кто знает… Давай, мама, назовём её Даша.

– Спроси Аркадия.

– Аркадию сейчас не до нас. Аркадия треплют следователи, и русские, и американские. Наверняка его тоже подозревают, он же формальный глава фирмы. Мы хотели уйти из фирмы, как только отдадим Генри долг. Теперь Генри нет, а мы не можем бежать. Мы все подписали бумагу о невыезде. А сколько времени продлится следствие? Сейчас идёт американское. Потом будет русское. А я боюсь, мама!

Юля кладёт девочку в кровать. Девочка смотрит то на неё, то на маму, вскидывает руки, дрыгает ногами, издаёт какие-то странные звуки.

– Смотри, она радуется нам! Она понимает, что мы любим её. Смотри, мама, она улыбается!

Даша?! Даша – тёплое имя. Но – Дарья… как быть с именем «Дарья»? Большую часть жизни ей быть Дарьей.

– Мама, выходи скорее замуж, рожай ребёнка, и мы будем все вместе… мы, мама, не будем расставаться. И все вместе уедем к Бажену в Америку. Америка родила Генри. Ты не представляешь себе, какой это был человек.

– Полно, Юша, не думай о нём, его не воскресишь, у тебя дочка, думай о ней, она нуждается в тебе.

Мама пошла на кухню. Она никак не отреагировала на её слова – «все вместе уедем к Бажену».

Аркадий вернулся глубокой ночью.

Юля спала, но, как только он вошёл в комнату, проснулась.

– Нашли? – спросила.

Это слово, с мягкой шипящей, зазвучало надеждой, словно ещё можно успеть вернуть Генри.

– Он не видел убийцу, он видел бордовую машину.

– Митяй?!

– Стреляли из машины. Машина тут же развернулась и уехала. А Генри упал ничком, лицом в асфальт.

– Это Митяй.

– Всё было бы очень просто, если бы в этот день Митяй не отвозил машину мастеру.

– Что за мастер?

– Вот в этом и вопрос. Мастер наш общий. Он берёт недорого, поэтому мы все трое чиним машины у него. У него свой дворик, остались ещё такие – Валентин живёт на самой границе Москвы и ближнего пригорода, как ни странно, на Калужском шоссе, близко к окружной. – Аркадий помолчал. – Удобно для того, кто часто ездит в Калугу. – Удивлённо он смотрит на Юлю.

– Так что ты хотел сказать о Валентине? – спросила она.

Уже давно она сидела в постели. Куталась в одеяло.

– Кто же это мог быть? – растерянно спросил Аркадий.

– Доскажи, пожалуйста, о Валентине.

– Расплачиваемся мы сразу, после осмотра неполадок. Так как за починенными машинами приходят только свои, Валентин оставляет их прямо с ключами во дворе. Работает он в гараже – стук, скрежет, в общем, плавает в шумах, глухарь и глухарь, знать не знает, что там снаружи делается. Трудяга, работает с утра до ночи, иной раз и поесть забывает, не то что выглянуть в свой дворик. Он не видел, кто брал машину. С ним очень удобно иметь дело, ты пригнал ему свою чинить, а берёшь – одну из его и едешь по своим делам! Знает, вернём в целости, люди-то все – богатые! Да и его машины – обычные, на которые никто сегодня не позарится. И всё было бы ясно, если бы в тот день Митяй не чинил у Вальки машину, – повторил Аркадий, – и не уехал бы на Валькиной.

– Значит, не он был на бордовой?

– Не знаю, Юленька, и Валентин не знает. Свою машину Митяй взял лишь вечером, но рабочий завода видел именно машину Митяя – его номера. Кто приезжал на ней в Калугу, кто убил Генри? Может, сам Митяй забрал, сделал своё чёрное дело и вернул, чтобы отвести улики. А кто ещё? У Игоря алиби. Я тоже из Москвы не выезжал. Кому нужно было убивать Генри? – вопрос первый.

– Помнишь, именно Митяй брал документы Генри? – тихо спросила Юля.

– Что ты хочешь сказать? – Но тут же он воскликнул: – Переделать их?! Ты говорила об этом. Но что, что он мог переделать?!

– Он мог переписать документ так, что Генри не вносил денег. А раз не вносил, не нужно отдавать.

– Это смешно. – Аркадий заходил по комнате. – В нотариальной конторе хранится копия Договора.

– Разве ты не слышал, контора сгорела три недели назад.

– Как сгорела?

– Странно, ты ничего не знаешь?

– А откуда знаешь ты?

– Мне сказал следователь, который приходил меня допрашивать.

– И что он сказал?

– Он сказал: три недели назад сгорела нотариальная контора со всеми документами. И это очень странно.

– Почему же я ничего не знаю?

– Наверное, в эти три недели ты туда не заезжал и не пытался звонить. Как видишь, нотариальные конторы горят. А тебе отнюдь не все новости докладывают.

– Почему следователь, который проговорил со мной три часа, ничего мне не сказал?

– А где вы с ним встречались?

– В его гостинице.

– А почему не в конторе?

– Я не знаю.

– О чём вы говорили?

– Он просил меня рассказать подробно об отношениях с Генри, о заводе, о том, как сформировалась фирма и чем она занимается. Ну, я ему и доложил обо всём подробно.

– А на фирме он был?

– Я больше ничего не знаю.

– Странно, почему он не стал говорить с тобой в конторе.

– Наверное, потому, что хотел сначала услышать от меня все подробности. Он знает о французах, о том, что я был там, и, как я понял, меня он совсем не подозревает.

– Ещё бы! На тебя только поглядеть…

– Юленька, не волнуйся так. Допустим, ну, допустим, Митяй переписал бы тогда документ… А как в глаза Генри смотреть? Нас же трое! Есть ещё Игорь… Нет, это невозможно! Не дурак же он. Какое странное совпадение!

– Лучше бы он тогда переписал документы. Генри был бы жив!

Аркадий удивлённо смотрит на Юлю.

– Что ты хочешь сказать?

– Не знаю. Рассуждаю вслух. Пусть без своих денег, но был бы жив! – Она помолчала. И продолжала вспоминать: – Ещё следователь сказал, что в вашей конторе пропали все документы, связанные с Генри и с Калужским заводом. Остался только один: завод поставлен и введён в строй АРКМИТИГО.

– Как пропали? Они были несколько дней назад. Я видел их собственными глазами.

– Вот и думай теперь, почему сгорела нотариальная контора и пропали документы? Тебе ещё неясно? Скажи-ка мне, а кто мог знать о том, что бордовая машина у Валентина?

– Знаем мы трое. Я не убивал. Значит, или Митяй, или Игорь. – Ни кровинки в лице. Аркадий растерянно смотрит на Юлю.

– Митяй.

– Но у обоих железное алиби. Мистика. Может, имеется кто-то ещё, о ком мы не знаем. Кто? И ему-то зачем убивать Генри? Ты говоришь, нет документов? – повторяет он.

И только теперь до Юли окончательно доходит, что это значит – нет документов и сгорела нотариальная контора. На этом Митяй не остановится.

«Господи, помоги! Господи, спаси Аркашу. Отведи от нас беду»!

Она обхватила мужа всем телом.

«Господи, помоги, спаси Аркашу!»

Она всё время слышит Ганнин голос: «проклинаю!» Смерть Генри – начало. Генри – часть Аркадия и её. Это их с Аркадием выметают из жизни! И виноватых не найдёшь. И ничего не докажешь. Никаких документов не будет. Ни одно убийство, совершённое в России за последние годы, не раскрыто, – как-то услышала она по радио.

«Господи, помоги!»

– Ну, что ты? Успокойся, – неуверенный шёпот Аркадия.

Юля вцепилась руками в плечи Аркадия:

– Уедем в Америку к Бажену. Он звонил, зовёт. Говорит, ты сумеешь там найти себя – выучишься на программиста. Бежим отсюда, Аркаша, пожалуйста! – кричит Юля. – Прошу тебя! Завтра уедем. Это начало. Или поедем жить в Молдавию, а хочешь, к тебе на родину. Мне страшно. Я не могу больше. Поедем сейчас, сию минуту, возьмём твою часть денег из сейфа – на первый шаг, и – прочь отсюда!

– Тише, Юленька, дочку и маму разбудишь. Успокойся, родная, молоко может пропасть. Всё как-то устроится. Убийцу найдут. Ты же сама подписала документ о невыезде! Как же мы можем сейчас уехать?

– Очень просто. Сядем в машину и уедем куда глаза глядят. А уже оттуда удерём в Америку.

– Пожалуйста, успокойся. Убийцу найдут. Вот увидишь, найдут! – повторяет Аркадий, как заведённый.

Но убийцу не нашли. Ни американский следователь, ни русский. У всех подозреваемых оказалось алиби. Американцы обещали прислать другого следователя и уехали.

Аркадий уговорил Юлю выйти на работу. «Доверься мне! – попросил он. – Потерпи ещё немного».

Почему он не хочет бежать, она не понимает. Но она так устала от страха, что возразить не смогла.

Когда раньше они ели за тесным столом, она каждого ощущала членом своей семьи. Даже Митяя. Теперь же сидеть со всеми за одним столом оказалось невмоготу. Ира, с уже заметным животом, суетящаяся и старающаяся всем угодить, больше не плескалась лёгкой радостью – сквозь суету и любезность торчал многочисленными антеннами страх и ловил сигналы опасности. Митяй рассказывал анекдоты, но при этом чувствовалось, что рассказывает он их машинально – не понимая, о чём они. Сам не смеялся и не ждал реакции на них от слушателей. Был он вял. Игорь тоже изменился: похудел и похорошел. Стал болтлив: громко делился со всеми своим будущим. Первый шаг – новая квартира, второй – свадьба, третий – свадебное путешествие, четвёртый – ребёнок. Он был неестественно оживлён и смешлив, словно вся Митяевская энергия перекачалась в него.

Все лгут! – с ужасом ощущала Юля.

И её собственное участие в судьбе Митяя и Игоря делало её причастной к их лжи.

Страннее всех вёл себя Аркадий. Казалось, не было смерти Генри, и вообще никакого Генри не было. Он не выяснял отношений с партнёрами и даже улыбался им. К ней он был по-прежнему внимателен, но она чувствовала некоторую его отстранённость. Вызвать его на разговор стало невозможно. Ни о чём серьёзном он говорить не хотел. И за общим столом всё вспоминал, как они с Митяем играли в футбол, стреляли, участвовали в КВНах.

Видеть такого Аркадия было непривычно и неприятно.

Под любым предлогом она старалась избегать общих трапез. Главный предлог – нужно в перерыв проведать дочку.

Дочку назвали Дашей и заготовили ей судьбу Дарьи.

Как-то ночью она разбудила Аркадия и спросила его, что с ним происходит. Почему они не уезжают, когда следствия уже закончены, а Генри нет, и нечего им больше ждать. И что за комедию он разыгрывает. Она так и сказала «Комедию разыгрываешь». Слова резкие, совсем не свойственные их отношениям.

– Почему ты не желаешь ни о чём серьёзном говорить со мной, ничего мне не объясняешь? – спросила она расстроенно.

Аркадий щурился от яркого света и пристально смотрел на неё.

– Почему ты молчишь? Или мы с тобой – одно целое и должны знать, что происходит друг с другом, или мы – чужие люди, и тогда нечего нам делать вместе.

Аркадий пошёл на кухню, принёс ей и себе по стакану воды.

Сел на кровать и как-то сгорбился.

– Ты думаешь, я могу спать, есть, наслаждаться семьёй, смотреть тебе в глаза?

Теперь она пристально смотрит в его незнакомое жёсткое лицо.

И только сейчас осознаёт, что очень давно он не ласкает её, словно притронуться боится.

И только сейчас она осознаёт, что он словно прячется от неё – не она, он избегает разговоров с ней, даже просто вдвоём остаться в комнате боится. Часто приходит спать, когда она уже уснула.

Не замечала ничего, потому что сильно устаёт. Полдня с Дашей, полдня напряжённая работа. И сама с собой справиться не может. Преодолевает себя – буквально заставляет себя ни о чём не вспоминать, ни о чём не думать.

И наконец она понимает: это Генри. Каждый из них по-своему переживает его смерть.

Она сделала выбор: не сказала ничего следователю о своих подозрениях. Она стала соучастницей убийцы.

Растерянно смотрит она на Аркадия. Налетела на него. Каким мерзким тоном заговорила с ним. А попыталась понять, что происходит с ним?

– Ты думаешь, после убийства Генри я мог остаться прежним? Убили моего брата. Явно убили люди, связанные со мной. Я должен раскрыть это преступление. Я сам проведу расследование. Я должен отомстить… – тихо сказал Аркадий.

– Ты хочешь найти и убить убийцу?! – с ужасом спросила Юля. – Ты хочешь уподобиться убийцам? Как ты будешь потом жить? Генри не вернёшь.

Она вглядывается в Аркадия и не узнаёт его. Совсем другой человек. В нём умерла радость. Нет, в нём умерла наивность.

– Можно не убивать.

– Ты хочешь посадить его в тюрьму? Но смертной казни сейчас нет, и он из тюрьмы выйдет. Найдёт тебя и убьёт. – Осторожно она дотронулась до его руки. – Умоляю тебя, откажись от своей затеи. Ты обещал мне уехать.

– Поэтому я и не хотел тебя включать в моё расследование. Ты не дашь мне отомстить.

Словно ему передались её предчувствия, теперь его бьёт её озноб. И она начинает гладить его голову, как обычно гладит он – ее. И она приговаривает:

– Ты самый лучший. Ты самый добрый. Ты самый хороший. Пожалей себя. Пожалей меня и Дашу. Прошу тебя, умоляю тебя, бежим отсюда. Пусть остаются им все деньги. Мы отомстим им по-другому: мы выживем и построим свою жизнь. Убийц нельзя трогать, от них надо бежать.

Она гладит и гладит его голову, всю свою силу, всю свою волю пытаясь вложить в Аркадия. А он высвобождается из-под её рук.

– Ну, в этом ты не права, – говорит он тревожно. И щурится, как со сна, словно у него испортилось зрение. – Я долго соображаю, но если начинаю что-то понимать, то не отступлюсь.

– Я помню, помню, ты избил Митяя, – заторопилась она. – Но он ещё не отомстил тебе за это. Он обязательно захочет отомстить.

– Ты думаешь, это опять Митяй? Это он убил Генри?

– Почему «опять»? Это – первый шаг Митяя к мести тебе. – Она замолкает.

Секунда борьбы: сказать Аркадию всё, что она знает…

Нет же. Мальчик Митяй и сегодняшний – разные структуры. Сегодняшний рассчитывает шаги и бьёт наверняка. Он не даст себя ни посадить, ни убить, он убьёт Аркадия.

– Откуда я что знаю. Одно ясно: нам с тобой нужно бежать отсюда прочь, пока не поздно. Если ты любишь меня и Дашу, спаси нас. Брось своё расследование. Генри ты не поможешь, Генри ты не вернёшь, даже если найдёшь и накажешь убийцу, а нас всех троих подставишь. Силы неравны. Ты не можешь понять подлеца.

– Это мы ещё посмотрим, – тихо сказал Аркадий. – Я учусь. Я сильно учусь. Ты думаешь, почему я стал так много болтать с ними обоими. Я ловлю их в западни.

– И как же ты их ловишь? Что же ты узнал?

– Многое. Растерянность иногда. Взгляд Митяй отводит.

– Эка невидаль, отводит взгляд.

Она заплакала.

Аркадий обнял её, прижал к себе.

– Прости меня. Я не помогаю тебе, я от тебя отошёл. Я не поддерживаю тебя. Ты права, я должен спасти тебя и Дашу. Обещаю, я хорошо подумаю о том, что ты сказала мне. Я постараюсь выбраться из своего состояния. Но ведь с французами я должен закончить.

– Неужели ты думаешь, что что-то у тебя получится? Запомни мои слова, они повысят цены, они не дадут возможности бедным людям покупать их продукты.

– О чём ты говоришь? Пока всё по-прежнему.

– Только что прекратили следствие. Дай время.

– Но я не могу бросить на середине французов. Они как бы завещание Генри. Обещаю, мы уедем, как только заключим с ними Договор. Кончат же они когда-нибудь капризничать: то место им не нравится, которое мы предлагаем для завода, то наши условия, то профиль завода… Я прошу их производить оборудование для дойки, смесители, сепараторы, технологическое оборудование и прочее. Главное сейчас – полностью обеспечить фермеров.

Он крепко обнял её, прижал к себе. И, как всегда в такие минуты, Юля расслабилась, успокоилась и позабыла всё, что хотела ещё сказать мужу.

С этой ночи Аркадий часто уводил её в спальню, усаживал рядом. И, как в первые недели брака, они подолгу сидели прижавшись друг к другу.

ДВЕНАДЦАТАЯ ГЛАВА

В один из дней, когда Юля в перерыв одной рукой прижимала к себе уснувшую после еды дочку, а другой ела суп, раздался звонок в дверь. Ася пошла открывать.

– Здравствуйте, я пришла к Юле.

Римма?! Что делает здесь Римма?

Римма не стала дожидаться, пока Юля выйдет к ней, буквально влетела в кухню – впереди Аси.

– Юлёк, здравствуй! – сказала громко, не обращая внимания на спящую девочку.

Юля поспешно встала и мимо Риммы понесла Дашу прочь.

– Мне поговорить…

– Тише, пожалуйста, – попросила Ася, – разбудите же! Видите, ребёнок только уснул.

Римма пошла следом за Юлей, дождалась, когда та уложила Дашу, и, не успела Юля застегнуть лифчик и блузку, прямо тут, перед детской кроваткой, бухнулась на колени:

– Если не ты, никто не спасёт. Митяй послушает тебя. Он уважает тебя. Он любит детей, он хочет ребёнка. И, если он вернётся, я сразу рожу ему. Молю тебя! Что ты так смотришь на меня? – Римма с колен съехала на зад и заревела.

– Ты мне дочь разбудишь! – резко сказала Юля.

Как-то очень деловито Римма встала, одёрнула короткую юбку и следом за Юлей вышла из комнаты. А когда они уселись на кухне, где Ася делала винегрет, спросила:

– Думаешь, я сумасшедшая? Да, я – дура, упустила Митьку, но я его знаю, он по натуре верный, он любил меня, и, если ему объяснить, он может вернуться.

– Он не вернётся, – сказала Юля. – Он к тебе не может вернуться.

– Ты откуда знаешь? Он тебе доложил? Он не может жениться, он же женат!

– Да, он не разведён, но к тебе он не вернётся всё равно.

Римма вскочила, воткнула руки в бока и начала кричать:

– Думаешь, буду молчать? Думаешь, стерплю? Нет же!

Ася закрыла дверь в кухню, так как у Риммы был голос пронзительный, с высокочастотным звуком, въедающийся в каждую клетку окружающего пространства.

– Митька – подлец. Он только мне и подходил. Он только со мной и мог водиться, – сказала она детское слово. – Два сапога пара. Он – преступник, ворюга, сам у себя может воровать, ему лишь бы воровать. И он в мокром деле… – Римма на полуслове замолчала. Разевала рот, словно злые слова ещё выскакивали из него. Так постояла она какое-то время, вращая глазами, как куклы в детских спектаклях, не умея остановиться, а потом стала переводить взгляд с Аси, безмятежно рубящей свёклу в винегрет, на Юлю, разглядывающую свои ногти, и обратно. Может, слова не выскочили? Может, примерещилось? – Ну, я пойду, – сказала наконец Римма осевшим голосом и пьяной походкой двинулась к двери. Её никто не остановил. И, когда хлопнула входная дверь, Ася продолжала рубить свёклу, а Юля – рассматривать свои ногти.