Текст книги "Следующая остановка - жизнь"

Автор книги: Татьяна Успенская-Ошанина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Мама восстанавливалась медленно. Подолгу лежала, обложенная книгами. Оказалось, она любит читать сразу несколько авторов. В доме – большая библиотека: Прус, Хемингуэй.

Раньше Юля и Аркадий могли часами сидеть, прижавшись друг к другу, и разговаривать. Детство, юность, потаённые мысли… Теперь ужины и завтраки – общие с мамой. Разговаривают о налогах и коммунальных расходах, постоянно увеличивающихся, о странных новых законах, об убийствах, о коммунистах и демократах.

Оставшись вдвоём в спальне, Аркадий усаживается рядом с ней на тахту, как и раньше, обнимает её, крепко прижимая к себе, чтобы они набрались тепла друг от друга, и спрашивает: «О чём ты сегодня думала?», «Как прошёл твой день?», «Не знаешь, почему Генри не заходит в контору?» Но они оба такие уставшие после целого рабочего дня и после долгого светского ужина, что язык не ворочается. Засыпает Юля сразу и спит беспробудно до звонка будильника.

С появлением мамы в их жизни возникли и другие проблемы. Мама восстала против Аси:

– Ася – прелестный человек, но, сами подумайте, зачем платить большие деньги, когда я здесь? Должна же я что-то делать, не могу же я есть ваш хлеб и быть барыней на вате.

– Что вы, какая «барыня на вате»? – возразил Аркадий. – Прежде всего вы должны восстановить здоровье, чтобы начать полноценно жить. Юленька говорила, вас приглашают в школу. А что такое труд педагога, я знаю – свою мать до позднего вечера не видел! То поход с учениками, то самодеятельность, то ещё что-нибудь…

– Я не смогу преподавать. Во-первых, я не взяла с собой свои книги…

– Я взяла, мама. Целую стопу. Поначалу тебе хватит, а потом Бажен пришлёт. И чучела зверей взяла.

Юля бежит в кладовку и везёт в кухню чемодан.

– Вот. И для них в твоей комнате этажерка, расставляй, как тебе нравится.

Мама смотрит на Юлю с немой благодарностью, говорит нерешительно:

– Во-вторых, меня не возьмут, потому что нет прописки…

– Это проблема. Но Юля сказала, директор просил вас зайти. А как только мы купим квартиру, сразу можно будет оформить прописку.

– А когда мы сможем купить квартиру? – спрашивает Юля.

– Смотря, какой у нас аппетит. Если мы хотим ту, в которой жили раньше, можем купить хоть завтра, она стоит семьдесят четыре тысячи долларов, у нас есть такие деньги. Если же замахнуться на такую, как эта, нужно не меньше, чем сто пятьдесят – сто семьдесят тысяч. Таких денег у меня нет, и нужно подождать несколько месяцев. Вообще мне пора разобраться с деньгами. То, что получается от безналичного бизнеса, – в акциях на счету. Деньги живые – от наших точек – в сейфе, вместе с деньгами Митяя и Игоря. Положить их в банк не могу никак – придётся платить баснословные налоги. До первого апреля я занят по горло, а первого разберусь, сколько у меня наличности, и давай попробуем купить квартиру.

– А не может кто-нибудь другой взять твои деньги из сейфа?

– Не понял вопроса. Нас трое в компании, и все наши деньги вместе. Каждый берёт столько, сколько ему нужно. Ты что так побледнела?

Юля потянулась, встала, сказала:

– Я хочу спать.

Не признаваться же Аркадию в том, что снова, как уже много раз прежде, сжало сердце. Почему? Ведь всё спокойно, все живы. И мама улыбается. И Аркадий улыбается.

СЕДЬМАЯ ГЛАВА

Густая лавина снега движется сверху – завалить людей и дома, как землю, усыпить до весны, погрузить в спячку. Неба не видно. Машины, автобусы с троллейбусами ездить не могут, а пешком не дойдёшь даже от подъезда до подъезда – снега выше колен.

Хорошо, у них шестой этаж – может, их и не засыплет?

Беспрерывно звонит телефон. Аркадий отвечает.

– Извините, сегодня встречи не получится, позвоните завтра.

– Что мы можем сделать?

– Я дам вам телефон этой компании, но, думаю, и там сегодня не работают. Простите, но я не виноват, что у вас самолёт. Я никак туда не попаду. Стихийное бедствие. Позвоните в справочную аэропорта, там знают погоду, но, думаю, самолёты не летают.

Говорит радио, обещает: снегопад прекратится через четыре-пять часов.

Но пока с неба валится снег – остановить людей в их действиях и суете.

Радио рассказывает, где кого убили, какие предприятия вышли из строя… Юля выключает его.

Сегодня должна прийти Ася, но, конечно, не придёт.

Мама с раннего утра в кухне: сварила борщ, приготовила завтрак. В духовке «доходят» голубцы. Запах детства. Мама рада, что Ася не пришла. При Асе ей приходится отсиживаться в своей комнате.

– Сегодня напеку вам пирогов, давно не пекла.

– Ты уже наготовила кучу всего! Тебе нужно отдохнуть.

– Мне очень хочется спечь вам пироги. Это отдых для меня.

Звонят в дверь.

Юля идёт открывать.

– Ася?! – восклицает она. – Как же вы добрались?

Асе очень нужны деньги. Сегодня её день.

– Боже, в каком вы виде! Вы насквозь промокли, едва стоите. Скорее снимайте брюки и колготки, я дам вам свои.

– Я плыла в снегу, – пытается улыбнуться Ася и послушно переодевается, еле двигая руками и ногами.

Мама уходит к себе.

– Садитесь скорее, вы совсем без сил. Попейте чаю, вас лихорадка треплет.

Ася покорно садится, берёт в руки чашку с чаем, подносит ко рту, а проглотить не может. Виновато улыбается.

– Сейчас это пройдёт. Вы перенапряглись, – успокаивает её Юля.

– Скажите, что нужно делать.

Разве что постирать? Но есть стиральная машина. А погладить Ася всё равно не успеет – бельё сохнет долго.

– Вы чем-то расстроены? Как всегда улыбаетесь, но я чувствую… – говорит Юля.

– Мой муж сегодня должен был проходить интервью.

У Аси есть муж? Юля думала, Ася – мать-одиночка. Если «проходить интервью» – значит, у мужа нет работы. Вот почему Асе так нужны деньги. Она тянет семью одна. Прокормить мужчину тяжелее, чем ребёнка.

Наконец Ася делает первый глоток.

– Сейчас, сейчас, вам станет легче, – говорит Юля. – Поешьте, пожалуйста. Какая у мужа специальность?

Ася пьёт залпом чай и уже говорит не через силу:

– Физик, теоретик. Но сейчас не нужны учёные, поэты, художники. Приходится искать работу не по специальности. Одной американской фирме нужен программист. Компьютер муж знает, но он не программист, и мы боимся: не возьмут. А если даже возьмут, вдруг не справится? Что делать тогда?

– Он давно без работы?

Генри мог бы помочь! Наверняка знает американские фирмы в Москве. Она позвонит Генри, она попросит…

– Он числится на своей работе, но там совсем не платят. Он стал такой нервный… вздрагивает от каждого звука.

Сколько часов Ася добиралась?

– Можете мне помочь? – спрашивает Юля. – Летает пищевая моль. В какой крупе завелась? Никак не доберутся руки перебрать… И очень хочется оттереть сковороды и кастрюли, перемыть хозяйскую посуду – почему-то вся чуть жирная, – вдохновенно врёт Юля.

– А стирать разве не нужно?

– Конечно, нужно…

Юля идёт к маме. Ребёнок тянет её сесть. Беспокойный у неё ребёнок. Чуть что, даёт о себе знать. Плачет он, что ли, в ней?

– Спасибо за книги и чучела. – Мама расставила всё на этажерке и теперь листает одну из книг. Поворачивается к Юле: – Что с тобой? На тебе лица нет. Кто обидел тебя?

Мама у неё тихая. Сама себя арестовывает, когда они с Аркадием дома, и не слышно её. Целый день читать – с ума сойдёшь…

– Асю жалко! – Юля передаёт их разговор.

Мама долго молчит, а потом говорит:

– Что ж, пока у вас есть деньги… помочь всегда приятно.

– Не расстраивайся, мамочка. Ты же приготовила нам обед!

– Я не расстраиваюсь, я очень благодарна тебе за книги.

– Как ты себя чувствуешь?

– Заново родилась. В последнее время я так привыкла к слабости, к невозможности дышать… руки такие тяжёлые – поднять не могла, и сердце словно давило на ноги – шагу не шагнуть, а сейчас… Помню, в юности, ничего не весила, и энергия через край. И сейчас – лёгкая, как в юности!

Генри спас маму. Мама будет жить. Нельзя просить Генри об Асе.

– Я мешаю вам с Аркашей. Вам нужно жить вдвоём. Совсем недолго вам придётся жить вдвоём. Как только ребёнок родится…

– Нет, мама! Если ты вернёшься к отцу, он сразу выгонит Любу, а ты снова попадёшь в работницы, и снова заболеешь.

– Я не собираюсь возвращаться к отцу, я поеду к родителям.

– Тебе плохо будет с родителями. И у тебя есть я.

– Тебе сейчас не до меня.

– Как только родится ребёнок…

– Я вернусь к тебе, как только родится ребёнок.

– Нет, мама! Если ты хочешь сделать по-моему, пойди в школу. У тебя появится своя жизнь, ты будешь занята.

– Как я могу работать в школе? Скоро ребёнок родится!

– Мы будем сменять друг друга.

– Я чувствую отчуждение…

– Нет же, просто я устаю к вечеру и хочу поскорее лечь. Кроме работы, у меня английский и курсы вождения. Скоро экзамен. Аркадий хочет, чтобы я была независимой.

– А в институт ты не собираешься?

– Собираюсь, конечно. Рожу, выкормлю, и через год можно начать учиться, если ты поможешь.

– Помогу, конечно.

– Спасибо, мама. Ты так нужна мне!

– Слушай, что скажу. Не рвись между мной и мужем. Мне хорошо с книгами. Для меня сейчас главное – чтобы вам обоим было хорошо. В школу пойду, раз ты так настаиваешь.

Аркадий вошёл в комнату без стука:

– Простите за вторжение, я должен уйти…

– Как можно?! Ася «плыла» четыре часа!

– Я только в контору. Вчера, уходя, не увидел некоторых документов и печати.

– Но почему именно сейчас? Остановится снег, и пойдёшь.

– Эти документы определяют наше будущее. Мне они срочно нужны. Особенно Договор.

– Прежде, чем идти, обзвони ребят – может, кто из них взял?

– Я звонил. Говорят, не брали.

– А что можно сделать с Договором, если он уже составлен, и копия лежит в нотариальной конторе?

Аркадий пожал плечами.

– Юленька, отпусти меня, я должен найти документы и печать.

– Я с тобой.

– Ни в коем случае, если хочешь сохранить ребёнка.

– Позвони, когда дойдёшь.

– Обязательно.

Домашние деньги, обе зарплаты, лежат в тумбочке. Стопа долларов и стопа наменянных русских рублей на жизнь.

Юля решила дать Асе двести долларов. Сейчас они ей очень пригодятся.

Пошла в кухню:

– Вот, Ася, вы делаете больше, чем нужно, а мы платим меньше.

Ася смотрит на деньги, потом на Юлю:

– Вы ошиблись, здесь очень много, в два раза больше моей школьной зарплаты.

Как жарко! Наверное, она вся красная. Начала было объяснять: они столько должны. И сорвалась, и почему-то закричала тонким голосом:

– Я не могу, Ася! Вы так высоко, вы как мой Давид Мироныч, и вы должны взять… а вы ещё спорите.

– Почему вы плачете? Почему вы так расстроились? Хорошо, я возьму. Только не думайте, что это унижение – работать. Унизили себя те, кто довёл нас до такой жизни. Я возьму. Это подарок. В день рождения.

– У вас день рождения?!

– Сегодня мне исполнилось пятьдесят…

– Сколько?! Я думала, вам тридцать.

– Я поздно родила детей. У меня всё в жизни складывается поздно.

Снег продолжает падать завесой. Он кажется Юле прожорливым чудовищем, поглощающим воздух: дышать становится всё труднее.

Юля задёрнула шторы, зажгла свет, включила радио.

Объявили: снега уже больше, чем на метр. Машины пытаются расчищать мостовые, но снег деть некуда – вывезти не на чем, его сбрасывают к тротуарам.

А он всё падает и падает крупными лохмотьями.

Это природа объявила людям войну, мстит им за их грехи? Или это лично ей наказание? Она чувствует: что-то не так в её жизни. И неожиданно думает: а не Договор ли с Генри исчез из сейфа?

– О какой демократии можно говорить? – резкий голос мужчины по радио. – Люди теряют работу, не могут прокормить семью. Спиваются, кончают самоубийством, гибнут от инфарктов и инсультов. Учёные, инженеры бегут за границу. А чем сегодня радует нас телевидение? Вульгарными песнями, детективами, пошлыми рекламами? И долго мы будем терпеть власть доллара? Пролегла пропасть между так называемыми новыми русскими, с их иномарками, виллами и громадными счетами в банках, и миллионами тех, кому нечем накормить детей? Сегодня царят ложь, хитрость, воровство, ловкачество.

Асин голос заглушает мужчину: «Не думайте, что это унижение – работать. Унизили себя те, кто довёл нас до такой жизни».

Юля выключает радио.

Давид Мироныч не раз говорил: в обществе «война» и «мир» всегда в борьбе.

Но как же так получилось, что они с Аркадием попали в стан «войны»? Они – новые русские. Вольно или невольно оказались они, сытые, против тех, кому нечего есть. Они с Асей – по разные стороны пропасти.

Конечно, пропал Договор с Генри. Не бросился бы Аркадий искать его в такой снег, если бы пропажа не касалась Генри!

Юля бежит к окну, раздвигает штору – снег залепил стёкла.

Аркаша пошёл сквозь снег – бороться за Генри?

В чьём стане они с Аркашей? Властителей или жертв?

Аркаша, как и она, почувствовал, что снег велит им остановиться, задуматься. Он задумался, и ему, видимо, стало не по себе. Собой он хочет расплатиться за то дурное, что сделали или хотят сделать другие. Он ощущает то же, что она. Он пошёл и за неё получить искупление. Он поможет Генри! А она… должна успокоиться, потому что она носит под сердцем Аркашиного ребёнка и должна выносить его.

Она кладёт руки на живот, уговаривает себя: «Всё будет хорошо! Всё обязательно будет хорошо! Аркаша поможет Генри».

Генри прав. Нужно повторять и повторять: «Всё будет хорошо!» Она и в самом деле успокаивается. И открывает учебник английского языка – Игорь задал им урок.

Звонит телефон.

– Сам дома? – спрашивает Митяй своим вьющимся голосом.

– Вышел к соседу, – врёт Юля.

– Не знал, что он водится с соседями. Хочешь последнюю новость? Я решил поменять жену. Надоело жить со старухой из сказки «Золотая рыбка».

– У тебя есть новая на примете?

– Не то чтобы она – «новая». Нет, она не новая моя знакомая, а плохо знакомая старая. Что ты скажешь об Ирке?

– Ты решил на ней жениться?

Митяй захохотал:

– Да она и во сне такого счастья увидеть не может! Я советуюсь с тобой, как с представителем вражеского лагеря. Ещё нужно будет выдержать бракоразводный процесс. Знаешь мою супружницу, заглотнёт живьём. Правда, с другой стороны, детей нет. Может, оставит мне на хлеб и воду?

– Разве она имеет право претендовать на деньги фирмы? Все же твои деньги – в фирме, а не в банковских счетах, правда?

Митяй захохотал.

– Насколько я знаю, ты не можешь положить деньги на свою книжку… придётся платить большие налоги. Я что-то путаю? А если деньги не на книжке, как она может претендовать на них?

– Грамотная девочка. Уважаю. Без году неделя кантуешься в городе, а уже, смотри, вникла. Слушай, голубка, а не хочешь ли ты замуж за меня пойти? Я ведь тебя с ребёнком возьму! Насчёт Ирки… Это я крючок закинул с наживкой. Я, собственно, если когда и женюсь, то только на тебе. Ирка стерва хорошая. А зачем мне, сама подумай, менять одну стерву на другую?

– Во-первых, Ира не стерва, – быстро, смазывая буквы, произнесла Юля слово, покоробившее её. – Во-вторых, она не пойдёт за тебя. Что хохочешь? Она другого любит.

– Аркашку, что ли, она, как ты выражаешься, любит? К твоему сведению, любит она только бабки. Это деньги так называются в просторечье. Она думала, Аркашка – босс, у него их побольше. А того дура не знает, что у нас всё поровну. Сечёшь, поровну?

– Это хорошо. Что ты завёлся с пол-оборота?

– Ты не ответила: пойдёшь за меня или не пойдёшь? – Он долго молчал. – Ясно. Ответила. Тогда играем. На спор идёт?! И не замуж, а – в койку, – бесцветным голосом сказал Митяй. – Тебе даю пятьсот долларов, если ты выиграешь. Но и ты… впрочем, тебе прощу. Тебе просто так. Проиграешь и проиграешь. Это будут твои университеты. И на спор – тусоваться я с ней буду не больше двух недель.

– Я не хочу «на спор». – Всеми силами Юля пыталась не дрожать голосом, хотя ей стало холодно, так холодно, будто попала на мороз без одежды. Вот уже шею свело, не вздохнуть.

– Чего ты испугалась? – снова игриво спросил Митяй. – Я вовсе не ставил перед собой задачу пугать тебя: не боись, с тебя же не возьму пятьсот долларов! Я вовсе наоборот – хотел тебя повеселить. Игра в этой жизни – главное. Ведь и ты сунулась в игру.

– Как?! – едва слышно пискнул её голос.

– Да так, с америкашкой. Думаешь, я не вижу? Я, старуха, всё вижу, мои глаза – прожекторы. Ты ведь слюни распустила. Согласись, если бы не Аркашка, ты к нему не думая скаканула бы в постель. Разве нет? Это Аркашка – слепой. Погоди, родишь, обомнёшься в городе и, как пить дать, не упустишь своего денежного рыцаря. Америкашки, они прижимистые, а этот вроде выродок из нации, так что есть чем поживиться. Что молчишь, красавица? Разве я не прав? Я, Юлёк, гляжу в корень. Я, Юлёк, наблюдатель пока. Моё время действовать пока не пришло. – Он усмехнулся. – Время, Юлёк, на меня работает. В общем, подведём итоги нашей содержательной беседы. Первое: мой аппарат работает не хуже Аркашкиного и может доставить тебе удовольствие. Тем более, тебя зову – «замуж», а не поиграть! Деньги имеются – для развлекательной жизни и для ублажения тебя. Всё, что захочешь, – твоё! Только пикни. Второе: спор вступает в силу с этой минуты. Прямо сейчас, не отходя от кассы, звоню Ирке и начинаю атаку. Третье: америкашка – залётная птица, и, если по-прежнему будешь распускать слюни, он, по твоей милости, полетит отсюда раньше назначенного срока. Ты меня слышала, я кончил. – И он отключился.

– Где будем развешивать? – Ася вошла в комнату с тазом белья. – Что случилось? – Она взяла из Юлиных рук гремящую гудками трубку, положила на рычаг. Достала из шкафа мохеровую кофту, накинула на Юлю, стала растирать сильными ладошками спину, а потом – руки. – На вас лица нет. Чего вы так испугались? Или кто-то сильно обидел вас? Когда имею дело с нехорошим человеком, представляю себе: сверху на темечко льётся жидкое стекло, обтекает всю, принимает форму тела и застывает. Никто не достанет. Отскакивать будут и злоба, и оскорбления. – Асины руки и голос оказывают своё действие – Юля начинает понимать слова.

– Повторите, пожалуйста. Вы о чём?

– О защите. – Ася терпеливо повторяет.

– Нет, я не об этом, это я поняла. А что это за наука? Почему вы знаете это?

– Можно сказать, йога. Можно сказать – попытка увидеть невидимые явления, которые в большой степени определяют жизнь. Слава богу, порозовели. Откиньте все страхи и обиды. Попробуйте справиться с собой.

– Ваши руки… спасибо… вы словно отвели от меня… Вы очень неожиданный человек, Ася. Может быть, ещё чем-нибудь занимаетесь?

– Карябаю всякую ерунду…

– Что значит «карябаю», что значит – «ерунду»?

Ася сняла руки с Юлиной спины, поудобнее пристроила кофту.

– Пишу стихи.

– Так, вы к тому же ещё и поэт?

– Ну, зачем так торжественно? Поэт не поэт, но кое-что…

– Вы издаёте свои стихи?..

– Раньше нет, а когда «потеплело», кое-что сумела издать…

– И есть ваши книжки?

Ася кивнула.

– Сколько?

– Семь. – Ася пожала плечами. – Кое-что, – повторила она.

– Так, почему же вы…

– Стала прислугой? Да жить не на что. Пойду, я ещё не доделала.

– Какая вы прислуга, Ася?!

Снег приказал: остановитесь, люди, задумайтесь – что не так.

Они с Аркадием участвуют в том, что «не так»…

Звонит телефон.

– Юля, это Игорь. Здравствуй. Ты не можешь пригласить к телефону Аркадия?

– Он ушёл…

Лишь только в эту минуту Юля осознаёт – Аркадий так и не позвонил ей.

Он и не мог позвонить. Телефон долго был занят Митяем.

– Куда он ушёл?

– К соседу.

– Попроси срочно позвонить мне.

– Что-нибудь случилось?

– Пока не знаю. А ты что, взволнована чем-то? Что случилось?

– Ничего, – ответила Юля и осторожно спросила: – А ты давно знаешь Митяя?

Игорь помолчал. Заговорил, как всегда, медленно, словно каждое слово взвешивая:

– Ясно, Юля. Пристаёт? Говорит пошлости? Не слушай. Не реагируй.

– Не то. Не совсем то. Я боюсь его, – вдруг выскакивают слова. Юля прикусывает язык. Зачем она откровенна с Игорем? Она не знает его совсем.

– Сказала и испугалась? Это хорошо, что ты мне доверилась. Не бойся, я никому не скажу, ты меня знаешь.

Да, лишнего слова у Игоря не выпросишь.

– Не подпускай близко.

– Игорь, снег идёт, расскажи о себе. Кто ты?

– Хочешь сказать, есть время поговорить. Думал быть дипломатом, учил языки.

– Сколько их ты знаешь?

– Четыре.

– Это кроме русского?

– Кроме.

– Ты учился в Международном.

– Два года.

– Почему ушёл?

– Я не ушёл.

– Ты закончил Международный?

– Закончил.

– За два года?

– За два года.

– А почему не стал дипломатом?

– Параллельно изучил компьютер.

– И предпочёл пойти в фирму?

– Как видишь…

– Почему?

– Встретился с Аркадием.

– Где?

– Юля, спроси его. Он тебе с удовольствием всё расскажет.

– Как говорил мой учитель литературы, детективная история. Почему ты не можешь сказать мне?

– Мне нужно идти.

– Куда? На улицу?

– У меня важное дело, и на него мало времени.

– Ты когда-нибудь поговоришь со мной ещё?

– Когда-нибудь. Митяя не слушай и не откровенничай с ним. Серьёзно не воспринимай – он хочет придать себе побольше веса.

– То есть ничего в нём опасного нет?

– Я не знаю, – сказал осторожно Игорь.

Лишь положила трубку на рычаг, раздался звонок.

– Юленька, никак не могу дозвониться.

– Тебе звонили Игорь и Митяй.

– Спасибо.

– Ты совсем мокрый?

– Отряхнулся.

– Значит, совсем. Положи одежду на батарею. Ты нашёл то, что искал?

– Нет.

– Идёшь домой?

– Пока нет.

– А когда?

– Не знаю.

– Может быть, пересидишь снег в конторе? В холодильнике много еды.

– Посмотрим. Не волнуйся ни о чём.

Юля пошла к маме. Мама стояла у открытого окна, на пол и подоконник сыпался снег.

– Простудишься. Тебе дышать трудно?

– Не знаю. Кажется, сейчас возьмёт и кончится весь воздух. Может, это вовсе не снег, а какое-то химическое вещество?

– Мне тоже трудно дышать. Но давай оденемся, мама.

Доставляло удовольствие – говорить «мама».

Опять звонит телефон. Юля идёт в коридор.

– Собрался лететь к вам, а самолёт не выпускают. – Голос Бажена – словно из соседней комнаты. – Как вы там? Что случилось?

– У нас снегопад.

– Это надолго? Сколько мне загорать в аэропорту?

– Даже если снег кончится, пройдёт много часов, прежде чем его разгребут. Уже больше метра, а радио обещает ещё четыре-пять часов… Стихийное бедствие.

– Решился наконец. Аркадий обещал найти мне работу.

– Слава богу! Будем все вместе!

– Если устроюсь на работу, сниму себе комнату.

– Об этом пока нечего говорить. Я очень рада, что ты будешь с нами.

– Отец ещё не знает… Он ушёл к Гришане, а я поскорее – в аэропорт. Может быть, не судьба?

– Судьба, Бажен. Снег – не против тебя. Сейчас мама скажет…

Мама берёт трубку бережно, обеими руками, как грудного ребёнка.

– Сынок, здравствуй. Самолёт не полетит много часов. Поезжай к бабушке с дедушкой. – Она диктует адрес. – Мы позвоним, когда снег кончится. Я очень о тебе соскучилась, сынок. И мы с Юшей ждём тебя. – А когда кладёт трубку, говорит: – Она живёт в нашем доме, спит в нашей спальне, она сидит на моём месте.

– Что за чушь! – Юля пытается поймать взгляд, но мама смотрит мимо.

– Иначе он не бросил бы дом. Он пытался сохранить нас с тобой в доме и не смог. Он боролся до последнего.

– Ты всё выдумываешь. Просто у него с отцом проблемы, он разочаровался в отце и соскучился о нас. Не думай об этом. Ты же рада увидеть его!

В коридор выходит Ася.

– Я накрыла обед. Уже два часа, и вы, наверное, голодные! – Ася улыбается и гладит мамино плечо. – Поешьте, и вам станет спокойнее.

И вот они трое за столом.

Ася рассказывает о книге, которую прочитала:

– Врач описывает свои разговоры с пациентами, прошедшими клиническую смерть. Пациенты, разных возрастов, разных национальностей, разных профессий, рисуют почти одни и те же картины: все видят свет и коридор, всех встречают умершие родные, наиболее близкие. Звучат одни и те же вопросы. Не может же быть таких совпадений?!

– Кто задаёт их?

– Получается, вопросы исходят от Света. Точно одно: никто не видел деда с бородой.

– А есть пациенты, которые не видят ничего?

– Не знаю. В книге собраны рассказы тех, кто видел…

– Мне кажется, никаких выводов делать нельзя, – говорит мама. – Я уверена, большинство не видит ничего.

Звонит телефон.

– Привет, старуха! – оглушает её Митяй. Юля, как под гипнозом, под его голосом идёт с трубкой в ванную. – Два часа тяжёлой работы. Докладываю. Клюнула. Обещает встретиться. Слюни, что она будет пускать, увидишь сама: они – до колен. Первые плоды. Челюсть – отвисшая и взгляд – томный. Так-то. Баба не человек, моя красавица, баба глупа, верит болтовне, уши распахивает так, что они начинают расти. А механика проста: ври больше и вешай на них развесистую клюкву и лапшу: «умная», «красивая», «хозяйка отменная». Лесть льётся рекой. А потом жалуйся на своё одиночество. Подпусти слезу в голос. Мол, совсем исстрадался один. Голодный, неухоженный.

С каждым словом Митяя нарастает беспокойство. Не только унижение Иры, пошлость и подлость, что-то ещё происходит. Митяй и на неё наступает, и на Аркашу, и на Генри. Митяй что-то рушит такое… для неё важное… и для всех людей важное. Юля дышит, как рыба, выброшенная из воды. И ребёнок внутри жалуется – дай покоя, дай воздуха!

Это снег наказывает её и всех людей. За что?

– Баба хитра, как кошка. Схватить за член и держать. Но меня не перехитришь. Терплю, терплю да выскользну: не переходи черту! Римка перешла, не оценила хозяина. Глупая баба. Эта ещё не пуганая.

– Я сейчас обедаю, – сопротивляется Митяю Юля. – Обед остынет.

– Ой, прости, красавица. Ещё одну существенную мыслишку доведу до твоего сведения. Тебе открылся, знаешь, почему? Потому что мои слова тебе – правда. Я, может, сроду ничего так не хотел, как заполучить тебя. Приятелям тебя показать – моя!

Юля повесила трубку.

В первые месяцы беременности не тошнило, а сейчас едва сдержалась, чтобы не выбросить из себя мамин борщ.

В ванную вошла Ася.

– Про стекло забыли?

Юля кивнула. Она обо всём позабыла, не только о стекле, которым нужно отгородиться от Митяя.

Ася дотронулась до её головы ладошками, провела по лицу, и тошнота со страхом исчезли, и Юля вздохнула.

Мама читает газету.

Газет у них теперь ворох. И однодневки, и идущие из глубины Советской власти – «Комсомолка», «Правда», «Известия». Теперь все они пишут о бизнесе, открывают правду, а может, и псевдоправду, о прошлом. Она никогда раньше не читала газет, мама читает редко, газеты у них просматривает Аркадий.

– Смотри-ка, Асю подслушали, пишут о жизни после смерти. Газета «Тайная власть». Эта-то как попала к нам? Разве Аркаша интересуется такими вещами?

Звонит телефон.

– Юля, мне нужно с тобой поговорить.

Это Ирина. Она первый раз звонит Юле, и Юля лепечет: «Как я рада тебя слышать!» и «Как хорошо, что ты звонишь!» На самом же деле пытается решить задачу: сказать Ире или не сказать о споре с Митяем, о том, что стоит она пятьсот долларов?

Ася показывает форму шатра – жидкое стекло, спрячься под него.

Но именно сейчас ей меньше всего поможет стеклянный колпак, ей нужно услышать Ирину, допустить до себя, помочь.

– Я могу задать тебе вопрос? – Ирина молчит какое-то время после её «Ну?» и спрашивает: – Это правда, что Митяй выгнал Римму?

Клюнуло. Ещё как клюнуло. Рыбка проглотила наживку и попалась на крючок. Но ещё не течёт кровь из раны и рана не болит, потому что крючок пока не дёрнули назад.

– Я не знаю, – лепечет Юля. Болтаются на языке слова, чуть не сбегают с языка: «Не верь. Он на тебя поспорил».

Но почему она не говорит их? Боится Митяя? Хочет, чтобы Митяй выиграл этот спор? Или хочет, чтобы Ире досталась хоть капля мужской ласки?

Между ними – снег: слепотой в глаза, глухотой в уши, Ира не услышит, о чём она думает.

– Почему ты молчишь? Я не вовремя позвонила? У тебя нет времени потрепаться? – Слово «потрепаться» выдаёт Ирино напряжение.

Ещё как клюнуло! Господи, что же делать?

– Ира, я позвоню тебе через несколько минут, хорошо? Я только доем. Мама сердится.

Мама удивлённо смотрит на Юлю.

Юля кладёт трубку и, захлебываясь от страха, от удивления перед непонятным, закрутившим её в штопор странным днём, рассказывает маме и Асе о ситуации.

– Как я должна поступить?

– Сказать Ире! – чуть не в один голос говорят мама и Ася.

– У неё нет и никогда не было мужчины. Может, Митяй в процессе ухаживаний влюбится в неё?

– Он циник, не влюбится, – говорит Ася.

– Ты же сама сказала, он – играет. – Мама смотрит на Асю. – Спасибо.

Спасибо за что? За подогретый и накрытый обед? За Асино участие?

Юля распахивает окно – вздохнуть. Снег сыплется в кухню.

Вот оно: «состоялась жизнь», «не состоялась». Как получилось, что она, ученица Давида Мироныча, включена в ложь? И она играет, как Митяй. Так легко быть честной – признаться: «Я боюсь Митяя». Почему не говорит этих слов? Это за неё приходится сделать Асе:

– Вы боитесь этого Митяя, так? – Ася встаёт, закрывает окно, подтирает тряпкой растаявший на полу снег.

«Так!» – хочет закричать Юля. А сама задаёт идиотский вопрос:

– Откуда вы знаете?

– По вашему состоянию. Ситуация на самом деле сложная. Если ваш Митяй опасен…

– Значит, можно разрешить погибнуть другому человеку? – мягко спрашивает мама.

– А вы не боитесь того, что Митяй не простит Юле? Похоже, он мстительный. И совершенно неизвестно, куда заведёт его жажда мести! Похоже, он ни перед чем не остановится.

– Очень даже боюсь. Но как же потом жить Юле, если она станет соучастницей грязной интриги? Мы не знаем, чем обернётся эта ситуация для Иры.

Под голоса спорящих Юля идёт в спальню.

Они тихо жили вдвоём с Аркадием. Смотрели только друг на друга. И казалось – никто и ничто не может вторгнуться в их жизнь!

Всё перевернулось. На работе она, непонятно как, очутилась в центре всех интриг и событий. И дома – между Аркадием и мамой. А ещё Ася всю её взбаламутила. Ася не укладывается ни в какие привычные рамки, с её горячими ладошками, снимающими тошноту, связью с невидимым миром, со светом в конце туннеля, с вечностью и высшим Разумом, с реинкарнацией, с тайной властью, о которой теперь пишут в газетах.

Не перевернулось. Снежный день, мама и Ася ни при чём. Они с Аркашей вместе. Никто не мешает им смотреть друг на друга. Но с первой встречи с Митяем она чувствовала: что-то не так, их жизнь с Аркашей – остров, а вокруг – вражеская зона. Просто снег обострил, снег проявил: зреет что-то внутри структуры, в которую они с Аркашей вкручены. Они с Аркашей попали в эпицентр. Чего? Просто игры? Или преступления? Она не знает, но чувствует: несмотря на то, что они с Аркашей не хотят жить во лжи и в хитрости, они – соучастники того, что зреет, как нарыв. Нет, не соучастники, они, как и Ира, – жертвы. И они, как и Ира, могут погибнуть.

Юля ложится и кладёт руки на свой беспокойный живот – вовсе не послеобеденной сытостью полон он. Ребёнок словно включён какими-то тайными флюидами в снежный день, с вершащимися в нём событиями, с его – «состоится жизнь или не состоится», с её предчувствиями, и ребёнок посылает ей позывные. Сейчас он требует, чтобы она что-то поняла, что-то толкует ей, источает некое предупреждение об опасности: мама, осторожно!