Текст книги "Следующая остановка - жизнь"

Автор книги: Татьяна Успенская-Ошанина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

Аркадий не ответил. Растерянно смотрел на неё.

– Как ты отнёсся к Договору с Генри? – повторяет она снова.

– К чему ты хочешь подвести? Какая связь с предыдущими вопросами?

– Прямая. Ответь мне, пожалуйста.

– Игорь сказал: «Этот Договор должен быть составлен именно так».

– Ты мне не ответил. Меня интересует твоё мнение.

– Я не знаю, – растерянно сказал Аркадий.

– Но лично тебе Договор не понравился, да?

– Не мучай меня, Юленька, пойдём спать. Завтра трудный день.

Юля спала плохо. Ребёнок ещё был очень мал и не мог шевелиться, а ей казалось, шевелится и что-то ей подсказывает, а она не понимает. Всю ночь успокаивала ребёнка – держала руки на животе. Но успокоить никак не могла. Она чувствовала: Митяй вторгся в их жизнь и как-то влияет на неё.

И, словно он подслушал её мысли, явился к ней на другое утро – как только Аркадий уехал из конторы.

Через пару дней опять пришёл.

Если раньше он говорил с ней стоя, то теперь сразу садится к столу, строго напротив, и следит за каждым её движением.

Подавляя неуютное ощущение дискомфорта, как-то спросила:

– У тебя, что, рабочий день кончился, не успев начаться? Или хочешь поучиться бухгалтерской науке?

Он не ответил, она сказала неуверенно:

– В этом случае иди к Игорю, он у нас готовит специалистов-бухгалтеров.

Митяй усмехнулся:

– Я, может, в твоём присутствии в человека превращаюсь.

– Это из кого? Из обезьяны?

– Я бы на твоём месте так грубо не шутил. При тебе я – хороший и безобидный.

Она вздрогнула.

Митяй продолжал приходить.

К счастью, мог он себе позволить это нечасто: то Игорь с Аркадием торчат в своих кабинетах и в любую минуту могут зайти к ней, то все вместе несутся куда-то.

Стал заходить к ней Генри. Как-то так каждый раз получалось, что в этот момент никого из мужчин в конторе не было.

– Можно? – просовывал он к ней в комнату голову. – Я на минутку. – Он входил и робко останавливался у входа.

– Я хочу рассказать тебе о цветах. У нас возле каждого дома обязательно растут цветы. Я люблю, чтобы пахли. Розы, лилии. Люблю, чтобы каждый вечер встречал меня запах цветов. Сам сажаю.

– Почему ты вдруг заговорил о цветах?

– Скучаю о них. Это первое. А во-вторых, хочу спросить: ты любишь цветы? Я тебя так вызываю на разговор. Ты извини, прерываю работу, но я на пять минут.

Сказать Генри, что она замужем… А сама, помимо воли, начинает рассказывать, почему они у себя не сажают цветы: каждая клетка земли занята овощами, фруктовыми деревьями – тем, что может кормить.

– Ты меня учишь истории вашей страны. Спасибо. А ещё я люблю собак. И здесь, как только снял квартиру, купил щенка. Ты любишь собак? – спросил он.

– У меня никогда не было, но в детстве я очень хотела собаку.

– Почему же не завела?

– От меня это не зависело. А отец, наверное, считает их бесполезными животными.

– Как странно. А я со своим щенком разговариваю. Знаешь, он всё понимает! И так смотрит на меня!

– А кто же гуляет с ним, кормит его, когда ты целый день теперь в Калуге?

– Мелком помогает. Мы с ним друзья. Он тоже очень любит собак. И живёт близко. Ну, я пошёл. Хорошего тебе дня и удачи во всех делах.

В другой раз он спросил:

– Скажи, пожалуйста, как твой учитель литературы относился к Достоевскому? Я тут взял в библиотеке «Идиота», раньше не читал.

Почему она улыбается ему, слушает его рассказы об Америке, добросовестно вспоминает всё, что говорил Давид Мироныч по тому или другому поводу.

Генри долго не задерживается. Десять-пятнадцать минут, и он уже осторожно прикрыл за собой дверь. А она всё ещё видит его улыбающееся лицо и не может снова начать работать.

Аркадий забегает к ней два-три раза в день на минутку.

– Здравствуй! – улыбается он. Осторожно дотрагивается до щеки или гладит по голове. – Ты как?

– У меня к тебе просьба, – говорит однажды. – Помнишь, ты сказала: одно из любимых стихов Давида Мироныча – «Вооружённый зреньем узких ос…»? Прочитай, пожалуйста.

– Почему вдруг?

– Мне очень нужно. Пожалуйста!

Она закрывает глаза – Давид Мироныч всегда закрывал глаза, когда читал стихи.

Вооружённый зреньем узких ос,

Сосущих ось земную, ось земную,

Я чую всё, с чем свидеться пришлось,

И вспоминаю наизусть, и всуе.

И не рисую я, и не пою,

И не вожу смычком черноголосым:

Я только в жизнь впиваюсь и люблю

Завидовать могучим, хитрым осам.

О, если б и меня когда-нибудь могло

Заставить – сон и смерть минуя —

Стрекало воздуха и летнее тепло

Услышать ось земную, ось земную.

Юля открывает глаза – спросить снова – почему вдруг именно это? Но Аркадий уже идёт к двери.

– Спасибо, – говорит он и осторожно, как и Генри, прикрывает за собой дверь.

«Я только в жизнь впиваюсь и люблю завидовать могучим, хитрым осам…» – повторяет она. И долго смотрит в светлое лицо Аркадия.

Ночью, когда Аркадий уже спит, она снова повторяет эти стихи. Зачем именно они в середине рабочего дня понадобились Аркаше?

Задачка решается просто: что-то сильно затронуло его, и он пришёл определить главное.

Почему же щемит сердце? Что-то происходит, чего она не понимает.

Снова словно ребёнок шевелится. Снова она держит руки на животе.

Предчувствие? Митяй наступает на их с Аркадием жизнь?

Или что-то еще случилось, чего она пока не знает?

Два часа ночи, три…

– Ты почему не спишь?

– Я же не шевелюсь!

– Что случилось? – Аркадий включает свет. – Тебе плохо? Что-то болит?

– Не по себе мне. Не знаю, скребёт внутри… что-то не так, Аркаша, что это? Скажи!

Аркадий обнимает её, крепко прижимает к себе, шепчет:

– Сейчас я себе заберу твои страхи. Не поддавайся дурным мыслям и ощущениям. Мы с тобой разберёмся во всех проблемах и справимся с ними. Вот увидишь. Мы же вместе. Мама тебе пела, к сожалению, я петь не умею. «В лесу родилась ёлочка…» – шепчет он каждое слово песни отдельно. – Спи, Юленька, спи, моя девочка. Всё будет хорошо. Мы же вместе!

Под его шёпот, в его тепле наконец она засыпает.

Но утром никак не может подняться.

– Можно я ещё посплю? – просит она.

– Конечно, ни о чём не волнуйся. Я заскочу за тобой в одиннадцать! Это очень кстати сегодня, Ася приедет. Придумай, что ей делать. Доспи, Юленька, всё будет хорошо! – Он осторожно прикрывает за собой дверь комнаты.

Заснуть она так и не смогла.

Почему-то очень хотелось позвонить маме, но вряд ли она застанет маму в доме, да ещё одну. Какая-то сила подвела к телефону.

И трубку подняла мама. Голос – тих и слаб.

– Ты больна? – спросила Юля.

– Немножко, – сказала мама замедленным голосом.

– Что с тобой случилось? И кто делает дела?

– Папа взял помощницу, – сказала мама.

– Молодую?!

– Года на три моложе меня. Помнишь Любу? – Целый час, наверное, мама произносила эти несколько слов.

Юля помнит Любу. Люба часто проходила мимо их ворот и часто заговаривала с отцом.

– Мама, чем ты больна? Скажи честно.

– Сердце у меня.

– Врача вызывали?

– Мне делают уколы.

– За тобой ухаживают?

– Что за мной ухаживать? Лежу и лежу.

– Я приеду.

– Нет, доченька, пожалуйста, нет, прошу тебя.

– Почему «нет»?

– Во-первых, ребёнку вредно лишнее напряжение. Во-вторых, у тебя – работа, и, если ты уедешь, кто будет выполнять её?

– А в-третьих, мама? Скажи честно, что у тебя на самом деле – «во-первых» и «во-вторых»? То, что ты не хочешь, чтобы я видела, как тебе плохо? Или то, что не знаешь, как Бажен встретит меня? Или то, что у отца роман с этой Любой, и ты заболела из-за них?

Но последней фразы Юля не сказала.

Мама надорвалась. И, может, ночью не ребёнок беспокоил её, и не Митяй вторгался в их с Аркашей жизнь, а её сердце боялось за маму. Юля попыталась найти успокоительные слова, но все они звучали фальшиво. Положив трубку, она в бессилии опустилась на кровать.

Заскрежетал ключ. Ася.

Она, видимо, не ждала, что кто-то дома, – сразу прошла на кухню: прочитать записку, что делать сегодня. Записки не оказалось. Зато в раковине лежала грязная посуда после завтрака. Ася принялась мыть.

Нужно встать и пойти на кухню.

Асю можно попросить – она здесь позаботится об Аркадии. С Игорем можно договориться: он введёт данные в компьютер. Хотя бы на три дня слетать. Выяснить ситуацию. Чем-то помочь.

До одиннадцати оставалось два часа. А что ей собираться? Брюки, кофта… десять минут.

Юля пошла на кухню.

Ася выключила воду.

– А я собиралась звонить на работу. Что случилось? На вас лица нет.

– Мама тяжело больна, я должна поехать к ней. Пожалуйста, давайте попьём чаю.

– Сейчас поставлю, – откликнулась Ася.

Свои деньги Юля не тратит. Аркадий не разрешает. Её доллары лежат в тумбочке. Она отдаст их на лечение и на билет для мамы: мама прилетит к ним с Аркашей, как только чуть лучше почувствует себя.

Ася заварила чай, поставила перед Юлей чашку.

– Чем я могу помочь? – спросила.

– Поешьте со мной и расскажите что-нибудь о своих учениках.

– Вчера у меня был тяжёлый день. Один ученик ушёл из дома.

– Почему?

– Он живёт вдвоём с матерью. Мать входит в его комнату в любую минуту дня и ночи, тушит свет, когда он не доучил уроков или не дочитал. Он включает, она тушит. Позавчера он, когда она хотела ударить его, схватил её за руку и вывел из своей комнаты. Сел к столу – дописать сочинение, она опять тут как тут. Подскочила к нему и стала бить кулаками по голове – она часто бьёт его! Ну, он побросал в портфель учебники и тетради, оделся и ушёл из дома.

– Сколько ему лет?

– Пятнадцать.

– Куда же он пошёл? К другу?

– Он пришёл ко мне. Друзей у него нет, он очень замкнутый! Представляете, как я испугалась, когда в одиннадцать вечера позвонили в дверь.

– Ну, и что же делать?

– Не знаю. Мать, конечно, явилась в школу, стала кричать на меня.

– Она знает, что он ночевал у вас?

– Нет, конечно. Но меня обвинила во всех их конфликтах: в том, что не соблюдает режим, ночами читает, не желает разговаривать с ней. «Распорядитесь, чтобы он явился домой», – приказала мне. Я возьми да скажи: «Нет». Что тут началось! Теперь обвинила меня и в растлении малолетних, и в нарушении законов, и в разрушении её личной жизни. Я-то обычно больше молчу – с такими людьми лучше не связываться, а тут сказала: «Вы его бьёте и хотите, чтобы он вернулся?» В общем, дело дошло до директора. Тот разбираться не захотел, отрубил: «Обеспечьте возвращение ребёнка домой». С директором раньше никаких конфликтов не было, он и знать не знал, что я могу сказать «нет». А тут я упёрлась: «И не подумаю. Как это я могу заставить сложившегося молодого человека покорно идти в дом, где его бьют и постоянно унижают?» В общем, меня почти уволили. Поставили ультиматум: или я возвращаю ребёнка в лоно семьи, или могу уходить из школы.

– А какое ко всему этому имеете отношение вы?

– Я классный руководитель и, по их словам, отвечаю за нравственный облик каждого ученика.

– Ну и что же будет?

– Да ничего. Паше я даже не сказала о визите матери. Только спросила, что он собирается делать дальше? После уроков он пошёл к отцу. Отец с матерью в разводе. Отец женат. У него двое других детей. Не думаю, что его жена захочет взять чужого ребёнка в дом. Но ночевал он у отца.

– Вы уверены в этом? Может, не захотел вас беспокоить и ушёл на вокзал?

– Да нет. Я с отцом говорила, это он сказал, обещал попросить жену помочь Паше. Есть ещё бабушка со стороны отца, но она живёт в пригороде, далеко ездить в школу.

– Что же будет с вами? Вас уже уволили или только пригрозили?

– Наш директор любит эффектные сцены. Он мог устроить спектакль для Пашиной матери. Не думаю, что её требования – уважительная причина, по которой можно уволить учителя. И не думаю, что он решится уволить меня в середине учебного года. На нём повиснет шесть старших классов. Завтра увидим. Сегодня у меня свободный день, в школу не иду.

На какое-то мгновение Юля отвлеклась от мамы, но, лишь Ася замолчала, мама очутилась за их столом. В том самом золотом струящемся платье, в котором встретила Аркадия дома. Лицо проявилось блёклое, чернота затянула глаза уже со всех сторон, губы стали сизыми.

– Очень прошу вас, Ася, помочь Аркадию, пока меня не будет.

– Когда вы вернётесь?

– Не знаю.

Аркадий пришёл раньше, чем обещал:

– Юленька, я нашёл то, что мы с тобой искали. Четырёхкомнатная квартира, в пяти минутах от работы. И не так уж дорого. Хозяева через три дня уезжают по контракту за границу на несколько лет. Если они там приживутся, встанет вопрос о продаже. Поедем, посмотришь, нужно срочно сказать «нет» или «да». Что случилось? – спросил он тревожно.

– Скажи «да», пожалуйста. Большая квартира – это очень хорошо. Я ведь смогу привезти маму?! – Юля рассказала о маминой болезни.

– Не волнуйся, пожалуйста. Подписываем с хозяевами договор, вносим задаток и вместе едем к маме. Я собирался послать в Молдавию Игоря – оформить документы с твоим отцом, закупить фрукты и прочее для продажи. Всё сделаю сам. Переехать можно будет сразу, как вернёмся, квартира – с мебелью и посудой.

– А что мы сделаем с этой?

– Оставим как есть, что ещё!

Пока она собирала вещи, Аркадий договаривался с хозяевами квартиры о встрече и с Игорем о том, что тот должен делать на фирме, пока его не будет.

– Ася, спасибо за всё, – сказала Юля. – Вот вам деньги за неделю вперёд.

– За что? Я же не буду работать.

– Во-первых, мы платим вам не почасовые, а за месяц сразу. А во-вторых, я хотела бы попросить вас достать где-нибудь коробки и упаковать наши вещи. Это очень большая работа. – Юля обняла Асю. – Вы мне как родная.

– Юленька, ты готова? Ася, спасибо вам. До свидания.

ПЯТАЯ ГЛАВА

Мама дремала, когда Юля на цыпочках вошла в её комнату. Губы и в самом деле сизые. Чёрные подглазья.

Нет, мама! – воскликнула про себя Юля.

Подошла, положила руку на мамины, строго лежавшие одна на другой.

Мама глаз не открыла. Шевельнула губами: «Юша».

Детское имя – «Юша».

Юля развела руки по одной, чтобы они не лежали так, как лежали у бабушки, папиной матери. Юле было тогда десять лет, а до сих пор аккуратные, одна на другой, жёлтые, они лежат перед Юлей.

Нет, мама, нет!

Погладила мамину руку. Мама открыла глаза. Смотрит из чёрных подглазий и – улыбается:

– Юша, ты!

Аркадий, увидев, что мама открыла глаза, тихо вышел из комнаты.

– Мама, я с тобой. Я теперь всегда с тобой!

За спиной Юли – женщина. Запах пота, волны чужой жизни накатывают, отступают, накатывают, отступают. Юля делает вид, что не знает о присутствии женщины за спиной.

«Уйди, – приказывает ей Юля. – Уйди отсюда, дай нам побыть вдвоём!»

– Не волнуйся, – говорит мама, – я выздоровею. Я хочу увидеть нашего ребёнка.

– Ты заболела… ты и мою работу взяла на себя…

– Я привыкла много работать.

Юля оборачивается, смотрит в яркие, здоровые, смелые глаза и говорит:

– Пожалуйста, дайте нам побыть вдвоём.

Ни слова не сказав, женщина выходит из комнаты.

– Ты заболела из-за того, что я бросила тебя. Ты заболела из-за Бажена, из-за отца. Мама, поедем с нами. У тебя будет своя комната, ты будешь отдыхать. Ты будешь… – Юля останавливается в своей активности. Что мама будет делать?

И эхом – мама:

– Что буду делать целый день? Ну, сготовила обед… час потратила. А дальше?

– Ты… ты… – и облегчённо: – ты пойдёшь работать в школу. Ты будешь преподавать.

– Без прописки?!

– Аркадий пропишет…

Но тут же Юля засомневалась, прописан ли сам Аркадий в Москве, его ли маленькая квартира? Она не знает.

– Вот видишь, ты сама не знаешь, пропишет или не пропишет.

– Мама, покажи, где у тебя болит.

– Вот тут. – Мама кладёт руку на середину груди. – И рука, и спина. Но об этом не надо. Я хочу сказать, ты должна жить свою жизнь, быть с мужем, – говорит она. – А я буду торчать между вами… Самое время вам побыть вдвоём, ребёнок не даст…

– Ребёнку нужна ты. Ты будешь растить его. До трёх в школе поучишь чужих детей, а потом повозишься с нашим. Мне всё равно, в какое время дня работать, главное – сделать то, что должна сделать: в конторе буду с трёх и допоздна. Кто мне поможет, мама, кроме тебя?

– Ты обещала пойти учиться.

– А ты решила умереть! Ты так захотела. Но ты не спросила меня, выживу ли я без тебя. А я без тебя не смогу, мама, ни работать, ни учиться!

Губы чуть порозовели. И чернота под глазами чуть поблёкла.

– Не плачь, Юша, я постараюсь. Я без тебя затаилась, не жила. Ты приехала. Радость, Юша, лечит. Я хочу спать. Ты иди, погуляй, поговори с отцом. Брата не бойся, он не обидит. Он не хотел обидеть тебя, он сам не понимал, что с ним. Он обещал мне, не бойся его. Я посплю и встану. – Последние слова мама сказала губами, Юля догадалась. Мама уже спала, и улыбка погнала кровь по губам и черноту из-под глаз. Улыбка человека, у которого есть, для чего жить.

Юля вышла в сад.

Она всегда была внутри него, как куст, как яблоня, а сегодня ощущала себя пришелицей – сад убегал от неё вереницей деревьев и кустов. Деревья и кусты – голые, беззащитные под серым промозглым днём. Гряды – повеселее. Листья клубники… Озимые зеленеют дымом. Зеленеют укроп и петрушка – мама всегда сажает их в конце августа и успевает снять ещё один урожай. Не такой, конечно, как летом, но семье хватает до Нового года.

Увидела себя с мамой перед этими грядками: окучивают картошку, вырывают сорняки.

А вот Бажен забрался на яблоню и срезает ветки. Мама говорит ему, какую рубить.

– Почему нельзя все подряд? – спрашивает Бажен.

– Смотри, есть несущие – плодовитые и есть вторичные – они сосут сок, а плоды дадут слабые.

– Как ты знаешь, какие плодовитые, а какие – паразиты?

– Они не паразиты, они тоже принесут плоды, но похуже.

Бажен рубит и пилит ветки, на которые указывает мама.

Но Бажен редко работал с ними в саду. Ходил следом за отцом. Отец зашагал по саду Идёт и отдаёт приказания: «Здесь надо убрать. Компост перемешайте и присыпьте землёй…»

Сад и огород заложили родители отца. И оба они работали от зари до зари, без выходных. А назначение отца на земле – командовать.

Запах шёл от земли, богатый.

По недавно перекопанным грядам ходили птицы. И, несмотря на суетящихся важных птиц, гряды, возвышавшиеся узкими, длинными горбушками, напоминали свежие могилы.

Нет, мама, нет! – молила Юля. – Это твой сад, не кладбище. Он зазеленеет, мама, он родит живое.

Птицы снялись с грядок, взлетели, на мгновение как бы оцепенели над Юлей и понеслись прочь.

Сердце забилось быстро-быстро, словно она связана с этими птицами. Распростёрты крылья, бьют воздух и вдруг замирают распахнутые – птицы парят. И почему-то образовали они в небе треугольник.

Случаен этот треугольник? Существует строгий порядок в движении птиц? Как каждая птица знает своё место?

– Вот ты где! Мама спит, а я не могу найти тебя. Что в небе увидела такое интересное?

Отец стал ещё плотнее. С яркими глазами и губами, едва сдерживает довольство. Лоснится.

– Видишь, мама тяжело болеет.

Довольство не к твоей болезни, мама, довольство – к Любе.

– Что говорят врачи?

– Плохо, Юлька, говорят врачи. Недолго…

Юля прижала руки к груди.

– Отпусти её ко мне. Она не нужна тебе.

– Ей нельзя двигаться.

– А умирать можно?

– Растрясёт же. Не довезёшь до Кишинёва. И на самолёте ей нельзя.

– Ты отпускаешь её?

– Я привозил из Кишинёва врача. Он сказал, нужна операция. Но такую делают только в Москве.

– Где Аркадий?

– Они с Баженом в конторе, переписывают товар.

– В какой конторе?

– А мы пристроили к скотному двору контору, купили шкафы, теперь у нас много бумаг. Аркадий предложил большой бизнес, я нанял ещё двух человек. Мама не может…

Маму ты загнал, – хочет сказать Юля, но лоснящийся, сытый отец, сильно напоминающий кота, не захочет быть виноватым, не поймёт, что виноват он, и озлобится.

– Ты отпустишь маму со мной? – настойчиво повторила Юля.

– Я хочу, чтобы она жила. – Отец по обыкновению бездумно прямо ей в лицо выпустил дым. Она отвернулась – ребёнку вреден.

Вокруг них летали птицы, и Юля не могла оторвать от них взгляда. Те же, что взлетели недавно с грядок? Вернулись? Это их сад?

А птицы помнят людей?

– Папа, почему ты не завёл собаку? – спросила Юля.

– Собаку? Что это ты вдруг? Ты хотела бы иметь собаку?

– Когда была маленькая, очень хотела…

– Почему не попросила?

– Ты не ответил, почему у нас не было собаки?

– Для чего она нужна? Сторожить? А от кого в нашем селе сторожить? Все друг друга знают, у всех такие же дома и сады, разве нет? Кому придёт в голову воровать?

– Тогда почему у других есть собаки?

Отец пожал плечами.

Юля слушала разномастный собачий лай, голоса птиц, зимний, не певучий, озабоченный.

В её утробе рядом с ребёнком затаилось нечто опасное, что могло помешать ребёнку, что могло разрушить всю её жизнь. Юля назвала это «нечто» – смерть. Возникло ощущение: её ребёнок и возможная мамина смерть сцепились намертво в едином клубке.

– Врачи говорят, мама должна скоро умереть? – храбро повторила Юля слова отца. – И ты считаешь: не надо бороться за её жизнь? У меня другая точка зрения. Это риск – везти её, да. Но это и шанс. Если довезём, если ей сделают операцию… мама будет жить. Так? – сказала она Асино слово.

– Так, Юлька. Ты, наверное, голодная? – спросил отец. – Я попрошу Любу…

– Нет! Да, я голодная, но я ещё помню, где лежит картошка.

– У нас есть солонина…

– Спасибо, я не хочу солонины, – перебила Юля отца. Она не хотела слушать перечисления того, что наготовила Люба. – Я хочу картошки с солёным огурцом и кукурузных лепёшек.

– У нас нет готовых. Люба поможет…

– Спасибо, я всё сделаю сама. А что, Люба у нас живёт?

Отец выдохнул ей в лицо дым. Покраснел. Он ничего не ответил, пошёл прочь. Его кожаная, модная спина, казалось, тоже покраснела.

– Пожалуйста, пусть Люба уйдёт домой, пока мы с мамой не уедем отсюда! – крикнула она в эту покрасневшую спину.

Загнал маму и добил её Любой. При маме… в соседней комнате спит с Любой. Без стеснения.

Летали над Юлей кругами птицы. Что-то торопились рассказать ей.

Что? То, что скучают о ней и о маме?

Сколько времени болеет мама? Кто в этом году обрабатывал сад и огород?

Почему ей так захотелось собаку сегодня?

Она заглянула к маме. Мама спокойно спала.

Спи, мама, мы довезём тебя до хирурга, тебе сделают операцию.

Спи, мама, набирайся сил. Проснёшься, и как раз поспеет лепёшка.

Он всегда ходил неслышно. Прежде шагов и дыхания услышала стук сердца. В первое мгновение ей показалось, стучит у неё в голове. Но стучало извне, настойчиво, зло.

Не повернуться. Не встретиться лицом к лицу.

Она поставила противень с лепёшками в духовку и принялась собирать в кучу муку, оставшуюся от теста.

Пыталась и не могла вздохнуть.

Обнимет? Поволочёт в спальню? Мама не придёт спасти.

Где Аркадий?

Спина раскалялась, как духовка. Юля тёрла одно и то же место на столе тряпкой, хотя оно и так уже было свободно от муки.

Не повернуться.

И повернулась – под властью силы, исходящей от Бажена.

Исподлобья взгляд, в котором – мольба.

– Я жду ребёнка, – голос сорвался. Юля прижалась спиной к разделочному столу.

Он кивнул. Знает. Понял. Руки его – за спиной. Между ним и Юлей – громкий, редкими, жёсткими ударами – стук её сердца.

Она тоже убрала руки за спину – ухватилась ими за край стола.

Где Аркадий? Где отец? Хоть Люба пусть войдёт.

Но дом словно вымер. Только мама безмятежно спит в своей комнате.

Свет в кухне яркий, его много.

Капли пота по лбу. Отпустил усы. Они топорщатся, как ёжик на голове Генри.

Почему здесь появился Генри?

– Вернись. Ты разрушила нашу жизнь. Из-за тебя мама… – Он не сказал «умирает», она договорила за него. – Из-за тебя эта… – Он не назвал её, Юля договорила сама – Люба. – Из-за тебя отец взбесился. Вернись. И мама выздоровеет.

– Ей нужна операция.

– Ты не довезёшь её до операции.

– Довезу. Осторожно.

Он замолчал и смотрел на неё.

– Мы сейчас будем есть. Картошка варится, лепёшки пекутся. – Она начала перечислять, что сейчас поставит на стол. Говорила без остановки – о том, что едят в Москве, о том, как она скучает по маминой еде. И голодная слюна, и суета слов стали потихоньку успокаивать её. – Представляешь, я тоже вожу машину. Аркадий говорит, у меня талант. Это, наверное, я в тебя такая. В любой ситуации чувствую себя спокойно – сижу, как в кресле. Представляешь, я начала изучать английский. У Аркадия есть компаньон – Игорь. Шпарит по-английски, как мы по-русски. Заставляет нас заучивать целые страницы фразеологических выражений.

– Вернись. Прошу тебя. Я ненавижу отца. Он ударил меня. Он заставляет меня жениться.

– Тебе надо жениться.

– На тебе.

Юля ещё крепче сжала руками кромку стола. И снова застучал между ними пульс.

Мама не знает. Ничего не изменилось. Он не оставил своей бредовой идеи.

– Не бойся, я болтаю. Я совсем не это хотел сказать. Я хотел сказать, что с любой, самой лучшей, женщиной я буду не таким, каким был бы с тобой. Я измучаю её.

– Ты и меня измучил бы, – неожиданно для себя сказала Юля.

– Я бы носил тебя на руках. Я бы не дал тебе ничего делать. Я бы сам причёсывал тебя и заплетал косы. Я бы тебе покупал красивые платья. – Он сердито взглянул на её брюки. – Ты не знаешь, какой я. Всё… для тебя. Работал бы на тебя.

– Я жила здесь, и не очень-то ты помогал нам с мамой. Для тебя, как и для отца, мы с мамой были рабочими лошадьми.

– Я был глуп и – под сильным влиянием отца. Его отношение к женщине ты знаешь.

– Ты говоришь, из-за меня мама… А разве не стала для неё стрессом та ночь? Ты должен понять, я замужем и жду ребёнка от мужа. Ты для меня брат. Я тебе сестра. Я готова любить тебя как сестра, помогать во всём.

Бажен развернулся и исчез за дверью, будто его не было, а пульс стучал.

Мама вышла к ужину.

Это было для всех полной неожиданностью.

Только что Юля заглядывала – мама спала, а лишь сели за стол, возникла в дверях.

Любу отец отослал всё-таки домой, и они сидели за столом вчетвером – Аркадий, отец, Бажен и она.

– Я тоже хочу есть, – сказала мама. Она была в своём домашнем привычном тёмно-зелёном платье, но оно болталось на ней, как на вешалке.

Аркадий встал и пошёл к ней навстречу.

– Вы прекрасно выглядите, – не моргнув глазом, соврал он. – Я очень рад вас видеть и приглашаю поехать в Москву. Сделаем операцию, и вы выздоровеете.

Речь Аркадия произвела на маму впечатление – она улыбнулась, и Юля глубоко вздохнула. Первый раз с того мгновения, как узнала о том, что мама тяжело больна. Может, и правда, возможно чудо?

Бажен тоже встал и пошёл навстречу маме. Помог ей дойти до стола, усадил на её место.

– О, у нас лепёшки! – мама взглянула на Юлю. Юля кивнула.

– Это я пекла. Такая же, мама, лепёшка, какую печёшь ты. Я учила твои уроки хорошо и стараюсь делать всё по-твоему. Ешь, мама, спокойно.

Отец необычно тих, смотрит на маму. И Аркадий смотрит на маму, говорит только ей:

– Бизнес – дело неверное. Особенно в нашей стране. Нельзя быть уверенным в завтрашнем дне: законы не соблюдаются, правительство устраивает дефолты. Много лет должно пройти, прежде чем придут к власти люди, способные следовать законам и защищать частное предпринимательство. А сегодня твоя судьба зависит не от законов, а от случая, от удачи! Честный ли у тебя поставщик: даёт он тебе качественный или некачественный товар? А главное: есть ли у тебя покупатель? Это очень серьёзный вопрос. Покупатель – лицо страны. Но кто такой покупатель? Человек, у которого есть деньги, верно? А если у большинства денег нет, то откуда возьмётся покупатель?

Мама ест!

Юля и не знала, что так проголодалась. Она кормит своего ребёнка и приговаривает: «Ешь, маленький, я тебе даю настоящую еду, домашнюю, моя мама тебе приготовила баклажаны и кабачки. Ешь на здоровье, расти скорее, чтобы вы с мамой успели встретиться». Выскочила фраза, не, вернёшь. Значит, она не до конца верит в то, что мама будет жить?

– Экономика зависит от очень многих факторов, – говорит Аркадий маме. – Отсутствие полноценного покупателя – лишь одно из свидетельств нарушения этих факторов. И болен не человек, у которого нет денег, больна страна, ибо правительство обобрало свой народ и разрушило экономику. А пока не восстановится экономика…

– А разве возможно восстановление, если власть имущие разворовали абсолютно всё? – отец попытался перевести внимание на себя.

Но Аркадий продолжал смотреть на маму.

– Без развития собственного производства страна не выживет. И, если не думает об этом правительство, то должны думать мы. Мы должны восстановить порушенную промышленность, свёрнутые предприятия и создать новые, вы согласны? И наша с Юленькой фирма уже сделала шаг к этому.

Мама улыбнулась.

– Спасибо вам, Аркаша, вы очень стараетесь вернуть меня к жизни – включить в разговор! Конечно, я абсолютно согласна с вами! И уверена: у вас получится то, что вы задумали.

– Ты согласна поехать с нами? – спрашивает Юля.

Аркадий смотрит на маму так, словно это не её, а его мама, и словно вся его жизнь зависит от её ответа.

– Спасибо! – Юля кладёт свою руку на его колено.

– Я хочу жить, – говорит мама Аркадию. – Я хочу растить вашего ребёнка, хочу помочь вам! – Лёгкий румянец надежды стоит на её блёклых щеках – два неярких круга.

Юля глотает комок: довезут они маму до доктора или не довезут?

– Мы поедем медленно, – говорит Бажен, словно слышит её. – Дорога хорошая, асфальт.

Спасибо, брат.

Юля смотрит на него. Но слова противоречат взгляду. Слова заставляют верить в то, что мама будет жить, глаза говорят о том, что они с Аркадием не довезут маму до операции.

Аркадий уехал в Кишинёв в шесть утра, вернулся в десять – привёз маме билет. Лететь они должны вечером.

Юля двигалась беспрерывно, как заведённая кукла: укладывала в сумки домашние дары – банки с баклажанами, кабачками, перцами, початки кукурузы, муку и фрукты, готовила обед и мыла бесконечную посуду. Она была возбуждена и пыталась передать маме свою энергию и веру в удачу.

Маме она запретила двигаться. Заставила её тепло одеться и вывела в сад:

– Ни о чём, мама, не думай. Дыши воздухом, разговаривай с птицами, они о тебе скучают. Я пока соберу твои вещи.

И снова почему-то подумала о собаке. Была бы у них собака, ткнулась бы сейчас мордой маме в колени, облегчила бы боль. Генри прав: собаки всё понимают.

С этажерки Юля взяла несколько чучел зверей и птиц – может, будет всё-таки мама в Москве учить детей?! Уложила в чемодан справочники и книги по биологии.

Лишь теперь принялась за вещи. Это платье надо взять обязательно, и второе – домашнее, серенькое. Пусть оно – скромное, старое, но в нём мама – мама. И золотистое надо взять. Новый год скоро.

Юля перебирала вещи осторожно, по одной, вспоминала, как часто мама надевала ту или иную.

Бажен вошёл, когда чемоданы были сложены:

– Я хочу сказать… зря ты это… В самолёте может трясти. И вдруг в Москве тоже не найдёшь хорошего хирурга?

– Не говори об этом, пожалуйста, – попросила Юля. – И не думай так. У нас есть знакомые американцы. Они считают: всегда нужно верить в успех, и тогда успех будет.