Текст книги "Танец белых одуванчиков"
Автор книги: Татьяна Туринская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)
Глава 13
Александр Никанорович перевернул страницу «Деловых ведомостей» и снова погрузился в чтение биржевых новостей. Ирина Станиславовна вздохнула тяжко и перевернулась на спину. Глаза ее были открыты, слепо разглядывали потолок.
– Чего вздыхаешь, мать? – отозвался Андрианов.
– Да так, – неопределенно ответила Ирина Станиславовна.
– Что "так"? Ты давай не финти. Случилось чего, что ли?
Ирина Станиславовна вновь вздохнула:
– Да нет, вроде.
– А чего ж вздыхаешь? – Александр Никанорович забеспокоился. – Ир, ты лучше выкладывай, что там у тебя на уме, а то я себе напридумаю Бог знает чего. Что-то случилось?
– Да нет, с чего ты взял, – попыталась отвертеться от разговора. – Все нормально. А зачем к тебе Зельдов приходил?
– Да так, – расплывчато ответил Андрианов.
– Вот и поговорили, – невесело усмехнулась Ирина Станиславовна.
Александр Никанорович забеспокоился не на шутку. Свернул газету, положил на прикроватную тумбочку:
– Нет, Ириш, ну серьезно, в чем дело? Я же вижу, ты какая-то сама не своя. Что случилось-то?
Ирина Станиславовна приподнялась, подбила подушку повыше и села, опершись на нее спиной.
– Да нет, Саш, правда ничего не случилось. Вернее, я не знаю. Просто мне кажется, что что-то не так. Просто кажется, и все. Вот ты ничего не заметил? По-твоему, у Кирюшки все нормально?
– У Кирюхи-то? Да вроде нормально. Он мне ничего не говорил. Вроде без проблем. Бизнес расширяется, работает парень, как надо, башка на плечах имеется. Я не думаю, что у него какие-то неприятности. Я бы наверняка знал…
– Ай, – скривилась супруга. – Вечно у тебя один бизнес на уме! Ты хоть о чем-нибудь другом можешь подумать? Ладно я – я уже привыкла, что ты кроме бизнеса своего ничего вокруг не замечаешь. Я тебе не нужна – ясное дело, старая стала, а вокруг молоденьких полно.
Андрианов коротко хохотнул, ущипнул Ирину Станиславовну за бок:
– Ладно тебе прибедняться, старушка! На кой они мне, те молоденькие. Я-то уже не молоденький.
– Ага, не молоденький! – парировала Ирина Станиславовна. – Видела я, как на тебя красотки пялятся!
Александр Никанорович посерьезнел:
– Глупая ты, Ир! Они ж, мать, не на меня пялятся, они на деньги пялятся. Смотрят вроде на меня, а видят кошелек. А сам я им без надобности. Сам я не такая уж большая ценность. Кроме тебя и не нужен никому.
Ирина Станиславовна хитро прищурилась:
– Ой, ой! А кто сказал, что ты мне нужен? Что от тебя, старого, толку? Сам же сказал. Я, может, тоже на деньги твои позарилась.
– Ага. На деньги. На зарплату скромного крановщика. Тоже мне, охотница за сокровищами! Ладно, мать, ты мне зубы-то не заговаривай. Что там с Кирюхой?
Супруга замялась. Потянула мгновение, в последний раз посомневавшись: стоит ли тревожить мужа, или ее подозрения не более чем материнская ревность к невестке?
– Знаешь, Саш, мне кажется, у них с Тамарой не все в порядке. Я знаю, ты сейчас скажешь, когда кажется – креститься надо. Но я серьезно. Он какой-то другой стал. Счастливые люди ведут себя несколько иначе. Особенно молодожены. Они ж должны побольше времени вместе проводить, а его вечно дома не бывает. Да и колючий какой-то стал. А когда я его про Тамару на днях спросила, у него такой взгляд жуткий сделался, ледяной какой-то, неживой. Вот и маюсь теперь. А вдруг он не на той женился, а? Что скажешь? Как она тебе, Тамара?
Андрианов помолчал в раздумьях, потом ответил неуверенно:
– А черт ее знает! С виду-то хороша, вот только губы какие-то отталкивающие, а так вполне… А так… Откуда мне знать – не я же с ней несколько месяцев встречался, не я женился. Кто ее знает? Я ведь и самого Зельдова не сказать, что хорошо знаю, я с ним раньше не пересекался. Он как-то резко взлетел, его раньше-то никто и не знал…
– Саш, ну все-таки. Зачем он приходил? А вдруг это имеет отношение к Кириллу?
– Ну, к Кирюхе-то вряд ли, – уверенно ответил Александр Никанорович. – Хотя… Вообще-то все может быть. Знаешь, он ведь денег у меня попросил.
– Денег? – удивилась супруга. – Зельдов?!
– Ну да. Говорит, сложности временные возникли, груз с оборудованием никак растаможить не может – денег нет даже на пошлину да на НДС. Для заводика мусороперерабатывающего своего…
– У Зельдова нет денег? – никак не могла прийти в себя Ирина Станиславовна. – Как же так? Они же все из себя такие крутые, девчонки на Мерсах рассекают, особняк отгрохали – будь здоров… А теперь на растаможку не хватает? И что, ты дал?
Андрианов дернулся:
– А что я ему дам?! Или ты думаешь, что я только от тебя деньги прячу?! Ты ж сама знаешь, мы с тобой на зарплаты живем – твою и мою. Я ж за все эти годы к прибыли не прикоснулся ни разу, я же все до копеечки пускаю в оборот. Завод же все тянет на себя. Вот начнет работать на полную мощность, начнет давать прибыль, вот тогда…
– Ага, – с язвительными нотками в голосе перебила его Ирина Станиславовна. – Рассказывай. Вот тогда ты придумаешь еще какую-нибудь прорву, которая опять будет пожирать всю прибыль! Уже ведь наверняка что-нибудь придумал, говорить только боишься!
– Я боюсь?! – возмутился Александр Никанорович. – Еще чего! Думай, что говоришь! Чего это мне бояться?! Ты, что ль, не позволишь?
– Да ладно, – примирительно произнесла супруга. – Можно подумать, тебя мои запреты когда-нибудь останавливали. Всю жизнь все сам решаешь, хоть бы раз мое мнение спросил…
– Ир, ну чего ты, ёлки? – возмутился Андрианов. – Ну ведь столько раз обсуждали эту тему! Тебе что, обязательно такой особняк нужен, как у Зельдовых? Мерседесы да Феррари? Чего тебе не хватает? Голодными не сидим, в обносках не ходим. Ты будешь более счастлива, если будешь жить за городом, в таком особняке, как у Зельдовых?
– Да нет, – как-то совсем естественно ответила Ирина Станиславовна. – Мне и в городе неплохо…
– Вот и я о том же, – поддержал ее супруг. – Я за городом уже нажился во как! В деревне своей. В городе удобнее. Двадцать минут пешачком до работы – прекрасная утренняя зарядка. Да и вообще, все рядом. И как по мне, так четвертая комната нам даже лишняя, она у нас практически не работает, мы ж в нее даже и не заходим. Только пыль собирается – опять же, лишний кусок работы с уборкой. И Ауди меня вполне устраивает, отличная машина. Мерс – он только более навороченный, а ездит-то так же. Да еще и по нашим дорогам – разницы вообще не ощутишь. Так какой смысл? Разве что пыль в глаза людям швырнуть, покрасоваться, похвастаться – смотрите все, вот я какой! Не знаю, может, это и правильно, но лично для меня неприемлемо, мне это просто неинтересно. Мне именно процесс интересен. Вот у нас в деревне все говорили: сам собою человек ровным счетом ничего не представляет, ценны только его знакомства и родство, мол, только так, только через связи можно в этой жизни чего-то добиться. А мне интересно было добиться этого самому, с нуля. Ну вот скажи, кем я был? Простым работягой, крановщиком. Были ли у меня какие-то связи, скажи? Или родственники среди высокого начальства? Ни фига, никого не было, кроме тебя и Кирюшки. Зато у меня была голова на плечах. И мне неинтересно обжираться черной икрой, принимать по утрам ванны из холодного шампанского "Дом Периньон". Меня вполне устраивает жареная картошка с хорошим куском мяса, мне это вкусно и сытно. Иногда, в праздники, можно побаловать себя чем-нибудь этаким. А каждый день ложками трескать икру – для меня это не признак особого благополучия. У меня другие приоритеты – были бы вы с Кирюхой живы да здоровы, было бы чем вас накормить, было бы вам хорошо и удобно – вот и все мои приоритеты. Ну и, конечно, попутно заниматься тем, что мне нравится. А мне нравится что-то делать, и чтобы это "что-то" имело материальную окраску, чтобы его можно было пощупать…
Ирина Станиславовна рассмеялась задорно:
– Ой, много ты там нащупал? Щупальщик! У тебя ж денег вечно ни на что не хватает! Много ты их пощупал?
Александр Никанорович улыбнулся:
– Это точно. Пощупать как раз и не получается. Умом знаю, что есть, а потрогать, посчитать не получается. Вот и Зельдову сегодня попытался объяснить. Не уверен, правда, что он понял.
– Так ты что, отказал ему?
Андрианов чуть замялся:
– Ну, не то чтобы отказал… Просто у меня нет такой суммы. Ну наскребу я ему по сусекам тысчонок десять-двадцать зеленых, больше ведь при всем желании не получится вот так сразу. Так ведь его такая сумма не спасет, он же четверть лимона попросил. Где я ему найду такие деньги?! Я их и в руках-то не держал никогда, в глаза не видел, как выглядит такая куча денег. Я ему предложил выход, но, по-моему, он ему не слишком-то понравился. Да если честно – мне и самому не очень верится в успешность предприятия. Он ведь с самого начала как-то странно дело повел. Я не разбирался в тонкостях его бизнеса, это его личное дело. А вот с заводиком он напрасно замутил. По крайней мере, если и не напрасно, то неправильно. Ему бы с самого начала создать акционерное общество, выпустить акции, и на деньги акционеров начинать строительство, как это делают нормальные люди. Даже если и вкладывать свои, то не ранее, чем утрясутся все бюрократические проблемы. То есть сначала надо было добиться выделения земельного участка, а потом уже приступать к строительству.
– Ну, – удивилась Ирина Станиславовна. – Естественно. А как же иначе. А он тогда с чего начинал?!
– Он! – усмехнулся Андрианов. – А он, сват наш, оказывается, большой оригинал! Он высмотрел себе подходящий кусок земли, подал заявку в горсовет. Так надо же дождаться решения комиссии о землеотводе, надо иметь на руках все бумаги, и только после этого начинать строительство! А у него все еще этого решения нет, потому что еще не все автографы собрал, не все инстанции прошел! А коробку-то завода уже выгнал! Теперь у него в любой момент эту землю могут отобрать, и будут абсолютно правы – не хрен строить на чужой земле! Государственное – это еще не твое. Не те времена, мать, не те! А он этого, кажется, не понял. Вот что он будет делать, когда не получит эту землю?! Мало того, что придется смириться с тем, что кучу денег в землю зарыл. Заставят ведь еще и снести незаконную постройку, а это опять же денег стоит. Глупо. Вот ты мне и скажи: даже имел бы я необходимых четверть миллиона, стоило бы вкладывать их в столь рискованное дело? Да, переработка мусора – дело перспективное. Наверное. Сам не знаю, не интересовался этим вопросом, не просчитывал. Просто верю Зельдову – уж коли он вложил в это дело кучу собственных денег, наверное, знал, что делает? Так вот. Даже если бы у меня были эти деньги, даже если верить, что это очень прибыльный бизнес. Можно ли в него вкладывать деньги на таких условиях? Когда в любой момент от завода могут остаться рожки да ножки? Я понимаю, по-родственному оно бы надо подсобить. Но чем? У меня ведь действительно нет денег.
Ирина Станиславовна притихла. После довольно продолжительной паузы тихо произнесла:
– Значит, у Зельдовых проблемы… Не может ли с этим быть связан Кирилл? Может, он из-за этого стал такой деревянный? Может, он знает больше, чем мы с тобой?
Теперь паузу взял Александр Никанорович. Да, какие-то нерадостные перспективы вырисовываются в свете вновь открывшихся фактов. События последних недель выглядят уже совсем иначе.
– Ты думаешь?.. – начал было Андрианов, да замолчал, словно убоявшись собственной догадки. – Думаешь, это проблемы не последних дней? Уже давно?.. Да нет, нет… Глупости…
– Ну почему же? – каким-то заледеневшим голосом ответила супруга. – Как раз все сходится. Вряд ли эти трудности возникли у него только сегодня.
В спальне установилась напряженная тишина. От благодушного настроения ничего не осталось. Александр Никанорович недовольно крякнул, выключил светильник и повернулся на бок. А Ирина Станиславовна еще долго полусидела в темноте.
Глава 14
Света положила трубку на рычаг и тихонько выматерилась себе под нос:
– Твою мать! Козел!
Последнее время все труднее было сдерживать эмоции. Пока работы практически не было, не было и особых поводов для нервотрепок. Последнее же время хронически не хватало нервов. Тупость шефа все больше лезла в глаза.
– Господи, ну что за придурок! Ну не мешай ты мне – и все будет нормально! Пусть не сверхприбыли, но дело пойдет, сдвинется с места! Что ж ты, козел, сам себе малину портишь?!
Естественно, с шефом Света ни в коем случае не поделилась бы своими выводами. Ему небезопасно было даже высказывать свои мысли. Потребенько тут же высокомерно подбирался и спрашивал с отвратительной ехидцей в голосе:
– Светлана Альбертовна, вы не забыли, кто вам платит зарплату? Вот когда вы будете мне платить, тогда я и буду прислушиваться к вашему мнению. А сейчас, уж будьте любезны, выполняйте мои указания беспрекословно и в кратчайшие сроки!
О, он умел поставить на место! Чего-чего, а этого умения у него было хоть отбавляй. Уж лучше бы советовался со знающими людьми, нежели быть чересчур самоуверенным.
У Светы было немало поводов злиться. Работы навалилось столько, что она едва успевала сама со всем справляться. Слава Богу, уговорила шефа заключить договор с аудиторской фирмой – иначе во всех этих отчетах, банковских выписках да налоговых накладных ни за что на свете не разобралась бы. Правда, одной ей было известно, скольких трудов стоило его убедить. Потребенько настаивал, чтобы и бухгалтерию Светлана взяла на себя: мол, а что такого, там абсолютно ничего сложного нету. Любому нормальному человеку было бы понятно: фирма может существовать без бухгалтера, да и то с трудом, только в том случае, если существует незаконно, ведет подпольную деятельность. Ведь даже идиоту было бы понятно, что уж коли фирма зарегистрирована официально, то отчитываться перед налоговой инспекцией, так же, как и перед пенсионным фондом, и перед фондом соцстрахования необходимо даже в том случае, если нет финансового движения. Пусть нулевые отчеты, но сдавать нужно ежеквартально, в установленные законом сроки. Светлана ведь была уверена, что с налоговой шеф с шефиней разбираются самостоятельно, как-никак, а шефиня называла себя едва ли не гениальным бухгалтером. Света и не лезла в эти дебри – оно ей надо? У них самих две головы имеются, вот пусть и думают.
Оказалось, ни одна, ни другая голова ни о чем вообще не думали. Фирма "НЭВ-Техно" была зарегистрирована на одного Потребенько, но его супруга, Элеонора Вячеславовна Нетёпина, в чью честь и была, собственно говоря, названа фирма, считала себя законной совладелицей. К превеликому удовольствию Светланы, с шефиней ей доводилось встречаться гораздо реже, чем с шефом. Та к сорока годам преподнесла мужу подарок в виде второго сына и теперь, образно говоря, была связана пеленками по рукам и ногам. Иначе не миновать бы Свете нервного срыва.
Элеонора Вячеславовна была женщиной яркой. В смысле, ярко выделяющейся в толпе. Представительница бурятского народа с соответствующими этнографическими внешними особенностями. Лицо бы полбеды – в конце концов, у каждого народа свои понятия о красоте, да и при желании она и в самом деле умела выглядеть весьма недурственно, вот только желание это у нее возникало нечасто. Куда хуже, однако, было другое. Просто-таки чудовищная безграмотность во всех без исключения областях знаний плюс дикие, совершенно безосновательные амбиции создавали адский коктейль спеси, снобизма и тупости. Гордыня ее буквально пожирала. В каждом слове, в каждом жесте сквозило: вот я какая, я из бурятской глухомани вырвалась и сама создала себе положение, я нынче не где-нибудь, я в Австрии живу! и я, между прочим, нынче не халам-балам, я теперь бизнесвумен!
Косноязычие ее, хоть устное, хоть письменное, поражало, но она этого не замечала. И постоянно принималась учить Светлану уму-разуму. Сначала Света прислушивалась – все-таки ведь взрослая женщина, опытная, образованная, ведь каждый раз намеренно подчеркивала, что в свое время она якобы получила прекрасное образование. Чуть позже при оформлении некоторых документов (Потребенько частенько пользовались Светкиной посреднической помощью для оформления посольских бумаг, виз и прочей бюрократической канители) выяснилось, что образования у Элеоноры Вячеславовны – аж бухгалтерские курсы при клубе трамвайщиков города Йошкар-Ола. И как ее туда вообще занесло из Бурятии-то?
Да, собственно, даже не в образовании было дело. Вон ведь, Светкина мама имела всего лишь среднее образование, но была куда более интеллектуально развита, чем Нетёпина. А другой и с высшим образованием дурак дураком. Нет, не в образовании было дело…
Просто с Элеонорой Вячеславовной было уж очень тяжело общаться, слишком уж много гонору у нее было, слишком высокое самомнение. При абсолютном, просто-таки рекордном минимуме интеллекта. Например, не знала Нетёпина разницы между сознанием и подсознанием, убеждая Светлану, что раз уж в слове "подсознание" сознание таки присутствует, то даже на уровне подсознания человек действует совершенно осознанно. Еще категорически отказывалась понимать разницу между миграцией, эмиграцией и иммиграцией. Слово "эмиграция" ей было очень хорошо знакомо, а вот остальные были пустым звуком: что, мол, за чушь, эмиграция – она и в Африке эмиграция!
Плюс ко всему была Элеонора Вячеславовна дико ревнивой барышней. Держалась за своего Потребенько руками и ногами, опасаясь, как бы без него вновь не оказаться в Бурятии. В Бурятии-то оно, может, и хорошо, может, и пьют там мама с папой по сей день соленый чай со сметаной, но после Австрии возвращаться туда как-то, мягко говоря, не очень хотелось. Света не знала, не могла понять, какие отношения связывают Потребенько и Нетёпину. Если дикая любовь, как намекала Элеонора Вячеславовна, то почему она так и осталась на девичьей фамилии? Так или иначе, а ревновала Нетёпина свое сокровище дико. Хоть и было оно, это сокровище, весьма непривлекательно и непрезентабельно на вид: кругленький лысоватенький мужичонка, с отвратительной болезненно-бледной кожей, весь какой-то рыхленький, рыжеватенький. В общем, на Светкин взгляд – весьма сомнительное сокровище. Однако ж, как говорится, на вкус и цвет…
И вот тогда-то и поняла Света, почему она столь успешно прошла собеседование, почему из всех соискателей именно ее приняли на работу. Да потому что к ней Элеонора Вячеславовна ни за что не стала бы ревновать! Потому что на Светкином бледном фоне чувствовала себя едва ли не королевой. Да и насмотрелся уже Константин Ермолаевич на собственное отражение в зеркале, на собственную бесцветность и расплывчатость. После смуглой раскосой Элеоноры вряд ли он позарится на бледную моль.
Что ж, так или иначе, а Кукуровская получила эту работу. Вот и сиди, и работай. Да рассуждай поменьше. В конце концов, у каждого человека свой характер, свои слабости. Нет идеальных людей на свете. И личные качества кого бы то ни было не должны мешать работе. Но они мешали. Ой, как они мешали! Потому что если с самим Потребенько еще хоть как-то можно было договориться, хоть изредка, да проскакивал в его словах здравый смысл, хотя бы в технике мужик действительно разбирался, то у Элеоноры Вячеславовны с этим было ой, как все запущено… Потому что здравый смысл ей заменяли нездоровые амбиции и апломб.
Вот и получалась прямо беда. Если в семье один из супругов не особо мудр, то семья выживает за счет разумности второго супруга. Здесь же в одной связке оказались дурак и идиотка. И впрямь, просто беда. Тут уж не до смеха, не до ёрничества. Тут уж и впрямь впору пожалеть обоих.
Но… не получалось. Столько в обоих было яда и нездорового снобизма, что жалеть их как-то при всем желании не получалось. Да и чего их, здоровых да еще и богатых, жалеть? Оставалось только удивляться, откуда у них деньги.
Познакомившись с обоими поближе, Светлана поняла – нет, они не могли сами заработать начальный капитал. Такие, как они, могут только профукивать чужие деньги, на большее они не способны. По очень мелким деталькам, по обрывочным воспоминаниям Константина Ермолаевича, по невзначай брошенным фразам Света сделала для себя следующие выводы. Как-то Потребенько оговорился, что с малолетства едва ли не каждое лето гостил в Австрии, мол, оттого и немецким языком владеет свободно. А ведь детство его выпадало еще на те, советские годы. А в те годы выехать в капстраны было ой, как нелегко. Вот и выходило: либо был он родственником кого-то очень высокопоставленного, какого-нибудь посла или торгпреда, или же попросту имел там богатого родственника с австрийским же гражданством. А потом этот таинственный "кто-то" оставил ему жирненькое наследство. Потому как до этого Потребенько по его же признаниям приходилось зарабатывать на жизнь собственными руками, корячился несколько лет в Якутии на каких-то разработках. В тонкости он не вдавался, но вообще любил вспоминать те годы с мечтательной улыбкой на рябом одутловатом лице.
Да, только так. Разве могли они с Элеонорой самостоятельно заработать такие деньжищи, чтобы оплачивать расходы фирмы в течение четырех с половиной лет? Фирмы, не приносящей и копейки дохода. Оплачивать не только аренду помещения, пусть весьма скромного, но все равно дорогого, поскольку располагалось оно в престижном здании в деловом центре города. Оплачивать немалые счета за телефонные переговоры, иной раз доходящие до пятисот-шестисот долларов. Да еще и платить зарплату наемным работникам, от которых пользы пока еще не было никакой. На Светланин взгляд, это было совершенно нерентабельно. И разве могли бы практически выбрасывать на ветер такие, по ее понятиям, совершенно огромные деньжищи люди, заработавшие их потом и кровью? Фигушки, в это Света не могла поверить. Как пить дать, прожирали наследство.
И когда дело только-только, самую малость, сдвинулось с места, когда были выплачены все штрафы, когда опять же немалые деньги были уплачены за аккредитацию на таможне, брокеру за посреднические услуги, оплачена работа в таможенном зале и услуги самих таможенников, вездесущий налог на добавленную стоимость, таможенный налог, наконец; когда была продана первая партия запчастей и надо было потерпеть еще немножко, еще чуть-чуть, всего лишь несколько месяцев подождать, когда фирма таки станет на ноги и начнет приносить пусть и скромную, но стабильную прибыль, тут терпение Потребенько лопнуло. Вот тут они сами себе и начали рыть могилу. Вернее, пока еще не себе, но собственному детищу под странным названием "НЭВ-Техно"
Константин Ермолаевич, немало не стесняясь присутствия рядом Светланы, обзванивал всех знакомых и радостно сообщал, какую крупную сделку он провернул. Света поражалась – уж она-то прекрасно знала, что они пока еще не заработали ни копейки! Что всю прибыль от крошечной, буквально копеечной сделки сожрала оплата таможенных услуг с пошлинами и налогами, аренда офиса и телефонные переговоры. Ведь раньше и за аренду, и за телефон, и, собственно, зарплату Потребенько платил "из конвертика", из своих личных денег. Теперь же, заработав в буквальном смысле слова несчастных сорок две тысячи с копейками рублей на первой сделке, пришлось оплачивать все эти суммы с расчетного счета фирмы. И знала Света о движении буквально каждой копеечки, потому что давно уже была не менеджером проектов, а заместителем директора с очень широкими полномочиями. Даже банковский счет был открыт под единственно ее подпись, то есть именно она, а не Потребенько, обладала правом первой подписи. А второй подписи у них вообще не было. То есть абсолютно все банковские бумаги проходили только через Светлану. И потому она просто диву давалась – как он может хвастаться удачной сделкой, если для того, чтобы груз был растаможен, собственноручно внес добровольное пожертвование в сумме четырнадцати тысяч двухсот рублей на расчетный счет фирмы, после чего Света тут же все до последней копеечки перевела на счет таможни. А как только на их счет поступили деньги от макаронной фабрики, купившей у них запчасти, с этих же денег Света оплатила семь тысяч четыреста рублей за аренду офиса, восемь тысяч двести – за переговоры, да на зарплату себе и шефу восемнадцать тысяч. От так называемой удачной сделки на расчетном счету осталось несчастных восемь тысяч триста восемнадцать рублей! И если в сумму сделки включить деньги, "пожертвованные" самим Потребенько, то выходило, что их прибыль от этой сделки составила ни много ни мало – пять тысяч четыреста восемьдесят два рубля… убытка!!!
Одного Света не могла понять. Зачем нагружать фирму, только-только пытающуюся встать на ноги, непомерными расходами? Ну, таможенные платежи, налог на добавленную стоимость – никуда не денешься, иначе груз не растаможишь. Но аренда? Телефон? Их ведь можно было по договоренности с арендодателем по-прежнему платить черным налом, ведь наличными аренда обходилась гораздо дешевле. Ну, или по крайней мере, частично, пятьдесят на пятьдесят. Зарплату ей – да, теперь уже никуда не денешься, нужно показывать в отчетах, значит, нужно платить с расчетного счета с соответственными отчислениями во всевозможные фонды. Но почему бы не схитрить немножко, как это делают тысячи фирм и фирмочек разных мастей? Конечно, это плохо, это неправильно, ведь вся страна стремится выйти из тени и работать по-белому. Но разве может себе это позволить такая крошечная фирмочка, как "НЭВ-Техно"? Ведь с зарплаты каждого работника огромные суммы выплачиваются в пенсионный фонд! Конечно, в интересах Светы было получать "белую" зарплату – когда-нибудь это непременно отразится на ее пенсии. Но она сейчас больше думала не о пенсии – когда-то она еще будет? – а о благополучии, о процветании фирмы, ведь если фирма обанкротится, кому от этого будет хорошо? Тогда почему бы не показывать в отчетах минимально возможную для заместителя директора зарплату, а остальное, как и прежде, выплачивать в конверте? Не всегда, не делать это основным принципом работы. Только несколько месяцев, ровно до того момента, когда скромная прибыль позволит им работать "по-белому".
Но даже не это ее больше всего шокировало. Самым для нее странным было то, что Потребенько потребовал с сего месяца выписывать зарплату и ему. И тоже "по-белому"! А ему-то она зачем нужна, тем более "белая"?! Пенсию получать в России он даже не рассчитывал, из Австрии уезжать не собирался. Да и сама эта зарплата… Она ж ему ровным счетом на три хороших обеда в ресторане по-соседству! Он же все равно не на зарплату живет, она ему, по большому счету, как мертвому припарка! Тогда зачем, зачем?! Зачем душить фирму, только-только пытающуюся встать на ноги?! Да, Светлана прекрасно понимала, что он вложил в "НЭВ-Техно" уже очень много денег. Конечно, хочется уже не только давать, но и получать. Но потерпи ж ты еще немножко! Ведь если фирма сейчас загнется, ты уже никогда не сможешь вернуть вложенные в нее средства! А потерпи еще полгодика, год, просто перестань для начала вкладывать в нее деньги, но и не тяни из нее, не трогай, оставь в покое – и она поднимется. Пусть не станет гигантским по рентабельности предприятием, но будет приносить "железную" прибыль, потому что запчасти нужны любой фабрике, любому заводу. И пусть это дело копеечное, но когда идет большой поток "копеек", он постепенно становится ручьем, рекой. "Копейки" становятся "рублями". Только не трогай раньше времени, только оставь в покое!
Следующую аренду оплачивать было уже нечем. Телефонный счет тоже лежал неоплаченным. На подходе был очередной груз, нужно было срочно перевести деньги на таможенные процедуры. Но даже на это на расчетном счету средств было недостаточно. Пришлось Светлане вносить собственные деньги в виде все той же "добровольной помощи". А тут арендодатель решил, наконец, бороться с несвоевременной оплатой счетов. Если в офис Светлану пока еще пускали, то телефон в офисе молчал: сначала заплатите, потом подключим.
В общем, одной Светлане было известно, какими трудами все это ей давалось. Приходилось бороться буквально за каждую копейку. Потребенько со своей экзотической красавицей в Австрии, все проблемы валились, естественно, на голову Светы. И некому было пожаловаться, не с кем было обсудить эти проблемы, не с кем посоветоваться – одна, одна, целыми днями одна. Одна на работе, одна дома. Всегда одна…
Только Кирилл появлялся периодически. Не каждый вечер, увы – далеко не каждый. Но он приходил. Вернее, как во вторую их встречу – ждал Свету у выхода из офисного центра, ждал всегда в машине. Но больше никогда не было напряженного молчания между ними. Не было больше скотского отношения. Теперь все было иначе.
Но даже если бы он вел себя, как тогда, как в первую и вторую их встречи, Светлана несказанно радовалась бы и этому. Потому что самым страшным, на ее взгляд, было полное забвение. Пусть хоть как-нибудь, пусть плохо, пусть он ее не уважает – лишь бы был рядом. Да и за что ее уважать? Для того, чтобы уважали, надо вести себя несколько иначе. Не надо позволять едва знакомому человеку, к тому же еще и мужу собственной подруги, переступать рамки дозволенного. Тем более без каких-либо уговоров, без обещаний. Просто на "слабо". Хоть бы слов каких наговорил, хоть комплимент бы какой сделал. И пусть бы она знала, что ложь, что неправда, но хоть какое-то оправдание для самой себя было бы. И что еще важнее – для него. Чтобы не думал, что она такая доступная, что любой зашедший на огонек может получить сполна всего, чего душа пожелает.
Эх, зря она так, конечно же зря. Ведь Кирилл и сам потом высказался на этот счет: "Хоть бы покочевряжилась ради приличия". Конечно, надо было бы покочевряжиться, надо. И в любом другом случае Света не просто кочевряжилась бы, а сопротивлялась на полном серьезе и в полную силу. Но это в любом другом случае, не в этом. Потому что в любом другом случае она могла бы надеяться на вторую, третью встречу, могла бы строить какие-то планы, был бы прямой смысл изображать из себя порядочную девушку. Но разве могла она изображать из себя недотрогу в тот, первый их раз?! Ведь она была абсолютно уверена, что это случайность, а стало быть – второго раза не то что может не быть, а наверняка не будет, не будет никогда, ведь снаряд дважды в одну воронку не попадает! И как ей было отказаться от единственной возможности побыть с любимым? Чтобы потом всю жизнь сожалеть о том, чего не сделала? Нет, уж лучше она будет сожалеть о том, что сделала! Даже нет, она не собирается об этом жалеть! Как можно жалеть о том, что было между ними в тот раз?
И как можно жалеть о том, что было между ними во второй раз? Правда, стыда она тогда натерпелась – ужас сколько, не передать словами. На всю жизнь запомнит это ощущение быть продажной девкой. Может, и не продажной, но по сути это дела не меняет.
