Текст книги "Танец белых одуванчиков"

Автор книги: Татьяна Туринская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 18 страниц)

Глава 25

Кирилл гнал машину по гладкому пустынному шоссе. Мимо пролетали невысокие беленые столбики, отсчитывающие километры, да нечастые фонари, терзающие черную беззвездную плоть новогодней ночи резкими лучами. По обе стороны дороги стояли высокие ели, за неимением праздничных одежд наряженные лишь белыми шапками слежавшегося снега.

Мысли хаотично перескакивали от одного к другому. Нет, какая дрянь! И как его только угораздило с нею связаться?! Это у нее-то, у Тамары, красивые губы?! Как он вообще мог принять ее хищный оскал за очаровательную изюминку?! "Козел". Это про собственного-то мужа?!! Дрянь, какая же дрянь!

А кто он, если не козел? Как он мог позволить какой-то дряни столько времени крутить себе мозги? И ведь даже считал себя счастливым человеком. Пусть совсем короткое время в промежутке между сделанным под давлением Зельдова предложением и свадьбой, но все-таки считал! Идиот. Это же надо было так вляпаться. Ну ладно, по глупости женился. Но ведь уже в день свадьбы понял, что жестоко ошибся. В Лондоне еще больше укрепился в своих подозрениях. Тогда почему не развелся сразу после возвращения? Ведь уже тогда все понял!

Какой все-таки сволочной народ эти бабы! Все, все как одна – дряни. Даже Светлана. Вот ведь казалось бы – мышь белая, ей бы хоть какого мужика ухватить и радоваться, ведь в ее-то положении не до жиру. Ладно Тамара – красавица. Таким хищницам, наверное, от природы положено тварями животными быть. Ясное дело, такая будет выискивать выгоду под микроскопом, эта за кого попало не пойдет. Но Света?! Ей ли перебирать, богатеньких дурачков подыскивать?! А смотри-ка ты, туда же! "Как ты прибылью распоряжаешься?" Мол, на что мы с ребенком можем рассчитывать?!

Все одинаковые. Никому верить нельзя. А отцу просто несказанно повезло. Это ж надо, встретил одно-единственное во всей вселенной исключение из правил! Такие, как мама, наверное, если и появляются, так в лучшем случае раз в столетие. И ему, Кириллу, даже искать в этом плане нечего. Потому что следующая порядочная женщина родится в лучшем случае лет через пятьдесят, а то и все сто.

И что ж? Оставаться одному? Ну, положим, в данный момент – почему бы и нет, как раз сейчас его бы покой устроил больше всего остального на свете. А вообще? В потенциале, так сказать? Даже если он теперь точно знает, что все бабы – стервы и дряни? Ну хорошо, останется он один, как перст. Плохо ли, хорошо ли одному – сейчас речь не об этом. Вот в его ситуации что делать? Сейчас он молод, ему и одному, в принципе, неплохо. При необходимости всегда можно найти разовую подружку. А если она разовая – какая разница, что она такая же хищница, как остальные? Ему на это плевать с Биг Бена. Он ведь не душевного тепла от нее ждет, а вполне определенных телесных радостей. А если захочется именно душевного тепла? Куда, к кому за ним идти? Не станешь же искать душевного тепла у разовой подружки? Или что, каждый раз к маме бежать: мама, согрей, мне холодно?!

Мама. Может, не так Кириллу и повезло с матерью? Она-то, конечно, замечательная женщина, но может, именно в том и проблема, может, уж слишком она у него хорошая? Была бы такой же стервой, как Тамара, так Кириллу не пришлось бы усердно выискивать пару. Потому что было бы все равно. Потому что с детства привык бы к плохому, и не ждал бы от будущего особых милостей. А как быть, если перед глазами такой пример? Как довольствоваться малым, если знаешь, что бывает и большое?

И ведь ему показалось, что не только мама щедра на душевное тепло. Ведь и со Светкой почувствовал что-то такое, когда приятно не только сексом заниматься. Ведь только с нею понял разницу между сексом и интимом. Потому что секс – это непосредственный половой акт, это именно то, ради чего мужчина и везет в дом разовую подружку, изначально зная, что она разовая. Не так ли он когда-то в первый раз повез к себе домой Тамару?

А интим… Да, и интим тоже очень плотно связан с сексом. Но это совсем другое. Потому что после голого секса хочется повернуться на бок и скорее заснуть в надежде, что соратница по постельным подвигам все поймет без слов и сама найдет выход, а утром вновь проснуться одному. А интим в том и заключается, что просто приятно заснуть и проснуться вместе. Не без физической близости, конечно, но не ради нее. А это, оказывается, огромная разница! Ведь вряд ли отец в матери видит сугубо сексуальную партнершу. Нет, тут ведь что-то другое, гораздо более глубокое, чему не найти подходящих слов. Вот спроси Кирилл у отца – тот, поди, и не ответил бы на этот вопрос. Улыбнулся бы загадочно и сказал:

– Да ну ее, маму твою! Надоела хуже горькой редьки. Так бы и поменял ее на двух молоденьких!

А в глазах при этом засветились бы такие красноречивые лучики счастья, что любому идиоту было бы понятно: никуда-то он от жены не денется. Да и не захочет деваться. И все эти "две по двадцать пять" – ни что иное, как нарочитая небрежность, стремление за анекдотичным юмором скрыть истинную свою нежность, которую настоящему мужику вроде как негоже выставлять напоказ.

Вот это и есть интим. Когда для двоих не физические упражнения в постели нужны, а гораздо, несказанно больше. Что-то такое, что не каждому в этой жизни дадено. И счастлив тот, кто познал на собственной шкуре, что это такое – настоящий интим. Когда просто лежишь рядом и умираешь от счастья. Когда на твоей груди покоится женская головка с очаровательными белыми кудряшками, мягкими до нежности, пушистыми до невесомости. А ты запустишь ладонь в эти кудряшки, и шепчешь:

– Мышь белая. Кудрявая…

Стоп! Кирилл резко затормозил. Слава Богу, трасса была пустынна в этот предпраздничный час, когда старый год истекал последними песчинками, иначе наверняка бы его сзади кто-нибудь "поцеловал".

Стоп. Это он к чему сейчас вспомнил? Как он мог сравнить маму с этой… Нет, как бы ни был зол на Свету, а называть ее "этой" было как-то неправильно, самого жгло изнутри такое мерзкое название. Да, она, увы, тоже оказалась охотницей. Пусть не такой хищной, как Тамара, но все равно охотницей. Может, даже еще хуже. Тамара хоть не скрывала свою хищную натуру, напоказ выставляла гнилую свою сущность, чтоб мужики не особо заблуждались на ее счет. А эта… То есть нет, не эта, конечно. Света. Ах, такой уж прикинулась овечкой, белой и пушистой, такая вся из себя мякенькая, податливая. "Ах, Кирюшенька, мне от тебя ничего не надо!" И тут же: "А как ты прибылью распоряжаешься?"

И все-таки… Если и было Кириллу когда-нибудь хорошо, так это с нею. Если и хотелось когда-то с кем-то заснуть, то только со Светланой. Но ни разу так и не заснул. Потому что негде было засыпать, не при ее же матери спать в одной-единственной комнате.

И что теперь? Он понял, что бесполезно ждать от природы особых милостей, понял, что все бабы – хищницы да охотницы. И что? Вычеркнуть надежду на нормальную полноценную жизнь? Тогда ради чего он живет? Ради чего живет отец? Ну, скажем, живет-то отец для мамы да для сына. А вот ради чего он работает? Ради чего работает сам Кирилл? Им что, денег мало? Да им тех денег хватило бы до конца дней, даже если бы шиковать стали, как бестолковый Зельдов! Но ведь не для себя же! Ведь хочется что-то оставить после себя! После! Чтоб передать по наследству не только фамилию, но и еще кое-что. Чтобы не стыдно было собственным детям в глаза смотреть, чтобы было чем накормить, во что одеть. Чтобы было, на что дать хорошее образование. Ведь для того и работают. А оказывается, что и передавать это все в результате будет некому. Потому что все бабы – твари продажные, хищные животные.

И какими бы хищными они ни были, а в данный момент зреет жизнь его сына. Ведь Светлана же сказала, что у нее будет именно сын, не дочь. Кирилл. Маленький Кирилл. Но не Андрианов. Кукуровский? Почему Кукуровский?! Ведь это же его сын, его! Это Тамара запросто могла родить от кого попало, от первого встречного кобелька, а Светка не такая! Если уж она беременна, то только от Кирилла! В этом даже сомневаться не приходится. Правда, это не слишком-то оправдывает ее расчетливость. И тем не менее… Да, и ее тоже интересуют только его деньги, но она все равно не такая! Еще не конченная, еще не прожженная!

Это Светка-то – не прожженная?! Да она же замаскировалась похлеще Тамары, а значит, в тысячу раз хуже! Ну и что? Ну и какая разница, если Кириллу почему-то упорно хочется запустить ладонь именно в ее белые невесомые кудряшки? Какая разница, если только с нею и испытал желание заснуть?! Ребенок опять же. Кирилл Кукуровский. О Боже, ведь не просто Кукуровский, ведь Кирилл Альбертович Кукуровский!!! Альбертович?! Его сын?!!

Куранты скрупулезно отсчитали двенадцать ударов и торжественно отыграли перезвон.

– С новым годом, мама!

– С новым годом, доченька!

Наталья Леонидовна обняла заметно располневшую дочь, чмокнула в щечку:

– Дай тебе Бог сил, Светочка. Терпи, родная моя. Таков уж наш удел. Мы ведь обе знали, что так и будет. Меня к этому мама готовила с детства, я готовила тебя. Чтоб не так больно было… Ничего, родная моя, ничего. Вот родишь сыночка…

Ее на полуслове прервал звонок в дверь.

– Кого это принесло? – удивилась Наталья Леонидовна.

Света недоуменно пожала плечом:

– Наверное, сеятели пришли. Или поздравлятели какие-нибудь.

Мать пошла открывать двери. Света присела на стул и принялась тщательно вытирать заплаканные щеки. Вот ведь обещала самой себе, что больше никогда не заплачет, и в очередной раз сорвалась. Ну зачем мама опять начала, зачем? Зайдут посторонние люди и увидят ее с пузом и мокрыми глазами.

Наталья Леонидовна тем временем открыла дверь. На пороге стоял незнакомый молодой человек. Увидев ее, почему-то смутился:

– Здравствуйте. С новым годом. Я вот тут… Я без подарка. Примете?

Хозяйка помолчала пару мгновений, потом неуверенно произнесла:

– Ну, если вы уверены, что не ошиблись, то проходите. Даже без подарка.

И сделала шаг назад, впуская гостя.

Кирилл снял дубленку и решительно прошел в комнату:

– С новым годом.

Света не ответила. И рада была безумно, и в то же время разозлилась – ну зачем, зачем пришел? Опять только хуже сделает. Почему не дает ранам затянуться? Сейчас опять сделает вид, что все хорошо, а потом снова бросит без всяких объяснений, даже не попрощается. И она отвернулась в сторону.

Наталья Леонидовна вслед за гостем вошла в комнату, чуть подтолкнула его, остановившегося у самого порога:

– Ну же, проходите, присаживайтесь к столу. Новый год все-таки. Правда, вы немного опоздали. Совсем чуть-чуть, самую малость, но мы уже выпили без вас. Придется повторить. Наливайте, не стесняйтесь. И, кстати, можно даже познакомиться. Меня зовут Наталья Леонидовна, я, как вы поняли, Светина мама.

– Да, конечно, – спохватился гость. Манерно наклонил голову: – Кирилл Андрианов. Я, как вы поняли, Светин…

– Можете не уточнять, – едва улыбнулась Наталья Леонидовна. – Будем считать, что я догадалась. Ну что же ты, Света, подсуетись немного. Достань тарелку для гостя, фужер. У нас, Кирилл, ни водки, ни коньяка. Мы со Светой малопьющие, нам обычно и бутылки шампанского на целую ночь хватает, а на гостей мы не рассчитывали.

Света нехотя поднялась из-за стола. Да и нелегко ей это было сделать. Комната, и без того не слишком просторная, была почти целиком занята большим столом и места для маневра почти не оставалось. А ей теперь нужно было куда больше места – это Кирилл сразу отметил. Надо же, не виделись-то несколько недель, а она уже так изменилась. На лице, некогда белом, проглядывали крупные коричневые веснушки. Как… у Кирилла екнуло сердечко – надо же, как у девочки-одуванчика, у нее тоже были такие веснушки.

Света принесла приборы и снова присела за стол. Наталья Леонидовна заботливо накладывала гостю салаты, а тот молчал. Смотрел на Светлану и молчал.

– Ну что же вы, Кирилл, – напомнила ему хозяйка. – Наливайте шампанское, вы у нас единственный мужчина, вам и командовать.

Кирилл встрепенулся, однако к бутылке не потянулся. Сказал сухо:

– Света. Я хочу, чтобы наш ребенок носил мое отчество и мою фамилию. Я готов к этому. Только об одном тебя прошу: никогда больше не афишируй, что я тебе нужен только из-за денег. Я готов с этим смириться, но только не надо это афишировать, я тебя очень прошу. Я ведь все-таки мужик, и у меня тоже есть гордость. Даже если это правда – все равно не стоит ею размахивать, как флагом. Ты принимаешь мое условие?

Светкино сердечко заколотилось от радости, но, как оказалось, преждевременно. По мере произнесения Кириллом речи ее сердце, кажется, совсем остановилось. И его слова, такие радостные вначале, многообещающие, как самый большой, самый волшебный новогодний подарок, к концу речи оказались звонкой пощечиной. Света, и без того бледненькая, стала совсем белой. Пухлые розовые губки сжались чуть не в точку.

– Уходи, – сказала глухо.

– Прости? – спросил Кирилл. – Я не расслышал.

– Я сказала "уходи", – с нажимом повторила Светлана.

Кирилл побледнел. Похоже, она не только не согласна с его условием, она еще и возмущена им! Ну это уж слишком! На такую наглость он не рассчитывал даже зная наверняка, что женская порядочность не более, чем миф.

– А чего ты хочешь?! Ты наглядно демонстрируешь свою заинтересованность моим благосостоянием, не пытаясь даже сделать вид, что тебе нужен я сам, и при этом требуешь, чтобы я терпел это молча? Может, мне еще плясать от радости, что сам-то я, Кирилл Андрианов, тебе на фиг не нужен, тебе только деньги мои нужны?! "Кирюшенька, родной, мне ничего от тебя не надо, я сама справлюсь!" – передразнил он. – А потом: "А достаточно ли у тебя денег, милый, чтобы содержать нас с ребенком?"

Света покраснела от негодования:

– Да как?.. Как ты смеешь?!! Меня никогда не интересовали твои деньги! И помощь мне твоя не нужна! И фамилия твоя ни мне, ни ребенку не нужна! Убирайся вон! Я хоть раз тебя позвала? Хоть раз о чем-нибудь попросила?! Убирайся! Не смей даже на глаза мне появляться! А какое отчество дать ребенку – я уж как-нибудь сама соображу. Уходи!

– Никогда не интересовали? – переспросил Кирилл. – Может, мне померещилось? Может, это не ты моими доходами интересовалась? "А как ты распределяешь свою прибыль, милый? Ты учитываешь нас с малышом при ее распределении?!"

– Прибыль? – Света застыла. – Так это все из-за прибыли?

– А, вспомнила, наконец! – обрадовался Кирилл.

– Вспомнила, – кивнула Света. И говорила снова тихо-тихо, как провинившаяся школьница, не смеющая поднять виноватый взгляд на учителя.

– Слава Богу, – Кирилл добрался, наконец, до бутылки и стал разливать шампанское по фужерам.

– Ну вот и разобрались, – примирительно вставила Наталья Леонидовна. – Давайте лучше выпьем – новый год все-таки, а вы взялись отношения выяснять.

– Кирюша, уйди, пожалуйста, – тихо попросила Света, не обращая ни малейшего внимания на мать.

Кирилл разозлился:

– Что опять? Чего еще изволите? Выяснили, сама подтвердила. Вот и давай оставим это в прошлом! И никогда больше не подчеркивай материальную сторону наших отношений. Ты можешь хотя бы делать вид, что я тебе интересен сам по себе? Неужели это так трудно? Ведь тебе же раньше это хорошо удавалось, ведь я же даже поверил тебе!

– Ты ничего не понял, – по-прежнему тихо возразила Светлана. – Я, Кирюша, тебя люблю и любить буду. Всегда, до конца жизни. Но мы навсегда останемся сами по себе. Ты и мы с маленьким. Потому что нам нельзя быть вместе.

– Это, интересно, почему же?

– Потому что ты не понял главного. Ты не понял, что меня интересуешь только ты. Ты усомнился в моей любви. Дурачок. Какой же ты дурачок! Я тебе последнее готова отдать, я тебе саму себя отдала – а ты не понял. Ты так ничего и не понял! Меня никогда не интересовали твои деньги, Кирюша. Я и не рассчитывала на твою поддержку. Мы с мамой сами справимся – правда, мама? У нас, у Кукуровских, это в крови. Никогда еще Кукуровские от мужиков не зависели, и я не буду. И никогда меня не интересовали твои доходы. А прибылью и правда интересовалась. Ты, Кирюша, понимаешь разницу между доходами и прибылью? Доходы – это твое личное. А прибыль – это доход твоего предприятия. Мне всего-навсего нужно было проконсультироваться с опытным человеком насчет распределения прибыли. Потому что хозяева моей фирмы настолько бестолково ею распоряжались, что в результате разорились, а теперь пытаются вину за это повесить на меня. Мне нужен был только твой совет, понимаешь? Консультация. А на твои деньги я никогда не зарилась. А теперь уйди, пожалуйста. Я не хочу тебя больше видеть.

Кирилл обалдело смотрел на нее и не мог отделаться от ощущения, что что-то упорно проходит мимо его сознания. Это она что, так ловко лжет? Изворачивается? Или он и в самом деле бестолковый дурак? Доход, прибыль. Это ж только слова разные, смысл-то все равно один – деньги. Поэтому услышав слово "прибыль", он, естественно, решил, что речь идет о деньгах. А Света, выходит, имела в виду совсем другое? Ее не интересовали его деньги? Она была с ним ласкова вовсе не по расчету?..

– Это… правда? Только посоветоваться? – все еще с нотками сомнения в голосе спросил он.

– Правда, – жестко ответила Света.

– Проконсультироваться? Просто по работе?

Светлана молча кивнула и отвернулась в сторону. Слезы душили. Обидно было до смерти! Как он мог подумать о ней такое?! Что ей нужны только его деньги?! Глупый, какой же ты глупый, Кирюшенька! Как же ты мог?! Как же не понял, не разглядел ее любви?!

До Кирилла доходило очень-очень медленно. Это что же, он собственными руками разбил счастье? В тот момент, когда оно было в его руках? Вернее, в аккурат покоилось на его груди? Его белое пушистое счастье. Кудрявое. А он ничегошеньки не понял?!

– Господи, Светка! – воскликнул он и бросился к ней.

Встал на коленки перед нею, уткнулся носом в ее мягкие колени:

– Светка, Мышь моя! Я что, и правда такой идиот?!

Та молчала. Правда, и отстраняться не стала. Сидела напряженная без движения, как статуя. А внутри выскакивало от счастья сердечко. Господи, вот же он, ответ на жуткий вопрос "почему". Вот почему. Он решил, что ее интересуют его деньги. И разве его в том вина? Это же она сама так по-дурацки сформулировала вопрос, что его запросто можно было принять за ее меркантильный интерес. Ведь нечестно обвинять его одного в этом недоразумении. Разве ее собственная вина меньше?

Кирилл упорно отказывался вставать, так и стоял на коленях, обхватив руками Светкины ноги. А та и не пыталась его поднять. Наталья Леонидовна тактично встала из-за стола, тихонько оделась в прихожей и вышла, неслышно прикрыв за собою двери.

Света громко сглотнула слюну. Господи, как же все глупо! Это что же, если бы Кирилл сейчас не пришел, они оба так и остались бы в неведении? Так до конца дней и не разобрались бы в этой нелепой ошибке? Но он пришел, зачем сейчас думать о том, что было бы, если бы… Ведь пришел, пришел даже невзирая на ее мнимую меркантильность! Значит… Значит, она хоть что-то для него да значит? Но что именно? Он ведь по-прежнему женат, и она по-прежнему не имеет на него никаких прав. И она снова и снова будет воровать у Тамарки счастье по кусочкам? В надежде, что когда-нибудь из этих кусочков можно будет сложить нечто цельное?

Светины руки сами собою потянулись к Кириллу. Теперь уже не он, а она запустила обе мягкие белые ладошки в его короткие жесткие волосы. И он понял, он все понял!

– Мышь! Белая моя, кудрявая моя! Ты меня когда-нибудь простишь? Хоть когда-нибудь, хоть к пенсии?

– Уже простила, – сквозь слезы улыбнулась Света. – А ты меня?

– Я? – удивился Кирилл.

– Ну как же, это ведь я так по-дурацки спросила. Нужно было как-то иначе, другими словами. Надо было рассказать тебе, какие у меня Потребеньки придурки. А я не хотела наше с тобой драгоценное время на них тратить, вот и не рассказывала ничего про них. А потом, когда невмоготу стало, когда обязательно надо было посоветоваться, так двусмысленно сформулировала вопрос. Знаешь, я ведь даже не подозревала, почему ты ушел. Так и этак нашу последнюю встречу по косточкам разбирала, все пыталась найти причину – что же тебе так не понравилось. Думала даже, что ты пришел убедиться, что я не доставлю тебе хлопот своей беременностью, а убедившись – тут же ушел.

– Глупая, – счастливо улыбаясь, произнес Кирилл. – Какая же ты у меня глупая! Какие мы с тобой оба глупые!

Подхватил на руки свою беременную ношу и с огромным трудом протискиваясь между столом и шкафом, поднес ее к дивану.

– Мышь моя, – бормотал он, расстегивая ее платье. – Кудрявая белая глупая мышь…

Света плакала, не боясь испортить праздничный макияж – глупости, разве Кирюша ее ни разу не видел ненакрашенную? Уткнулась маленьким розовым носом в его широкую грудь, и плакала, как дитя малое.

– Я сильно толстая, да, Кирюшенька?

Кирилл не ответил. Улыбнулся, и продолжал внимательно разглядывать потолок. Потом сказал:

– Знаешь, меня Кирюшенькой только мама всегда называла. То есть не всегда, а когда хотела мне показать, как довольна мною. Знаешь, ласково так, нежно. А у тебя еще нежнее получается. Ты так странно говоришь…

– Странно, – передразнила Света. – Не странно, а картаво.

– Нет, – возразил Кирилл. – Когда картаво – это некрасиво. А ты так мягко грассируешь. Честно, мне очень нравится. А тебя не обижает, что я тебя Мышью зову?

– Неа, – потерлась о него лбом Света. – Мне наоборот нравится. Вроде и неласково, кто другой бы оскорбился. А мне нравится. Потому что это говоришь ты.

Помолчали немного. Света всполошилась:

– Ой, мама же может в любую минуту вернуться!

– Надеюсь, ты меня не собираешься выставлять за дверь? Она меня уже все равно срисовала. Да и не выгонишь ты меня теперь.

– Ну хотя бы одеться я должна или как?

– Ну, одеться – так и быть, – любезно позволил Кирилл.

Света натянула платье, Кирилл тоже привел себя в порядок, и они вновь устроились на диване в обнимочку. И тут Света решилась задать более всего волновавший ее вопрос:

– Кирюша, а как Тамара? Сегодня же праздник, вы же должны быть вместе. Только не обижайся – я совсем не хочу тебя выгонять, очень даже наоборот. И все-таки?

– У, вспомнила. Ну, дорогая моя, Тамара сейчас очень далеко.

– Далеко? – переспросила Света. – Она что, по путевке куда-то уехала?

– Точно, – подтвердил Кирилл. – Я собственноручно ей путевку выписал.

– Далеко? – снова спросила Света.

– Далеко. Очень далеко. В прошлое.

Светлана примолкла на целую минуту, боясь поверить его словам. Может, ослышалась? Но с чем еще созвучно слово "Прошлое"? Ни единого примера не находилось.

– В прошлое? – все-таки решилась уточнить она.

– В прошлое, – упрямо повторил Кирилл. – В самое дальнее прошлое. Больше того – я попытаюсь аннулировать наш брак. Не уверен, что получится, но по-моему, у меня есть для этого некоторые основания. В худшем случае просто разведусь. Это уже решенный вопрос. И все, давай больше о хищниках ни слова, ладно? Хотя ведь еще час назад я и тебя к хищникам причислял, представляешь? И как я мог причислить мышь к настоящим хищникам?!

Света зарделась. И пусть он даже ничего ей не пообещал, не намекнул ни на что такое особенное – так ли это важно? Главное – вот он, рядом. Ее Кирюшенька, ее несказанное счастье. И за что оно на нее свалилось, чем она его заслужила? Она, такая бледная моль, такая простушка бесцветная.

– Кирюшенька, а зачем я тебе, а? – спросила она. – Я ведь не богатая, как Тамара, не красивая. Даже совсем некрасивая. Только не лги, пожалуйста. Если ты сейчас скажешь, что я самая красивая на свете – обижусь смертельно. Давай никогда друг другу не лгать, ладно? И скажи мне честно, зачем я тебе? Как так получилось, что ты обратил на меня внимание? Я, например, тебя как увидела на свадьбе – чуть в обморок не упала. Вот сама не могу понять, как это. Вот только увидела тебя – и все, и пропала. Видела ведь впервые, а такое ощущение было, что знаю тебя миллион лет. Сразу поняла – что только ты мне нужен, одного тебя искала, что никто другой тебя не заменит. А ты? Только честно, Кирюша, пожалуйста честно!

– Честно, говоришь? – переспросил Кирилл. Вздохнул тяжело. – Боюсь, Мышь, моя история тебя только обидит. Грустная у меня история. Давай не будем, ладно? Но в общем если я скажу, что тоже со свадьбы все началось – это не будет обманом.

– Нет, – засопротивлялась Света. – Так нечестно. Мы же договорились – всю правду. Ну пожалуйста, мне это так важно! Я не обижусь, честное слово не обижусь! Главное, что я хоть немножечко тебе нужна, хоть самую чуточку, иначе бы ведь ты не пришел, правда? А тогда меня уже ничего не сможет обидеть. Расскажи!

– Глупая. О какой чуточке можно говорить, если я простил бы тебе даже меркантильный расчет?! Ну, если хочешь – так и быть. Только предупреждаю – история моя грустная, не новогодняя, боюсь, праздничное настроение у тебя улетучится. Да и у меня тоже.

– Так вот, – переведя дыхание, начал он рассказ. – Когда я был маленький, мы с родителями пошли на озеро. Ну, наше озеро, Безымянное, оно ближе всего к дому было. И там рядом с нами девчонки расположились, совсем маленькие, лет по девять. Одни были, без родителей. И была среди них девочка, очень похожая на одуванчик. Как ты. Только тоненькая-тоненькая, как стебелечек. Она мне как-то сразу так понравилась. Вот вроде и не красивая, а было в ней что-то такое особенное. А потом они пошли купаться. Прыгали, скакали под "Бабка сеяла горох". Знаешь такую игру детскую?

Света как-то грустно кивнула. И продолжила, словно бы в подтверждение своих слов:

– "Обвалился потолок – прыг-скок, прыг-скок".

– Вот-вот, – согласился Кирилл. – Вот и допрыгались. Там знаешь, обрыв резкий есть? Вот туда-то мой одуванчик и угодил. А меня рядом не оказалось. Я ведь ее даже не видел. Мне стыдно было жевать на ее глазах, потому и отвернулся. А пока я жевал помидоры, утонул мой одуванчик. А я теперь помидоры ненавижу.

Кирилл замолчал, вновь припомнив в мельчайших подробностях, как с рук спасателя свисало безжизненное беленькое тельце с тоненькими ручками-ножками, коротенькие кудельки-веревочки. Сердце сжалось от боли. Бедная девочка-одуванчик! Она навсегда так и осталась маленькой! А он все те помидоры забыть не может!

– А потом, когда тебя увидел на свадьбе, – грустно продолжил он, – что-то екнуло в груди. Знал, что не она, ее ведь уже давно нет. Да и не похожа ты на нее совсем, разве что волосами. И белая такая же. А вот увидел – и накатило. Понял, что должен быть рядом с тобой. Еще имени твоего не знал, а уже все понял. Но было поздно – свадьба…

Света тоже молчала. Если бы Кирилл мог видеть ее лицо в этот момент – он бы замолчал, он бы понял, что говорит что-то не то, что он в очередной раз что-то сильно напутал. Но он ничего не видел вокруг, он вновь погрузился в прошлое, вновь слышал пляжный гомон, видел подпрыгивающих девчонок, подскакивающих мячиками над холодной гладью озера:

– Бабка сеяла горох, прыг-скок, прыг-скок,

Обвалился потолок, – прыг-скок, прыг-скок!

– А твой одуванчик был в зеленом купальнике? – почему-то уточнила Света.

– В зеленом, – машинально подтвердил Кирилл. Он и сейчас хорошо видел ее, такую худенькую, такую беленькую, стоило только прикрыть глаза. – Точно в зеленом. Знаешь, такой простой сплошной купальник. Мне потому и пришло на ум сравнение с одуванчиком – зеленый стебелек и белая пушистая головка.

– Тогда можешь успокоиться, – как-то буднично сказала Света. – Жив твой одуванчик. Только та девочка уже совсем не похожа на стебелек. Она уже давно не худенькая. А последнее время так и вовсе растолстела до безобразия. Еще бы – через три месяца сама одуванчика родит, прелестного мальчишку с белыми волосами. И отчество у него будет – Кириллович.

Кирилл отстранился, уставился на нее ошарашено:

– Ты?! Ты?!! Правда? Это и правда была ты?!!

Света серьезно кивнула и вдруг улыбнулась:

– Угу. Знаешь, как мне потом от мамы досталось?! Но это уже потом, когда из больницы выписали. Кстати, и Тамарка ведь тоже там была. Это был наш последний самостоятельный выход на озеро. С тех пор родители поумнели. А ты, значит, тот самый мальчик в полосатых плавках, который плескался рядом со мной? То-то мне показалось, что я тебя всю жизнь искала! Только знаешь, Кирюшенька, давай договоримся. Мы с тобой нашего Кирилловича не отпустим одного, правда?

– Правда, Светка! Мышь моя, подумать только – я же всю жизнь тебя оплакивал! Всю жизнь себя простить не мог за те проклятые помидоры!

– Так что, может, реабилитируем их наконец? Правда, свежих предложить не могу, а вот в собственном соку замечательные получились, я сама консервировала. Попробуешь?

– Какие помидоры? – возмутился Кирилл. – Ты хоть представляешь, что это значит?!

– Не представляю, – ответила Света. – Посвяти.

– Это значит, что никакая ты не Мышь! Ты – Одуванчик!

– Ну вот, – счастливо улыбнулась Света. – А мне так нравилась Мышь! Может, мы и ее тоже оставим? Пусть будут обе – и Мышь, и девочка-Одуванчик. Как тебе иое предложение? Согласен?

– Согласен, Светка, – крикнул Кирилл. – Я теперь на все согласен!!!