Текст книги "Танец белых одуванчиков"
Автор книги: Татьяна Туринская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)
Глава 24
Настроение было – хуже некуда. Новый год, а Света даже не могла себе позволить сделать маме хоть маленький подарочек – осталась совсем-совсем без денег. Последнюю зарплату не получила, до декрета не доработала. Расчет – и тот не выплатили. Не из чего ее было рассчитывать, разорился «НЭВ-Техно». И виноватой Потребенько с Нетепиной, естественно, сделали Светлану. Конечно, сама-то она себя виновной не считала, уверена была, что все делала правильно, и если бы бестолковые руководители не ставили ей на каждом шагу препятствия, не совали палки в колеса, фирма и по сей день не только была бы жива, а даже приносила бы пусть еще маленькую, но уже прибыль. Ну что ж, на будущее будет наука – никогда не следует связываться с идиотами, неполезно это. А пока что подарок маме придется ограничить большой шоколадкой.
Кирилл пропал. Вернее, никуда он не пропал, жил себе по собственному разумению. Он пропал только из Светкиной жизни. Ничего, в общем-то, странного и неожиданного, все так и должно было быть, ведь она изначально знала, что рано или поздно останется одна. Это ей еще очень повезло, что он был рядом с нею так долго, так много кусочков счастья позволил ей украсть у Тамары. И когда-нибудь, когда Свете уже не будет так больно вспоминать о нем, поздними безмолвными вечерами, когда мама и Кирюшенька-младший будут уже сладко спать, она будет вытаскивать из копилки по одному кусочку украденного своего счастья, по одному осколочку. Будет вспоминать, будет разглядывать, вертеть их так и этак, будет складывать отдельные кусочки в картинку, снова и снова пытаясь из ничего не значащих для Кирилла, но безумно многозначительных для себя самой моментов сложить узор их счастья. Но узор никогда не сложится до конца. Как бы ни крутила Света свои драгоценные осколки, как бы ни составляла их друг с другом, а всегда для полной картинки не хватит нескольких кусочков. Хотя бы одного-единственного, но его всегда будет не хватать.
Наверное, Светлане было бы легче, если бы Кирилл не пришел после того, как узнал о скором появлении на свет малыша. Да, так непременно было бы лучше. По крайней мере, тогда ей не было бы так больно, потому что в этом случае не оставалось бы ни одного вопроса, все было бы предельно ясно и даже вполне логично.
Но ведь он пришел, ведь пришел же! И не для того пришел, чтобы предъявлять ей претензии, уличать ее в корысти и обмане. Ведь так ласков был, так приветлив, как будто его абсолютно не разочаровало, что скоро он станет отцом. Правда, и не обещал ничего такого, но ведь Света и не ждала от него обещаний. Наоборот, только благодарна была за то, что не лжет, не бросается обещаниями направо и налево. И все бы хорошо, и все бы ладно, даже то, что он-таки покинул ее навсегда, как она и ожидала. Если бы только не проклятущий вопрос: почему?! Почему?! Почему он ушел так внезапно, почему ушел молча, почему даже не взглянул на нее, не поцеловал, не попрощался? Почему???
Если бы только он знал, как это больно – не знать ответа на этот страшный вопрос. Ничего Свете так не хотелось, как только чтобы Кирилл понял, как это больно – не знать, почему. Как это больно…
На сей раз в просторном доме Зельдовых посторонних не было, только свои. Кроме хозяев только семейство Андриановых в полном составе, но разве Андриановых теперь можно назвать посторонними?
Ирина Станиславовна с Александром Никаноровичем приехали раньше. Выгрузили из машины пакеты с подарками, Ирина Станиславовна аккуратно достала собственноручно приготовленный слоеный торт.
– Ну, где тут у вас елка, куда подарки складывать? – весело спросил Андрианов.
– Идем, сват, покажу, – гостеприимно пригласил Зельдов. – Правда, там уже почти не осталось свободного места, ну да как-нибудь вмонтируем. Мы, знаешь ли, тоже традиционно по многу подарков сразу дарим, так уж у нас сложилось.
Пока Ирина Станиславовна с Изидой Натановной выкладывали торт на блюдо да украшали стол ("Мы прислугу отпустили, у них ведь тоже у всех семьи" – почла необходимым оправдаться Изида Натановна), мужчины заперлись в кабинете Семена Львовича.
– Ну что, Ляксандр Никанорыч, – по-стариковски покряхтывая в шикарном кожаном кресле, спросил Зельдов, – Ты подумал над моим предложением? Стоящее ведь дело предлагаю, стоящее!
– Я в курсе, – кивнул Андрианов. – Как раз на полмиллиона баксов. Знаешь, Семен Львович, давай не будем сегодня о делах, хорошо? Праздник как-никак, новый год.
– О, вот тут ты, Ляксандр Никанорыч, на все сто прав! – воскликнул хозяин. – Давай-ка, пока наши бабочки не видят, остограммимся слегка, а? А то моя Изида-свет-Натановна последнее время шуметь начинает, все за сердчишко мое опасается. Не понимает, глупая, что у меня не сердце – вечный двигатель.
Зельдов, все так же старательно кряхтя, полез в ящик стола:
– У меня тут тайная схованка имеется от особо любопытных глаз. Вот мы с тобой сейчас по рюмочке-то накатим в честь праздничка, а?
– По рюмочке-то оно можно, – легко согласился Андрианов. – А то моя Ирина Станиславовна тоже не слишком это дело жалует. Веришь, нет – ни укрыться, ни спрятаться от нее. Всегда рядом, всегда все видит. Мое персональное всевидящее око.
– Вот-вот, а я тебе о чем толкую? – подхватил Семен Львович. – Все они, бабы, одинаковые! Все только о том и думают, как бы нам помешать, в чем бы ограничить свободу, что бы еще такое удумать, понимаешь! Ну, давай, а то неровен час принесет нелегкая! Будь здоров, Ляксандр Никанорыч, с наступающим!
– И ты здрав будь, сват, – чокнулся с ним рюмкой французского коньяка Андрианов. – С наступающим!
Выпили махом, как и положено русскому человеку, не манерничая, ни причмокивая по глоточку, закусили лимончиком, скривились одновременно.
– Ааах, – крякнул Андрианов. – Хорошо пошла!
– Или! – горделиво протянул Семен Львович. – Шестьсот восемьдесят баксов за бутылку, между прочим, не дешевка какая армянская. Так ведь есть за что, а?!
Александра Никаноровича передернуло, однако постарался свое недовольство держать при себе. Ну что за народ, ну вот обязательно покрасоваться, порисоваться нужно. Вот, мол, смотрите все, как Зельдов круто ест-пьет, на себя, любимого, денег не жалеет!
– А я, знаешь ли, нашу водочку предпочитаю. Да под маринованный огурчик, или еще лучше грибочек, а? Вещь! Или вот, скажем, к винишку французскому меня Ирина моя последнее время приучает. Тоже ничего. Но это так, под настроение. Или сугубо для компании. А так, чтобы выпить – тут уж водочке противопоставить нечего, а, Семен Львович? Или ты совсем зааристократился, водку нынче не признаешь?
– Ну почему не признаю, – вроде как обиделся Зельдов. – Если хочешь, есть у меня и водочка. Только ведь ее охлажденную пить нужно, а у меня в схованке, извини, нужную температуру хрен поддержишь. А коньячок – он тепло любит. Да и вообще. Водка, конечно, хороша, но все-таки это напиток плебейский, согласись.
– Да нет, Семен Львович, не плебейский это напиток, русский. Истинно русский. И цари пили, и холопы. А сейчас ни царей, ни холопов нету. А вот водочка осталась. Как человек себя ощущает – так и пьет.
– Ну-ну, – улыбнулся Зельдов. – Вот, значица, как. Пьем, значит, и царями себя ощущаем!
– Ну зачем же царями? – культурно осадил его Андрианов. – Русским человеком.
– Ну-ну, – уже не так уверенно повторил хозяин. – Так как насчет моего предложеньица, Ляксандр Никанорыч? Ты в доле?
Андрианов нюхнул зачем-то рюмку, которую все еще крутил в руке, и с громким стуком поставил ее на стол, как припечатал, словно бы ставя точку под своими словами:
– Да нет, Семен Львович, уволь. Вынужден отказаться.
Зельдов едва заметно побледнел:
– Что так? Верное ведь дело предлагаю, Ляксандр Никанорыч, верное!
Андрианов чуть помолчал, словно бы взвешивая – стоит ли откровенничать, портить человеку праздник. Решил – а почему, собственно, и нет, если сам на рожон лезет? Ведь сказали же ему: не сейчас, не в праздник. Умный человек догадался бы, что за этими словами стоит отказ. Но раз ему так необходимо услышать отказ словами? Что ж, воля ваша, получите-распишитесь.
– Ну, во-первых, Семен Львович, у меня отродясь таких денег на руках не было. Ты ведь не поверишь, но мы с Ириной моей Станиславовной сугубо на зарплаты свои живем. Правда, не сказать, что минимальные. Зачем же? Выписали себе столько, чтоб можно было нормально жить. Вот и живем. И, считаю, нормально живем, по крайней мере, ни в чем важном себе не отказываем. А доходы мои… Они вроде есть, а вроде и нету. В деле мои доходы, Семен Львович, в деле. А на руках у меня – извини. Образно говоря – копейки на руках. Для нормального человека может и не копейки, а для тебя… я бы и сотни штук при желании не собрал. Мне эти деньги пришлось бы оттягивать со своего заводика. А я его люблю, как дитя родное, понимаешь. Да даже не в этом дело, не в этом.
Александр Никанорович еще немножко помялся. Потом решил: а чего, собственно, тянуть, разговор-то этот, видать, давно назрел, да и самого Зельдова сейчас не новый год волнует, не все эти подарки под елочкой. Его сейчас другое больше всего на свете интересует – даст ли ему Андрианов денег или не даст. И стоит ли мучить человека неизвестностью? Это ведь так негуманно.
– Тут, Семен Львович, в игру вступает второе "но". Но, кстати, и про первое не забывай, я его не выдумал. Так вот, обещанное во-вторых. А во-вторых-то оно выходит, что даже будь у меня на руках необходимая сумма, я б ее в твое дело, прости, не вложил. Не в обиду тебе будь сказано, но я деньги только в надежные, беспровальные проекты вкладываю. А надежным со стопроцентной гарантией может быть только свое дело, собственное. Которое ты лично просчитал-прощупал, каждой своей извилинкой обмозговал. Только тогда оно становится беспроигрышным. А твой проект… Ты, Семен Львович, предлагая мне долю, должен был бы понимать, что я попытаюсь хоть немножко в это дело вникнуть. Иначе плохо ты обо мне думаешь. И проектик твой… скажи честно, Семен Львович, ты ведь сам-то понимаешь, что дело твое – швах? Ведь не можешь ты этого не понимать, в жизни не поверю! Всё прекрасно понимаешь. И тем не менее – предлагаешь вступить в долю. Вот тут мне остается решать: то ли Зельдов меня за последнего дурака держит, что, согласись, мягко говоря обидно, или же… Или, Семен Львович, тебе просто стыдно сказать мне прямым текстом: так, мол, и так, сват, попал я, как кур во щи, и без твоей подмоги ножки протяну вместе с семьей. Оно, может, и труднее такие слова произнести, да, согласись – честнее. Не чужие ведь люди. Так что давай сразу мух от котлет отгоним. Про проект свой больше не заикайся, потому что проекта как такового больше не существует. Про пол-лимона – тем более. Можешь считать меня скрягой – сколько угодно, но Андрианов бросать деньги на ветер не привык. Если тебе нужен мой совет – пожалуйста. Нет – не намерен лезть в душу.
По мере обличительности речи Андрианова Семен Львович словно бы терял в весе, сдувался, как праздничный воздушный шарик. К заключительному слову перед гостем сидел уже не тот лощеный крепкий мужик, намеренно-фальшиво изображающий из себя старика, тем самым лишь подчеркивая свою крепость и относительную молодость, а самый настоящий старикашка: лысенький, седенький, морщинистый. И какой-то ужасно жалкий.
И Андрианов уже несколько пожалел о своей откровенности, может быть, даже жестокости. Нет, разве он жестокий человек? Просто реальность жестока, а он ведь – до мозга костей реалист. И что ж тут поделаешь, если все сложилось именно так, а не иначе?
Тем временем подъехали Кирилл с Тамарой. Та, едва чмокнув в щеку мать и довольно сухо поздоровавшись с Ириной Станиславовной, тут же побежала в комнату Софочки. То ли соскучилась по сестре, то ли посплетничать нужно было. А может, просто не хотелось сидеть рядом со свекровью.
Кириллу, впрочем, тоже было не особо интересно оставаться с женщинами.
– Ма, а где отец?
Вместо Ирины Станиславовны ответила Изида Натановна:
– Они, Кирилл, в кабинете Семена Львовича, это на третьем этаже, справа от лестницы.
– Да, я знаю, спасибо, – поблагодарил Кирилл. – Пойду поздороваюсь.
Не спеша поднялся на третий этаж, без труда отыскал нужную дверь, постучал:
– Я не помешаю? Новое поколение сюда пускают?
К его недоумению вечно напыщенный Зельдов словно бы и не заметил его появления. Зато отец откровенно обрадовался:
– О, Кирюха, заходи! Приветствую, сын! С наступающим тебя! Как Тамара? Садись.
Кирилл присел рядом с отцом на массивный кожаный диван, одним углом примыкавший к письменному столу. Зельдов, кажется, по-прежнему не заметил появления зятя.
– И вас с наступающим, – поздравил присутствующих Кирилл. – Она к Софье зашла. Мама с Изидой Натановной стол уже накрыли. А вы тут чего притихли?
– Да мы тут, – как-то неуверенно протянул Александр Никанорович. Повернулся к Зельдову: – Семен Львович, ты не возражаешь, если я Кирилла посвящу в тему? Мы ведь одна семья, рано или поздно все равно узнает.
Зельдов неопределенно махнул рукой, мол, делай, как знаешь, и по-прежнему не сказал ни слова.
– Что-то случилось? – нахмурился Кирилл.
– Случилось… Собственно, ничего особо страшного не произошло. Слышишь, Семен Львович? Ничего ведь такого уж страшного, правда? Главное, все живы-здоровы. А деньги… Что деньги? Жили ведь раньше без денег, и нормально ведь жили. Да не печалься ты так, Семен Львович. Все будет нормально. Дом продашь – тебе этих денег до конца жизни хватит!
– Какой хватит?! – прохрипел Зельдов. – Его ж хрен продашь за ту сумму, которую я в него вбухал! Как минимум четверть цены потеряю – где еще такого дурака, как я, найдешь?! Вот ты, скажи, купил бы дом за миллион?!
– Нет, – честно признался Андрианов. – И никому бы не советовал. На кой он мне, такой огромный? Мы вот с Ириной жалеем, что четвертая комната у нас пустует, нам с ней и трех больше чем достаточно, а ты говоришь – дом. Честно сказать, я удивлялся, на хрена ты его затеял, этот особняк? Я было решил, наверное, стоишь очень крепко, деньги уже вкладывать некуда. А оно вон как оказалось. Ничего, Семен Львович, не переживай. Ну продашь чуть дешевле. Вложишь куда-нибудь по-умному, только не так, как ты в завод свой вложил, и все будет тип-топ, вот увидишь!
– Да что там уже вкладывать? – махнул тот рукой. – Мне ж еще с кредиторами рассчитаться надо. Там от дома – шиш да маленько в лучшем случае останется. Дай Бог, чтоб на квартиру приличную хватило. А жить-то на что?!!
Андрианов-старший невесело усмехнулся:
– Так ты у меня пол-лимона на жизнь просил? Лучше бы так и сказал, открытым текстом. Честнее было бы. Впрочем, результат бы от этого не изменился.
Кириллу казалось, что у него волосы дыбом становятся. Зельдов собирается продавать дом?! Зачем?! Ах, с кредиторами рассчитаться?! Ни фига себе! Что?!! От дома только на квартиру и останется?!! У отца полмиллиона просил?! Ни хрена себе! Так это что ж такое выходит, а?
– И… давно? – осмелился он. – Проблемы – давно?
Александр Никанорович тоже вопросительно взглянул на хозяина:
– А правда, Семен Львович, давно? Когда это началось?
Зельдов молчал. Андрианов-старший выждал для порядка несколько мгновений, потом вновь спросил:
– Что, выходит, и правда?..
Высказать догадку словами так и не осмелился. Зельдов поднял мрачный взгляд на свата:
– Какая теперь уже разница? Мы теперь крепко повязаны, Ляксандр Никанорыч. Кровно. Твоего внука, между прочим, моя дочь вынашивает, а не кто-нибудь. Мы теперь одна семья…
Вот теперь ни у кого никаких вопросов не осталось. Всё предельно понятно…
– Да, Семен Львович, ты прав. Мы теперь одна семья. Только для тебя это ничего не меняет. От внука, естественно, мы отказываться не собираемся – да, Кирилл? Как и от Тамары. Она – Андрианова. Вы с Изидой Натановной – ее родители. Если будет совсем невмоготу, если не сможешь найти работу – так и быть, помогу. Только на расстегаи с икрой да на рябчиков в ананасах не рассчитывай. Я сам никогда денег на ветер не бросал, и ты от меня на баловство хрен получишь. А вот с голоду не помрешь ни ты, ни Изида Натановна. Правда, Софью твою, извини, на баланс не приму – здоровая девка, пусть сама зарабатывает. Всё, мужики, пошли за стол. Там нас бабочки заждались. Да только смотрите мне – чтоб никто за столом не проболтался. Сегодня новый год, о проблемах – ни слова, поняли? Иди, Кирилл, зови девчонок – и за стол. Наговорились уже, хватит. Давай, Семен Львович, вычухивайся. А то Изида Натановна тебя такого увидит – скорую придется вызывать для обоих. Иди, Кирилл, мы подтянемся.
Кирилл вышел из кабинета, не видя и не слыша ничего вокруг. Так вот оно что, вот почему Тамара в него мертвой хваткой вцепилась! Вот почему от развода отказалась! Вот почему так радуется своей беременности!!!
Так, с тяжелыми мыслями, добрался до Софочкиного "закутка". Внешняя дверь, ведущая в ее гостиную, была приоткрыта, а потому стучать не стал, прошел внутрь. В комнате сестер не было. Кирилл уже собрался уходить, уверенный в том, что Софья с Тамарой уже, должно быть, сидят за столом, да тут услышал приглушенный голос из-за жалюзи, отделяющих гостиную от маленького углового "аппендикса", выполняющего роль кабинета. Подошел ближе, чтобы позвать, да так и остановился на полдороги.
– Бедная, – жалостливым тоном произнесла Софочка. – Как я тебе сочувствую! Ну кто бы мог подумать, что он окажется таким жлобом! Только знаешь, Том, чего я не понимаю. Ну ладно, ну пролетела – с кем не случается. Ну ошиблась. Так чего ты столько времени-то терпишь?! Теперь вот еще и рожать от этого быдла собралась! Оно тебе надо?! Можно ж было сразу и развестись, как поняла, куда вляпалась.
– А я и хотела, – глухо отозвалась Тамара. – Я ж его уже через две недели знала, как облупленного. Тогда же и решение приняла. Мне папа не позволил.
– Папа?! – удивилась Софочка. – Фи, с какой это стати папа вдруг будет нам указывать, что делать? И ты послушалась?!
– Дура ты, Софочка, – огрызнулась Тамара.
– Сама дура, – ответила сестра. – Уж я бы ни за что не осталась с таким козлом! И никакой папочка мне не указ!
– Вот я и говорю – дура, – повторила Тамара. – Вот и сама виновата. Я ничего не хотела тебе говорить, да и папа просил не тревожить вас с мамой раньше времени. Короче, дорогуша – прощайся со своим Мерсиком. А заодно и с домом. А если и дальше хочется красивой жизни – почаще моему козлу в ножки кланяйся. Потому что Андриановы теперь нами, как котятками играть могут. Потому что папочка наш последним лохом оказался. И последние полгода мы в долг живем, поняла? Идиотка сладкая, папочка ей не указ! Жрать захочешь – еще какой указ будет! И замуж пойдешь, как миленькая, за любого козла, которого он тебе подыщет. Еще и радоваться будешь, что вовремя фамилию поменяла!
– Что ты мелешь? – возмущенно произнесла сестра. – Вроде еще за стол не садились, еще не пили, а ты уже несешь какую-то ахинею. Или это у тебя токсикоз так выражается? Помутнением рассудка?
– Вот кстати насчет токсикоза. Мне нужна твоя помощь. Срочно, вчера! У тебя кобелек приличный на примете имеется?
– Кобелек? – удивилась Софья. – А сучка не подойдет?
– Я сама сучка каких поискать, – резко осадила ее Тамара. – Не про собаку спрашиваю.
– А что, тебе твоего козлика недостаточно? Или он у тебя уже обимпотентился?
– Сонька, – разозлилась Тамара. – Я не шучу. Это очень-очень серьезно! Мы действительно в полном дерьме. Папочка наш вляпался по самое некуда, дай Бог, чтоб на нары не угодил. А о деньгах и говорить не приходится. Ты знаешь, кто сейчас на моем Мерсике рассекает? Ментяра поганый! На моем Мерсике!!! Потому что у папочки денег на взятки уже не было, так он натурой расплатился. Моей, между прочим, натурой! Так что за твою красивую жизнь мне приходится своей задницей рассчитываться. А ты тут зубы скалишь, остроумие свое на мне оттачиваешь. Мы у Андриановых в кулаке, мы ж от них зависим, как не знаю кто. Нам всем этот ребенок нужен, как воздух. Хотя бы до тех пор, пока ты сама замуж не выйдешь. Лишь бы только не прокололось с выбором, как я, на такого же козла не нарвалась. Мне забеременеть нужно – кровь из носа. И срочно, сию минуту. Потому что у меня уже вроде как два месяца должно быть, а у меня – ни в одном глазу. Я ж папочке говорила – это еще не точно, а он так обрадовался. Говорит – вот теперь они у нас в руках! И его расстраивать не хочу, и что делать – не знаю. Я ж когда своему козлу сообщила, опять же уверена не была. Но думала – даже если нет, то все равно постараюсь в ближайшее время залететь. А эта сволочь то ли брезгливой оказалась – к беременной бабе прикоснуться не может, то ли и правда в импотенты записался. Короче, он меня с того дня ни разу не поимел, представляешь, сволочь какая?! А время-то идет, мне срочно залететь надо! А ты тут подхихикиваешь. Ты, Сонька, иногда такая тупая бываешь!
Софочка на мгновение примолкла, словно бы обдумывая услышанное. Потом произнесла растерянно:
– Так а… Я, Том, не понимаю. Даже если ты сейчас от кобелька случайного залетишь – твой козел же все равно догадается. Тут уж не семимесячный ребенок получится, а в лучшем случае одиннадцатимесячный!
– Это ничего. Он дурак, он не поймет. Да и куда он на хрен денется, даже если и поймет?! Я – законная жена, значит, и ребенок его, законный! Проглотит как миленький! В любом случае, закон будет на моей стороне.
– Я, может, и дурак, да не до такой же степени, – раздался голос из-за жалюзи, и в кабинет с перекошенным не то от ярости, не то от брезгливости лицом влетел Андрианов собственной персоной. – Даже если тебе удастся забеременеть от залетного кобелька до нашего официального развода – суд не признает этого ребенка моим, так что особо-то не старайся. Хорошая штука мобильный телефон. Со встроенным диктофоном. Особенно если оказаться в нужное время в нужном месте.
И, заметив что-то интересное, добавил:
– Ой, Софочка, как тебе этот шарфик идет! Где-то я уже такой видел. А, вспомнил, по-моему, я сам его в Лондоне покупал. Ну-ну. Прощай, жена.
И покинул Софьины владения, так и не услышав ни слова от обалдевших сестер. Прошел в большую гостиную, где был накрыт шикарный стол, а у окна подмигивала огоньками огромная елка. Александр Никанорович с Зельдовым были уже там. Андрианов-старший что-то тихонько объяснял супруге. Изида Натановна заботливо склонилась над Зельдовым, расплывшимся в кресле бесформенным мешком.
– Мам, пап, – громко провозгласил Кирилл. – Надеюсь, вам есть где встретить новый год? Потому что в этом доме нам делать нечего, здесь живут чужие люди. Вы как хотите, а я уезжаю в город. Ставлю всех в известность – в ближайшее время я не только подаю на развод, но даже приложу все усилия к тому, чтобы признать брак недействительным. Я думаю, у меня имеются для этого некоторые основания. Вы со мной или как?
