Текст книги "Крестики # нолики (СИ)"
Автор книги: Татьяна Снежная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)
# 30
Тимур Ветров
Изначально в план Тимура это не входило, но если уж представилась такая возможность, стоило воспользоваться. Начинать с чего-то нужно, Малышка Со, после случившегося в машине добровольно к нему на пушечный выстрел не подойдет. И, возможно, Лис как нельзя кстати. Тем более, что с Лисицким у Ветрова отношения особенные, договорятся они быстро, что бы там ни произошло.
Ветер хорошо помнит, как долго заживают разбитые губы, если в них прилетает не просто кулак, а кулак, украшенный двумя кольцами, которые носит этот крысеныш. А Влад наверняка помнит, как неудобно снимать эти кольца со сломанных пальцев и вместо них носить на протяжении месяца гипс. А вот из-за чего они тогда так сцепились, не помнит уже ни один из них, но да, было круто. После этого у них с Лисом что-то вроде молчаливого соглашения: в дела друг друга не вмешиваться, косо не смотреть, плечом не задевать.
Так что да, возможно, небольшая корректировка плана пойдет на пользу. Как приглашение на вечеринку от лучшего друга, который звонит за час до полуночи и с хохотом сообщает, что тебе нужно быть у него как можно скорее и прихватить с собой коробку лаймов, потому что купить забыли, а без лайма, имеющийся в наличии запас текилы выжрать нереально. И все, о чем ты думаешь, – это где взять эти гребаные лаймы в такое время и что соврать завтра там, куда ты точно опоздаешь.
– Лис!
Тот оборачивается быстро, на автомате уклоняется от прямого удара, но по касательной все же прилетает. Отшатывается на пару шагов, но собирается. Быстро и резко выкидывает вперед левую руку, ту самую, с кольцами, метя в лицо. Боли нет, только глухой гул в голове и красное марево перед глазами. Удар напрочь отключает чувствительность и заставляет просто двигаться, двигаться, двигаться, сдирая кожу на чужом лице и собственных костяшках. И с головой топит, накрывает так, что он не может остановиться даже когда они с Лисицким оказываются на земле, и тот сдавленно хрипит:
– Эй, ты совсем еб**лся?», а в шею упирается что-то твердое и острое. Холодит кожу в том месте, где быстро и сильно бьется крупная артерия. И под давлением металла это биение ощущается особенно отчетливо, с каждым толчком крови отдается в месте соприкосновения. На задворках сознания проносится мысль, что при такой частоте пульса, потеря крови станет критической за пару минут. Но вместо того, чтобы отстраниться, Тимур перехватывает руку, сжимает и резко дергает, выдирая из пальцев тонкую заточку. Ладонь обжигает болью, и эта вспышка только усиливает злость.
Тимур сдавливает чужое горло той же рукой, чувствуя, как это движение отзывается в ладони огненным всполохом, тянет на себя, и едва не соприкасаясь носами, тихо рычит:
– Подойдешь к нему еще раз, я вырву тебе печень и заставлю ее сожрать.
Лис смотрит на него со смесью злости и непонимания, хватает за запястье и сдавленно выдыхает:
– Да какого хера?
И это, конечно, вопрос на миллион. Потому что и правда – какого хера? Какого, собственно, хера, и что это он вообще такое делает? Тимур наклоняется еще ближе, и тихо, стараясь, чтобы голос звучал как можно ровнее, шепчет, отвечая скорее себе, чем врагу:
– Я внятно сказал?
Лис дергается, отстраняясь, осторожно, едва ли не с удовольствием, кончиком языка слизывает кровь с разбитой губы и внимательно всматривается в лицо. И определенно видит что-то, потому что через мгновение заходится тихим, кашляющим, но искренним смехом:
– Пипец. Ты это серьезно?
– Тим, хватит! Отпусти его. Всё! – где-то на заднем фоне голос появившегося Егора срывается в странные истеричные нотки, перекрывая собственное свистящее дыхание сквозь сжатые зубы и смех Влада. Тимур отталкивается от земли рукой и, уже поднявшись, смотрит на глубокий порез во всю ладонь. На автомате сжимает пальцы, проверяя подвижность – в норме, даже не больно. Больно будет потом, чуть позже, когда красное марево перед глазами окончательно рассеется и стихнет гул в голове.
Кто-то снова окликает его по имени, кажется, на этот раз Вика, но следом не идет. Ветров понимает это, когда отходит вглубь университетского двора, направляясь к фонтанчику с питьевой водой. Нужно промыть. Хотя, какое промыть? Тут шить нужно, а не водой полоскать. Ощупывает пальцами шею – ничего, даже царапины нет. Повезло. Боль в руке нарастает постепенно, в пропорциональности с падением уровня адреналина в крови. Жалит, продирает до самой кости, дразнится. Хорошо, что никто следом не увязался – с болью всегда лучше оставаться один на один. Усталость накатывает, почти апатия, и Тимур просто идет, опустив глаза в пол, пока не упирается взглядом в белые слегка стоптанные адики. Нет. Ну нет. Не сейчас.
– Я видела.
Парень неопределенно ведет подбородком и, не сдержавшись, усмехается:
– И что?
Ему хочется говорить спокойно, хочется сделать вид, что ничего особенного не произошло, что вот так налететь и разнести чужую рожу до кровавых соплей – это вроде как ничего, норма. И еще больше хочется, чтобы Малышка Со просто свалила сейчас не задавая вопросов. Потому что ответить нечего, это настолько бесконтрольно и пугающе, что в какой-то момент хочется не останавливаться на достигнутом.
– Зачем ты в это полез? Из-за меня? …
И желание все-таки съездить себе по роже усиливается в разы, несмотря на то, что в его тщательно продуманном плане ничего подобного не было. Приехали. Может, сотрясение?
А Малышка Со только смотрит, сглатывает нервно, собирается что-то сказать, но потом только сжимает губы и идет к нему, на ходу стягивая шарф и неуклюже скомкав, прижимает к алому месиву на ладони. Обхватывает запястье второй рукой, будто ждет, что Ветер сейчас вырываться начнет, сжимает и замирает, уставившись на комок ткани и слегка соприкасающиеся пальцы. И у нее дрожат руки. Тимур тоже смотрит и в голове начинают активно крутиться шестеренки, перекраивая ситуацию в нужную сторону.
– Проводишь в коттедж? У меня голова кружится.
София быстро вскидывает на него свои карие глаза и также быстро отводит – слишком близко.
– Тебе в медпункт надо.
– Нет, я лучше платный вызову.
Поджимает губы, но все-таки кивает.
Бинго.
Однако...
– Тим! Что за разборки, с Лисом? Куда вы?
– Ко мне. Хочешь с нами? – невозмутимо отвечает Тимур, поймав совершенно ошарашенный взгляд Семена, который уже обо всем знает, но в шоке от увиденного. Кровавая дорожка, бледный Ветер и эта Француженка с ним. – Кто-то же должен приготовить обед, я сам не справлюсь.
Идеально. И то, как девушка стоящая рядом зависает на пару секунд, не зная, что ответить, и растерянное, с примесью злости выражение на лице. Мажор приподнимает руку:
– Мне правда очень больно.
Он даже не ждет, что та согласится. Так уж, скорее, на пробу взывает к чувству вины, которое Нестеровой с ее повадками, кажется, в принципе неведомо. Мысленно спорит сам с собой: пошлет или нет. Но та только оглядывается на Семена и снова кивает.
Начало было вполне нормальным и обнадеживающим: София, глядя на его руку и скорбное выражение лица, согласилась пойти к нему. Вот на том нормальное и кончилось. Тимуру привиделось, что это станет переходом на новый уровень общения, ну, со всеми этими «Привет, как дела?» и «Встретимся после занятий». По крайней мере, на ближайшие дни план был таков. У Нестеровой, оказывается, тоже был план: перевязать руку, приготовить пожрать, раз попросили, и свалить, как можно быстрее. У нее, похоже, свой особенный взгляд на все, и к нормальному этот взгляд никакого отношения не имеет.
Закончив перевязку, туго стягивает, ежится от его близости и, зацепившись взглядом за картонные коробки рядом с кроватью, спрашивает:
– Ты тут недавно?
– Два года.
– Что, на мебель денег не хватило?
– Не хочу портить интерьер своим плохим вкусом.
И тогда София впервые делает то, что к концу недели вернется к нему ощущением неясной тревоги: слегка склоняет голову набок и холодно улыбается одним уголком рта. Сверлит шоколадными глазами, которые сейчас, несмотря на цвет, кажутся ледяными, и от этого взгляда хочется потереть лицо ладонями. Чувство такое, что она смотрит сквозь. И черт его знает, что она там видит, но – неприятно. А потом только – раз, и все по-прежнему.
# 31
Тимур Ветров
– Как твой брат? – быстро нашелся я, пытаясь реабилитироваться после двусмысленной фразы брошенной так неосмотрительно. Откидываюсь на спинку дивана и смотрю на нее. Красивая. С карими глазами невероятного кофейного оттенка, чистой кожей и замечательными чуть полными губами в том самом изгибе, к которому хочется прикоснуться, надавить, проверить их живую теплую упругость.
Смаргиваю наваждение и обречённо улыбаюсь. София нервно касается своих волос, убрав их за ухо и тут же прячет тонкое запястье, которое я обжог взглядом.
– Когда я увидела Алекса, – сжала губы чуть помолчав,– думала.., считала, что в этом замешан ты..
Теперь на меня смотрят, будто ждут, что сейчас я скажу волшебную фразу. Беда в том, что нет у меня этой фразы, не придумал пока, только дернуть подбородком получается:
– Серьезно?
– Лебедева у меня в коридоре и избитый Алекс...Что я должна была подумать?
Реальность, злобная стерва, подсовывает под нос кукиш, даже не сдобренный маслом, и издевательски хохочет в лицо. В самом деле.. сценка с картин Леонардо "Тайная вечеря.." Единственный раз когда я ослабил поводок... питомец сбежал. Непростительная оплошность.
– Лебедева? – как тупица переспрашиваю я, и кривлюсь – и ладонь неожиданно обжигает резкой болью.
Нестерова бросает на меня недоуменный взгляд, будто не поняла вопроса, и я считываю по нему об уровне ее осведомленности. Наши отношения с Данькой для многих не секрет, но лучше бы она об этом не знала.
– Она ехала на такси домой и подобрала его идущего пешком, избитого и без куртки...
Я отвожу взгляд и смотрю поверх ее головы на яркий постер Linkin Parkне собираясь это комментировать.
– У него могло быть сотрясение... я очень благодарна, что она помогла ему.
Это для моего полного релакса, да? Даничка оказывается заботливая.. Боль присутствует постоянно, а поскольку начинает гореть затылок, то кажется подступает и температура. Чувствую себя так хреново, вот даже язвить не получается.
– Странный вы парни народ.. Умоляла Алекса рассказать – молчит. Только сегодня все стало на свои места.
– Это не странность, скорее ..,– разрешаю себе заговорить. – Прояснится скоро все.
"Да.., – тут же прилетает в горячую голову..– если прояснится.. мамочка по головке не погладит. Разве не я эту войну развязал? Мог же на этом чёртовом балу пай мальчиком прикинуться. Закинуть Лисицкому руку на плечо и прибаутками уговорить травкой поделиться. Та явно ему карман жгла и компанию он любит, потому как сторонятся давно все. А впрочем..это уже совсем второсортный сценарий.
– Вызывай свой травмпункт. Рану зашить надо и как можно скорее. Посмотри, бинт снова мокрый.
София поднимается с дивана и наконец осматривается. И я вспоминаю, что пора собраться с мыслями, если уж выдался такой шанс.
– Пойдем, покажу кухню.
Она идет за мной молча, с нечитаемым выражением на лице, глядя прямо перед собой. Спокойная. Отрешенная. Наверно, примерно так Мария Антуанетта шла на эшафот: вариантов нет, зато чувства собственного достоинства хоть отбавляй. Замирает слегка, когда в поле зрения появляется кровать и напряженно поджимает губы.
– Нравится? – Я поворачиваюсь и, двигаясь по направлению к кухне спиной вперед, добавляю такую ахинею, – хочешь сегодня спать со мной?
И да, готов поклясться, что она только что слегка захлебнулась воздухом. Матерю себя, списывая все на легкий жар.. и заканчиваю, давя лыбу на все 33: – Это я скажу сестричке из травмпункта.
София облегченно выдыхает:
– А если приедет мед брат?
– Мне обычно везет, но не настолько..
Мы подходим к плите и Малышка Со кладет ладонь на столешницу.
– И где у тебя что лежит?
– Изучай самостоятельно, быстрее запомнишь.
Ловлю непонимающий взгляд и расплываюсь в улыбке, показывая руку.
– Это заживет нескоро. Не дашь же ты мне с голоду умереть?
И это, определенно, мимо.
– Не рассчитывай на это.. Мы оба прекрасно знаем, что ты питаешься лобстерами из ресторанов.. Только сегодня, в качестве благодарности, пока ты не в себе и пока будешь заигрывать с медсестрой.
И мне приходится согласиться. Это как с бродячей собачкой: если притащил в дом, нужно оставить в покое, чтобы к обстановке привыкла, убедилась, что опасности нет, пообвыклась, если попытаешься сразу погладить – цапнет и рванет к выходу. Как вчера..
Я молчу пока София копается в холодильнике.
– У тебя здесь только сметана и масло.
– Почему же, помнится там еще три яйца есть и ..
– И засохший кусок сыра, – оборачивается, смотрит. – Хочешь омлет? Или все таки пиццу закажешь?
Какой сюрприз, думаю я, матерясь, что не подготовился. По моим подсчетам омлет это максимум десять минут. Слишком быстро.
– Сто лет не ел омлет, – успокаиваю ее я, благодаря за хорошее чувство юмора. Без этих язвительных полутонов как у Вики.– А да! Вспомнил! Там внизу еще помидоры есть..
Их я иногда взбиваю в блендере и присыпав солью выпиваю по утрам. Спасает после вечеринок.
– Вижу..
В голове неожиданно проясняется, когда я смотрю на точеные бедра обтянутые джинсой и стройные ноги.
София уже возится у раковины, аккуратно вымывая овощи под проточной водой, и косится на меня застывшего в дверном косяке:
– А ты?
– Что я?
– Будешь наблюдать?
Мажу взглядом пол и устраиваюсь поближе к вытяжке, а заодно и к полю ее дальнейшей деятельности, закуриваю скорее для того, чтобы занять руки, а не потому, что на самом деле хочется.
– Ага.
– Боишься, что я тебе яду подсыплю?
– Зря боюсь?
– Конечно. Я не планировала тебе готовить, не захватила с собой.
Ее чувство юмора бесценно и ловлю себя на мысли, что все было бы не так, не терпи я сейчас адскую боль в руке.
Я вижу, что ей некомфортно, и София наверно, тоже о чем-то подобном думает, сжимает плотно губы, раскладывает помидоры на разделочной доске, недовольно косится на меня:
– Не люблю, когда над душой стоят. Вызови пока врача, я позову, когда будет готово.
И я в кои то веки не знаю, что ответить. Вот вообще. Тот обмен любезностями, который у нас обычно происходил, разговором никак не назовешь: слишком коротко, зло и ядовито. И зачастую – морально больно.
Я сваливать никуда не хочу. Я хочу стоять и рассматривать. Потому что по сути впервые вижу ее в такой вот относительно спокойной обстановке, когда она не пытается сбежать и не говорит: я предпочитаю держаться от тебя подальше. Но сейчас она так и застывает с ножом в руке, явно ожидая, что я уйду.
– Ладно. Если что, зови. Тушу не докуренную сигарету. Прогоняю едкую пелену перед глазами.
Потом вспоминаю про телефон, лезу в него и читаю сообщение:
"Ты где? Будешь сегодня?"
И еще много других:
"Как ты?" " Что за муть у тебя с Лисом? Я предупреждал.."
Боль отдает по всей руке до плеча. От запаха еды тошнит. В процесс вступает легкий озноб. И я, осмотрев бинт, который нельзя уже назвать бинтом все таки ищу контакт "здравницы".
Расслабленно падаю на диван и смотрю на девушку, которая уже выключила плиту.
– Я закончила и пожалуй пойду. Мне брату еще позвонить надо. Ему тоже помощь нужна.
– Может останешься? – бросаю я, устало прожигая кажется самым горячим взглядом.
Она пожимает плечами.
– Нет, конечно, зачем? К тебе сейчас приедут, а потом поспать надо. Ты совсем плохо выглядишь... Обязательно выпей антибиотик. Доктор назначит.
Нет, конечно, зачем..
Я молчу, слушая как София возится с обувью и одеждой у двери. И бросаю первое, что приходит на ум.
– Нам с тобой поговорить нужно. Об Олеге.
– Ты о вчерашнем? Забей! Он звонил мне сегодня утром. Все в порядке..
– Зачем звонил? – сжимаю зубы и напрягаю слух. С дивана мне ее не видно и я ни за что не пойду посмотреть как она уйдет.
– Это по другому вопросу.., – тихо отвечает она и я рад, что сейчас ей не видно моего перекошенного злостью лица.
Входная дверь хлопает раньше, чем я успеваю что-то подумать, не то что сказать. Но постепенно мысль все-таки формируется в голове: придется заняться Олегом, пока все не стало слишком плохо.
.......
Медсестричке Нине на взгляд 42 года, пухленькая и опрятная, аккуратно укладывает мою руку на стерильную, противно пахнущую салфетку и тихо воркует что-то про то, что все будет хорошо, и мальчики – такие мальчики.
Если бы она видела этого мальчика час назад, она бы не ворковала, она бы, наверно, начала с того, что вколола мне какой-нибудь транквилизатор и подошла только после того, как я вырублюсь.
– Почти все, – говорит госпожа Нина и я пробую пошевелить пальцами.
– Чувствительность вернется минут через тридцать-сорок. Сейчас наложим бинт и можешь отдыхать. Она говорит что-то еще, кажется, обещает выписать рецепт на обезболивающее, если ночью я не смогу заснуть, но я слушаю вполуха, не спать по ночам – дело привычное. Выныриваю из своих мыслей только когда понимаю, что от меня ждут ответа.
– Что, простите?
– Ты из-за девушки подрался?
– Нет. А что?
– Да так, ничего, – женщина смотрит на меня с легкой улыбкой. – Просто необычный такой порез получился. Романтичный.
Чего, бл**?
Судя по всему, этот вопрос отпечатался у меня на лице, потому что та похлопывает меня по руке, выражая желание наконец-то свалить.
– Ровно по линии сердца проходит. По всей длине. Символично так получилось, да?
Да, – думаю я.
– Ничего, скоро заживет. Дней за девятнадцать. Глубокий порез. Прости, дружок, но там шрам на всю жизнь останется.
Побыстрее, кажется, не светит – я отчетливо чувствую, как к медикаментам примешивается другой запах – мой собственный, и с ним сейчас что-то не так: к привычному составу из геля для душа, туалетной воды, слабого аромата стирального порошка и сигаретного дыма на одежде, примешивается еще один, которого обычно нет.
# 32
Дверь за мной закрывается с хлопком, от которого я невольно вздрагиваю. В глаза бьет яркий свет, голова раскалывается, и я хватаюсь за виски, чтобы немного прийти в себя. Вот это да! Не верится даже. Ад выпустил меня живой и невредимой. Да, пусть слегка помешанной, но все таки живой!
Стараясь не паниковать, изо всех сил напрягаю память, чтобы понять наконец, как я там оказалась и как все это со мной произошло. Последнее воспоминание, которое я с трудом выискиваю в моём будто бы опустевшем мозгу, – это то, как я смотрела на потасовку. Затем – туман и обрывки. Ветров, его окровавленная ладонь, взгляд, бинт, сковородка и мои кроссовки, которые я старательно обуваю. Все остальное кануло в бездну.
Нет, еще его тон. Странный, другой. Будто смирился, будто на равных.. Без издевок, без претензий, без напускного безразличия. Таким тоном он со мной еще не говорил ...
Он был ощутим и реален, обрастал новыми гранями, запутывающими и вопиющими эмоциями, которые разжижали мозг в кисель, иначе не объяснить стремительно съезжающую крышу и сопутствующие ей нездоровые действия. Всё, что касалось Тимура было иррациональным. Отталкивающим, но болезненно необходимым. И его внимание – чем-то очень привычным, на что никогда не обратишь внимания, пока не лишишься. Как это произошло? Я понимаю, что мной банально воспользовались, и роль моя была не значительнее разыгранной карты, но...потащиться к нему..? Где была моя голова?
Нужно быть очень осторожной со своими желаниями, потому что они имеют свойство сбываться. Не коряво или однобоко, а полностью, как и было задумано.
Еще вчера я хотела его убить. Сначала налетела на Лебедеву. Ее присутствие в моем доме и избитый брат говорили только об одном – она с этим как-то связана. С кем связана Даниэль? С Ветровым. К гадалке не ходи! Но та и сама не могла объяснить все внятно... Ехала, увидела.., подобрала.. И я думаю, пусть не сам, не мог он наверно, быть таким спокойным в машине развозя нас по домам после того, как избил Алекса, но точно с его негласного согласия, с его подачи. Ведь угрожал! Хоть сейчас загляни в сотовый и все как на ладони.. Всю ночь вынашивала планы мести, а в итоге.. бинтую ему руку и готовлю омлет.
И в этот раз я действительно не понимаю. Сложно поверить такой мирной атмосфере между нами. В ней вроде спокойно, но именно это спокойствие и настораживает. Он бывает таким милым и дружелюбным, но с этим парнем нельзя расслабляться. Он может мило улыбаться, а в следующий момент втоптать в грязь, с той же милой улыбочкой.. У меня не настолько хорошо, как у Тимура подвешен язык, да и мозг работает в других частотах, который не мог так же филигранно выстраивать остроты, доводя оппонента до белого каления. Значит нужно быть осторожной..
Жесть. А ведь ему было больно. Сколько же нужно тратить энергии, чтобы всегда улыбаться, даже если тебе плохо?
Асфальт под ногами отчего то шевелится и я едва ли ровно попадаю в проем ворот забора огораживающего коттеджи. Край. Граница, за которой теперь таится произошедшее.
– Ну, как там наш Тимурище, живой? – вяло интересуется со стороны будки Сан Саныч, посматривая на меня сальной улыбочкой. Я просто пожимаю плечами.
Оказавшись в холле универа, смотрю на часы, и понимаю, что остаётся еще несколько минут до конца первой пары. Есть вариант постараться все вспомнить, отмотать, как говорится, назад: какие слова я произносила у Ветрова в гостях, как себя вела, сколько сыпанула соли в омлет, но делаю всё наоборот – заставляю себя не думать о нем.
Ну и ладно, что тебя понесло. Ну и ладно, что твои мозги были напрочь выключены из-за этого…
Из столовой очень вкусно пахнет булочками. Желудок сводит от нервного голода. Повинуясь инстинктам, всё-таки захожу в столовую и иду прямиком к прилавку. Любезная продавщица встречает меня улыбкой и ласковым вопросом «Чего тебе, милочка?». Я мысленно считаю свои карманные и заказываю булочку с корицей. В попытке застегнуть рюкзак, из которого только что доставала деньги, отступаю на пару шагов в сторону и неожиданно натыкаюсь на кого-то.
– Извините-простите, – выдаю я сразу же, а потом оборачиваюсь и вижу перед собой совершенно не удивлённую Вику Миронову. – Я тебя не заметила, – слегка ошарашенно произношу я, но фраза выходит похожа на вопрос, так что звучит это довольно глупо. Официально мы не знакомы, но вполне допустимо, что знаем о друг друге больше, чем можем предположить. Вика тихо хмыкает, и ее губы трогает плохо скрываемая улыбка.
– Очевидно была занята порочными мыслями? – отвечает она с лёгкой иронией. Присаживается на секунду, чтобы поднять кошелечек Анекке, выпавший из ее рук при столкновении. – Составишь мне компанию? Не хочу пить чай одна.
И не дождавшись моего согласия обращается к продавщице: «две кружки чая, пожалуйста».
Мне ничего не остается как молча пройти к столику. Они почти все пустуют в период пары, но я выбираю тот, который дальше от окна и сажусь на стул. Не успеваю морально подготовиться, как напротив опускается Вика. Нежно-салатовое теплое платье-худи пересекает крупный вертикальный принт и мне приходится прочесть: «я за любой движ».
– Ох, как обидно, – встревоженно подается она ко мне через стол, смотря на мои руки. – Эти пятна.. вряд ли теперь удалишь..
Я опускаю взгляд, осматриваю руки и с внутренней стороны запястий действительно нахожу несколько бурых пятнен на манжете пальто. Наверное кровь попала на рукава, когда я прикладывала шарф к ране.
– Могу предположить, что это кровь Тимура, – торопится произвести впечатление собеседница.
– Предположи, – произношу я тем же тоном, наблюдая за девушкой. Невозможно скрыть то, что уже разнеслось по аудиториям универа и топикам. Промедление подтачивало самообладание.
– Как думаешь, зачем он это делает?
Опешив на мгновение, не знаю, что ответить. В душе – всплеск эмоций, а в голове – комок из новых догадок и теорий заговора. Совсем не такое я ожидала услышать от Мироновой. Проблески ревности и обид еще куда не шло, но не это.
– Я не понимаю, о чём ты.., – бормочу я, ковырнув ароматную булочку, которую ужасно хотелось затолкать в рот. Да только не под этим взглядом, в котором теперь можно прочесть несколько разных эмоций – и осуждение, и грусть, и что-то ещё, такое неуловимое, такое одновременно очевидное и сложное.
– Всё ты понимаешь, просто не хочешь признавать, – колко отрезает Вика. – Он тебе интересен, я это в тебе вижу, как в открытой книге. Но.. ты его боишься. Тогда зачем он тебе? Зачем ты себя обманываешь?
И тут я неожиданно схватываю ту самую неразгаданную эмоцию по ее голосу, и это осознание поражает, как молния сухое дерево во время сильной грозы.
Молчу, лишь хлопая ресницами. Ещё чуть-чуть и улечу на них отсюда, как в той песне Братьев Гримм. Улететь, конечно, было бы замечательно. Не нужно было бы выслушивать Миронову, смотреть на нее, находиться так близко и восхищаться ее красотой. Улетела бы, как птица в тёплые края, скрылся бы от своих чувств, от необходимости этого разговора, от страха. Но, увы, я не птица. Если и была бы, то точно каким-нибудь дятлом, а они в тёплые края, вроде, не летают.
– Даже не знаю, что ты от меня сейчас ожидаешь, – честно отвечаю я, пытаясь не показывать своего истинного волнения.
Вот в самом деле, пообещать, что мы с Ветровым расстанемся – не в тему – между нами ничего и похожего на отношения нет.
– Неважно, чего я жду, – отвечает девушка, на первый взгляд, казалось бы, даже смущённая. Она даже взгляд на мгновение опускает, напрягаясь. Будто бы и сама не знает, чего хочет, зачем вообще этот разговор затеяла и было ли это разумно. Однако уже поздно отступать назад.
– Нет, это важно, – парирую я с такой решительностью, что сама себе удивляюсь.. – Потому что я догадываюсь куда ты клонишь.
– Не догадываешься.., – начинает девушка с намного меньшей уверенностью, но я снова не даю ей продолжить.
– Да ладно тебе, Вика!
– Перестань! – взрывается она. – Я не ревную Ветрова! Нет! Я предупреждаю!
Я поднимаю голову и на мгновение теряю дар речи, не сводя удивлённого взгляда с Мироновой.
– Предупреждаешь?
Вика словно злится на свою несдержанность. Оглядывается, обводя взглядом столовую.
– Тотальный контроль. Если не дура, поймешь на что я намекаю. Если между вами завяжется, вырваться ты уже не сможешь, даже если решишь, что с тебя хватит. Ветров не отпустит пока ему самому не надоест. И твои желания в расчет приниматься не будут.
Она отставила кружку с чаем, к которому даже не притронулась и поднялась.
– И я бы на твоем месте, поменьше нажимала на булки!
Вот так вот. Хотели драму? Получите-распишитесь.
Я не оборачиваюсь ей в след, неожиданно остро чувствуя собственное сердцебиение. Когда моя жизнь успела стать такой сложной?!
Под аккомпанемент звонка, оповещающего о начале перемены, надкусываю булочку. Нет сил отказаться. Просто иногда хочется чего-то сладкого.
Тотальный контроль.. Вика, конечно, права.. Да и я не слепая, но отодрать кончик ленты скотча слипшийся с бобиной почти невозможно.. Хрупкие лапки пчелки в плену липкого нектара. Без травм не обойдется.
Неожиданно раздаётся телефонный звонок. Я тянусь к рюкзаку лежащему на соседнем стуле. Взяв гаджет в руки, успеваю заметить, что звонит Алексеева, прежде чем принять звонок.
– Привет, Ольга, – коротко здороваюсь я.
– Что делаешь? – спрашивает подруга, и по слабому шуршанию я догадываюсь, что она прижимает телефон плечом к уху, успевая при этом собирать сумку.
– Что делаю?
– О-о-о, понятно, – тянет девушка, а её улыбку я могу буквально слышать через динамик. – Решила забить на учебу и отоспаться?
– М-м-м, – неопределённо тяну я.. неужели еще не все в курсе, что я ухаживала за раненым Ветровым. – Я в универе. Просто опоздала на первую пару.
– А реферат написала? У нас второй парой история.
– Вот черт, – вырывается из меня,– написала, но не взяла.
– Дурачина, его не нужно печатать, – смеётся подруга. Связь становится лучше, так как Ольга, наверное, наконец-то берёт телефон в руки. – Ты разве в беседу группы не заходила? Староста же вчера утром писала.
.....
– Ну, в общем, – продолжает она, – Мартышка сказала всем кинуть наши рефераты ей на почту, чтобы бумагу не переводить.
Я невольно представляю вчерашний вечер. Мартышка – это Лебедева, которая теперь в курсе наших с Алексом "родственных" связей.
– Ладно, я чего звоню-то, – спохватывается неожиданно девушка. – Ты видела новый пост Лешки Скоробеева?
– Нет, Оль, я не слежу за инстаграм парня, которого совсем мало знаю.
– А вот и зря, – отвечает та, после чего всё же добавляет, начиная быстро и восторженно тараторить, впрочем, как и всегда: – Короче, пост у Лёши о том, что завтра двадцать седьмого мы идем проведать Нестерова. Ты в курсе, что его избили?
– Погоди, как это Нестерова? – перебиваю подругу я, чувствуя, как взмокла спина. – Серьёзно? Зачем?
– Как зачем? Он наш одногруппник! – нервно отзывается Ольга. – Мы должны его поддержать, понимаешь?
– Если честно, то не понимаю, – говорю я, нервно почёсывая затылок и откровенно не разделяя энтузиазма своей подруги. – Человеку нужен покой! Думаешь ему будет приятно, что все будут лезть со своими расспросами и сочувствием?
– Не тупи, София, – раздражённо тянет Алексеева и объясняет буквально по буквам: – Мы должны всех отговорить! Теперь понимаешь?
– Нет, – удивлённо говорю я, переставляя трубку телефона с правого уха на левое, – вот вообще.
– Ага, – невероятно довольным голосом произносит девушка, после чего спохватывается и добавляет: – Я собираюсь прийти к нему одна.. Ну, ты и я, конечно же. Поэтому нам нужно это обсудить. Где ты вообще?
Да, это на самом деле нужно обсудить.. Так, что бы она вообще думать об этом перестала.
– Жди меня у кабинета.
Я решаю во что бы то ни стало отговорить Алексееву от ее провальных планов, которые выдадут нашу с Алексом связь, и на все оставшиеся пары погрузиться куда-то глубоко в свои мысли, чтобы всё обдумать и как следует искупаться в мерзком, но неизбежном презрении к самой себе. Придерживаю лямку рюкзака на плече и чисто на автомате передвигаю ногами, пока иду по коридору в толпе студентов. Но стоит мне подойти к лестнице, как кто-то неожиданно окликает меня по имени.
«Да что ж это такое? Почему я неожиданно стала всем так нужна?» – но всё же оборачиваюсь. Олег стоит в нескольких метрах и подзывает меня к себе ладонью, будто я кошка бродячая.
– Можно тебя на секунду? – всё же произносит он.
Под аккомпанемент звонка, оповещающего о начале пары, я делаю пару шагов в сторону работодателя. Будучи под впечатлением от разговора с Ольгой, говорить с Ветровым старшим мне сейчас не хотелось от слова совсем.
Тишина, образовавшаяся вокруг нас, давит на обоих. Я смотрю на Олега Богдановича. Олег Богданович смотрит на меня. И никакой теплоты. Лишь напряжение, повисшее в воздухе и расползающееся меж нами подобно густому туману.
