Текст книги "Знак бесконечности (СИ)"

Автор книги: Татьяна Рябинина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

Тони задумался. Здравый смысл вопил: не лезь в это снова, будет только хуже. Не слишком здравый нашептывал, что хуже может быть и в обратном случае. К тому же это был шанс восстановить отношения с другом.

– Питер, это не кино. Украсть что-то из музея, пусть даже убогого провинциального! Или ты думаешь, что в том мире нет полиции? Черт возьми, это не комикс.

– Тони, ты собираешься ехать к Свете, хотя почти не веришь, что сможешь ее вернуть. Но тебе важно знать, что сделал все, что мог. Я тоже не верю, что смогу добыть то кольцо. Почти не верю. Но собираюсь это сделать. По той же самой причине, что и ты. Понимаешь?

10. Ограбление музея, версия 2.0

Сначала Люси закатила скандал. Потом задумалась. И закатила еще один скандал. Потом успокоилась и сказала:

– Ну и валите. Но если, Питер, ты не вернешься…

– Что тогда? – уточнил он, собирая сумку.

– Не знаю, – вынуждена была признаться Люси. Помолчала и добавила: – Мне будет очень плохо. И твоим детям тоже. Может, все-таки ради них передумаешь?

– Вот как раз ради них и не могу, Люс.

– Как пафосно, – вздохнула Люси. – Слова настоящего лорда, черт бы тебя побрал.

Выехали первого марта, знакомым до оскомины маршрутом. Для всех, кроме Люси и Джонсона, Питер был болен и лежал дома с температурой. Тони якобы поехал в Лестер по личным делам. Они встретились именно там и решили ехать дальше на машине Тони.

– Если вдруг проход не откроется сегодня, нам придется остановиться в гостинице, – сказал Питер, когда они проехали развилку. – Не хотелось бы. Почему-то у меня такое странное чувство, что нам не стоит лишний раз светиться здесь. Я даже машину на стоянку поставил так, чтобы она под камеры не попала.

Однако проход исправно открылся ровно в полдень. Лора встретила их как старых друзей. Ее муж Ирвин – в отличие от зятя Кевина – Питеру сразу понравился. И даже ревности никакой он к Ирвину не испытывал. Они обменялись рукопожатием, и Питеру показалось, что они уже давно знакомы. Их намерению отправиться во Францию за кольцом Локхиды удивились, но отговаривать не стали. Решено было, что выедут Питер и Тони на следующий день рано утром.

Вечером Питер сидел на скамейке у пещеры и разговаривал с Джереми, который по-прежнему щеголял в белой шапке, еще больше растянувшейся и утратившей снежную белизну.

– Как ты думаешь, нам стоит это делать? Попытаться достать третье кольцо и как-то по-другому спрятать их? Ведь если Лора попросит тебя отдать их, ты же отдашь, так?

Дракон упорно отводил взгляд, давая понять, что ответа у него нет.

Задумавшись, Питер не заметил, как подошел Ирвин и сел рядом.

– Послушай, – сказал он. – Мы тут с Лорой поговорили. Я думаю, мне надо поехать с вами. Точнее, вам со мной. На моей машине.

– Зачем? – удивился Питер.

– У нас не нужны документы для пересечения границ внутри Европейской лиги, но водительские права и документы на машину могут проверить в любой момент. Тем более, ваша машина бросается в глаза. Да и номера… К тому же у вас нет наших денег.

– Ирвин, я как раз хотел поговорить об этом.

Это был довольно щекотливый вопрос. Деньги на поездку они могли раздобыть только у Локхидов – но не факт, что те могли или захотели бы одолжить. Да и вернуть долг Питер смог бы в лучшем случае позже, какими-нибудь ювелирными украшениями или еще чем-нибудь в этом роде.

Джереми, который внимательно прислушивался к их разговору, в развалку подошел к Питеру и пристально посмотрел ему в глаза. Перед мысленным взором нарисовалась яркая, как кино, картинка: морской берег, обкатанные волнами камешки.

– Тебе нужны камни? – удивился Питер и спросил Ирвина: – Зачем ему камни?

Ирвин пожал плечами. Дракон медленно прикрыл веки. Питер походил вокруг холма и собрал горсть гравия. Джереми выгнул шею и изрыгнул из пасти язык пламени. Камни заблестели так, что на них было больно смотреть.

– Дьявол, да это золото! – воскликнул Ирвин. – Я видел такое в музее. Зеленое драконье золото. Говорят, драконы могут превращать в него любую дрянь, но делают это только тогда, когда захотят сами.

– Джереми, мы можем его забрать? – спросил Питер.

Дракон прикрыл веки и медленно ушел в свою пещеру.

– Ирвин, вы с Лорой можете оплатить наши дорожные расходы в счет этого золота?

– Конечно, – кивнул Ирвин. – Надо будет заехать в Рэтби и снять деньги с банковской карты. Во Франции можно расплачиваться фунтами, но только наличными.

– И Лора так просто тебя отпустит? Ведь она одна останется – с ребенком и в положении. И даже без машины, если что.

– Завтра вечером сюда приедет из города няня Присси и пробудет сколько надо, мы с ней уже договорились. Не волнуйся, я сказал, что мне нужно срочно уехать по делам. По каким – ей знать не обязательно.

Питеру было очень неловко, но он все-таки задал еще один вопрос, без которого трудно было решиться на поездку в Овернь в обществе Ирвина.

– Скажи, пожалуйста, а зачем это нужно тебе? Только честно.

Ирвин ответил не сразу. Сначала закурил сигарету, несколько раз затянулся, стряхнул пепел на землю.

– Я не знаю, зачем нужны эти кольца, Питер, – сказал он. – И никто не знает. Может, это зло, может, наоборот, добро. Но им лучше быть в одном месте. Чтобы никто не смог использовать их для дурных дел, как твоя бывшая жена. Пусть их стережет Джереми.

– Но Лора… – Питер замялся, не зная, как сформулировать свои мысли, чтобы не обидеть Ирвина.

– Нет, – жестко отрезал тот, в упор глядя на него светло-серыми глазами, похожими на стальной клинок. – Не думай об этом. Она не отдаст кольца ни Кевину, ни Крису, ни кому-нибудь еще.

– Почему ты так уверен? – удивился Питер. – Все-таки Присцилла ее сестра, и…

– Потому что каждый сам выбирает свою судьбу и расплачивается за свой выбор, Питер. Ты рассказывал Лоре, чем закончилась для твоих друзей попытка помочь своей родственнице. И не только для них. Лора постоянно просыпается по ночам от кошмаров и не может их вспомнить. Мне все время кажется, что я что-то забыл или что какие-то вещи со мной уже происходили. Думаю, что-то такое происходит со всеми. Что-то случилось с миром, Питер. Как будто он болен или пережил какое-то потрясение, от которого никак не может оправиться. У нас дочь, и скоро будет еще один ребенок, нам нужно думать не о призраках, а о будущем своих детей. Так что на нас с Лорой вы можете положиться.

– Спасибо, Ирвин, – Питер почувствовал, как предательски защипало в носу. – Знаешь… я рад, что у Лоры такой муж.

– Я тоже, – усмехнулся Ирвин. – Тоже рад, что у нее такой муж. Но вот что мне интересно, так это почему вдруг тебя полюбил Джереми. Он ни к кому еще так нежно не относился. А уж золото…

– Не знаю, – покачал головой Питер. – Вряд ли он расскажет. А золото… Может, это его вклад в наше предприятие. Ведь он все понимает.

На ночлег их с Тони определили в пристройке недалеко от драконьего холма.

– У нас только одна гостевая спальня, – виновато сказала Лора. – И там одна узкая кровать. А диван в гостиной очень неудобный. Пристройку мы используем как гостевой домик, если кто-то приезжает.

В небольшой комнате с трудом помещались две складные кровати, шкафчик и стол с двумя стульями. Было прохладно, масляный обогреватель не справлялся со сквозняком, которым тянуло от окон к двери. Ночью было слышно, как бродит у пещеры Джереми, как бренчит цепью и лениво побрехивает собака.

Утром выехали рано, еще затемно. С низких неопрятных туч срывались редкие снежинки и таяли, не долетев до земли. Деревья гнулись на ветру, как тростинки. Ирвин включил в машине печку и подогрев сидений.

– Что это там? – воскликнул Тони, как только они отъехали от ворот.

– Мне тоже что-то показалось, – подтвердил Питер. – Как будто тень какая-то мелькнула.

Ирвин остановил машину, достал из багажника фонарь, прошел вдоль забора, но никого не увидел. Питера словно ледяной ветер пробрал до костей, хотя он сидел в теплой машине. Недоброе предчувствие не оставляло его всю дорогу до Рэтби, где они остановились у банкомата на заправке, да и потом избавиться от него окончательно так и не удалось. Оно забилось в самый темный угол и свернулось там, как змея, устроившаяся на зимовку.

Ирвин и сидевший рядом с ним Тони разговаривали, сравнивая два мира, а Питер молча смотрел в окно и пытался отогнать назойливое и мучительное дежавю. Он не раз ездил по этой дороге в своем мире, здесь пейзаж за окном был совсем другим, и все же казалось, что все это ему знакомо. Прислушиваясь к разговору, Питер иногда угадывал, что именно скажет Ирвин. Китай – первая в мире экономика, а японские машины – сущая дрянь. Королева – вдова. Палаты лордов не существует. Откуда он мог это знать?

– У вас тоже тоннель через Канал? – спросил Тони, и Питер ответил вместо Ирвина:

– Мост.

– Откуда ты знаешь? – в один голос спросили Тони и Ирвин, но он только плечами пожал.

– У нас дорога заняла бы часов тринадцать, без учета возни с погрузкой на поезд и выгрузкой, – заметил Тони.

– Здесь будет дольше, – обнадежил Ирвин. – Придется объезжать Амьен и Париж, иначе сильно застрянем. Да и дороги в провинции кое-где ужасные.

Во Франции стало теплее, но и там второй день весны был сырым и промозглым. Ехали быстро, останавливаясь только заправить машину и перекусить. Переночевали в скромном придорожном мотеле, если можно было назвать ночлегом несколько часов сна. Ирвин оказался прав, к Каору подъехали только к вечеру второго дня.

– Я взял путеводитель, – сказал Ирвин, когда они втроем ужинали в гостиничном ресторане. – Завтра пойдем на разведку в музей. Вот будет номер, если окажется, что кольца здесь и нет. Все может быть. Например, забрали в какой-нибудь другой музей.

– Тогда придется идти в дирекцию. Скажем, что приехали специально на него посмотреть, выясним, куда его дели. Главное, чтобы не продали в какую-нибудь частную коллекцию.

– Или чтобы его уже не сперла Хлоя, – подал голос Тони, увлеченный бифштексом. – Или Кевин.

Однако на следующий день их ждало разочарование. Музей оказался закрыт по техническим причинам. Выяснить, что это за причины такие и когда музей откроется, не удалось. Ни интерсеть, ни местные газеты не помогли. Не удалось обнаружить даже сторожа, который смог бы внести в этот вопрос ясность. Целый день они бродили по городу, точнее, перемещались из одного кафе в другое: не прекращаясь, сыпал мелкий дождь. Все вокруг выглядело серым и унылым, и Питера снова трепало противное ощущение, что он здесь уже был.

Пятого марта музей так и не открылся. Погода испортилась окончательно. Река Ло напоминала сточную канаву, а Дьяволов мост выглядел настолько уродливым, что было непонятно, как только ЮНЕСКО[6]6
  ЮНЕСКО (англ. UNESCO – United Nations Educational, Scientific and Cultural Organization) – специализированное учреждение Организации Объединенных Наций по вопросам образования, науки и культуры.


[Закрыть] занесла его в свои списки. Впрочем, как сказал Ирвин, в этом мире ЮНЕСКО не было.

Вечером удача то ли наконец им улыбнулась, то ли окончательно отвернулась. Проходя мимо музея, они увидели, как в торце здания открылась неприметная дверь и из нее вышел мужчина в спецовке. Он понес мешок с мусором куда-то за угол, дверь при этом осталась открытой. Сделав страшные глаза, Ирвин махнул рукой, и все трое скользнули вовнутрь.

За дверью обнаружилась лестница. Из подвала доносились голоса, оставалось только подниматься наверх, до самого чердака. Натыкаясь в темноте на всякий хлам, троица грабителей выбралась на другую лестницу, по которой спустились в цокольный этаж.

– Ну и как мы будем его здесь искать? – проворчал Тони. – Ни фига же не видно. Светить телефонами?

У Питера вдруг закружилась голова. Он узнал эту анфиладу, словно видел ее в давно забытом сне. Если пройти по ней до конца, дальше будет узкий коридор. А за ним – небольшой проходной зал с двумя дверями.

– Туда, – сказал он, стараясь выровнять дыхание.

– Смотрите! – сдавленно сказал Ирвин, когда они вошли в зал и включили подсветку телефонов.

В единственной застекленной витрине лежали какие-то черные головешки, непонятный темный ком – и кольцо на бархатной подложке.

Откуда-то донесся шум шагов, голоса, и им пришлось спрятаться за пыльными портьерами. Время тянулось, тянулось…

– Уже первый час ночи, – прошипел Тони. – Наверняка все ушли.

Питер осторожно выглянул из-за портьеры, прислушался – было тихо.

– Попробуй открыть окно, – сказал он Тони.

– Не открывается, – прошипел тот. – Наглухо заделано.

– Придется выбить, – Ирвин обнаружил в углу подходящий табурет.

Витрина открылась подозрительно легко.

– Быстрее! Выбивайте! – Питер схватил кольцо.

Раздался звон стекла, откуда-то издали донесся звук торопливых шагов, срывающихся на бег. Первым в окно выпрыгнул Тони, за ним Питер, последним Ирвин. Приземлившись на четвереньки, Питер почувствовал резкую боль в ноге и сдавленно выругался. Тони помог ему подняться и буквально потащил за собой. Остановились они только в самой глубине старинного квартала, в темных закоулках, где не было ни одного фонаря и ни одного светящегося окна.

– Давай посмотрим, что там у тебя, – сказал Ирвин. – Сядь.

Питер опустился прямо на булыжную мостовую, и он ощупал его ногу, подсвечивая телефоном. Почему-то Питер ожидал увидеть пропитанную кровью штанину, но Ирвин сказал:

– Ушиб или растяжение. Ничего страшного. Идти можешь?

– Потихоньку могу.

Прихрамывая и опираясь на Тони, Питер ковылял за Ирвином к гостинице и почему-то думал о Джереми. О том, как осенью дракон обнял его и посмотрел в глаза. С чего вдруг всплыло это воспоминание?

Обратная дорога заняла больше времени. Одна за другой несколько тяжелых аварий на трассе, которые пришлось объезжать, потом пробило колесо. Несмотря на то, что задуманное удалось выполнить без особого труда, настроение было нерадужным, разговор не клеился. Выбралось из темного угла дурное предчувствие, холодное и скользкое, как болотная гадина. Ирвин вполголоса ругал неосторожных водителей, пробки, разбитую дорогу. Тони смотрел в окно и думал о своем.

– Если проход сегодня открывался, все равно уже должен был захлопнуться, – сказал Ирвин, когда они миновали развилку на Рэтби. – Но лучше не рисковать.

Он свернул в поле и объехал дорогу по широкой дуге.

– Надо будет выкопать на дороге огромную яму ближе к развилке, – сказал он. – Чтобы никто случайно не заблудился между мирами. Возьму в деревне бобкэт[7]7
  Мини-погрузчик или мини-эскаватор производства компании Bobcat


[Закрыть] и накатаю новую – через поле.

Вечером, когда уехала няня, Питер, Тони и Локхиды пошли к Джереми спрятать третье кольцо. Дракон выглядел обеспокоенным, пристально смотрел на Питера, как будто пытался что-то сказать.

– Он сегодня весь день такой, – вздохнула Лора. – Что-то его тревожит. Даже про шапку забыл. Не заболел бы.

– Что с тобой, дружок? – ласково спросил Питер.

Но Джереми только посмотрел на него печально и отошел в сторону. Питер достал кольцо. Камень казался почти черным, было в нем что-то зловещее.

– Кольцо Жизни, – задумчиво сказал Тони.

– Почему? – удивился Питер.

– Не знаю. Что-то такое вдруг пришло в голову. Хотя выглядит оно, скорее, как кольцо Смерти. Мрачное и уродливое. Но почему-то на него хочется смотреть, смотреть…

– Давай лучше побыстрее его спрячем! – поежился Питер. – Что-то мне не по себе.

Он вошел в пещеру, откопал банку с двумя другими кольцами и добавил к ним третье. Закопал обратно, разровнял землю. Стоило ему выйти, Джереми сразу забрался в свое логово, и Питер отчетливо услышал его тяжелый вздох.

Ночью он никак не мог уснуть. Тревога, которая грызла его по пути из Франции, стала просто нестерпимой. Снова показалось, что подобное чувство ему хорошо знакомо. Как будто время уходит, как будто его катастрофически не хватает.

– Тони, ты спишь? – спросил он.

– Сплю, – отозвался тот.

– Послушай, я хотел сказать… Все так глупо вышло – между нами, между вами со Светой. Я…

– Питер, давай не будем сейчас, – скрипнули пружины, Тони сел на кровати. – Я очень хочу, чтобы все наладилось. И буду очень стараться. Света – само собой. Но мне и вас с Люси очень не хватало все это время. Знаешь… – тут он замолчал и прислушался. – Что там такое? Слышишь? Кто-то ходит.

Лязгнула калитка низенькой ограды между садом и лужайкой Джереми. Собака заливалась свирепым лаем. В доме загорелось окно, открылась дверь. Тони быстро натянул брюки, накинул рубашку и вышел наружу. Питер никак не мог найти в темноте свою одежду, наконец быстро оделся и выскочил из пристройки. Чуть поодаль он увидел два темных силуэта и еще один – дракона. А потом одна из фигур упала на землю, и по глазам ударила яркая вспышка пламени, в которой растворилась другая…

11. Между Светом и Тьмой

– Миледи, – сказала старуха Бесси противным скрипучим голосом, – не стоит разговаривать с ним. Вы же понимаете, что вашего ребенка отдадут на воспитание?

– Разве тебе есть до этого дело? – горько усмехнулась Маргарет, придерживая рукой огромный тяжелый живот.

– Ни малейшего. Спокойной ночи.

Дверь за ней захлопнулась, в замке повернулся ключ. Свеча догорела и погасла, другой не было. Только поленья в камине давали немного света, такого тусклого, что едва можно было разглядеть свои руки. Несмотря на теплые майские дни, ночью в спальне было холодно, как зимой.

Из мрака в дальнем углу, где было темнее всего, бесшумно отделилась черная тень – словно капля от лужицы чернил.

– Кто здесь? – вскрикнула Маргарет.

– Не бойся, – прошептал по-французски бесполый, лишенный интонаций голос, наводящий ужас и мертвенную тоску. – Время пришло.

Ярко вспыхнула и рассыпалась искрами головешка, отблеск упал на полускрытое черным капюшоном морщинистое лицо. Один глаз черный, другой – затянутый голубоватым бельмом. Сверкнула звезда астерикса…

Я проснулась и поняла, что не могу дышать. Ноги и руки онемели, в ушах звенело, лицо словно иголками кололо. Сердце не билось – дрожало, мелко и часто. Витя беспокойно ворочался в животе. С трудом дотянувшись до стены, я нажала кнопку вызова медсестры.

Что-то спросила Наташа – я не разбирала слов, не могла пошевелить языком. Вошла ночная сестра, нащупала мой пульс и тут же выбежала из палаты. Прошло то ли несколько секунд, то ли несколько часов, и она вернулась с дежурным врачом. Со мной что-то делали («шестьдесят на сорок пять» – сказал чей-то голос), звякнуло стекло, укол в сгиб руки – как будто комар укусил. Наконец я смогла вдохнуть, глубоко, а не краешком.

И вдруг…Это было похоже на волну, которая родилась в пояснице и прокатилась по животу. Волна мучительной тянущей боли, сначала слабой, потом сильнее, еще сильнее. Она схлынула, оставив соленый привкус во рту, а в крестце уже зарождалась новая – пульсирующей точкой, стремительно набирающей силу.

– Да у нее схватки, – услышала я сквозь стену из толстого войлока. – Какой срок?

– Тридцать четыре. Звонить в родилку?

– Подожди, лоток давай.

Тело снова стало резиново тугим, непослушным. Меня что-то спрашивали, но я не могла ответить. И опять что-то делали, но я не чувствовала ничего, кроме боли, которая накатывала и отступала, снова и снова. Сердце настоятельно искало выход – через рот, через нос, через уши, все было заполнено мелкой противной дрожью.

– Поздно. Уже на два пальца. В операционную звони, пусть кесарево готовят. Срочно.

– Общий или эпидуралку?

– Черт! Нельзя эпидуралку с таким низким давлением. И общий плохо. Не успеем поднять. Значит, все-таки общий.

Меня везли на каталке по длинному коридору, и я мысленно разговаривала с Витей, уговаривая его быть молодцом и ничего не бояться. А потом, когда уже лежала на столе и игла вошла в вену, позвала Тони – словно он мог услышать меня за тысячи километров и ответить…

Я сидела на голой земле, закутавшись в простыню. Кроме нее, моей единственной одеждой была голубая шапочка, под которую перед операцией убрали волосы. Место показалось смутно знакомым, словно я уже была тут когда-то. Только раньше это был знойный полдень – небо, похожее на застиранные джинсы, и яростно пылающее солнце в зените. Сейчас с одной стороны сгущалась тьма, с другой разливалось малиновое сияние – то ли закат, то ли наоборот рассвет. А на горизонте, ровно посередине между западом и востоком – каменные руины.

Привычным жестом я коснулась живота, но он был пустым, почти плоским и вместо приветственного толчка отозвался терпкой, вяжущей болью. По простыне расплывалось кровавое пятно.

Я встала, голова привычно закружилась, и тут же меня подхватили чьи-то руки – так мучительно и сладко знакомо…

– Тони… – прошептала я, и его губы коснулись моих.

Как же я жила без него все эти месяцы, промелькнула мысль. И какой же дремучей, непроходимой дурой я была! Что бы там ни случилось, что бы мы ни сделали, нам необходимо было быть вместе. Столько времени потеряно…

Этот поцелуй был совсем не таким, как прежде. Если раньше от любого его прикосновения, даже случайного, по моему телу бежала вязкая, медовая волна желания, то теперь это было похоже на возвращение корабля в тихую безопасную гавань. Возвращение после бурь и штормов. В нем не было чувственности – только долгожданный покой. Так собака, которая весь день ждала хозяина, вздохнув с облегчением, засыпает у его ног. Ничего не произошло. Мы расстались только вчера…

Мои руки, обнимавшие его, коснулись чего-то влажного, теплого. Я посмотрела на свою ладонь – она была в крови.

– Что с тобой случилось? – тихо спросила я, уже понимая все.

– Неосторожно подставил спину Хлое, – горько усмехнулся Тони. – А с тобой?

– Роды начались раньше времени. Кесарево…

Он взял мою руку и прижал к губам.

Мы сидели на земле, обнявшись, и молчали. Как будто ждали чего-то. Свет с одной стороны неба становился все ярче, а тьма с другой – все гуще.

– Странно, я думала, что умершие находятся рядом со своими телами, – сказала я наконец. – Ну, хотя бы какое-то время. А я просто уснула, когда ввели наркоз, и оказалась здесь. Даже не узнала, как Витя. Все ли с ним в порядке. Жив ли он вообще…

– Витя? – переспросил Тони.

– Это мальчик. Я решила назвать его Виктором. Витей.

– Все-таки Виктором?

– Все-таки? Что ты имеешь в виду?

Между бровями Тони прорезалась вертикальная морщинка.

– Не знаю, Света. Мне вдруг показалось, что мы выбирали имя для нашего ребенка и решили назвать сына Виктором. Но ведь этого же не было. Мы никогда об этом не говорили.

– А дочку – Мэгги. Мы говорили об этом, Тони. Вот только…

– В другой жизни?

– Может быть…

– С кем он останется?

Мы смотрели друг на друга. Даже если раньше нам казалось, что мы одно целое, по-настоящему мы стали единым только сейчас, когда думали о нашем ребенке.

– У меня никого нет, – сказала я. – Вообще никого. Кажется, у бабушкиной сестры была племянница, но я ее даже не видела никогда. Может быть, твои родители?

– Не знаю, Света, – покачал головой Тони. – Питер им, конечно, расскажет, но… Надо делать генетическую экспертизу, ехать в Россию. Захотят ли они? А у Питера и Люси сейчас своих забот будет больше чем достаточно. А твой… Федор?

– Мы ведь так и не зарегистрировали брак. А даже если бы – зачем ему? У него есть дочь… Знаешь, – добавила я, помолчав, – наш ребенок… Только это и важно. А все остальное теперь уже не имеет значения.

– Нет, – не согласился Тони. – Это – и еще одно. То, что мы теперь вместе. Неважно, кто рядом с тобой при жизни. Важно, с кем ты останешься после смерти.

– С кем ты останешься после смерти… – повторила я. – Это правда. И как я теперь понимаю Маргарет, которая не знала, что случилось с ее сыном. Кто бы мог подумать, что я в чем-то повторю ее судьбу. Интересно, с кем она осталась после смерти? То есть осталась бы – если бы не стала призраком?

– Ставлю на Мартина, – усмехнулся Тони. – Может быть, когда-нибудь и узнаем. И о Викторе тоже. Не думаю, что мы будем здесь вечно. Может быть, это какое-то промежуточное место, между светом и тьмой?

Словно в ответ на его слова свет с одной стороны разгорелся еще ярче, а тьма, похожая на клубы густого черного дыма, подступила к нам ближе.

– Странно, – сказала я. – Ведь если мы умерли, значит, не должны чувствовать боли. Но у меня болит живот, и голова сильно кружится.

– У меня тоже все болит, – поморщился Тони. – И мне кажется, Света, что мы еще не умерли. Кома, клиническая смерть – может быть. Может, вот это все, – он махнул рукой в сторону света и тьмы, – как раз и означает, что мы между жизнью и смертью. И тьма все ближе. Может, стоит идти туда – к свету?

– Звучит абсурдно, но… я уже ничему не удивляюсь. Давай попробуем.

Тони взял меня за руку, и мы медленно побрели к малиновому сиянию, то и дело оборачиваясь посмотреть на тьму, которая следовала за нами. Идти было тяжело, и с каждым шагом становилось все тяжелее. Боль, сначала вполне терпимая, теперь просто разрывала изнутри.

Она была очень знакомой – эта боль. Это тоже было со мной: боль в животе, похожая на чудовищную симфонию, озноб, слабость. Тело, сопротивляющееся каждому движению. И одно-единственное желание: дойти, успеть.

– Мне кажется, я вот-вот вспомню все, что мы забыли, – с трудом ворочая языком, сказала я. – Как будто оно рядом. Как два снимка, снятые одним кадром, один поверх другого.

– Боюсь, мы должны вспомнить все только после смерти, – так же с трудом ответил Тони. – Идем, Света! Поднажми!

– Мы как будто на одном месте топчемся.

Пейзаж был совершенно однообразным, просто голая, выжженная солнцем земля. Сколько мы ни шли, развалины все так же виднелись справа, а спереди и сзади ничего не менялось.

– Может, мы в Зазеркалье? – предположил Тони, переводя дыхание.

– В смысле?

– Ну, помнишь «Алису в Зазеркалье»? Чтобы остаться на месте, надо бежать со всех ног. А чтобы попасть куда-то, надо бежать вдвое быстрее.

– «Зазеркалье» мне как-то не зашло, – покачала головой я. – И бежать со всех ног у нас точно не получится. Не говоря уже о вдвое быстрее.

– Я бы тебя понес. Но, боюсь, тогда будет наоборот медленнее.

– Тони, я больше не могу, – позорно захныкала я. – Если даже мы не умерли еще, то… Все равно ничего не выйдет.

– Прекрати! – прикрикнул он. – Возьми себя в руки! Даже если ничего не выйдет, мы все равно должны попытаться сделать хоть что-то. Ради нашего ребенка. Ради Виктора!

– Тони! – ахнула я. – Ведь мы уже делали это! Пытались сделать невозможное – ради нашего ребенка!

– Да… – Тони стиснул зубы так, что проступили желваки. – Только мы не смогли, ведь так? Черт! Света, быстрее!

Пока мы стояли, тьма придвинулась так близко, что стало понятно: это действительно стена черного дыма. Запахло горелой резиной. Мы торопились, как могли, но дым все равно догонял нас.

Обернувшись очередной раз, я увидела, как на границе темнота сгустилась, обрисовав неясный силуэт. Еще несколько секунд – и из клубов дыма показалась фигура в черном. Фигура в монашеском одеянии. С ее предплечья сорвалась и взлетела, отвратительно хохоча, большая белая птица с длинным клювом и бурыми крыльями.

Я видела эту птицу! И не один раз. В видении, когда меня везли в больницу. И еще раньше. Именно она взлетела и испугала лошадь Грейс Тилни во время королевской охоты в Рэтби. Австралийская птица в Англии!

Мы с Тони стояли, не в силах пошевелиться, темная фигура приближалась. Почему-то я была уверена, что под капюшоном, надвинутым на лицо, скрывается сморщенное лицо древней старухи с одним черным и одним слепым глазом, но когда костлявая рука сбросила капюшон…

– Сестра Констанс?! – ошеломленно воскликнул Тони.

Откуда он ее знает, пронеслась мысль, и тут же я поняла: знает. Мы были у нее вместе.

– Сестра Констанс? – переспросило существо невообразимо прекрасным и в то же время нестерпимо отвратительным голосом, тогда как телесная оболочка монахини лохмотьями облезала с него.

У него не было облика – только постоянно меняющееся, текучее обличье, такое же прекрасное и омерзительное, как его голос. Оно завораживало, притягивая и отталкивая, внушая одновременно надежду и отчаянье.

– Сестра Констанс, – повторило существо с издевкой. – Аббатиса Констанс! Она предалась похоти, но не хотела платить за это жизнью. Что ж, я помог ей получить желаемое. Она думала, что ее страсть к дракону – это хитрый обман. Ведь это же не мужчина, и она осталась девственной. Что ж, она прожила долгую жизнь и продолжает ее в Отражении, как чистые девы. Но потом ее душа уйдет в долину смертной тени. Туда, где обитают все, отвергшие божественный свет.

– Света, – прошептал Тони, сжимая мою руку, – тебе не кажется, что это дьявол? Или как там его по-персидски?

– Ариман, вроде. Похоже на то. И птица эта сволочная с ним, я ее узнала наконец. Смеющаяся кукабарра. Кажется, я начинаю что-то вспоминать. Вот только не могу пока понять, зачем ему нужно было затащить Маргарет в тот мир, к сестре Констанс. Не просто так ведь она туда попала.

– Разумеется, – кивнул тот, кто наверняка был Ариманом или просто дьяволом. – Все было рассчитано. Мне пришлось трудиться не одно столетие, чтобы кольцо Сияния попало к той, которая, не подозревая, исполнила мою волю. Ничего не зная о кольце, она надела его и выбрала свою судьбу. А Констанс рассказала ей жалостливую историю о том, как можно спасти бедную девушку, похороненную с ним. Рано или поздно Маргарет должна была дождаться своего потомка, который купился бы на эту сказку. И она дождалась. Тебя, – темная рука указала на меня. – Ну что ж, кольцо было уничтожено, и Маргарет освободилась от его власти – только для того, чтобы попасть под мою власть. Смертная тень вдали от Света – удел тех, кто встал на мою сторону. Вы уничтожили кольцо Анахиты, пусть не своими руками, и тем самым предали себя мне. Вы – мои!

В этом была какая-то дикая, безумная ложь. Я хотела было возразить, но не смогла даже раскрыть рта. Мое тело оцепенело, словно говоря насмешливо: «Спорить с дьяволом? Ну-ну…» Видимо, то же самое происходило и с Тони, который стоял неподвижно, зачарованно глядя на Аримана широко раскрытыми глазами.

Черный дым все ближе подползал к нам, уже змеясь струйками вокруг наших ног. Как только он скроет нас с головой, подумала я, наши души отправятся… Как он сказал? В долину смертной тени? В общем, в ад, чего уж там. И правда, ни одно доброе дело не остается безнаказанным. Мы всего-навсего хотели помочь призраку нашей прапра упокоиться с миром, а друзьям – обзавестись детьми.

И как это, между прочим, кольцо было уничтожено, что он несет-то?!

Или все-таки было?

Может быть, тогда ювелир все-таки закончил свое дело, а все, что нам казалось настоящей жизнью, было лишь иллюзией?

Я чувствовала, что разгадка совсем близко. Разгадка? Или воспоминание?

– Ты лжешь, Ариман! – раздался голос со стороны света.

Впрочем, это был даже не голос. То, что я слышала, больше походило на музыку, каждый звук которой обладал смыслом, и я понимала его так же легко, как слова родного языка. Эта музыка… она была похожа на прохладу в летний зной и на тепло очага в студеную зиму. Она ласкала, как шелк, и нежила, как мех и бархат.