Текст книги "Знак бесконечности (СИ)"

Автор книги: Татьяна Рябинина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

14. День первый: Тони

Самый новый мир

Тони открыл глаза и с трудом перевел дыхание. Приснится же такой бред! Кажется, перед тем как уснуть, он пытался звать Маргарет. Идиот, поверил Джонсону, что она может чем-то помочь. Особенно после того, как померещилось, будто услышал ее голос. Интересно, когда только успел раздеться? Вроде, лег на кровать одетым, поверх одеяла.

В комнате была почти кромешная тьма, ни один отблеск света не пробивался сквозь плотные шторы. Очертания предметов вокруг едва угадывались, но было в них что-то странное, незнакомое. Тони протянул руку к тумбочке, чтобы зажечь ночник, но неожиданно наткнулся на стену.

– Что за черт?

Он сел рывком, не понимая, где находится. У них со Светой был общий пунктик насчет кровати. Оба ненавидели спать у стенки. Только ему было все равно, с какой стороны край кровати, а у Светы он должен был быть обязательно справа. В Лиссабоне они даже отказались от роскошного гостиничного номера для новобрачных, потому что кровать в нем нельзя было отодвинуть от стены.

Света!

Он замер, пытаясь уловить звук ее дыхания, но от тишины звенело в ушах. Тони нащупал руку Светы и вздрогнул, коснувшись ледяных пальцев. Он тряс ее за плечи, хлопал по щекам, кричал, пока дверь не открылась. Свет ударил по глазам, Тони зажмурился, и тут словно горный поток обрушился на него. Картинки-вспышки сменяли друг друга с бешеной скоростью – два варианта того, что произошло после семнадцатого июня прошлого года.

– Мистер Каттнер? – услышал Тони и осторожно открыл глаза.

В ярко освещенном прямоугольнике дверного проема он мог разглядеть лишь силуэт грузной невысокой женщины в чем-то длинном и свободном, но ее голос был ему определенно знаком.

– Миссис Крафт? Вера?

– Мистер Каттнер, вы очнулись! А миссис Каттнер?

– Кажется… кажется, она умерла, – с трудом выговорил он.

Господи, пусть этот сон… пусть это будет не сон, взмолился он.

Вера включила верхний свет, подошла к кровати. Безуспешно попытавшись нащупать пульс на шее, приподняла веко.

– Я позвоню в экстренную службу, – сказала она, накрыв тело одеялом. – У нас нет заключения о неизлечимости ее болезни. Поэтому, наверно, должен приехать коронер. И вашему отцу позвоню.

– Дайте мне какую-нибудь одежду, – попросил Тони, озираясь сторонам.

Эту тесную комнату, обставленную безликой стандартной мебелью, он видел впервые. Как они со Светой вообще тут оказались? Как попали сюда из Скайхилла?

– Ваша одежда в шкафу, мистер Каттнер, – сказала Вера. – В правой половине. Я буду на кухне.

Выбравшись из-под одеяла, Тони обнаружил на себе незнакомые клетчатые трусы, которые в жизни бы не надел добровольно. К счастью, одежда в шкафу оказалась его собственная – хотя какое это теперь имело значение?

Выходя из комнаты, он оглянулся, словно ожидая, что Света сейчас сдернет с головы одеяло и рассмеется.

Just a joke!

Да какие уж тут шутки…

«Пусть это будет не сон, пожалуйста, пусть это будет не сон! – твердил Тони, закрыв глаза и сжав кулаки, как молитву, как заклинание. – Пусть она правда будет жива в другом мире!»

– Сварить вам кофе? – спросила Вера, когда он вышел на кухню. – Коронер будет в течение часа. Доктор Каттнер – минут через двадцать-тридцать.

– Где мы вообще? И где Мэгги?

– Присядьте, мистер Каттнер, – Вера осторожно погладила его по плечу.

Тони огляделся по сторонам и сел на неудобный металлический стул у такого же неудобного металлического стола.

– Что вы помните последнее? – спросила Вера, достав из шкафчика турку и пакет молотого кофе.

– Мы приехали в Скайхилл. Я привез Свету… миссис Каттнер… и Мэгги. Вы уже были там. Вечером, после обеда, мы с лордом Скайвортом сидели в библиотеке, разговаривали. Потом я вернулся к себе. Хотел раздеться и лечь спать, но… Нет, больше ничего не помню.

– Мистер Каттнер… Лорд Скайворт рассказывал детективу из полиции о том, что вы с миссис Каттнер устраивали спиритические сеансы. И в день приезда тоже – с лордом и леди Скайворт. И вашему отцу об этом говорил.

– Спиритические сеансы? – ошарашенно переспросил Тони.

Вот, значит, как. Ну что ж, это объяснение ничем не хуже любого другого. Даже, пожалуй, лучше. Конечно, они все выглядят ослами, которые заигрались в опасные игры, но тут уж ничего не поделаешь.

– Да, мы с миссис Каттнер пробовали. Раньше. Вы, может, не знаете, родственница лорда Скайворта, миссис Норстен, давно занимается этим и даже состоит членом какого-то спиритического общества. С ее подачи и мы решили попробовать. Нам и в голову не приходило, что это может быть опасно. Но вот в тот день, да еще с леди Скайворт… этого я точно не помню. Вообще тот день… все очень расплывчато, как во сне.

– Мы приехали в Скайхилл пятнадцатого июля. На следующий день утром вас нашли в таком же состоянии, как и миссис Каттнер. Я присматривала за вами обоими. Лорд Скайворт решил, что вы должны остаться у них хотя бы до конца лета. Он надеялся, что вы все-таки придете в себя. Оба. Или хотя бы кто-то один из вас. В конце августа все-таки позвонил вашим родителям. Они приехали и забрали вас к себе.

– Какое сегодня число, Вера?

– Девятое марта. Вы прожили у родителей почти пять месяцев. За это время умерла ваша бабушка. Брат женился и переехал в Лондон.

– Вот как… Но почему мы здесь? И где Мэгги?

– Месяц назад у миссис Каттнер пропало молоко, и доктор Каттнер решил, что вам больше не стоит жить с девочкой в одном доме. Что это плохо скажется на ее психике – видеть родителей… такими. Он снял для вас эту квартиру, лорд Скайворт каждый месяц переводит… переводил деньги для вас. Мэгги осталась у ваших родителей. Я видела ее на днях. Она чудесная. Здоровенькая, хорошо развивается. Лопочет что-то, даже пытается сама ходить.

Вера поставила перед Тони чашку кофе, налила себе.

– Сахар, сливки?

– Нет, спасибо.

– Где мой телефон? – спросил он, поставив на стол пустую чашку.

– У доктора Каттнера, наверно. Если вы хотите позвонить леди Скайворт, то, может, лучше подождать до утра?

– Леди Скайворт? Я хотел позвонить лорду… Подождите, вы сказали, он переводил деньги. Переводил? С ним что-то случилось?

– Мистер Каттнер… – Вера замялась. – Я не знаю точно, что произошло. В октябре он поехал с дворецким куда-то в Лестершир и пропал. Их искали, но так и не нашли. Ни живых, ни мертвых.

В октябре… в Лестершир… Все ясно. Ну, или почти все.

– Вера, простите… – Тони закрыл глаза и обхватил голову руками. – Сейчас здесь начнется черт знает что. Я хотел бы немного побыть один. Хоть пять минут. Пожалуйста.

– Я буду у себя, – кивнула она и вышла со своей чашкой.

Бабушка Мэри умерла. Том женился. Питер пропал.

Он готов был думать о чем угодно, только не о том, что Света лежит в соседней комнате. Нет, не Света. Такая же мертвая оболочка, как и раньше. Просто теперь она не дышит, не двигается. А Света теперь живет в другом мире. С Виктором. Их сыном.

И вот когда Тони уже почти удалось убедить себя в том, что Света жива, что когда-то они все равно будут вместе, отчаяние накатило такой волной, что слезы полились сами собой. И решение, которое выглядело единственно верным, показалось вдруг верхом глупости.

Мэгги живет с бабушкой и дедушкой, ее любят, о ней заботятся. А Света там где-то одна, с новорожденным сыном, недоношенным, слабеньким. И даже помочь некому. Хотя…

Тут Тони почувствовал еще и острый укол ревности. Ну почему же, вполне есть кому помочь. И то, что он сказал Свете: «главное – с кем будешь после смерти» – не очень помогало.

Тони вспомнил слова Светы: если найдешь хорошую женщину, пусть она будет Мэгги вместо матери.

Ну уж нет! Один раз он уже попытался ее кем-то заменить. Правда, это было в основном от злости и отчаянья, но больше он такой глупости не сделает. Никто и никогда ее не заменит.

И все же, все же… Они ведь могли жить втроем – он, Света и Виктор. Да, без Мэгги. Но ведь живут же как-то люди, потеряв ребенка. А они бы знали, что их дочь жива и здорова, что с ней все в порядке.

Прекрати, приказал он себе. Мы сделали так, как сочли правильным и необходимым. И нечего теперь об этом сожалеть. Все равно уже ничего не изменишь.

Еще раз. Запомни! Она жива. Она должна была умереть, как и ты. Но вы оба живы. Умерла та Света, от которой осталось только телесная оболочка. Помнишь, ты говорил, что было бы легче, если б она умерла? Вот это и случилось.

Что ты несешь, придурок? Давай еще раз. Света – жива. Все.

В дверь позвонили. Тони услышал, как Вера открыла. Голоса, шаги по коридору. Отец вошел в кухню.

– Джимс… – сказал он, крепко обняв Тони. – Я так рад… И мне так жаль!

Тони хотел ответить, но горло сдавило спазмом.

– Мне надо на нее посмотреть, – сказал доктор Каттнер. – Я торопился, чтобы успеть до коронера.

Тони посмотрел на отца с недоумением, которое сменилось возмущением:

– Ты думаешь, я мог что-то?..

– Тише! Побудь здесь.

Вернувшись минут через десять, доктор только плечами пожал:

– На вид ничего подозрительного. Я ее две недели назад осматривал, все в порядке было. Да и до этого. Она раньше на сердце или сосуды никогда не жаловалась? Давление, может быть?

– Она лежала в больнице перед… – Тони запнулся, сообразив, что чуть не сказал лишнего. – Давно уже. В России еще. Но с чем конкретно, не говорила. Просто как-то в разговоре упоминала. Где мой телефон?

– Дома. Номер заморожен. Люси я позвонил, она приедет.

– Люси… Ты что-нибудь знаешь о Питере? Вера мне сказала, что он пропал.

– Нет, – доктор сел за стол напротив Тони. – Я спрашивал Люси, не связано ли это как-то с тем, что произошло с вами. Она утверждает, что ничего не знает, но я по голосу понял, что врет. Так что разговаривай с ней сам.

– Как это может быть связано с нами? – почти натурально удивился Тони.

– Тебе виднее, – нахмурился доктор.

Он хотел сказать что-то еще, но тут снова раздался звонок в дверь.

Коронером оказалась суровая дама лет сорока, отчаянно пытавшаяся не уснуть на ходу. Осмотрев тело, она поочередно задала вопросы доктору, Вере и Тони, потом сделала несколько звонков.

– Странная история, – сказала она, собирая свой чемоданчик. – Следов насилия, на первый взгляд, нет, но вскрытие покажет.

– Как ты сам? – спросил доктор, когда тело Светы наконец увезли.

– Как в кошмаре, – тяжело вздохнул Тони. – И никак не проснуться.

– Собирайся, поедем к нам. Незачем тебе здесь оставаться.

– Можно я останусь до похорон? – спросила Вера.

– Конечно, – кивнул доктор. – Аренда до конца месяца, оставайтесь. Вам ведь надо найти себе жилье.

– Послушай, Тони, не сердись на нас с матерью, – сказал он, когда до дома осталось несколько кварталов. – Когда Светлана перестала кормить, мы решили, что вам лучше жить отдельно. Мы думали о Мэгги.

– Я понимаю, – кивнул Тони. – Хотя мне было не слишком приятно об этом узнать. Но… я понимаю.

– Надеюсь, теперь ты останешься с нами?

– Я не знаю. Давай сейчас не будем об этом.

Дом, в котором он прожил почти пять лет, а потом постоянно приезжал навестить родителей, показался чужим, почти незнакомым. Мать вышла на крыльцо, набросив поверх халата теплую шаль. Обняла, заплакала.

– Я постелила в твоей комнате. Вы там жили со Светланой, – сказала она, всхлипывая. – Тебе надо поспать. Может, дать снотворное?

– Не надо, – отказался Тони. – Хочу посмотреть на Мэгги.

– Она в бабушкиной комнате, пойдем.

Тони сидел у детской кроватки и смотрел на спящую дочь. Он не видел Мэгги семь с лишним месяцев. Нет, это здесь прошло семь месяцев. А сколько он прожил за это время? Больше двадцати лет в Отражении. Странных, словно спрессованных лет. И еще почти девять месяцев в другом мире. Но двадцать с лишним лет в Отражении были как сон, в который вместилась целая жизнь. А вот месяцы другой жизни – со Светой и без Светы… Это была реальность. Другая реальность. Теперь он знал, что хотел написать на ладони в мастерской ювелира, чувствуя, как стремительно ускользает память обо всем, что с ними произошло.

Marry her[9]9
  (англ.) Женись на ней.


[Закрыть]…

Мэгги спала на животе, раскинув руки, словно птичка крылья. В тусклом свете ночника Тони пытался разглядеть ее профиль, увидеть в нем знакомые черты. Мягкие темные волосы, длинные ресницы, аккуратные, словно нарисованные, бровки…

– У нее такие же синие глаза, как и были? – спросил он мать, выйдя из комнаты.

– Да. По-настоящему синие, не голубые. В кого, интересно? У нас ни у кого таких не было. И у Светланы серые… были…

Тут мать опять собралась плакать, и Тони поспешил отвести ее в спальню к отцу. Сидя на кровати в своей комнате, он пытался осознать: вот здесь они со Светой прожили пять месяцев, сидели в этих креслах, спали рядом на этой кровати. Абсолютно ничего не сознавая, не замечая друг друга. Ничего вокруг не замечая. Нет, Света все-таки ухаживала за дочерью, но было ли это осознанно, или ею двигал исключительно материнский инстинкт?

Ему все-таки удалось немного поспать, а утром началась какая-то непонятная суета. Приходили и звонили незнакомые люди, наверно, соседи, еще кто-то, соболезновали, сочувствовали – и это было невыносимо.

– Том приедет завтра, – сказал отец. – С Летти. Люси уже едет, скоро будет. Я звонил нашим в Скайворт, они просили передать тебе соболезнования. И из Скайхилла тоже. Номер твой разблокирован, если тебе надо позвонить…

Тони долго сидел с телефоном в руках. Кому звонить? Кроме Питера, у него не было близких друзей. Разве что Полу и Лорен? Из его приятелей мало кто знал Свету. А ее единственной подругой была Люси. Впрочем, был один человек… Если б не он, Света, скорее всего, не попала бы в Англию…

Ну уж нет! Хватит того, что сейчас этот тип наверняка рядом с ней. И тут уж ничего не поделаешь. Что ж, пусть. Пусть хоть кто-то ей поможет там. Но здесь – нет, обойдется. В конце концов, здесь Света была его женой. Пусть Люси звонит, если захочет.

Хоть бы поскорее все это закончилось. Документы, похороны… Найти работу, жилье. Может, здесь, в Бостоне. А может, в Лондоне. Там придется искать няню для Мэгги. Возможно, Вера кого-нибудь посоветует. Или Люси.

Не успел Тони подумать о Люси, в дверь позвонили. Он не сразу сообразил, что женщина, которая, всхлипывая, бросилась его обнимать, и есть леди Скайворт. Люси похудела раза в полтора и выглядела лет на пять старше. Тони вспомнил, как Света, беззлобно посмеиваясь, рассказывала: Люси с детства мечтала похудеть, морила себя диетами, но ничего не получалось, тогда она с горя наедалась – и поправлялась еще больше.

– Знаешь, – сказала Люси, смахнув слезы, – я чувствую себя виноватой. Ведь это я ее сюда затащила. В Англию. Она не хотела ехать, а я настаивала. Не приехала бы – и ничего этого не случилось бы.

– Люси…

– Прости, Тони, я не могу…

Люси села на диван, уткнулась лицом в спинку и разрыдалась. Глядя на нее, Тони понял, что не сможет скрывать от нее то, во что сам изо всех сил старался поверить. Поверит ли она – хороший вопрос. Скорее всего, нет. Но это уже неважно.

– Люси, нам надо будет поговорить. Мне есть что тебе рассказать.

Люси повернулась к нему.

– Хочешь сказать, ты действительно был там? Где Света?

– Да.

– Не сейчас, Тони, – помолчав, сказала Люси. – Сейчас я даже думать об этом не могу. Пусть все закончится, ладно?

Следующие несколько дней слились в какое-то мутное пятно. Вскрытие показало, что Света умерла от обширного инфаркта. Все хлопоты, связанные с похоронами, взял на себя доктор Каттнер. Но все равно Тони пришлось провести обязательные часы в траурном зале похоронного бюро, принимая соболезнования от людей, которые не знали ни его, ни Свету. И от этого происходящее еще больше походило на глупый фарс.

«Ну хватит уже, – хотелось закричать ему. – Вы же все знаете, что она не умерла».

Но нет, об этом знал только он. И даже если бы попытался кому-то рассказать, скорее всего, закончилось бы это общением с психиатром. У отца как раз был знакомый.

Единственным утешением была Мэгги. Сначала она немного дичилась, но потом Тони ей понравился. Они играли, гуляли в садике у дома или в парке вместе с Люси и Джином, которого та не рискнула оставить в Скайхилле с няней. По молчаливому уговору Тони и Люси не разговаривали ни о Свете, ни о Питере, отложив эту тему на потом.

Наконец похороны остались позади.

– Что будешь делать? – спросила Люси, когда после поминок они сидели вдвоем на веранде.

– Пока не знаю. Видимо, искать работу. Здесь или в Лондоне.

– Знаешь что? Приезжай в Скайхилл. С Мэгги. Побудете несколько дней. Поговорим обо всем. Если, конечно, тебе не слишком тяжело будет. Все-таки вы там со Светой познакомились.

– Да нет, наоборот, – возразил Тони. – Мне приятно об этом вспоминать. Хотя, конечно, грустно. Но мне сейчас везде будет не слишком весело.

– Это понятно, – кивнула Люси. – Тогда приезжайте. Хоть в следующие выходные. Или когда захочешь.

– Как ты там управляешься одна? Без Питера, да еще и без Джонсона. Нашла кого-нибудь на замену?

– Дворецкого. Не Питеру же замену. То есть дворецкую. Жуткая баба, терпеть ее не могу. Но… работает хорошо, грех жаловаться.

– Женщина? – шевельнулось нехорошее подозрение. – Как ее зовут.

– Эшли О’Киф. Ирландка. А что? О господи! – скривилась Люси, глядя на его лицо. – Только не говори, что ты и с ней…

– С ней? А с кем еще? – нахмурился Тони.

– О черт… Я не хотела с тобой все это сейчас обсуждать. Слишком много всего произошло за то время, пока вы со Светой… Ладно. Хлоя убила Энни. И полиция подозревала тебя, потому что вы с ней… ну, это самое. Хорошо, что хоть Светка об этом не знала.

Тони почувствовал, что краснеет, и поспешил отвернуться, пока Люси не заметила.

– Ничего себе, – пробормотал он. – Ну и дела тут творились. Ее поймали? Хлою?

– Да. Мы с Питером наняли частного детектива, он и нашел. Кстати, она еще пыталась похитить нас с Джином. Да что там пыталась – похитила. Впрочем, ладно, все потом. Мне тоже есть что тебе рассказать. Так что там с Эшли? Было что, признавайся?

– Нет, – ответил Тони, скрестив в карманах пальцы. – С Эшли ничего не было. Но я ее знаю. Точнее, о ней. Она обо мне – вряд ли.

– Да? – удивилась Люси. – И что же ты о ней такое знаешь? И откуда?

– Да ничего особенного. Просто я знал леди, у которой она должна была работать.

– Почему «должна была»? Она и работала.

– А разве эта леди не умерла?

– Умерла, – кивнула Люси. – После нее Эшли мне и досталась. Я видела рекомендацию. Директор Академии дворецких мне ее подсунул. Я-то думала, что это мужчина.

– Может, я что-то путаю?

– Может быть. В общем, Тони, я завтра утром уезжаю. Буду тебя ждать. Кстати, у Светы в Петербурге осталась квартира. Не знаю, есть ли у нее завещание, но по закону ты ее наследник. Как все это оформляется, тоже не представляю. Боюсь, тебе придется поехать в Россию.

– Я хотел поехать туда с ней… – Тони почувствовал, как его снова заливает с головой волна отчаяния. – Мы думали, когда Мэгги станет постарше…

– Держись, Тони, – Люси сжала его руку. – Держись!

– Я никуда не падаю, Люси, – вздохнул он. – Но все равно спасибо.

15. Вторая попытка

Новый мир

На пятый день Витю перевели в интенсивную терапию. Там он тоже лежал в кувезе, но дышал уже сам. Мне разрешали брать его на руки, сидеть с ним в кресле, прижав к себе под халатом, и даже кормить грудью. Хотя кормить – это было сильно сказано. Витя честно пытался, но, судя по контрольному взвешиванию на электронных весах, получалось не очень. Поэтому мне все равно приходилось сцеживать молоко, которым его кормили через зонд.

– Ничего, – утешал меня педиатр. – Все будет в порядке. Наберет полкило – и пойдете домой.

Мне казалось, что этого не случится никогда, но я себя одергивала. В конце концов, четыре дня назад я боялась, что и дышать самостоятельно он никогда не сможет.

День был занят Витей. Если я не сидела с ним, значит, сцеживала молоко. Или ходила на всякие процедуры. А если ни то, ни другое, ни третье, тогда спала. Зато ночью сон не шел, и я без конца думала о Тони. Какая-то мелочь не давала мне покоя. Что-то я упустила, о чем-то забыла. И именно это не давало мне смириться с тем, что невозможно было изменить.

Федька приходил каждый день – необычно молчаливый, хмурый. Мы с ним почти не разговаривали. Он интересовался, как дела у Вити, как я себя чувствую, что говорят врачи, – и на этом темы для разговора заканчивались. Посидев немного молча, Федька вставал, целовал меня в лоб и уходил. Мне казалось, что он уже жалеет о своем предложении, но сказать об этом сейчас не решается, откладывает на потом. По правде, мне было все равно. Если не Тони – какая разница, кто будет рядом. И будет ли вообще.

Хотя нет, конечно, это был самообман. Если рядом будет Федька, мне, по крайней мере, не придется лихорадочно думать о том, где найти работу и что мы с ребенком будем завтра есть. Но в том, что это случится, я уже не была уверена. И совершенно не представляла, как к этому относиться. Поэтому никак и не относилась. Будь что будет.

Позвонила Люська и, особо не вдаваясь в подробности, рассказала, что Питер ездил на похороны в Бостон.

– Я тоже собиралась, но Питер запретил, – сказала Люська. – Мол, я и так слишком переживаю, а тут еще дорога и вообще… Слушай, Свет, родители Тони знали о тебе и о ребенке. Надо думать, от него самого, от кого еще. Они спрашивали о вас. И хотели бы с тобой познакомиться. Не буду врать, что они безумно рады и вот прямщас готовы к тебе приехать. Но, во всяком случае, ничего такого вроде «а это точно его ребенок?» не было, Питер бы мне сказал. Говорили, что если ты будешь в Англии, обязательно должна к ним приехать. Правда, им было интересно, почему у вас все так получилось и почему Тони вдруг решил жениться на Эшли.

– И что Питер?

– Сказал, что сам толком ничего не знает. Правда, доктора Каттнера больше интересовало, что Тони делал в Лестере. И как там оказалась Хлоя. И тут Питеру, конечно, туго пришлось. Знаешь, доктор – он такой, ему трудно врать.

– Не знаю, Люсь, когда я теперь к тебе приеду. Если вообще когда-нибудь приеду.

– Ну ты это брось! – возмутилась Люська. – Что значит «если вообще приеду»?! А кто у моих детей крестной будет? Приедешь, конечно.

Закончив разговор, я подумала, что знакомиться с родителями Тони у меня нет абсолютно никакого желания. Особенно с отцом, которому трудно врать. Ну вот спросит он, почему у нас с Тони не сложилось, – и что я скажу? Правду? Но эта правда такова, что я сама еще до конца в нее не поверила. Рассказать подобное – и прямая дорога в психушку. Даже Люське я не собиралась ни о чем говорить. Ей и в историю с кольцами и Маргарет было сложно поверить, а тут такое…

На десятый день меня выписали. Шов выглядел еще страшновато и временами здорово болел, но хоть нитки не пришлось выдергивать. Что-то мне там такое косметическое сделали, чтобы само рассосалось.

– И главное, обязательно встать на учет к кардиологу, – напутствовала меня заведующая отделением. – Вы у нас чуть на столе не умерли, это не шуточки. Сейчас у вас все в порядке, причину патологии мы так и не выяснили, но наблюдаться надо, это не обсуждается.

Меня не было дома почти четыре месяца.

– Не бойся, вчера уборку сделал, – сказал Федька, когда я нерешительно остановилась на пороге. – И холодильник вычистил, а то там уже альтернативная жизнь зародилась. Для Виктора ничего не покупал, можешь все по интернету заказать с доставкой. Или заедем в какой-нибудь детский магазин, сама все выберешь. Время есть, пока он там.

Каждое утро Федька вез меня в роддом, а вечером забирал. Витя потихоньку начал набирать вес, и я уже вполне могла смотреть на него без слез. Да что там, он казался мне самым красивым младенцем на свете, ну и что, что очень маленьким.

– Я же говорил, мама, что все будет хорошо, – довольно улыбался педиатр. – Скоро уже домой.

Наконец этот день настал.

Все было неправильно. Это Тони должен был встречать нас с сыном. А вместо этого я ехала за Витей в роддом с Федькой. До этого неделю шел дождь со снегом, и вдруг вылезло солнце, да такое яркое. Как будто говорило мне: ну-ка, не хмурься, жизнь продолжается. И я пыталась улыбаться, но ничего не получалось.

Медсестра ловко перепаковала Витю из казенных одежек в новенькие распашонки и пижонистый конверт с голубой ленточкой.

– Держите, папаша! – она вручила сверток Федьке, делая вид, что не замечает приятной купюры, нырнувшей в карман ее халата.

Федька с совершенно непроницаемым лицом нес тихонько попискивающего Витю к машине, а я плелась сзади, как нашкодивший щенок.

– Садись сзади! – сказал… нет, приказал он, ловко устроив конверт в кресле-переноске.

За всю дорогу мы не сказали друг другу ни слова. Молчанка продолжилась и дома. Впрочем, мне было не до Федьки. Сначала я устраивала Витю поудобнее, потом кормила, потом сцеживала молоко… Сосал он по-прежнему плохо, поэтому приходилось докармливать из бутылочки. А еще надо было успокаивать, когда начинал хныкать. Федька приготовил обед, который мы молча съели, потом то же самое повторилось с ужином.

– Я останусь здесь, – то ли спросил он, то ли поставил меня перед фактом.

Сделав мне предложение, Федька – к моему удивлению, которое я, впрочем, не стала высказывать, – не переехал ко мне. Все эти пять с лишним месяцев он вечерами неизменно уезжал к себе, за исключением тех дней, когда надо было куда-то ехать рано утром. Тогда стелил себе на диване в гостиной.

Лежа в постели и поглядывая на Витину кроватку, я тихо злилась. Похоже, Федька ждал, что я сама начну разговор о нашем совместном будущем.

Ну уж нет. Я тебя за язык не тянула, сам предложил. Тебе и обратно отыгрывать. Молчишь – и я буду молчать. Посмотрим, кто кого перемолчит.

Открылась дверь, на пороге возник темный силуэт, что-то внутри дрогнуло – как будто это мог быть совсем другой человек, тот, кого я ждала, несмотря ни на что.

Федька сел на край кровати, нашел мою руку. На нем не было рубашки, и я вспомнила, как болела когда-то гриппом, а он вот так же ночью сидел рядом со мной и держал за руку.

Просто архивное воспоминание. Просто факт. Ничего больше.

И сразу другое. Ночь после бала в Скайхилле. Я плачу на кровати, сжавшись в комок, а Тони стоит передо мной на коленях, на полу белеет его смятая рубашка…

– Я ждал, что ты сама начнешь этот разговор. Но, видимо, придется мне.

Сглотнув слюну, я села и потянулась за халатом.

– Пойдем на кухню, а то Витю разбудим.

– Послушай, Света, – начал Федька, когда мы устроились в кухне за столом, друг против друга. – Давай сейчас все эмоции в сторону. Если ты можешь, конечно.

– Постараюсь, – вздохнула я, не глядя на него.

– Когда я предложил расписаться, прекрасно понимал, что ты согласилась по двум причинам. Во-первых, потому что тебе нужна была помощь. Но это не главное. Главное – от обиды, злости, отчаянья. Разве нет?

Я молча кивнула.

– Я все это проходил. Когда Ника сказала, что уходит к другому, первое время каждый вечер напивался в барах и тащил к себе каких-то девиц. Потом даже лиц не мог вспомнить. Назло ей, назло себе. Потом это прошло. Когда мы с тобой познакомились, действительно хотел все забыть. Думал, получится. И сначала все, вроде, получалось. А потом понял, что не могу дать тебе столько, сколько было нужно. Не всего себя. И ты это чувствовала, конечно.

– Да, наверно, – согласилась я. – Но ты сам сказал, что сейчас это уже не имеет значения. Что теперь мы на равных.

– Мы были на равных в октябре. Хотя нет, даже тогда не совсем. У меня уже все поджило, а у тебя была свежая рана. Но я думал, что со временем все станет не так остро. Теперь все по-другому. Человек, которого ты любила, умер. С покойным невозможно тягаться, он всегда будет на пьедестале.

– Ты сам себе противоречишь, – возмутилась я. – Зачем тебе с ним тягаться, тебе моя любовь не нужна. Сам сказал.

– Света… Ты не понимаешь. С моей стороны ничего не изменилось. Ника во мне такую дыру прогрызла, что ее ничем не залатать. Я могу только попытаться как-то ее заполнить. Алиска от меня все дальше. У нее новый папа. Я просто папа, а он папа Саша. Да ладно, что там, он нормальный мужик. Наверно, лучше меня. Тут уже не о чем говорить. Но я хочу о ком-то заботиться, кого-то любить. Пусть не так любить, как ее, по-другому. Быть с кем-то рядом, быть кому-то нужным. Но вот ты – сможешь принимать эту заботу, эти чувства? Я же вижу, ты весь этот месяц просто в шоке. Все сразу, все смешалось. Хотелось тебе помочь, но… не представлял, как это сделать.

– А я думала, что ты жалеешь, – усмехнулась я. – Только не знаешь, как сказать, что передумал. Мрачный все время, молчишь.

– А что, мне надо было улыбаться и рассказывать анекдоты? Иногда лучше молчать. Я думал то же самое. Что ты передумала и не знаешь, как сказать. Свет, я тебя не тороплю, но подумай хорошо. При новых обстоятельствах.

– А что тут думать, Федь? Тони мне никто не сможет заменить. Мы с тобой прожили четыре года, а с ним были вместе меньше трех месяцев, но… Нет, я не знаю, как это объяснить…

– А не надо объяснять, – поморщился Федька. – Я и так понимаю.

– И ты согласен с этим жить? Да, мне нужен кто-то рядом. Но все-таки это будет очень странный брак, не находишь?

– Не хуже многих других. Мне бабушка рассказывала про свою бабушку. Та любила одного парня, но он на какой-то войне погиб. Еще до революции дело было. И родители выдали ее замуж за пожилого вдовца. Она сказала: мол, все равно больше никого не полюблю, так какая разница, за кого. И неожиданно получился очень даже удачный брак. Без бурных страстей, но в уважении и согласии.

Я снова подумала о Маргарет и Грегори Форестере. Случайные совпадения?

– Ладно, Федь. Тогда полностью откровенно. Меня смущают две вещи. Во-первых, как ты будешь относиться к Вите. Мне не показалось, что он тебя интересует.

– Откровенно так откровенно. Сейчас я к нему никаких особых чувств не испытываю. Наверно, было бы странно, будь иначе, разве нет? Пока это для меня просто маленький ребенок, беспомощный, слабый, о котором надо заботиться. Если честно, Алиска в первые месяцы вызывала у меня примерно такие же чувства, не больше. Так что к Вите я со временем привыкну и, думаю, привяжусь. Об этом можешь не беспокоиться. Что второе? Хотя догадываюсь. Секс?

Я покраснела до самых пяток и кивнула.

– Тебе сейчас, наверно, об этом даже думать противно. Так и не думай. Во всяком случае, тебе еще как минимум месяц нельзя будет. Да и потом не особо подгорает. Я уже не в том возрасте, когда без постели просто жизни нет. Но если мы будем жить вместе, рано или поздно это все равно произойдет, понимаешь? Ты молодая, здоровая женщина, и…

– Да, конечно, понимаю, – перебила я. – Только…

– Я помню, ты говорила, что можешь представлять на моем месте другого, и я сказал, что меня это не пугает.