Текст книги "Приют одинокого слона (СИ)"

Автор книги: Татьяна Рябинина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

– Сто пятьдесят тысяч долларов! – с придыханием снова и снова повторяла Лида. – Нет, братцы, не такая уж Генка и сволочь. Вот только зачем он все это устроил, а? Сказал бы все как есть, мы бы сделали ему укол...

– Говори за себя! – оборвал ее Миша. – Это ты любому глотку перегрызешь, да не за сто пятьдесят штук, а за червонец. Просто он действительно хотел знать, кто из нас настоящая сволочь, а кто просто так погулять вышел. Теперь знает. Смотрит на нас и улыбается.

Лида крупно вздрогнула и оглянулась, словно на самом деле ожидая увидеть Генку, взирающего на них из мирового пространства. Не увидела, и ее тут же понесло дальше:

– А дом! Как с домом поступим? Будем все вместе приезжать или по очереди? А может, продадим и деньги поделим?

– Да заткнись ты, дура плюшевая, мать твою! – рявкнул Макс. – Что ты несешь? У тебя что, словесный понос в комплекте с мозговым запором?

– А что? – сощурилась Лида. – Скажешь, тебе денежки Генкины некстати будут?

– Денежки? – переспросил Макс. – Денежки будут кстати. А вот дом этот хренов мне и даром не нужен. Забери ты его себе. И живи в нем. Надеюсь, ты будешь там хорошо спать. Может, даже в Генкиной комнате. Если привидений не боишься. А потом, может быть, тебя снова завалит там снегом, и ты умрешь с голоду. Надеюсь, что когда мы отсюда уедем, я в жизни тебя больше никогда не увижу.

– Взаимно!

– Мне этот дом тоже не нужен, – поддержал Макса Миша. – Подавись.

– И нам тоже. Да, Вадим? – Оксана посмотрела на него как-то неуверенно, словно ожидая, что он будет возражать.

– Да. Но вы забываете, что по всем законам убийца не может наследовать жертве.

– А если убийцу не найдут? – осторожно предположила Лида.

– По любому, завещание вступает в силу только через полгода. Не знаю, как в Чехии, но Генка – поданный России... был поданным России, поэтому раньше чем через полгода никто ничего не получит.

– Ты хочешь сказать, мы будем жить здесь еще полгода, а они будут пытаться выяснить, кто же из нас все-таки убийца? – ужаснулась Лида.

– Нет. В ближайшие дни они должны или предъявить кому-то из нас обвинения, или закрыть дело. Пока мы все вроде как под подпиской о невыезде. Хотя ничего и не подписывали, но из страны нас просто не выпустят.

Оксана села на кушетку, подтянув колени к подбородку.

– Мне интересно вот что, – сказала она. – Где все-таки дневник?

– Ой, да опять ты! – скривился Макс. – Не все ли равно? Нет и нет.

– Не все ли. А если кто-нибудь его припрятал с известным умыслом?

– Это с каким? – насторожился Миша.

– Да с таким. Там очень много чего интересного написано. Не собирается ли кто-нибудь это использовать?

– Не так уж там и много написано, – возразил Вадим. – Про нас ты вырвала. Про Лорку – это уже не актуально. Про Мишку ничего и не было. Про Лидку... Не знаю, тоже как-то... Хотя может быть. Разве что про Макса.

Макс сжал кулаки и побагровел.

– Не дай Бог кому в голову придет, – предупредил он. – Убью!

Лида презрительно хмыкнула:

– Наверно, не впервой?

Видя, что назревает очередная свара, которая неизвестно чем может закончиться, Вадим поспешил вмешаться:

– Прекратите оба. Как бы там ни было, тот, кто взял дневник, не признается. И вообще, никто ни в чем признаваться не намерен. Значит, так тому и быть.

– Тебе хорошо говорить! – возразил Макс, продолжая сжимать кулаки и челюсти. – Про тебя там ничего не осталось. А мне думать постоянно, как бы эта компра где не всплыла.

Он вглядывался во все лица по очереди, но это мало чем могло помочь.

– Какие же вы все сволочи! – с горечью сказал он наконец, закуривая неизвестно какую по счету сигарету.

– А ты сам? – взвизгнула сидящая рядом с ним на кровати Лида, жеманно отгоняя ладонью дым. – Ты-то кто? Ты не сволочь? Изнасиловал двух девок, остался чистеньким и еще возбухаешь? Правильно тебя отымели!

– Что?!

– Лида, пойдем, пока не поздно! – Оксана потащила ее за руку к двери, но та вырвалась:

– Нет уж, я ему все скажу!

– Миша, да угомони ты ее! – взмолилась Оксана. – Не видишь, она сама на неприятности нарывается. Что за язык такой поганый, не пойму!

– Нет уж! – Миша снова лег на кровать и отвернулся к стене. Пружины жалобно скрипнули. – Я за нее больше не отвечаю. Заварила кашу – пусть теперь сама и расхлебывает.

Олег сидел у себя в номере и пытался читать иллюстрированный журнал, забытый кем-то в холле. Гороскоп на предстоящую неделю обещал ему всевозможные неприятности – как личные, так и служебные.

Похоже, на этот раз в точку. Сначала будет скандал дома, с Зиной. Потом с Кристиной: пообещал и не приехал. Когда он позвонил ей и, запинаясь, сказал, что обстоятельства изменились и он приехать не сможет, она просто трубку бросила. Ну а потом будет ведерная клизма с патефонными иголками от начальства. Это уж ему обеспечит капитан Рыбар. Чтобы не лез, куда не просят. Чай не социалистические времена, когда перед Большим братом прогибались так, что позвонки хрустели. "Уважаемый пан консул, ваш сотрудник превысил должностные полномочия".

А как хотелось выдать убийцу на блюдечке с голубой каемочкой. Для начала. Проявить чудеса дедукции. Зря что ли, смотря детективы, он угадывал преступника задолго до конца. Утереть нос этому капитанишке, который только и думает, как бы дотянуть до пенсии и сидеть у камина, попивая пиво. Ан нет, обломался. Да и как тут не обломаться? Все хотели, все могли. Все врут. И даже когда начали лить друг на друга помои, все равно понятнее не стало.

И главное – доказательств никаких. Одно слово против другого. Последней у Савченко была Оксана Садовская, говорит Костин. Нет, после меня был еще кто-то, говорит Садовская, наверно, Максим Костин. А может, оба врут. Может, это был кто-то третий. Вот бы проверить их всех Полиграфом Полиграфычем. У него был в Питере знакомый, который как раз имел дело с детектором лжи. Впрочем, суд все равно это в качестве доказательства не принимает.

У Савченко действительно оказалась саркома с множественными метастазами. Операционный шрам, одного ребра нет. В крови – алкоголь и ядерная концентрация промедола. Странно только, что он мог это скрывать. Обычно раковые больные на такой стадии уже лежат пластом и вообще – живут от укола до укола. Если, конечно, это можно назвать жизнью.

Поэтому ничего удивительного в том, что он решил покончить с собой, нет. Понимал ведь, что надежды нет, а боли с каждым днем только усиливались. Вот только способ странный.

Нет, ноу хау, конечно, не его, не Савченко. Олег в юности читал довольно много "девчачьих" книг. Так вот в одной из них как раз и была такая ситуация: жена сказала мужу, какому-то английскому аристократу, что беременна от любовника. Развестись с ней по какой-то причине он не мог, взял да и застрелил из ружья. А потом, уже время прошло, началось следствие. И выяснилось, что беременной она не была, зато у нее был рак и она элементарно провоцировала мужа, чтобы тот ее убил. Точно так же, как и Савченко провоцировал своих приятелей.

Вот только дамочка та своего мужа терпеть не могла. А эти-то чем перед Савченко провинились, что он начал на них досье собирать и шантажировать? Как это узнаешь здесь? Все, что капитан смог выяснить, – исключительно на личных связях, из любезности.

Вот с Бельской не совсем ясно. Никаких следов насилия – само собой. Передозировка? Концентрация в крови не смертельная. Но эксперт сказал, это все очень индивидуально. Для одного нормально и еще маловато будет, а другой отбрасывает тапки. Допустим, все-таки передозировка. Один свежий укол. Она колола промедол. Значит, случайная передозировка исключается – это же не героин. Ампулы и есть ампулы. Стандартной концентрации. Значит, в шприц была набрана не одна ампула. Случайно так не может получиться.

Выходит, Бельская вколола себе двойную дозу сама и это самоубийство. Если бы кто-то ввел ей наркотик насильно, она бы сопротивлялась. Либо на руке были бы царапины, либо какие-то другие травмы – если предположить, что ее, к примеру, оглушили. Но укол аккуратный, как в процедурной, а синяков, ушибов нет, кроме небольшого кровоподтека на внутренней стороне губы и ссадины на шее, которые, скорее всего, остались после драки с Одинцовой.

Если же кто-то помогал ей набирать наркотик из ампул в шприц, она не могла не видеть, что в шприце больше, чем должно быть. Разве что была уже совсем никакая. Но это вряд ли.

По всему получается самоубийство.

Но все-таки Олегу что-то не нравилось. Судя по тому, что говорили о ней, Бельская везде совала свой нос, слишком много видела и слышала, причем не скрывала этого. Она подралась с Одинцовой, потому что намекала на некое известное ей обстоятельство, а той это не понравилось. Говорила Костину, что кое-что о нем знает. Говорила Садовской, что слышала ее разговор с Савченко.

Опять Садовская.

Она принесла Бельской наркотик. Она пыталась оказать ей первую помощь (действительно ли пыталась или только делала вид?) и не скрывала, что имеет кое-какие практические навыки в этом деле. Например, неплохо делает внутривенные инъекции. Опять же она могла – и по времени получается – подняться к Бельской в комнату и предложить ей свою помощь. Допустим, той действительно было плохо. К тому же она порезала палец, пытаясь открыть ампулу. Садовская набрала две ампулы и сделала ей укол. Почему та не заметила, что шприц полный? Ну, может, Садовская как-то его прикрыла. Потом протерла ампулы и оставила на них отпечатки Бельской. Кстати, она и палец ей могла порезать для большей убедительности. Порез, правда, прижизненный, но ведь не сразу же Бельская умерла.

А если бы в комнату в это время зашел Костин? Да нет, вряд ли, он как раз занимался шашлыком.

Что касается Савченко, Садовская и тут каждой дырке, извините, тампакс. В самом начале она сама сказала, что приехала в Чехию с намерением расквитаться с Савченко за прошлые обиды. Правда, потом это отрицала. Мол, просто так сказала, не подумав. Ничего себе оговорочки, да? Была ли она последняя в комнате Савченко? Неизвестно. Но возможно. Она обратила внимание всех на то, что это убийство, а не несчастный случай. А дневник? А слон под ее окном? Не для того ли это все, чтобы отвести от себя подозрения? Ах, кто-то пытается бросить на меня тень.

А некто, пытавшийся задушить Одинцову? Та ведь тоже вела себя глупо и болтала языком направо и налево.

Хотя Костин нравился Олегу меньше всех, да что там – совсем не нравился, все-таки виновность Оксаны Садовской теперь казалась ему более вероятной. Но поверит ли этому капитан? Ведь это все догадки, догадки. Любой адвокат, тот же муженек ее, рассмеется в лицо. И будет прав.

А капитан помалкивает. Если у него и есть соображения, делиться ими он не спешит. Оно и понятно – с какой такой особой радости ему делиться с каким-то клерком. Вот когда надо будет кого-то задержать и предъявить обвинения – другое дело.

Оксана легла спать рано, но сон не шел. За окном ветер раскачивал ветки дерева, заслонявшего уличный фонарь, тени метались по потолку, сплетаясь в замысловатый узор. От наволочки неприятно пахло отбеливателем, а перины – одна внизу, другая вместо одеяла – были слишком мягкими и тяжелыми.

Лида давно сопела, временами тихо похрапывая.

Оксану даже передернуло, когда она вспомнила сцену, которая произошла после того, как капитан увел Попова и Лида напала на Макса. Крики, вопли, взаимные оскорбления. Вадим силой удерживает Макса, она пытается успокоить Лиду. Но Лида, похоже, вошла во вкус, как профессиональная истеричка. Если верить ей, Генку убили все. Непонятно только, то ли одновременно, то ли по очереди. Досталось всем. Только она, Лидочка, – ангелок. Ну, было что-то у нее с Генкой, так ведь это не уголовщина какая.

Мишка просто умыл руки – отвернулся и ни слова не сказал, словно и нет его. Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы портье в дверь не постучал: соседи начали жаловаться на шум. Только тогда ей удалось увести Лиду.

– Ну и зачем ты это устроила? – спросила она, глядя, как Лида, раскрасневшаяся, растрепанная, пудрит нос перед зеркалом и приглаживает жирные, словно сто лет не мытые волосы.

Но та только плечом дернула.

– Считаешь ниже своего достоинства со мной разговаривать? – Оксана почувствовала, что тоже начинает заводиться.

– Я ничего не устраивала, – отчеканила, повернувшись, к ней Лида. – Я просто сказала то, что думаю.

Оксана вспомнила одну даму, с которой работала еще в НИИ. Та просто обожала устраивать склоки – по поводу и без повода. Например, она указывала уборщице на плохо вымытый пол, водителю – на не там поставленную машину, девочкам с ксерокса – на плохо переснятые чертежи. Подниматься выше просто не рисковала. Объяснялись эти деяния борьбой за трудовую дисциплину. "Я всегда говорю то, что думаю!" – гордо заявляла Мария Петровна. Доводя всех до слез и сердечных приступов, она получала настоящее удовольствие. "Маша – энергетический вампир, – говорила о ней Рита. – Она так подзаряжается".

Странно, но сначала они думали что-то подобное и о Генке. Что он доводит их для собственного удовольствия. Маленький мальчик смеяться любил, сделает гадость и ржет, как дебил. Примерно так.

Она смотрела на Лиду, которая прихорашивалась, собираясь идти ужинать, и какое-то странное чувство, какая-то брезгливая жалость тугим комком подступила к горлу. А той все было по барабану. Странно, но раньше Оксана считала абсолютно бессовестным существом Лору. Но оказалось, что по сравнению с Лидой – той Лидой, которую они узнали теперь, – Лора была просто воспитанницей закрытой католической школы.

Впрочем, что там говорить. Все они оказались совсем не теми, за кого себя выдавали. Маски... Все они носили маски. И Генке пришлось потрудиться, чтобы их сорвать. Зачем? Кому от этого стало лучше? Разве что ему самому?

Оксана вдруг подумала: может быть, Генка просто доказывал себе, что даже самые лучшие, самые близкие на самом деле оказываются элементарными сволочами. И таким образом облегчал себе предстоящий переход. Если все так плохо на этом свете, стоит ли за него цепляться!

Она вспомнила о Вадиме. Снова вспомнила – потому что думала о нем почти постоянно. Первый вечер в этой гостинице, бар. Рядом Макс дремлет, положив голову на стойку. Вадим говорит ей о том, что самый лучший выход – признаться. Что так будет лучше. Взгляд напряженный, речь сбивчивая, руки ходят ходуном, не находя себе места. Кого он уговаривал – себя, ее? Она кивала, соглашалась – а что еще оставалось делать? Она просто не знала, как себя с ним вести.

Вязкий, тошнотворный привкус вины – сколько лет уже она живет с ним? Пора бы и привыкнуть. Но она не смогла. И поэтому всячески пыталась от этой своей вины откреститься. Она не виновата. Виноват кто-то другой. Но не она. Нет, она тоже виновата, но не так сильно. Просто она – жертва обстоятельств, которые были сильнее ее. Становилось легче.

А что теперь? Ведь если не было б у нее этой мерзкой тайны, как знать, оказалась бы она здесь?

И что теперь эти сто пятьдесят тысяч! Генке не смогли помочь ни все его деньги, ни все его связи. А для них? Плата за больную совесть? Как она сможет взять эти деньги, тратить их, зная, что...

– Ох, нет, нет! – хриплым басом сказала вдруг Лида, с закрытыми глазами садясь на постели. – Нет! – и упала обратно.

"Волобуев, вот ваш меч!" – усмехнулась Оксана.

Интересно, думает ли Лида о том, что произошло? Неужели не сожалеет ни о чем, кроме того, что попалась? Или только радуется привалившему наследству? Неужели она действительно хочет получить этот дом, о котором Оксана не могла вспоминать без содрогания?

Господи, но что же делать?!

* * *

6 января 2000 года

– Сочельник, – вздохнула Оксана, когда они с Вадимом, Лидой и Максом сидели за завтраком. – Что делать будем?

– В каком смысле? – с набитым ртом спросила Лида.

– Ну как, праздник ведь.

– Скажите, пожалуйста, какие добрые христиане! – хмыкнул Макс, намазывая масло на половинку роглика. – Наверно, тот, кто Генку кокнул, сначала перекрестился и сказал: "Благослови, Господи!"

– Тебе видней! – ехидно улыбнулась Лида.

– Опять?! – видя, как Макс побагровел и надулся индюком, Вадим хлопнул ладонью по столу. Кофе выплеснулся на пластиковую скатерть. Кругом замолчали и стали оглядываться на их столик. – Неужели нельзя не собачиться?

– Нельзя! – хором ответили Макс и Лида.

– Люди смотрят, – безуспешно пыталась урезонить их Оксана.

– Плевать! Пусть смотрят! – мотнул головой Макс, но тон сбавил. Надев ослепительно-публичную улыбку, предназначенную для посторонних, он повернулся к Лиде: – Слушай, ты, футляр для фаллоимитатора, если ты еще раз мне на пути попадешься, я тебя так разложу на многочлены, что потом ни один математик обратно не решит.

– Че-го?! – Лида чуть языком не поперхнулась. – Чего ты сказал?

– Ты еще и глухая в придачу? Лида – парень неплохой, только ссытся и глухой. И не "чего", а "что", деревня!

– Да прекрати ты, Макс! – Оксана дернула его за рукав, но тот только отмахнулся. – Вадим, ну скажи ты ему!

Но вмешаться Вадим не успел, потому что Лида, вся пунцовая, совсем как ее дурацкая кофточка, отороченная перьями, вскочила и выплеснула Максу в лицо чашку кофе.

– Ненавижу! – прошипела она и, прежде чем Макс успел опомниться, повернулась и пошла к выходу. Дорогу ей преградила официантка. Пожав плечами, Лида вытащила из кармана купюру и небрежно махнула рукой, отказываясь от сдачи.

Качая головой и бормоча что-то себе под нос, официантка подала Максу салфетку. Все вокруг смотрели на них, как на слона в цирке.

– Короче! – Макс вытерся и бросил салфетку на стол. – Предупреждаю. Если эта... – он бросил косой взгляд на Оксану, – если эта курва еще раз мне попадется под ноги, я за себя не ручаюсь. – Он встал. – Вадь, расплатись за меня, потом сочтемся.

– ..! – тихонько прокомментировала Оксана, когда Макс вышел.

Вадим рассеянно кивнул. Постепенно публика вернулась вниманием в тарелки. Зальчик снова заполнил негромкий гул голосов, звяканье вилок и ложек.

– Как ты думаешь, чем все закончится?

Отвечать не хотелось. Вообще не хотелось разговаривать. За ночь вчерашняя обида выросла до размеров упитанного Голиафа. Опять притворяется. Опять врет. Не говоря уже о том, что она с самого начала от него скрыла. Что это было, интересно?

"Эй, сбавь обороты, – поднял голову адвокат. – Чья бы корова мычала!"

"Зато я не убивал Генку!"

"Ты просто не успел!"

"Да ничего подобного!"

Оксана подождала ответа, потом закусила губу и опустила глаза. Повозила ложечкой по лужице пролитого кофе, превращая ее в длинношеего бронтозавра. Потом резко встала и вышла.

Видали! Переживает она, внезапно разозлился Вадим. Раньше надо было думать.

И тут же ему стало стыдно, да так, что запылали не только уши, но, казалось, даже пятки. А если бы он действительно убил Генку?! Неужели не думал об этом? Думал, не один раз думал. Еще в Праге. И в горах, когда Генка с Оксаной пошли кататься на лыжах. И даже тогда, когда погас свет. Не затем ли он пошел в Генкину комнату? Нет? И может это утверждать, положа руку на сердце?

Так вот если бы он действительно убил Генку, чего бы он ждал тогда от Оксаны? Понимания? Любви и преданности несмотря ни на что? Даже несмотря на все то, что от нее скрывал?

– Но ведь это же... Это же... – от возмущения Олег никак не мог вспомнить простейшие чешские слова. – Это просто подтасовка фактов!

– Странно, пан Попов, – вежливо улыбнулся капитан, оставив глаза совершенно равнодушными, – но вы не производите впечатления такого... поборника справедливости. Насколько я понимаю, мое решение вполне в интересах ваших сограждан.

– Вы оставляете убийцу безнаказанным! Неужели вы сами верите, что это правда?

– Разумеется, нет. Напротив, я почти стопроцентно уверен, что и пана Савченко, и пани Бельску убил другой человек. Мне очень жаль, что приходится бросить тень на имя пани, но... Поймите, это преступление из разряда тех, которые невозможно раскрыть.. У каждого был мотив и возможность. Зато нет улик. Нет доказательств. Любое логическое построение будет моментально разбито мало-мальски грамотным адвокатом в пух и прах. Кроме того у меня нет времени. Я не могу задерживать их здесь. Конечно, я могу отпустить их и продолжать следствие. Но чисто формально, потому что ничего нового в отсутствие подозреваемых узнать не смогу. Я могу передать все материалы в Петербург, могу подать ходатайство о совместном ведении расследования. Но это опять же ничего не даст.

Олег вскочил и забегал по комнате – взад-вперед, взад-вперед.

– Но почему просто не закрыть дело, я не понимаю? – Олег взъерошил волосы и снова упал в кресло. – Почему надо обязательно обвинять во всем Бельскую?

– Во-первых, пан Попов, – капитан сложил руки домиком на круглом, выпирающем из-под ремня животике, – мое заключение не обязательно неверное. Я сказал, что уверен в виновности другого человека почти на сто процентов. Почти! Но ведь я могу и ошибаться. И тогда – вот парадокс! – я оказываюсь прав. Пани Бельска имела мотив и возможность для убийства так же, как и все остальные. А во-вторых, я не могу просто так взять и закрыть дело с двумя трупами. Это ведь не мелкая магазинная кража на сумму пять крон, когда ущерб возмещен и пострадавший просит помиловать воришку. Одно дело, если бы я не мог найти ни одного подозреваемого. Тогда дело пришлось бы – заметьте! – не закрыть, а приостановить его расследование на неопределенный срок. До появления новых обстоятельств. Но у меня целых пять, даже шесть подозреваемых! И если я не могу выбрать, это говорит о моем непрофессионализме. А мне, простите, осталось до пенсии всего два года.

– Но как же... – растерянно пробормотал Олег.

– Пан Попов, дело закрыто в связи с самоубийством главного подозреваемого, – отчеканил капитан, глядя ему прямо в глаза. – Если вы оформили все документы, можете уезжать в Прагу. Тела будут отправлены завтра утром. Может быть, вы хотите заявить официальный протест, несогласие с результатами следствия?

– Нет, не хочу, – ответил после долгой паузы Олег, разглядывая свои ботинки.

И снова знаменитая немая сцена из гоголевского «Ревизора» поблекла в сравнении с тем, что произошло, когда угрюмый Попов перевел традиционно собравшимся в «мужской» комнате слова капитана о том, что дело закрыто и они могут уехать. Лида замерла с приоткрытым ртом. Макс мелко качал головой, как дедушка Паркинсон. Оксана до крови прикусила губу. Вадим откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. И только Миша выглядел вполне спокойным, хотя морщинка между его бровями превратилась в противотанковый ров.

Воздух стал густым от невысказанных слов, которые, казалось, застряли где-то на полпути.

– Na shledanou a št*astnou cestu31 – с отвратительной вежливостью пожелал капитан и вышел.

Попов стоял у окна с выражением Понтия Пилата: мне это не нравится, но что я могу поделать, а потому пропади все пропадом!

– Он это серьезно? – первым отмерз Макс.

– Вполне, – буркнул Попов.

– Но... – тут Макс замолчал и снова затряс головой, словно пытался пропихнуть на волю застрявшие слова.

– Что еще не ясно? – трагически вздохнул Попов: как вы мне надоели! – Или чем-то недовольны? Тогда надо было говорить сразу.

– На основании чего он решил, что именно Лора... Бельская убила Савченко, а потом покончила с собой? – спросила Оксана.

Вадим кинул на нее косой взгляд. Ее лицо казалось едва ли не бледнее белого свитера ирландской вязки, глаза выглядели двумя темными провалами. Короче, Оксана выглядела отвратительно. И чего лезет опять на рожон, подумал Вадим с раздражением. Неужели нельзя помолчать?

Попов смотрел на Оксану, как старшеклассник на первоклассницу, которая осмелилась спросить его, зачем это он курит за углом школы.

– А с какой стати вам должны об этом докладывать? – изрек он наконец, по-базарному уперев руки в боки. – Повторяю, если вы не удовлетворены, надо было говорить сразу.

– Да нет... но... – растерялась Оксана. – Просто хотелось знать.

– Меньше знаешь, как говорится, лучше спишь.

– Послушайте, – не вытерпел Вадим, – наверно, нам действительно придется воспользоваться вашим предложением.

– Это каким? – саркастически поинтересовался Попов, по-прежнему стоя фертом.

– Сообщить в консульство о вашем безобразном, хамском поведении.

– Да на здоровье. Но прежде чем сделать это, подумайте, не будет ли хуже.

– Вы нам угрожаете? – приподнял брови Макс.

– Примерно, – согласился Попов. – Знакома вам эта вещичка?

Нет, этот Попов все-таки не клоун, подумал Вадим. Он фокусник. Вот только что его руки были пустыми, как вдруг – раз, и в них до тошноты знакомая зеленая тетрадка.

Вот теперь стало понятно. В суматохе о ней все забыли. Наверно, Попов прибрал ее к рукам, как только в дом вошел. Понятно и то, почему он так настойчиво интересовался, чем именно Савченко шантажировал его и Оксану. В дневнике Генкином этого уже не было – предчувствовала Оксанка, что ли? – а знать ну очень хотелось, для комплекта. Макс и Лида – это как-то жидковато. И кассетами очень интересовался: что за Валгалла такая. Надо же, шантажисты плодятся, как мухоморы.

– Скажите, господин Попов, – в данной ситуации Вадим мог позволить себе улыбнуться, – а зачем вы тогда так настоятельно допытывались, куда делся дневник?

– Просто вы, господа, на самом деле элементарные засранцы, поэтому смотреть на вас, когда вы начинали топтаться с ноги на ногу, было просто удовольствие...

– Может, у вас тоже рак и вас тоже надо убить – милосердия ради? Знаете, раньше даже кинжал такой был, специально для добивания раненых. Назывался мизеркордия, – вполне невинно перебила его Оксана. – Просто Гена Савченко примерно так же себя вел. А у нас, наверно, выработался условный рефлекс.

Но Макс и Лида не были настроены так весело.

– Послушайте, – начал Макс, нервно крутя в руках расческу, но Лида его опередила:

– Сколько?

– Сколько? – переспросил Попов, хрустко проводя ногтем по обрезу тетради. – Вы у нас богатые наследники, скупиться не пристало. По двадцать тысяч с носа – это скромно.

– Ха! И еще раз ха-ха! – прокомментировал Вадим.

– А я не с вами разговариваю! – огрызнулся Попов и повернулся к Максу: – Ну как?

– Поймите вы, – пытался втолковать ему Макс, вытирая со лба крупные капли пота, – у нас сейчас денег только до дома добраться. На такси и то не хватит. Мы же все расходы по покойникам оплатили. А еще за гостиницу надо будет заплатить и жить три дня.

– Ничего, ничего, я не тороплюсь. Дневничок у меня останется. Летом приеду в отпуск, как раз полгода пройдет. Найду вас. А то дом могу взять.

– Нет, только не дом! – взвизгнула Лида. – Лучше деньги.

Миша брезгливо сморщился. Все это время он сидел в стороне и молчал, наблюдая за происходящим. Он словно невзначай повернулся к Вадиму и едва заметно приподнял подбородок. Вадим медленно опустил веки.

– Ой, что это там? – расширив глаза, он смотрел куда-то за спину Попова.

На старый и избитый до неприличия трюк тот попался с жадностью неофита. Повернулся к двери и спросил:

– Где?

В этот момент Вадим резко толкнул Попова вперед, так, что попавшаяся на траектории полета тумбочка жалобно крякнула под его переносицей. Миша в этот момент выхватил из рук Попова тетрадь.

– Ой, порвалась! – он вырвал несколько страниц и разорвал их клочья. – Ой, опять порвалась.

Через пару минут ковер был усеян мелкими обрывками. Попов сидел на полу и жадно смотрел на них, размазывая по лицу кровавые сопли.

– Жирноват ты, парень, для шантажиста, – посетовал Миша. – И трусоват. Кто много кушает, тот быстро давится. Как, может, капитану позвонить, а?

Не говоря ни слова, Попов встал и вышел, хлопнув дверью.

– Макс, ты совсем башку потерял от страха, – Вадим постучал костяшками по тумбочке, которую как раз ставил на место. – Нас тут три мужика, да еще две бабы. А вы начинаете с ним переговоры вести, как с террористом.

– А ты, Вадик, рано радуешься! – Лида сидела на кровати, поставив локоть на пышное бедро и подперев щеку ладонью.

– В смысле?

– Забыл про кассеты? Которые под Валькой? Кто их первый вытащит – тот и король. А кто не успел – тот, как водится, опоздал.

– О Господи! – Оксана сморщилась, словно откусила лимон. – Лидка, и ты туда же? Неужели не поняла еще, что шантажист – профессия опасная и не способствующая долголетию?

Лида запнулась, а Вадим от досады даже к окну отвернулся. За какие-то десять минут Оксана дважды намекнула на то, что шантажистов – убивают. Она вообще соображает, что делает? Обрадовалась, что гроза стороной прошла, успокоилась?

Но Оксана, как раз и не думала успокаиваться. Наоборот!

– Послушайте, вы верите, что Генку действительно убила Лора? Убила, а потом покончила с собой? – она обвела взглядом всех по очереди, особенно задержавшись на Вадиме, который поспешил глаза отвести.

– Очень даже может быть, – промямлила Лида, выковыривая ногтем грязь из-под ногтя другой руки. – Почему бы и нет?

Миша плечами пожал, Вадим только краем рта дернул: может, хватит, а? Все смотрели на Макса.

– Не знаю, – наконец выдавил он.

– Просто всем так удобнее! – неожиданно зло и жестко отчеканила Оксана. – Помнишь, Макс, ты говорил: странно, что не валят все на Лору. Вот и свалили. Дело раскрыто, все свободны, господа.

Вадим изо всех сил пытался казаться спокойным, но про себя чуть не плакал: да замолчи же ты!!!

– Откуда ты знаешь, может, это и на самом деле Лора? – осторожно предположил Миша.

– Ну Лора так Лора, – Оксана так же неожиданно сменила тон еще раз, сказав эти слова уже не резко, а совсем равнодушно.

– Так что будем делать с кассетами? – снова влезла Лида.

– Да ничего! – отрезал Вадим.

– Как?

– Да так. Пропади они пропадом. Нехай сгниют. Я думаю, там и кассет-то никаких нет. Он специально о них написал, чтобы мы перегрызлись. Вот смотрит на нас сейчас и смеется.

– А если есть? – настаивала Лида.

– Предлагаю о них забыть.

– Как так забыть?! – на этот раз возмутился Макс.

– Неужели мы настолько друг другу не доверяем?

– Риторический вопрос! – хмыкнула Лида. – Конечно!

– Вы предлагаете прямо из аэропорта поехать на Генкину дачу, расчистить снег и выдолбить под Валгаллой котлован?

– Да! – хором ответили Лида и Макс.

– Только меня от этого избавьте, – попросил Миша. – С меня снега и так более чем достаточно. Тем более я к вашему позорищу отношения не имею, а эта... – он кивнул в сторону Лиды, – меня больше не интересует. Я лучше в загс поеду, заявление на развод подам.

– Не в загс, а в суд! – отбила подачу Лида. – У нас есть совместно нажитое имущество.

– Ближе к делу, – посоветовала Оксана. – Давайте подумаем, что дальше. Билеты у нас на послезавтра. Если уедем сегодня, надо будет еще две ночи где-то ночевать. Вряд ли мы в Праге найдем такой караван-сарай. Денег-то в обрез. А если остаться здесь и уехать 8-го утром, можем и опоздать на самолет.