Текст книги "Приют одинокого слона (СИ)"

Автор книги: Татьяна Рябинина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

– Чепуха! Это я тебе как адвокат говорю. Где доказательства, что это ты? То, что вы с Лоркой вместе жили, не довод. Правда, то, что ты хотел с моста спрыгнуть, не за тебя говорит. Но я не скажу никому.

– Спасибо. Дай-ка закурить!

Макс остановился, слегка дрожащими пальцами взял сигарету, прикурил, затянулся глубоко.

– Скажи, Вадик... Я не знаю, что там о тебе Генка написал, Ксанка страницы вырвала, а сам ты, наверно не скажешь... – он замолчал выжидательно, но Вадим не спешил с ответом, и Макс продолжил: – Вот то, что ты сделал... Тебя совесть не мучает?

– Ну почему же? – глядя в сторону, ответил Вадим.

– Вот и я... А вовсе не потому... Скажи, только честно, ты думаешь, это я?.. Ну, Генку?..

– Нет, не думаю, – Вадим не кривил душой. Потому что знал – кто.

Олег сидел в ресторане у окна и пил уже вторую чашку чая – с медом, лимоном и какими-то пахучими травками. В зале было пусто, все уже давно позавтракали и ушли. Официантка поглядывала на него с едва скрываемым нетерпением, но он не обращал внимания: клиент всегда прав, не так ли?

В очередной раз с отвращением оглядел оклеенные пленкой "под дерево" стены, неопределенного цвета плиточный пол и люстру из поддельного хрусталя.

Все было скверно. Как говорила Кристина, жизнь дала трещину и стала похожа на задницу.

Казалось бы, чего ему переживать-то? Он свое дело сделал, может в Прагу ехать спокойно. Мертвых запакуют и отправят, живые сами уедут. Кого-то одного спровадят особым грузом. Приедут российские менты и заберут. Флаг им в руки.

Но вот что-то зацепило его и держало. То, что он знал когда-то Савченко?

Олег попытался вспомнить его – нет, не покойника с обтягивающей скулы желтовато-серой восковой кожей, с заострившимся носом и запекшейся черной кровью на виске. Он пытался вспомнить юркого невысокого паренька с румянцем во всю щеку и невероятно обаятельной улыбкой, от которой млели девчонки.

Дискотеки в фойе актового зала – скользкий "мраморный" пол, французские окна, выходящие во двор, наверху, на балконе, – диджей Лешка, музыкальный царь и бог, со своей аппаратурой. Он, Олег, исправно ходил на все дискотеки, топтался со всеми "кружком", украдкой выходил покурить, благо, закутков за сценой было немало. Только вот медленные танцы никогда не танцевал. Стоял у стеночки и смотрел, как мальчики лапают девочек, а девочки прижимаются к мальчикам. Смотрел и завидовал. Потому что его девчонки всерьез не воспринимали. Однажды он рискнул пригласить одну. Отнюдь не красавицу. Думал, уж ей-то выбирать не из кого. Как же! Бровки вскинула, нос сморщила. Я не танцую, говорит. И пошла приглашать Генку Савченко. Было у них такое – не ждали, когда белый танец объявят, сами шли. Правда, частенько с носом оставались. Но Савченко никогда никому не отказывал. Сам редко приглашал. Не успевал, наверно. Он был тогда в восьмом, но на него вполне обращали внимание десятиклассницы...

– Co mАm d?lat?21 – пробормотал Олег себе под нос, стукнув чашкой о блюдце.

– Mohu vАm n?jak pomoci?22 – изображая вежливость, шевельнулась официантка.

Олег покачал головой, положил под блюдце пару смятых бумажек и вышел. В холле он чуть не столкнулся с Садовским и Костиным, который шел, чуть покачиваясь, как пьяный, и держался за рукав Садовского. С утра уже успел нагрузиться? Ну и компания! Савченко был наркоманом, Бельская – тоже. Костин, похоже, алкоголик. И при этом все такие респектабельные, с ума сдохнуть. Только вот кто-то из этих респектабельных господ спровадил Гену Савченко на тот свет.

Он зашел в свой номер и упал на кровать, даже не сняв ботинок. Чего делать-то? Капитан просил быть в пределах досягаемости – на случай, если вдруг понадобится. А что, собственно, они могут? Ну, вскрытие сделают. Найдут наркоту. И что это даст?

Олег снова и снова вспоминал все показания. Благо, что на память никогда не жаловался. Что-то тут было не так.

Жесткая, комковатая подушка действовала на нервы. Он попытался подоткнуть ее под спину, но стало только хуже. Тогда Олег встал и начал расхаживать по номеру. Девять шагов от окна до двери, девять шагов обратно. От стены к стене меньше – кровать мешает. Солнце заливало комнату, пылинки взвивались, роились, сталкивались в его лучах. Похоже, потертый ковер пылесосят от случая к случаю.

Любопытство? Скука? Охотничий азарт? Что?

Не все ли равно!

Они врали. Все.

Он даже засмеялся, когда понял это. Они что-то скрывали. Им всем было, что скрывать. Каждый из них будет изображать херувима, возмущаться и – что характерно! – в меру своих возможностей искать убийцу. Хотя бы строить предположения.

Они все ему не нравились. Стоило ему вспомнить кого-то и подумать о нем пристальней, тут же казалось: это он. Или она.

Вадим Садовский. Высокомерный, словно взирающий из запредельного. Адвокат. Уж кто как не он знает, каким способом воду замутить.

Его женушка Оксана. Психолог. Тоже неплохо. Мелкая, тощая, остроносая. Предпочитает помалкивать. Тот самый пресловутый тихий омут.

Михаил Одинцов. Слесарь-секьюрити. Высокий, сутулый, не знает, куда руки девать. Типичный подкаблучник, который вдруг осерчал на свою женушку и сам испугался своей смелости, но пытается держать марку. Мог он убить? А почему бы и нет?

Лида Одинцова. Полный караул. Еще совсем молодая, но выглядит теткой, которая пытается строить из себя девочку-инженю. Разговаривает тоненьким голоском, присюсюкивая. Так и кажется, что сейчас опустит перед собой пухлые ручки ладонями вниз, глазки опустит и завертит попой из стороны в стороны, изображая крайнее смущение. Фальшивая и сладкая, как сахарная вата. Только посмотришь на нее – и уже задница склеивается. Вот только под сахарной оболочкой – редкостная стервозность. Эдакая какашка в малиновом сиропе.

Но самый большой кошмар – это Костин. Этот экземпляр вызывал у Олега не просто неприязнь, а самое настоящее отвращение. Если бы он мог выбирать, то несомненно ткнул бы пальцем в него.

Но увы, просто так выбрать того, кто ему нравится меньше всех, чтобы сказать "ага, это он!", он не мог.

Итак, они все врут. Как было дело? Да очень просто. Они все старые друзья, приехали на каникулы. Повидать, опять же, старого друга. Сначала были в Праге несколько дней, потом приехали в горы, в его, так сказать, загородную резиденцию. Отмечали Новый год. Погас свет. Все разошлись по углам. Потом, через какое-то время сошлись обратно. А Савченко... Царство ему небесное.

Ссорились? Ругались? Да что вы! Никогда! Все было хорошо. Просто замечательно.

Все было замечательно. И в результате – два трупа.

Ну, Бельская действительно могла покончить с собой. Почему? Не потому ли, что Савченко убила? Фу! Хотите сказать, совесть замучила? А кто ее знает!

Вся беда была в том, что пану капитану ничего об этой компании толком неизвестно. Кроме того, что они сами пожелали поведать. Что послужило мотивом, что поводом? Было ли это заранее спланированное, обдуманное убийство – или же спонтанный взрыв, пьяная ссора? Кто их разберет. То ли они действительно ничего не знают, то ли выгораживают кого-то. Кого-то? Кого-то одного? А может, они все в этом были замешаны? А что? Эдакое убийство в Восточном экспрессе.

Олег завелся так, что уже никак не мог остановиться. Сердце от возбуждения так и бухало, вообразив себя новым Царь-колоколом. Неправильно он выбрал профессию. Наверно, надо было стать юристом. Следователем, например.

Остынь, Олежек! Неужели неясно, что таким нехитрым способом ты пытаешься доказать себе собственную самодостаточность. Не нравится в тридцать четыре года бумажки с полки на полку перекладывать? Хочется большего, правда? Раскрыть эту леденящую кровь и вздыбливающую волосы тайну. Хотя бы только для того, чтобы не чувствовать себя полным ничтожеством, над которым не смеется только ленивый. Клоуном. А так – премудрый змий, гений частного сыска, утерший нос бравым полицейским.

Возбуждение улеглось, словно воздух из надувного матраса выпустили. Даже солнце светило уже не так ярко, и пылинки не вспыхивали в его лучах радужными искрами. Он подошел к шкафу, открыл дверцу и, поджав губы, начал пристально разглядывать себя в мутноватом зеркале, которое было вделано во внутреннюю сторону дверцы.

Вот вам, панове, портрет типичного неудачника. Дурацкая фамилия, дурацкая внешность, дурацкая работа, не менее дурацкая жена. И даже любовница, положа руку на сердце, – тоже дурацкая. Ну кто еще позарится на этого унылого мелкого снетка в квадратных очках и с лошадиными зубами. За тот год, который она проработала в Праге, ни один холостяк даже не глянул в ее сторону, не говоря уж про женатых. Только он, которому было просто невмоготу терпеть Зинку и который сделал эту попытку, будучи на сто процентов уверенным в успехе. А в противном случае и рисковать бы не стал.

Хотелось выть от тоски и разочарования. Интересно, это то, что называют кризисом среднего возраста? Или то, от чего господа аристократы бывалочи бесились и стрелялись?

Хоть бы скорее капитан объявился, что ли! Хоть бы скорее все это закончилось! Вот тогда можно будет и о будущем подумать.

– Чего тебе? – буркнул Миша, старательно разглядывая картинку в потрепанном журнале, оставленном в тумбочке кем-то из прежних постояльцев.

– Дай мне денег! – резким тоном потребовала Лида, вломившаяся в номер, как осадная башня. Всем своим видом она демонстрировала крайнее к нему презрение. Жирно подведенные глаза в слипшихся от туши ресницах, свисающие на глаза пряди волос, вишневые штаны в обтяжку – те самые, о которых писал Генка.

– Зачем? – прячась за журнал, спросил Миша.

– Пойду пройдусь.

– Нам же сказали быть здесь.

– Мы что, рабы? Или заключенные? – Лида смотрела на него с плохо скрываемой ненавистью. – Хочу и пойду. Дай денег!

– Довольна, сучка? – Миша вспомнил Генкину улыбку – наверно, его собственная сейчас была примерно такой же. – Что, теперь уже можно не притворяться? Легче стало?

– Заткнись! Хватит хрендеть!

Мише показалось, что Лида стала вдруг похожа на дурную кошку, которая шипит, зажмурившись, прижав уши и выставив клыки. А кошек он не переваривал с детства. Снова, как вчера, зашумело в голове, потемнело в глазах. Он вскочил и сделал шаг к Лиде.

– Не подходи! – Лида напружинилась, и ненависть в ее глазах стала такой ослепительной, что даже смотреть на нее было жутко. – Хочешь как вчера? А что, если я скажу всем, что это ты убил Генку?

– Что?! – оторопел Миша.

– А вот то! Доказывай потом, что ты не верблюд. Так и скажу: убил, мол, из ревности.

– Стерва!

– Ну и что? Так дашь ты мне денег или нет?

– Пошла на хрен! Иди и говори, что хочешь и кому хочешь.

– Я и сама возьму!

Прежде чем Миша успел что-то сказать или сделать, Лида ловко выхватила из внутреннего кармана его висящей на стуле куртки бумажник и выскочила из номера.

Миша без сил опустился на кровать и со стоном обхватил руками голову. Идиот! Думал, что страшнее Динки зверя нет. Что дважды снаряд в одну и ту же воронку не попадает. Ах, ах, Лидочка, неземная, воздушная! Ну, со странностями, но у кого их нет. Вот и получай, фашист, гранату. Бачилы очи, шо куповалы... Да куда там "бачилы"! Слепой был, как крот. Причем, по собственному желанию – ничего видеть не хотел.

Вот и вчера. Чуть было не растаял, кретин картонный!

Когда выходили из ресторана, Лидка догнала его и шепнула: "Приходи через полчаса, Оксана с Вадимом в бар пойдет. Мне с тобой поговорить надо".

Ей, видите ли, надо. Это ему надо было послать ее по вполне определенному адресу. Нет, пошел, идиот. А она сидит в постели, намазанная, как проститутка, и в пижаме такой же, проститутской. И ручонки тянет: ах, Миша!

Нет чтобы подумать, что грабли – это не роскошь, а средство для встряски мозгов. Дрогнул сначала. Подошел, сел рядом. А она, похоже, решила навести мосты. И для этого осчастливить его. Собою, драгоценной. Начала глазки закатывать, дышать, как паровая машина, и пуговицы ему расстегивать. Хоть бы раз что-нибудь подобное раньше устроила. Нет, изображала из себя бревно дубовое. Деву непорочную. Единственная эрогенная зона – кошелек. Это с ним. А с Генкой?

Вот тогда-то он и не выдержал. Как будто заволокло все красной пеленой с черными молниями. Схватил за шею и начал душить. Только ее визг привел его в чувство.

– Молчи! – бросил он ей сквозь зубы и спрятался за дверью туалета. А когда все толпой забежали в номер, вышел тихонько и присоединился к ним, никто и не заметил.

Честно-то говоря, он и не надеялся, что Лида промолчит. Но она посмотрела на него и рот захлопнула. Почему, интересно? А ее сегодняшняя угроза? Это как, всерьез? Что она задумала?

– Zav?eno23 , – неприветливо буркнула официантка, выглядывая из двери ресторана, и добавила по-английски: – The bar is closed24 .

Эта неопределенного возраста дама словно прибыла из начала 70-х: короткое синтетическое платье, обтягивающее пышные бедра, не менее пышная прическа, густо подведенные глаза.

– Really?25 – приподнял брови Макс.

Видимо, было в его голосе или лице что-то такое, что официантка стушевалась.

– Just a moment26 , – она заглянула в зал, посмотрела по сторонам, пару раз позвала некого Ярду, надо понимать, бармена, и сама вернулась к стойке, изображая крайнюю предупредительность: чего изволите?

Макс потребовал бутылку "Бехеровки", довольно крепкого пойла на травах. Они сели за столик в углу. В зале было темно: окна закрывали тяжелые темные шторы. Официантка включила маленькую настольную лампочку: беленький домик с красной черепичной крышей, из окошка которого лился свет. Впрочем, света этого было так мало, что они могли видеть, в лучшем случае, рюмки и бутылку, но никак не лица друг друга.

Вадим подумал, что сейчас спиртное вряд ли возьмет Макса, но того, видимо, уже отпустило, и он поплыл после первой же рюмки. А после третьей приблизил свое лицо с сумасшедшими глазами к самому лицу Вадима и лихорадочно зашептал, брызгая слюной:

– Я знаю, кто убил Генку. И Лорку тоже. Сказать?

– Откуда ты знаешь? – Вадим беспомощно оглянулся по сторонам, словно кто-то мог их подслушать. Ему хотелось хоть на несколько секунд оттянуть неизбежное.

– Знаю, – горько улыбнулся Макс. – Я ее видел. Видел, как она шла к Генке в комнату. И Лорка видела. Только она Лорку видела, а меня нет.

Вадим вцепился ногтями в ладони и ничего не почувствовал. Макс молчал, словно предвкушая и растягивая удовольствие. Вадим налил золотистую жидкость в рюмку и залпом выпил. Вкуса не было – как и боли в поцарапанных ладонях.

– Это Лидка.

– Как?! – Вадим поперхнулся и натужно закашлялся.

– А вот так. Я спускался по лестнице и услышал наверху шаги. И свет увидел от свечки. Это могла быть либо Ксана, либо Лидка. Вы с Лоркой были еще внизу, а Мишка – на улице. Я пригнулся, она меня не увидела.

– Подожди-ка, – перебил Вадим. – Если она тебя не видела, то как ты мог ее видеть? Тем более в темноте. Что там света от свечки!

– Я милую узнаю по походке. Лида топает, как беременный бегемот. А потом я спустился в туалет. Моя свечка была там. Я ведь в туалет сначала пошел, а потом уже наверх поднялся.

– Подожди! А чего тебя наверх понесло, да еще без свечки? – насторожился Вадим. Что-то в этом рассказе ему не нравилось.

Макс молчал, покусывая губу. Потом он снова наполнил свою рюмку, выпил, поморщился.

– Вадим... – он рассматривал свои руки, которые в тусклом свете лампочки казались древесными корнями. – Понимаешь... Я не помню, зачем я поднимался наверх, да еще без свечки. Ты же знаешь, я был здорово пьяный. А в таком состоянии у меня из действительности выпадают куски. Я помню, что блевал внизу. Помню, что поднимался наверх. Помню, что спускался. А вот что было между – ну, хоть убей.

– Интересное кино! – возмутился Вадим. – А может, это ты Генку?.. И сам не помнишь.

– Не-ет! – хитро прищурился Макс. – Когда Лидка пошла к нему, он был еще жив. Я слышал его голос. Он сказал, чтобы она заходила. Так вот, когда я снова был в туалете... Помнишь, мы еще смеялись, что там зеркало на двери, ну, примета плохая? Так вот, я дверь не закрыл. Слышу, дверь из кухни тихонечко открылась. Смотрю в зеркало – Лора на цыпочках крадется. По лестнице поднялась. И что-то они там друг другу сказали.

– Кто кому? – не понял Вадим.

– Кто-кто! Лора с Лидой.

– Подожди-ка...

– Вадим, вы здесь?

На пороге стояла Оксана.

– Ксюня, иди сюда, посиди с нами! – заорал Макс. – "Бехеровки" хочешь?

– Да нет, – отказалась Оксана, подходя к ним и садясь за столик. – Разве что пива.

Вадим оглянулся, но официантки нигде не было. Видимо, она решила, что и так сделала для них слишком много, и поспешила удалиться за пределы досягаемости.

– Н-да, придется обойтись без пива, – заключила Оксана. – Не очень-то и хотелось. Что обсуждаем?

– Отгадай с трех раз?

– Понятно, – с кислым видом кивнула она. – И как?

– Да так, кое-что.

Макс закурил и откинулся на спинку стула, всем своим видом показывая: больше ни слова!

– Может, хватит выпендриваться? – разозлилась Оксана. – Крутой такой, да? Между прочим, я видела, как ты в Генкину комнату шел. Что, скажешь не было?

Она взяла в руки его зажигалку, маленького позолоченного дракончика с тремя головами, и стала раз за разом нажимать ему на живот, при этом его средняя голова изрыгала пламя на манер огнемета. Оксана смотрела на Макса в упор, он же глаза не отводил, и вид у него был достаточно нахальным. Вадим только головой качал, не зная, что и сказать. Все это напоминало какой-то глупый фарс. Макс обвиняет Лиду, Оксана – Макса, хотя после того, что она сказала ему вчера вечером, когда они сидела за стойкой...

После всего этого он мог сказать только одно: сам он Генку не убивал. И Лору тоже. И больше ничего определенного.

– Тебе показалось, – наконец ответил Макс – спокойно, очень спокойно.

– Черта с два! Ты меня не видел, а я тебя – очень даже. Я, можно сказать, в щель подглядывала. А ты по лесенке вверх крался. Как шпион. Даже свечку не взял. И прямо к Савченко в комнату.

– Ты же сам сказал, что не помнишь, где был, – поддержал жену Вадим.

– Что за бред? – возмутилась Оксана.

Макс посмотрел на Вадима, как на предателя.

– Может, я там и был. Может быть. Если ты не сочиняешь.

– А зачем? – удивилась Оксана. Она еще раз нажала на брюхо дракона, обожгла палец и отбросила зажигалку.

– А я знаю? Все валят друг на друга, как на мертвых. Ой, ничего себе каламбурчик, да? Короче, все врут. Я еще удивляюсь, почему не валят все на Лорку. Это ведь так удобно, а? Так вот, голубка моя шизокрылая, даже если я и был у Генки, чего я абсолютно не помню, так все равно он после этого остался еще в живых. На какое-то время. Потому что после меня у него побывала еще и Лидуня. А потом – Лора.

– То, что Лидка у Генки была, я знаю, – медленно произнесла Оксана, разглядывая подсвеченное снизу лицо Макса. – Она мне сама сказала. И шаги я слышала. И то, как Лидка с Лорой любезностями обменялась. Но было это до твоего визита или после – еще вопрос.

– Подожди, Ксан, – вмешался Вадим. – Ты сама себе противоречишь. Ты говоришь, что видела, как Макс шел к Генке. И слышала, как туда же шли Лида с Лорой. Ты что, не помнишь, что было раньше?

– Элементарно. Потому что после Лидки и Лорки к Генке приходил еще кто-то. Не знаю кто. Может это ты, Максик, вернулся?

– Слушай, ты! – в голосе Макса зазвучала угроза, он начал медленно подниматься, но Вадим с силой дернул его за руку:

– Сядь и успокойся!

– Сесть-то я сяду, – Макс припал к столу, как дикий кот перед прыжком. Его глаза ловили свет лампочки и тускло поблескивали, словно отражение уличного фонаря на мокром асфальте. – Я сяду. Только, Ксюша, я тебе вот что скажу. Ты уж, Вадик, меня прости, но я скажу. Я к тебе всегда хорошо относился. Гораздо лучше, чем ты ко мне. Скажешь, нет? Ты-то меня никогда не любила. Думаешь, я не замечал? Нет, ты меня не любила. А вот я тебя – любил. Все эти годы любил.

– Максим, ты... ты пьян, – растерянно пробормотала Оксана, а Вадим нахмурился.

– Да, киска моя, я пьян, – расхохотался Макс. – И намерен надраться еще больше. Только сначала скажу все. Так вот, я очень тебя любил. Помнишь, песенка такая была душещипательная: "А я нашел другую, хоть не люблю, но целую", – фальшиво пропел он. – Хотя, нет. Лорку я тоже любил. Только по-другому. Ты для меня была – как недосягаемый ангел. Я к тебе даже приблизиться боялся лишний раз. Тем более видел, что ты меня только терпишь. И я терпел. Что уж тут поделать.

Вадим сидел, уткнувшись лицом в сложенные ладони. Оксана машинально перекладывала из руки в руку зажигалку.

– Не знаю, что и сказать, – наконец выдавила она.

– Не знаешь – тогда молчи! – неожиданно грубо перебил ее Макс. – Скажи, за что ты хочешь меня утопить? Тебе мало того, что ты вытащила Генкин дневник? Конечно, ты и раньше меня не выносила, а после того, как прочитала, я теперь для тебя вообще пария. Да? Прокаженный?

Оксана молчала.

– Молчишь? Конечно, молчание – знак согласия.

– Нет. С дневником все получилось случайно. Хочешь верь, хочешь нет.

– Извини, не хочу. Ты же не веришь, что я был у Генки перед Лидкой. Почему я тогда должен тебе верить? И потом... Что ж ты не скажешь, что?..

Вадим подумал: сейчас что-то произойдет. Эта мысль промелькнула очень быстро, даже без слов. Он просто знал: сейчас что-то будет.

– Что ж ты не скажешь, что тоже была у Генки?

Даже в полутьме было видно, что Оксана покраснела. Вадим под столом ободряюще сжал ее руку: спокойно, я с тобой.

– Бред какой-то! – сказал он. – Интересно, а есть кто-нибудь, кто не был тогда у Генки?

– Я, говорят, был, – Макс искоса посмотрел на Оксану, которая сидела, сцепив зубы. – Лидка была. Ксана была. Лора? Лора, выходит, тоже была. Иначе чего ее наверх понесло? Насчет тебя, Вадик, говорить не буду, не знаю. А Мишка, вроде, ковырялся с проводами на улице.

– Ну хорошо, была я у него, была, – вздохнула Оксана. – Доволен? А вот кто потом там оказался, после меня – это очень интересно.

– И зачем же ты к нему пошла, можно узнать? – Макс сделал вид, что не услышал последней фразы.

– Да затем же, что и остальные, – уже почти спокойно ответила Оксана. – Чтобы заняться совершенно безнадежным делом. А именно, попытаться договориться с шантажистом.

– Да, все пытались, – кивнул Вадим. – Только у кого-то нервы не выдержали.

В этот момент открылись двери, двое мужчин в лыжных куртках, оживленно переговариваясь по-немецки, прошли мимо них в ресторан. Вадим посмотрел на часы и присвистнул удивленно: без пяти час. Вроде, только что они вышли из ресторана после завтрака, только что он втащил Макса на мост и привел в гостиницу, только что сели за столик. Что-то случилось со временем. Или с ними. Или со всем мирозданием.

– Что будем делать после обеда? – вполне миролюбиво, даже почти радостно спросила Оксана, словно вынырнула из темного омута и вдохнула полную грудь воздуха. – Может, выйти погулять где-нибудь рядом?

– Твое дело, – равнодушно отозвался Макс, допивая остатки "Бехеровки". – Я намерен дойти до ближайшего лабаза и затариться пойлом. Предлагаю основательно бахнуть. Реальность, братья и сестры, – это иллюзия, вызванная отсутствием в мозгу алкоголя. Миха вон сидит в номере, страдает. Не дело это. Понимаю, неприятно, но надо этим переболеть.

Впрочем, полноценной пьянки, такой, чтобы завить горе веревочкой и хотя бы на время забыть обо всем, не получилось. Наоборот, стало еще хуже.

"Поляну" накрыли на колченогой тумбочке: три бутылки, лимон, ветчина и сыр. И гостиничные рюмки из толстого голубого стекла, которые горничная выдала с величайшей неохотой. Миша сидел на кровати, поджав ноги, и большей частью хмуро молчал, подолгу "грел" рюмку в ладони и все чаще ставил ее обратно почти нетронутой.

– Да брось ты, Миха! – с жестяным, бренчащим оптимизмом пытался подбодрить его Макс. – Ну оказалась баба сукой в ботах. Что уж тут поделаешь. Как говорят, где малина, там и крапива. Все они такие. Просто некоторые похитрее, поэтому и не попадаются. Брось! Помнишь кота Леопольда? Неприятность эту мы переживем. Жизнь-то не кончена. По-твоему выходит, мне и вовсе в петлю лезть надо, так что ли?

Миша все так же молча пожимал плечами, а Вадим вспоминал утреннюю сцену на мосту. Похоже, Макс уговаривал не столько Мишу, сколько себя.

– Ты подумай про Генку! – настаивал Макс, опрокидывая рюмку и спешно закусывая тоненьким ломтиком ветчины. – Вот где ужас-то! Нет, не то, что он нам устроил – тут Бог ему судья. Ты подумай, каково ему было, раз он на такое пошел. Мало того, что боль дикая. У меня дед от рака умер. Так он криком кричал. Представляете, лежит и кричит: "Убейте меня! Убейте меня!" Сделают ему укол, он уснет ненадолго, а потом снова: "Убейте меня! Убейте меня!" И так несколько месяцев. Так вот, даже это не самое ужасное. Самое ужасное – лежать и думать: я умру. Совершенно точно умру. И никакое чудо не поможет. От этого еще и рехнуться можно.

– Мне непонятно другое. – Вадим поставил рюмку на тумбочку и лег, заложив руки за голову. – С чего он взял, что может быть судьей нам? Он что, святой? Или решил, что перед лицом, так сказать, вечности, имеет право раздать всем сестрам по серьгам? Сочетая приятное с полезным.

– Наверно, решил заодно узнать, кто из нас пойдет дальше других, – наконец подал голос Миша. – Между прочим, помните, он сам задавал себе этот вопрос. Ну, в дневнике. Только ответить, похоже, не успел. Слушайте, а давайте поиграем?

– В прятки? Или в салочки? – усмехнулся Макс.

– Нет. Давайте позовем девчонок и сыграем в такую забавную игру. Каждый напишет на бумажке, кого он подозревает, и бросит в коробку. А потом прочитаем.

– А на фига? Что это даст? Если, к примеру, – я уточняю, к примеру! – я убийца, то неужели я напишу себя?

– Да нет, просто интересно. Ведь у каждого, я думаю, есть своя версия.

– Лида с Ксаной не согласятся, – засомневался Вадим, которого Мишино предложение заинтересовало.

– Сейчас узнаем.

Миша встал, наспех завязал шнурки на ботинках и вышел.

– Не пойдут, – лениво протянул Макс. – Давай-ка лучше дернем. Давай, Вадька, выпьем за хороших людей – ведь нас осталось так мало!

Вопреки ожиданиям дамы идею поддержали. Вернее, Оксана просто согласилась: мол, ладно уж, раз вам так хочется. Зато Лида прямо засветилась изнутри, словно лампочка в носу зажглась.

Решили писать одной ручкой по очереди на одинаковых бумажках, печатными буквами. Макс пожертвовал листками из своей записной книжки, разорвав каждый пополам. Вместо шапки взяли непрозрачный полиэтиленовый пакет из-под спиртного.

Первой ручку схватила Лида. Взяв свой листок, она отошла к окну, пристроила его на подоконнике, сверблюдилась, словно прикрывая его всем своим телом, и старательно начала что-то выводить.

– Сворачиваем вчетверо! Чтобы одинаково было, – заявила она, кидая листок в пакет.

– Делать вам нечего! – проворчал Макс, – Фигней занимаетесь.

Но листок взял, быстро нацарапал на нем какое-то имя и опустил в "шапку". Один за другим они брали листки, писали на них и подходили к кушетке, где лежал пакет. Последней опустила записку Оксана.

– Ну, кто будет читать? – спросила она.

– Давайте я прочитаю! – предложила Лида. От возбуждения она раскраснелась и разве что не подпрыгивала.

Результат оказался не то чтобы неожиданным, но каким-то бесполезным.

"Оксана", "Вадим", "Михаил", "Лида", "Макс".

– Что и требовалось доказать! – заключил Макс. – Совершенно никчемная была затея.

На самом деле теперь стало даже хуже. Не зря же говорят, что несказанного нет. К мысли о том, что один из них убийца, добавилась еще одна, причем высказанная публично. Каждого из них кто-то подозревает. Причем один умышленно написал на листке имя заведомо невиновного.

Они сидели и смотрели друг на друга. "Кто из них написал меня?" – было написано на каждом лице. И мысль эта с каждой минутой все больше и больше отталкивала их друг от друга.

* * *

4 января 2000 года

Утром, сразу после завтрака, объявился пан капитан. Олег как раз возвращался к себе из ресторана. Они вошли в его номер, и полицейский поинтересовался, как поживают его подопечные.

– Да как поживают? Пьют в основном. И ругаются. Знаете, пан капитан, боюсь, придется вам их всех отпустить восвояси.

– Почему?

– Да тухлое это дело. Улик никаких. Все молчат, как партизаны. Возможность была у всех. А вот мотив вряд ли удастся выяснить. Если бы дело было в России...

– Трудно не значит невозможно, – по-иезуитски улыбнулся капитан и достал из кармана куртки рулончик факса. – Мой брат связался с полицией Санкт-Петербурга и попросил навести справки.

Олег только руками развел, когда пробежал факс глазами.

– Нечто подобное я и ожидал. Уж больно они все напирали на это: мы такие друзья, такие друзья, просто водой не разлить. Но, пан капитан... Не хочу вас разочаровывать, только этого вряд ли будет достаточно. Как отправная точка – да, сгодится. Но не как доказательство.

– Полностью с вами согласен, – капитан взял факс и старательно свернул его в тугую трубочку. – Надежда на то, что хотя бы один из них сломается. Конечно, долго тянуть мы не сможем, если в ближайшие дни ничего не выяснится, придется отпустить их домой, а дело закрыть. Да и вы, пан Попов, не можете так долго быть здесь. Но хотя бы попытаемся.

– Приехал капитан и просит вас всех собраться здесь, – объявил Попов, заглядывая в «мужскую» комнату. – Сходите, пожалуйста, за женщинами.

Макс, который собрался было повторить поход за спиртным и уже надевал куртку, упал в кресло с видом оскорбленной добродетели.

Вадим пошел вниз, а капитан не заставил себя ждать. Он поздоровался, присел на стул и стал ждать кворума. Попов подошел к окну и принялся разглядывать пейзаж.

– Пани Садовска, пани Одинцовова, – поприветствовал капитан входящих Оксану и Лиду.

– Не Одинцовова, а Одинцова! – надменно вздернула подбородок Лида.

– Остыньте, девушка! – осадил ее Попов. – У них так принято. Раз муж Одинцов, так вы будете – Одинцовова. Никакое иностранное происхождение в расчет не принимается.

– Тогда почему она не Садовскиева?

– Польские фамилии и им подобные – исключение.

– Вечно у нас Ксюша – исключение, – зло бросила Лида. Так же зло зыркнув в Мишину сторону, она села на кушетку.

Капитан попытался было говорить по-русски, но буквально через пару фраз понял, что дело безнадежное, и перешел на чешский. Попов, вздохнув тяжело, принялся переводить:

– Пан капитан хочет знать, действительно ли отношения между вами и убитым были дружескими? Не было ли в прошлом каких-то ссор, конфликтов?

– Не было, – за всех ответил Вадим.

– А между тем, Вадим Аркадьевич, из Петербурга прислали кое-какие материалы, которые ваше заявление опровергают.

– Не морочьте нам голову, Олег Георгиевич, – возмутился Вадим. – Вы хотите сказать, что этот провинциальный полицай за сутки откопал что-то за тридевять земель? Да наша доблестная милиция даже для своего родного дела за сутки мало что нароет, а уж неизвестно для кого – не смешите!