Текст книги "Приют одинокого слона (СИ)"

Автор книги: Татьяна Рябинина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

– Правильно.

– Нужно ваше письменное обязательство оплатить расходы и сопровождать тело. Если, конечно, вас не арестуют.

– Что вы такое... – захлебнулся возмущением парень, назвавшийся Максимом Костиным.

– А что, это невозможно? – Олег отложил ручку и посмотрел на него в упор. – Или вы можете доказать, что абсолютно здесь ни при чем?

– А чего это, собственно, я должен доказывать? – завелся с пол-оборота Костин. – А как насчет прем... презупции невиновности?

– Вот когда протрезвеете настолько, чтобы можно было правильно выговаривать слова, тогда и можно будет думать о презумпции невиновности. Между прочим, состояние алкогольного опьянения относится к отягчающим обстоятельствам.

Олег, в обязанности которого никоим образом не входило ничего, кроме оформления бумаг, намеренно вел себя, как следователь по особо важным делам, срывая на этих пятерых малоприятных типах свое раздражение. Впрочем, разве один из них не является убийцей?

– Что насчет Савченко? Кстати, как его имя-отчество?

– Геннадий Петрович.

– Геннадий Петрович? – озадаченно переспросил Олег. – Из Петербурга? Скажите, вы не знаете случайно, он в Праге раньше не жил? В школе здесь не учился?

– Совершенно случайно жил и учился, – ответил второй парень, русоволосый, с красиво вылепленными чертами – такие лица называют породистыми. Он сидел на диване рядом с шатенкой. – А что?

– Ничего, – буркнул Олег. – Я его, кажется, знаю. То есть знал.

И так уже мерзкое, настроение испортилось окончательно. Савченко он действительно знал. Так, шапочно, потому что учился на два класса старше. Но тот тоже был питерский, а это было ой как важно. Земляки, что тут сказать. Эти, правда, тоже земляки...

Сверху спустился эксперт, маленький сухощавый человечек в очках с металлической оправой. Пожевав губами, он сказал полицейским пару слов и вышел. Вслед за ним вынесли два черных мешка. Лида сдавленно всхлипнула и отвернулась.

Их уже опросили – и всех вместе, и по одиночке. Олег Попов исправно выполнял обязанности переводчика, что ему явно не нравилось. Вадим подумал, что этот консульский клерк почему-то их сразу возненавидел – всех, оптом. Может, потому что знал Генку?

Еще когда их допрашивали всех вместе, Вадим заметил, что никто даже словом не обмолвился о дневнике. Он посмотрел по сторонам. Тетради нигде не было видно. Она лежала на каминной полке – это он помнил точно. Между часами и расписной тарелкой. Когда пришла его очередь выйти на кухню, где капитан и Попов организовали "пытошную", Вадим лихорадочно пытался сообразить: говорить о дневнике или нет. Лишний камень в Оксанин огород. Вроде, и не доказательство, а все равно – неприятно.

Он как мог пытался ее выгородить. Пытался представить себе, что она наняла его адвокатом. Но эмоции мешали. Кажется, он делал это так неуклюже, что вышло только хуже: капитан задавал все больше и больше вопросов именно об Оксане. Да и что, собственно, он мог сделать? Сколько она была одна? Сорок минут? Вот и весь сказ. Даже если он с пеной у рта будет это отрицать, остальные все равно подтвердят.

Вошел второй полицейский и что-то шепнул капитану на ухо. Тот повернулся к Вадиму:

– Слона нет.

– Как? – не понял Вадим.

Капитан быстро заговорил по-чешски. Попов перевел:

– Под окном Савченко снег расчистили. Никакого слона там нет.

– Куда же он делся?

– Nevim. То есть не знаю. А он был вообще, а?

Вадим закрыл глаза. Он знал, где слон. Сугроб на подоконнике. Сквозняк... Но зачем, зачем?.. Только бы они не догадались.

Но они догадались. Сначала перевернули вверх дном весь дом, а потом начали разгребать снег под всеми окнами. И нашли. Под их с Оксаной окнами. Как он и думал.

– От так! – ухмыльнулся Макс, по-змеиному глядя на Оксану. – Ну, Ксюша, что скажешь?

– Ничего не скажу. Я его не выбрасывала. Если бы это была я, то вряд ли стала бы выбрасывать его из своего окна. Я что, совсем дура?

– А дневничок Генкин...

– Замолчи! – шепотом оборвала его Лида, настороженно глядя на Попова, но тот о чем-то беседовал с капитаном и, похоже, ничего не услышал.

Правильно сделал, что ничего не сказал про дневник, подумал Вадим. Похоже, остальные поступили так же.

– Собирайте вещи, – обсудив что-то с полицейскими, приказал Попов. – Пятнадцать минут на сборы. Деньги есть?

– Крон мало, а доллары есть, – за всех ответил Миша. – Впрочем, тоже не особенно много.

– Ничего, мы вас в самой дешевой гостинице поселим, – обнадежил Попов. – Дня на три-четыре. А там видно будет. Обратные билеты на 7-ое?

– На 8-ое.

– Будем надеяться, они успеют разобраться, кто прав, а кто виноват. Хотя кое-какие соображения у меня уже появились.

– А вы разве имеете отношение к следствию? – возмутился Вадим. Этот нахальный клоун активно действовал ему на нервы.

– Формально – нет. Но поскольку я представляю здесь ваши интересы...

– А нельзя ли пригласить кого-нибудь из посольства?

– Жирно будет. Вы же не шпионы. И не дипломаты. Будет посольство всякой ерундой заниматься. И будьте добры, прекратите болтовню. Не задерживайте полицейских. Дом будет опечатан. До тех пор, пока не найдутся наследники. Или не найдутся. Вы не в курсе, кто может ему наследовать?

Все пятеро ошарашенно молчали.

С ума сойти! До какой же степени они были потрясены тем, что Генка пригласил их в качестве своих потенциальных убийц, что совсем упустили этот момент. Ведь пятеро из них – а теперь даже четверо! – должны получить какое-то наследство. Что он там говорил про этот дом? "У меня ведь из родственников только отец остался, да и тот в Штатах живет. Мы с ним не общаемся. Может быть, вам завещаю. В долевую собственность".

Ох, как они правы были, что ничего про дневник не сказали. Тысячу раз правы. Вот вам и еще один мотив. Попробуй докажи, что они ничего не знали. Одно дела шантаж, аффект – и совсем другое, когда вполне корыстный мотив. Впрочем, это все только отсрочка. Разумеется, они свяжутся с Питером, найдут Генкиного адвоката, нотариуса – и дело в шляпе. Наверняка ведь он все подготовил – и завещание в том числе.

А может, кто-то из них действительно знал – и старательно прикидывался?..

Гостиница, в которой их поселили, на самом деле была из дешевых. Маленькая, тесная и неуютная. Но все же это было лучше, чем тюремная камера. Пусть даже чешская.

Лиду и Оксану поселили в двухместном номере на первом этаже, Вадиму, Мише и Максу на троих досталась семейная комната на втором – под самой крышей. Большая двуспальная кровать и детская кушетка, с которой даже у Макса свешивались ноги. Он попытался было устроить скандал и потребовать отдельный номер, но Попов (который один поселился во вполне приличных апартаментах) посоветовал поберечь деньги. Да и нервы заодно. Тот же самый Попов посоветовал им из гостиницы далеко не уходить, потому что в любой момент они могут понадобиться.

Да и куда там было идти! Пока собрались, пока доехали, пока в гостинице устроились – начало темнеть. Но самое главное – в гостинице было тепло! И светло. Там даже телевизор стоял в холле. И ресторан – если, конечно, можно было назвать этим гордым именем столовую на шесть столиков. Впрочем, барная стойка выглядела вполне пристойно, набор бутылок впечатлял, а на пятачке рядом с ней вечером устраивали нечто похожее на танцы.

Лида просидела полчаса в душе, а после ужина сразу завалилась в постель. За весь день Миша к ней даже не подошел ни разу. Все свои вещи сложил в отдельный чемодан, в машине сел подальше от нее. И даже в ресторане ел за другим столиком.

– Не хочешь с нами в баре посидеть? – спросила на всякий случай Оксана.

– Нет – глухо донеслось из-под одеяла.

Вадим сидел в холле и листал журнал.

– Где ребята? – спросила Оксана и взяла его под руку.

– Мишка в номере, а Макс уже в баре. Он еще до ужина начал разгоняться.

Они сели у стойки на мягкие, обитые кожей табуреты. Вадим заказал пиво себе, "отвертку" Оксане. Макс сидел чуть поодаль и клевал носом над бокалом с чем-то коричневым – то ли коньяком, то ли виски. Под потолком колыхались пласты табачного дыма, из ресторана пахло тушеной капустой с тмином. Динамики хрипло надрывались какой-то писклявой чешской попсой, под которую на скрипучем паркете вяло топтались несколько тинэйджеров. Бармен то лениво полировал салфеткой сверкающую кофеварку, то переставлял бутылки на полках.

Черное крепкое пиво неожиданно ударило в голову. Может, в этом был виноват голодный желудок – весь день почти ничего не ели, да и ужин Вадим только поковырял, – а может, потому что прошел первый шок, когда можно пить много, быстро и совершенно не пьянея.

Из действительности начали выпадать куски, из фраз – слова. Он смотрел на Оксану, и то ему казалась, что она рядом, то она вдруг начинала стремительно куда-то удаляться, исчезала, быть может, навсегда. И снова появлялась. Макс спал, положив голову на скрещенные руки. Только подростки по-прежнему топтались под ту же самую – или очень похожую – музыку.

– Pivo? – кивнул бармен на его пустую кружку.

– Ano17, – точно так же кивнул Вадим.

В это время Оксана опять начала исчезать, и Вадим в страхе схватил ее за руку.

– Ксан, не уходи, останься со мной, – просил он.

– Я здесь, дурачок, – она погладила его по голове. – Я никуда не ухожу.

Он говорил о чем-то – много и несвязно, путаясь в словах. О чем? Вряд ли и сам сознавал это.

Какой-то мужчина вошел из холла, ленивой походкой приблизился к стойке, перебросился парой слов с барменом и повернулся, разглядывая танцующих. Свет падал из-за его спины, и лицо оставалось в тени. Но Вадиму вдруг показалось, что это... Генка. Рост, фигура, волосы... Он сглотнул сухой колючий комок.

Мужчина пошевелился, и страшное сходство пропало. Вадим с трудом перевел дух.

– Послушай, Оксана, – неуверенно начал он. – Я вот что думаю... Может, все-таки лучше было бы признаться?

– Ты так думаешь? – Оксана намотала на палец прядь каштановых волос, разглядела седой волосок, выдернула.

– Не знаю. Но, может, лучше не ждать?

– Ты так думаешь? – повторила она, пристально рассматривая седой волос.

– Все равно ведь все выплывет.

– Наверно, ты прав. Наверно, лучше не ждать, – каким-то безжизненным голосом согласилась Оксана, разрывая волос на две части.

– Если бы мы были дома, я бы, конечно, так не говорил, – с неожиданным жаром начал вдруг доказывать Вадим. – Я бы сказал: давай уедем куда-нибудь, пока еще не поздно. Давай достанем другие документы. Уедем за границу. Но здесь... Мы заложники. Мы никуда не можем уехать. Куда? Пешком через границу? По горам? Ни денег, ни документов – кроме своих.

– Да, – механически кивала Оксана, – да. Ты совершенно прав.

– Лешка поможет. Если не сам, то найдет другого хорошего адвоката. Все будет нормально. Много не дадут. Учтут, что Генка был болен, что он сам этого хотел, что он нас провоцировал, шантажировал...

– Как? – возразила Оксана. – Как поймут? Ведь дневник пропал. Его никто не видел после того, как ты вышел искать слона.

– Я его не брал!

– Хорошо, хорошо, – поспешила согласиться Оксана. – Это не ты. Кто-то другой. Но признаться все равно надо. Все подтвердят, что он нас шантажировал. И вскрытие покажет, что у него рак. Ничего, все как-нибудь образуется. Ведь жизнь на этом не кончится, да?

Теперь уже она говорила торопливо, жарко. Куда только девалась вялая безразличность? Ее глаза лихорадочно блестели, руки механически двигали по стойке стакан.

– Ксан, ну зачем, зачем? – застонал Вадим, сжав ладонями виски. – Неужели это стоило того? Неужели нельзя было зубы сцепить, перетерпеть?

– Я... не знаю, – запнулась Оксана и допила остатки коктейля. – Наверно, можно было. Но... не получилось. Ведь так?

– Наверно, – пожал плечами Вадим. – Теперь еще наследство это...

Оксана чуть заметно вздрогнула и уставилась в пустой бокал.

– А где Макс? – спросила она.

Вадим перевел взгляд и увидел, что за стойкой, кроме них с Оксаной, никого. И когда он только успел уйти? Они даже не заметили, что его нет.

– Ты не знаешь, где тут туалет?

– Вон там, у выхода, – махнул рукой Вадим. – Пошли, мне тоже надо.

Визг.

Визг, от которого хочется присесть, зажмуриться и крепко зажать уши. Похожий на тупой бурав. На бормашину. На железо по стеклу.

Сначала Вадим никак не мог сообразить, откуда он доносится. И только когда увидел, куда бегут люди, понял.

Лида сидела на кровати, закрыв глаза, сжав кулаки, и продолжала визжать.

– Да замолчи ты! – появившийся неведомо откуда Миша тряхнул ее за плечи.

С гримасой то ли отвращения, то ли глубокого презрения в комнату заглянул Олег Попов.

– Кто-то хотел меня задушить, – пряча глаза, пробормотала Лида.

– Рассказывайте! – устало вздохнул Попов.

Вадим не понял, то ли он предложил Лиде рассказать, что произошло, то ли это были насмешка и недоверие: хватит, мол, врать!

– Я уже засыпала, – все так же глядя в пол, заговорила Лида. – Кто-то вошел. И начал меня душить.

Попов повернулся к портье и что-то спросил у него. Тот отчаянно затряс головой.

– Он никого не видел. То есть мимо него в это крыло никто не проходил.

– Может, он отошел? Ну, хоть ненадолго? – предположил Вадим.

Выслушав вопрос, портье припомнил, что да, минут пять его на месте все-таки не было. Но это было... да, минут пятнадцать назад. Без десяти одиннадцать он поднялся на второй этаж, потому что пани из десятого номера позвонила и попросила еще одно одеяло. А горничная работает только днем.

– Ну и куда же этот фигов душитель делся? – мрачно поинтересовался Попов. – Мимо портье он обратно не проходил. На окнах решетки. Получается, он здесь?

Оксана, Вадим, Макс и Миша посмотрели друг на друга. Попов медленно переводил взгляд с одного на другого.

– Ну? – наконец спросил он.

– Что? – наивно распахнул глаза Макс. И икнул.

– Я был в туалете, – пояснил Вадим. – Услышал... визг. И прибежал.

– Я тоже, – кивнула Оксана.

– Я был наверху, в комнате. Потом спустился и сидел в холле, – Миша нервно сглотнул слюну и облизнул губы.

– А вы?

– Я? – удивленно переспросил Макс и снова икнул. – Я курил на крыльце.

– Господи, да как можно столько пить? – в пустоту спросила Оксана, но пустота ответила голосом Макса:

– В малых дозах можно пить в неограниченном количестве.

– Кретин!

– Хватит! – рявкнул Попов. – Я немедленно свяжусь с капитаном. Пусть разбирается, кто из вас кого тут душит. Может быть, у него найдется для каждого из вас по свободной камере.

Капитан появился через полчаса. В его усах застряли крошки крутого яичного желтка. Высокий голос звучал крайне недовольно. Попов переводил – с точно такой же недовольной интонацией.

– Короче, если вы, дамочка, не сочиняете... – он попытался сделать заключение, но Лида запальчиво его перебила:

– А зачем мне это нужно, по-вашему?

– А я почем знаю? Может, показалось спросонья, а может, хотите к себе внимание привлечь. Или же таким образом отвлечь от себя подозрения.

– Что-о?! – задохнулась от возмущения Лида.

– Да то-о, – передразнил ее Попов. – Раз на меня напали, значит, убийца не я и лошадь не моя. Так вот, если вы не сочиняете, значит, это был кто-то из ваших... друзей. Кому вы еще на фиг нужны!

– Как вы разговариваете! – возмутилась Оксана.

– Ах, какие нежности при нашей бедности! – выпятил губу Попов. – А вы на меня жалобу напишите.

Он повернулся к капитану и быстро заговорил по-чешски. Тот согласно закивал, потом сказал по-русски "Спокойной ночи" и ушел.

– Куда это он? – захлопал глазами Макс. – За наручниками?

– Домой поехал. Баиньки, – пояснил Попов. – Чего и вам желаю.

– А как же я? – вскинулась Лида.

– Да никак. Ложитесь спать. Будем считать, что ничего не было. Не усложняйте себе жизнь. Еще больше. Оно вам надо?

– А если он снова?.. Если он вернется?

– Ну... Вас же теперь двое.

– А если это... была она? – Лида бесцеремонно ткнула пальцем в Оксану. – Придушит меня, а потом сделает вид, что так и было.

– Chvilku18! – он повернулся к портье и что-то сказал ему. Портье вышел и тут же вернулся с ключом. – А теперь ваш ключик, пожалуйста.

– Зачем? – удивилась Оксана.

– Давайте, давайте. Вот, все видели? – Попов продемонстрировал оба ключа всем находящимся в номере. – Сейчас я девушек закрою с той стороны и оба ключа заберу с собой. Если вас, мадам, – поклон в сторону Лиды, – завтра найдут без признаков жизни, то всем сразу станет ясно. Либо вас лишила жизни ваша прелестная соседка, либо... Либо это был я. Потому что вы меня достали! – рявкнул он.

Оксана стояла и смотрела, как один за другим мужчины выходят из комнаты («Спокойной ночи!» – шепнул Вадим). Щелкнул замок, повернулся в нем ключ. Она повернулась и посмотрела на Лиду. Та сидела в постели, натянув одеяло до подбородка.

Ничего себе! Прическа, макияж – если, конечно, это безобразие можно назвать макияжем. Да и пижама – Оксана успела заметить – очень даже ничего, голубая, шелковая. Не из дешевых. Когда она уходила в бар, Лида как раз укладывалась в постель – с хвостиком и в дурацкой трикотажной ночнушке. Интересно, она что, ждала кого-то? Пока ее нет?

Оксана усмехнулась. Неделю назад подобное предположение показалось бы неудачной шуткой. Но теперь, после Генкиного дневника... И кого же она могла ждать? Мишку? Макса? А может, Вадима?

Что-то кольнуло – как мелкая колючка от кактуса, которая тонкой занозой сидит в пальце. Раньше, до этой противной истории с его клиенткой, она никогда не ревновала Вадима. Даже когда видела, как женщины строят ему глазки и всячески пытаются завоевать его расположение. Только улыбалась. Раньше... И вот готова ревновать его... к Лиде? Кошмар какой!

– Лид, ты серьезно думаешь, что это могла быть я? – спросила Оксана, сев на свою кровать и стягивая через голову свитер.

– Откуда я знаю! – Лида повернулась к ней спиной. – Почему бы и нет? Почему я, собственно, должна тебе верить? После всех твоих фокусов.

– Каких фокусов?

– Как дневник Генкин к тебе попал? Только не ври, что случайно!

Лида снова повернулась к Оксане и села рывком, глядя на нее сощуренными глазами. Голубые тени вокруг узких щелочек смотрелись достаточно странно.

– Дневник попал ко мне, разумеется, не случайно, – спокойно ответила Оксана, снимая брюки. Она натянула ночную рубашку, взяла щетку и стала расчесывать волосы, которые в тусклом свете ночника казались совсем темными. – Я его искала.

– Вот как?

– А ты в Праге ничего не искала?

– Откуда ты знаешь? – Лидин голос дрогнул и стал совсем другим, испуганным.

– Лорка шепнула. По секрету. Она вас видела. В окошко. Что, съела?

Но Лида уже взяла себя в руки:

– Ну и что? Теперь это уже ничего не меняет. Тебе спасибо! Ладно, допустим, я искала фотографии или кассету. Генка сказал, что снимал кое-какие моменты. А что искала ты? Нечто подобное?

– Не суди по себе! – Оксана выключила ночник, легла на спину и закинула руки за голову. – Ты еще скажи, что я тоже с Генкой трахалась. Нет. Он сказал, что здесь есть кое-что обо мне. Честно говоря, я даже не знала, что ищу. Наверно, скорее, аудиокассету. А вот о чем – тебя не касается.

– Конечно, ты же про вас с Вадиком странички не зря выдрала.

– Не зря.

– Послушай, – Лидин голос зазвенел от возмущения. – Я все понимаю. Я бы, наверно, тоже так сделала. Но скажи на милость, зачем ты положила дневник в бар? Чтобы его нашли и прочитали? Что за паскудство, а?

– Честно? – помолчав, спросила Оксана.

– Конечно!

– Это случайно вышло.

– Ой, да не ври ты!

– Не вру. Дневник лежал на столе. Под бумагами. Мне кажется, Генка писал, когда... Ну, сама понимаешь. Кто-то вошел, и он его спрятал. Даже фразу не закончил. Я его взяла и спрятала на лестнице. А потом, ночью, вытащила, прочитала. Надо было, конечно, целиком его спалить. Но я была в таком шоке, когда про саркому прочитала. А потом Вадим пришел... Ну, короче, в бар сунула, думала, вытащу, а потом придумаю, что с ним делать. И не вышло. Сначала Вадим бродил, потом Мишка. А потом я уснула. Утром просыпаюсь, смотрю: Вадим уже встал. А потом Макс в бар полез. Я ничего не успела сделать.

– Ладно, – хмыкнула Лида. – Сделаю вид, что поверила.

– Можешь не верить, дело твое.

– А как насчет слона? Что он под вашим окошком делал?

– Вот тут хоть убей – сама не понимаю. Было бы полным идиотством этим самым слоном дать Генке по башке, унести в свою комнату и выбросить из окна. Зная, что его там непременно найдут. Я бы на месте убийцы выбросила его в окно прямо из Генкиной комнаты. Поди поищи, кто это.

– А ты помнишь, что мне этот клоун сказал? Который Олег Попов? Вы, мол, дамочка, все придумали, чтобы от себя подозрения отвести. Может, и ты это все специально устроила? "Было бы полным идиотством дать слоном Генке по башке, унести в свою комнату и выбросить из окна", – передразнила Лида Оксану. – Ты с самого начала себя очень странно вела. Кто первый сказал, что Генку убили? Ты!

– Это что, странно? Странно было делать вид, будто ничего не заметили. А вот ты, милая моя...

– Что я? – Лида вскочила с кровати и подбежала к Оксане.

– Просто я слышала, как кто-то идет по коридору. По направлению к Генкиной комнате. Все остальные были внизу. Да и Лорка...

– Откуда ты знаешь? – быстро перебила Лида, присаживаясь на край Оксаниной кровати. – Любой мог подняться.

– Не морочь мне голову! – рассмеялась Оксана. – Давай начистоту. Мужиков нет. Нас никто не слушает. "Жучков", думаю, здесь тоже нет. Ты ведь ходила тогда к Генке? И Лорка об этом говорила, да? Это она имела в виду, когда вы подрались?

– Да с чего ты взяла? – рассмеялась в ответ Лида.

Только смех этот звучал слишком уж неестественно. Почему-то он напомнил Оксане тот звук, с которым проваливается в черную пасть мусоропровода пустая банка из-под зеленого горошка.

– Ладно, – Лида внезапно оборвала смех и нагнулась к Оксане. Ее глаза поймали отблеск уличного фонаря – словно кошка на секунду сверкнула глазами. Оксане почему-то стало страшно. – Черт с тобой. Я действительно пошла к нему. Только он меня выгнал. Даже разговаривать со мной не стал. Поэтому я и плакала. А про горы ляпнула... Какие уж там горы! Просто ничего другого в голову не пришло.

– Плакала из-за него? – уточнила Оксана, приподнявшись на локте. – Или из-за того, что он не отдал тебе фотографии – или что там? Кстати, у него их не было. Или очень хорошо запрятал. Я ничего такого не видела. Правда, он... – она запнулась, словно чуть было не сказала что-то лишнее.

– Что он?

– Да нет, ничего. Так из-за чего ты плакала?

– Из-за всего.

Лида встала, сделала несколько шагов к своей кровати и грузно упала на нее – так, что пружины жалобно звякнули.

– Лид! Лида! – позвала Оксана, но та молчала. – Скажи... Ты его любила? Ну хоть немножко? Или просто от скуки?

– Спокойной ночи, – ровно и спокойно ответила Лида.

* * *

3 января 2000 года

– Они что, носки на завтрак сварили? – скорчила рожу Лида, войдя в столовую-ресторан. – Что за гадость?

Пахло действительно не лучшим образом.

– Ну и мерзкая же у них кухня! – продолжала разоряться она. – Кнедлики эти фиговы, капуста тухлая. А этот, как его, ну, блин картофельный! Брамборак!

– Да заткнись ты! – прошипел Миша, который шел сзади.

Лида затравленно оглянулась и замолчала. Села за стол и уткнулась в меню. На корявом английском попросила у подошедшей официантки омлет, булочку и кофе.

Миша, как и накануне, сел за другой стол.

– Слушай, ты чего так с ней? – вполголоса спросил, устраиваясь с ним рядом, Макс.

– А как с ней прикажешь? – исподлобья посмотрел на него Миша. – Тварь. Скукота ей, видите ли, со мной.

– Разведешься?

– А ты думал!

– А если это неправда? – осторожно предположил Макс.

– А про тебя правда?

Макс нахмурился и замолчал.

Мишка был прав. На все сто. С чего бы Генке выдумывать. Странно, но после того, как его постыдная тайна стала известна всем, ему стало как-то все равно. И абсолютно все равно, что же будет дальше.

Полицейские эти, похожие на персонажей занудного социалистического детектива. Консульский клерк, строящий из себя эдакого Коломбо. Гостиница – натуральный дом колхозника, слегка облагороженный заграницей. Показалось вдруг, что ничего уже больше не будет. Что уже ничего нет. Ни России, ни Питера, ни... Лоры?

Спазм, как всхлип, перехватил горло. Прошло всего-то двое суток, как ее нет, а он словно уже смирился с этим. Как будто давно ждал этого. Как будто... хотел этого.

Нет, не надо об этом.

Он положил на половинку круглой булочки с тмином тонюсенький, как бумага, прямо просвечивающий кусочек кровяной колбасы. Красно-лиловые прожилки неприятно напомнили Лорино предплечье, когда она сидела и задумчиво разглядывала его: куда бы еще уколоть?..

Макс понял, что не сможет проглотить ни куска. Запоздалая реакция? Он залпом допил остывший кофе, встал из-за стола и вышел. Куда пойти, куда податься? Сидеть в комнате в компании Мишки и Вадима? Или вон в том кресле в холле – как старушка на лавочке, ожидая, не пройдет ли мимо хоть кто-нибудь, дабы осмотреть его с ног до головы, от нечего делать?

Да, ему было все равно, что будет дальше. Но выносить себя – как и остальных – он больше просто не мог. Физически не мог.

Что-то непонятное крикнул ему вслед портье, звякнул колокольчик на входной двери. Сочно и влажно хрустел под ногами снег. Искрилось в сосульках, плача от радости, солнце.

Взвизгнули тормоза – совсем рядом. Надо же, в такой деревне – и чуть не попасть под машину. Приступ судорожного хохота пробежал по всему телу, скрутил внутренности.

Это что, ругательства? Смешные какие-то. Вот что-то знакомое. "Круце писек!" Так Генка говорил. Так и не додумался спросить, что это значит. Попов, наверно, знает. Да не все ли равно?!

– Ты зачем остановился, мужик? – Макс с силой стукнул кулаком по капоту, даже не соображая, что говорит по-русски и что водитель вряд ли его понимает. – Ты зачем затормозил? Ехал бы себе и ехал. И я вместе с тобой. Макс уехал на машине, весь размазанный по шине. Нет, пожалел. Остановился! Добрый, мать твою, скажите, пожалуйста! Эх, мужик, мужик!..

Он повернулся и пошел дальше по улице, глядя себе под ноги. Пожилой краснолицый чех в зеленой фетровой шляпе покачал головой, сплюнул, сел в машину и поехал себе.

Вот бы глоточек! Все равно чего – водки, коньяка, виски. Чтобы обожгло, чтобы мир жарко качнулся, расплылся на мгновенье и снова придвинулся вплотную во всей своей непостижимой яркости. В последний раз...

Макс стоял на мосту и смотрел на зеленую пузырчатую воду. На белые гривы перекатов, на матовое стекло заводи у горбатого серого камня. Шевельнулся неловко, столкнул ногой вниз целый сугроб – и он поплыл, не тая. Мерный шум воды завораживал. Она тянула к себе, как тянет высота, как тянет блестящий нож электромясорубки: эй, рискни, попробуй, сунь палец, посмотри, что будет...

Не об этом ли говорила Лорка? Это ли испытывала, когда висела над оврагом, цепляясь за камень?

Об этом ли писал в своем дневнике Генка?

...Он сидел, покачиваясь на стуле, грыз ручку. Самую обыкновенную допотопную ручку – чернильную, с пипеткой. Такою Макс писал то ли в третьем, то ли в четвертом классе. На спине Одинокого Слона красовался носовой платок, испачканный чернилами и кровью. Увидев Макса, Генка д е монстративно спрятал тетрадь в зеленой обложке под какие-то бумаги.

– What can I do for you 19 ? – насмешливо улыбнулся он .

– Мне нужна кассета.

– Нужна?! Скажите пожалуйста! А пивца холодного?

– Залей его себе в зад. Отдай кассету, или...

– Или что?

Генка все так же покачивался на стуле. Наверно, он делал это часто: Макс заметил на ковре под ножками стула да вытертых пятна. Или у прежнего хозяина тоже была такая манера?

– Или я тебя заставлю это сделать! – теряя остатки терпения, з а орал Макс.

– Напугал ежа голым...

– Послушай, я прошу тебя, давай договоримся по-хорошему, – после д ним усилием воли, он попытался взять себя в руки. – Скажи, чего ты х о чешь? Денег?

– Господь с тобой, милачку. Это я тебе могу дать денег. На конфеты. Или на бутылочку.

– Тогда что тебе надо?

– Самую малость. То, чего у меня нет.

– Интересно, чего это у тебя такого нет, что есть у меня?

Генка смотрел сквозь него, и глаза его стали похожими на темное матовое стекло – совсем как эта вода между камнями.

– Этого я тебе не скажу. Пока не скажу, – медленно проговорил он. – Может быть, ты сам догадаешься. А не ты – так кто-нибудь другой.

– Едрить твою етита! – снова вскипел Макс. – Шутки шутишь? Заг а дочки загадываешь?

Он подошел к Генке вплотную и замахнулся.

Тот смотрел снизу вверх и продолжал улыбаться.

«Где тебе!» – словно говорил он...

Не отрывая взгляда от воды, Макс перелез через невысокое, всего-то по пояс, ограждение и встал на узеньком карнизе. Упала вниз и поплыла по течению еще одна снежная кучка. Вот здесь, у этих камней, глубоко, не видно дна. Вода вырыла настоящий омут. Впрочем, не все ли равно? Если не утонет, так сломает шею, ударившись о камни. Или утащит течение. И в любом случае холод прикончит его раньше, чем кто-нибудь попытается его вытащить. Даже снег вон плывет и не тает.

У него был верующий приятель, Пашка Сомов. Господь, говорил он, в этой жизни никого не наказывает. Он просто позволяет нам наказывать самих себя.

Он еще раз посмотрел вниз, закрыл глаза...

И тут чья-то рука крепко и больно ухватила его за плечо!

– Ты, кретин! – крикнул Вадим, пытаясь перетащить его через перила. – Что ты делаешь?

Макс рванулся, но Вадим держал его крепко.

– Живо лезь сюда, или я тебя вытащу, как репу. И репу же начищу!

Макс вдруг как-то весь обмяк и неловко, мешком, перевалился обратно на мост. Какие-то люди стояли поодаль и смотрели на них. Подошла пожилая женщина в яркой спортивной куртке, что-то сказала.

– NerozumМm20, – словно прося прощения, ответил Вадим.

Макса не держали ноги, словно он выпил литр грузинской чачи. Да нет, от чачи голова обычно ясная, а перед ним все плыло.

– Можешь идти? – Вадим обхватил Макса за талию, нисколько не думая о том, что вид у них более чем двусмысленный. – Скажи на милость, какого дьявола ты туда полез? Жить надоело? Это что, клуб самоубийц? Сначала Генка...

– Генку убили! – возразил Макс.

– Перестань! Прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Это самое настоящее самоубийство. Просто чужими руками. Сначала Генка, потом Лора...

– Лору тоже убили!

– Может, да, а может, и нет. Не хватало только тебя. Пошло и неоригинально.

– Оригинальнее сесть?

– Так это... ты? – Вадим остановился, словно наткнулся на что-то.

– Я так сказал?

– Тогда почему сесть?

– Ты видел, как на меня смотрел этот фигов клоун? Который из консульства. Он заранее уверен, что это я убил их обоих. И Генку, и Лору.

– Но он ведь не полицейский. Мало ли в чем он там уверен. Его дело переводить и оформлять бумажки.

– Не скажи! – горько усмехнулся Макс. – Им нужно поскорее спихнуть это дело. Но, насколько я понимаю, это не так просто. Прямых улик нет. Виновным может быть любой. И этот Попов сведет стрелки на меня. Потому что мы с Лорой жили вместе. И потому что я ему сразу не глянулся. А капитан с ним согласится, лишь бы отвязаться побыстрее.