Текст книги "Лёд (СИ)"

Автор книги: Татьяна Росомахина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)

2. Весть

– Тиндал, что?! – крикнула я нетерпеливо.

Облизнув губы, брат заговорил глухим, надтреснутым – будто чужим – голосом:

– Владыки вернулись. Сказали: Мелькор приходил – и ушел. Он привел нечто… неимоверное… Чудище, бездонную прорву, что пожирает свет и изрыгает тьму. Оно осквернило и изранило Древа… и… их Свет иссяк. Там… на Эзеллохаре… Йаванна поет, чтобы вдохнуть в них жизнь.

Он перевел дыхание и закончил тверже:

– Владыки собираются в Кольце Судьбы и призывают всех. Ингвэ со своим народом уже отправился туда. И наши Лорды тоже.

Не находя слов, я во все глаза смотрела на брата. Наверняка он сказал правду, ведь сумрак не рассеялся. Но разум отвергал услышанное. Древа вечны! Они не могут увянуть, как сорванные цветы! Пусть их Свет умалился – он не угас навсегда, он вернется! Иначе...

Я похолодела. Нет, невозможно представить, что нам до конца времен придется пресмыкаться в темноте!

Нестерпимое беспокойство обуяло меня, и я вскочила. Надо самой увидеть Древа! Я готова была тотчас же бежать на Эзеллохар… Но матушка – я и не заметила, как вошли они с отцом, – проводила меня в мою комнату, помогла сменить измятое платье и привести в порядок волосы. Потом мы вернулись к отцу и брату. Матушка усадила всех за стол, подала яблоки, ягодный взвар и печенье. Удивительно! Наш мир рухнул во тьму, а нам по-прежнему требовалось есть, пить, одеваться и плести косы…

– Не спеши, – сказал отец, глядя, как Тиндал торопливо глотает пищу. – Беда уже случилась. Ты не исправишь ее суетой.

Как он мог быть так бесстрастен, когда нас с братом жгло нетерпение?! Мы ни на миг не затянули приготовления. И вот уже вчетвером шагаем по неузнаваемым, сумрачным улицам Тириона.

Путь наш лежал за врата города и дальше, к обители народа Ингвэ, Валмару Многозвонному, что раскинулся у самого Эзеллохара. Там, на вершине Холма, росли чудесные Древа, а на пологом склоне его Владыки собирались, чтобы держать Совет.

Далеко разносился звон колоколов Валмара в час Смешения Света… Но сейчас они молчали. До боли в глазах я вглядывалась в сумрак впереди – не увижу ли отсвет знакомого сияния? Иногда мне казалось – вот он!.. Увы, то были лишь смутные отблески факелов и фиалов: многие из эльдар откликнулись на призыв Владык и собирались к Кольцу Судьбы.

Сколько кругов света прошло с начала напасти? Один, два? Больше? Не угадать… Но мы уже привыкли к темноте: ноги не подводили нас, зрение прояснилось, и очертания холмов и рощ отчетливо виднелись сквозь прозрачную синеву.

А может, это звезды стали ярче? Узор их переменился, как будто купол небес чуть повернулся над нами – отныне наше время отмечал хоровод светил… Он был неспешен: созвездия не прошли и половины пути по небосводу, когда мы, одолев длинную дорогу, вместе с сородичами поднялись на Эзеллохар.

Странное то было место! Холм не казался ни особенно высоким, ни обширным, но, сколько бы народу ни взошло на него, тесноты не было никогда. Каждый мог окунуться в теплое сияние Дерев и Купелей Варды. Если же Владыки собирались в Кольце Судьбы – с окрестных травяных склонов каждый мог видеть их и слышать их слова.

Вот и теперь – тысячи нолдор и ваниар пришли сюда, однако не было ни шума, ни толчеи. Мы тотчас встретились с Арквенэн и ее родичами, быстро нашли Лорда Арафинвэ и его детей. Рядом с его младшими сыновьями стояли Алассарэ и Ниэллин. Все четверо, они были очень дружны между собою, и в прежней жизни не уставали состязаться в шуточках и проказах. Но сейчас их лица были растерянны и мрачны. Я поняла, почему – как только отважилась взглянуть на вершину Холма.

На месте Светоносных Дерев виднелось нечто ужасное – черные, недвижные, неживые остовы. Листья и цветы с них облетели, многие ветви обломились и упали вниз. Земля у корней Дерев иссохла. От Купелей Варды не осталось и следа.

Тихая песня-вздох донеслась оттуда. Из мрака у подножия угасших Светочей проступила мерцающая фигура в струящихся, переливчатых серебристо-зеленых одеждах. На мгновение по ним скользнул золотистый отблеск… Но тут же одежды потускнели, слились с тенью. Песня смолкла.

У Владычицы Йаванны не достало сил исцелить Древа.

Послышался судорожный вздох матушки, и у меня у самой защемило в груди, сдавило горло… Зажмурившись, я поспешно отвернулась. Мне не хотелось верить глазам. Пусть это будет всего лишь морок мрака!

Над толпою пронесся слитный стон – значит, тот же морок привиделся и другим.

Спустя миг меня овеял невесомый порыв ветра, что-то мягко коснулось сознания и словно толкнуло изнутри…

Я открыла глаза – Владыки явили себя в Круге Судеб.

Не все они приняли телесные обличья. Я не увидела ни Владыку Вод, ни Охотника, ни хозяев Садов Отдохновения, однако в воздухе будто разнесся отзвук могучего рога, пахнуло морской солью и сонным ароматом цветов… Другие предстали перед нами во плоти: Повелитель Ветров и бесстрастный Намо Мандос, и Мастер Ауле, и Тулкас – от него исходили осязаемые, жаркие волны гнева. Неподвижно стояла Вайрэ-Ткачиха. Ниэнна склонила голову – в знак приветствия или скорби? Варда, Возжигательница звезд, воздела руки к небу, навстречу своим творениям…

Лучи звезд омывали Владык серебряным сиянием, отражались в глазах, сполохами скользили по одеждам. Был ли то свет извне, или так суть и сила Стихий прорывалась сквозь телесную оболочку – в том свете лица их виднелись отчетливо и ясно. Я жадно вглядывалась в них в поисках надежды и читала в каждом – озабоченность и печаль. Неужто даже Стихии Мира – все вместе, со всем своим могуществом – не сумеют совладать с нежданным бедствием?!

Последней выступила из тени Йаванна. Ее облачение будто присыпало золой, и пепельно-серым, истомленным было ее лицо.

Все умолкло над Эзеллохаром. Голос Владычицы, прежде сильный и звонкий, глухо прозвучал в тишине:

– Свет Дерев иссяк и живет ныне лишь в Сильмариллах Феанаро. Прозорливым оказался он! Даже для сильнейших после Илуватора есть деяния, которые дано им свершить лишь однажды. Я воплотила Свет Дерев и до конца Эа не повторю подобного. Но если б была у меня хоть толика Света – я бы призвала в Древа жизнь, прежде чем их корни иссохнут. Тогда раны наши затянутся, а злоба Мелькора будет посрамлена.

Я едва не вскрикнула от радости: порчу можно исцелить! Конечно, Владычица сделает это! Воистину, Феанаро велик – его искусство спасет всех нас! Где же он?

Взгляды всех сошлись на Феанаро. Прямой и напряженный, как перетянутая струна, он стоял у самой границы Круга, оглядывая Владык пристальными, горящими глазами. И молчал.

Молчание длилось и длилось. Наконец Манвэ спросил голосом мягким и глубоким, словно звон большого колокола:

– Слышал ли ты слово Йаванны, о Феанаро, сын Финвэ? Дашь ли нам то, что просит она?

Феанаро вперил в него взгляд, но не шевельнулся, не произнес ни звука. Тишина все крепла, пока мне не показалось, что она вот-вот расколется на куски. И правда, Тулкас разбил ее, прогрохотав:

– Говори же, нолдо – да или нет! Но кто посмеет отказать Йаванне? Не ее ли трудами в мир пришел Свет, что заключен в Сильмариллах?!

– Не спеши, – лавой растекся низкий, густой голос Ауле. – Мы просим о большем, нежели думаешь ты. Дай ему поразмыслить в спокойствии.

Но Феанаро поразмыслил достаточно, чтобы утратить всякое спокойствие.

– Не только для великих – и для малых есть деяния, свершить которые дано лишь однажды! – горько воскликнул он и продолжал с жаром: – Тем деяниям отдано сердце! Пусть я смогу расщепить Камни – мне никогда больше не сотворить подобных им. Если же принужден я буду разбить их – с ними разобью и свое сердце, и погибну – первый из эльдар Амана!

Тяжело дыша, он умолк. И тут же Намо Мандос уронил:

– Не первый.

Тех слов я не поняла, до того потрясла меня речь Феанаро. Не из камня ли его сердце, раз он так боится разбить его? Неужели он откажет в просьбе?!

Замерев, затаив дыхание, ждали мы его решения. Страшная борьба кипела в нем: грудь вздымалась, руки стиснулись в кулаки, глаза метались по лицам Владык. Быть может, разум ему затмил мрак? Ибо лицо его вдруг исказилось, и он, отшатнувшись, вскричал:

– Я не сделаю этого по доброй воле! Если же Владыки принудят меня – я буду знать верно, что Мелькор из их родства!

Толпа ахнула. Я услышала возглас Нолофинвэ: «Опомнись, брат!» и слова Мандоса, в которых не было гнева, а лишь печаль:

– Ты сказал.

Спустя миг над Холмом поднялся гул голосов – все заговорили разом.

– Безумец… – сокрушенно пробормотал мой отец.

А мать спросила изумленно:

– Тиринхиль, неужто он не верит Владыкам?!

– Да-а. Сдается мне, потемки-то продлятся, – протянул Алассарэ невесело.

– Похоже на то, – согласился Тиндал, – раз Феанаро жалеет расстаться со своими безделушками. Не больно-то он щедр!

Арквенэн возмутилась:

– Не смей говорить так о Сильмариллах! Это не безделушки! Это же… это его лучшее творение, сокровище его души! Других таких нет и не будет!

– Феанаро в своем праве. Погодите осуждать его, – спокойно сказал Ниэллин. – Нельзя вынуждать Мастера убить свое творение.

– Не завидую я ему, – буркнул мой брат. – Похоже, он вложил в свое творение столько души, что теперь не он властвует над Камнями, а Камни над ним.

Я не вступала в разговор. Мысли мои были в смятении. Я ждала, что Феанаро отдаст Сильмариллы ради общего блага, свободно и по доброй воле. Я сама отдала бы все – все фрески и вазы, вышивки и гобелены, сделанные моими руками – ради надежды вновь возжечь Свет. Но… легко мне судить, мои творения не так уж ценны. А главное, от меня-то никто не ждет жертвы!

Разговоры вдруг смолкли. Что-то изменилось в Кольце Судьбы: Ниэнна медленно подошла к Феанаро и, откинув с головы покров, устремила на него полный сострадания взор. Печаль окутывала ее почти зримо, словно туманное облако. Однако эта дымка не смягчила ни лица, ни взгляда Феанаро – он лишь выше вздернул подбородок. Тогда Ниэнна тихо коснулась его щеки, отвернулась и плавной поступью пошла вверх по склону. Слезы блестели в ее глазах. Толпа раздалась перед нею.

Вскоре она достигла погибших Светочей и опустилась на колени у их подножия.

Песня-плач зазвенела как струи дождя, полилась как ручей. Она смывала черный прах с земли и остовов Дерев, страх и ожесточение – с наших сердец. Угасший Свет оплакивала Ниэнна, и ушедшую радость, и навеки утраченную блаженную безмятежность Валинора. Многие плакали вместе с нею; с этими слезами из сердца исторгалось и рассеивалось тяжелое, глухое уныние.

Феанаро опустил глаза, плечи его чуть расслабились, мягкое, задумчивое выражение проступило на лице…

Но тут невозможный, небывалый на Холме звук оборвал песню – заполошный перестук копыт.

Сердце у меня захолонуло.

Кто-то во весь опор мчался к нам по дороге. Стоявшие внизу шарахнулись в стороны... Чуть ли не в самый Круг на взмыленных лошадях влетели трое всадников – нолдор Первого Дома. Они были до крайности изнурены, у одного голову охватывала запятнанная повязка. Лица у них были точь-в-точь как у моего брата, когда он принес весть о гибели Дерев.

Спешившись, все трое кинулись к Феанаро, и тот, в повязке, упал перед ним на колени:

– Мой лорд, прости!.. Мы… не уберегли… Твой отец, король Финвэ… убит…

Он поник головой.

– Ну?! – страшно крикнул Феанаро. Схватив вестника за плечи, он вздернул его на ноги и сильно встряхнул. – Говори же!..

– Тогда… когда угас Свет… нет, чуть позже… Север затопила Тьма. В сердце ее была сила, коей нет имени, и мрак изливался из нее… Мелькор был там. Никто не смог противиться ужасу Тьмы, кроме короля. С мечом он встал на пороге дома… Мелькор убил его, и кровь его пролилась на землю.

Вестник умолк, как будто не в силах был говорить дальше.

Товарищ его продолжал:

– Мелькор разбил врата и стены Твердыни… и… забрал все кристаллы и драгоценности… все. Сильмариллы… сгинули. Прости, мой лорд.

На мгновение Феанаро застыл, будто окаменел. Потом из груди у него вырвалось хриплое рычание:

– Пр-ро-стить? Кого?! На вас нет вины – вы слабы… Вина – на сильных!

Запрокинув к звездам лицо, потрясая кулаками, он вскричал исступленно:

– Мелькор!.. Нет – Моргот! Ибо Черным Врагом мира нарекаю тебя!.. И проклинаю – навечно, до скончания времен! Ядом разъест тебя кровь отца моего, огнем сожгут Сильмариллы! И ты сгинешь, пораженный своей же злобой!..

Он перевел полыхающий взгляд на Манвэ:

– И ты, Владыка!.. И твоя доля есть в беде! Проклинаю час, когда ты призвал меня! Проклинаю час, когда я внял твоему призыву и покинул Форменос! Ибо, будь я в Твердыне, слуги мои не дрогнули бы, отец мой остался бы жив, и Сильмариллы уцелели бы!

– Ты заблуждаешься, Феанаро, – молвил Владыка Ветров с сожалением. – Будь ты в Твердыне, ты сумел бы лишь погибнуть рядом с Финвэ. Мы тоже скорбим о нем.

– Что ты знаешь об этом! – воскликнул в отчаянии Феанаро и бросился прочь от Кольца Судьбы.

Он вскочил на лошадь – та, всхрапнув, прянула вперед и птицей помчалась вниз по склону. Двое вестников опрометью кинулись следом. Третьего, в повязке, обступили со всех сторон. Он начал было отвечать на взволнованные, торопливые расспросы, но вдруг пошатнулся и осел на траву. Сквозь толпу пробрался кто-то из ваниар – наверное, целитель – и захлопотал вокруг него.

Лорд Нолофинвэ, лицо которого походило на каменную маску, воздел руку. Дождавшись внимания, он объявил:

– Мы с Арафинвэ немедленно отправляемся в Форменос, и сыновья наши с нами. Прошу поторопиться тех, кто желает сопровождать нас. Прочие же пусть возвращаются в Тирион и там ожидают вестей.

Нашим мужчинам не потребовалось другого приглашения: они ни на шаг не отставали от Лорда Арафинвэ и его сыновей. Даже Артанис подалась было за ними, но ее удержала мать – она была взволнована и напугана куда больше дочери. Мы же с матушкой стояли, обнявшись, на месте.

Взбудораженные страшной вестью, все будто забыли о Владыках. Когда же я, опомнившись, взглянула вниз – Кольцо Судьбы опустело. Не понять было, удалились ли Владыки или просто сменили облик: я все еще ощущала их присутствие. Но они не сочли нужным явно участвовать в наших делах.

– Какой ужас!.. – воскликнула Арквенэн. – Король убит! Сильмариллы похищены! Теперь Древа уж точно не возродить! А Владыки? Выходит, они напрасно мучили Феанаро. Что бы ни ответил он – Камни-то все одно пропали.

– Должно быть, Владыки не знали о нападении на Твердыню, – пробормотала я… и осеклась.

Внезапное открытие потрясло меня: Владыки не всеведущи! И не всесильны. Они не сумели сохранить Свет. Они не знали о нападении на Форменос. Они не могут возродить Древа и воскресить короля. Они не защитят нас от Мелькора... нет, от Моргота – ибо он воистину Черный Враг! – если тот вернется.

Мысль эта терзала меня, пока мы решали, что делать дальше, пока отказывались от сочувственных приглашений жителей Валмара и спускались с Холма.

Я едва не плакала. С рождения я ощущала любовь и опеку Владык, как нечто неизменное. Как тепло и свет Дерев. Лишиться разом и того и другого было невыносимо.

Только когда мы брели уже по дороге к Тириону под блистающими, ясными звездами, я решилась спросить:

– Матушка, как же так? Я думала, Владыки хранят наш край… оберегают нас… а они не смогли… ничего…

Матушка долго молчала и наконец проговорила:

– Да, Тинвиэль, дитя мое. Владыки не всесильны. Они не смогли защитить нашу землю от Врага, ибо Враг некогда был сильнейшим из них. Им не дано делать мертвое – живым. Они не будут править нашими судьбами помимо нашей воли. И иногда даже Великие нуждаются в помощи малых.

Я не все поняла в ее словах. Странно было представить, что Стихии Мира могут нуждаться в нашей помощи. Однако… не о помощи ли просили они Феанаро? И не отказались ли от вмешательства в его судьбу?

Но какое значение имеет наша воля сейчас, когда порчу Мелькора уже не исправить – не возжечь Свет, не вернуть жизнь королю?!

Мир изменился необратимо. При Свете наши пути казались ясными и прямыми; теперь же дорога не просматривалась даже на пол-лиги вперед и, казалось, на ней прибавилось поворотов. Уже нельзя было знать, что скрывается там, в затопивших дали сумерках – что будущее готовит нам.

Мы шли и шли по дороге – наверное, бродить в потемках скоро войдет у нас в привычку. Всякий раз, когда глаза мои уставали вглядываться в полумрак, я поднимала взгляд к небу. Мириады светочей Варды сияли в высоте – будто слали нам привет и ободрение. Тогда я снова вспоминала о силе и благости Владык, и в сердце моем вновь возгоралась надежда.

И правда, худшее из возможного уже случилось, значит, наша жизнь вот-вот обернется к лучшему. Ведь так?

3. Смута

– Тинвиэль! Тинвэ! Ты спишь? У тебя уже весь песок просыпался!

Звонкий голосок выдернул меня из дремоты. Вздрогнув, я схватилась за песочные часы и быстро перевернула их. Надо же, уснула за ученым занятием! Я пыталась определить срок, за который звезды совершают над нами полный круг…

Но кто разбудил меня? Рядом – никого...

Я потянулась в кресле и снова закрыла глаза. Очень скоро послышались осторожные шажки, кто-то тихонько вздохнул… и вдруг со всей силы дунул мне в ухо! Подскочив от неожиданности, я все же успела поймать проказницу за платье. Ну конечно, это Сулиэль – соседская девчушка! Она и ее братец Соронвэ уже оторвались от материнской юбки, но не достигли еще возраста ученичества, и потому проводили время в играх и забавах. Даже темнота не отбила у них тягу к шалостям!

– Нечестно! Ты притворялась! – возмутилась Сулиэль.

– Нечестно пугать спящих, – возразила я строго. – А если бы со мной случилась икота?

– Я бы принесла тебе водички!

Сбить ее с толку было не просто! На самом деле я была рада ей – уж больно медленно и тоскливо тянулось время с тех пор, как мы с матушкой вернулись домой. Мы пыталась скоротать его за работой – тщетно! Хлопоты по дому закончились быстро, а другие дела не ладились.

Наш светильник – чудесный кристалл – почти угас: ему требовалось напитаться сиянием Дерев, чтобы потом отдавать его в темноте. При мерцающем огоньке лампады у меня не получалось ни ткать, ни вышивать – оттенки нитей путались в полумраке, и я никак не могла подобрать нужные. Не задалось и чтение: какой бы свиток или книгу я ни брала, речь в них шла о жизни при Свете, и наша утрата ощущалась еще острее. Я принялась было вместе с матушкой плавить воск и отливать свечи, но это занятие вскоре приелось мне.

В конце концов я разыскала в мастерской песочные часы – в прежней жизни мы замечали по ним время обжига глиняных фигурок – и, усевшись на террасе, снова воззрилась на небо. Танец созвездий был незаметен глазу, но они постепенно смещались над флюгерами, башенками и крышами. Купол неба поворачивался вокруг неяркой звездочки, последней в ручке Ковша. Как же медлительно было это вращение! В наших часах между смешениями Света песок успевал пересыпаться шесть раз. Я перевернула часы дважды – и за это время звезды едва сдвинулись на небе, а на меня от безделья накатила неодолимая сонливость.

Если бы не Сулиэль, я бы так и упустила песок!

Сейчас девчушка нетерпеливо приплясывала рядом. Наконец она потянула меня за руку:

– Тинвэ, пойдем со мною! Мы с Соронвэ играем в Пробудившихся – у нас ведь сейчас совсем как у них! Соронвэ был квэндо и повел меня на Запад, а потом притворился злым… этим… ведмедем. И так рычал! Я спряталась от него и убежала, а он остался в саду… Пойдем, поиграешь с нами!

– Пойдем, найдем его. А ваша матушка не разволнуется, что вы убежали из дому?

Милое личико Сулиэль омрачилось:

– Я звала и матушку. А она грустит и не хочет гулять. И батюшки все нет… Тинвиэль, а когда он вернется?

Я пожала плечами. Хотелось бы мне знать! Родители Сулиэль и Соронвэ были преданными сторонниками Первого Дома. Ингор, конечно, вместе с другими умчался в Форменос. Айвенэн с детьми не ходила к Кольцу Судьбы, но наверняка дурные вести нашли ее. И неизвестно, что за новости принесут наши мужчины по возвращении… Было отчего печалиться и чего бояться!

Болтушка между тем продолжала:

– Я знаю, матушка грустная оттого, что Свет пропал. Тинвэ, скажи, когда Свет опять появится, звезд не будет видно? Жалко… Они красивые!

Наверное, никто не объяснил девочке, что мы лишились Света надолго, если не навсегда. Да и у меня язык не повернулся рассказать ей об этом. Проглотив вздох, я предложила:

– Давай-ка найдем Соронвэ и пойдем к вам. Может, вместе мы сумеем развеселить твою матушку?

Сулиэль кивнула. Мы спустились с террасы… и, едва прошли по тропинке несколько шагов, как из-за кустов выскочил мальчишка, радостный и возбужденный:

– Сестричка! Куда ты делась? Осанвэ – и то не слышишь! А я там видел такое!.. Ой, Тинвиэль, хорошо, что ты с нами. Я покажу светлинок!

Он схватил Сулиэль за руку и потащил через сад к пруду. Я шла следом, удивляясь, как быстро дети превратили в игру то, что для взрослых было источником страхов и забот.

Но в самом деле, пронизанные лучами звезд сумерки явили нам особую, невиданную при Свете Дерев красоту. Сад был прекрасен. Кроны деревьев кружевом рисовались на фоне неба, блестела роса на листве, таинственно мерцали белые цветы – лилии, россыпи жасмина, гроздья гортензий… По-прежнему пышно цвели розы, их аромат стал насыщенней и ярче. Гладь пруда, словно зеркало, отражала яркие звезды… и не только!

Еще издали я заметила, что над водой и над берегом во множестве снуют крохотные золотисто-зеленоватые огоньки, и такие же огоньки поблескивают в траве.

– Вот они, светлинки! – гордо объявил Соронвэ.

Да, отец рассказывал нам о такой диковине, только называл ее по-другому…

Мы подошли ближе. Светлинки носились над прудом; тех, что слишком низко опускались к воде, хватали шустрые рыбки. Дети принялись гоняться за огоньками по берегу и вскоре, поймав нескольких, показали их мне на раскрытых ладошках.

Так это жучки! Я и раньше видала таких, мелких и неприметных. Кто бы мог подумать, что каждый из них – маленькое чудо? Стоило им раскрыть крылышки, как брюшко у них начинало светиться, словно крохотный фонарик!

– Ух ты! – Соронвэ с восхищением рассматривал свою добычу. – Сулиэль, давай отнесем их домой! Можно посадить их в склянку – тогда у нас станет светлее, и матушка обрадуется!

– Зато вряд ли обрадуются светлинки… светлячки! – я вспомнила, каким словом называл их отец.

– А мы дадим им меду, – не растерялась Сулиэль. – Они, наверное, как пчелы – любят мед.

– Откуда ты знаешь? Может, они едят траву! – немедленно встрял Соронвэ.

Дети принялись спорить, пытаясь в то же время удержать в руках светлячков – те расползались и разлетались, сверкая своими огоньками.

Моего сознания коснулся настойчивый зов Арквенэн. Я ответила, и после недолгого ожидания подруга, встрепанная и запыхавшаяся, появилась на дорожке.

Едва подойдя, она воскликнула с упреком:

– Кто бы мог подумать! В такое время ты сидишь у воды и любуешься искорками. Как это на тебя похоже! А кстати, кто это? Светлячки? Какая прелесть!..

Переведя дух, она продолжала:

– А я сбилась с ног – всюду бегаю, тебя ищу! Феанаро вернулся, и не один – с ним его сыновья, и Лорды, и наши родичи… Поторопись! Все собираются на Королевской Площади, он вот-вот будет говорить там!

Новость Арквенэн мигом разбудила во мне притихшее беспокойство. О чем расскажет Феанаро? О том, что видел в разоренном Форменосе? А может, он решил примириться с Владыками? Или открыл способ вернуть Древам Свет? О, если бы!

Чуть ли не бегом мы проводили детишек домой. Те не возражали, так им не терпелось показать матери «светлинок». Я спохватилась о своих часах: кто проследит за ними, если мы все уйдем? Заикнулась об этом матушке, и она охотно, даже поспешно согласилась подменить меня. У нее не было желания слушать речи Феанаро. А мы с Арквенэн, едва не спотыкаясь, выскочили на улицу и быстро пошли вверх, к вершине Туны, где стоял дворец Короля.

Чем ближе мы подходили к Королевской Площади, тем больше народу становилось на улицах. Сумрак отступил: у многих дверей теплились лампады, а кое-где – и новые светильники, от которых исходило нежное голубовато-серебристое сияние. Но больше всего было факелов. Они горели на стенах домов, на столбиках-опорах по сторонам мостовых и лестниц, многие несли их в руках. Их свет – яркий, трепещущий, тревожный – затмил звезды, сделал небо иссиня-черным, залил светлые камни стен беспокойным румянцем.

Беспокойными, напряженными, раскрасневшимися были и лица собравшихся на площади. Факельный свет сделал их такими? Или быстрая ходьба? А может, виною тому были слова Феанаро?

Мы опоздали – он уже начал свою речь. Одетый в блистающие доспехи, он стоял на высоком, просторном крыльце дворца, на шаг впереди своих братьев; за ними толпились его сыновья – тоже в доспехах и при оружии – и дети наших Лордов. Беда объединила Три Дома. Родичи слушали Феанаро с тем же пристальным, неослабным вниманием, что и заполнившая площадь толпа.

– … разрубил ему грудь и рассек сердце, и кровь его растеклась по земле! Так пал наш Король – храбрейший и благороднейший из нолдор! Он пал в схватке с Врагом, перед коим не выстоять в одиночку! Но он был один – ибо лишь у него хватило доблести защищать свой дом! Он сделал то, на что не отважились Владыки! – гремел Феанаро, и голос его, казалось, разносился над всем городом. – Не отважились… или не захотели?! Пусть сейчас они называют Моргота врагом – не одного ли он с ними корня? Ужель все вместе не могли они одолеть отступника? Я говорю, смогли бы – если б пожелали отринуть родство с вором и убийцей!

Он перевел дух и, окинув толпу горящими глазами, продолжал:

– Король наш мертв. Отныне мне надлежит принять бразды правления – по праву первородства! По праву того, кого он избрал своим наследником. По праву того, кто встал бы с ним плечом к плечу в последней битве, если бы не произвол Манвэ!

Напрасно я понадеялась, что Феанаро смягчился к Владыкам… Чем дальше, тем явственнее звучала в его голосе горечь и жгучий, неукротимый гнев:

– Почему, о нолдор, должны мы прислуживать алчным Владыкам, кои в своем королевстве не уберегли нас от Врага?! Месть зовет меня, но и будь иначе – не ступать мне по одной земле с родичами убийцы отца и похитителя сокровища! И не один я доблестен среди доблестного народа! Разве не все вы лишились короля? Разве не лишились вы всего – запертые здесь, в тесной стране между морем и горами?

– Некогда здесь был Свет, в коем Владыки отказали Средиземью, – говорил он дальше, – но ныне тьма уровняла все. Что же – мы будем скорбеть здесь в вечном бездействии, стенать во мгле, ронять тщетные слезы в бесстрастное море, пока не истаем, словно тени? Или же мы вернемся домой? Сладки Воды Пробуждения, ясно сияют над ними звезды, широко раскинулись земли, уготованные свободному народу. В спокойствии они ожидают нас – тех, кто по глупости покинул их когда-то. Пойдемте же! Оставим трусов сторожить этот город!

– Разве не сильны мы, не мудры и не искусны? – вопрошал он. – Разве не достойны братья мои и сыновья каждый – своего королевства? Разве не достанет нам решимости добиться свободы, первыми овладеть неведомыми просторами? Первыми, говорю я, ибо не вечно будут они пусты. Знайте же, Владыки завлекли нас в свой край, чтобы сберечь Средиземье для последышей. Для иного народа, что явится после нас, заселит обширные страны, будет править ими по своему усмотрению! Мы же обречены прозябать здесь в тесноте и темноте, скованные запретами Владык! Разве не достойны мы лучшей участи? Пусть далек будет путь, тяжела и длинна дорога – мы распрощаемся с оковами! Но проститесь и с беззаботностью! Проститесь со слабостью! Проститесь со своими сокровищами – мы добудем большие. Выступайте налегке – но не забудьте мечи! Ибо мы пойдем дальше, чем Оромэ, будем стоять тверже, чем Тулкас. До конца времен не прекратим мы погони за Морготом! Войну получит он и нашу ненависть! Мы одолеем его, вернем Сильмариллы! Лишь мы будем владеть негасимым Светом, мы – властители благодати и красоты Арды. Ни один народ не превзойдет нас!

От речи Феанаро сердце у меня отчаянно колотилось, голова шла кругом. Он говорил немыслимые, невероятные вещи, но с таким жаром и страстью, что в душу мне против воли закралось сомнение.

Что, если он говорит правду? Ведь невозможно выдумать такую ложь! Что, если Владыки намеренно молчат о том, другом народе? Что, если они действительно попытаются удержать нас?! И вдруг меня обуяла жажда действия и полной, безграничной свободы.

Феанаро не дал нам ни мгновения передышки:

– Слушайте же мою Клятву! – вскричал он в исступлении, выхватив меч.

Сыновья кинулись к нему и тоже воздели мечи.

– Клянусь не отступиться от мести своей и ненависти! Клянусь до конца мира преследовать каждого, кто покусится овладеть Сильмариллами – будь то Вала, демон, эльф или не рожденный еще последыш, или иная тварь – большая или малая, добрая или злая! Да будут свидетелями мне Манвэ и Варда, восседающие праздно в обители своей на вершине Таниквэтиль! Да услышит меня Эру Всемогущий! Да ввергнет Он меня во Тьму вечную и беспредельную, если не исполню я свою Клятву!

Оцепенев от ужаса, внимала я страшным словам. И расслышала каждое, ибо следом за Феанаро Клятву повторили его сыновья. Все как один принесли они нерушимый обет мстить и ненавидеть. Когда они договорили, на площади воцарилась потрясенная тишина. В этой тишине отчетливо прозвучал ясный голос Нолофинвэ:

– Опомнись, брат! К чему ты призываешь нас? Пойти против воли и совета Владык?

– А тебе, брат, сумрак и неволя дороже свободы? – с насмешкой вопросил Феанаро. – Без оглядки на Владык ты не смеешь ступить и шагу? Не ты ли клялся, что всегда будешь следовать за мной? Ненадолго хватило тебе верности клятве!

– Я не отступлюсь от своей клятвы. И потому еще раз прошу – одумайся! Куда ты поведешь нас, если тебя поведет твой обет?

– Я приведу вас к победе! Клятва будет исполнена! Мы возьмем свою судьбу в свои руки!

– Твоя Клятва безумна! Не к победе, а к гибели приведет она тебя и тех, кто пойдет за тобою! – не выдержав, возвысил голос Турукано, младший сын Нолофинвэ.

– Ты провидец, сын моего брата? – обернулся Феанаро к нему. – Что ты знаешь о тех, кто пойдет за мною? Не лучше ли я знаю наш народ? Не лучше ли я вижу его путь?

Он вновь обратился к толпе на площади:

– Нолдор! Братья мои и сестры – пусть не по крови, но по духу! Просторы огромного мира ждут нас! Чему внемлите вы: голосу прислужника Владык – голосу трусости и лени? Или голосу доблести и чести – голосу ваших сердец?

– Я не трус и не прислужник! – гневно вскинулся Турукано. – Не смей называть меня так, ты, брат моего отца… алчный безумец!

Вспыхнув, Феанаро шагнул к нему, все еще с обнаженным мечом в руках, Нолофинвэ кинулся навстречу, закрыв собою сына.