Текст книги "Королевский туман (СИ)"

Автор книги: Татьяна Белоусова-Ротштеин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

Глава 31. Ротбарт и Барея

Дьявол там, или нет, но лорд Леонидас тут же почувствовал, как его за горло взяла проклятая национальная вежливость:

– Простите, надеюсь, я Вас не обидел?

– Ничуть, – легко усмехнулся барон, – предки на то и предки, чтобы вспоминать о них с гордостью или хотя бы с улыбкой. Я уже сказал, именно наша лондониумская ветвь оказалась наиболее успешной. Как это ни парадоксально, на первый взгляд.

– Почему парадоксально?

Барон задумчиво качнул головой, положил в рот кусочек мяса, тщательно прожевал и лишь потом заговорил вновь:

– Во время войны Ротбарты нужны всем – займы, расходы на армии, переправка секретных посланий с помощью лучших в Европе курьеров… Но, когда война заканчивалась, все аристократы тут же вспоминали о нашем еврейском происхождении. О том, что нам бы не следовало и глаза поднимать на добрых христиан… Можно было сколько угодно одеваться у лучших портных и разъезжать на самых дорогих лошадях. Но стоило лишь отрыть рот – как все заёмщики и должники откровенно смеялись над акцентом и неправильными ударениями. Особенно непросто было именно Натану, ведь в Атлантии, как нигде, язык – это клеймо, сообщающее всем окружающим, где ты родился, где учился и чем занимались твои предки до седьмого колена.

– Ну, Ваш-то атлантийский безупречен, – поспешил вставить Джеймс.

– Мой-то да, – охотно согласился тот, – а Натан не мог похвастаться итонским произношением. Он купил у австрийского императора титул барона за пару миллионов наличными. Представляете, как сие предприятие всех развеселило?

– Ну, право же… – замялся Джеймс, подавив усмешку.

– Вообще, что для вас, атлантийцев, есть иностранец? – вдруг спросил еврейский барон Ротбарт. – Для вас иностранцы бывают двух видов: конкуренты, которых нужно обойти, и дикари, которых нужно обуздать. Ротбарты оказались ни тем, ни другим. И вот тут-то и сыграло то, за что я, воистину, люблю и уважаю ангризи. При том, что нет более самовлюбленного, более уверенного в своей избранности народа, чем вы, при том, что вы со школьных лет внушаете себе, кто должен нести свет цивилизации в тёмные, но отчего-то богатые уголки мира, при том, что у вас само слово «континентальный» означает «отсталый, менее качественный»… Так вот, при всём этом, вы наилучшие деловые партнеры. Вы руководствуетесь только разумом, только холодным расчетом и своей выгодой. Никаких религиозных предрассудков и прочей романтики. Никаких постоянных союзников, только постоянные интересы. Некоторые мои партнеры на континенте утверждают, что нет в мире более изощренных подлецов, чем ангризи. А я скажу так: не надо забивать себе голову всякой чепухой вроде чести, совести и красивых клятв, надо брать пример с вас же, и тогда сотрудничать с вами будет удобно и выгодно. Равными себе Вы, конечно, никого не признаете, но это не помешает извлекать взаимный доход.

– Звучит очень лестно, – Джеймс слушал барона внимательно и терпеливо, – только мы, кажется, хотели поговорить о Кинзмане.

– Да, о Кинзмане, – Ротбарт неторопливо отпил вина, – жаль его, хороший был человек и надёжный партнер. Он просил меня доставать для мистера Ди вещи из Бареи, у меня там обширные связи.

– Что, какие-нибудь ножи?

– Нет, не совсем. Один раз он поинтересовался, не могу ли я достать меч князя Владимира, но, насколько я знаю, такого артефакта не существует. А в остальном, мистер Ди возлагал надежды на предметы из барейской ортодоксальной церкви – старинные иконы, частицы мощей, реликвии святых. Но, надо признать, ничего по-настоящему ценного мне достать не удалось, при всех моих возможностях. Барейская таможня, конечно, не бог весть что, но она всё же есть…

– Это такая существенная помеха для Вас? – не сдержал язвительности Джеймс. Он уже почти не сомневался. Но если барон Ротбарт именно тот, именно то, что Джеймс подозревает, как теперь вести себя? Что говорить?

– Да, если хотите знать, я не какой-то там мелкий жулик, – с достоинством покачал головой Альберт, – кроме того, я не люблю вступать в заведомо невыгодные предприятия.

– Заведомо?…

– Кстати сказать, что касается этой удивительной Бареи, – Ротбарт энергично, словно дирижёр, взмахнул вилкой, – Барея, Барея… Сухопутный океан. Ах, как вам трудно жить, когда с ней никто не воюет. Вопрос с закупками алхимических веществ я уладил, можете об этом не беспокоиться.

– Рад слышать, – быстро ответил Джеймс. Вот как раз судьба барейских революционеров беспокоила лорда меньше всего.

– Я же, разумеется, всё и оплатил, – скромно добавил тот, – ни пенни из королевской казны потрачено не было. Вот видите, какой я добрый подданный Короны? А Вы меня, кажется, в чем-то подозреваете.

– А Вы, кажется, советуете мне заключить выгодную сделку с чудовищами, которые угрожают той самой Короне, – хмыкнул Джеймс, – стоит ли при этом обижаться на мою подозрительность?

Барон опять ненадолго задумался, глядя в свою тарелку, потом очень спокойно и неторопливо произнес:

– Большинство несчастий, происходящих с людьми, случается из-за неверного суждения о ценности вещей. С чего Вы вообще взяли, что они угрожают королеве?

– Ну, Вы-то, должно быть, знаете их лучше, – огрызнулся Джеймс. Изначально об угрозе королеве сказал Уил. Но чего же еще ожидать от вампиров?!

– Представьте себе, знаю, – кивнул Ротбарт и принялся жевать очередной кусок.

Джеймс поморщился, не скрывая своего презрения. И очень спокойно, четко произнес:

– То есть, это Вы.

– Что – я? – переспросил барон, пригубляя вино.

– Вы – их покровитель. Не зря же о Лилит больше всего написано именно еврейскими каббалистами…

– Я?! – Ротбарт уставился на него с таким искренним изумлением, какое только и бывает у величайших мошенников. – С чего Вы взяли? Не все евреи разбираются в каббале, поверьте. Разумеется, это не я, куда мне… Моё семейство вынуждено оказывать протекцию несоизмеримо меньшей нечисти. Самый значительный подопечный был у нас еще накануне Крымской войны. Алекс Герцель его звали, вряд ли Вы помните… Барейский дворянин по происхождению, борец за свободу по призванию. Писатель. В те годы император Бареи призывал всех своих подданных вернуться из охваченной революцией Европы. Герцель отказался. Тогда Николай I решил склонить своего мятежного подданного к послушанию, используя самое болезненное место для просвещенного человека – финансы. Частная собственность в Борее неприкосновенна, чем, естественно, пользовались революционеры, борясь с самодержавием и одновременно получая от него же дивиденды. И вот, представьте себе такой произвол, на имущество сего талантливого публициста в Барее накладывается арест. Больше года он просто скрывался, барейская миссия в Лютеции не могла его найти. Наконец, консул в Ницце передал ему царский приказ о возвращении. Уже через три дня наш друг даёт решительный письменный отказ. Но жизнь во Франции не дешевая, а работать, словно какой-то простолюдин, не пристало дворянину и литератору! Только Герцель к тому моменту уже не беспокоился за судьбу своих капиталов.

Зная, что его имущество арестовано, он отправился не куда-нибудь, а к моему французскому дядюшке, ныне покойному. И попросту обманул его, всучив билеты московской сохранной казны, на которые был наложен арест. Дядюшка выплатил деньги, а потом в свою очередь потребовал оплаты билетов у барейского контрагента. Тот ответил, что этого сделать не может, по независящим от него причинам.

Но вместо того, чтобы потребовать деньги назад у пройдохи Герцеля, барон Ротбарт пригрозил Барейской Империи бойкотом со стороны главных европейских банков! Вообразите себе, милорд, дядюшка потребовал у своего барейского партнера получить аудиенции у министра иностранных дел и министра финансов и заявить, что он, Ротбарт, советует очень подумать о последствиях отказа, особенно в то время, когда барейское правительство желает получить через него новый заем. В итоге ортодоксальный всебарейский самодержец выплатил нашему семейству все причитающиеся суммы, даже с процентами и процентами на проценты.

– О-очень интересная история, – протянул Джеймс, откинувшись на спинку стула и всем своим видом выражая противоположное впечатление, – и какова мораль?

– Во-первых, – терпеливо продолжил барон, – сила сконцентрированного капитала является столь же реальной и материальной, как и сила организованной армии. Расписка порой страшнее пистолета. Во-вторых, как по-Вашему, кто для банкира Ротбарта важнее – Барейская Империя или один вкладчик средней руки, да еще и склонный к жульничеству?

Джеймс равнодушно пожал плечами:

– Могу только предположить, что это был не совсем обычный вкладчик.

– Верно мыслите, милорд, не совсем обычный, – кивнул барон, довольный его сообразительностью, – а необычность его заключалась в том, что накануне к моему дядюшке в Лютеции пришел некий джентльмен и очень попросил позаботиться о месье Герцеле, так как месье Герцель – человек чрезвычайно талантливый. Нельзя, чтобы сей талант погиб, как говорится, под грязным сапогом самодержавия. И дядюшка не смог остаться равнодушным, мы, Ротбарты, умеет ценить таланты. А вскоре Герцель переехал в Лондониум, уже под попечение моего отца, и здесь-то он проявил свой талант во всём блеске, честно отработал нашу помощь. Во время Крымской войны выпускал журнал на двух языках, писал ярко, хлестко. «Барею охватил сифилис патриотизма!» и всё в таком духе.

Джеймс почувствовал, что теряет нить разговора. Казалось, барон хочет сказать ему что-то очень важное, но всё ходит кругами.

– Простите, но какое это имеет отношение…

– Я просто хочу объяснить Вам некоторые вещи, – воскликнул барон, звякнув приборами, – выгода не всегда очевидна, а опасность не всегда там, откуда её ждешь. Знаете ли, большинство барейских революционеров вообще не имеют никаких капиталов, хоть бы и арестованных, а некоторые не имеют даже мозгов, зато все имеют хороший аппетит. Переезды, жильё, паспорта, типографии, оружие. Вы понимаете, какие это расходы?

– Мне как-то не до этого, – Джеймс вдохнул глубоко и медленно. Не стоит спешить. Пусть разговор идет своим чередом.

– Да, Вам невдомек, – обиженно хмыкнул Ротбарт, – Вы гоняетесь за мифами… А адвокаты! Вы знаете, сколько стоит в Лондониуме хороший адвокат? Например, сэр Роберт Уотсон, председатель и казначей лондониумского «Общества друзей барейской свободы», юрист и влиятельный политик. Его услуги обходятся не дешево. Nichts ohne Geld auf dieser Welt, как говаривают на моей предыдущей родине. Ничто в мире не делается без денег.

– И вампирское убежище, надо полагать, тоже, – процедил Джеймс вдруг онемевшими губами, – никак без денег не обходится.

– О, не то слово! – барон рассмеялся так тепло и беззаботно. – Да, ничьё убежище не обходится без денег. Есть у меня еще такой интересный знакомый, звать его Серж Кравчинский. Там, у себя в Питере он средь бела дня заколол стилетом шефа жандармов. Но не подумайте дурного, мистер Серж просто вынужден был отомстить за смертный приговор другому-террористу. А в душе он человек тонкий. Писатель. Сейчас он честно трудится в этом самом «Обществе друзей барейской свободы», пишет замечательные статьи. Вот, например, из последнего «Царь-чурбан» и «Царь-цапля», не читали?

– Нет, не довелось, – сдавленно вздохнул лорд.

– Вам невдомек, да, – барон вдруг изобразил по-детски обиженное выражение, – у Атлантии с Бареей, вишь ли, цивилизационные столкновения, а платить и страдать за всё, как всегда, должны евреи. Сдается мне, мой великий несчастный народ еще немало претерпит от этих игр… Возможно, опять-таки, за мой счет. А вот еще один мой знакомый, на сей раз из Гермландии, звать его Карл…

– Послушайте, барон, кажется, я догадался, – воскликнул Джеймс, звучно щелкнув пальцами, – Вы хотите занять у меня денег. Все эти сомнительные расходы…

– А вот и не угадали! – снова по-детски улыбнулся Ротбарт и тут же опять посерьезнел. – И даже не смешно. Ибо это не расходы. Это – существенная экономия.

– Это – экономия? – Джеймс вскинул брови. – Что же тогда для Вас расходы?

– Как сказал однажды другой мой приятель, гер Бисмарк, держать чужие государства под угрозой революции уже давно стало ремеслом Атлантии, – изрек барон, назидательно подняв палец. – Вы с удовольствием принимаете на своём… на нашем уютном острове любого жулика, лишь бы он был готов работать против страны, из которой сбежал. В Лондониуме есть целые кварталы таких «политических беглецов». Но, сколько бы это ни стоило, всё равно выйдет несоизмеримо дешевле, чем война.

– Но революционеры всегда проигрывают, – заметил Джеймс.

– Да, но их поражения всё же не так позорны и убыточны, как у ваших вояк, – барон усмехнулся с явным удовольствием.

Это оказалось первым, что по-настоящему задело Джеймса за весь их странный разговор. Всё-таки большинство его предков служило в королевских войсках, и все они честно исполняли свой долг.

– Уж не хотите ли Вы сказать, – начал он, светски улыбнувшись, – что солдаты величайшей в мире империи не достаточно мужественны?

– Не хочу обижать простых солдат, – Ротбарт преспокойно развел руками, – обижу только офицеров. Есть у ваших военных такая особенность: при всей своей… вездесущности они, как это ни странно, очень не любят воевать. Они любят на бронированных пароходах разгонять деревянные лодчонки чанхайцев. Или обстрелять с кораблей безоружный монастырь. Или отстреливать дикарей из новеньких винтовок, особенно если эти дикари вместо того, чтобы защищаться еще и воюют между собой. Вот это вы любите. А сражаться с равным противником, таким, например, как Барея или Гермландия, вы постараетесь перепоручить кому-нибудь другому, а еще лучше им самим. Благо, опыт Крымской кампании вас кое-чему научил: одного бравого генерала разбила кучка инвалидов, другого – чайки…

– Мне кажется, господин барон, – процедил Джеймс сквозь зубы, – Вы ничего не понимаете в военном деле.

– Не спорю, – покладисто кивнул тот, – я банкир, я могу всего лишь дать деньги. Вам или вашим глупым союзникам. Но ваша главная сила – не армия, своя или чужая. Ваша сила – это власть над умами и душами. Говоря о той же Крымской, Атлантия, о, ничуть не боялась за сухопутные пути в Хиндию и за свою торговлю! Вы лишь благородно и принципиально вели «битву цивилизации против дикости». Ах, это ужасное «барейское варварство», о защите против которого лондониумские публицисты взывали к общественному мнению всей Европы! Но между тем, речь шла, в сущности, о борьбе с барейским промышленным протекционизмом. Ангризи – величайшие мастера в деле сокрытия своих преступлений за либеральной мишурой, а это, несомненно, признак большой ловкости ума, учитывая то, что ваш народный герой – Френсис Дрейк….

– Я понял, за что Вы нас любите, – резко перебил его лорд, – но я до сих пор не могу понять, какое это всё имеет отношение к Кинзману и вампирам?

Ротбарт тяжело и терпеливо вздохнул. Как будто это Джеймс вот уже почти час изводит его рассуждениями на философские темы!

– Я хочу сказать, во-первых, чтобы Вы, милорд, руководствовались разумом. Наивное рыцарство не пристало ни Вам, ни Вашим предкам.

– Много Вы знаете о моих предках, – при слове «рыцарство» Джеймс вздрогнул и невольно сжал вилку.

– Достаточно, уж поверьте, – жестко продолжил барон, – я знаю Ваших предков достаточно. Во-вторых, скажем откровенно, подходящего оружия против вампиров у Вас нет, а значит, нет и шансов.

– А если оружие есть? – упрямо вскинулся Джеймс. Да что этот еврейский выскочка вообще может знать о делах его семьи?! – Или оно в ближайшее время найдется?

– Нет, не верю, – усмехнулся барон, – и те, кто называет себя Вашими союзниками, не имеют никаких шансов, скоро Вы в этом убедитесь.

– Почему Вы так уверены?!

– Потому, что я всю эту историю знаю давно и подробно, – барон, кажется, впервые посмотрел ему прямо в глаза, – насколько вообще её можно знать… Хотите скажу, где прячутся вампиры? – и взгляд его был спокойный, бесстрастный, как у ученого, наблюдающего за крысой.

– Где…

– В Банке Атлантии.

– Где?! – у Джеймса перехватило дыхание, но он почти не заметил этого. – Их покрывают акционеры Банка Атлантии? Но зачем? Кто еще об этом знает?

– На эти вопросы я не уполномочен отвечать, – вздохнул Ротбарт, откладывая приборы, – мой отец как-то сказал, мол, дайте мне управлять деньгами государства и мне будет всё равно, кто пишет в нем законы. Ему, конечно, не дали… И, наконец, в третьих: если Вы действительно хотите их уничтожить, я предлагаю Вам союз.

Джеймс попытался восстановить дыхание, но лишь снова поперхнулся воздухом.

– Союз… с Вами против… них?

– Да, а что Вас удивляет? Собственно, на эту сделку я и намекал с самого начала, – барон опять изобразил наивное недоумение. – Думаете, мне нравится такое положение? Нет. И Вам оно еще больше не понравится, когда Вы познакомитесь с ними поближе. Но Вы не повторите ошибку Вашего отца, не станете полагаться на неверных союзников и «волшебные» безделушки.

– А Вы, значит, верный…

– Говорят, банкир одолжит вам зонтик, когда светит солнце и потребует его обратно, когда пойдет дождь. Но я не таков, я терпеливый и нежадный, – беспечно отозвался барон, вытирая губы салфеткой, – ну, что ж, я, пожалуй, отнял у Вас слишком много времени. Итак, на встрече с ними будьте благоразумны. Для Вас главное сейчас сохранить свою жизнь и получить время. А потом свяжитесь со мной, – он достал из внутреннего кармана пиджака карточку, – вот, по этому номеру отвечаю лично я. Уверен, мы что-нибудь придумаем. Доброго дня, мистер Черчес! – и, надев свой цилиндр, неторопливо вышел из ресторана.

А Джеймс остался, глядя на личный телефонный номер барона Ротбарта. Но цифры он не видел, перед глазами стояла Рената Лайтвуд – призрак Банка Атлантии.

Глава 32. Лакшми Баи

Джеймс всегда старался поступать благоразумно. «Благо разума». Но неужели это должно обернуться благом предательства? Каково это будет? Впрочем, надо признаться честно, ведь тогда, три года назад, и даже раньше, он Седрика предал. Предпочел свои интересы. Поступил правильно, как положено.

Всё как сказал барон Ротбарт.

Джеймс шел домой по людным улицам Лондониума и вспоминал все встречи и разговоры с Ренатой Лайтвуд. Он старался вспомнить каждый её жест, каждую фразу, каждую интонацию, от первого столкновения у Кинзмана, до вчерашнего револьвера в полутемном кабаке. Старался понять, угадать, кто же она на самом деле, и что ей нужно? Если на Кинзмана напали вампиры, а им покровительствует руководство Банка, то зачем финансовый инспектор…

Понять, конечно же, не удавалось.

За последнюю неделю лорд Леонидас уже привык к постоянным вторжениям в свой дом, поэтому не удивился и даже не возмутился, когда обнаружил в гостиной очередного незваного гостя. Впрочем, сил на такие чувства у него всё равно уже не было.

– А я тебе говорю, что надо просто брать и идти! – посреди гостиной стоял человек средних лет. Моложавое, загорелое лицо, потертая куртка и высокие сапоги выдавали в нем путешественника, а характерный акцент подсказывал, из какой колонии он прибыл.

Гость на мгновение замер, уставившись на Джеймса. Его подвижное лицо выражало требовательное недоумение:

– Ну, а это еще кто? – спросил гость у Седрика, который сидел на краешке стола, как всегда с бутылкой.

– О, я всего лишь хозяин сего скромного жилища, – ответил за кузена Джеймс. Прошел мимо незнакомца, не глядя на того, отобрал у Седрика бутылку и сделал большой глоток. – Можете не обращать на меня внимание, я посижу где-нибудь здесь…

– Не время для шуточек, – заявил гость. Казалось, его напористый голос заполняет собой всю комнату, – давно пора делать дело, а не болтать за чайком!

Джеймс обернулся и еще раз окинул того внимательным взглядом. Гость источал крепкий запах матросских папирос и весь очень смахивал на морехода-пирата из книжек. На пресловутого Дрейка в его лучшие годы. Только он, конечно, был не пират, а кое-кто понесноснее.

Интересно, что его связывало с Кинзманом? Тоже что-то привозил? Или?

– Итак, судя по Вашему ужасному выговору, и еще более ужасным манерам, – изрек лорд, слегка поведя бутылкой, – Вы – американец.

– А судя по Вашей кислой физиономии… – немедленно вскинулся тот, словно дикий буйвол с дикого Запада.

– Друзья, друзья! – Седрик решительно встал между ними. – Зачем нам ругаться, ведь мы должны быть заодно. Тем более, не забывайте, что здесь леди.

Джеймс рассеянно глянул в кресло, где сидела Джая Агрэ, чинно сложившая руки на коленях.

– А, и ты здесь… Сегодня на здоровье не жалуешься?

– Ты болела? – воскликнул американец, решительно шагнув к девушке.

Та быстро помотала головой.

– Если этот отмороженный хмырь тебя хоть пальцем тронул, скажи…

– С мисс Агрэ всё в порядке, заявляю ответственно! – громогласно объявил Седрик, быстро извлекая откуда-то еще одну бутылку. – Давайте-ка лучше выпьем по капельке и спокойно обсудим наше дело.

Гость только хмыкнул, всем своим видом выражая, что он думает на счет «ответственности» виконта Спенсера.

– Можно, наконец, узнать, кто Вы и что делаете в моем доме?

Джеймсу очень хотелось побыстрее закончить очередной бессмысленный разговор. Он мог думать только о Ренате Лайтвуд и о Банке Атлантии.

– Да, не будем терять зря время, – любезно согласился гость, – Джим Теодор Роуз, полковник армии Североамериканских Соединенных Штатов, в отставке.

– Полковник Роуз? – Джеймс вопросительно уставился на Джаю. – Почему ты… Впрочем, не важно.

Не важно, специально ли хиндийка утаила, в какой армии служит её полковник, или просто не поняла разницы.

– Пора, наконец, покончить с вампирами, – заявил Джим Роуз тоном бравого вояки. Вояки, не боящегося воевать.

Лорд еще раз внимательно оглядел его. Отец Джеймса как-то сказал, что североамериканцы – это те же атлантийцы, только испорченные. Наглые, невежественные. Бунтари.

– Давайте продолжим разговор в моём кабинете, – очень спокойно сказал Джеймс, отставляя бутылку.

– Между прочим, это и нас касается, – недовольно заметил Седрик.

Но Джеймс уже шел к лестнице, даже не взглянув на кузена. Роуз молча направился за ним, постукивая коваными подошвами.

Кабинет лорда Леонидаса, как всегда, казался образцом надежности и спокойствия. И как никогда эта видимость была обманчива.

– Давно Вы в Лондониуме? – спросил Джеймс, чтобы как-то начать разговор.

– Неважно, – отмахнулся полковник Роуз, – давайте перейдем сразу к делу! Хиндийский меч и меч Нуадо у Вас, я верно понял?

– Верно.

– Я могу их увидеть?

– Нет.

Джеймс вдруг почувствовал глупую мелочную радость от того, что может как-то позлить этого нахала. Как-будто других забот у лорда Леонидаса нет!

– Хорошо, – американец примирительно вскинул ладони, делая, по-видимому, большое над собой усилие, – согласен, я должен сначала объясниться. Прежде всего надо сказать, что я – член Круглого стола.

– Но Вы не подданный Атлантии! – невольно перебил его Джеймс.

– Мне это не мешает, скорее даже наоборот, – усмехнулся тот. – О рыцарях я узнал пятнадцать лет назад, в Хиндии.

Джеймс замер у стола, спиной к гостю.

– Я тогда работал в Тэли по найму, ну и повстречал одного человека, – деловито продолжил Роуз, – его зовут Уил, так он представился. Он рассказал мне про вампиров и про рыцарей. Он и кое-кто из его товарищей пытались тогда найти оружие против них.

Джеймс медленно обернулся к нему. Мировой механизм вдруг наклонился и повернулся какой-то странной, неправильной стороной. В нем не хватало множества деталей.

– Итак, продолжайте, – кивнул лорд, обходя стол и садясь в своё кресло – еще одна иллюзия уверенности.

– Ну да, – американец уселся в кресло напротив и на секунду замолчал, уставившись на коллекцию оружия. Разумеется, интересовавших его клинков там не было. – Эти хиндийцы тогда начали борьбу за свою свободу, и я, черт возьми, их понимаю, хоть они и такие странные – молятся идолам и коровам, и всё в таком роде…

– Среди них есть много мусульман, – механически поправил Джеймс.

– Не в том суть! – отмахнулся этот невежда. – Бог свидетель, человек имеет право свободно работать и богатеть на своей земле! А эта ваша Компания запретила всю внешнюю торговлю в обход себя. Хиндийские ткани были тогда куда качественнее и дешевле атлантийских, а вы вместо честной конкуренции ввели протекционистскую пошлину и запретили ввоз хиндийского товара, – он яростно стукнул кулаком по столу. – Да еще и разрушили все производство в Бенгалии! Не удивительно, что за последние полвека там от голода умерло тридцать миллионов народу. Я бы на их месте тоже взбунтовался.

Джеймс мысленно сосчитал до пяти. Хиндия. Восстание. Отец. Роуз. Вампиры. Он изо всех сил старался вслушаться в скрип этих шестеренок.

Да, как он уже заметил, там хватает и буддистов и мусульман. Подразделения солдат-сипаев специально комплектовались смешанными, чтобы исключить возможность сговора. Восточные религии крайне нетерпимы и непрактичны… Но эта самая блажь и сыграла против атлантийцев. Для сипайских войск ввели новые винтовки, пропитка патронов для этих винтовок изготавливалась из животного жира. Из жира коров и свиней. Верхушку патрона нужно было надкусить перед зарядкой. Взять в рот на одно мгновение. Всего лишь.

В результате сипаи-буддисты и сипаи-мусульмане объединились «для защиты Дхармы и Корана». А точнее, для того, чтобы безнаказанно убивать и грабить.

Более ста тысяч восставших дикарей.

– Эти сипаи, воины, там у себя всегда считались высоким сословием, а на службе у вас сделались расходным материалом, – продолжал вещать американец. Родня они ему что ли? Очень похоже на то. – Гоняли их в Бирму, в Чанхай, даже в Крым, и всё за грошовое жалование. Кому такое понравится! Не говоря уже о том, что все руководящие должности занимают колонисты, а судебная система запутана, как не знаю что и коррумп…

– Послушайте, – очень тихо произнес Джеймс, но Роуз услышал, – какое это имеет отношение к рыцарям?

– Да, да, – полковник резко потер небритую щеку, – рыцари были там. Они надеялись найти союзников, людей, которые понимают, о чем идет речь и, главное, имеют возможность… Знаете, где эти вампиры тут прячутся?

– Знаю, в Банке, – быстро кивнул Джеймс. Картина становилась всё красочнее, всё безумнее.

«Военное подавление в сочетании с разжиганием противоречий между частями страны и местными общественными слоями, одновременно с поиском в среде правящего класса надежной опоры, – говорил старший Мальборо, – вот залог нашего успеха».

Местные князьки самозабвенно грызлись между собой, чем и пользовалась Атлантийская Восточно-Хиндийская Компания. Правитель области, попавшей под её влияние, передавал атлантийцам ведение всех «иностранный дел» и содержал за счет своей казны армию Компании.

Казалось, эти разряженные в золото и перья туземные вожди просто не способны договориться между собой. О чем с ними могли договариваться рыцари?

– Да, именно в Банке! – американец едва не подпрыгнул на кресле. – Откуда Вы узнали?

– Не важно. Дальше.

– Да, да… Впрочем, не трудно и догадаться, это банковское здание надежнее королевского дворца и тюрьмы вместе взятых. Но главная проблема даже не в том, как проникнуть в их логово. Проблема в том, что нужно не только особое оружие, но и… как бы сказать, особый воин к такому оружию. Человек с особым происхождением и особым воспитанием, понимаете?

– Понимаю, – ответил Джеймс. Он понимал. Он сам должен был стать таким человеком, но потерял своё оружие, потерял кристалл графа Ди.

– И они тогда нашли такого человека. Это была княжна одной из провинций, звали её Лакшми Баи. Вы, должно быть, слышали? Во время восстания она стала у них просто национальной героиней.

– Да, слышал.

Джеймс чуть склонил голову к левому плечу. На лице его отразилось лишь легкое недоумение, лишь тень недоумения. Зато в голове ослепительно вспыхнуло и обожгло воспоминание, ярко-красное, жарко-удушающее.

По законам Компании, провинция, чей князь по каким-то причинам остался без наследника, переходила под полный протекторат атлантийцев.

Махараджа провинции Джханси, Гангадар Рао, оказался именно в таком положении. Точнее, оказались уже его наследники. В своём завещании Гангадар просил атлантийскую администрацию отнестись к его племяннику, которого он усыновил, как к наследнику. Документ был передан и заверен. Но в момент смерти махараджи сей наследник, племянник-сын, оказался еще слишком юн, даже для такого, казалось бы, не требующего большого ума дела, как управление хиндиским феодом. О своих правах на регентство заявила молодая вдова, махарани Лакшми Баи. Но Компания в лице генерал-губернатора герцога Мальборо объявила об аннексии Джханси.

А вскоре разразилось восстание.

– Рыцари сначала рассчитывали на детей Бахадур Шаха, всё-таки они считались последними из династии Великих Моголов, – продолжал Роуз, став вдруг очень серьезным и мрачным, – но он не имел реальной власти, чуть ли не всю жизнь был на содержании у той же Компании. Одним словом, жалкое зрелище. Такое жалкое, что его потом даже не казнили, в отличие от его сыновей.

Джеймс медленно кивнул. Бахадуру тогда было уже за восемьдесят. Восставшие сипаи заставляли этого «великого» Могола подписывать красивые воззвания. Что ему оставалось, тем более, что его сыновья примкнули к бунтовщикам. К ним тогда многие примкнули. И многие потом пожалели.

– Был у нас вариант с наследниками сикхского государства. Но там всё еще отвратительнее! После аннексии Пенджаба, последнего сикха, ему тогда было, вроде бы, одиннадцать лет, пригласили в Лондониум, где он торжественно «передал» королеве знаменитый хиндийский алмаз Кохинур, который и так уже давно был прилеплен к её короне. Вот ведь пакость…

Джеймс кивал и кивал, как чанхайский болванчик. Голова его пылала и пылала.

«Для меня, мадам, является величайшим удовольствием получить возможность, как Ваш верный подданный, самому передать Кох-и-нур моему властителю». Откуда, где лорд Леонидас мог читать эти слова юного Далин Сингха, почему они так четко всплыли в памяти именно сейчас?

Американец вдруг, словно не выдержал собственной серьёзности, еще раз стукнул кулаком по столу:

– Знаете, я тут на днях прогулялся по Лондониуму… И мне попались на глаза две будки известного назначения. Так вот, каждая из них имела по две двери, а на дверях написано: «Джентльмены – один пенс, мужчины бесплатно. Леди – один пенс, женщины бесплатно». В любой другой стране честные люди давно бы разгромили это к чертям. Но не в Лондониуме. Хвала Богу и револьверу, мы у себя дома, в Штатах, от вас избавились.

– Поблагодарите заодно и французов, которые поставляли вам оружие, – вслух подумал Джеймс.