Текст книги "Королевский туман (СИ)"

Автор книги: Татьяна Белоусова-Ротштеин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

Глава 21. Университет

Лорд Леонидас и мисс Лайтвуд сошли с платформы и молча зашагали в направлении главного университетского здания.

Джеймс невольно оглядывался по сторонам. Не прошло еще и полугода, как молодой лорд покинул этот городок, но теперь чувство было такое, словно он не был здесь вечность. И в то же время, всё вокруг казалось ему знакомым и родным. Если вдуматься, большую часть своих лет Джеймс и его ровесники провели в частных школах, а затем в колледжах. Там нет титулов и особых привилегий, есть только младшие и старшие. Старшеклассники – как-бы младшие офицеры школы. Закон для младших учеников – безропотно подчиняться, а когда сами станут старшеклассниками, уметь повелевать. Но все воспитанники без исключения принимают холодный душ даже зимой, а окна открыты круглый год, и никому не разрешается укрываться более чем двумя одеялами.

Дисциплина – мать порядка и верности.

И в дальнейшей жизни, в любом обществе джентльмен тянется к «собрату по галстуку», то есть к своему однокашнику.

– Почему Вы решили, что стоит допросить Кейсмена? – поинтересовался Джеймс, когда они уже почти пришли.

Он хорошо помнил, как при упоминании Ренаты Лайтвуд эрландец потерял самообладание.

– Признаться, я давно веду расследование, связанное с «людьми Даны», – произнесла она, тоже оглядываясь по сторонам, – отслеживаю их финансовые связи в Лондониуме.

– То есть, мистера Кинзмана Вы разыскиваете именно в связи с этим делом?

Интересно, по чьей «просьбе» Банк Атлантии капается в делах своих клиентов? Тайная служба, правительство? Когда речь идет об Эрландии, можно ожидать любых гадостей.

– В общем, да… Но профессор Адамас и его алхимия ни причём, можете мне поверить.

– Что ж, не лишним будет услышать это от него.

«Dominus illuminatio mea» – гласила кованая надпись при входе в Университет. «Господь – просвещение моё».

– Послушайте, милорд, – мисс Лайтвуд вдруг остановилась на крыльце главного здания и обернулась к нему, – мне бы хотелось узнать… Узнать, что Вы на самом деле думаете обо всей этой истории?

– Прошу прощения…

– Я понимаю, то, что нам удалось выяснить, звучит и выглядит как чьи-то бредовые фантазии, – вдруг зачастила она, подойдя к нему немного ближе, чем предписывают правила, – но, по крайней мере, мистер Кинзман не был сумасшедшим, в этом я ручаюсь! И если вдруг нам на самом деле предстоит столкнуться с чем-то… с чем-то, что не может объяснить современная наука, что мы просто не ожидаем… Могу ли я рассчитывать в полной мере на Ваше участие? – при последних словах в её голосе промелькнули совсем хрупкие, слабые нотки, каких Джеймс от леди фининспектора никогда прежде не слышал.

– Мисс Лайтвуд, – произнес он, как можно более доверительно, и даже взял её за руку. Кожа девушки оказалась холодной, несмотря на довольно теплый день, – Вы, скорее всего, мне не поверите, но я обещаю сделать всё от меня зависящее, чтобы довести наше расследование до надлежащего финала.

На слове «наше» лорд постарался сделать особый акцент.

– Я Вам верю, – прошептала она, осторожно отнимая ладонь. Но было ясно – не верит, – что ж, пойдемте.

Они зашагали по древним университетским коридорам в направлении ректорского кабинета.

Студенческие воспоминания и размышления последних дней странно смешались в душе Джеймса. Сколько раз он проходил по этим коридорам, ведомый учебными заботами или ввязавшись в очередную гнусную затею Седрика? В самую гнусную его затею… Теперь Седрик вернулся и опять вовлекает его в авантюры. Или на этот раз Джеймс втягивает его в слишком опасную игру?

Сколько благородных предков лорда Леонидаса прошли под этими сводами! Университет в Атлантии – это воплощенная История, сама Традиция. Никогда «это не правильно, потому что глупо», всегда «это не может быть ошибкой, потому что все так делают уже триста лет».

Преподаватель университета может вызвать в свой кабинет студента и серьезно поговорить с ним о его поведении. Любого студента, с любым титулом. Но ни какому студенту не дозволяется при этом бить наставника по лицу. Даже если наставления ему не по нраву.

Итак, Посланник, мистер Ди, та вещь, мистер Кинзман, эрландец, профессор, переменчивое настроение мисс Лайтвуд…

Ректор оказался на месте и принял их сразу же. Джеймсу показалось, что Адамас даже не удивился их появлению, хотя лорд его не предупреждал.

– Чем могу быть полезен? – после натянутых приветствий спросил профессор.

Джеймс рад был бы уступить право начать разговор своей спутнице, но мисс Лайтвуд вдруг приняла вовсе равнодушный вид и молча уселась в кресло.

– Мы с мисс Лайтвуд ведем совместное расследование исчезновения мистера Карла Кинзмана, владельца антикварной лавки «Три кита», – терпеливо изложил Джеймс, усаживаясь во второе кресло, – Вы, должно быть, слышали об этом?

– Слышал.

Стены кабинета украшали многочисленные портреты бывших ректоров, и взгляды их казались осуждающими.

– И Вы были знакомы с мистером Кинзманом лично, насколько я знаю?

– Был.

Джеймс внимательнее присмотрелся к бывшему наставнику. Выглядел тот как всегда здоровым и бодрым. Но при этом показался лорду каким-то необычно напряженным. В словах и движениях профессора не было знакомой быстроты и самоуверенности. Он как будто сдерживался, едва держал себя в руках. Даже бумаги на ректорском столе оказались в беспорядке, какого Джеймс не видывал за все годы учебы.

– И что Вы можете сказать по этому поводу? – настороженно спросил Джеймс.

– Да ничего, – хмыкнул Адамас, буравя его взглядом. Только сегодня это был не привычный надменно-брезгливый взгляд, а какой-то даже испуганный.

– Но вы были с ним знакомы, – начал злиться Джеймс, – как Вам кажется, что с ним могло случиться?

– Скажите, мистер Кинзман что-то рассказывал Вам о своих делах с эрландцами? – тихо, но твердо перебила Рената.

Адамас бросил взгляд на неё. Леди фининспектор лишь неодобрительно нахмурилась, от недавнего её волнения не осталось и следа.

– Представьте себе, да, – он кривовато усмехнулся, – говорил, что у него есть такой чудной покупатель, которому нужны оккультные штучки из разных стран, из Эрландии в том числе.

– Что за покупатель? – вскинулся Джеймс.

– Кинзман не рассказывал его биографию, а называл просто мистер Ди, – сообщил Адамас, бессмысленно переложив на столе бумаги, – говорил, что мистер Ди отыскал в нашей славной столице какую-то нечисть и намеревается её уничтожить. А с полгода назад этот Ди просто исчез, вот как сейчас сам Кинзман. Нравится Вам такой ответ?

– Пожалуйста, не валяйте дурака, – холодно оборвала его Рената, – Вам известно что-то по существу дела? Что-то, что можно внести в протокол и предъявить на суде?

– Увы, нет, – профессор церемонно развел руками, – то, что мне известно, на суде не предъявишь…

– А лично Вы имели какие-либо дела с эрланскими бунтовщиками?

– Увы, – повторил тот, – я могу им лишь сочувствовать.

– Я спросила всё, что считала нужным, – мисс Лайтвуд резко встала, – милорд?

– Мисс Лайтвуд, прошу прощения, – спохватился Джеймс, не ожидавший столь быстрого завершения беседы, – дело в том, что мне еще нужно переговорить с мистером Адамасом по другому вопросу… Это касается моего комитета. Если Вас не затруднит…

– О, разумеется, – быстро кивнула она, бросив на ректора еще один строгий взгляд, – я прогуляюсь по городку и буду ждать Вас на станции. Профессор, доброго дня.

Адамас не ответил, только скептически покачал головой ей вслед. Когда дверь кабинета закрылась, он опять уставился на Джеймса, казалось, еще более нервно.

– Что Вам еще?

– Ваше сочувствие, его у Вас в избытке, как всегда, – не сдержался от грубости лорд, быстро доставая из портфеля серую папку. – Эти вещества нужно предоставить агенту Тайной службы, он переправит их барейским революционерам.

Адамас молча, спокойно взял папку, вынул листки, просмотрел их с нарочитым вниманием.

– Я сейчас говорю с Вами от имени правительства, – добавил Джеймс, понимая впрочем, что такой аргумент профессора не впечатлит.

Молчание Адамаса становилось просто издевательским.

– Нет, – наконец изрек он, откладывая листки в сторону, – я в этом не участвую.

– Боюсь, Вы не поняли, – Джеймсу очень хотелось побыстрее выполнить министерское поручение, а потом задать профессору еще парочку вопросов касательно Кинзмана, – это распоряжение лично премьер-министра, речь идет о наших военных успехах…

– Что, мы опять с кем-то воюем? – он наигранно удивился. – И кого же, позвольте узнать, мы осчастливим своим визитом на этот раз? Уж не Барею ли, опять?

– Профессор, Вы не служили в Тасмании? – вопрос сорвался сам собой, Джеймс не собирался спрашивать об этом Адамаса. Ведь Адамас точно не был другом его отца.

– В Тасма-ании, – протянул тот, задумчиво приложив пальцы к подбородку, – нет, не служил. А что?

– Пока ничего, – нужно было выполнить задание премьера, а уже потом расспрашивать про Кинзмана! – Поймите, правительство всё равно получит эти вещества, даже и без вашей помощи.

– А для меня это принципиально, что без моей помощи. Принципы, понимаете?

Да, аргумент был воистину неотразимый.

Университет, по сути своей, есть наследственный клуб для политических деятелей, главная цель здесь – развивать у воспитанников профессиональный интерес к политике. Для этого студенты состоят в дискуссионных клубах – подобиях Парламента. Если за срок своих полномочий президент дискуссионного клуба сможет выиграть наибольшее число дебатов, это считается куда более надежным залогом будущей карьеры, чем диплом с отличием. Джеймс хотя и не всегда оказывался победителем в таких состязаниях, всё же считался способным к искусству спора. Но как прикажете вести спор с человеком, который руководствуется совсем иной, малопонятной вам, логикой?

– У Вас будут большие неприятности, – только и мог хмыкнуть Джеймс.

Бессмысленное упрямство Адамаса просто раздражало. Чего он рассчитывает добиться? Что премьер оставит барейских подпольщиков без поддержки? Или, может быть, вовсе отменит войну?

Профессор Адамас, ректор Университета и глава Алхимического союза Атлантии, видимо, всерьез считает себя неприкосновенной фигурой. Но он же не дурак, в конце концов?

Джеймс уже собирался пустить в ход свою заготовку с рабочими алхимических фабрик, но не успел.

– Нет, это у Вас, мой юный герой, будут неприятности, – голос старого алхимика вдруг стал глухим и жестким, – сначала Ваши чертовы предки, потом Ваш папаша, а теперь и Вы связались с проклятой нечистью! И эта нечисть свернет Вам шею, не сомневайтесь…

– Что же это за нечисть? – также сквозь зубы перебил Джеймс, глядя бывшему учителю прямо в глаза. – Может, хоть Вы меня просветите, спасете меня?

– Нет, я Вас уже не спасу. – Отрезал профессор. – А такие бумажки, – он схватил листки мистера Смита, быстро разорвал их на десяток кусочков и подбросил над столом. Обрывки закружились как маленький снегопад, – больше мне не приносите.

– Это, пожалуй, государственная измена, – невыразительно произнес Джеймс, глядя на образовавшийся «снег».

– Что ж, если для верности нашему государству нужно уподобляться Френсису Дрейку, я согласен быть предателем!

– И поэтому Вы связались… с ними? – голос Джеймса прозвучал совсем неуверенно, да лорд и не был уверен.

Джеймс вдруг увидел старого ректора по-новому, образ словно раздвоился: если он так ненавидит атлантийское правительство, то вполне естественно ему заключить сделку с теми, кто угрожает жизни самой королевы. А вовсе не искать «магическое» оружие против них. Если, конечно, это он продолжает дело мистера Ди.

– Ни с кем я не связывался, – огрызнулся Адамас, но уже более мирно, – просто слышал… На самом деле об этих тварях многие слышали, не думайте, что Вам открылась величайшая тайна! Сплетни, слухи, городские легенды. Много кто о них знает, но никто не говорит вслух и громко.

– Опасаются их покровителей?

– Возможно. Да и кто бы поверил?

Джеймс, пожалуй, не поверил бы.

– А Вы знаете? – он едва удержался, чтобы не вскочить с кресла. – Кто им покровительствует? Где они прячутся?! И где мистер Кинзман?

– Ничего я не знаю, – устало буркнул профессор и потер лоб, – знаю только, что Ваш папаша собирался с ними воевать, да, как видно, они его опередили. Это мне Кинзман рассказал. А где теперь старый антиквар, сами догадайтесь.

– Он не рассказывал Вам еще, – Джеймс лихорадочно соображал, – еще что-нибудь о моем отце? Он собирался воевать один или ему кто-то помогал? Какой-нибудь друг?

– Не знаю. Ни о ком я больше ничего не знаю, – сухо отозвался Адамас и, немного помолчав, добавил: – дети Лилит, так он и Кинзман их называли.

– Лилит? – недоуменно переспросил Джеймс.

– Да, это демонесса из шумерской мифологии. Считается их прародительницей.

– Я слышал только названия вроде «духи ночи», «не мертвые» или просто вампиры, – немного растерянно ответил Джеймс, чувствуя себя опять студентом.

– Почитайте о Лилит и поймете, – посоветовал ректор. Он стал вдруг совсем грустным, – не скрою, я всегда терпеть не мог наше высшее общество и особенно таких крово… таких снобов, как Вы и Ваш отец, но если вы намерены уничтожить этих демоном, я всецело на вашей стороне.

Джеймс рассеяно кивнул.

– А эрландские сектанты?

– Люди Даны на нашей стороне, – очень жестко произнес Адамас и буквально вонзил в Джеймса взгляд, – поймите, этих тварей надо уничтожить! Они – зло. Их надо уничтожить, что бы они ни говорили, как бы ни угрожали, чего бы ни сулили, – в глазах профессора бывший студент заметил чувства, которых прежде никогда у того не замечал: отчаянье и мольбу, – если у Вас в руках окажется подходящее оружие, прошу, не сомневайтесь, воспользуйтесь им, во имя Бога!

– Если из-за этих существ погиб мой отец, – очень спокойно произнес Джеймс, – для меня это больше, чем дело чести. Вы сейчас еще упомянули каких-то моих предков… Вы имели в виду графа Ди?

– Дело чести, – бесцветно прошептал профессор, отведя взгляд, – да, именно графа Ди. Почитайте про Лилит и поймете.

Разговор можно было считать законченным.

– А что мне передать мистеру Смиту и премьер-министру? – спросил Джеймс, уже подходя к двери.

– Передайте, чтоб они проваливали к морскому черту. Или к какому угодно!

Глава 22. Бремя

– Послушай, Джей, а что ты тогда спросил меня про опиум? – полюбопытствовал Седрик, едва Джеймс вошел в гостиную. – Я, по-твоему, выгляжу как наркоман?

– Признаться, да, – ответил лорд, не скрывая язвительности.

В комнате витал уже привычный запах алкоголя.

Казавшийся бесконечным день всё-таки подходил к концу. Покинув профессора, Джеймс так и не нашел мисс Лайтвуд на станции. Либо она уехала без него, либо зачем-то решила остаться в университетском городке. Задерживаться и проверять второй вариант Джеймс не мог, ему предстоял еще один важный разговор.

Встреча с Джорджем Таубманом Голди прошла на удивление идеально. Лорд Голди выразил искреннюю радость и признался, что «всё их семейство давно ждало этого». Джеймсу он не показался чем-то удручённым. Лорд Голди выглядел как всегда: ученый-географ, даже будучи на высокой должности, не потерявший исследовательской страсти. Немного усталый, может быть, но это лишь от хлопот последних дней, всё-таки подготовить большую выставку – задача непростая.

Напрямую спросить будущего тестя о делах с мистером Кинзманом Джеймс так и не решился.

К вечеру его голова просто разрывалась, а еще предстояло очень нелегкое чтение. И очень нелегкий разговор с Седриком.

– Надо же, до чего дошло, – вздохнул Спенсер, делая ленивый глоток шерри и помахивая какими-то листками, – пожалуй, это оттого, что я слишком много работаю.

Джеймс красноречиво промолчал. В образовавшейся тишине стали слышны безмятежные звуки с кухни: позвякивание посуды и приговаривание миссис Морис. Экономка готовила чай. Хиндийки в гостиной не было, очевидно, она опять помогает на кухне. После их разговора в кабинете Джеймс её даже не видел.

– Ты что-то пишешь? – осторожно спросил лорд Леонидас. Удивительно, но сейчас ему очень хотелось, чтобы Седрик занялся своим скандальным творчеством и не влезал, куда не следует. – О тяжелой доле рабочего класса?

– Так, пока ничего определенного, – мечтательно вздохнул тот, – но вряд ли моё сочинение добавят в кукольную библиотеку принцессы Мэй.

– Какую еще библиотеку?

– Когда ты последний раз был в Музее? – укоризненно воскликнул Седрик и воззрился на потолок. – Два дня назад там выставили прелестную вещь. Миниатюрный дворец. Проектировал его главный архитектор империи, мистер Лютьенс, а в создании внутреннего убранства принимали участие свыше полутора тысяч мастеров, среди них лучшие художники, оформители и писатели! – продекламировал он голосом экскурсовода. – Работа над ним велась три года. Это подарок для жены принца-наследника от Марии Луизы, сестры королевы.

– Интересная вещь? – поинтересовался Джеймс, пытаясь сообразить, что именно в словах кузена его насторожило.

– О, еще какая! – Седрик сел в кресле ровнее и патетически взмахнул руками, теперь уже точно изображая ведущего на открытии. – Во дворике, как положено, маленький сад, разумеется, с живыми растениями. На цокольном этаже располагается гараж с точными копиями новейших парокаров, а также заполненный винный погреб. В гостиной время показывают настоящие часы от лучшей часовой фирмы Великоатлантии. В столовой – настоящий серебряный сервиз и хрустальные бокалы. Обратите внимание на великолепную настенную роспись, на мраморные скульптуры и паркетный пол, на рояль в салоне и рисунки в рамках на стенах уборной. Там, кстати, проведена горячая и холодная вода. И, разумеется, канализация! Комната досуга принцессы – в модном азиатском стиле. Только посмотрите, какая славная там ширма! В гладильной – швейная машинка «Зингер». В детской – игрушки, среди которых, маленький театр. Синий цвет детской как бы говорит, что здесь спит наследник, любимый внук нашей почтенной королевы. Во всем доме, кстати, проведено электричество.

– Потрясающе, – со скукой отозвался Джеймс, – что, и библиотека есть?

– Разумеется! Крохотные книжки – ручная работа лучших мастеров и издательств. Миниатюрные издания всех почтенных классиков атлантийской литературы и лучших современных её представителей!

– Постарайся не умереть от зависти.

– Постараюсь, – Седрик скривился, залпом выпил остатки шерри и просюсюкал: – ах, это такая милая вещь, этот домик! Жаль, бедному внучку не дали в него поиграть, сразу отправили в Музей!

Джеймс рассеянно отвернулся. Приятеля надо было как-то наставлять на путь истинный, но лорд, во-первых, никогда не умел читать проповеди, а во-вторых, с трудом представлял теперь, какой путь для Седрика – истинный. И, похоже, сейчас им совсем не по пути. Лучше бы им держаться подальше друг от друга.

И тут, наконец, до Джеймса дошло:

– Ты был в Музее? – спросил он, резко обернувшись.

– Да, заглянул сегодня, было свободных полчаса, – беспечно отозвался Седрик, потянувшись за бутылкой.

Снова повисло молчание – густое, липкое, темное. Удушающее.

– Если хочешь знать, Элизабет я там не видел, – пожав плечами, заметил Седрик.

– Ну, вряд ли ты встретил бы её в открытых залах, – очень-очень спокойно заметил Джеймс, – она сейчас занята подготовкой выставки по Родезии.

– О, да, я видел плакаты. Грандиозно, – заметил кузен, уже не скрывая сарказма.

– Да, грандиозно, – серьезно согласился Джеймс и, откинувшись в кресле, произнес, наконец, самое главное: – впрочем, скоро у вас будет случай поздороваться. Мы с Элизабет объявим о своей помолвке на открытии выставки.

От Седрика можно было ожидать любой реакции: от взрыва до полнейшей апатии. Но тот лишь неопределенно качнул головой.

– Ты всё-таки решился… Что ж, поздравляю.

– Спасибо, – ответил Джеймс, не веря в это ледяное спокойствие. Он слишком хорошо знает своего кузена-бунтаря! – Рад, что ты… что ты рад за нас.

– Да, знаешь ли, – Седрик задумчиво посмотрел сквозь стакан, – это правильно. А то, что между нами было тогда, это не правильно…

– Это в прошлом, – быстро заметил лорд, – это была глупость. Мы были молодые и…

– А сейчас старые.

Разговор, память, нервы – всё натянулось как одна общая струна.

Миссис Морис внесла чай и своим появлением спасла их. Хотя бы на какое-то время.

– Чай, надеюсь, традиционный? – нервно усмехнулся Джеймс. – Ваша помощница ничего туда не подсыпала?

– Бедняжке сегодня с утра нездоровится, – вздохнула экономка и посмотрела на Джеймса с укором, будто в нездоровье мисс Агрэ был виноват лично он, – ей бы стоило больше гулять.

– Дышать живительным лондониумским воздухом? – наивно уточнил Седрик.

Миссис Морис поставила поднос и покачала головой с еще большим укором:

– Нехорошо девочке всё время сидеть взаперти. Мистер Кинзман не держал её в доме, как пленницу, она ходила за покупками и просто гуляла.

– Мистер Кинзман мог себе такое позволить, его не приглашали на собрания правительства, – отмахнулся Джеймс, – я не хочу, чтобы её видели входящей и выходящей из моего дома.

Седрик промолчал и только красноречиво ухмыльнулся. Но миссис Морис молчать не желала:

– Что за глупые предрассудки? Вот у нашего соседа служит повар-чанхаец, отличный повар! – она со звоном переставила чашки. – И долго девочке так сидеть? Мы должны учить и воспитывать её, как подобает приличной леди. Таков наш долг. Эти бедные люди ведь не виноваты, что родились в дикой стране, среди грязи, невежества и язычества! Наша священная обязанность принести им свет цивилизации, привести к этому свету.

– Миссис Морис, а Вы могли бы стать отменным миссионером, – с явной скукой в голосе заметил Седрик.

– Мой покойный супруг был миссионером, – экономка гордо вскинула подбородок, – он погиб много лет назад в южной Африке от стрелы дикаря. Но поверите ли, я не держу зла на того дикаря. Это не его вина, а его беда, а наш долг сделать всё, чтобы этой беды больше не было. Это наше тяжелое и почетное бремя. Знаете, я недавно прочитала такое замечательное стихотворение во «Временах»…

– Вы читаете «Времена»? – невежливо хмыкнул Джеймс. Громкая речь миссис Морис была для него неожиданной, он и не знал, что старая экономка так интересуется вопросом отношений с отсталыми народами.

– Это Огденс читает, а мне просто случайно попалось на глаза то стихотворенье, – она обвела их обоих еще одним строгим взглядом, – там всё так точно сказано, мол, не бойтесь брать на себя бремя белого человека и нести его, пусть это и неблагодарный труд. Обязательно прочтите!

– Непременно, – кивнул Джеймс, – но прошу Вас, пусть мисс Агрэ побудет в доме, хотя бы до окончания моего расследования.

Миссис Морис только тяжело вздохнула, но больше не стала спорить. Молча забрала пустой поднос и вышла, всем своим видом говоря, как молодой лорд искажает высокое предназначение своей нации.

Вновь воцарилось неловкое молчание.

– Когда закончится расследование, – произнес Седрик, глядя в потолок, – мы с Джаей поженимся и уедем в Хиндию.

Сказано это было так просто и буднично, словно они собирались всего лишь прогуляться по парку после обеда.

– Дабы не смущать вас с Элизабет своим видом, – так же спокойно добавил виконт Спенсер. Слишком спокойно, без единого оттенка каких бы то ни было чувств.

– И оплачивать эту вашу затею, видимо, придется мне, – Джеймс решил не воспринимать всерьез подобное заявление. Хотя, конечно, с Седрика станется!

Тот не ответил. А примерно через полминуты очередного гнетущего молчания вдруг резко переменил тему:

– Ты, я слышал, сегодня навещал нашу любимую «альма матер»?

– Да, навещал, – неохотно признался Джеймс.

– И как поживает уважаемый ректор?

– Прекрасно.

– Так уж и прекрасно? – Седрик недоверчиво нахмурился. – Что за дела у него с Кинзманом, ты узнал?

– Узнал. Ничего полезного он не сообщил.

Седрик фыркнул и опять задумчиво уставился в потолок. Но было бы наивно полагать, что он так просто оставит эту тему.

– И что ты обо всём этом думаешь? – серьезно спросил он. – Во что ввязался Кинзман?

Джеймс как можно непринужденнее пожал плечами. Нет, ближе подпускать Седрика к этой истории нельзя. С его-то идеализмом и безрассудством, он, во-первых легко поверит, а во-вторых, страшно даже представить, что может натворить потом!

– Похоже на какую-то незаконную сделку и месть обиженного компаньона. Мы в комитете подозревали, что дело связано с алхимией…

– А что, если Кинзман и его загадочный покупатель, мистер Ди или как его там? – воскликнул кузен, переводя взгляд с потолка на Джеймса. – На самом деле собирались уничтожать каких-то чудовищ?

Бледное лицо Седрика внезапно оживилось, в глазах блестел совершенно детский азарт.

– Глупости, – бросил Джеймс, стараясь не смотреть на него, – и правительственный комитет не стал бы ловить призраков.

– Да при чем здесь твой комитет! – Седрик раздраженно отмахнулся пустым стаканом. – Я вот сейчас вспомнил, насчет моего знакомого репортера, Риплинга…

– Вспомнил? – судорожно дернулся Джеймс. Что, Седрик уже ввязался в это дело, а он и не заметил?

– Да, наши пути пересеклись в Тегеране, я, вроде бы, уже говорил, – Седрик встал с кресла и прошелся по комнате, – он там снимал какую-то очередную хронику, а я тосковал по родине… Вечерами мы с ним сидели в клубе при посольстве, только там и можно было найти сносную выпивку. Вообрази себе, в этой Персии нигде не продают спиртное!

– Да, да. И что же Риплинг?

– Обсуждать нам было особо нечего, и как-то раз он мне обмолвился, что ищет местных…хм, кого-то вроде колдунов, он назвал их «охотниками на ламий». Сказал, что ему нужно доставить в Лондониум ритуальные кинжалы, такие, которыми у персов принято убивать нечисть. А еще сказал, что неплохо бы выторговать у местных имамов меч пророка Мухаммеда, мол, по легендам, у него было несколько мечей, и один хранится в Персии.

– Ламий? – переспросил Джеймс, впрочем, ничуть не удивившись словам кузена.

– Ламия – это, как я понял, тварь из их мифологии, полуженщина-полузмея, пожирающая младенцев, – уточнил Седрик, налив еще шерри и неторопливо прошагав от стола к окну, – пьет кровь и всё в таком духе.

Джеймс не ответил. Он подумал о «детях Лилит». Нужно было как-то отвлечь Седрика от этой темы.

– Подозреваю, что от твоего приятеля-репортёра толку будет не больше, чем от прочих свидетелей, – хмыкнул он, решительно вставая с кресла, – приходи на открытие выставки, Элизабет будет рада тебя видеть.

– О, спасибо за оказанную честь! – фыркнул тот и отвернулся к окну.

Джеймс почти не сомневался, что кузен всё равно бы пришел, так уж лучше пригласить его самому.

– А теперь прошу меня извинить, мне нужно еще поработать, – сказал лорд, направляясь к выходу из гостиной.

– А что если, – резко произнес Седрик, оборачиваясь к нему, – что если это правда, и такие вот ламии завелись в Лондониуме? Приползли сюда из заморских стран?

Джеймс тоже обернулся и поймал его взгляд. В глазах Седрика и во всем его виде Джеймсу вдруг показалось нечто такое неуловимо-тревожное, что бывает у людей на первых стадиях безумия.

– Седрик, это сказки, – очень спокойно произнес он. – Пожалуйста. Тебе пора повзрослеть.

Последнее касалось не только и даже не столько «сказок».

Кузен лишь криво ухмыльнулся и залпом допил шерри.