Текст книги "Предсказанная"

Автор книги: Татьяна Апраксина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)

Вновь короткий недобрый смех, рвущийся из груди. Кто посмел угрожать тому, в чьих руках Предсказанная? Кто посмел морочить и запугивать того, кому подчиняется древний инструмент? Вадиму хотелось, чтобы вышел навстречу более серьезный противник, чем жалкая стая полуразумных тварей, но – никто не посмел.

Аккорд – и раздвигаются постройки, образуя широкий безопасный коридор до самой Двери.

Темная сила плескалась в груди, в руках – не хватало только самой малости, соперника, по которому можно было бы хлестнуть, ударить, вминая его в трещины асфальта, превращая в ничто, в прах и пепел. Хотелось бить – неважно, кого именно, лишь бы враг был достоин, лишь бы имело смысл тратить на него силу.

Противник нужен был, как воздух – ведь именно в схватке с ним можно было проявить себя, дать выход силе, из вечного неудачника и мальчика для битья стать господином и властелином, тем, кому безропотно подчиняются и служат, опасаясь предать…

На этой ноте Вадима самым предательским образом ударили сзади и он отключился.

Очнулся он чуть позже, лежа на земле. Голова раскалывалась, было тяжело дышать, под углом челюсти гнездилась тянущая боль. Должно быть, кто-то ударил ребром ладони, подлым приемом – сзади.

– Какая сволочь?! – поинтересовался Вадим, открывая глаза.

– Я, – жестко усмехнулся Флейтист, убирая руку с его лба. Предводитель отряда стоял перед ним на коленях, внимательно всматриваясь в лицо. Темные тревожные глаза, хорошо различимые на лице, несмотря на потемки, что-то искали. – Ты хотел продолжать? Извини, но это не в моих интересах.

Вадим с трудом вспомнил, что происходило. Собак он отогнал, Дверь нашел, а дальше что? И за что получил пинка – в который уже раз, да что ж за подлая традиция такая?! Что, за посильную помощь нынче принято награждать таким вот образом?

– Не понял юмора… – тяжело выговорил он. В основании черепа пульсировала тяжелая вязкая боль.

– Ты заигрался, – презрительно бросил Флейтист. – Заигрался с той силой, которой мы стараемся избежать…

Вадим постарался осмыслить услышанное и происходившее, совместить между собой. Кажется, командир здорово преувеличивал. Он просто играл на гитаре, помогая другим найти выход и избежать нападения. Помог Флейтисту, который уже исчерпал почти все силы. И вот это – благодарность?!

– Анна, может, у тебя получится? – каким-то надсаженным, ломким голосом спросил Флейтист. – Меня он не понимает…

Девушка была где-то рядом, но вне поля зрения. Вадим ее чувствовал – запах пота, запах недавнего страха. Музыкант рывком сел, чувствуя, как звенит в голове. Ледяные руки на висках, слегка разгоняющие боль – это явно Серебряный, у кого еще могут быть лапы лягушачьей температуры. Сейчас это свойство было удивительно кстати. Огромные темные в сумерках глаза – Анна, почему-то похожая на Флейтиста, видимо, из-за общего крайнего испуга на лицах.

– Знаешь, христиане говорят – «нельзя изгонять бесов силой князя бесовского Вельзевула». Вот примерно что-то такое Флейтист и имеет в виду.

Вадим взвыл. Для религиозных диспутов у него слишком уж болела голова, но оставлять последнее слово за девушкой, сказавшей очевидную глупость, не хотелось.

– На досуге поинтересуйся, кто и о ком именно говорил таким образом, чтобы не смешить грамотных людей. Теолог… доморощенный.

В ответ Анна отвесила ему пощечину. Вадим прикусил язык и заткнулся.

– Прекрати, – рявкнул на нее Флейтист. – Тоже мне, аргумент…

Девушка что-то проворчала, музыкант этим не слишком заинтересовался. Черная неблагодарность спутников удивила его до крайности. Жаль, не было сил подняться и надавать командиру по физиономии – но Вадим надеялся, что удобный случай еще представится.

– Хорошо вы платите за помощь… – сплюнул кровью он куда-то в сторону.

– Ты чуть нас всех не угробил, – заорала Анна. – Ты во что вляпался со своей поганой балалайкой?!

– Я вас тоже всех люблю, – с трудом поднялся Вадим. – И где моя… балалайка?

– У меня, – сказал Серебряный. Вадим развернулся к нему – полуночник стоял, опираясь на гитару, и взглядом сообщал, что не рекомендует приближаться к себе.

Вадим замер и почесал в затылке, пачкая пальцы в давно засохшей крови. Кажется, он все-таки что-то натворил. Так на него еще не наезжали ни разу, даже после гибели Софьи Флейтист защищал его, а тут смотрел исподлобья так, словно примерялся поточнее залепить по морде. Все это здорово озадачивало – музыкант не помнил, чтобы делал что-нибудь особенное. Ну, играл. Ну, разогнал свору…

– Да что я сделал-то? – взвыл он.

– Едва не сделал все то, чего мы так стараемся избежать, – терпеливо пояснил предводитель. – Едва не стал проводником Безвременья.

– Каким образом? Из-за гитары?

– Нет, – покачал тот головой. – Гитара здесь не при чем, она только инструмент. По собственной инициативе. Тебе нужна была сила? Ты хотел сражаться со стаей? Вот сила тебя и нашла, а ты рад был открыться ей. Вот, посмотри, если не веришь.

Полуночник указал себе за спину, на широкий проспект. Вадим посмотрел на него так и этак, склонил голову влево, вправо, потом прищурился, потом протер глаза. Картинка не менялась. Проспект не был образован рядами домов, он был прорублен прямо сквозь них. Словно чудовищный каток проехался по изнанке города, подминая под себя пятиэтажки и башни.

– Это не каток, – сообщил Флейтист. – Это ты…

– Не смешно, – помотал головой Вадим.

– А здесь никто и не шутит, – тонким злым голосом сказала Анна. – Ты бы видел себя со стороны, на что ты был похож.

– Это гитара. Это не я…

– Разговор пошел по кругу, – заметил из-за спины Серебряный. – Предлагаю его закончить и двигаться далее.

– Если еще кто-нибудь хоть раз ударит меня… – оглядывая спутников, начал Вадим.

– То ты всех растерзаешь и съешь без соли, – Анна кивнула, потом сердито встряхнула челкой. – Слушай, ну я знаю, что ты тормоз, но правда, это самое лучшее, что можно было сделать… Честно. Извини.

Вадим ощупал шею. Левая половина опухла и горела, как после ожога, но это еще были мелочи, всего лишь повреждение кожи. Другое было хуже: мерзкое ощущение, что внутри шеи что-то сдвинулось, между позвонками насыпали песка. Головная боль не прошла полностью, осталась в глубине черепа и над переносицей – уже не ощущением ссадины на черепе, но напоминанием, словно десна после хорошей заморозки: боли нет, но что-то не в порядке.

Серебряный шел сзади. «Как конвойный», – зло думал музыкант. – «А я – как гребаный арестант… Почему все время получается так? Почему что я ни сделаю, получается один вред? Что меня дернуло разгонять стаю, без меня все разобрались бы…».

Проспект, впрочем, изумлял. Вадим с трудом представлял, что мог сотворить нечто подобное даже при помощи всех сил на белом свете, но приходилось верить спутникам. Не хотелось предполагать, что его ударили шутки ради, а все остальное инсценировали, чтобы поиздеваться. К тому же кое-что он припомнить мог: удивительно приятное ощущение свободы и отсутствия страха, широты возможностей. Может быть, спутники не врали. Если так – то у них, наверное, не было других способов остановить его? Вадим тяжело задумался.

«Нужно ли вообще было останавливать? Не слишком ли это странно – как только человек пытается прикоснуться к силе, ему тут же стремятся надавать по голове. Полуночники – интересные ребята, если вдуматься. Сами используют свою магию, или что это такое, налево и направо, а как человек пытается им уподобиться – сразу начинается скандал. Удивительно и даже подозрительно…»

– Я знаю, о чем ты думаешь, – сказал Флейтист, уже пару минут смотревший на него искоса. – Что я завидую твоей силе, что я хочу, чтобы ты был слабым, верно, Вадим?

Музыкант почувствовал, как на щеки наползает краска смущения, отвел взгляд и нехотя кивнул. Врать не хотелось. Вступать в пререкания – тем более. Разумеется, сейчас предводитель расскажет, что все совершенно не так, что он желает добра и заботится о благе отряда в целом и Вадима в частности. Приведет целую кучу неоспоримых доказательств. Трудно спорить с тем, кто с легкостью читает твои мысли. Что ни скажи – соперник всегда на шаг впереди.

– Мне нужно, чтобы ты был сильным, – тяжело вздохнул тот. – Только – своей силой, а не заемной…

Полуночник тяжело махнул рукой и отвернулся, прекращая спор. Вадим посмотрел, как он, ссутулившись, идет впереди – усталый, бесконечно одинокий, взваливший на себя непосильную ношу ответственности. На мгновение в груди шевельнулось что-то, похожее на стыд. Потом Вадим споткнулся о камень, взмахнул руками, чтобы удержать равновесие. Как он ни старался не двигать головой и плечами – все же пришлось. Иссиня-белая молния ударила между висками, он прикусил губу, сдерживая стон, и окончательно забыл о стыде и вине.

«При первой же возможности, при первой же, я вам всем покажу…» – родилась злая мысль. Вадим ее испугался, но несильно и ненадолго. С каждым шагом, болью отдававшимся в основании черепа, она казалась все более верной. Кому именно «всем», он еще толком не решил – обоим полуночникам, одному Флейтисту или всей тройке неблагодарных товарищей, но кому-то предстояло заплатить за все унижения, которые претерпел Вадим. Он решил твердо, и уже никто не мог его переубедить.

Где-то глубоко в груди, не обращая внимание на боль, ярость и досаду, стучало осознание полной собственной неправоты. Но замученный Вадим не верил ему и отказывался слушать.

ГЛАВА 4. ЧЕТВЕРО У ДВЕРИ, НЕ СЧИТАЯ ГИТАРЫ

Анну трясло крупной дрожью. Она старалась держаться подальше от Вадима и поближе к полуночникам, хотя после недавнего шоу, которое устроил Вадим, уже толком не верила, что Флейтист или Серебряный могут стать надежной защитой. Человек с застывшим бесстрастным лицом, одним лишь движением ресниц заставляющий рушиться целые кварталы – по меркам Анны, это было слишком. И ладно бы кварталы, на архитектурные комплексы изнанки ей было наплевать оптом и в розницу – но в какой-то момент показалось, что силуэт Вадима блекнет и растворяется в сумерках, а его место занимает фигура, слепленная из живого мрака. Такое преображение было уже совершенно и окончательно нестерпимо.

– Вот это и есть цель нашего пути, – сказал Флейтист, указывая на круглое выжженное пятно под ногами.

Анна ковырнула носком ботинка бетон, поражаясь, какая же нужна была температура для достижения подобного эффекта. Должно быть, по площадке размером с детскую песочницу ударила шаровая молния.

– И… где Дверь? – спросила она через пару минут, когда устала обследовать горелую плешь на бетоне. Никакого толка в этих исследованиях не было и быть не могло, как не было ни малейшего смысла во всем пребывании компании в Безвременье.

– Здесь. Вопрос в том, как ее открыть. Этот вопрос нам придется решать, и довольно быстро.

Анна всплеснула руками, хотела уже выругаться, но промолчала. Зябкий ледяной холод пробрался под куртку, заставил то и дело нервно вздрагивать и оглядываться на каждый шорох. Если Вадим случайно оказывался у нее за спиной, Анна с трудом удерживалась от прыжков и вскриков. Было страшно. Казалось, все в порядке – такой знакомый, близкий, обычный… но девушка чувствовала, как от него веет чужой и чуждой силой. Сейчас эта сила просто притаилась, спряталась от бдительных глаз полуночников, но не ушла совсем.

Когда Серебряный подошел к ней сзади и прижал к себе, Анна протестовать не стала.

– Я его боюсь, – шепотом призналась она.

– Есть чего бояться, госпожа моя, – так же вполголоса ответил владетель. – От этого мы и хотели тебя уберечь.

– Я тоже могла стать такой? – поежилась Анна.

– Чем-то вроде, да, пожалуй. Куда страшнее, ибо во много раз сильнее. Но скоро все кончится, мы уйдем отсюда и наступит рассвет…

– И все? Этого достаточно?

– Да, – ответил Гьял-лиэ. – Только дождаться рассвета…

Холодом веяло от его голоса, от каждого слова – и холод был сто крат сильнее того, что терзал Анну. Ее страх был хоть и сильным, но недолгим, сиюминутным. Серебряный же от своего страха промерз насквозь, и уже ничто не могло его отогреть.

– Что с тобой? – спросила она.

– Это неважно, госпожа моя. Надеюсь, что смогу рассказать тебе об этом позже, за бокалом вина… – но даже отголоска подлинной надежды Анна не услышала.

– Если мы успеем, то все ведь будет хорошо?

– Конечно…

Каждое слово все больше вгоняло Анну в тоску. Должно быть, дело было даже не в словах, а в том месте, где они звучали. От черной проплешины тянуло гарью, воздух над ней вибрировал и от этого все суставы неприятно ныли, словно девушка простудилась, сама того не заметив. Объятия владетеля не согревали и не защищали от дурных предчувствий. Вадим сидел на краю пятна, обхватив руками колени и равнодушно смотрел куда-то вдаль, Флейтист запрокинул голову и прислушивался к звукам, доступным лишь ему одному… или просто любовался небом над изнанкой города.

Девушка посмотрела налево, туда, где стояло полуразрушенное здание. В темном провале подъезда поблескивали жадные зеленые глаза, целая куча – Анна насчитала больше десятка пар. Это была уже не Адская стая, а какие-то другие звери, у них глаз было по два на одну морду, но легче от этого не делалось. Серебряный тоже покосился на подъезд, потом показал девушке еще на четыре стаи, прятавшиеся по закоулкам и развалинам. Какой только нечисти тут не было – глаза горели и у самой земли, и на высоте головы Анны, кое-где в неверном свете неба виднелись когтистые лапы, хвосты и оскаленные пасти. Сосчитать число противников не представлялось возможным, но девушка сказала бы, что не меньше сотни.

– Сзади есть еще, – сообщил владетель. – Это еще неважно, это только лишь мелочь, но если пожалуют хозяева…Мне доводилось видеть некоторых из них, и должен сказать, что их сила внушала уважение…

– Прекрати меня пугать, – попросила Анна. – Я и так знаю, что все плохо.

– И хуже всего то, что я не представляю, как открывается Дверь со стороны Безвременья, – повернул к ней голову Флейтист. – Как закрыть ее, я знаю. Обратное же…

Не договорив, он вновь уставился в небо, словно там можно было прочитать подходящий рецепт. Анна смотрела на него с затаенной тоской, гадая, сможет ли командир вытащить их всех отсюда. Спасение было совсем близко – и недостижимо далеко. Все упиралось в одну простую вещь: как открыть Дверь? От Анны ничего не зависело, и это было наихудшей из ситуаций, которые могли с ней случиться. Нужно было ждать, молча и не мешая. Девушка знала, что очень плохо умеет переносить подобные ситуации, всегда ее тянуло встрять, куда не надо и сделать, что нельзя. Так было легче, чем просто бездействовать.

Одна из тварей обнаглела окончательно и выбралась из тени на освещенный участок. Анна вздрогнула и с жалким писком попыталась сделать шаг назад. В результате только наступила Серебряному на ногу и едва не споткнулась на ровном месте. Потом девушка заставила себя еще раз посмотреть на существо Безвременья. Второй взгляд дался чуть легче.

Порождение ночного кошмара более всего походило на изваяние пантеры, сделанное из колючей проволоки. Двигался этот чудовищный мобиль почти бесшумно, лишь иногда доносился тихий леденящий душу скрежет: когти царапали асфальт. Глаза напоминали два лимона – и по форме, и по цвету. Анна зажмурилась, потом открыла глаза. Чудище исчезать не собиралось, чувствуя себя вполне уверенно. Длинный шипастый хвост струной вибрировал в воздухе.

Проволочная пантера прохаживалась на границе между светом и тьмой. Тонкие блестящие усы подрагивали, нижняя челюсть поднималась и опускалась, словно монстр пытался мяукать. До Анны не доносилось ни звука, и от этого было жутко; но девушке казалось, что еще хуже было бы слышать голос металлического чудовища.

– Фантазия, с которой создан облик наших оппонентов, достойна искреннего восхищения, – прокомментировал владетель. – Эта тварь знакома мне. Она не опасна, хоть и выглядит удивительным образом…

– Они хотят пройти за нами следом? – спросила Анна. – Так?

– Уверен в этом, и это еще одна часть нашей заботы, – Серебряный кивнул, скользнув щекой по щеке Анны, потом окончательно осмелел и уперся ей в затылок подбородком.

Анна не оттолкнула его, ей было уже почти все равно – лишь бы согреться, лишь бы не чувствовать себя беспомощной и беззащитной под взглядами крупных и мелких хищников, постепенно замыкавших площадку в кольцо. Лишь бы не чувствовать себя хоть как-то связанной с Вадимом, который сидел совсем близко, всего в паре шагов. Он казался сейчас гораздо моложе, чем раньше – мальчишка, подросток, а не взрослый мужчина… и гораздо сильнее. Заострившиеся черты лица, темные провалы глаз, резкая линия скул. Больше похож на полуночника, чем на того Вадима, которого знала Анна. Не человек – черно-белый портрет, игра света и теней. Анну сильнее всего пугала прекрасно знакомая по себе тихая целеустремленность, которую она читала на лице спутника.

Сначала они оба могли шуметь, протестовать и требовать. Даже драться, даже плакать. Потом приходило осознание, что все это – бесполезно, и нельзя больше тратить силы и внимание на мелочи, нужно терпеливо ждать случая и действовать. Один раз, но наверняка. Ровно это сейчас и происходило с Вадимом. Он выбрал цель, выбрал средство и теперь ждал только возможности добиться своего.

Весь ужас заключался в том, что Анна не догадывалась, что это за цель и каковы будут средства.

Сама она точно знала, чего хочет: того же, чего и в первый час попадания в Безвременье. Возвращения домой. До гибели Софьи еще могло казаться, что все происходящее – веселая забава, удивительное приключение. Отпуск с экстремальным туризмом, но в хорошей компании. После тех минут в Замке ста ветров Анна окончательно поняла, что все – абсолютно всерьез. Происходящее даже не игра, а война между мирами, о которых девушка даже не слышала еще несколько дней назад. Она же в этой войне – крепость, которую одни атакуют, другие защищают.

«Война не прогулка…» – пели в старой солдатской песне, ее любил слушать, выведя громкость на максимум, сосед Анны. Тогда эта истина казалась настолько очевидной, что девушка передергивала плечами, удивляясь, кому понадобилось лишний раз подчеркивать столь откровенный трюизм. Теперь оказалось, что этот «трюизм» нужно прочувствовать на своей шкуре, и только тогда он будет осознан.

Реальность происходящего, которая несколько дней подряд ускользала от сознания, теперь навалилась тяжким грузом. Анна затравленно оглядывалась, отводя глаза от очередной твари или стаи тварей. Несмотря на то, что вокруг были широкие просторы, ее вдруг посетила самая настоящая клаустрофобия. Казалось, что чужой мир взял за горло, зажал между стенами. Душно было, тяжело, словно на грудь накидали сырой земли, похоронили заживо…

…Анна встряхнула головой, не обращая внимания на то, что едва не ударила Серебряного затылком в подбородок. Душный давящий страх немного отступил, шарахнувшись за пределы площадки. Девушка глубоко и резко вздохнула, потом поежилась. Наваждение прошло, оставив по себе озноб.

– Мне тут такое померещилось… – пожаловалась она.

– Сие неудивительно, – негромко сказал Серебряный, потом осторожно развернул Анну налево.

Девушка посмотрела в направлении, которое указывал рукой владетель, сперва ничего не увидела, потом поняла, на что нужно смотреть. Опять, как и в случае с проволочной пантерой, первым желанием было отвернуться, зажмуриться, никогда не касаться взглядом очередного ночного кошмара. Потом теплой волной по груди прокатились стыд и гордость, заставили поднять глаза.

Новое порождение Безвременья более всего походило на восставший из гроба скелет какого-нибудь древнего правителя. Кости, местами обтянутые иссохшей желтоватой кожей. Обрывки полуистлевшего одеяния, некогда – алого с золотом. Череп с подвязанной нижней челюстью. При этом роста в монстре было добрых три метра. Двигаться нормальным образом он не мог – связки и сухожилия давно сгнили, а потому величественно парил в полуметре над землей.

Пожалуй, трехметровый скелет был бы смешон, и Анна от души повеселилась бы – но от него тянуло тлением, душной и темной замогильной тоской, диким страхом погребения заживо, гнилой кровью на пальцах, уставших царапаться в крышку гроба…

– Что это еще за Дьябло доморощенное?

– Не ведаю, – мрачно ответил Серебряный. – С подобным обличием еще не сталкивался…

– В смысле – обличием?

– Число порождений здешних земель ограничено, а вот число обликов, которые они могут принимать – нет, – разъяснил владетель.

– Это для нас чем-то важно?

– Пожалуй нет, ведь силы, присущие им, не изменяются… – но прозвучало это не слишком уверенно.

Коренные обитатели Безвременья не торопились нападать, видимо, опасаясь отпора сродни тому, что уже дал им Вадим. Им требовалось время, чтобы сообразить, что второго такого шоу не будет, а пока что разномастные твари держались поодаль, удерживая кольцо, но не рискуя приближаться.

Анна попыталась найти взглядом источник света. В небе, на высоте метров пяти, парил огонек, больше похожий на круглый клубок мохера. Отдельные пушистые нити света, казавшегося то серебристым, то золотистым, выбивались из клубка и плавали в воздухе вокруг основного источника.

Помимо этого девушка обнаружила, что светится и вся компания, включая ее саму. Не защищенные одеждой участки тела испускали легкое сияние, которое не резало глаза, но было достаточно ярким. Руки Анны светились теплым желто-оранжевым светом, лицо Флейтиста – холодным бело-голубым, напоминающим оттенок лапы дневного света. Она покосилась на руки Гьял-лиэ на своих плечах. Тот же холодный зимний оттенок. Потом Анна посмотрела на Вадима и озадачилась.

То, что исходило от его лица и рук, тоже, конечно, можно было назвать светом. Только Анне больше казалось, что это – некое иное излучение. Более всего оно походило на голубовато-синие вспышки сварки или свечение медицинской кварцевой лампы, которой ее потчевали в детстве в кабинете физиотерапии. Этот свет ничего не освещал, только заставлял глаза слезиться.

– Зачем это? – удивилась девушка.

– Защита, – не поворачиваясь, ответил Флейтист.

Анну посетила слегка хулиганская мысль. Она вскинула руку к самому краю освещенной площадки, туда, где в воздухе суетилась какая-то летучая погань. Как она и ожидала, с ладони сорвался узкий светлый луч, слабенький и быстро рассеявшийся, но до мелких тварюшек, кишевших в воздухе, он все же долетел. В короткий миг, пока луч еще не погас, Анна увидела плоские морды и широкие кожистые крылья с когтями на концах. Теперь стало ясно, что за шелест и писк доносятся из темноты. Воздух кишел летучими мышами. Вопреки утверждениям, что человек их слышать не может, Анна всегда различала звуки, которые издавали охотящиеся летучие мыши. Она не боялась их, как не боялась ни крыс, ни змей, ни лягушек, но летучие мыши Безвременья едва ли отличались таким же робким и покладистым нравом, как их родственники из Полудня.

– Когда все это на нас навалится… – задумчиво начала Анна.

– Будем надеяться, что это не случится никогда, госпожа моя, – ответил Серебряный.

– А чего они ждут?

– Мне неведомо… – вздохнул полуночник, отошел от Анны на пару шагов и принялся беседовать с Флейтистом на их наречии, то и дело бросая на девушку и Вадима резкие короткие взгляды.

До Анны доносились отдельные слова – певучие и переливчатые, совершенно удивительно звучащие здесь, в душном сумраке чужого опасного места. Словно два ручейка журчали поблизости, заставляя надеяться на лучшее, предвкушать глоток чистой воды и свежего воздуха. Девушка подошла поближе к спутникам – просто чтобы слушать, как они говорят. Одних звуков их речи было достаточно, чтобы слегка приободриться.

Судя по интонациям, ни до чего вдохновляющего они не договорились. Каждая следующая фраза Гьял-лиэ звучала все выше и резче, каждый ответ Флейтиста – все короче и тише. Она не понимала ни слова, но прислушивалась просто так, и вдруг удивилась: ведь понимала же еще недавно и Одноглазого, и Господина Посланника, и разношерстую толпу гостей. Серебряный называл ее Говорящей-с-Полуночью.

– Вы специально от меня шифруетесь? – сердито спросила Анна.

– Не только, – Флейтист кивнул в сторону Вадима. – Но и тебя тревожить понапрасну у меня желания нет.

– Вообще-то именно так я сильнее дергаюсь. Оттого, что ничего не знаю и не понимаю. Имейте совесть, расскажите, в чем проблемы, а?

Оба полуночника совершенно одинаково усмехнулись.

– Проблемы, Анна, абсолютно во всем, – чуть склонив голову набок, сказал Флейтист. Сейчас стоять рядом с ним было очень неуютно, словно видеть себя в перекрестье прицела. Темные непроницаемые обычно глаза вдруг стали светлее, вспыхнули изумрудной кошачьей зеленью, но это был холодный и хищный оттенок. – Твоя идея была почти хороша…

– За чем же дело стало?

– Эта Дверь была закрыта со стороны Полуночи, и закрыта весьма крепко, так, что мы вдвоем едва ли сможем открыть ее. Если же сможем открыть, то не сможем удержать, и вся эта толпа, – он взмахнул рукой, очерчивая границы площадки. – отправится следом за нами. И, напоследок – нас будут встречать, и отнюдь не с поддержкой, ибо примут за очередную попытку Безвременья проникнуть…

– Хорошо, – перебила монолог Анна. – Если все так плохо, то давай пойдем куда-нибудь еще и поищем другой способ.

– Поздно, – пожал плечами Гьял-лиэ. – Нас не выпустят отсюда, и, к тому же прежний способ для нас отныне недоступен.

– Мальчики, я вас просто обожаю! – Анна сердито оскалилась. – Друзья, давайте все умрем! К чему нам жизни трепетанье…

– Вы не поняли, мисс… – улыбнулся Флейтист. – Мы ищем способ и найдем его. Самостоятельно, дорогая Анна. Тебя же прошу не мешать.

– А что мне делать? – удивленно спросила девушка.

Полуночники дружно фыркнули, и это был весьма выразительный ответ. Куда более содержательный, чем длинная суровая и насмешливая отповедь.

– Поняла, – кивнула Анна.

Понимание ее, тем не менее, не пригодилось и не успело принести никому пользы. Именно в этот момент, словно восприняв ее кивок, как команду «В атаку!», свора монстров ринулась в атаку.

Основной удар пришелся по слуху. Визг, рев, скрежет, рычанье, писк и лязганье обрушились водопадом звуков, заставили Анну вскинуть руки к ушам. Страха пока еще не было, только холодное удивление тому, как же громко и противно звучит все это сборище.

Потом она вспомнила, что ближе всех к темноте сидел Вадим, и в панике обернулась к нему.

Огонек в небе заметался, уворачиваясь от атаки летучих мышей. Девушка сначала не поняла, кому он мешает, но через мгновение увидела, что свора не рискует вступить на освещенную часть площадки. Лучи света пугали тварей, и не только пугали – Анна видела, как некоторые в сумятице попадают под них и лишаются конечностей. Те просто таяли, без каких-то спецэффектов. На летучих мышей свет действовал так же, но они валили кучей, видимо, надеясь сбить на землю и уничтожить его источник.

Анна вскинула руку, вспоминая, как ей удалось метнуть в мышей луч света, но на этот раз волшебство не удалось. Вадим уже стоял в центре площадки, брезгливо стряхивая с рук какие-то черные хлопья. Все с ним было в порядке, не считая странного выражения лица. Там не было ни испуга, ни удивления. Только легкая брезгливость и слегка капризное недовольство, словно его отвлекли от важных размышлений.

Потом музыкант закончил отрясать прах с рук своих и перешел к делу. Пара легких движений кистью – и свора летучих мышей вспыхнула в воздухе синим пламенем, похожим на пламя спиртовой горелки. Легкие прозрачные языки огня разъедали призрачную плоть порождений Безвременья. Вадим же, хлестнув по ним то ли светом, то ли напалмом, вновь замер неподвижно.

Только тут в дело включился Флейтист. Результат его вмешательства был куда эффектнее и опаснее для свор уродов. Два широких взмаха левой рукой – и две трети периметра площадки расчистились. Тварей Безвременья словно корова языком слизнула.

Те, что уцелели, заверещали втрое громче, так, что Анна вновь схватилась за уши. Но страх ее покинул начисто: оказалось, что всю эту когтистую, шипастую, клыкастую свору можно разметать вот так – в пару жестов, не изменившись в лице.

Порождения Безвременья закончили визжать и притихли, видимо, обдумывая следующую атаку.

Анна подошла к Вадиму вплотную, заглянула ему в лицо. Все тот же чужой и странный черно-белый портрет, пятна света, пятна тьмы, образующие узор, лишь слегка похожий на человеческие черты. Девушка преодолела неприятный липкий страх перед загадочным непонятно чем, в которого превратился бывший любовник и прикоснулась к его руке.

Пальцы моментально закололо, словно кожа Вадима была наэлектризована.

– Что ты с собой сделал? – ошеломленно спросила Анна.

– Тебя это уже не касается, – глядя мимо девушки, ответил музыкант. – Ты сделала свой выбор.

– Оригинально, блин! Это когда же это я?

– Недавно, – бесстрастно ответил Вадим. – Не отвлекай меня.

– А, то есть, надо было позволить тебе и дальше, да? – Анна понимала, что сейчас не время и не место для объяснений, но знала, что этот разговор должен состояться.

Иначе все прочие усилия бессмысленны.

Иначе можно просто закрыть глаза и шагнуть в темноту, в объятия тварей.

– Я бы помог вам выбраться.

– Вам? А сам что? Тут бы остался?!

– Почему нет? – отсвечивающие кварцевой синевой глаза на мгновение скользнули по лицу девушки.

– Вадим, ты же человек! Ты… ты предатель паршивый! – Анна почувствовала, что подходящие слова комом теснятся в горле, а с губ слетают какие-то не те, неправильные. – Ты с ума сошел?

– Нет, я не сошел с ума. Я и не сомневался, что ты не поймешь. Люди не любят, когда кто-то выбирает иной путь…

Анна ошеломленно уставилась на черно-белую игру теней и бликов. Поймала взгляд Вадима, изумившись тому, как мало там осталось близкого и человеческого. Потом представила саму себя со стороны – кожа светится, глаза вытаращены, волосы растрепаны. Натуральная ведьма, и тоже не слишком-то много человеческого. Пора было прекращать глупый пафосный спектакль по чужому сценарию.

– Вадим, солнышко, – она положила ему руки на плечи. – Очнись, пожалуйста. Очень тебя прошу! Какой иной путь, о боже мой, ну что за бред, а? Это же натуральный гадючник бесформенный…

Полуночники, замерев, стояли рядом с ними бдительной стражей, не позволяя ничему помешать разговору.

Лед в глазах человека постепенно оттаивал, уступая место боли и недоумению. Анна мгновенно уловила самое начало этой перемены, прижалась к Вадиму всем телом, обняла его за шею.

– Извини меня, милый, я испугалась, но ты же понимаешь, только не туда, я тебя прошу… – слова сейчас были не важны, только звук голоса, тон просьбы, прикосновения.