Текст книги "Предсказанная"

Автор книги: Татьяна Апраксина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

– Что же нужно делать? – спросил Серебряный.

– Ох, да откуда я знаю! Но получается одна ерунда, видишь же! Если бы нас просто хотели убить, ну, все эти заморочки про «если прольется кровь» – это же ясно, убили бы и никто ничего не сделал бы. А нас гоняют. Как крыс подопытных по лабиринту, вот, точно.

– Анна, ты ждешь от чужих существ логики людей, – возразил Вадим. – Это ошибка.

– Мне плевать, какая у них логика. Я вижу, что получается фигня! Чего им на самом деле надо, вы хоть пробовали думать?

– Разве это важно? Важно только, что нам надо, – Вадим не понимал, к чему клонит Анна.

– Нам надо выбраться, это понятно. Но сколько уже можно не думать, а бегать?

– Мы с Флейтистом стараемся защитить вас от Безвременья, – сказал Серебряный. – Именно поэтому мы и вынуждены скрываться и прятаться.

– Или ты совсем дурак, или издеваешься, – фыркнула Анна. – Вы, конечно, очень крутые. Только я вот встретилась в лабиринте с одним таким тоже… неслабым. Он меня убить мог запросто, а не стал. Да вообще мог сделать все, что хотел. А начал только пугать. Почему? Значит, это не нужно, убивать-то… А что нужно? Стать вратами – ну, здорово звучит. Поймали бы меня, сунули под нос… клещи, блин, раскаленные – и были бы им врата. Я не партизанка, я это знаю. А не ловят и не суют. Странно, а, мальчики?

Вадим кивнул. Все, что говорила Анна, было правильно. Они безнадежно погрязли в чужой и странной игре, которая казалась логичной лишь потому, что сами они наделяли ее логикой и смыслом. Здесь и пряталась ошибка. Вдруг стало обидно, словно в детстве, когда вызывали к доске и ставили двойку по математике, а на следующий день становилось ясно, как решить задачу. Неужели нужно было пройти весь этот путь, чтобы догадаться, что все не так, как выглядит; не то, чем кажется?

– Короче. Я так больше не могу. Надо об этом Флейтисту сказать, на самом деле. Вы как хотите, а я скажу. Хватит с меня всех этих фокусов…

– Только не сейчас, – вздрогнул Вадим. – Я тебя умоляю. Он просил оставить его одного, и не лезь к нему, пожалуйста.

– Благодарю за заботу о моих чувствах, но я все же хотел бы услышать, что Анна хотела сказать, – раздался голос ото входа.

Вадим улыбнулся. Флейтист никогда не отличался демонстративностью действий, но половина его неожиданных появлений производила поистине театральный эффект. То ли он нарочно старался, то ли само так получалось, но оказывалось всегда красиво и вовремя. Вадим покосился на командира – выглядел он чуть лучше. Все та же плещущая лава боли в глазах, все та же опасная дрожь перетянутой струны в осанке, и все-таки чуть меньше глухой беспомощной тоски. Музыкант обрадовался за него, и по этой радости понял, насколько же Флейтист стал ему близок и дорог.

– Ой, а я половину забыла… – смущенно прижала ладони к щекам Анна. – Вот только что целый монолог заготовила, и – все.

– Хорошо, тогда пусть кто-то мне расскажет о вашей беседе.

Втроем они кое-как пересказали рассуждения спутницы, добавив свои мнения и наблюдения. Выслушав все сказанное, Флейтист надолго задумался, застыл у стены со скрещенными руками. Двигались только пальцы, монотонно вминаясь в бицепсы. Прядь волос упала поперек лба, рассекла лицо надвое, и казалось, что у каждой половины свое выражение: глубокая сосредоточенность и полная растерянность.

– Вы совершенно правы в своих сомнениях, – сказал он наконец. – Я неверно оценил ситуацию и позволил вовлечь нас всех в смертельно опасную игру. Анна, прими мою благодарность и восхищение…

– Ты чего? – изумилась девушка и трогательно покраснела.

– Ты оказалась мудрее и наблюдательнее всех нас. Я же не оправдал ожиданий и вашего доверия. Прошу меня простить.

Вадим открыл рот, подумал – и закрыл. Подходящих ситуации слов не нашлось.

– Я с ума сейчас сойду, – застонала Анна. – Просто не сходя с места, блин! Давайте думать, что делать, а не выяснять, кто что не оправдал!

– Мне есть что присовокупить к вашим наблюдениям. Каждый из встреченных нами противников был достаточно силен, чтобы заставить уважать себя, но недостаточно, чтобы победить. Но подданные Полуночи тысячи лет стоят на страже дверей Безвременья, и нам известно, что сила его велика, даже когда оно пытается проникнуть в наш мир. В одиночку мы не можем ему противостоять, и двоих недостаточно. Здесь же мы во владениях противника, в самом сердце его силы. Мне стоило задуматься об этом раньше. Удивляет и поразительная осведомленность. Узор сложился лишь за считанные часы до того, как мы попали сюда. Никто не мог предвидеть, что за желание загадает Анна. Все это в сумме слишком странно, чтобы можно было найти однозначное объяснение.

– Да, точно, – сказала девушка. – Мне вдруг вот в голову пришло, я не знаю, зачем мне это было надо, честно. Я, кажется, чего-то другого хотела.

– Я тоже был удивлен, – признался Серебряный. – Мне показалось, что после всего просто невозможно желать подобного, но отказать я не мог, таковы правила.

– Да все в порядке, – махнула рукой Анна. – Но да, я сама удивилась, честное слово… Вроде бы – ну на кой вы мне сдались после всех ваших ритуалов? А вот… торкнуло.

– Никто, кроме меня и Анны, не мог знать о том, что она выбрала, – добавил владетель. – Они же узнали мгновенно. Не знаю, как объяснить сие, могу лишь принести клятву в том, что никогда не говорил ни одному слуге Безвременья…

– Удивительное рядом, – улыбнулся Вадим. – Все сложнее, чем нам казалось.

– Ты прав, – кивнул Флейтист. – И мы должны разгадать эту загадку, чтобы вырваться прочь отсюда.

– Нет, не так, – повернулась к нему Анна. – Неправильно. Сначала ты думал, что знаешь, чего от нас хотят, и главное – выбраться. Теперь ты думаешь, что достаточно понять, в чем суть дела, и все будет хорошо. Ничего подобного!

– Ну знаешь… – Вадим сделал резкий жест, едва не задев Анну по плечу, она сердито отодвинулась. – Ты совсем запутала. То понять, то не понять…

Он чувствовал, что от избытка загадок голова медленно распухает, и информация перестает в нее помещаться. Хотелось выспаться, на худой конец – подремать пару часиков. Что угодно, лишь бы разгрузить голову. Казалось, разговор ушел от сути дела и скатился до безнадежной и бесперспективной софистики. Анна начала с толковых и полезных вещей, но сейчас ее занесло куда-то не туда…

– Подожди, – прервал его ворчание Флейтист. – Анна, я внимательно слушаю тебя и стараюсь понять. Говори.

Девушка слезла с постели, потянулась, потом пропустила волосы через пальцы. Заметив взгляд Вадима, осеклась и сунула руки в карманы куртки. Он пожалел, что смотрел на нее в упор – ведь смутил, хорошо, если не сбил.

– Допустим, мы поймем, в чем состоит игра. Поймем, почему все так случилось. Но это нам ничем не поможет! Выход нам это не откроет, понимаете? Ну, мы же не в детективов поиграть хотим, правда?

– Да, – кивнул Флейтист. – Продолжай.

– Нам нужен выход отсюда. Наш выход, на наших условиях. Так? Да, так, – продолжила Анна после того, как Серебряный согласно опустил веки. – То есть, выдраться отсюда и ничего не отдать взамен. Вообще, мы хотим прыгнуть выше головы. Потому что они – сильнее, и мы на их земле. Но прыгнуть-то нужно…

– Это только слова, – возразил Вадим, окончательно теряя нить беседы.

– Хочешь, в ухо дам? Будут дела, – отмахнулась девушка. – Все неправильно… и делать, что от нас хотят – нельзя, и выхода… Ну не вижу я его! Пожалуйста, ну подумайте и вы тоже!

– Нет безвыходных ситуаций, но есть неприятные решения, – задумчиво сказал Флейтист. – Боюсь, что наше будет из таких. Но и я не знаю, каким оно будет.

– Демагогия…

Вадим запутался и устал от разговора. Хотелось спать – хоть немного провести в тишине и покое, спрятаться под покрывалом от всех проблем и загадок. Отоспать усталость, лишающую последнего соображения. Он уже знал, что любая пришедшая в голову идея будет лишь порождением усталости, и нужно было сказать об этом вслух, попросить взять паузу. Было стыдно перед остальными – все хотели что-то решать, думать, обсуждать, а у Вадима уже не было сил, но и не было сил признаться в этом. Ему опять казалось, что он самый слабый, лишний и ненужный здесь. Потом он поймал пристальный взгляд Флейтиста, постарался улыбнуться и принять бодрый вид, но игра моментально стала явной.

– Утро вечера мудренее, говорят обитатели Полудня. Мы поговорим обо всем позже, сейчас же я прошу вас обоих отдохнуть. Пойдем, Гьял-лиэ.

Вадим смутился, но все же был благодарен Флейтисту. Что бы он ни говорил о том, что оказался недостоин доверия, все это было лишь пустыми словами. Другого командира Вадим себе не представлял и не хотел оказаться в Безвременье с кем-то еще. Во всем его окружении не было подобного Флейтисту. Андрею, его сыну, может быть, предстояло сравняться с отцом, но пока еще тот был лишь мальчишкой, умным не по годам и чутким, но еще не вошедшим в полную силу.

Полуночники ушли, Вадим с трудом поднялся и сдернул с кровати покрывало.

– Я не хочу сейчас ни о чем говорить, – сказал он, в упор глядя на Анну, задумчиво подпиравшую стену. – Давай спать, пожалуйста…

– Хорошо, – кивнула девушка, скидывая с плеч куртку. – Только… просто спать, и все. Ладно?

– Ты преувеличиваешь мои способности, – устало усмехнулся Вадим. – Просто спать, само собой.

Анна обняла его сзади, уткнулась носом в плечо. Чувствуя кожей ее дыхание, Вадим перебирал в памяти события последнего времени. Жизнь прыгала то вверх, то вниз, словно вычерчивала кардиограмму, била наотмашь и преподносила приятные сюрпризы, одно следовало впритык за другим. Как всегда, как он привык. Засыпая, он был почти счастлив. Но между ним и подлинным счастьем стояло воспоминание о потере. Кто бы что ни говорил, Софья погибла, и после этого невозможно было чувствовать себя счастливым, как нельзя быть свободным, если землетрясение завалило тебя в подвале и придавило ногу плитой. Чувство вины было той самой плитой. Вадим знал его в лицо, знал и то, что более опасного противника у него не было никогда, даже любая тварь Безвременья не могла с ним равняться.

Но сон убаюкал его, смилостивился и подарил покой, пусть недолгий – тем особо ценный.

ГЛАВА 2. ИГРА В ШАШКИ НА ПОЛЕ ДЛЯ ГОЛЬФА

Анна медленно и плавно, с рыбьей гибкостью, выныривала из глубины сна. Кажется, снилась ей именно вода, озерное мелководье, заросшее водорослями, мутноватая вода, до самого дна просвеченная и согретая ярким солнцем. Хорошо там было, на дне озера. Приглушенные слоем воды лучи солнца ласкали лицо, и тело было легким и сильным, раскованным; каждое движение приносило удовольствие.

Потом она пересекла барьер между сном и явью. На мгновение показалось – нет, все наоборот, заснула: опостылевшую крепость так и хотелось назвать выдумкой, мороком, вырваться из нее прочь. Но – не было сил, и гибкость тела, томная плавность движений осталась там, во сне, вместе с вкусом теплой воды, вместе с лаской солнечных лучей.

Оказалось – всю «ночь» проспала в обнимку с Вадимом, прижимаясь к его спине, и так хорошо, уютно было, что даже себе и не веришь. Как же так, что изменилось, почему, откуда это тепло, ведь вчера еще ненавидела, проклинала, во всех смертных грехах обвиняла? Надолго ли это, сколько часов или дней до следующего камня преткновения? Думать обо всем этом спросонок не хотелось, куда приятнее было потягиваться, вспоминая обрывки сна, ощущение движения в толще воды, невесомое свое тело… и соскальзывать в дрему.

Не дали все же – пришел бесцеремонный, как всегда, Серебряный, потряс за плечо, заставил открыть глаза, и только взяв обещание подняться и выйти в зал, оставил в покое. Анна потянулась, распластываясь по постели, потерлась грудью о лопатки такого же сонного и томного Вадима, потом резко метнулась к краю постели, прижала босые ступни к ледяному камню пола. Все изменилось: ощущение себя, настроение и степень контакта с окружающим миром. Хотелось идти на цыпочках по коридору – только ради удовольствия выпрямить спину, прогнуть до хруста в позвонках, свести лопатки. Двигаться, танцевать, еле-еле, одними большими пальцами ног касаясь пола. Руки сами взлетели вверх – невесомые, легкие, словно крылья…

– Ну ты даешь, – голос Вадима за спиной. – Прямо балерина!

Анна улыбнулась без смущения, развернулась быстрым рассчитанным движением. Вдруг до нее дошло, в чем дело, почему руки рвутся к потолку, почему так легко и светло жить: пропало ощущение взгляда в спину, исчезло липкое и грязное, как немытые руки, внимание. «Значит, не только наблюдали, значит, еще и давили…», поняла Анна. Не понять теперь, сколько из сделанного, сказанного – ее собственное, сколько чужое, лишнее. Проще уж назвать все своим и ответить полной мерой, чем оправдываться.

Вспомнилось некстати, как разошлись с Софьей в хрустальном лабиринте. Ведь она же была совсем рядом, охраняла Анну, бдительно и чутко. Каким мороком ее обманули, как сумели их развести по разным коридорам? Противно было помнить, что – лишь марионетка в руках кукловода; но легче шампанского, слаще ликера наполняла жилы шальная пьяная радость: сорвалась с веревочек, оставлена в покое…

– Вставай, – потянула она край покрывала, в которое пытался завернуться Вадим. – Хватит спать!

– Как девчонка, – проворчал он. – Просто ужас какой-то…

– Ой-ой, – расхохоталась Анна. – Старый дед, бухтело несчастное! Сегодня что-то будет, что-то хорошее, слышишь?

– Слышу, – безо всякого энтузиазма отозвался Вадим. – Свежо издание – да ксерится с трудом…

Недоверие не задело, не огорчило, даже не сбило с легкой танцующей походки – Анна сама себе удивилась. Хотелось даже заподозрить неладное: вчера пугали, давили, заставляли раздражаться, а сегодня решили подойти с другой стороны: запутать, сбить с толку эйфорией. Вдруг стало все подвластно, и казалось – сделай шаг, толкни рукой стену, и откроется желанный проход домой.

Три шага к стене Анна сделала, и руку занесла, и ладонь к камню приложить успела – но на остальное времени не хватило: позвали, отвлекли. Вновь явился Серебряный, уже строже попросил идти в зал, смерил придирчивым взглядом…

…и кончилась сказка, осталась лишь память о ней.

Обычный мир – надоевшее до крайности чужое, обычное бессилие в руках, и тяжесть на плечах вполне привычная, знакомая с детства. Выдохлось шампанское, лопнул воздушный шарик. Было? Не было? Зачем было?

Нет ответа.

Вошла в зал – и остолбенела на пороге. У стола сидела незнакомка, да такая, что Анне вдруг захотелось спрятаться подальше. Длинные прямые волосы – как вороново крыло, брови вразлет, очи темно-фиолетовые, ночные, таинственные. «Умереть от зависти после первого же взгляда…», – подумала Анна, стараясь отлипнуть от стенки. Оглянулась на Вадима, который шел на полшага сзади, и удивилась: вместо ожидаемого предательского восторга на его лице был только вызов. Губы упрямо сжаты, подбородок задран чуть не к потолку.

Гостья встала, повела руками, выпростав кисти из рукавов широкого лазурно-шоколадного одеяния, и оказалась вдруг высокой и такой широкой в плечах, что Анна сразу все поняла. Не гостья, гость. Чудо-богатырь красы несказанной.

Очередной сюрприз Безвременья.

– Меня зовут Сайн, – сообщил сюрприз и чудо. Голос был под стать прочему облику – завораживающий.

Красоты и обворожительности вдруг оказалось слишком много и не к месту, словно в посудную лавку пытались запихнуть слона. И рост, и лицо с линиями бровей, напоминающими крылья чайки, и тонкая талия, подчеркнутая обручем пояса – все это было прекрасно, и словно специально для Анны выдумывалось, чтобы ей увидеть только, и умереть на месте, и пойти на край света, словом не перемолвившись еще, обо всем забыв…

…но переборщили.

Живого не получилось. Только очередная кукла, декорация, биоробот Безвременья. Безупречная, как кукле и положено, как только декорации и позволительно.

«Идеал, несовместимый с жизнью», – улыбнулась себе Анна, и обрадовалась этой мысли: значит, стала старше и мудрее, внимательнее. Год назад, да что там – год, неделю назад еще влюбилась бы надолго, накрепко, наделала бы глупостей. Сейчас же – не хотелось. Скучновато было, словно смотришь на рисунок. Что давешняя змеедева, что Сайн были одного ряда явления: картинные красавцы, для обложек, для плакатов.

– Очень приятно, – запоздало отозвалась Анна, соображая, что не ответила на поклон даже кивком. Ну да и ладно…

Демонстративно взяла Вадима за руку, подошла поближе к Флейтисту, стоявшему у стены в любимой позе – руки скрещены на груди, голова чуть наклонена вперед. Получилась выразительная композиция: слева дорогой любимый, справа – еще более дорогой командир, зараза Серебряный – в вершине невидимого треугольника; а гость – отдельно.

– Теперь все в сборе, говори, – сказал Сайну Флейтист, и Анна поняла, почему ее торопили и ждали.

Опять, второй раз с пробуждения, дернуло крючком по сердцу отсутствие Софьи. Еще вчера «все» значило – пятеро. Теперь – четверо; неуклюжее, похоронное число. И – ноющая пустота, которую ничем не заполнишь.

– Я один из тех, кто не желает причинять вам какого-то вреда. Крепость принадлежит мне и можете чувствовать себя здесь в безопасности.

– Теперь принадлежит или всегда принадлежала? – спросил Флейтист.

– Всегда.

– На нас здесь напали, да еще и говорили, что являются хозяевами. Как ты это объяснишь?

– Я знаю и прошу меня простить.

– Так чья крепость-то? – для Анны обтекаемого извинения было недостаточно.

– Моя.

– А близнецы тогда кто? – девушка хорошо помнила, что Флейтист счел парочку хозяевами. Налицо было явное противоречие. – Захватчики?

– Нет, – признался Сайн. – Все несколько сложнее, чем ты предполагаешь.

– Так расскажи, будь так любезен, – чуть склонил голову вперед, словно собирался боднуть гостя, Флейтист. Видно было, что словесные кружева ему не по душе.

– Вам могло показаться, что нас здесь много. Так и есть, но при этом все мы все – единое целое. Противоречивое, многоликое – одно.

– Звучит, как полный болезненный бред, – хмыкнул Вадим.

– Нет, неверно, – вступил в разговор до того молчавший на своем месте, за спиной гостя, Серебряный. – Ты хочешь сказать, что все вы – аватары одной силы, так?

– Именно так, – повернулся к нему красавец. Полы длинной одежды скользнули по полу вокруг табурета. – Но мы очень разные, у нас разные цели и желания.

Анна внимательно смотрела на него, наслаждаясь собственным равнодушием. Все было в стиле ее мечты, все – безупречно, хоть вырезай и в рамочку вставляй, но сердце молчало, не отзываясь ни на голос, ни на жесты. Самым интересным в госте было одеяние – длинное, широкое, с лазурными разводами по теплому, цвета молочного шоколада, фону. Вышивка по подолу, по рукавам – оттенок корицы, узор из веток. Широкий отложной воротник тоже украшен шитьем, а схвачен этот не то халат, не то балахон тонким металлическим обручем на талии. Удобно, наверное…

– То есть, правая рука хочет одного, левая другого, а голова – третьего, и все выйдет, как левая пятка решила? – усмехнулась Анна.

– Примерно, – тоже улыбнулся Сайн.

– А конкретно тебе чего надо, аватара? – спросил Вадим.

– У меня есть предложение. Если одна согласится остаться, троих я отпущу.

– Еще чего изволите? – издевательски заломив бровь, спросил Серебряный, и впервые чужие нотки в произношении оказались к месту, Анна мысленно зааплодировала.

– Не торопитесь отказывать, – улыбнулся гость. – И уж тем более не решайте за леди, не выслушав меня до конца. Остаться можете и вы, мы будем только рады. Но нам нужна правительница.

У Анны отвисла челюсть.

– Я же говорил – бред, – торжествующе хлопнул в ладоши Вадим. – Картина Репина «Приплыли», как она есть.

– Я и не сомневался, что вы не поверите моим словам, но я готов показать, что я имею в виду. Только показать – и всем, – вскинул он указательный палец, предвидя возражения. – Иллюзия будет совершенно безобидной.

– Покажи, – пожала плечами Анна, потом покосилась на Флейтиста, тот молча кивнул.

Грянул гром над головами, сверкнула молния – но девушка не испугалась, лишь с удивлением отметила, что все наоборот, не звук следует за вспышкой. Анна стояла на небольшой площадке в горах, наверное, в тех же, что и крепость, и, как совсем недавно, надвигалась буря, но сейчас все было иначе. Девушка была владычицей этой бури, владычицей всего сущего – скалы и молнии, травинки под камнем и облака. Достаточно было лишь пожелать, и гроза сменилась ярким солнцем, солнце затянулось легкими серебристыми облаками, а посреди летнего дня вдруг пошел крупный пушистый снег.

Потом внизу послышался лязг металла, грохот, крики. Две армии сошлись в ущелье в бою, блистали доспехи, вздымались в воздух копья, развевались знамена. Анна возмущенно вскинула руку, и сражение прекратилось, воины начали обниматься и брататься.

– Достойное зрелище, – одобрительно сказал Серебряный, оказавшийся за левым плечом Анны.

Вадим и Флейтист тоже были здесь, рядом, смотрели вниз – туда, где на бывшем поле боя поднимался на глазах из земли сад. Крупные яркие плоды, под которыми прогибались ветви, были заметны даже издалека. Потом Анна подумала, что проголодалась, и тут же рядом с ними возник богато накрытый стол.

– Так будет всегда, все твои желания будут исполняться мгновенно, – прозвучал голос Сайна.

– Но почему я? – спросила девушка. – Почему не кто-то еще?

– А почему не ты? Если уж ты оказалась здесь, то почему бы не тебе насладиться этим раем? Часть из нас хочет этого.

– Это единственная причина?

– Разумеется, нет, – скользнул по ее лицу теплый упругий ветерок. – Мы всемогущи, мы умеем принимать любую форму, можем стать горой и мышью, верблюдом и игольным ушком, но мы уже исчерпали все собственные желания. Ты и твои выдумки могли бы вернуть нам интерес к жизни, а ты наслаждалась бы любой роскошью, которую сумеешь вообразить…

Анна поправила волосы, посмотрела вниз. Сейчас можно было и ступать по воздуху, как по земле, и лететь, пожелав себе крылья, и все, что угодно еще. Вся широта возможностей еще не улеглась у нее в голове, но общую идею она уловила. Несколько шагов – и девушка вплотную подошла к Флейтисту.

– Слушай, а в чем засада?

Он посмотрел на Анну с улыбкой. Смеялись в первую очередь глаза – сейчас темно-карие с золотыми искрами; чаще казалось, что радужки вообще нет, только бездонная чернота зрачка.

– Ты хочешь узнать, чем придется платить за этот рай возможностей, или что в нем скрыто от первого взгляда?

– Ну, для начала – второе, – пожала плечами Анна. Что все будет честно и открыто, она не ждала. Но все же взяла со стола персик, разломила его на две половинки. По рукам потек вполне настоящий сладкий ароматный сок.

– Во-первых, здесь никто не умеет создавать, – загнул указательный палец Флейтист. – Принимать любую форму – могут, а вот создать нечто новое – нет.

– То есть? – не поняла Анна.

– То есть, я предполагаю, что здесь не будет ничего, что не содержалось бы в твоей памяти. Ничего нового – ни книг, ни музыки, ни людей, кроме тех, что ты вспомнишь, но ограниченных лишь твоими представлениям.

– Да-ааа, – вздохнула девушка. – Уже пакостно звучит, а дальше?

– Во-вторых, человек не сможет жить здесь более десятка лет, потому что здесь нет связи с природой… да, я знаю, что это звучит для тебя диковато, я объясню позже, если захочешь. И в-третьих, – прижал он к ладони третий палец. – Сайн – еще не все Безвременье. Я не верю, что все аватары согласны с такой идеей. Скорее уж, некоторым нужна игрушка, а другим – проход в наши земли…

– То есть, они между собой подерутся или договорятся – и привет владычеству?

– Примерно так, – кивнул Флейтист. – Раньше или позже, тем или иным способом. По крайней мере, мне кажется именно так.

– Это верно, Сайн? – Анна рефлекторно повысила голос, хотя и знала, что услышан будет даже тихий шепот.

– Да, – не стал спорить невидимый. – Но эти годы будут стоить сотни обычных, а от других мы сумеем тебя защитить…

– Впрочем, он, наверно, сдохнет, но идея – хороша! – зло улыбнулась Анна, вспоминая, как совсем недавно читала вслух этот стишок. – Нет, предложение отклоняется. Уж больно невкусное оно.

– Когда тебе покажется тесным этот мир, то ты можешь примкнуть к тем, кто хочет завоевать другие, и получишь желаемое. Это не шутка, Анна, это на самом деле так, – прошелестел Сайн. – Ты можешь стать владычицей всех трех миров. Не навсегда – бессмертия мы тебе не дадим, но все остальное ляжет к твоим ногам.

Анна недоверчиво хмыкнула. Звучало все, как первостатейный болезненный бред. «Взять бы этого Сайна – да в палату с обитыми войлоком стенами…», – подумала она, и уж хотела было поделиться этой мыслью с компанией, но вдруг заметила, как смотрят на нее и Флейтист, и Серебряный.

Глаза у обоих были – что называется, по пятаку, огромные и остекленевшие. Анна не сразу поняла, что вот это непонятное, невыразительное нечто во взоре называется «страх в исполнении полуночников». Значит, было чего бояться, значит – все, что плел Сайн, не было только бредом, хоть Анна и не могла в это поверить. Один Вадим – утешение и отрада – смотрел на все это, скептически скривив физиономию, на которой написано было «дуракам лечиться надо», и не собирался верить в невозможное.

Людям было непонятно, как можно предложить три мира, пусть на время, в качестве подарка совершенно случайной, фактически – с улицы подобранной девчонке. Власть, даже в рамках одной страны, власть, не позволявшая творить мановением руки ни персики, ни бури, была тем, за что боролись всеми силами. Во власть вцеплялись зубами и ногтями, отвоевывая ее у соперников по пяди, как землю. Ради нее убивали и предавали, лгали – или совершали подвиги, всю жизнь блюли репутацию. Никогда не случалось так, чтобы ее предлагали, как старую игрушку, которую жаль выбросить, а потому отдают случайному ребенку.

– Слушайте, а почему бы вам не взять какого-нибудь… считающего себя Наполеоном, а? Там и фантазия будет покруче моей, и удовольствие у обоих сторон обоюдное?

– Не все ли равно для тебя, ты или кто-то еще? – спросил Сайн, и Анна окончательно утратила способность соображать.

Если верить страху в глазах подданных Полуночи, если верить Сайну, то достаточно было сказать одно слово, чтобы стать как минимум королевой здешнего бесформенного бардака, как максимум – Полудня и Полуночи. Может быть, всего на год. Но и без того нельзя ручаться, что проживешь еще пятьдесят лет: никто не поручится, что обойдется без таких «подарков судьбы», как пьяный автомобилист или упавшая с крыши сосулька.

А если все это – не шутка, не бред, не ловушка, а сущая правда? Если через год можно будет войти в родной мир в полной силе, завоевать его, подчинить своей воле…

…своей?

Сказано ведь было – «у нас не хватает своей фантазии, нам нужна твоя». Правительница, королева, императрица, повелительница всего сущего… позволят называть себя, как угодно. Позволят тешиться любыми игрушками. Уделят малую толику сил и времени на то, чтобы создать для нее десяток сладких иллюзий, а сами в это время будут решать свои задачи.

Потому что никто власть не отдает просто так. Ни под луной Полудня и Полуночи, ни под четырьмя солнцами Безвременья. Пошутить, поманить, одурачить – могут, поступиться реальной силой – никогда. Любое обещание безграничной власти – да и ограниченной, – только приманка, сыр в мышеловке. Власть не берут, как поношенную одежду, с чужого плеча. Ее завоевывают своими силами – или гибнут на этом пути. Не бывает иначе, ни здесь, ни в родном мире.

Если же кажется, что бывает – значит, тебя просто дурачат.

– Спасибо, Сайн, я увидела достаточно, – улыбнулась Анна. – Верни нас назад.

Иллюзия растаяла легко и незаметно, оставив по себе и запах персика на руках, и привкус чистого горного воздуха на языке. Еще один кусочек мозаики лег на свое место: и крепость, и все видимое Безвременье были отчасти такой же иллюзией. Ей можно было насытиться или ранить себя, но все воспринимаемое могло измениться в любой момент. Только вот – не по воле Анны или ее спутников, по воле хозяев.

Девушка хорошо помнила, что эта воля может и убивать.

После простора под небом зал крепости показался тесным и убогим. Грубо отесанные плиты, из которых сложены стены, тяжелые табуреты, массивная столешница, примитивное освещение – плошки с маслом. Запах благовоний и песка вперемешку. Интересно было, кто и зачем придумал такой интерьер. Уж если могли принимать любые формы, так почему же не сделать что-нибудь более комфортное. Не сразу Анна сообразила, что аватарам Безвременья не нужна ни горячая вода, ни электрическое освещение.

– Сайн, ты еще здесь? – позвала она.

– Да, – выступил тот из теней, проявляясь, как изображение на фотобумаге, постепенно, по деталям. – Слушаю тебя.

– Что будет, если мы категорически откажемся?

– Я дам вам время подумать еще. Пока ты не согласишься, или пока не изменятся обстоятельства.

– Практично, – усмехнулся Вадим.

– Сайн, оставь нас, пожалуйста… мы хотим подумать, – улыбнулась Анна. – А еще мы хотим есть, пить, и чтобы нас никто не тревожил. Это не слишком сложно?

– Нет, конечно, – слегка поклонился красавец, уже тая в воздухе. – Если я понадоблюсь вам, то позови…

После того, как он исчез, Анна отправилась к столу, где находился привычный уже набор кушаний, налила сидра в кружку, выхлебала залпом примерно половину, закусила ломтем хлеба из муки грубого помола. Аппетит у нее не пропадал даже во время гриппа, что уж там говорить о подобных ситуациях. Хотя что там говорить – предложения всемогущества и исполнения всех желаний случались не каждый день. Оба полуночника постепенно приобрели вполне живой вид, без недавней хрупкой наледи страха во взоре, и присоединились к дегустации сидра.

– Ну и что будем с этим делать? – спросила она, прожевав. – Старая сказка на новый лад, в общем-то. Всем им что-то надо, и отпускать нас даром не хотят. Еще и многопартийность придумали… в рамках одной личности, блин! У нас это называется шизофрения. То есть, мы мало что попали в большую задницу, так еще и в чокнутую…

– Ты точно не собираешься соглашаться, госпожа моя? – недоверчиво спросил Серебряный.

– Вот дурак, – засмеялась Анна. – Точно не собираюсь…

– Что ж, могу предположить, что будет дальше, – судя по всему, Флейтисту было не до смеха. – Сколько-то нас продержат здесь. С комфортом, наверное, хотя и обратное не исключено. Потом на смену этой аватаре придет другая, из другой партии, если выражаться таким образом, или просто имеющая другие цели. На этом комфортные условия закончатся и начнутся другие способы добиться желаемого. Наихудшим для нас будет прямой контакт с партией борющихся за выход вовне…

– Слушай, а если я соглашусь? – спросила после паузы Анна. – Не на эту клюкву, а вот… впустить их. Что будет? Скажи уж мне прямо, ты обещал.