Текст книги "Черный Истребитель"

Автор книги: Татьяна Апраксина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)

– Вылезай. Отсюда пойдем пешком.

– На кой? – не поняла Танька.

– Ну, куда мы теперь на ней поедем? Прицепится первый же гаишник.

Пешком идти не хотелось. Даже поняв всю уязвимость дешевой машины, не предназначенной для погонь и обстрелов, вне ее она чувствовала себя незащищенной.

Зато страшное предчувствие как рукой сняло.

Саша перекинул через плечо свою спортивную сумку, отряхнул куртку. Носовым платком тщательно протер руль, приборную панель, стекла. С разбитыми стеклами и простреленной задней дверью машина выглядела печально, но еще грустнее было бросать ее у дороги, как использованный носовой платок. Танька надела перчатку и украдкой погладила машину по капоту. «Извини, девочка. Может, со следующим хозяином тебе больше повезет…»

До МКАДа идти оказалось долго, но Саша не разрешил голосовать проезжающим мимо редким автомобилям.

– Саш… – спросила Танька, вспоминая недавнюю погоню. – А почему ты не стрелял?

– А ты когда-нибудь пробовала вести машину и стрелять? – Саша посмотрел на нее косо и насмешливо.

– Нет. Я и машину-то водить почти не пробовала.

– Ну вот поверь, что можно или вести, или стрелять. Это только в кино все получается хорошо и весело.

– А почему ты мне пистолет не дал?

– А толку?

– Ну, может, я попала бы?

– Ты бы попала максимум в лобовое стекло. И им сразу стало бы удобнее стрелять, – чуть улыбнулся Саша. – Зачем нам такие радости?

– Саш, а кто их остановил? Скиннер?

– Скиннер же не рояль в кустах? – вопросом на вопрос ответил Саша и надолго замолчал, видимо, тоже озадачившись этим вопросом.

– Это машина Маршала… – задумчиво сказала Танька спустя минут десять.

– Уверена?

– Не знаю. Марку и номера я не увидела, конечно. Но у него такая же была.

– И откуда он там взялся так быстро и удачно? – задал еще один вопрос окружающему пейзажу Саша.

Танька задумалась. Ей все больше казалось, что она попала в какое-то реалити-шоу. Что все это заранее спланировано, а все роли расписаны и отрепетированы заблаговременно. Этим наблюдением она поделилась с Сашей. Тот долго молчал, монотонно меряя метры асфальта широкими шагами.

– Есть такое дело, – проронил он, скорее себе или асфальту под ногами.

– Ну и кто у нас достаточно крутой, чтобы организовать такое шоу?

– А кто у нас способен внушить мне поехать именно в Люблино? Кто способен точно просчитать время, в которое мы там окажемся и по какой дороге поедем обратно? Господь бог и его архангелы?

– Саш, а кто был способен свести нас вместе? Кто подсказал мне пойти в то агентство, я уж его названия и не помню, кто подсказал Николаичу позвонить тебе?

– Никто. Или это все одна сплошная Матрица. Веришь в Матрицу?

– Не-а, – улыбнулась Танька.

– Вот и я не верю. Только совпадений действительно многовато.

– Угу.

– Вот тебе и «угу»! – довольно зло сказал Саша. – Полная чертовщина и ничего больше. Еще не хочешь умотать отсюда подальше?

– А Скиннер? Выловит же.

– Ну, все эти жучки-телефоны, на самом деле, не проблема. Скорее так, игра. Чувство юмора у него такое. Нетривиальное. Или они там в своей лаборатории совсем с ума посходили и играют поперек всех обычных правил…или мы уже давно лежим под каким-нибудь препаратом, и все это нам снится.

– Это еще почему?

– Да потому что не делают так! Нужен тебе человек – берешь его, и все. А не отпускаешь скакать по городу и попадать в такие вот засады. Ну, грохнут нас. Что, ему за это премию дадут? Звездочку на погоны? Да нет, наверное, если главный всего этого проекта не законченный псих…

– А если все это нарочно? Если это игра на выживание? – осенило Таньку. – Если им нужны не просто все подряд, а только способные барахтаться?

– Это российские спецслужбы или игра «Последний герой»? – задал резонный вопрос Саша.

– Не знаю… Но больше похоже на игру.

Саша остановился, плюнул себе под ноги.

– А я не желаю! Не желаю играть в такие игры! Да! Вот такой вот я слабонервный псих, исключите меня из шоу! – заорал он на всю улицу.

– Не поверят, – улыбнулась Танька. – Не напрягайся.

Саша покивал, вздохнул:

– Да и я боюсь, что не поверят. А жаль. Знаешь, чего еще я боюсь?

Танька удивленно подняла брови. Саша и слово «бояться» у нее в голове как-то не увязывались. Опасаться он мог. И осторожность проявлять. Но бояться – едва ли.

– Чего?

– Того, что нас заставят играть в этом шоу всерьез. Действительно на выживание. Не такими гуманными методами. И это уже будет не так забавно.

– Да чего забавного-то? – не поняла Танька.

– Ну, подумай. В нас стреляли. Две обоймы. А попали? Ну, хоть по шинам? Хоть случайно? Это ж просто снайпер какой-то был. Мастер. Стрелял-стрелял и ни разу нечаянно по шинам не попал. И по нам не попал. И в бензобак не попал. Фе-но-мен!

Танька поежилась под курткой. Действительно, в такой интерпретации все выглядело более чем странно и нарочито. И она уже жалела, что завела разговор на эту тему. К слишком печальным выводам пришли они за пару минут.

– А может, это снайпер Маршала. А Маршалу нужно узнать про камеру. Вот он так и стрелял…

– Тоже вариант, конечно. А «волга» – кто-то, кому нужно нас прикрывать. Кому? Скиннеру. Опять получается реалити-шоу, хоть ты застрелись! Только игроков, которые не в курсе, уже две группы.

– Хрен редьки не слаще, – констатировала Танька. – Давай не будем тянуть кота за хвост. Давай быстро найдем Маршала, шлепнем его и.. и все.

– И в лабораторию?

– Ну, после этого игры-то закончатся, да? Ведь там уже не будет смысла устраивать такие шоу, не смоемся мы от них.

– А тебе туда хочется? – посмотрел на нее в упор Саша. Танька помедлила. Чем дальше, тем меньше ее прельщали картины «пребывания среди своих». И любой райский угол за высоким забором и колючей проволокой. За пару последних суток она вдруг поняла, сколько в жизни хорошего и настоящего, причем без этой самой ограды. Нужно только набраться смелости быть. Быть собой. На полную катушку. И – все.

– Нет, – сказала она твердо. – Не хочется.

– И какие у нас альтернативы?

– Разогнать машину по шоссе и въехать в столб, если попробуют тормознуть, – невесело усмехнулась Танька.

– И – обратно? – как-то странно, слегка мечтательно спросил Саша.

– Куда – обратно? – в очередной раз не поняла его Танька.

– Туда. Назад. Понимаешь? – с шальной улыбкой спросил Саша, с громким шлепком опуская ладони ей на плечи.

– А… можно? – растерялась Танька.

– Можно. Совершенно точно – можно! Просто нужно очень хотеть!

– Ну вот! – рассмеялась во весь голос Танька, шлепая его в ответ по плечам. – Все. Пропал для общества его бесценный член!

– Эээ… подруга, ты это о чем? – Саша сделал большие круглые глаза и смешно похлопал ими. Танька сообразила, что сказала и засмеялась, уже вовсе складываясь пополам. Отсмеявшись, она растерла пылающие от хохота и смущения щеки перчаткой, покосилась на Сашу. Вид у того был счастливый и необычайно довольный жизнью.

– Ты чего? – спросила она.

– Да я же всю жизнь мечтал узнать… точно, твердо узнать, что там… за крышкой гроба что-то есть! Что-то настоящее. Не такое… – Саша махнул рукой, показывая на индустриальный пейзаж.

– Дурак, – коротко и зло сказала Танька, отворачиваясь.

– Почему?

«Потому что возвращаться стоит, только чтобы все изменить…», – хотела сказать Танька, но поняла, что не сможет внятно объяснить это тому, кто сам пока не понял.

– Потому что там не только все такое… настоящее. Там еще и калечат… по-настоящему. И убивают неугодных. И раскатывают под ноль свои же многомиллионные города, которые не желают жить по воле Императора. И убирают своих – чтобы не смели сомневаться.

– А здесь всего этого нет? Если ты не сталкивалась – значит, нет?

– И чего тогда тебе здесь не хватает?

– Неба, – коротко и легко ответил Саша.

Танька вздрогнула. Она сама могла бы ответить именно так. Ей с детства не хватало неба. Настоящего неба, с которым можно слиться.

– А что ты в летчики не пошел? – упрямо спросила она, просто ради спора.

– Зрение не то, – развел руками Саша.

– Да ну? – удивилась Танька. – А по виду и не скажешь.

– Линзы, слыхала про такое изобретение человечества? – улыбнулся Саша, постепенно пряча с лица мечтательное выражение.

– Ну, я не видела, чтоб ты с ними возился… Их же снимать надо, всякое такое…

– Линзы постоянного ношения. Еще одно изобретение прогрессивного человечества.

– Ну так что, пойдем, прыгнем с моста и отправимся туда? – подколола его Танька.

– Обязательно. Только сначала – Маршал. Есть такие вещи, которые не прощают ни здесь, ни там. Согласна? – внимательно посмотрел на нее Саша.

Танька кивнула. Жизнь была прекрасна и удивительна. И то, что ей можно было распоряжаться по своей воле, было прекрасно. Не слушать никого, не верить никому – действовать только согласно своим представлениям о мире. И пусть мир не соглашается – это уже, собственно, не важно, если не цепляться за необходимость жизни именно в нем.

Веселая и пьяная от этого веселья, в котором было все что угодно – сумасшествие явное, а не приписываемое ей врачами, последняя степень отчаяния, вдруг переходящая в свою противоположность, в первый раз появившееся ощущение свободы от всего, что так доставало ее всю жизнь – Танька шла по асфальтовой дорожке рядом с Сашей. И не было больше сомнений и страха, и голос рассудка – мнения родителей и врачей, знакомых и газет, который всю жизнь грыз висок дотошным червяком, – вдруг заткнулся.

Ловить машину на МКАДе – не самое простое занятие, но им повезло с первого раза. То ли дело было в Танькиной уверенности в том, что сейчас их отвезут куда нужно, то ли в том, что они не собирались торговаться – но белая «девятка» покладисто перестроилась и отправилась в нужном направлении. «Черный, серый, белый» – подсчитала забавную подборку машин Танька. Ехали в Лыткарино. Возможно, квартиру уже вычислили – но это могло оказаться и к лучшему. В условиях непонятно кем затеянного реалити-шоу можно было переть дуром.

Но нет – оказалось, что или никто о квартире не узнал, или постарался этого не демонстрировать. Все было в порядке – ни «дежурного» у подъезда, ни признаков обыска.

Квартира оказалась достаточно уютной, хотя видно было, что постоянно в ней никто не живет. Диван, два раскладных кресла, длиннющая стенка с книгами, стол – вот и вся мебель. Все было подобрано более-менее в тон: песочный, темно-зеленый, серый. И было очень тепло – батареи грели вовсю. Танька кинула на пол в прихожей сумку и отправилась в ванную, которая прямо-таки ослепила ее своей чистотой и напугала неумолимым светом как минимум двухсотваттной лампочки. В свете этой зловредной лампочки Танька выглядела совсем трупом, о чем ее немедленно поставило в известность огромное – в половину стены – зеркало. Танька скорчила зеркалу рожу, зеркало презрительно сморщилось в ответ.

После получаса под горячим душем Танька уже не смогла различить себя в зеркале – в ванной ничего не было видно из-за клубов пара. Это ее устроило куда больше. Голова кружилась – дышать было нечем, но зато пришло любимое ощущение чистой до скрипа кожи. И относительное спокойствие в мыслях.

На кухне ее ждал ставший уже привычным горячий крепкий кофе и насмешливый Саша, улыбающийся уголками губ при взгляде на розовую от пара Танькину физиономию.

– Сам енот. Сам полоскун, – она с удовольствием вдохнула запах и изрядно отхлебнула из кружки.

Саша только хмыкнул.

– Что мы будем делать в ближайшее время?

– Поедем к одному хорошему человеку.

– На чем поедем?

– На попутке. А оттуда, если повезет – уже на своих колесах.

– А потом?

– Потом – посмотрим. Либо по одному интересному адресу, либо будем спать.

– По какому еще адресу?

Саша загадочно прищурился. Танька швырнула в него крекером. Саша поймал крекер на лету и засунул в рот.

– По тому адресу, по которому ездит иногда тот, из Люблино.

– Ты еще и адрес узнал? И молчал!

– Ну, могут у меня быть маленькие секреты, из которых получаются маленькие сюрпризы?

Танька опустила голову на руки, потерла ладонями вдруг онемевшие щеки. Все могло получиться уже сегодня. Долгожданная встреча Маршала с пулей. Смысл ее кривой и нелепой жизни. А что потом? Пуля в собственный висок и дорога куда-то на тот свет? Лаборатория Скиннера? Что-нибудь еще? Вопросы без ответов.

Через час они уже ловили машину на знакомой по прошлой поездке улице. Повезло далеко не сразу, но наконец кто-то согласился отвезти их в Люберцы. Танька загадала, что цвет машины будет знаком. Та оказалась красной. Точнее, вишневой. Какая-то иномарка, точнее Танька определить не смогла. Но цвет ей не понравился. Кровь. Он напоминал кровь.

Водитель высадил их на въезде в город, и Саша повел Таньку куда-то в гаражи, потом велел постоять за одним из гаражей. Сам же несколько раз свернул и окончательно исчез за очередной постройкой, взяв перед этим у Таньки штуку баксов. Не было его долго – целых три сигареты и десяток сеансов прыжков на месте. Потом вдруг возле нее остановилась, подъехав бесшумно, какая-то машина, распахнулась дверца. Танька испуганно отпрыгнула на метр назад, ударилась спиной о железную стену и матерно выругалась, увидев на водительском месте улыбающегося до ушей Сашу.

– Экая ты пугливая…

– Лучше быть пугливой, чем мертвой, – мудро ответствовала Танька, усаживаясь в салон. Воняло в нем так, словно там проводили чемпионат по курению в замкнутых помещениях. И вообще машина выглядела так себе. Что-то такое советское и модели «пикап», явно видавшее лучшие годы. Но когда Саша стронул ее с места, и машина бесшумно и плавно не поехала – покралась по заснеженным выбоинам дорожки, Танька поняла, что ошиблась. Кто-то тщательно поработал над начинкой, оставив в покое салон и краску на кузове.

– Куда теперь?

– Сначала в супермаркет, потом домой, отдыхать перед финальным аккордом. Я надеюсь, что финальным.

– Может, сразу поедем?

– Нет уж, – Саша упрямо помотал головой. – Я не железный. Я уже засыпаю на ходу. Это не дело – ехать в таком состоянии. Ночь уже… спать пора.

– Спать надо днем. Саш, ну его, твой супермаркет. Поедем сразу домой.

– В чем дело?

Танька пожала плечами.

– Не знаю. Не езди туда. Пожалуйста…

– Хорошо, – коротко кивнул Саша, выезжая на шоссе. – Как скажешь.

Обратная дорога заняла от силы минут двадцать – к ночи шоссе опустело. В «круглосутке» неподалеку от дома Саша купил какой-то еды, потом припарковал машину у подъезда, недовольно покачал головой. Окна квартиры выходили на противоположную сторону, но поставить машину там было нельзя – дом стоял на углу улицы, и дорога проходила прямо под окнами первого этажа.

– Сигнализации нет? – догадалась Танька.

– Нет. Вернее, есть, но совсем паршивая.

– Ну, будем надеяться, что никто на эту колымагу не позарится.

– Не люблю надеяться, – буркнул Саша, захлопывая и запирая дверь машины.

Они поднялись и почти тут же, не сговариваясь, симметрично повалились в кресла.

– Да-а-а-а… Денек, – сказала Танька, затягиваясь сигаретой и оглядываясь в поисках пепельницы. – Ехали, стреляли, машину потеряли, новую достали. Ты мне еще будешь говорить, что жизнь не похожа на голливудский боевик?

– Буду. Если бы не этот паршивый Скиннер, она и вовсе была бы на него не похожа. Потому что мы действовали бы совсем по-другому. Умнее и осторожнее.

– Как, например?

– Элементарно. Наняли бы человека по маршалову душу. Легли бы на дно. Посмотрели бы, продолжит ли кто его дело. Если нет – мирно всплыли бы где-нибудь через годик.

Танька смяла бычок, с недоумением разглядывая знакомую уже Сашину физиономию. Потом до нее дошло.

– Саш. А почему ты вдруг говоришь так, словно собираешься делать все это вместе со мной? Или я ошибаюсь?

Саша склонил голову набок, внимательно посмотрел на Таньку, потом склонил голову к другому плечу, взглянул еще раз. В этом жесте Танька узнала мягкую пародию на свою любимую манеру. Потом Саша пристально посмотрел ей в глаза.

– Саша… – Танька попыталась просочиться через обивку кресла куда-то внутрь. – У тебя же девушка… и все такое…

– Наивное дитя Чукотки. Откуда у меня девушка при моем образе жизни? – усмехнулся Саша, но глазами все так же удерживал ее взгляд. Танька не могла отвернуться, как ни хотелось – словно две ладони аккуратно зафиксировали ее лицо.

– Ну… ты сам говорил.

– Я про тебя говорил, дурочка.

– А теперь это уже похоже на дурную голливудскую мелодраму… – поежилась Танька. – Не шути так.

– Я не шучу. Просто завтра мы поедем делать важное для обоих дело. Что будет потом – писано вилами на воде. И я хочу, чтобы ты знала все, как есть. Чтобы решать.

– Что решать?

– Чего ты хочешь потом.

– Саша, – осторожно сказала Танька, чувствуя, что в ней борются два весьма противоречивых желания – прекратить сцену, как слишком сентиментальную и мелодраматичную, и продолжать ее до бесконечности. – А моего мнения ты спросить не хочешь?

– Я, кажется, предоставил тебе полную свободу выбора… Разве не так? – две невидимые ладони на щеках превратились в тиски, не дававшие ей спрятать, наконец, лицо в ладони.

– Нет, не так. Ты связал мне руки. Я теперь должна буду думать о тебе. Не так, как раньше. А учитывая этот интересный факт.

– Никто тебя не заставляет.

– Ну, разумеется. Я должна наплевать на судьбу человека, который с какой-то стати изволил влюбиться в меня!

– Это не должно определять твое решение.

– Перестань говорить, как компьютер!

– Я говорю, как мне удобно, – отрезал Саша.

– Саша. Я отношусь к тебе как к другу. Как к брату…

– «Я вас люблю любовью брата, и может быть, еще сильней!» – продекламировал Саша.

– Не издевайся. Я не могу быть твоей любимой девушкой.

В голове отчетливо пискнула мысль «Да неужели!», и Танька покраснела до ушей.

– Почему? – все с той же неумолимой компьютерной логикой задал вопрос Саша, и у Таньки не нашлось безупречного ответа.

– Я тебя не люблю…

– Я требую от тебя ответной любви? Налагаю какие-то обязательства?

Танька спасовала. Ей хотелось не найти аргументов. И ей хотелось закрыть глаза на то, что единственное, что привлекало ее в словах Саши – своеобразный резонанс с жесткой и небанальной логикой Герцога. На то, что ей нравилось слушать слова, бывшие отзвуком с того света. Соблазн сдаться был велик. Чувство свободы и близкий по духу, сильный и привлекательный человек рядом. То, о чем год назад она не позволяла себе даже мечтать. Но… это было неправильно, хоть и прекрасно.

Наконец-то она смогла отвести глаза в сторону. Взгляд метнулся по рядам книг на стенке. Здесь была большая библиотека. Много фантастики и фэнтези – почти все она уже читала. Среди темных и темно-пестрых обложек цветовым пятном мелькнула темно-голубая обложка старого, кажется, первого издания Толкина в России. Когда-то ей дали почитать четыре книги, упакованные в единую мягкую обложку наподобие коробки. В отличие от друзей, ее модное произведение совершенно не впечатлило. Но одна сцена…

«Нет», – сказала она себе. – «Я останусь собой, я не куплюсь на желание скрасить одиночество. Если я полюблю его – значит, так тому и быть. Если нет – нет».

– Саша. Если у нас все получится. Если мы окажемся живы и здоровы. В лаборатории или еще где-то. Тебе придется ждать – и я не обещаю, что ты дождешься. Понимаешь?

Голос рассудка шептал в ухо: «Идиотка, где еще ты найдешь такого парня?», – но Танька велела ему заткнуться. Никакого больше здравого смысла. Никакого больше предательства себя самой.

Никогда.

Саша кивнул.

– Каждый раз, когда я думаю, что ты – все-таки довольно обыкновенная девица, ты откуда-то берешь силы удивить меня. Видела бы ты сейчас свое лицо…

– А что у меня было с лицом? – встряхнула волосами Танька.

– В тебе как будто два человека. Один поверх другого. И тот, что глубже, мне нравится в сотню раз больше.

– Кто ты такой, чтобы я думала о том, что тебе нравится? – голос был чужой, тяжелый и неподатливый. Словно в ранней юности, когда, просыпаясь, она не могла сказать ни слова по-русски, а потом слова приходили, но были вот такими вот – холодными и пластилиновыми.

– Я сказал – будь такой? – удивился Саша. – Я просто высказал свое мнение.

Танька прикрыла глаза, чувствуя, что лицо будто переплавляется под натиском чего-то изнутри. Застывали сталью скулы, и губы сводило в жесткую прямую черту. Ей не хотелось этого изменения, но ничего поделать было нельзя. Каждое слово, каждая мысль вели ее к какому-то перерождению. А то, что должно было родиться, ее уже почти не пугало – слишком мало оставалось ее прежней. Да, собственно и имело ли смысл делить на себя прежнюю и нынешнюю? Сколько-то лет она была просто маленькой девочкой, сколько-то лет она была коконом, в котором в муках из гусеницы превращалась в бабочку. А теперь кокон готов был лопнуть, но ведь гусеница и бабочка – одно существо…

– Спать, – коротко приказала она. – Нет, погоди. У тебя есть запасной пистолет?

– Да.

– Дай мне.

Саша не стал спорить – но это Таньку не удивило, это было само собой разумеющимся. Он полез в бар, оказавшийся на поверку сейфом, и достал тяжелую и опасную даже на ощупь игрушку из вороненой стали. Очертания ей уже были знакомы – «Дротик». Родной брат того, которым сколько-то дней назад Саша пытался напугать ее.

– Любимая модель? – спросила она, взвешивая на руке пистолет.

– Пожалуй. Полный автомат. Стреляет очередями по три выстрела, но дуло вверх не уходит. Двадцать четыре патрона в магазине. Хорошее оружие для обороны. То, что тебе и нужно.

– Спасибо.

– Будешь благодарить, если он тебе никогда не пригодится, – подмигнул Саша.

– Надеюсь. Все. Спать.

Танька сама разложила свое кресло, укрылась с головой пледом. Пистолет она положила под подушку – не потому, что опасалась чего-то, а просто потому, что хотела привыкнуть к нему. Сделать его своим. Нужно было успеть сделать это до того, как он ей понадобится. А что такое время наступит – она не сомневалась. Наступит. И очень скоро.

Почему-то это ее уже совершенно не пугало. Ее уже ничто не пугало, смысл слова «страх» был изучен, постигнут и отброшен за ненадобностью.

Ночь пролетела за одно мгновение: вот она положила ладонь под голову, устраиваясь в узком кресле – и вот уже в лицо вцепляется тусклый и от того особенно противный свет зимнего дня. А который же день пошел – впервые за все время задалась вопросом Танька, но не смогла подсчитать.

– Саша! – крикнула она куда-то в область кухни. – Какое сегодня число?

Саша, оказывается, стоял неподалеку от нее – у окна.

– Восемнадцатое ноября.

Танька прикинула – сегодня был тринадцатый день ее приключений. Еще и двух недель не прошло. Ничего себе!

– Когда мы поедем?

– Днем. Часам к пяти.

– А почему не ночью?

– По тому адресу, который я узнал – обычная квартира в новостройке. Зачем шуметь, когда вокруг больше всего людей? А днем две трети – на работе.

Расчесывая волосы, Танька вдруг поняла, что хочет узнать этот адрес. И спросила. Саша назвал адрес – не интересуясь, зачем ей это нужно. Следующие полчаса она провозилась, прилаживая под курткой пистолет. Оказалось, что, если затянуть кулиску на поясе, почти килограммовый пистолет спокойно помещается в одном из здоровенных накладных карманов в низу куртки и не оттягивает полу. И даже не бросается в глаза. Мало ли, что у девушки в кармане. Может, шапка, может, пакет чипсов.

А доставать его было весьма удобно. Липучка на кармане расклеивалась одним рывком – другая рука опускалась вниз и удобно ложилась на рукоять. Саша посоветовал ей, если получится, не поднимать руку, а стрелять от пояса. Прямо перед собой. В живот или в ноги попадет – вполне достаточно.

Танька уселась в кресло, закинув ноги на спинку, прикрыла глаза. Пистолет в кармане. Деньги – почти еще нерастраченные – в сумке. Свежий ветер в голове. Вот и все ресурсы. Да, драться она не умеет. Не знает, где можно запросто купить машину. У нее нет ни друзей, ни знакомых. Только Саша. Не выйдет из нее героини крутого боевика. Но не в этом счастье.

Счастье – это всегда и везде действовать по-своему.

До отъезда оставалось часа три. Танька слопала банан и пару яблок, залив их йогуртом и утрамбовав почти литром кофе. Попробовала читать. Буквы расплывались перед глазами, на месте не сиделось. Ощущение было странным – с похожим она собиралась когда-то в Москву, получать наследство. Позади все было знакомо – дом, родители, приятели. Впереди – полная неизвестность, еще не рассчитанная и не определенная, и поэтому как бы отсутствующая в текущей реальности. И казалось очень важным сократить период ожидания, заняться хоть чем-нибудь. А гитара где-то потерялась, Танька даже не могла вспомнить – где именно. Где-то в интервале времени от Люблино до второго приезда в Лыткарино. Но где? В расстрелянной машине осталась? Или забыли в попутной?

Может, внизу, в «пикапе» оставили? Хорошо бы. Гитара так себе – но ведь боевая подруга же.

Наконец Саша скомандовал: «По коням!» Они собрали вещи – неизменную Сашину спортивную сумку, о содержимом которой Танька только догадывалась, рюкзак. Танька погладила через карман рукоять пистолета, встряхнула курткой так, чтобы рукоять не выпирала.

Таньке показалось, что машина стоит на добрых полметра левее того места, где ее оставили вчера. Но выпавший за ночь снег вокруг был нетронут, и она решила, что ей померещилось – от волнения. Хотя вроде трудно спутать – вчера стояла так, что дерево было ровно по центру капота. А сегодня это дерево находится ровнехонько перед левой фарой. Глупости. И деревья не ходят, и машины над землей не летают.

Минут через пятнадцать Танька осознала, что хочет посетить туалет. Настоятельно так хочет. Помявшись, она сообщила об этом Саше. Тот воспринял проблему, как саму собой разумеющуюся.

– Потерпи пять минут, сейчас к «Макдональдсу» свернем. Там есть кабинки.

Саша остановил машину не на парковке, а метрах в ста от «ресторана». Танька вышла, огляделась… Оставив рюкзак в машине, она пошла к «Маку», стараясь не спешить. С ее точки зрения бежать, сломя голову, к туалету было несколько неприлично. Вернее, с точки зрения ее матери – но это было крепко въевшимся в голову убеждением.

Пришлось отстоять очередь в лице трех теток, почти не помещавшихся в тесном помещеньице. Судя по их фигурам, им не стоило питаться в «Макдональдсе». А ресторану стоило позаботиться об отдельном помещении для столь крупных клиентов – сами по себе объемы их талий и бедер были лучшей антирекламой «прекрасно сбалансированной» продукции. У Таньки даже пропало желание купить в дорогу пакетик картофеля фри.

Она успела только спуститься вниз со ступенек, когда где-то слева громыхнуло, а через секунду ударило в лицо горячим воздухом. Взвыли сигнализации припаркованных машин. Кто-то истошно завопил над ухом – противным, надрывным бабьим голосом.

– Ой, что делают-то…

Танька повернула голову. Зарево пожара было видно издалека. И Таньке не понадобилось подходить ближе – туда, к полыхавшему на обочине – чтобы узнать, чья это была машина. Она огляделась, ища глазами Сашу среди собиравшейся у места происшествия толпы.

Не меньше минуты ей понадобилось на понимание – Саша не выходил из машины. Он остался там.

Было совершенно ясно, что он мертв. Уцелеть в подобном взрыве было невозможно.

Что в машине остался рюкзак, на дне которого лежали деньги, а в кармане – ее почти годный паспорт на имя гражданки Розенберг, Танька вспомнила несколько позже. Когда обнаружила себя расплачивающейся – пятнадцать рублей – за маршрутку до Москвы. В кошельке лежало еще двести долларов и порядка пяти тысяч рублей. Немаленькая сумма для уборщицы тети Тани. Смешные гроши для Таньки, которой нужно было добраться до Маршала. Ее счет вырос вдвое.

Одиннадцать тысяч рублей и пистолет с полной обоймой – двадцать четыре патрона. Сомнительные навыки стрелка. Неопределенная компания, ухитрившаяся подложить в машину какое-то взрывное устройство.

И еще Скиннер где-то на горизонте.

Просто обалдеть!

Танька обнаружила, что стоит возле метро и хохочет на всю улицу. Кто-то оглянулся на нее – Танька поймала почти равнодушный взгляд, которым москвичи скользили по различным странным субьектам, встречавшимся им на пути. Взять себя в руки оказалось легко. На те тридцать секунд, которые она оглядывалась вокруг, пока ее взгляд не натолкнулся на вывеску «Макдональдса».

У нее еще хватило сил задержать тошноту на те несколько шагов, которые понадобились, чтобы зайти за палатку с мороженым. Там ее вывернуло почти наизнанку.

Рвота помогла. В голове чуть-чуть прояснилось. По крайней мере, смеяться во весь голос уже не хотелось. Она купила бутылку минералки, прополоскала рот и вытерла руки. Куртка осталась незапачканной – повезло.

Танька оценила свои силы. Как ни тянуло ее навестить Маршала, не было никакой возможности сделать это сейчас. Ей нужен был отдых. Возможность обдумать, что и как она будет делать. Один раз она уже поступила импульсивно, позвонив в милицию. Оказалось – никакой пользы, только вред. Второй раз действовать второпях она не могла себе позволить. А советчиков, которые могли бы что-то подсказать, у нее не было.

Примерно полчаса, как не было.

Куда может поехать в Москве человек без документов, чтобы переночевать? Ключей от квартиры в Лыткарино у нее не было – остались у Саши. Ее квартира давно была опечатана. Единственная из тех, где они ночевали вместе с Сашей, адрес которой она помнила, была украшена парочкой трупов. Возможно, их давно нашли и забрали, опечатав квартиру. Возможно – нет. Богатое воображение незамедлительно подсказало, на что похожи трупы, пролежавшие дней десять в теплой квартире. На этот раз ее не стошнило – было нечем.

Когда-то у нее был знакомый, который учился в Ветакадемии. Изрядный нытик, Танька не особенно его любила, но сейчас одна из его жалоб пришлась удивительно к месту. Жаловался он на коменданта, который селит в подвластных ему общежитиях кого угодно, «уплотняя» студентов. В том числе – что вызывало особый гнев Вовика – лиц несуществующей, но от этого не менее нелюбимой «кавказской» национальности. За деньги, разумеется.

Отсюда до общежитий было рукой подать. Точнее, четыре остановки автобуса – но это не расстояние.

К корпусам проходили через дыру в бетонном заборе. Видимо, дыра существовала давно, с наружной стороны забора к ней даже провели асфальтированную дорожку, а внутренняя ее часть, без асфальта, выглядела солидно и утоптанно. Посмотрев на стоящие рядом две одинаковые кирпичные башни, Танька выбрала дальнюю.

Около ближней лежал выкорчеванный пень. Это был, на первый взгляд, вполне обычный пень, вот только в надвигающихся сумерках от него несло такой черной жутью, что Таньке немедленно захотелось удрать с территории Академии вообще. Не в первый раз ей попадались места или предметы, которые казались сгустками темного потустороннего кошмара, сродни ожившим мертвецам и прочим вещам, которых не должно было быть в мире живого. Как-то раз на лавочке у подъезда она увидела забытую детскую игрушку, потертого плюшевого медведя. Сначала ей захотелось подцепить его палкой (чтобы не касаться руками) и выбросить в помойку, но медведь оказался сильнее. Черная клякса лизнула ее по груди липким щупальцем, Танька опрометью бросилась прочь от того подъезда и с неделю возвращалась домой другой дорогой.